Глава 1

Дверь в классную комнату резко отворилась.

— Ты еще не починила моего платья? — недовольно спросила Шарлотта.

Ее кузина, Мелинда, подняла голову. Она сидела у окна, освещенного заходящим солнцем, и его последние лучи едва освещали нежный рисунок, который она вышивала на бальном платье из розовой тафты.

— Я почти закончила, Шарлотта, — мягко ответила она. — Я начала недавно.

— Это потому, что ты опять пропадала на конюшне со своими лошадьми, — сердито возразила Шарлотта. — Право, Мелинда, если так и дальше будет продолжаться, то я попрошу папа запретить тебе ездить верхом, чтобы у тебя было время на выполнение твоих обязанностей по дому.

— Шарлотта, пожалуйста, не будь так жестока! — воскликнула Мелинда.

— Жестока! — ответила кузина. — Едва ли ты можешь сказать, что я жестока к тебе. Сара Овиньон не далее как на этой неделе рассказывала мне, что их бедной родственнице, живущей с ними, никогда не позволяют спускаться вниз к завтраку или обеду, а когда они едут кататься, то она всегда сидит спиной к лошадям. И ты знаешь не хуже меня, Мелинда, что я позволяю тебе садиться рядом с собой, когда мы выезжаем кататься в коляске.

— Ты очень добра ко мне, Шарлотта, — сказала Мелинда тихо, — и мне очень жаль, что я задержалась с починкой твоего платья. Нед прислал мне записку, что Флэш ничего не ест. Конечно, когда я пришла, он сразу же начал есть свой овес.

— Ты совершенно помешана на этих дурацких лошадях, — язвительно заметила Шарлотта. — Не понимаю, почему папа выделил Флэшу место в конюшне, если нашим собственным лошадям там тесно.

— О, пожалуйста, Шарлотта, пожалуйста, не говори об этом дяде Гектору, — умоляла Мелинда. — Я сделаю для тебя все, что ты захочешь, я буду сидеть ночи напролет и чинить твои платья или вышью их сверху донизу. Только не говори твоему отцу, что Флэш — обуза. — В глазах Мелинды появились слезы, а голос сорвался от охвативших ее чувств.

Некоторое время ее кузина смотрела на нее сверху вниз, но потом внезапно смягчилась.

— Прости, Мелинда. Я была слишком груба с тобой. Я не хотела. Папа снова ругал меня.

— Из-за чего на этот раз? — сочувственно поинтересовалась Мелинда.

— Из-за тебя! — сказала Шарлотта.

— Из-за меня? — удивилась Мелинда.

— Да, да, — повторила кузина и, подражая голосу отца, добавила: «Почему ты не можешь выглядеть изящно и аккуратно, как Мелинда? Почему твои платья сидят на тебе так дурно, тогда как у Мелинды даже обноски выглядят элегантно?»

— Не могу поверить, что дядя Гектор мог так сказать! — воскликнула Мелинда.

— А вот и мог, — настаивала Шарлотта. — И что хуже всего, мама говорит то же самое. Ты же знаешь, что она недолюбливает тебя, Мелинда.

— Да, я знаю, — согласилась Мелинда со вздохом. — Я так стараюсь понравиться тете Маргарет, но ей никак не угодишь.

— Дело не в том, что ты делаешь, — прямо сказала Шарлотта, — а в том, как ты выглядишь. О, я не так глупа, чтобы не понимать, почему мама негодует из-за того, что ты здесь. Она хочет выдать меня замуж, но стоит кому-нибудь из джентльменов появиться в нашем доме, он обращает внимание только на тебя.

Мелинда засмеялась:

— Какая глупость, Шарлотта. Ты все выдумываешь.

А капитан Перри на прошлой неделе, он увивался только за тобой. Ты сама говорила, что он не отходил от тебя на празднике в саду.

— Но это было до того, как он увидел тебя, — кисло ответила Шарлотта.

Совершенно неожиданно она схватила кузину за руку и заставила встать.

— Иди сюда и посмотри, что я имею в виду, — сказала она.

— Что ты делаешь! — воскликнула Мелинда. — Осторожнее с платьем! Я не успею зашить еще одну дырочку.

Но платье из розовой тафты упало на пол, а Шарлотта потащила кузину через всю комнату к высокому зеркалу в тяжелой раме из красного дерева. Шарлотта подтолкнула Мелинду и встала рядом с ней.

— Ну, смотри! — приказала она. — Просто посмотри!

Почти со страхом Мелинда повиновалась. Она не могла не видеть, насколько они разные с кузиной, для этого не нужно было быть слишком умной.

Шарлотта была широкая в кости и склонная к полноте. Из-за огромного количества поглощаемых ею пудингов и шоколада кожа на лице покрылась прыщами и лоснилась. Несмотря на все усилия горничной, леди Стэнион, жидким мышиного цвета волосам никак не удавалось придать сколько-нибудь опрятный вид. Правильные черты лица Шарлотты портило недовольное выражение глаз и вечно опущенные вниз уголки рта. У нее был бы неплохой характер, если бы его не ожесточало чувство зависти к кузине.

Мелинда была невысокой, стройной девушкой с тонкими белыми руками и длинными пальцами. Когда она двигалась, ее движения были преисполнены врожденной грации, делавшей ее почти невесомой. В ее нежном, в форме сердечка лице было что-то возвышенное. Огромные синие глаза, опушенные темными ресницами, выдавали ее ирландское происхождение, а волосы цвета спелой пшеницы ниспадали на плечи мягкими естественными волнами, обрамляя лицо.

— Ну что, теперь понятно, о чем я говорю? — резко спросила Шарлотта.

Мелинда быстро отошла от зеркала, потому что слишком хорошо понимала, почему Шарлотта последнее время называла ее «кукушкой в чужом гнезде».

— Моя мама любила говорить, что сравнения всегда хромают, — произнесла Мелинда мелодичным голосом. — Все люди разные, и у всех есть свои достоинства. Ты вот прекрасно знаешь иностранные языки.

А твои акварели намного лучше моих.

— Кому нужны мои акварели? — горько отозвалась Шарлотта.

Мелинда вернулась на свое место у окна и подняла упавшее платье.

— Оно будет готово через пять минут, — примирительно сказала она. — Завтра вечером на обеде с леди Визеринг ты будешь очаровательна. Возможно, капитан Перри тоже будет там, и ты знаешь, что я не была включена в число приглашенных.

— Ты была, — откровенно призналась Шарлотта, — но мама им сказала, что ты уедешь.

На секунду нежные губы Мелинды напряглись. Но потом она сказала:

— Тетя Маргарет совершенно права, что отказалась от моего имени. Ты же знаешь, что мне нечего надеть.

— Ты могла бы попросить у папа новое вечернее платье.

— Я еще в трауре, — ответила Мелинда.

— Это не правда, и ты прекрасно знаешь об этом, — запротестовала Шарлотта. — Тебе приходится ходить в сером и лиловом, потому что мама боится, что если ты начнешь носить другие цвета, то тебя придется брать на приемы, где бываю я, и тогда никто на меня не посмотрит.

— О, Шарлотта, дорогая, мне так жаль! — воскликнула Мелинда. — Ты же знаешь, что я ничего не делаю, чтобы привлечь к себе внимание.

— Знаю, но от этого мне не легче, — ответила Шарлотта. Она снова повернулась к зеркалу. — Мне надо похудеть! Но я не могу отказаться от вкусных пудингов, которые печет наш повар, и от его хрустящего, только что испеченного к завтраку хлеба. Я иногда думаю: стоит ли так переживать из-за мужчины, хотя что еще нам остается, кроме как выйти замуж?

— Не думаю, что я когда-нибудь найду себе мужа, — улыбнулась Мелинда. — Кто захочет жениться на бедной родственнице без гроша за душой? Об этом мне не устает все время напоминать тетя Маргарет!

— Я не понимаю, почему твой отец был так расточителен, — сказала Шарлотта. — А на что вы вообще жили до того, как твои отец и мать погибли?

— Кажется, небольшие деньги были всегда, — ответила Мелинда. — И конечно же был дом, сад и слуги, жившие у нас много лет. Мы никогда не считали себя бедными, кроме того, беспечный папа никогда не платил по счетам.

— Я помню, как папа и мама были поражены, когда узнали, насколько он увяз в долгах, — откровенно сообщила Шарлотта. — Это когда они решили взять тебя жить к нам. «Больше никто не возьмет ее, — сказал папа. — Даже без жалованья».

— Тогда я была бы более независима, — вздохнула Мелинда. — Мне следовало стать гувернанткой или компаньонкой.

— Папа никогда не позволил бы тебе этого! — убежденно вставила Шарлотта. — Соседи решили бы, что он не заботится о своей племяннице из скупости. А папа очень чувствителен к тому, что о нем говорят в графстве. Очень жаль, Мелинда, что ты такая хорошенькая.

— Я вовсе не считаю, что я так уж хороша, — быстро возразила Мелинда. — Это только так кажется, потому что я меньше тебя ростом, Шарлотта.

— Ты прелесть! — возразила Шарлотта. — Знаешь, я вчера слышала, как лорд Овингтон сказал…

— Что он сказал? — спросила Мелинда, продолжая шить, склонив голову над платьем.

— Конечно, он не знал, что я слышу, — объяснила Шарлотта, — он разговаривал с полковником Джиллингемом и сказал: «Эта племянница Гектора будет красавицей. За ней нужен глаз да глаз, иначе у него будут неприятности».

— Лорд Овингтон правда так сказал? — поинтересовалась Мелинда удивленно.

— Да, и я не хотела тебе об этом говорить, — начала Шарлотта, — как-то к слову пришлось. Я ничего не могу утаить от тебя, Мелинда.

— И что ответил полковник Джиллингем? — спросила Мелинда. — В этом человеке есть что-то страшное, Шарлотта. В прошлый раз, когда он обедал здесь, я заметила, что он смотрит на меня. Не знаю почему, но у меня по спине пошли мурашки. Мне кажется, это дьявол в человеческом облике.

— Ну ты скажешь, Мелинда! Не преувеличивай! — воскликнула Шарлотта. — Полковник Джиллингем всего лишь самовлюбленный старый друг папа. Они вместе охотятся и сидят допоздна в курительной комнате, что очень не нравится маме. И он такой же прескучный, как и все папины друзья.

— Но он мне правда не нравится, — добавила Мелинда. — А ты мне так и не сказала, что ответил полковник Джиллингем.

— Я не уверена, что я правильно поняла, — ответила Шарлотта, — но мне кажется, он сказал: «Я и сам так думаю. Если представится случай, эта кобылка возьмет первый приз!»

— Как они смеют так говорить обо мне? — возмутилась Мелинда, покраснев. Когда она сердилась, ее глаза сверкали как молнии.

— Не думай об этом — засмеялась Шарлотта. — Прости, что я тебе это рассказала. Мне только хотелось подслушать комплименты в свой адрес.

— Уверена, что сегодня вечером ты их наслушаешься вволю, — примирительно сказала Мелинда. — Ну вот, платье готово, и ты знаешь, Шарлотта, оно станет лучшим из твоих вечерних нарядов.

— Мама всегда говорит, что ничто так не выделяет девушку на балу, как цвет ее наряда, — согласилась Шарлотта. Некоторое время она молчала, а затем шепотом добавила:

— Интересно, нравится ли розовый цвет капитану Перри?

— Уверена, что ты ему понравишься в этом наряде, — заверила ее Мелинда.

— Надеюсь, — неуверенно проговорила Шарлотта. — И мне кажется, что очень хорошо, что тебя там не будет, Мелинда.

Постучали в дверь.

— Войдите! — позвала Мелинда.

Дверь отворилась, вошла одна из младших горничных в слегка сбившейся набок белой накрахмаленной наколке в волосах и, запыхавшись, сказала:

— Сэр Гектор просит вас, Мелинда, спуститься к нему в библиотеку немедленно.

Девушки со страхом переглянулись.

— Что мне теперь делать? — спросила Мелинда. — Шарлотта! Ты ничего не говорила ему о Флэше?

— Нет, конечно, не говорила, — ответила та, — я просто дразнила тебя.

— Тогда зачем он хочет меня видеть, — спросила Мелинда, — в это время дня? Не похоже на него!

Она посмотрела на часы на камине и увидела, что стрелки показывают шесть часов.

— Ну ладно, я лучше пойду и переоденусь к приему, — сказала Шарлотта. — Приходи потом рассказать, что ему от тебя нужно. Надеюсь, что это ко мне не относится.

Мелинда не ответила. Она побледнела, на лице появилось беспокойство, которое она заметила, быстро взглянув в зеркало, чтобы пригладить волосы и поправить белоснежный, туго накрахмаленный воротничок своего серого хлопкового платья. Тусклого, мрачного, немодного платья без кринолина, который придавал платьям Шарлотты элегантность и покачивался при ходьбе. Но каким-то образом, несмотря на простоту платья, Мелинде удавалось выглядеть привлекательно и в нем, особенно когда она бесшумно, но грациозно бежала по толстому ковру вниз по лестнице и пересекала мраморный холл, направляясь в библиотеку.

На одно мгновение она остановилась перевести дух, держась за ручку двери, ведущей в библиотеку.

Затем она подняла подбородок и сказала себе, что бояться нечего.

— Вы посылали за мной, дядя Гектор?

Ее голос прозвучал очень тихо и почти терялся в этой помпезно обставленной комнате с высоким потолком, бархатными занавесями, огромными чиппендейловскими книжными шкафами и тяжелой кожаной мебелью.

Сэр Гектор Стэнион поднялся из-за письменного стола, за которым он что-то писал, и встал у камина.

Это был грузный мужчина пятидесяти лет. У него были темные, глубоко посаженные, небольшие глаза и едва тронутые сединой волосы. Когда он заговорил, показалось, что от его низкого, громкого голоса задрожали хрустальные подвески на люстрах.

— Входи, Мелинда. Я хочу поговорить с тобой.

Мелинда закрыла дверь и, пройдя по персидским коврам, почтительно остановилась перед дядей, сложив руки и опустив глаза. Он смотрел на нее сверху вниз с непроницаемым выражением лица.

