– Наша любовь – не иллюзия, Линетта, – покачал головой маркиз. – Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой!
      Линетта сжалась.
      – Ты станешь моей женой, любимая? – повторил Дарльстон.
      – Нет! Я не могу! Умоляю тебя, не предлагай мне это!
      – А почему нет? – возразил мужчина. – Ты не должна сердиться на меня – хотя ты имеешь полное право – за то, что я не сразу понял, что то, что мы собирались сделать, не соответствовало, в сущности, нашим желаниям. Мы принадлежим друг другу; ты моя, Линетта! Дело просто в том, что все произошло слишком быстро и я оказался настолько глуп, что не сразу понял, что ты нужна мне не как любовница, но как жена!
      Линетта отняла у него свою руку.
      – Это невозможно!
      – Но почему? Почему ты говоришь так?
      – Потому… Ты занимаешь важное положение в Англии. Ведь у нас, как и во Франции, такие люди, как ты, вступают в брак только с женщинами, равными себе во всем. Ты должен жениться на той, чье положение будет соответствовать твоему.
      – Неужели ты думаешь, что мне нужен такой брак? – спросил с улыбкой маркиз. – Если бы это было так, Линетта, я был бы уже давно женат. Но я оставался холостяком просто потому, что не верил в любовь. До тех пор, пока я не встретил тебя, любовь моя, – добавил он после небольшой паузы.
      Линетта отошла от него и остановилась у окна.
      – Я хочу быть твоей женой, потому что я люблю тебя… я желаю этого всем сердцем… Но… это невозможно… никак невозможно!
      – Почему?
      – По одной причине, – ответила Линетта. – Я даже не знаю имени своего отца.
      Маркиз подошел к ней.
      – Как это может быть? Ты хочешь сказать, что Фалейз – девичья фамилия твоей матери?
      Линетта утвердительно кивнула.
      – Когда ты сказала, что твой отец – англичанин, мне показалось странным, что у него французская фамилия, – сказал маркиз, – но меня не интересуют твои родители, меня интересуешь ты!
      – Ты не можешь жениться на ком-то без имени, без родных… на девушке неизвестного происхождения!
      Маркиз молчал, и Линетта продолжила:
      – То, что мы можем пожениться при таких обстоятельствах, – это еще одна иллюзия.
      Девушка снова отвернулась к окну, и Дарльстон увидел, что она плачет.
      – Должно же быть какое-то решение этой проблемы, – сказал маркиз, подумав немного. – Ты, кажется, говорила, что едешь в Париж, потому что умерла твоя гувернантка, на чьи сбережения ты жила после смерти матери.
      – Да, так оно и было, – согласилась Линетта.
      – Ты говорила еще, что при жизни твоя мать получала какие-то деньги от душеприказчиков твоего отца.
      – Нет, деньги присылали из банка в Оксфорде, – сказала Линетта. – Клерк привозил их нам каждый квартал.
      – А после того, как умерла твоя мать, откуда тебе стало известно, что денег больше не будет?
      – Мы получили письмо, – сказала Линетта.
      Спускаясь вниз, она захватила с собой свою сумочку, в которой лежали все ее деньги, паспорт и то письмо, которое она достала из стола mademoiselle по ее указанию.
      Линетта так часто перечитывала его, что знала почти наизусть.
      В письме говорилось:
 
      «Ввиду кончины миссис Ивонны Фалейз сим уведомляем вас, что выплата ежеквартальной суммы прекращается с двадцать пятого сентября лета 1867 с Рождества Христова.
      С уважением, Герман Клегг, секретарь».
 
      Это было все.
      Линетта развернула письмо и передала его маркизу.
      Дарльстон стал его читать, и вдруг его лицо словно окаменело.
      Линетта, испугавшись его неподвижности, робко спросила:
      – Что… что случилось?
      Когда маркиз заговорил, Линетта еще больше испугалась: таким тоном он разговаривал с ней впервые.
      – Собирайся в дорогу и прикажи прислуге упаковать твои вещи.