— Сколько тебе лет, Мелинда? — спросил он.

— Восемнадцать… дядя Гектор.

— И ты живешь здесь уже целый год.

— Д… да, дядя Гектор. После того как мама и папа… умерли, вы великодушно дали мне приют.

— Иногда я жалею об этом, — ответил сэр Гектор. — Не буду притворяться перед тобой: не раз за прошедший год я подумал, что это ошибка. Ты неподходящая компаньонка для Шарлотты, и мне следовало подумать об этом раньше.

— Мне… мне очень жаль, — сказала Мелинда, — потому что я л… люблю Шарлотту и я… думаю, что и она… любит меня.

— Ты не тем забиваешь ей голову, — обвинительно прогрохотал сэр Гектор. — Вчера она посмела мне перечить. Год назад она не додумалась бы до такого.

Это все твое влияние, Мелинда. У тебя слишком сильный характер, и в тебе слишком много дерзости.

— Я стараюсь… быть… скромной, — упавшим голосом произнесла Мелинда, пытаясь подобрать как можно более уместное слово.

— Не очень-то у тебя получается, — мрачно отозвался сэр Гектор.

— Простите, — сказала Мелинда. — Я пытаюсь угодить вам и тете Маргарет.

— Именно так ты и должна себя вести! Да, именно так! — проскрипел сэр Гектор. — Ты осознаешь, что мой транжира братец оставил тебя нищей? Нищей! Даже продажи дома едва хватило на выплату его долгов.

— Я знаю, — кротко согласилась Мелинда.

Она уже не раз слышала об этом и всегда с большим трудом подавляла желание гордо поднять голову и сказать дяде, что каким-нибудь образом она заплатит за все, что он сделал для нее. Но она знала, что беспомощна, что она может лишь пролепетать что-нибудь в ответ, как всегда, о своей благодарности за то, что ей перепадают крохи со стола богача дяди.

— Я не говорю, что виноват только мой брат, — продолжал сэр Гектор. — Твоя мать не оказывала на него должного влияния. Может, она и была внучкой герцога, но у Мельчестеров всегда была дурная кровь, они всегда были слишком… несдержанными и недисциплинированными! Им нужна была узда, так же как и тебе, Мелинда!

— Да, дядя Гектор, — пробормотала Мелинда.

Она не знала, сколько он еще будет так разглагольствовать. Ей столько раз уже приходилось выслушивать подобные наставления, с тех пор как она поселилась в доме дяди. Первое время она с безрассудным упрямством считала, что с ней должны обращаться как с равной. Потребовалось множество лекций, упреков и наказаний, прежде чем она начала понимать свое место и запомнила, что у бедной родственницы нет никаких прав, тем более права на гордость. Ей пришлось учиться быть покорной, извиняться за то, чего она никогда не делала, и раскаиваться в том, что она имеет свое мнение, и даже больше — что смеет его высказать.

Теперь почти автоматически она пробормотала:

— Простите, дядя Гектор. Вы были очень добры.

— А теперь у меня есть для тебя новость, — неожиданно произнес дядя Гектор. — И могу сказать, Мелинда, что считаю тебя очень удачливой девушкой! Очень!

От нее, кажется, ждали ответа, и Мелинда автоматически произнесла, :

— Да, вы правы, дядя Гектор. Благодарю вас.

— Ты еще не знаешь, за что благодарить, — сказал сэр Гектор. — У меня на самом деле есть кое-что очень важное для тебя, Мелинда. Это, несомненно, удивит тебя. Как я уже сказал, можно считать, что это необычайная удача для любой девушки в твоем положении. — Он помолчал немного, а затем зычным голосом сообщил:

— Ты получила предложение выйти замуж.

— Предложение… выйти з… замуж?!

Мелинда едва вымолвила эти слова. Несомненно, новость совершенно ошеломила ее.

— Ты такого не ожидала, — довольно сказал сэр Гектор. — По правде говоря, я тоже не ожидал.

Мелинда была в смятении. Она быстро вспомнила нескольких мужчин, с которыми встречалась за последние недели. Некоторое время она носила глубокий траур, и тетя не разрешала ей покидать дом и окрестности. Единственный мужчина, о котором она могла вспомнить, был капитан Перри. Да и с ним она едва ли словом перемолвилась, кроме разве что «Как вы поживаете?», когда Шарлотта представляла их друг другу. Мелинда тогда горячо молилась, чтобы мужчина, который вызвал симпатии Шарлотты, не обратил свое внимание на нее, Мелинду.

— Вижу твое смущение, — сказал сэр Гектор. — Так и должно быть. В противном случае, если бы ты, Мелинда, посмела взглянуть на мужчину прежде, чем он обратился ко мне, я бы очень рассердился. Сейчас слишком много разговоров о том, что девушки должны поощрять мужчин до того, как они получат одобрение родителей. Такого в своем доме я не потерплю.

— Нет, нет, конечно нет! — поспешно заверила его Мелинда. — Дело в том, что я вообще не могу представить, сэр Гектор, о ком вы говорите.

— Тогда позволь мне еще раз сказать, что ты весьма удачливая молодая женщина, — сообщил сэр Гектор, и я больше не буду держать тебя в неведении. Джентльмен, оказавший тебе великую честь, попросив выйти за него замуж, — это полковник Рэндольф Джиллингем.

Мелинда вскрикнула:

— О нет! Нет! Я просто не могу выйти замуж за полковника Джиллингема.

— Не можешь! Это почему же? — поинтересовался сэр Гектор.

— Потому… п… отому что он… такой… старый, — заикаясь, произнесла Мелинда.

Последовало недолгое молчание.

— Да будет тебе известно, — ледяным голосом произнес сэр Гектор, — что полковник Джиллингем и я — одногодки, а я не считаю себя старым.

— Нет… нет, я… я не то имела в виду. — Мелинда с трудом выговаривала слова. — Просто… он стар… для меня. Кроме того, вы… мой дядя.

— Я всегда говорил тебе, Мелинда, — медленно проговорил сэр Гектор, — что тебе нужна узда. Более того, тебе нужна сильная рука. Тебе нужен мужчина, которого ты бы уважала, который бы направлял и сдерживал тебя. Тебе очень нужна строгая дисциплина, Мелинда.

— Но… я… не хочу… выходить за него замуж! — заплакала Мелинда. — Я и не помышляла о таком шаге.

— Не помышляла о таком шаге? — с сарказмом переспросил сэр Гектор. — А кто ты такая, могу я спросить, чтобы вообще иметь собственное мнение?

Полковник Джиллингем — состоятельный человек, я даже сказал бы, что он богат. Не понимаю, почему ты не желаешь носить его имя, он заверил меня, что уже питает к тебе глубокие чувства. Ты должна встать на колени, Мелинда, и благодарить Господа, что такой благородный и уважаемый человек готов взять на себя ответственность за столь взбалмошное существо, как ты.

— Это очень любезно с его стороны, очень, — сказала Мелинда, — но я… я не могу выйти за него… замуж. Пожалуйста, дядя Гектор, выразите ему… мою благодарность и скажите, что… что хотя я ценю честь, оказанную мне, но я… вынуждена отказать ему.

— Ты что же, правда думаешь, что я могу передать ему такой ответ? — прервал сэр Гектор.

В любом случае Мелинду бы напугал столь громкий голос и внезапно появившееся выражение ярости на его лице. Но сейчас ей нужно было стоять на своем.

— Простите, дядя, но таков мой ответ, и я не передумаю. Папа всегда говорил, что он никогда не принудит меня выйти замуж за того, кого я не люблю.

— Не любишь! — воскликнул сэр Гектор. — Твой отец, наверное, был сумасшедшим. Я слышал, что современные мисс образца 1856 года считают, что могут пренебрегать приличиями и игнорировать родительскую волю! Но не в моем доме! Ты слышишь меня? Не в моем доме! Приличные девушки все еще выходят замуж только после того, как получат разрешение родителей, и поскольку у тебя нет отца и я взял на себя ответственность за твое благополучие, я буду решать, за кого тебе следует выходить замуж, и я уже принял такое решение.

— И напрасно, дядя, я не выйду замуж за полковника Джиллингема. Он мне не нравится. В нем есть что-то страшное и отталкивающее.

— Ты дерзкая девчонка! — закричал сэр Гектор. Как ты смеешь так отзываться о моих друзьях? Ты, нищенка, без гроша в кармане, смеешь отказывать одному из самых богатых людей в графстве, человеку, который оказал тебе большую честь, чем ты того заслуживаешь, предложив стать его женой! Ты примешь предложение полковника, а твоя тетя по доброте сердечной организует прием у нас дома. Иди в классную комнату! Решение принято!

Мелинда сильно побледнела и так крепко стиснула руки, что побелели суставы пальцев, но ее голос не дрожал, когда она сказала:

— Мне очень жаль, если я рассердила вас, дядя Гектор. Но, сообщив полковнику Джиллингему, что я выхожу за него замуж, вы поставите себя в неловкое положение. Я никогда не выйду за него, и, даже если вы потащите меня в церковь силой, я все равно скажу «нет».

Сэр Гектор взревел от ярости.

— Скажешь «нет», вот как? — рычал он. — Откажешься принять предложение, которое большинство девушек приняло бы с благодарностью? Ты сделаешь так, как я велел! Ты что же думаешь, что можешь выставить меня дураком перед одним из самых моих больших друзей? Более того, о свадьбе будет объявлено в «Газетт» и в «Монинг пост» послезавтра.

— Мне все равно, где об этом будет объявлено, пусть даже об этом прокричит городской глашатай, — быстро отпарировала Мелинда. — Я не выйду замуж за полковника Джиллингема! Я ненавижу его! Я не выйду за него, что бы вы со мной ни сделали!

— Это мы еще посмотрим, — прорычал сэр Гектор.

Его сотрясал один из обычных приступов ярости, о которых так хорошо знали его жена и прислуга. Лицо побагровело, торчащие брови почти сомкнулись на переносице, слова застревали у него в горле.

— Ты покоришься мне! — кричал он. — Я не потерплю неповиновения ни от кого, тем более от тебя — от нищей девчонки, которой я предоставил кров. Ты выйдешь за него замуж.

— Не выйду! Я не выйду замуж за человека, которого не люблю! — кричала Мелинда в ответ. Она также повысила голос, чтобы он услышал ее.

То, что она смеет кричать ему в ответ, кажется, разрушило последние сдерживающие шлюзы на пути гнева сэра Гектора. Он схватил лошадиный хлыст, лежавший на столе, и одним быстрым движением опустил его на плечи Мелинды с такой силой, что почти свалил ее на колени. Но она почему-то удержалась, не упала и продолжала кричать:

— Я не выйду за него замуж! Нет! Нет! Нет! — закрываясь руками от ударов.

Теперь, совершенно обезумев от ярости, сэр Гектор схватил ее за руки и, осыпав ударами, бросил на диван. Не один раз на ее плечи опускался хлыст, причиняя острую боль, но она продолжала кричать:

— Нет! Нет! Нет! — снова и снова.

— Ты пойдешь за него, или я убью тебя, — угрожающе произносил сквозь зубы сэр Гектор и продолжал хлестать ее до тех пор, пока в конце концов почти с удивлением не понял, что Мелинда молчит. Неловко подвернув руку и не двигаясь, она лежала на дальнем конце дивана, волосы рассыпались по ее лицу…

На мгновение он испугался. Бросил хлыст на пол.

— Вставай! — прокричал он. — Ты сама напросилась и получила по заслугам.

Мелинда не двигалась. Тяжело дыша, он поднял ее на руки и уложил на диване. Она была на удивление легкой. Голова скатилась набок, глаза были закрыты.

— Мелинда! — позвал сэр Гектор. — Мелинда! Черт побери эту дурочку! Она получила хороший урок!

Пусть Рэндольф сам занимается ее объездкой.

Он отошел к столику с напитками, стоявшему в углу комнаты. Там посреди внушительного строя стеклянных графинов был оправленный в серебро кувшин с водой. Он налил немного жидкости в хрустальный стакан, вернулся к Мелинде и плеснул на нее водой.

Несколько мгновений девушка лежала неподвижно, затем ее веки затрепетали. Но даже если сэр Гектор и почувствовал облегчение, то не показал виду.

— Вставай, — грубо проговорил он. — Иди в свою комнату и оставайся там до завтра. Ты не получишь еды, и если ты не согласишься выйти замуж за полковника Джиллингема, когда я пришлю за тобой, то я снова побью тебя и буду бить снова и снова. Тебя нужно переломить, девочка, и я не потерплю неповиновения в моем доме. Ты меня слышишь? А теперь иди в свою комнату и не смей ходить жаловаться тетке.

У нее ты не найдешь сочувствия.

Он отошел от дивана к столу с напитками, повернулся к ней спиной и налил себе большую порцию бренди с видом человека, заслужившего вознаграждение.

Медленно, с полузакрытыми глазами, Мелинда приходила в чувство. Сначала она ухватилась за угол дивана, затем оперлась на стул, потом — на стол и с трудом добралась до двери. В холле она шла как во сне, будто у нее отказали все чувства и она двигалась инстинктивно, повинуясь приказу.

Она поднялась по лестнице, преодолевая ступеньку за ступенькой, как только что научившийся ходить ребенок. Сначала она поднимала на ступеньку одну ногу и только после этого приставляла к ней другую ногу. Она поднималась выше и выше, чувствуя, что каждую секунду на нее может навалиться темнота, и она не сможет идти дальше.

Но сила воли не позволяла ей остановиться, и, хотя ей понадобилось много времени, она наконец добралась до своей маленькой, безрадостной комнатки в конце длинного коридора, напротив классной комнаты. Она закрыла дверь, повернула ключ в замке и рухнула на пол.

Сколько она так пролежала, она не знала. Но и в полуобморочном состоянии она страдала от сильной боли: не только и не столько от боли физической, сколько от унижения, которому подверглась. Было темно, и ее трясло от холода.

Наконец она поднялась с пола и ощупью нашла кровать. В это время кто-то постучал в дверь.

— Кто… там? — спросила Мелинда пронзительным от страха голосом.

— Это я, мисс, — послышался голос.

Она узнала Люси, молоденькую горничную, которая приходила стелить ей постель на ночь.

— Все… в порядке… Люси. Я сама… справлюсь… спасибо, — едва смогла выговорить Мелинда.

— Хорошо, мисс.

Мелинда слышала удаляющиеся по коридору шаги Люси. Она заставила себя зажечь свечи на туалетном столике, посмотрела на свое отражение в зеркале и поняла, что изменилась. Ей показалось, будто она видела не себя, а кого-то другого, смотрящего на нее в зеркале.

Она видела бледное, осунувшееся лицо, глаза словно большие темные озера боли, волосы, в беспорядке повисшие вдоль щек. Она повернула голову и заметила на спине кровь, которая сочилась сквозь хлопковое платье, оставляя темные влажные пятна.

Она принялась медленно раздеваться, любое движение причиняло ей боль. Ей с трудом удалось стянуть платье и белье со спины, где кровь запеклась и присохла к ткани. Не раз она была близка к обмороку, но знала, что должна избавиться от своей покрытой пятнами одежды.

В конце концов ей удалось раздеться, и она завернулась в старенький фланелевый халат, села к туалетному столику и невидящими глазами уставилась в темноту комнаты. Она ничего не чувствовала, но ясно слышала слова дяди: «Ты не получишь еды, и если не согласишься выйти замуж за полковника Джиллингема, то я буду бить тебя снова, и снова, и снова…»

Она знала, что не раз с тех пор, как она поселилась в доме дяди, он был готов побить ее, как бил своих собак и лошадей. В доме шепотом рассказывали, что он избил одного из мальчиков-конюхов, да так, что родители мальчика грозили подать на него в суд.

Он был человеком дикого нрава, неконтролируемого темперамента, и она понимала: больше всего его приводило в ярость то, что если она откажется выйти замуж за полковника Джиллингема, то и он, и другие люди в графстве решат, что сэр Гектор — не хозяин в своем доме. Деспот в нем требовал повиновения от всех подряд, независимо ни от чего, и Мелинда, как и все остальные, обязана была подчиняться его приказам.

— Я не выйду за полковника Джиллингема! Не выйду! — шептала Мелинда.

Затем она замолчала, из глаз полились слезы. Они поднимались из самых глубин ее души, сотрясали ее хрупкое, изувеченное тело, и вскоре она уже вся дрожала.

— О, папа! Мама! Как вы могли допустить, чтобы это… случилось со мной? — рыдала она. — Мы были так счастливы, жизнь шла так чудесно, пока… вы… не умерли. Вы и представить не могли, что… мне придется выносить.

Слезы застилали глаза и мешали говорить, но она все равно продолжала повторять эти слова снова и снова, как потерявшийся ребенок:

— Папа! Мама! Я хочу… чтобы вы были со мной.

Где… вы?

И они словно услышали ее: неизвестно откуда пришел ответ. Она вдруг поняла, что ей делать. Ее будто молния озарила, так ясны и безошибочны были ее мысли, как будто кто-то разговаривал с ней и подсказал, что ей делать. Ни на минуту она не сомневалась в правильности своего решения, не думала, хорошо это или плохо для нее и для ее будущего. Она просто знала, что это ответ на ее вопрос. Отец и мать не оставили ее.

Она вытерла слезы, встала из-за туалетного столика, взяла с полки гардероба небольшую сумку и принялась собирать вещи. Она отбирала только самые необходимые предметы, так как знала, что никогда не отличалась физической силой, даже при лучшем самочувствии, а теперь ей будет тяжело нести даже легкую поклажу.

Затем она надела свежее белье и свое воскресное платье из лавандового льна с белым воротничком и манжетами. У нее была шляпка в тон, простая и строгая, но тетя Маргарет не позволяла никаких фривольностей во время траура, кроме украшений из лиловых лент. Она взяла с собой также поношенную набивную шаль, принадлежавшую ее матери, но не стала класть ее в сумку, а приготовила, чтобы накинуть в последний момент.

Она, должно быть, просидела у зеркала дольше, чем ей показалось, так как услышала, что дедушкины часы в холле пробили два. Она открыла кошелек.

В нем было только несколько шиллингов — все, что она накопила из скудных карманных денег, которые ей выделял дядя на церковные подношения и другие мелкие расходы.

Она все еще двигалась с осторожностью, словно планируя заранее каждое движение. Она вытащила из ящика своего туалетного столика бархатную коробочку, открыла ее. В ней лежала небольшая бриллиантовая брошь в форме полумесяца — единственная вещь, которую родственники ей разрешили сохранить, когда продавали все, что принадлежало ее родителям, чтобы покрыть долги отца.

Эта маленькая брошь избежала продажи, потому что уже принадлежала Мелинде, так как досталась ей после смерти бабушки. Это была почти детская брошка, но бриллианты есть бриллианты, и Мелинда знала, что она стоит довольно дорого.

Держа коробочку в руке, очень осторожно она открыла дверь спальни. Прокралась по коридору, пугаясь всякий раз, когда скрипела половица, сдерживая дыхание и прислушиваясь, не появится ли кто и не спросит ли, что она здесь делает. Но в доме было тихо, и только тиканье часов нарушало ночной покой.

Она дошла до тетиного будуара, находившегося рядом с большой спальней, где спали дядя и тетя. Мелинда двигалась как привидение, казалось, ее ноги не касаются ковра. Она открыла дверь. Там было темно, но она знала, куда идти. Она пересекла комнату и приоткрыла шторы на окне, чтобы впустить в комнату лунный свет. У окна стоял секретер тети, инкрустированный севрской эмалью, — элегантное произведение французских мебельщиков времен Людовика XV.

Мелинда хорошо знала, где хранились деньги на домашние расходы, так как каждую неделю помогала тете проверять хозяйственные счета и помнила, что даже после того, как выплачивалось жалованье слугам, там всегда оставалась небольшая сумма на мелкие расходы.

Она выдвинула ящик. Как она и ожидала, там лежало десять золотых гиней. Она забрала их и положила на их место бабушкину бриллиантовую брошь.

Она хорошо понимала, что дядя, когда узнает о том, что она взяла деньги, обвинит ее в краже, но она была убеждена, что брошь стоит больше десяти гиней и что если тетя Маргарет захочет продать ее, то не продешевит.

Мелинда снова задернула шторы и добралась до двери будуара в полной темноте. Она закрыла дверь и вернулась в свою комнату. Несмотря на то что при ходьбе у нее болела спина, она знала, что сейчас было не время обращать внимание на боль. Если она решила убежать, то должна бежать сейчас.

Положив гинеи в кошелек, она оглядела комнату и задула свечи. В темноте она закрыла глаза.

— Папа и мама! — прошептала она. — Помогите мне! Помогите мне, потому что я боюсь уходить, но еще больше я боюсь остаться! Помогите мне, потому что это единственный для меня выход.

Она замолчала, подождала немного, будто могла услышать ответ, но слышалось только тиканье часов на каминной полке, напоминавшее ей, что время не ждет. Она взяла сумку и очень, очень тихо спустилась по лестнице к выходу из кухни.

Глава 2

Полная луна сквозь подгоняемые ветром облака освещала Мелинде темную аллею, ведущую к кованым железным воротам, за которыми начиналась дорога. Большие ворота были закрыты, но, к счастью, небольшая калитка около сторожки была незаперта, и Мелинда тихо проскользнула в нее, боясь разбудить сторожа, который спал в эти ранние утренние часы.

Она быстро пошла по извилистой, пыльной дороге. И вскоре ощутила, что спину сковывает мучительная боль, и сумка с немногими вещами, которые она взяла с собой, похоже, тяжелела с каждым шагом. Она перекладывала ее из одной руки в другую и решала, нет ли там чего-нибудь ненужного, что можно было бы выбросить. Но она знала, что дело не столько в весе сумки, сколько в ее болезненном и измученном состоянии после побоев дяди.

Она шла все медленнее, а между тем на горизонте стали появляться первые проблески нарождавшейся зари. Тут Мелинда со страхом поняла, что ушла от дома дяди совсем недалеко: если кто-то отправится на ее поиски, то им не придется долго искать ее.

Мысль, что ее могут поймать после побега, была невыносима. Она как бы воочию видела ярость дяди, его красное от гнева лицо и руку, тянущуюся к хлысту, слышала его бешеные крики. Она знала, что он никогда не простит ей того, что она вырвалась из его рук.

Она помнила, как он однажды бил собаку, которая струсила во время охоты.

— О боже! — воскликнула она. — Я не вынесу еще одной порки.

Она прекрасно представляла себе, что будет, вернись она назад: физическая слабость заставит ее повиноваться дяде, и она согласится выйти замуж за полковника Джиллингема. Одна мысль об этом заставила ее содрогнуться.

Она не знала, почему ей так ненавистен Джиллингем, но даже мысль о том, что он может прикоснуться к ней, была ей отвратительна до тошноты. Теперь ей казалось, что она догадывалась о его интересе к ней и о том, что он нарочно вовлекал ее в разговор, когда приходил на ленч. И хотя они просто обменялись несколькими незначительными фразами, она почувствовала робость и замешательство из-за необычного выражения его лица и глаз.

В тот раз она не призналась даже себе, почему она покинула его общество под тем предлогом, что ее помощь нужна тете. Она только знала, что полковник вызывает у нее то же чувство, что и змеи, и что ужасно даже подумать о том, что ей придется выйти за него замуж.

Такие размышления заставили ее идти быстрее.

Несколько минут она шла очень быстро, чуть ли не бежала, но силы быстро оставили ее, и ей пришлось замедлить шаг. Уже почти рассвело, тонкие желтые лучи солнца прогоняли ночную тьму. Дорога была безлюдна. Вскоре, она знала, должны появиться первые коттеджи небольшого поселения, где она надеялась найти повозку или какой-нибудь экипаж, чтобы доехать до Леминстера.

Леминстер находился в пяти милях, и там она могла сесть на поезд до Лондона. Она все спланировала заранее. Государственные дилижансы ходили регулярно и были дешевле поезда, но их легко можно было догнать на более быстром экипаже или верхом.

Мелинда подумала, что дядя будет думать, будто она отправится дилижансом. Сам он терпеть не мог поездов.

— Новомодный вздор! — часто повторял он. — Эти пышущие огнем жестянки никогда не заменят живую лошадь.

Он мог долго и пространно говорить на эту тему, клянясь, что никогда не потратит своих денег на такой смехотворный способ передвижения и что он и его семья будут продолжать путешествовать как леди и джентльмены, на своих собственных лошадях, управляемых собственным кучером.

Однако он допускал, что интересно было бы посмотреть на поезд, и, когда в Леминстере открыли вокзал, он как заместитель губернатора графства согласился присутствовать на церемонии открытия. В качестве великого одолжения Мелинду включили в число его сопровождающих.

Она и Шарлотта осмотрели вагоны с мягкими кожаными сиденьями и стеклянными окнами. Однако их напугали тяжелые деревянные скамьи, на которых должны были сидеть более бедные пассажиры, с открытыми окнами, сквозь которые неизбежно проникали сажа и угольная пыль. Но даже несмотря на такое неудобство, цена была высокой. Но поезда ходили намного быстрее лошадиных повозок, и Мелинда решила, что в данный момент это самое главное.

Вся трудность состояла в том, чтобы добраться до Леминстера. Она уже начинала жалеть, что отказалась от первоначального плана добраться туда на Флэше.

Но она знала, что если бы она пошла в конюшню, то грумы, слишком сильно боявшиеся дяди, не смогли бы утаить от него ее отсутствие, не вернись она через несколько часов. Им также показалось бы странным, что она отправляется кататься одна, так как дядя настаивал на том, чтобы кто-то из грумов всегда сопровождал ее.

Теперь она начинала волноваться, хватит ли у нее сил дойти даже до небольшого селения Оукл, не говоря уже о том, чтобы добраться до Леминстера и суметь сесть в поезд. Она почувствовала такую слабость, что решила немного отдохнуть. Она села на обочине дороги на небольшую куртинку травы, вытянула ноги и с ужасом заметила, что ее туфли покрылись толстым слоем пыли. Подол ее платья выглядел не лучше, и она подумала, что если она пройдет пешком еще немного, то будет выглядеть как бродяжка, особенно к тому времени, когда доберется до Лондона.

Она вытерла лицо тонким белым льняным платком, который сшила сама и на котором вышила свои инициалы, хотя в ее теперешнем положении такая утонченность была совершенно излишней. Тетя и Шарлотта настаивали на том, чтобы она вышила для них дюжину платков, украсив платки их инициалами самого причудливого рисунка. Ей нравилось вышивать платки, но у нее было много других дел, а они не разрешали ей даже покататься верхом или даже просто навестить Флэша, пока она не закончила вышивать.

Наверное, потому, что Мелинда думала о своем коне, она не сразу услышала цоканье подков приближающейся лошади, а когда услышала, то ее охватила внезапная паника. Но, посмотрев внимательнее, она поняла, что не стоит опасаться деревенской повозки на дороге, а приглядевшись, она узнала ее. Это была повозка фермера Дженкинса, арендовавшего одну из ферм дяди. Как только телега приблизилась, стало ясно, что ею управляет не сам фермер, а его сын Джим, рыжеволосый парень с нагловатой ухмылкой, которого она не раз встречала во время верховых прогулок.

Мелинда инстинктивно подняла руку, и возница натянул поводья, останавливая большую фермерскую лошадь.

— Доброго утречка, мисс Мелинда! — поприветствовал он ее. — Раненько поднялись. — У него был резкий крестьянский выговор.

— Доброе утро, Джим! Куда ты едешь? — спросила Мелинда несколько натянуто.

— Сегодни вторник, мисс, и мне надоть на рынок в Леминстер.

Мелинда с облегчением вздохнула.

— Пожалуйста, Джим, возьми меня с собой! Какая я глупая, что не подумала об этом раньше!