      – О чем ты говоришь? Зачем? – слабо запротестовала Линетта. – Куда ты хочешь отвезти меня?
      – В Англию, – резко ответил маркиз. – Мы должны узнать, кто был твоим отцом.

* * *

      Девушка тщетно пыталась понять, зачем маркиз берет ее с собой и почему он вдруг стал совсем другим человеком, нисколько не похожим на того, кто так настойчиво просил ее стать его женой.
      – Разве в этом письме говорится что-нибудь о моем отце? – спросила Линетта, когда вопреки всем ее протестам они ехали на Северный вокзал.
      – Да, – ответил маркиз, – но пока что я не хочу обсуждать это с тобой.
      – Ты думаешь, что тебе удастся выяснить, кто был моим отцом?
      – Как только я узнаю правду, я, естественно, не буду скрывать ее от тебя, – буркнул Дарльстон. – А до тех пор бесполезно строить предположения.
      После того как маркиз прочитал письмо, с ним произошла перемена. Но Линетта, как она ни ломала себе голову, все же не поняла, какая из нескольких сухих фраз могла его так расстроить.
      Размышляя, девушка припомнила, что письмо было написано на бумаге с тиснением: «Замок Кентербери, Кент».
      По всей вероятности, этот адрес, ничего не говорящий ей, маркизу был известен. Но Дарльстон держался так отстраненно, что девушка посчитала невозможным расспрашивать его о чем-либо.
      Следуя его приказанию, она надела дорожное платье с темной накидкой, поспешно уложила снятое с себя платье в небольшой потертый кожаный чемодан и спустилась вниз.
      У подъезда пансиона их ожидал фиакр, нагруженный сундуками и чемоданами, которые Линетта оставила на авеню Фридлянд.
      Пока девушка собирала вещи, маркиз переговорил с миссис Мэтью. Линетта робко поинтересовалась, что он сказал ей, и услышала в ответ:
      – Я просил миссис Мэтью сообщить священнику, что тебе придется вернуться в Англию по неотложному, семейному делу.
      Что же случилось?
      Вновь и вновь она задавала себе этот вопрос, но ответа не находила.
      На следующий вечер они уже были в Кале и решили остановиться на ночь в небольшом отеле с видом на море.
      Проведя накануне ночь без сна, Линетта ужасно устала, так что она вздремнула в поезде, а в отеле заснула мгновенно, как только ее голова коснулась подушки.
      Когда на следующее утро она встретилась с маркизом за завтраком, по темным кругам под глазами девушка догадалась, что он всю ночь не сомкнул глаз.
      Хотя говорил маркиз с ней в своей обычной учтивой манере, девушка заметила, что он избегает смотреть на нее.
      На пароходе маркиз взял отдельную каюту, но, хотя стоял ветреный день и море было неспокойным, все время провел наверху, расхаживая по палубе.
      Линетта сидела в одиночестве, стараясь не вспоминать, как он был добр к ней, когда по пути во Францию она искала у него защиты от напугавшего ее мужчины в твидовом пальто.
      Зачем он вынудил ее вернуться, ведь у него явно пропало желание поддерживать с ней прежние отношения?
      А она с отчаянием сознавала, что любит его, любит еще больше, чем прежде!
      Стоило ей только взглянуть на него, и сердце у нее разрывалось от мучительной боли; стоило только услышать его голос, и по всему телу у нее пробегала дрожь.
      «Я люблю его! Я люблю его!» – повторяла она.
      Но восторг, блаженство, счастье, переполнявшие ее, когда маркиз поцеловал ее в Булонском лесу, бесследно исчезли. Осталась только грусть, что, помимо разницы в их общественном положении, между ними возникла еще какая-то непонятная, но непреодолимая преграда.
      Одна в каюте, пропахшей машинным маслом и соленым запахом моря, Линетта терзалась неопределенностью. Ей вдруг пришла в голову ужасная мысль, что ее отец мог быть преступником.
      Что, если он совершил что-нибудь страшное, и теперь маркиз везет ее в Англию, чтобы она расплатилась за преступление отца?
      Нет, одернула она себя, такого не могло быть.
      Ее мать всегда говорила об отце как о замечательном человеке, она никогда бы не стала оплакивать кого-то, кто не соответствовал бы ее идеалам и представлениям о том, что хорошо и что дурно.
      Но почему тогда маркиз был так мрачен и угрюм? Почему он больше не говорил ей о своей любви, не просил выйти за него замуж?
      Все было слишком сложно и запутанно, чтобы Линетта могла найти какое-то объяснение.
      Девушка все больше и больше погружалась в уныние. Становилось все труднее сдерживать слезы, а боль в груди возрастала с каждым разом, когда маркиз приближался к ней.
 
      Когда они прибыли в Дувр, шел дождь, небо заволокло тучами, и Линетта с горечью подумала, что красота и солнце Парижа померкли навсегда.
      Что ж, ей придется столкнуться лицом к лицу с реальностью и принять жизнь такой, какова она на самом деле.
      «Господи, не дай нам обнаружить что-нибудь ужасное про папа, – шептала она. – Пусть он будет честным, благородным, прекрасным человеком, каким я всегда его считала».
      Они снова сели в поезд. Этот способ путешествия был куда более быстрый, чем путешествие в почтовой карете.
      Разговор между ними не клеился. Маркиз поинтересовался, удобно ли она сидит, не проголодалась ли, – и все.
      Они были в купе одни, и по временам Линетту охватывало безумное желание броситься в объятия Дарльстона и умолять его успокоить ее, сказать, что она ему по-прежнему дорога.
      «Что на свете еще имеет значение, кроме нашей любви», – хотелось ей сказать маркизу.
      В отчаянии Линетта жестоко корила себя за то, что, отказавшись от счастья, обрекла себя до конца дней на одиночество и тоску.
      «И почему я была так глупа? – говорила она себе. – Почему я не приняла то, что посылала мне судьба, и не удовольствовалась этим?»
      Но тут она вспомнила о таинственной и чудесной близости с матерью в церкви и осознала, что ее счастье с маркизом в маленьком домике у Елисейских Полей долго бы не продлилось.

* * *

      Дело шло к вечеру, когда маркиз достал из жилетного кармана золотые часы и, взглянув на них, сказал:
      – Прибываем через десять минут.
      – Куда? – в волнении спросила Линетта.
      – В Кентербери, – ответил он.
      Так вот куда они ехали – в замок, чтобы найти мистера Германа Клегга. Он должен был знать ее отца.
      Тысяча вопросов готовы были сорваться с ее уст, но маркиз держался так холодно и недоступно, что Линетте оставалось лишь наблюдать за ним.
      Когда на вокзале в Кентербери они вышли из поезда, их уже ожидали несколько человек прислуги. По всей вероятности, маркиз отправил телеграмму перед тем, как они в Дувре сели на поезд.
      – Ландо для багажа уже здесь? – осведомился Дарльстон.
      – Да, милорд, экипаж ждет. – Неподалеку стояла удобная карета, запряженная четверкой лошадей.
      Маркиз молча сидел в углу, с отсутствующим видом наблюдая за мелькавшим за стеклами кареты пейзажем.
      Немного погодя Линетта осмелилась спросить:
      – Куда мы едем?
      – Ко мне домой.
      – Ты живешь недалеко от Кентербери?
      – Да, – кратко ответил Дарльстон. Наконец карета выехала на тенистую дубовую аллею и остановилась у величественного вида замка из серого камня.
      Тем же холодным, отчужденным голосом, каким маркиз обращался к Линетте во время их путешествия, мужчина произнес:
      – Жди меня здесь, в карете, Линетта. Мне нужно разобраться кое в чем. Как только я все выясню, тут же вернусь и объясню тебе многое из того, что тебя смущает и беспокоит.
      – Поступай как знаешь, – тихо ответила девушка.