— О чем не подумали, мисс? Я не прочь подвезти вас, но моя телега не для леди.

Мелинда, не тратя времени на споры, с облегчением протянула ему багаж и, поставив ногу на колесо, взобралась на высокое сиденье рядом с ним. Простая доска конечно же была не слишком удобной, но это было лучше, чем идти пешком.

— Спасибо, Джим, — сказала она с такой благодарностью в голосе, что он с удивлением посмотрел на нее.

— Об чем разговор, мисс, тока че скажет сквайра ежели увидит, что вы так поедете?

— Надеюсь, что он не узнает, — ответила Мелинда. — Ой, Джим, я не могу тебе сейчас всего объяснить, но поехали скорее в Леминстер. Я и не подозревала, что в такой час кто-то будет ехать по дороге.

— Я завсегда собираюсь так рано, чтобы поспеть к открытию рынка, — объяснил Джим. — Ежели приехать пораньше, можно назначить цены получше.

Мелинда оглянулась и увидела, что телега нагружена деревянными клетками с курами, корзинами с яйцами и большими кусками домашнего сливочного масла, покрытого льняной тканью.

— А сколько сейчас времени? — спросила она. — И много ли народу уже встало в Оукле?

— Не, не много, — ответил Джим. — Они в Оукле все лежебоки.

— Я не хочу, чтобы меня видели, Джим, — пояснила Мелинда, — и мне не хочется навлекать на тебя неприятности за то, что ты меня подвез.

— Вы о сквайре? Он не знает, что вы едете в Леминстер? — поинтересовался Джим.

Несколько мгновений Мелинда колебалась, не зная, что сказать, но потом сказала правду:

— Нет, Джим, он не знает.

— И вы думаете, сквайр рассердится, ежели узнает? — настойчиво справлялся Джим.

— Боюсь, что да, — ответила Мелинда. — Но я не хочу, чтобы он сердился на тебя.

— Я не проболтаюсь, будьте уверены, — заявил Джим. — По мне, не найдется такой чудак в округе, кто сболтнет сквайру то, отчего он рассердится.

— В том-то и дело, — согласилась Мелинда. — Но может быть, меня никто не увидит сегодня с тобой, а если даже и увидит, то не скажет ему.

Надежда на это была слабой, но она уцепилась за нее. Кроме того, говорила она себе, если кто-то и увидит, что рядом с Джимом Дженкинсом на телеге сидит какая-то женщина, то вряд ли сообразит, что это молодая леди из Холла.

Она низко опустила голову, когда они проезжали Оукл, надеясь, что края шляпки скроют ее лицо. Когда они были уже на другом конце поселка, она с облегчением вздохнула.

— Ну, порядок! — сказал Джим. — Я же сказал, что они тут в Оукле лежебоки.

Когда они добрались до Леминстера, не было еще и пяти часов. Джим хотел довезти ее до самого вокзала, но она отказалась, зная, что вокзал расположен недалеко от рыночной площади и будет не так заметно, если она пройдет остаток пути одна.

— Спасибо, Джим, — поблагодарила она и протянула ему руку. — Я очень, очень благодарна тебе за помощь. И очень надеюсь, что никто не свяжет моего исчезновения с тобой.

— Это вряд ли, мисс, — ответил Джим. — Удачи вам! — Он сердечно пожал ей руку, ухмыльнулся и повернулся, чтобы взять в руки вожжи.

Мелинда медленно пошла прочь, чувствуя, что оставляет своего последнего друга. Она подумала, что Джим, по деревенскому обычаю, не спросил ее ни о чем, а просто принял все как должное. Они ехали большую часть пути молча, что дало ей возможность обдумать, что же делать дальше.

Мелинда дошла до вокзала и обнаружила, что ночной экспресс с севера будет в Леминстере в шесть часов. Она прошла к билетной кассе и спросила, сколько стоит билет до Лондона. Ее потрясла разница в ценах за проезд на открытых платформах и в комфортабельных вагонах. Некоторое время она раздумывала, но потом решила, что будет ложной экономией приехать в Лондон грязной и пыльной, потому что ее единственное приличное платье будет невозможно отстирать. Если она хочет найти для себя место, то должна выглядеть достойно, и поэтому, хотя и неохотно, она рассталась с одним из своих драгоценных золотых соверенов, чтобы получить всего несколько шиллингов сдачи вместе с выписанным от руки билетом.

Имея в своем распоряжении час свободного времени, она сначала зашла в дамскую комнату, чтобы почистить платье. Затем, почувствовав голод, стала искать, где можно купить еду. Рядом с вокзалом она заметила булочную, из которой доносился восхитительный запах свежевыпеченного хлеба.

Она купила две булочки, большие, еще теплые, покрытые сахарной глазурью по пенни за штуку, и, снова зайдя в дамскую комнату, с жадностью съела их. Не слишком питательная пища, проговорила про себя Мелинда и задумалась, где она будет есть в следующий раз.

Она все время ловила себя на том, что нервничает: вдруг поезд не придет, вдруг на путях будет поломка, вдруг кто-то из знакомых дяди узнает ее и не даст уехать. Она заметила, как кассир в билетной кассе с удивлением посмотрел на нее, когда она попросила один билет. Ее правильная речь и одежда, какой бы поношенной она ни была, выдавали в ней леди, а леди не путешествуют по железной дороге одни.

Каждый раз, когда дверь зала ожидания открывалась, Мелинда с подозрением посматривала на вновь входящего, но не было никого представлявшего большую опасность, чем две дородные молодые деревенские девицы, которые, как она догадалась из их разговора, собрались проехаться до следующей станции, просто чтобы покататься.

Тем не менее, когда в конце концов поезд с шумными гудками, свистками, шипением пара медленно подошел к вокзалу, изрыгая дым, совершенно неожиданно, неизвестно откуда там появилось множество людей: носильщики, пассажиры и станционные служащие, а также довольно много мужчин, женщин и детей, которые, несмотря на ранний утренний час, пришли просто поглазеть на это детище нового времени — на железнодорожный поезд.

Все с замиранием сердца, почти в истерическом восторге следили за тем, как поезд останавливается.

Носильщики кричали, пассажиры толкали друг друга, хотя спешить было некуда. Мелинду подхватил людской поток и внес в вагон, куда взобрались еще пять человек, и дверь захлопнулась.

Мелинда оказалась у окна в дальнем конце вагона.

Напротив сидел пожилой джентльмен, закутанный в толстую твидовую накидку, явно боявшийся простудиться, несмотря на лето. Его жена под глухой вуалью была в пелерине и шляпке, которые были расшиты множеством переливающихся бусинок, звякавших при малейшем движении.

Остальные пассажиры были мужчины. Мелинда причислила их к коммерсантам, хотя мало что знала об этом типе людей. Ее предположения, тем не менее, подтвердились, когда они заговорили друг с другом о сделках и клиентах. Один даже продемонстрировал образец шерстяной материи и с гордостью заявил, что покупатели глаза вытаращат, когда он покажет ее в Лондоне.

На открытой платформе сумятица нарастала по мере того, как поезд медленно тронулся с места, выпустив огромное облако дыма, поплывшее за окном под предупредительные свистки, крики и взмахи платочков провожающих. У Мелинды замерло сердце. У нее получилось! Она уезжает! Поезд, ехавший быстрее любой лошади из конюшни ее дяди, везет ее в Лондон. Она убежала, и полковник Джиллингем остался в прошлом.

Она чуть не заплакала от радости. Но гордость не позволила ей лить слезы, хотя, когда она отвернулась к окну, у нее перед глазами довольно долго все расплывалось. Ее охватило странное чувство. Покачивание вагона, стук колес по железным рельсам, клубы дыма, пролетавшие за окном, — все это было новым для нее и настолько же необычным, как и вся жизнь, ждущая ее впереди.

Закрыв глаза, она пыталась собраться с мыслями и решить, что же она будет делать в Лондоне. По ее расчетам, поезд должен прибыть туда около часа дня. То есть у нее будет целый день, чтобы найти порядочное место, где она могла бы остановиться и навести справки об агентстве, которое называлось «Бюро миссис Брюер», с которого она хотела начать поиски места.

Она бы не знала и этого имени, если бы несколько раз не писала к миссис Брюер по поручению своей тети, когда леди Стэнион требовалась новая экономка. В присланном ответе миссис Брюер сообщала, что ее бюро предоставляет любой штат прислуги с разумным жалованьем, необходимый для благородных аристократических и дворянских семейств.

Мелинда жалела, что, спеша покинуть Холл, она не посмотрела лондонского адреса миссис Брюер, но она была уверена, что кто-нибудь ей подскажет, где его искать. Она ясно сознавала, что даже если она и найдет бюро, то ей будет трудно найти работу без рекомендаций. И решила, что лучше всего будет честно сказать, что она родственница леди Стэнион и надеется, что миссис Брюер не станет настаивать на том, чтобы навести справки о ней у ее тети.

Она начала понимать, что ее ждет гораздо больше трудностей, чем ей казалось сначала. Она убежала, не думая ни о чем, потому что сильно испугалась, но почему-то, может быть излишне оптимистично, она верила, что найдет работу и ей не придется возвращаться в дом дяди, чтобы не умереть с голоду.

«Мне нужно быть практичной и разумной, — думала про себя Мелинда. — Я должна быть готовой к трудностям».

Она уже почти сожалела, что не купила билет на открытой платформе и не сэкономила денег. Шесть гиней, которые у нее еще остались, могли бы показаться целым состоянием для того, кто не имел в кошельке больше нескольких шиллингов, но она знала, что они быстро закончатся.

«Мне нужно опасаться карманников, — думала она, — и мелких воришек».

Оказалось, что она должна помнить о стольких вещах, что ее сначала охватил ужас. Но вскоре она сказала себе, что все будет хорошо и что Бог защитит ее.

Девушка попыталась молиться и, вероятно, задремала на несколько минут, потому что когда она открыла глаза, то увидела, что другие пассажиры приготовились завтракать.

Джентльмен в накидке и его жена достали огромную корзину для пикников, а коммерсанты, если они были таковыми, — пакеты с бутербродами. Мелинда поняла, что очень голодна, и пожалела, что не купила больше тех булочек по одному пенни в булочной на вокзале. Казалось, что с тех пор, как она поела, прошла целая вечность.

Пожилой джентльмен напротив обгладывал крылышко цыпленка. Затем он и его жена ели клубнику, посыпая каждую ягоду сахаром из шейкера с серебряной крышкой и добавляя сливки из небольшого серебряного кувшинчика. Мелинда смотрела на них словно завороженная. Она вспомнила, что не ужинала вчера вечером и не чувствовала голода до самого ленча. У нее болела спина, и ей казалось, что голод еще больше усиливал эту боль.

Она закрыла на мгновение глаза, чтобы не видеть, как люди вокруг нее едят и едят.

— Я не слишком голодна, — сказала дама в вуали раздраженным голосом:

— От этой тряски в вагоне меня подташнивает.

— Не желаешь ли немного бренди, дорогая? — спросил муж.

— Нет, только не бренди! — сказала дама таким тоном, будто ей предложили мышьяк. — Разве что немного шампанского.

— Да, да, конечно, — поспешно согласился пожилой джентльмен.

Он вытащил полбутылки шампанского из корзины для пикника, которую он поставил на пол у ног Мелинды. До нее доносился запах цыпленка и клубники, — и она ощутила, как голод терзает ее, будто боль.

Пожилой джентльмен налил шампанского, потом обратился к жене, как показалось Мелинде, довольно громким шепотом:

— У нас столько всего осталось, моя дорогая, ты не думаешь, что мы можем предложить что-нибудь той молодой леди напротив? У нее явно нет ничего съестного с собой.

— Нет, нет, конечно нет, — ответила его жена. — Женщина, которая путешествует одна! И подумать страшно, кто это может быть! Не смей с ней заговаривать!

Мелинда закрыла глаза. Вот с этим ей не раз еще предстоит столкнуться. Одинокая женщина вызывает подозрения, и поэтому на нее нельзя обращать внимания и следует избегать. Она была рада, когда корзину для пикников убрали под сиденье.

— Мы прибудем через час, — услышала она слова одного из коммерсантов, и она решила, что, прежде чем предпримет что-либо, ей нужно будет поесть.

— Почему мы здесь остановились? — спросил один из мужчин.

Его друг открыл окно и высунул голову.

— Ничего не видно, — сказал он. А потом другим тоном добавил:

— О боже! Ничего себе! Что случилось?

— Не знаю, сэр, — послышался четкий ответ. — Вероятно, что-то на путях.

И вправду, на путях были завалы, и понадобилось пять часов, чтобы их расчистить. Пассажиры с некоторым трудом спустились с высоких ступенек вагонов и гуляли вдоль путей, разглядывая оползень, принесший на железнодорожные рельсы гору камней и песка. Мужчин попросили заняться расчисткой. Они возобновят путешествие через час… два… три…

В конце концов, почти через пять часов после того, как они остановились, поезд снова отправился в путь.

Делать было нечего: едешь и смотришь по сторонам на поля и леса по обе стороны путей, чувство голода мучило Мелинду все сильнее и сильнее. И она решилась поговорить с проводником.

— Вы не знаете, смогу ли я здесь где-нибудь поесть? — спросила она. — Я собиралась в большой спешке и, к сожалению, ничего не взяла с собой.

— Все разумные пассажиры берут еду с собой, — проговорил он. — Никогда не знаешь, что может случиться, мисс.

— Теперь-то я понимаю, — с улыбкой сказала Мелинда, — но уже поздно браться за ум, а я очень проголодалась.

Он посмотрел на нее, и напускная важность, казалось, постепенно исчезала с его лица. Оно смягчилось.

— Подумаю, что можно для вас сделать, — сказал он. — У меня дочь вашего возраста.

Он ушел в головной вагон и вернулся с большим куском домашнего пирога с ветчиной и ломтем хлеба, на котором лежал толстый кусок сыра.

— В одном из вагонов едет фермерша, — объяснил он. — Говорит, что везет пирог сестре в подарок, но, по-моему, она не довезет его, почти все съела сама.