      Подскочивший лакей услужливо открыл дверцу, и маркиз вышел из кареты.
      Затем Дарльстон дал какие-то инструкции кучеру, карета тронулась с места и покатила по широкой усыпанной гравием дороге, пролегавшей вокруг замка.
      Обогнув замок, лошади остановились. Линетта опустила стекло и увидела вдали цветущие сады, а внизу за ними озеро. Теплый весенний воздух нежно овевал ее лицо. Девушка медленно и глубоко вдохнула, надеясь, что весенняя свежесть успокоит ее и поможет собраться с мыслями.
      А маркиз в это время входил в просторный мраморный холл замка.
      – Рад вашему возвращению, милорд, – поприветствовал его дворецкий, забирая у маркиза шляпу и перчатки. – Мы не ждали вас так скоро.
      – Я знаю, – кратко сказал Дарльстон. – Где мистер Клегг?
      – Я полагаю, в конторе, милорд. Сказать ему, что вы желаете его видеть?
      – Не стоит, я разыщу его сам, – на ходу бросил маркиз.
      Дворецкий озадаченно посмотрел ему вслед. Такой резкий тон был не свойствен маркизу. Вдобавок он не справился, как обычно, о здоровье обитателей замка, как осведомлялся всякий раз по возвращении.
      По широкому коридору маркиз решительно направился в контору управляющего, находившуюся в дальнем его конце, в которой работал мистер Клегг, личный секретарь маркиза.
      Герман Клегг был немолодым мужчиной, служившим еще у отца маркиза. Все управление замком и другой собственностью семьи осуществлялось им.
      – Какой сюрприз, милорд! – воскликнул Клегг, когда маркиз вошел в контору. – Мы полагали, что вы будете отсутствовать несколько месяцев.
      – Я и сам так думал, – ответил Дарльстон, – но я вернулся, чтобы попросить вас объяснить мне это.
      Он достал письмо, которое забрал у Линетты, и положил его на стол.
      Мистер Клегг быстро пробежал его глазами.
      – Оно подписано вами, – сказал маркиз. – Я хочу знать, кто распорядился отправить его.
      – Это было распоряжение ее милости, милорд. Она продиктовала мне письмо, а я только отправил его в банк в Оксфорде с просьбой передать это письмо заинтересованному лицу.
      – Это все, что вам известно?
      – Все, милорд.
      Маркиз забрал у управляющего письмо.
      – Ее милость у себя?
      – В настоящий момент, милорд, она в замке. Она заехала навестить миссис Бриггс, домоправительницу, которая, как известно вашей милости, не совсем здорова. Ее милость прибыла полчаса назад и, должно быть, еще находится у миссис Бриггс.
      – Попросите ее милость немедленно зайти в Белую гостиную.
      – Слушаю, милорд.
      Маркиз резко повернулся и вышел. По пути в Белую гостиную он подумал: как это похоже на его мачеху – постоянно под тем или иным предлогом являться в замок.
      Как только Дарльстон унаследовал титул и усадьбу после смерти отца, он сразу же дал мачехе понять, что не потерпит ее вмешательства в свои дела или, как он выражался про себя, не позволит ей совать нос во все происходящее в замке и сеять раздоры и смуту.
      Поскольку она всегда была назойливой и деспотичной особой, с которой у него было мало общего, маркиз настоял, чтобы мачеха переехала в отдельный дом, находившийся на территории усадьбы, традиционно занимаемый вдовствующими маркизами.
      Ему не пришлось долго дожидаться в Белой гостиной. Мачеха вплыла в комнату, шелестя черным шелковым шлейфом. Ее пышный бюст служил эффектным фоном для нескольких нитей крупного жемчуга, переливающегося мягким блеском.
      Несмотря на свою холодную, неприветливую манеру, в молодости вдовствующая маркиза была исключительно хороша собой.
      Ее пасынку она никогда не нравилась, но ее портреты писали многие художники, и, без всякого сомнения, в фамильных драгоценностях семейства Дарльстонов она привлекала к себе всеобщее внимание в любом бальном зале.
      – Какое неожиданное возвращение, Сэлвин! – обратилась она к пасынку. – Но ты же должен был отсутствовать все лето?
      – Я вернулся, так как счел необходимым получить разъяснения в отношении этого письма, которое мне показали в Париже. – Маркиз протянул письмо, данное ему Линеттой. Маркиза прочитала его не сразу: висевший у нее на шейной цепочке лорнет запутался в нитках жемчуга.
      Немного помолчав, она сказала:
      – Это не имеет к тебе никакого отношения, Сэлвин.
      – Получается так, что имеет ко мне самое непосредственное отношение. Как я понимаю, это вы отдали распоряжение Клеггу прекратить выплаты денег, которые несколько лет выплачивал мой отец некой миссис Фалейз. Почему?
      – Эта женщина умерла.
      – Вам было известно, что у нее остался ребенок?
      – Да.
      Маркиз затаил дыхание.
      – Это моя сестра? – выдавил он из себя и с такой силой сжал руки в кулаки, что у него побелели суставы.
      – Нет, она тебе не сестра, – ответила мачеха.
      – Откуда вы знаете? Разве эта миссис Фалейз не была одной из приятельниц отца?
      – Нет! – отрезала вдовствующая маркиза. – Хотя, как тебе известно, в них у него недостатка не было.
      Маркиз ощутил невероятное чувство облегчения.
      Мрак, окутывавший его, рассеялся.
      Дарльстон подошел к открытому окну и с наслаждением вдохнул теплый воздух.
      Сидя на софе, маркиза с удивлением наблюдала за ним.
      – Почему тебя это заинтересовало, Сэлвин?
      – Лучше вы расскажите мне все об этой миссис Фалейз и о том, почему мой отец регулярно, каждые три месяца, высылал ей деньги.
      – Это такого рода история, что чем меньше людей знают о ней, тем лучше! – недовольно поморщилась маркиза. – Но раз это письмо попало в твои руки, будет лучше сообщить тебе подробности.
      Я не знаю, говорил ли тебе отец о своем дальнем родственнике Руперте Дарле? – начала мачеха. – Он приходился ему, кажется, троюродным братом.
      – Что-то припоминаю, – неуверенно проговорил маркиз. – Кажется, он был намного старше меня и трагически погиб. Я что-то слышал об этом, когда был еще ребенком. А какая связь между ним и этим письмом?
      – Твой отец всегда испытывал особую привязанность к Руперту. Руперт очень не ладил со своим отцом, и поэтому, когда у него бывали какие-нибудь проблемы, он неизменно обращался за помощью к твоему отцу и никогда не встречал отказа.
      Он всегда попадал во всякие истории, когда учился в Итоне. Его бы исключили, не вмешайся твой отец. Ему приходилось иметь дело с необузданным юнцом, чья собственная семья не находила нужным о нем позаботиться!
      Помолчав немного, маркиза продолжала:
      – Когда Руперт поступил в Оксфорд, он вскоре влюбился в дочь одного из профессоров. Она была француженка.
      Маркиз присел на софу рядом с мачехой и с жадностью вслушивался в каждое ее слово.
      – Без чьего-либо ведома Руперт женился на ней. Это был, разумеется, тайный брак, хотя отец девушки, видя, что его дочь влюблена в Руперта, дал свое согласие.
      Маркиза слегка всплеснула руками.
      – Это было безумие, чистое безумие! Девушке было семнадцать, Руперту – девятнадцать! Все думали, что Руперт прилежно учится, а у него уже была семья! Судя по тому, что Руперт впоследствии рассказывал твоему отцу, он и его молодая жена были очень счастливы.
      – Нет никаких сомнений в законности их брака?
      – Ни малейших. Свидетельство о браке где-то в бумагах твоего отца.
      – Продолжайте, прошу вас!