— Очень любезно с ее стороны, — поблагодарила Мелинда. — Можно я заплачу ей?

— Думаю, она обидится, если вы предложите ей деньги, — сказал проводник. — Я сказал ей, что одна молодая леди нуждается в помощи, и она с готовностью предложила помочь.

— Передайте ей большое, большое спасибо, — попросила Мелинда.

«Как это не похоже на отношение пожилой пары из нашего вагона», — подумала она. Никогда в жизни она еще не ела с таким удовольствием.

Поезд шел очень медленно. Когда они прибыли на Эустонский вокзал, солнце уже село и день близился к вечеру.

— Ну, слава богу, мы наконец приехали! — сказала дама в вуали. — Самая неприятная поездка в моей жизни. В следующий раз я поеду в карете.

— Я знал, что ты так скажешь, моя дорогая, — мягко проговорил ее муж. — Железнодорожные путешествия не для леди.

— Совершенно верно, — согласилась его жена. — Не беспокойся о корзине для пикников. Я велела лакею забрать ее после того, как он найдет нам экипаж.

— Да, конечно, носильщик присмотрит за ней, — продолжал ее муж. — Не волнуйся так, Гертруда. Ты всегда так нервничаешь на вокзале.

— Это был последний раз, когда я ездила на поезде! — решительно заявила дама.

— Ты и в прошлый раз так говорила, — напомнил ей муж. — Но я согласен с тобой. Обратно мы поедем на старом добром дилижансе или, еще лучше, в своем экипаже с частыми остановками.

— По-моему, поезда скоро прекратят свое существование, — сонно проговорила жена. — Публика просто откажется ездить из-за таких неудобств.

Мелинда почти не обращала внимания на их разговор. Ей все время хотелось выглянуть в окно. Там, на вокзале, была неимоверная толчея. Впервые ей стало по-настоящему страшно. Темнело. Бесполезно было идти в «Бюро миссис Брюер» в такой поздний час.

Она не знала, стоит ли спрашивать у пожилой пары, нет ли у них на примете приличной гостиницы.

Она долго собиралась с духом и, как раз в то время как дверь открылась и коммерсанты начали выходить, решилась и тихим, испуганным голосом начала:

— Вы не… могли… бы быть так любезны… не скажете ли вы мне…

Дама в вуали бросила на нее испепеляющий взгляд.

— Нет! — враждебно оборвала она Мелинду. — Мы ничего не можем вам сказать. — И она поспешно вышла из вагона, муж последовал за ней.

Мелинда вышла последней. Пахло дымом, шумел двигатель, кричали носильщики. Ее просто оглушило.

— Носильщик? Носильщик? Носильщик, мисс?

— Нет, спасибо, — отказалась Мелинда, схватив свою сумку, и последовала за остальными пассажирами.

Ей показалось, что все спешат. Сама она шла по платформе медленно.

— Ваш билет, мисс?

Она опустила сумку, открыла кошелек и вытащила билет. Протянула его контролеру и поняла, что, кроме нее, на платформе почти никого не осталось. Люди спешили к длинной веренице извозчиков. Мелинда стояла и смотрела вокруг. Несомненно, нужно найти кого-то, кто мог бы подсказать ей, что делать дальше.

Может быть, священника.

И тут рядом послышался тихий голос, похожий на голос настоящей леди:

— Вы выглядите несколько Потерянной. Может быть, я могу чем-то помочь?

Она оглянулась. На нее смотрела дама с добрым лицом, со вкусом, но очень просто одетая. Ей было примерно лет пятьдесят.

— Боюсь… я… я впервые в Лондоне, — почти извиняясь, сказала Мелинда. — Я просто хотела узнать… не может ли кто-нибудь… посоветовать мне… где можно переночевать.

— У вас что же, нет ни друзей, ни родных? — мягко и сочувственно спросила дама, и Мелинда как-то сразу успокоилась.

— Боюсь, что нет, — сказала она. — Я… я приехала в Лондон, чтобы найти… работу. Поезд опоздал, и я уже не смогу пойти в бюро по найму сегодня.

— Да, разумеется, — сказала пожилая дама. — И вы хотите найти ночлег?

Мелинда кивнула.

— Только на одну или две ночи, — объяснила она. — Пока не найду работу.

Последовала пауза, и, поскольку дама молчала, Мелинда в отчаянии спросила:

— Может быть… вы знаете, где?..

— Я как раз думаю, как вам помочь, — отозвалась дама. — Наверное, очень страшно приехать вот так, не зная, куда идти. На улице меня ждет экипаж. Если вы пойдете со мной, то я отвезу вас туда, где можно переночевать.

— Это очень мило с вашей стороны, — с благодарностью сказала Мелинда. — Но это не очень вас побеспокоит? Я имею в виду… Вы ведь, кажется, кого-то встречали?

— Я расскажу вам об этом по дороге, — сказала дама. — У вас есть багаж?

— Только это, — сказала Мелинда.

— Тогда пойдемте, моя дорогая. Тут недалеко.

Экипаж был очень элегантный, кучер с кокардой, а лошади, как с первого взгляда определила Мелинда, были хорошо накормлены и ухожены. Дама жестом велела Мелинде садиться и уселась рядом.

— Вы точно никого не встречали? — спросила Meлинда.

Дама тихо вдохнула.

— Я часто приезжаю сюда, — сказала она. — Видите ли, моя дочь, примерно вашего возраста, должна была приехать в Лондон с севера. Я приезжаю на вокзал встречать ее, но она все не едет, я даже не знаю, жива ли она.

— Как ужасно! — воскликнула Мелинда.

— Я так и не знаю, что с ней случилось, — продолжала дама с грустью в голосе. — Вот почему я езжу на вокзал, надеясь, всегда надеясь, что однажды она вернется и я снова обрету ее.

— Мне так жаль, — сказала Мелинда. Она всей душой была на стороне несчастной матери, но все же подумала про себя, что дама, вероятно, слегка помешалась на своем горе.

— Иногда я помогаю таким молодым девушкам, как вы, — продолжала дама. — И, помогая им, чувствую себя счастливее. Вы понимаете?

— Да, конечно, — ответила Мелинда. — И спасибо вам большое. Очень жаль, что я не ваша дочь.

— Очень мило, что вы так сказали, — заметила дама. — Но теперь довольно о моих горестях. Расскажите мне о себе. Ваши родители живут в деревне?

— У меня нет родителей, — ответила Мелинда. Они погибли в дорожном происшествии.

— Поэтому вы приехали в Лондон? — поинтересовалась дама.

Мгновение Мелинда раздумывала, что сказать, но потом решила, что безопаснее не упоминать о дяде даже ее новой знакомой.

— Да, — ответила она. — У меня нет денег, поэтому я должна работать. Может быть, вы можете дать мне адрес «Бюро миссис Брюер»? г— Мы подумаем об этом завтра, — ответила дама. — Сколько вам лет?

— Восемнадцать, — сказала ей Мелинда, — и я уверена, что смогла бы учить детей. Я знаю обычные школьные предметы, кроме того, я умею рисовать, играть на фортепиано, и если это будут деревенские дети, то я смогу учить их ездить верхом.

— Тогда я уверена, мы сможем найти для вас что-нибудь, — сказала дама. — Наверное, теперь нам следует познакомиться.

— Да, конечно, — улыбнулась Мелинда. — Меня зовут Мелинда Стэнион.

— Какое милое имя! — воскликнула дама. — А я миссис Элла Харкорт. Как удачно, что мы встретились.

— Да, очень, — согласилась Мелинда.

Они ехали все время по ярко освещенным улицам.

Мелинде хотелось выглянуть в окно и рассмотреть все хорошенько, но она подумала, что это могло показаться невежливым, и поэтому смогла бросить на улицу только несколько любопытных взглядов.

Миссис Харкорт, как ей показалось, задавала слишком много вопросов. Внезапно Мелинда почувствовала, что устала. День был долгим, а она не спала всю прошлую ночь. Ей показалось, что отвечает она почти автоматически. Экипаж остановился.

— Мы приехали, — сказала миссис Харкорт. — Вижу, что вы устали. Я провожу вас наверх в спальню, а завтра мы обо всем поговорим.

— Да, конечно, — сказала Мелинда, — и спасибо вам, вы были так добры. Извините, если я показалась вам глупой. Просто мне очень хочется спать.

— Бедное дитя! — нежно произнесла миссис Харкорт. — А теперь идемте.

Она сделала несколько шагов по тротуару. Мелинда последовала за ней. Они оказались на очень тихой улице, на которой стояли дорогие дома с колоннами.

Они поднялись по лестнице, но не успели дойти до двери, как она открылась: швейцар в ливрее провожал какого-то джентльмена. На нем был цилиндр, сдвинутый набок, вечерний костюм с очень высоким белым галстуком. В петлице желтела гвоздика. Когда он наклонился, чтобы поцеловать руку миссис Харкорт, у него упал монокль.

— Я уже думал, что не застану вас, дорогая, — сказал он учтиво.

— Как видите, я уезжала, ваша светлость, — ответила миссис Харкорт.

— Как же, вижу! — медленно и со значением произнес джентльмен.

Он взглянул на Мелинду. Она сонно взглянула ему в глаза. И подумала, что никогда еще не встречала мужчину, так похожего на сатира и с таким порочным лицом. Возможно, ей это только показалось, но именно такое впечатление он произвел на нее.

— Представьте меня!

Слова прозвучали почти как приказ, но миссис Харкорт быстро ответила:

— Молодая леди, которую я только что встретила на вокзале, очень устала. Она впервые в Лондоне, и все, что ей сейчас нужно, — это сон. Надеюсь, ваша светлость извинит нас.

— Представьте меня!

Он произнес просьбу медленно, отчетливо и властно, и девушке показалось, что миссис Харкорт слегка возбужденно произнесла:

— Мелинда, это лорд Ротхем, мой… старый друг.

Мисс Мелинда Стэнион.

Лорд Ротхем взял руку Мелинды в свою.

— Впервые в Лондоне, дорогуша! Тогда мы сможем сделать так, чтобы вам понравилось. Думаю, что мы будем часто видеться, вы и я.

Он крепко держал ее руку и смотрел прямо в лицо.

Свет из холла позволял Мелинде разглядеть мешки под глазами и тонкие губы. Она попыталась отнять у него свою руку.

— Спасибо, — пробормотала она, — но…

— Как я уже сказала, Мелинда очень устала, ваша светлость, — сказала миссис Харкорт, и в ее голосе послышались резкие ноты.

— Я вас слышал, дорогая, слышал! — ответил лорд Ротхем. — Очень хорошенькое личико. Очень молода, неиспорченна, невинна!

Мелинда почувствовала, как его глаза сверкнули, когда он глядел на нее, она с большим трудом отодвинулась от него.

— До завтра, ноя дорогая Мелинда! — сказал лорд Ротхем и поцеловал ее руки.

Она сняла перчатки в экипаже и теперь почувствовала его губы на своей коже, они были теплыми и какими-то настойчивыми. Неизвестно отчего ей вдруг стало страшно. Она выдернула свои руки и, пройдя мимо миссис Харкорт, поспешила войти в холл.

— Вы не имеете права, ваша светлость, — услышала она гневный голос миссис Харкорт.

Потом послышался голос лорда Ротхема:

— Я зайду завтра. Скажите Кейт, что она моя!

Но конечно, говорила она себе, она могла и ошибаться.

Глава 3

Двуколка остановилась у ярко освещенного дома на Принц-стрит. Из нее вышел элегантный молодой джентльмен с гарденией в петлице фрака. Он бросил извозчику полгинеи, которые тот ловко поймал, и направился ко входу, по бокам которого стояли два швейцара в кричащих ливреях.

Это были сильные, мускулистые мужчины, весь вид которых ясно давал понять любому, что их обязанности заключаются не только в том, чтобы открывать двери карет или подзывать извозчика для отъезжающих гостей.

Капитан Жервез Вестей кивнул швейцарам, те поприветствовали его, и один из них поспешно постучал в закрытую дверь. Открылось небольшое окошко, через которое на капитана внимательно посмотрели.

Окошко закрылось, и дверь немедленно открылась.

— Добрый вечер, капитан! Очень приятно вас видеть, — с напускной учтивостью поприветствовал его слуга.

Капитан не потрудился ответить ему. Он прошел вдоль длинного, похожего на туннель коридора, поднялся по короткому пролету лестницы, покрытой ковром, и вошел в просторный и ярко освещенный салон.

Там было шумно от разговоров и хохота, резкого и несдержанного, но создававшего атмосферу непринужденного веселья.

В конце зала, куда вошел наш капитан, был устроен бар на американский манер, где раздавали коктейли под названиями «Щекотка для десен», «Бодрящий», «Живая вода». Но капитан смотрел только на помост на противоположном конце зала, где стоял обитый бархатом трон. Там в окружении сонма хорошеньких женщин восседала признанная королева ночной жизни Лондона — Кейт Гамильтон, толстая, некрасивая женщина, чья громадная туша, залитая газовым освещением, заставлявшим сиять на весь зал ее драгоценности, отражалась в многочисленных зеркалах. Ее знал весь Лондон, а для заморских гостей это была одна из главных достопримечательностей столицы.

Проходя через зал, капитан Жервез Вестей кивками приветствовал своих многочисленных титулованных друзей, включая маркиза Хартингтона, помахал нескольким членам парламента и заметил, что здесь, как обычно, собрались офицеры обоих родов войск, чтобы наслаждаться обществом самых хорошеньких молодых женщин, которыми так славился салон Кейт Гамильтон.

Как только капитан добрался до помоста Кейт, она с явным удовольствием повернулась к нему, хотя до этого громко разговаривала с худощавым молодым аристократом, явно заплатившим за ее шампанское.

— Я только что говорила его светлости, — сказала она, — что я не видала вас и вашего друга, маркиза, больше недели. Где вы скрываетесь? Здесь без вас так скучно.

— Я тоже скучал без вас, Кейт, — улыбнулся капитан. — Вы прекрасно выглядите. Собираетесь развлечь нас, показав одну из ваших знаменитых поз?