      – Когда Руперт закончил университет, его отец настоял, чтобы он совершил кругосветное путешествие. Руперт сопротивлялся изо всех сил, приводя всевозможные возражения, но Стивен Дарл был человек крутого нрава. Он пригрозил лишить Руперта наследства, если он не будет ему повиноваться.
      Маркиза остановилась, чтобы немного отдохнуть.
      – Перед отъездом, – продолжала она, – Руперт посетил твоего отца и рассказал ему о своей женитьбе. Твой отец был поражен, что все это совершилось втайне.
      «Ты должен рассказать твоему отцу», – сказал он Руперту.
      «Если я расскажу, он оставит меня без гроша», – возразил тот.
      «Что же ты намерен делать?» «Самому составить себе состояние!»
      – Твой отец счел его заявление легкомысленным, поскольку у Руперта были рекомендательные письма к особам королевских фамилий, премьер-министрам и разным пользующимся известностью в обществе лицам, но среди них не было ни одного человека, который мог бы помочь ему наладить деловые контакты и нажить деньги.
      Маркиза вздохнула и сказала с неудовольствием:
      – Но, конечно, твой отец по своему добродушию пообещал сохранить тайну Руперта и помочь его жене, пока он будет за границей.
      – И что же случилось? – поторопил мачеху маркиз.
      – Пока Руперта не было в Англии, его отец устроил для него союз с дочерью герцога Харпендена.
      Услышав это, маркиз не смог сдержать изумленного возгласа.
      – Они были уже знакомы какое-то время, – продолжала она, – и я думаю, девушке он нравился; она находила его привлекательным, что было не лишено оснований!
      – Но должен же был Руперт сказать ей и своему отцу правду?
      – О помолвке было объявлено без предупреждения на вечере, данном его отцом, чтобы отпраздновать его возвращение.
      – И что же он сделал после этого?
      – На следующий день он явился к твоему отцу. Он сказал ему, что Стивен, его отец, очень болен. Врач предупредил его, что сердце его отца в критическом состоянии и любая неприятная новость может убить его.
      Вдовствующая маркиза поджала губы.
      – Твой отец и я никогда не любили Стивена; в гневе он становился неуправляемым.
      – Что же случилось потом?
      – Руперт был уверен, что отец долго не проживет; все, что ему нужно, – это выиграть время. Объявить в этот момент о своей женитьбе означало бы ускорить кончину отца.
      – Я понимаю его, – задумчиво промолвил маркиз.
      – Но хуже всего было то, что Стивен с его обычным самоуправством послал объявление о помолвке в газеты, не сказав ничего сыну.
      – А что сказала по этому поводу жена Руперта? – сердито осведомился маркиз.
      – Руперт говорил твоему отцу, что она была готова ждать смерти Стивена. В любом случае о ее существовании никому не было известно. Она продолжала оставаться в безвестности, как и тогда, когда Руперт был за границей. Естественно, на ее содержание требовались средства, а Руперт вернулся без единого пенса в кармане. Ты сам можешь догадаться, кто оплачивал счета.
      – Мой отец, – ответил не задумываясь маркиз.
      – Разумеется, – язвительно согласилась мачеха. – Бывало ли такое, чтобы он отказывался помочь каким-нибудь несчастненьким, а тем более нищей родне?
      Маркиз промолчал.
      – Руперт утонул, спасая жизнь своей невесты, когда их лодка опрокинулась во время прогулки по Темзе, – закончила свой рассказ мачеха.
      – Боже мой! Я никогда об этом не слышал! – схватился за голову маркиз.
      – Эта трагедия поставила твоего отца в крайне затруднительное положение, – осуждающе сказала вдовствующая маркиза.
      – Но почему же, когда Руперт погиб, он не объявил всем о его женитьбе?
      – Он так и собирался сделать. Но хотя Стивен и пережил известие о смерти Руперта, его жизнь висела на волоске. Газеты славили Руперта, а его жена скорбела.
      – Да, я понимаю, – медленно отозвался маркиз. – Значит, мой отец так никому ничего и не сказал?