Это была очень старая шутка, которая неизменно заставляла Кейт заходиться от хохота, трясясь жирным телом, как бланманже на тарелке. Она начала свою головокружительную карьеру с показа пластических этюдов в обнаженном виде, что было одним из самых популярных видов развлечений в Лондоне двадцатилетней давности.

— Замолчите! — сказала она почти застенчиво. Я слишком стара, знаете ли, для таких вещей. Но у меня есть две девушки только что из Парижа, которые будут последним криком моды на следующей неделе. Вам и вашему другу я могу организовать частный показ, если вам интересно.

— Конечно, интересно! — воскликнул капитан. — Но я хотел бы поговорить с вами сейчас с глазу на глаз, Кейт. Это очень срочно.

Кейт Гамильтон пристально взглянула на него. Казалось, она откажет ему, но она отставила свой бокал с шампанским и повернулась к одной из своих молодых компаньонок, стоявших рядом и готовых явиться по первому ее зову.

— Эй, Рози, присмотри-ка здесь, пока я не вернусь, — проговорила она— Не позволяй никаких глупостей, если будут неприятности, пошли за мной.

— Все будет хорошо, мэм, — пообещала Рози, с довольным видом усаживаясь на бархатный трон, который Кейт только что освободила.

Чтобы добраться до двери ее личных покоев по натертому паркетному полу, пришлось идти довольно долго. Всем не терпелось перекинуться с Кейт словом, начиная от лорда Могуна, всем известного задиры и дуэлиста, до сдержанного, но невероятно глупого мистера Бобби Шафто, чья слава держалась единственно на том, что однажды он помог маркизу Гастингсу выпустить две сотни крыс в танцевальном зале Мотта.

Наконец Кейт дошла до двери, отделявшей салон от коридора, ведущего в частные кабинеты для ужинов и в ее личную гостиную. Только самых привилегированных из своих знакомых, видных заморских гостей или некоторых молодых людей, к которым она питала личную слабость, Кейт приглашала в этот роскошный будуар, украшенный бархатными портьерами и меблированный тремя огромными атласными диванами: небесно-голубым, угольно-черным и красным.

— Садитесь, капитан, — пригласила Кейт. — Чувствуйте себя как дома. Что будете пить?

— Я выпью позже, спасибо, — ответил капитан Вестей. — Мне нужна ваша помощь, Кейт, но боюсь, что кто-нибудь ворвется сюда и помешает нам поговорить.

— Ну об этом-то не беспокойтесь! — успокоила она его. — В моем салоне я принимаю только людей из высшего света. Салон — не чета тем грязным местечкам, которые расплодились повсюду и стараются подражать мне. Как я говорю всем, кто упоминает о них при мне, они скоро разорятся.

— Не стоит беспокоиться, они конечно же не будут иметь такого успеха, — сказал капитан Вестей. — Есть только одна Кейт и только один дом, который мы с удовольствием посещаем, а в другие можно ходить только посмеяться или поскандалить.

— Верно, — сказала Кейт почти с облегчением. — Я никогда не позволяю никаких скандалов в моем доме, вы же знаете.

Она села на черный диван, который застонал под ее весом.

— Ну, так что же вас беспокоит? — спросила она.

— Не меня, — пояснил капитан Вестей. — Это у Чарда неприятности, но я точно знаю, что единственный человек, который может ему помочь, — это вы.

— Деньги или женщина? — отрывисто спросила Кейт.

— Ни то ни другое, — ответил Вестей. — Его мачеха.

— Вдова? — спросила Кейт, удивленно подняв брови. — Я слышала, что она больна.

— Вы в курсе всего, не так ли, Кейт? — сказал капитан Вестей. — Да, она больна, более того, она умирает.

— Бедная леди, — произнесла Кейт почти с симпатией. — Но между ней и пасынком никогда не было большой любви, насколько я слышала.

— Вы и тут правы, — согласился капитан. — И на то есть причины. Видите ли, старик маркиз оставил все деньги жене в пожизненное пользование. Он не очень любил сына, так как, по правде говоря, ему ненавистна была сама мысль, что кто-то переживет его. Во всяком случае, когда он умер, мой друг Дрого унаследовал один титул и больше ничего.

— Ну а теперь деньги ее светлости должны перейти к нему, — сказала Кейт. — У нее ведь нет детей?

— Нет, но суть в том, что она может оставить деньги кому захочет, — сообщил капитан Вестей.

— Понятно, и старую вражду нельзя уладить?

— Не совсем так, — сказал капитан Вестей. — И вот сейчас, Кейт, нам и нужна ваша помощь. Вдовствующая маркиза сказала, что она оставит пасынку все до пенни из наследства отца при условии, если тот женится.

Кейт хихикнула:

— Она хочет его женить? Ну, он из тех, кто будет кусаться в упряжке. Но вряд ли что-то, кроме женитьбы, сможет его обуздать.

— В том-то все и дело, — сказал капитан Вестей. — Маркиз сказал, что пошлет все к чертям, если его заставят жениться.

Кейт замолчала на мгновение, но потом у нее на лице появилось хитрое выражение, и она сказала:

— Все еще сохнет по леди Элис Сент-Хилиер, да?

Капитан Вестей секунду молчал, пораженный, затем расхохотался:

— Черт вас побери, Кейт! Нет такой тайны по всей Англии, которую бы вы не разнюхали рано или поздно.

— Мой дорогой мальчик, — ответила Кейт, — подвыпившие мужчины становятся болтливыми. А мужчины, которые приходят в мой салон, пьют, если не сидят дома. Вот так!

— Понятно! — не скрывая улыбки, произнес капитан Вестей. — Ну а раз вы уже так много знаете, то можете узнать все. Маркиз поклялся, что раз он не может жениться на леди Элис Сент-Хилиер, то не женится больше ни на ком. Но с другой стороны, есть маркиза, которая лежит на смертном одре и отказывается подписать завещание, пока пасынок не представит ей свою жену. Не невесту, нет, заметьте!

Помолвку было бы легко расторгнуть после похорон.

Нет, ей нужна жена! И она настаивает, чтобы венчание состоялось у нее в спальне, как только подходящая девушка будет найдена.

— Не хочет рисковать, да? — заметила Кейт. — Она наверняка знает, что ее пасынок достаточно ловок, чтобы выйти сухим из воды.

— Он не раз доказывал это в прошлом, — согласился капитан Вестей. — Но при всей необузданности мой друг в душе очень порядочный человек. Вы же знаете, что с его внешностью и титулом он мог бы легко уговорить любую молоденькую простушку стать его женой с помощью ее тщеславной маменьки. Но он не опускается до таких вещей. Он даже хотел послать вдову со всеми ее деньгами ко всем чертям.

— И сделал бы глупость, я полагаю, — заметила Кейт. — Деньги есть деньги, откуда бы они ни приходили!

— Примерно то же самое и я ему сказал, — согласился капитан Вестей. — Но я думаю, что он так бы и сделал, если бы не Чард.

— Его дом? — спросила Кейт.

— Дом и огромное поместье в Хертфордшире, — сказал капитан Вестей. — Он любит этот дом. Это единственное, что придает его жизни стабильность. У него было несчастливое детство: мать умерла, отец его бил, мачеха невзлюбила. Чард стал всем для него: его отцом, матерью и семьей. Он не может видеть, как поместье приходит в упадок.

— Но что ему остается делать? — спросила Кейт. — И что могу сделать я, если уж на то пошло?

— Вот об этом я и хотел поговорить, — сказал капитан Вестей, наклонясь вперед. — У нас есть идея, но мы можем осуществить ее только с вашей помощью.

— Что за идея? — поинтересовалась Кейт.

— Маркиз женится в спальне вдовы, как она того требует, — начал капитан Вестей. — Но невеста будет ненастоящей, и ее найдете вы.

На мгновение Кейт открыла свой большой рот, подчеркнув и без того отвисший подбородок, доходивший до огромного вульгарного бриллиантового ожерелья, обхватывавшего ее жирную шею. Затем она откинула голову назад и захохотала.

— Черт меня подери! У него всегда наготове козырной туз в рукаве! — воскликнула она. — Клянусь, вдова сама напросилась! А ну, как она догадается?

— С чего бы это? — не согласился капитан Вестей. — У нас есть на примете подходящий человек на роль священника. Он был с нами в одном полку, и ему всегда удавались штуки с переодеваниями. К тому же его отец служил викарием в одной дыре в Нортумберленде, поэтому он знает все, что касается службы, особенно венчания Так что самое трудное — найти невесту!

— Да уж, она немаловажная часть церемонии, — заметила Кейт.

— Это должна быть девушка подходящей внешности, на этом особенно настаивает маркиз, — сказал капитан Вестей. — Он говорит, что вдова сразу унюхает обман, если девушка будет простоватой или похожей на проститутку. Она должна выглядеть настоящей леди и быть одета подобающим образом.

— Вы слишком многого требуете, знаете ли, — сказала Кейт.

— Если уж и вы нас подведете, то я не знаю, куда еще обратиться, — посетовал капитан Вестей. — Да у вас в салоне, Кейт, самые красивые женщины в Лондоне. Одна из них должна суметь достаточно умно сыграть девушку из общества, чтобы никто ничего не заподозрил.

— А теперь послушайте, капитан, — сказала Кейт. — Вы и ваш друг всегда были со мной откровенны, и я отплачу вам тем же. Все это не так-то просто. Начать с того, что Рози, Герти, Гвен и многие другие, да вы их всех знаете, выглядят привлекательно и соблазнительно при свете газовых ламп, но при дневном свете они вряд ли будут походить на чистых девственниц, да и зачем им? Конечно, после нескольких бокалов шампанского их голоса могут показаться мелодичными, но слышали бы вы их за завтраком, когда вы трезвы, — они скрипят, как несмазанные телеги.

— Но, Кейт, одна из них должна суметь сыграть эту роль, — почти в отчаянии проговорил капитан Вестей. — Вы можете одеть ее, придать ей нужный лоск, и она будет держать язык за зубами, не так ли?

Ей вовсе не обязательно вступать в беседы с умирающей женщиной.

— Но что будет потом? — спросила Кейт. — Я подбираю своих девочек по внешности и по мозгам, но ни одна из них не настолько глупа, чтобы не понимать своей выгоды. А разговоры об этом, которые непременно начнутся в городе, навредят маркизу, ему придется сильно потратиться, чтобы заставить молчать свою поддельную невесту.

— Вы имеете в виду шантаж? — спросил капитан Вестей.

— Неприличное слово, — сказала Кейт. — Его никогда не произносят в моем салоне. Но я знаю, что такие вещи случаются в других местах.

— Тогда что же нам делать? — спросил капитан Вестей. — Это была такая хорошая идея, и маркиз верил, что вы именно тот человек, который сможет успешно осуществить ее. Он предложил, хотя, конечно, вы можете и не согласиться, что невесте и вам будет выплачено по пятьсот гиней. И конечно, он заплатит за всю одежду и оплатит все остальные расходы.

Кейт ничего не сказала, но ее глаза слегка заблестели.

— Подумайте и попытайтесь предположить, кто бы мог это сделать, — умолял капитан Вестей.

— Я подумаю, — сказала Кейт.

Она прошла через комнату и потянула за висевший над камином вышитый шнур звонка с медной ручкой.

Почти сразу появился официант.

— Пришлите мне миссис Харкорт, — приказала Кейт, — и принесите бутылку шампанского. Мне нужно выпить.

— Вы думаете, что миссис Харкорт сможет нам помочь? — спросил капитан Вестей.

Все, кто бывал у Кейт, знали Эллу Харкорт. Она отвечала за вторую половину заведения, которым управляла Кейт, причем делала это с большим успехом на тихой улице позади салона, которая сообщалась с Принц-стрит с помощью длинного подземного тоннеля. Только самые влиятельные и важные из клиентов Кейт допускались из салона в «Дом», как они его называли. Для всех случайных посетителей салона и для полиции эти два дома были совершенно не связанными между собой.

Пока Кейт и капитан ждали миссис Харкорт, они почти не разговаривали друг с другом. Капитан Вестей знал, что Кейт обдумывает дело, и было бы глупо мешать потоку ее мыслей. И капитан стал осознавать, что, возможно, их схема, казавшаяся им с Дрого такой простой, вовсе не является таковой. Они обсуждали на Гросвенор-сквер свои планы вполголоса, больше из уважения к умирающей вдове, чем из опасения, что кто-то может их услышать, и тогда им казалось, что это самый удобный выход из того затруднительного положения, в которое попал маркиз. Теперь же на пути осуществления плана, который заставил бы вдову подписать наиважнейший для него документ, стали появляться всевозможные препятствия.

Но постепенно молчание Кейт стало действовать капитану Вестею на нервы.

— Вы должны что-то делать, Кейт, — сказал он почти грубо. — Иначе вдова угрожает оставить все деньги кошачьему приюту, которому она покровительствует.

— И о какой сумме идет речь? — спросила Кейт.

— Что-то вроде пары миллионов, — ответил капитан Вестей.

— Кошкам! — воскликнула Кейт. — Почему же не детям? Их достаточно бродит полуголодными по улицам.

— Почему же тогда не законному наследнику? — спросил капитан Вестей. — Мне кажется, что если бы маркиз переехал в Чард, то он совершенно изменился бы.

— Какая была бы жалость, если бы он устроился там и стал вести порядочный образ жизни, — с улыбкой сказала Кейт. — Лондон стал бы куда более скучным.

Ведь лорд Чард — одна из достопримечательностей Вест-Энда. Половина приезжих из деревни, которые приходят сюда, первым делом спрашивают: «Нет ли здесь лорда Чарда? Мне бы хотелось увидеть, какой он»

— Мы здорово веселились вместе, — сказал капитан Вестей. — Но в будущем это будет затруднительно, если маркиз останется без гроша.

— Ее светлость делает ошибку, говорю я вам, проговорила Кейт. — Ну вот и Элла. Посмотрим, чти она нам предложит.