      – Он продолжал выплачивать содержание вдове Руперта. Впрочем, даже если бы семья узнала о ее существовании, сомневаюсь, чтобы эту девушку признали. Скандал мог бы нам всем навредить!
      – Несправедливо, что с ней так обошлись, – промолвил маркиз. – А когда она умерла, вы распорядились, чтобы выплаты были прекращены. Вдовствующая маркиза резко встала.
      – Я не видела оснований, – заметила она холодно, – растрачивать состояние твоего отца на мезальянсы Руперта!
      – Даже на его ребенка? Маркиза слегка заколебалась.
      – Банк известил меня о ее существовании, когда я прекратила платежи, предназначавшиеся ее матери. Твоему отцу ничего не было известно о ребенке, как, впрочем, и самому Руперту, который так никогда и не узнал, что стал отцом. Удивительно только, что, раз это был его ребенок, девушка не стала добиваться, чтобы семья ее покойного мужа признала ее.
      – Она любила его настолько, что даже после его смерти старалась не причинять хлопот его близким. Немногим мужчинам выпадает такое счастье.
      Мачеха окинула его ледяным взглядом и заметила холодно:
      – Руперт мертв, его жена тоже. Об этом браке никогда не станет известно будущему историку нашей семьи, и я надеюсь, что и ты, Сэлвин, постараешься забыть об этой неприглядной истории.
      Маркиз рассмеялся.
      – Боюсь, что это окажется невозможным.
      – Но почему?
      – Потому что я собираюсь жениться на дочери кузена Руперта. – С этими словами он вышел из гостиной.

* * *

      Когда, поспешно выйдя из подъезда, маркиз подошел к карете, лакей виновато сказал ему:
      – Молодая леди спустилась к озеру, милорд. Надеюсь, вы не рассердитесь, что я не помешал ей.
      – Ничуть! – радостно ответил маркиз. – А сейчас займитесь каретой, она нам сегодня больше не понадобится.
      Предзакатное солнце разогнало облака, и небо ярко синело, отражаясь в озере вместе с золотистыми лютиками, покрывавшими берега. Линетты нигде не было видно. Наконец маркиз увидел ее среди зарослей цветущего миндаля. Солнечные лучи играли на ее золотых локонах.
      Линетта сняла шляпу и держала ее за ленты. Даже в своем бедном старомодном платье она отличалась изяществом и грацией, каких маркизу не случалось замечать у других женщин.
      Девушка казалась хрупкой и почти невесомой, нимфой, поднявшейся из глубин озера.
      Дарльстон подошел ближе. Линетта повернулась и увидела его. Маркиз остановился, улыбаясь.
      В глазах Линетты сверкнула внезапная неудержимая радость.
      Все чувства влюбленных слились в одно, заставив забыть обо всем.
      Маркиз протянул к ней руки, и девушка упала в его объятия.
      Быть снова рядом с ним значило для нее оказаться в раю. Какое блаженство сознавать, что он любит ее, что ей не нужно больше страдать, не нужно больше бороться с ним, сопротивляться ему.
      – О моя любовь, мое сокровище! – нетвердым голосом произнес маркиз. – Я люблю тебя! Боже, как я люблю тебя! Я ведь думал, что лишусь тебя.
      Линетта в страстном порыве прижалась к нему, и маркиз начал покрывать жадными поцелуями ее лицо, руки, волосы. От этих ласк девушка утратила представление обо всем, кроме того, что она принадлежит Дарльстону, что она – часть его!
      – Я люблю тебя! – сказал Сэлвин снова. – Дорогая, мы можем пожениться! Ничто не может помешать нам, ничто!
      – Но… мой папа… – пролепетала она.
      – Ты – моя дальняя родственница. Фамилия твоего отца Дарл, это наша родовая фамилия. Твой отец – мой троюродный или четвероюродный брат, я даже не знаю, какой!
      – Неужели это правда? – с трудом выговорила Линетта.
      – Правда, – твердо заявил маркиз, как будто убеждая в этом себя самого.
      Линетта никогда не узнает, подумалось ему, какие муки он пережил, опасаясь, что их родство окажется более близким.
      – Каким он был? – спросила, помолчав, Линетта.
      – Высоким и очень красивым, – ответил маркиз. – Он был очень обаятельным, все любили его.
      – О, я знала это! Я знала! – перебила его Линетта. – Когда я впервые увидела тебя в Дувре, то почему-то подумала, что ты похож на моего отца. Должно быть, я инстинктивно почувствовала, что между вами было какое-то родство.
      – Не слишком близкое, – улыбнулся маркиз. – Твое настоящее имя – Линетта Дарл. И знаешь, любимая, кроме меня, у тебя еще много родных, у нас большая семья.
      Линетта теснее прижалась к нему.
      – Мне не нужно много родни, – шепнула она. – Мне нужен только ты, ты один.
      – А мне – ты. Наша свадьба состоится немедленно, любимая. Медовый месяц мы проведем, где ты захочешь – в Венеции, в Италии, в Греции, – все равно где, только бы мы были вместе.
      – Неужели ты и правда… говоришь мне это? Неужели это правда, что ты не будешь стыдиться меня, что я могу стать твоей женой… не скомпрометировав тебя?
      – Ты любила меня настолько, что была готова отказаться от меня, – сказал маркиз почти с благоговением.
      Линетта никогда не должна узнать, какую слабость проявил ее отец, думал маркиз. Все это было так давно, что многие уже забыли о его помолвке, а тех, кто не забыл, можно убедить хранить молчание.
      Это будет нелегко, но он сумеет это сделать. В одном он был совершенно тверд: Линетта встретится со своими новыми родственниками только после свадьбы, когда она вполне освоится с положением его жены.
      Привлекая ее к себе, Дарльстон мечтательно произнес:
      – Мы поженимся завтра или послезавтра по специальному разрешению. А потом у нас будет много-много месяцев на то, чтобы лучше узнать друг друга.
      Он коснулся губами ее щеки, наслаждаясь нежностью девичьей кожи.
      – Ты не забыла, что я должен доказать тебе, как я люблю тебя, и научить тебя любви?
      – Я буду прилежной ученицей, – прошептала Линетта, – я так хочу быть с тобой, с тобой одним!
      – Никого, кроме нас, и не будет, – пообещал ей маркиз, – пока я тебе не наскучу.
      Заметив вопрос в глазах Линетты, он добавил с улыбкой:
      – Пусть я повторяю твои же слова, но ты мне никогда не наскучишь. Ты – все, чего я когда-либо желал, все, что я мечтал найти и чуть было не потерял.
      Не в силах сдерживаться, Дарльстон снова начал целовать ее, словно для того, чтобы убедиться, что его любимая здесь, рядом с ним.
      Поцелуи были сначала легкими, как дуновение ветерка, потом они стали все настойчивей и настойчивей.
      Линетту захватывали незнакомые ей ранее чувства. Ей казалось, что она вот-вот взлетит в воздух и станет, подобно стрекозе, кружиться над водой.
      – Я люблю тебя! Люблю! – шептала она.
      – И я люблю тебя, моя прелестная, невинная, чудная крошка!
      – Все так чудесно, как в сказке, – счастливо улыбнулась она. – Ты уверен, что нам все это не снится?
      – Нет, это жизнь! – ответил Дарльстон. – Я люблю тебя, Линетта. Ты завладела моим сердцем и подарила мне счастье любви.
      Солнце, казалось, вспыхнуло в глазах девушки. Она склонила голову к нему на плечо и поклялась:
      – Я обещаю, что буду любить тебя до скончания века всей душой и всем сердцем! И пусть вся наша жизнь будет пронизана любовью, ведь только тогда союз двух сердец приносит счастье.
      – Это все, чего я хотел бы в жизни, – промолвил маркиз и снова прильнул к ее губам.
      Так они стояли обнявшись, а на плечи им падали бело-розовые лепестки цветущего миндаля.