Она улыбнулась миссис Харкорт, вошедшей в комнату с невероятно спокойным видом истинной леди.

Кейт уже открыла рот, чтобы заговорить с ней, но потом передумала.

— Эй, молодой человек, — сказала она капитану Вестею, — я хочу поговорить с Эллой наедине. Подождите нас в комнате напротив. Там никого нет.

— Очень хорошо, — сказал капитан, вставая. — Добрый вечер, миссис Харкорт! В «Доме» все идет хорошо?

— Одна из девушек только сегодня утром спрашивала о вас, — ответила миссис Харкорт. — Кто же это могла быть? Ах да, Лили! Та девушка с темными волосами, по которой вы сходили с ума всего месяц или около того назад.

— Передайте ей мой горячий привет, — сказал капитан Вестей, — и скажите, что я загляну к ней, как только улажу одно небольшое, но неотложное дельце.

Кейт расскажет вам о нем. — Он улыбнулся обеим женщинам и вышел в соседнюю комнату.

— Какой милый молодой человек, — заметила миссис Харкорт. — Неужели у него неприятности? Или в беду попал его друг-шалун, маркиз? Должна заметить, что оба так хороши собой, что заставляют сердце биться чаще даже в моем возрасте.

— Как жаль, что вы не можете сбросить лет этак двадцать, — сказала Кейт почти грубо, — а то вы бы отлично сыграли эту роль.

— Какую роль? — спросила миссис Харкорт.

Кейт быстро и кратко пересказала ей всю историю, которую капитан Вестей поведал ей.

— Ну, и кто у вас есть? — спросила она в конце. — Поначалу я подумала о Лили, но я никогда не доверяла этой девице. Она будет болтать, а нам этого не нужно.

— Есть еще Грейс, — с сомнением проговорила миссис Харкорт.

— Не поставлю хороших денег и на эту женщину, — с уверенностью отвергла ее Кейт. — Она не раз меня обманывала, и у меня есть доказательства. Если такое повторится хоть раз, она вылетит отсюда. Она не подходит для дела, связанного с молодым Чардом и его другом.

— Тогда я уж и не знаю, — сказала миссис Харкорт.

Она замолчала. — Погодите! У меня появилась идея!

Пойдемте со мной. Я хочу, чтобы вы взглянули кое на кого, я привезла ее вчера вечером.

— Я не хочу никуда идти, — запротестовала Кейт.

— Знаю, что это затруднительно для вас, но вы должны пойти, — настаивала миссис Харкорт.

Ворча, Кейт подчинилась и пошла по узкому коридору, мимо нескольких закрытых дверей и, наконец, очутилась в небольшом холле дома, куда несколькими часами ранее вошла Мелинда.

— Она не проснется? — шепотом спросила Кейт.

Миссис Харкорт покачала головой.

— Мы дали ей обычную дозу в молоко, — сказала она. — Она проспит до самого утра. Кроме того, она смертельно устала после поездки.

Обе женщины встали по бокам кровати. Волосы Мелинды рассыпались по белой подушке. Она выглядела маленькой, хрупкой и очень милой. Ее темные ресницы касались щек, а руки, лежавшие поверх одеяла, были белыми с голубыми прожилками вен. В спящей девушке было что-то прекрасное и в то же время очень возвышенное.

На мгновение в грубом, наглом взгляде Кейт проскользнула зависть.

«Когда-то, — подумала она, — и я выглядела молодой и невинной. Как давно это было!»

И она, словно застеснявшись своих сентиментальных мыслей, хрипло спросила:

— Кто она такая?

— Ее зовут Стэнион, — ответила миссис Харкорт. — Мелинда Стэнион. Она с севера Англии. Родители умерли. Приехала в Лондон в поисках работы. Она спрашивала у меня, не смогу ли я завтра дать ей адрес «Бюро миссис Брюер». Она хочет найти место гувернантки.

— А как она говорит? — спросила Кейт.

— Как леди, — ответила миссис Харкорт. — Должно быть, хорошего происхождения, хотя одета она очень бедно. Думаю, она незаконнорожденная дочь какого-нибудь дворянина.

— Вероятно, — согласилась Кейт. — Она сможет сыграть эту роль?

— Насколько могу судить, ей нужны деньги, — сказала миссис Харкорт. — Пятьсот гиней для такой девушки могут означать свободу от всех бед в течение нескольких лет.

— С таким личиком, — сказала Кейт, — у нее будет море бед. Ну, она — это лучшее, что у нас есть. Расскажи ей обо всем утром и держи ее подальше от всех. Не стоит ее пугать, если она действительно так чиста и невинна, как выглядит.

— По моим впечатлениям, она совершенно невинна, — сказала Элла Харкорт.

— Тогда так с ней и обращайся, — почти со злостью сказала Кейт. — За одеждой лучше отвезти ее к портнихе Мерсье. Она шьет лучше всех, а платить будет его светлость.

— Сколько ей всего купить? — спросила миссис Харкорт.

— Побольше, — сказала Кейт. — Она должна выглядеть ему ровней. Свадебное платье — важная вещь, пусть оно будет как можно больше похоже на платье настоящей леди.

Она повернулась к двери, пройдя по узкому проходу боком, чтобы протиснуться всей своей массой в пышных юбках. Она уже подходила к верхней части лестницы, когда Элла Харкорт догнала ее.

— Еще одна вещь, о которой я забыла, — сказала она. — Лорд Ротхем видел ее, когда она только приехала. Он пришел в восторг, вы же его знаете, и сказал мне: «Скажите Кейт, что она моя».

Кейт фыркнула.

— Если и есть человек, который заставляет меня содрогаться, так это лорд Ротхем, — сказала она. — Ну что ж, на этот раз ему придется подождать. Бог с ним, с этим негодником!

Она неслась по лестнице, как пароход на всех парах. Когда она спустилась вниз, миссис Харкорт, которая провожала ее взглядом, услышала, как она почти беззвучно прошептала:

— Ротхем и эта девушка! Бедняжка!

Кейт вернулась к капитану Вестею. Он ждал ее уже в гостиной с бокалом шампанского в руке.

— Господи, Кейт! Я уже думал, что вы меня бросили, — сказал он. — Я слышал, как вы с миссис Харкорт пошли вниз. Вас так долго не было, что я был вынужден зайти сюда и выпить.

— И правильно сделали! — воскликнула Кейт. — И мне тоже хочется выпить один бокал.

— Ну и каков ваш вердикт? — спросил капитан Вестей, наливая ей.

— Мы кое-кого нашли, — ответила Кейт.

— Нашли! Кейт, вы чудо, настоящее чудо! Я говорил Дрого, что вы не подведете.

— Она очень молода, и придется потратить время на объяснения, — сказала Кейт.

— Мы доверяем это вам, — сказал капитан Вестей. — А теперь насчет свадьбы. Она должна состояться завтра после полудня, вы поняли?

— Завтра после полудня! — поражение повторила Кейт. — Но как мы сможем так быстро подготовиться?

— Вдова умирает, — просто сказал капитан Вестей. — Она может умереть хоть сегодня ночью, приходится рисковать, какой смысл тянуть время? Дрого получит необходимое разрешение утром. Мы уже говорили со «священником», а от вас требуется только подобрать невесту.

— У нас не будет времени даже вздохнуть, — резко сказала Кейт. — И мы не знаем, согласится ли та девушка.

— Если она из вашего стада, то вы с ней наверняка справитесь, — сказал капитан Вестей. — А теперь я собираюсь откланяться и сообщить маркизу, что все улажено. Если я когда-нибудь попаду в петлю, то я знаю, к кому идти, — к вам, Кейт. Да благословит вас Господь, старушка! Вы просто золото!

Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Кейт чуть не расхохоталась.

— Свяжешься с вами, — сказала она. — И вся эта лесть, только чтобы получить свое. Но я надеюсь, что это поможет. Скажите вашему Чарду, что я не приду на свадьбу. Не думаю, что буду похожа на подружку невесты. Но пусть он отошлет мне девушку, как только она будет ему не нужна. Я не хочу, чтобы она путалась там долго и много вообразила о себе.

— Как только завещание будет подписано, она ваша, — сказал капитан Вестей, затем помолчал и добавил:

— Нет, это не совсем верно. Ей придется подождать до смерти вдовы. Ее светлость может захотеть повидаться с ней, и если ее не окажется в доме, то она заподозрит обман. Но, честно говоря, все это вопрос нескольких дней.

— Тогда ей понадобится довольно много одежды, — сказала практичная Кейт.

— Пошлите счета маркизу. После того как все закончится, он сможет оплатить их, — засмеялся капитан Вестей.

— Я так и сделаю, — пообещала Кейт. — И скажите ему, что я с удовольствием приму пятьсот гиней. Я не люблю ждать свои деньги.

— Вам и не придется, — пообещал капитан. — А теперь я иду к жениху сообщить грандиозную новость.

Он подхватил шляпу со стула, на котором оставил ее, когда входил в комнату, развязно нахлобучил ее и пошел обратно в салон. Дойдя до американского бара, приветствуя по дороге друзей и делая знаки хорошеньким девицам, он оглянулся и увидел, что Кейт снова заняла свое место на помосте. Ее гулкий голос разносился по всей комнате: она просила нескольких молодых людей, завсегдатаев салона, заплатить за свою выпивку и велела девицам выглядеть поживее.

Казалось, с возвращением Кейт по залу прокатилась новая волна веселья.

Капитан Вестей шел по коридору к парадному входу, улыбаясь своим мыслям.

«Чудесная женщина! — говорил он себе. — Чудесная! Интересно, что за невеста будет у Дрого?»

Глава 4

Мелинда просыпалась медленно, словно приходила в себя после обморока: сознание возвращалось к ней сквозь тяжелую, темную пелену. Она приоткрыла глаза и несколько секунд не могла припомнить, где находится. Затем она попробовала пошевелиться, и боль в плечах и в спине не замедлила напомнить ей о жестокости сэра Гектора.

Она закрыла глаза, будто хотела скрыть от себя самой свои страдания, затем снова открыла их и с усилием села, осматриваясь вокруг. Из-под занавесей пробивался солнечный свет, и Мелинда осторожно, потому что все тело ныло от боли, сползла с кровати на пол.

Ее затошнило. Она провела рукой по лбу. Ей показалось, что голова пустая, словно ее набили ватой. Она вспомнила, что однажды уже испытывала такое же чувство. Когда-то она упала с лошади, и няня дала ей горячего молока с ложкой снотворного в нем. Помнится, она еще сказала тогда:

— Я чувствую себя больной, Нанна! Голова такая тяжелая, что кажется огромной, и я едва держусь на ногах.

— Это пройдет, дорогая, — ободряюще проговорила няня. — Я всегда считала, что после падения нужно хорошо выспаться, да и доктор скажет, что я права, когда придет, вот увидишь.

Мелинда не слышала, похвалил ли старый доктор Харрисон няньку или нет, но она навсегда запомнила это чувство тяжести и отрешенности, которое испытала тогда.

Она была уверена, что миссис Харкорт прошлой ночью дала ей то же самое — молоко с ложкой снотворного в нем. Но зачем? Она так устала, что и сама уснула бы.

Мелинда отодвинула шторы и громко охнула. На окне были тяжелые решетки. На секунду она испугалась, так зловеще темнели они в солнечных лучах. Но потом засмеялась над своей глупостью. Это из-за снотворного она так плохо соображает. Конечно же в Лондоне на окна ставят решетки, чтобы уберечься от грабителей.

Она подошла к месту, где стояли умывальные принадлежности, и налила себе стакан воды. Вода была невкусной и мутноватой, но головная боль уменьшилась, и веки перестали быть такими тяжелыми. Она машинально плеснула в таз холодной воды из фарфорового кувшина и умылась. Теперь, слава богу, тяжесть начала отпускать ее.

«Что мне сейчас нужно, — разумно подумала она, — так это завтрак. Когда я поем, мне станет лучше. Я уверена, что миссис Харкорт не хотела ничего дурного, хотя необходимости в снотворном не было никакой».

Мелинда осмотрела комнату и впервые заметила, что она выглядит совсем не так, как ей показалось вчера вечером. Тогда в мягком приглушенном свете ее поразили и розовые занавески, и роскошный ковер, и металлическая кровать с кованым орнаментом.

А сейчас, при свете дня, комната стала выглядеть слишком вычурной. Она не могла вполне понять своего чувства, но почему-то эта вычурность оскорбляла ее. В этих бархатных стульях, в белом туалетном столике, украшенном голубками, в причудливо задрапированном и подвязанным серебряными шнурами с кистями ламбрекене было что-то отталкивающе вульгарное. Ей вдруг захотелось уйти отсюда. Она подошла к двери. «Нужно дать знать, что я проснулась», — подумала она и повернула ручку. Дверь была заперта. Сначала она даже не поверила, что это так.

Она повернула ручку в другую сторону и потянула за нее. Затем оглянулась на окно. Решетки и запертая дверь! Что все это значит?

И тут в замке повернулся ключ, дверь открылась и, будто для того, чтобы ответить на все ее вопросы, появилась миссис Харкорт. У нее было лицо благоразумной и здравомыслящей женщины, так что Мелинда сразу успокоилась и, хотя ничего не сказала, почувствовала себя глупой.

— Доброе утро, дорогая! — спокойно, с выговором настоящей леди сказала миссис Харкорт. — Надеюсь, что вы хорошо спали.

— Да… да, очень хорошо, — ответила Мелинда. — Я… я только что обнаружила, что дверь заперта.

— Да, была, — ответила миссис Харкорт. — Я закрыла ее, потому что в доме сейчас довольно много народу, и я не хотела, чтобы кто-нибудь по ошибке ворвался к вам и разбудил вас. Вчера вы были такой уставшей.

Мелинда уже собиралась сказать о снотворном, но решила, что не стоит. К тому же другой возможности угостить ее им у нее больше не будет, так зачем же поднимать шум?

— Вы были очень добры, мэм, — сказала она миссис Харкорт. — Я благодарю вас, что вы позволили мне вчера переночевать у вас. Но теперь мне надо идти, и я была бы вам чрезвычайно признательна, если бы вы дали мне адрес «Бюро миссис Брюер».

— Я уже нашла его для вас, — ответила миссис Харкорт. — Но я только что узнала нечто более интересное.

— О работе, на которую я могла бы поступить? — спросила Мелинда.

— Именно, — сказала миссис Харкорт. — Но во-первых, вы должны позавтракать. Ложитесь обратно в постель. Я велела одной из горничных принести вам завтрак. Она будет здесь с минуты на минуту.

И она вышла, оставив дверь открытой. Поскольку у Мелинды не было халата, то ей пришлось вернуться в кровать, как и советовала миссис Харкорт. Она села, ругая себя за то чувство смущения, которое все еще не покидало ее.

Через секунду вошла горничная в накрахмаленном чепце и шуршащем фартуке, неся в руках поднос с завтраком, который она поставила перед ней на кровать.

Мелинда увидела, что горничная немолода, но не поняла выражения ее лица. Про себя она назвала его презрительным и удивилась, почему в доме леди служит такая странная горничная.

— А теперь поспешите убирать комнаты, Дорис, — сказала миссис Харкорт.

— Я не могу заняться номером семь, — ответила горничная недовольным голосом. — Они звонили примерно час назад и сказали, что хотят еще бутылку шампанского. Джон отнес им одну.

— Это все, Дорис, — резко оборвала ее миссис Харкорт и закрыла за ней дверь.

На подносе Мелинды были вареные яйца, кофейник, и в закрытой крышкой большой тарелке лежали тост, масло и мармелад. Она налила себе кофе, чувствуя себя неловко, потому что миссис Харкорт смотрела на нее.

— Съешьте, пожалуйста, оба яйца, — сказала миссис Харкорт, словно почувствовав ее настроение. — Иначе вы не почувствуете прилива сил. А вам сегодня предстоит много дел.

— Да? — спросила Мелинда. — Вы расскажете мне, что это за место?

Миссис Харкорт теребила кольцо на пальце, глядя вниз, словно подбирала слова.

— Вы никогда не играли в театре? — спросила она.

Мелинда отрицательно покачала головой.

— Нет, конечно нет, я даже никогда не была в настоящем театре. Я видела несколько пьес Шекспира, которые разыгрывали в детском приюте, которому покровительствовал мой отец, но, боюсь, это все. — Она решила, что миссис Харкорт разочарована, и быстро добавила:

— Конечно, мы играли в шарады дома, когда у нас устраивали юношеские балы, а однажды моя мама организовала показ живых картин в мэрии на Рождество.

— Тогда вы умеете играть, — сказала миссис Харкорт почти с восторгом. — В любом случае вам не доставит труда сделать то, о чем я вам сейчас расскажу.

— Что же это? — поинтересовалась Мелинда.

— Один важный дворянин хотел бы, чтобы молодая девушка сыграла роль его невесты в ложной свадебной церемонии. Это только игра, но ему нужно, чтобы роль была сыграна хорошо. Я думаю, что вы очень подошли бы.

— Сыграть роль невесты! — воскликнула Мелинда, сначала решив, что это глупая и жестокая шутка. Ей, которая сбежала, только бы не стать невестой, предлагают сыграть роль подставной невесты!

— Думаю, это не трудно, — произнесла миссис Харкорт.

— Сомневаюсь, что смогу это сделать, — быстро ответила Мелинда.

Последовала небольшая пауза.

— Очень жаль, — начала миссис Харкорт, — потому что этот джентльмен готов заплатить сумму в пятьсот гиней любой девушке, которая согласится сыграть эту роль для него.

— Заплатить пятьсот гиней! — воскликнула Мелинда. — Он сумасшедший?

— Нет, конечно нет, — заверила ее миссис Харкорт. — Просто для него очень и очень важно, чтобы церемония состоялась и чтобы человек, который будет присутствовать на ней, поверил, что она настоящая. Конечно, в этом нет ничего дурного. Просто небольшой розыгрыш, но он хотел бы, чтобы это было сыграно хорошо, и я подумала о вас.

— Но зачем ему это? — спросила Мелинда. — И зачем платить за это такую огромную сумму денег?

Миссис Харкорт не ответила, и Мелинда сказала:

— Наверное, это пари.

— Думаю, что вы угадали, — сказала миссис Харкорт. — Ох уж эти пари! Вы же знаете, каковы эти молодые люди Они идут на все, если дело касается данного слова.

— Наверное, это очень важное пари, если он готов заплатить такие деньги, — решила Мелинда.

— Да, конечно, — согласилась миссис Харкорт. — Дело в том, что сумма ставки доходит до тысяч и тысяч фунтов.

— Как забавно! — сказала Мелинда. — Моя мама всегда говорила, что лучше бы люди тратили деньги на бедных и нуждающихся, а не на азартные игры.

— Не думаю, что наше дело — обсуждать достоинства и недостатки именно этого случая, — сказала миссис Харкорт. — Вам только нужно принять участие в свадебной церемонии с этим очаровательным и, если я могу так выразиться, очень красивым молодым аристократом. Потом вы получаете свои пятьсот гиней и можете вернуться сюда, и тогда мы обсудим с вами, как найти для вас еще что-нибудь.

— На словах это легко, — сказала Мелинда.

Она быстро обдумывала сказанное. Пятьсот гиней для нее — возможность не искать места немедленно, а отправиться к своей старой няне, которая живет в Сассексе со своей сестрой.

После того как она потеряла отца и мать, она еще больше привязалась к Нанни, как она называла ее, находя утешение в своем горе только в ее объятиях, знакомых с самого детства. Но когда на сцене появился сэр Гектор, то он дал с самого начала понять, что он готов от щедрости своего сердца взять к себе в дом племянницу-сироту, но у него не найдется места для старых слуг.

Нанну отослали с такой маленькой пенсией, что Мелинде было горько и стыдно не только оттого, что долголетняя преданная служба была оценена столь низко, но и оттого, что ее дядя оказался таким мелочным. Но тогда она ничего не могла поделать и только горько плакала, прощаясь с Нанной.

Она писала ей теплые письма и всегда в глубине души мечтала, что когда-нибудь, когда у нее будет свой дом, Нанна переедет к ней. А теперь это станет возможным! Они смогут нанять маленький коттедж где-нибудь и жить вместе, по крайней мере пока не закончатся эти пятьсот гиней, а к тому времени она сможет найти еще какой-нибудь способ заработать на жизнь, так что ей и Нанне не придется расставаться.

И почти со страхом, что это может остаться только в мечтах, Мелинда спросила:

— Вы говорите, пятьсот фунтов, не так ли?

— Точнее, пятьсот гиней, — ответила миссис Харкорт. — Ну а теперь, если вы надумали, то нам нужно поторопиться. Потому что церемония должна состояться сегодня днем.

— Но что мы должны делать? — поинтересовалась Мелинда.

— Мы должны купить вам красивую одежду, — сказала миссис Харкорт. — Свадебное платье и многое другое, если вам придется остаться в доме на ночь.

— Зачем мне оставаться? — спросила Мелинда.

— Это часть плана, — ответила миссис Харкорт, словно ставя точку, давая понять, что расспросы утомили ее. — Я вам потом все объясню. А сейчас вы должны одеться. И побыстрее, потому что через четверть часа здесь будет заказанный мной экипаж.

Она поднялась и пошла к двери. Не успела она дойти до нее, как раздался стук, и Мелинда услышала голос Дорис, которая спрашивала о чем-то, упоминая происшествие в комнате номер четыре. «Как много людей остановилось у миссис Харкорт в одно и то же время», — подумала Мелинда.

Она поднялась с кровати и направилась к ванной.

Но тут дверь отворилась, и в комнату заглянула какая-то девушка. На ней был просвечивающий, почти прозрачный халатик из шифона и кружев, а волосы падали на плечи. Мелинду поразило ее нарумяненное и напудренное лицо, подкрашенные ресницы.

— Привет! — сказало привидение. — Когда ты приехала?

— Вчера… вечером, — ответила Мелинда, все еще почти в упор разглядывая голубые тени на веках, неестественный румянец на щеках и ярко-красные губы.

— Где она тебя подцепила? — спросила незнакомка. — На вокзале? Это ее любимое местечко. Она уже рассказала тебе душещипательную историю о потерянной дочери?

— Я… я не понимаю, о чем вы говорите, — растерянно проговорила Мелинда.

— Скоро узнаешь, — сказала девушка. — Если еще не поздно, то я бы посоветовала тебе слинять. Но с тем же успехом я могу дать тебе другой совет, если уже ничего не поправишь: соглашайся на все. Она может быть по-настоящему опасной: если ты будешь сопротивляться, они могут накачивать тебя наркотиками, пока тебе не станет все равно, лишь бы получить их еще.

— О чем вы говорите? Что все это значит? — резко оборвала ее Мелинда вопросами.

Раздались голоса, и ее гостья уже была в коридоре.

— Подождите! — крикнула Мелинда. — Подождите! Скажите мне…

Но она опоздала. Уже послышался голос миссис Харкорт, на этот раз прозвучавший сурово и непреклонно:

— Что ты делаешь, Эйприл? Кто тебе велел заходить в ту комнату?

— Я искала вас, мэм.

— Сейчас у меня нет времени, — сказала миссис Харкорт. — Что бы там у тебя ни было, это может подождать.

— Хорошо, мэм. Это правда не очень важно.

Эйприл, если ее так звали, оставила дверь приоткрытой. Мелинда слышала все, что говорилось, и теперь ей стало страшно. Она не понимала, что именно происходит. Но испугалась и захотела убежать.

— Забудь об этих пятистах гинеях, — сказала она себе. — Я скажу миссис Харкорт, что хочу сейчас же уйти. — Но потом она вспомнила слова Эйприл: «Соглашайся на все. Она может быть по-настоящему опасной, если ты будешь сопротивляться…»

Но с пятьюстами гинеями она может ни от кого не зависеть. Что бы ни случилось, она должна сначала получить их, и только потом убегать, хотя почему и от чего, она не знала…

Через три часа Мелинда стояла в магазине на Бонд-стрит, чувствуя, что ноги больше не держат ее. Она перестала задавать вопросы, перестала интересоваться, зачем ей столько одежды, и даже больше не беспокоилась о том, кто за все это будет платить.

Миссис Харкорт привезла ее в этот магазин, и мадам Мерсье, его владелица, как показалось Мелинде, сразу оценила ситуацию.

— Мадемуазель нуждается во многом, сразу видно, — со значением сказала она миссис Харкорт.

— Но свадебное платье должно быть очень строгим, — настаивала миссис Харкорт. — Чтобы его могла надеть любая модная леди, понятно?

— Вполне! — поддакивала ей мадам Мерсье.

— Нам нужны также платья на следующие несколько дней. Как для настоящей леди, но конечно же соблазнительные, иначе они будут потом совершенно бесполезны, но все же как у леди.

— Предоставьте это мне, миссис Харкорт, — сказала мадам Мерсье.

— Я приехала к вам, мадам, — продолжала миссис Харкорт, — потому что вы одеваете многих из элиты.

Мне говорили, что герцогиня Мильчестерская заказывает здесь все свои платья.

— Именно так, — ответила мадам Мерсье. — И леди Каррингтон, и леди Элис Сент-Хилиер. Только здесь вы найдете настоящую красоту.

— Конечно, я понимаю, что в отличие от всех ваших обычных клиентов мы слишком спешим, — сказала миссис Харкорт. — Но свадебное платье и другая одежда нужны в течение последующих двух суток, поэтому они должны быть готовы немедленно.

— Это невозможно! — воскликнула мадам Мерсье, с ужасом всплеснув руками.

— Я знаю, но именно поэтому цена не имеет значения, — сказала миссис Харкорт.

Глаза женщин встретились.

— В таком случае, — уступила мадам Мерсье, — у меня есть свадебное платье, заказанное для дочери графини Лэнсдаун, милейшей девушки, которая выходит замуж через три недели. Они приедут на последнюю примерку в следующую пятницу. Думаю, что за это время мы сможем сшить ей другое платье.

— Тогда давайте примерим его, — предложила миссис Харкорт.

Мадам хлопнула в ладоши, и через несколько минут Мелинда уже смотрела на себя в зеркало и не верила своим глазам. Она никогда не думала, что одежда может так менять внешность и что она может выглядеть так элегантно и в то же время воздушно. Пышная юбка из одних кружев, отделанная лентами и букетиками флердоранжа, подчеркивала ее изящную талию, кружева и флердоранж обрамляли низкое декольте небольшого обтягивающего лифа и украшали небольшие рукава-буф.

— Красива, как картинка! — воскликнула мадам Мерсье. — Могу сказать вам, юная леди, что даже невеста, которая заказала его, не так привлекательна, как вы.

— Спасибо, — поблагодарила Мелинда.

Она еще не избавилась от чувства неловкости после того, как мадам Мерсье закричала от ужаса, увидев ее спину, когда ей пришлось снять свое платье.

— Что с вами произошло, мое бедное дитя?.. — начала было она, но потом прикусила губу.

Она повернулась к миссис Харкорт и сказала что-то четко, но очень тихо, так что Мелинда ничего не смогла расслышать. Миссис Харкорт отрицательно покачала головой.

— Нет, нет, ничего подобного, — сказала она. — Эта : молодая леди приехала в Лондон только вчера вече-; ром. Я нашла ее потерянную и не знавшую, куда идти, на вокзале, она искала дешевый, но приличный ночлег.

Я только предложила ей переночевать у меня.

Мадам Мерсье криво улыбнулась;

— Да, конечно, мадам, — произнесла она с довольно заметным сарказмом. — Да, нам, вероятно, придется поднять спину повыше, чтобы закрыть эти шрамы.

— Думаю, что почти все закроет фата, — предположила миссис Харкорт.

— О да, конечно, я совсем забыла о фате, — согласилась мадам. — Но у вечерних платьев придется поднять.

— Синяки побледнеют, я думаю, — сказала миссис Харкорт. И потом, повернувшись к Мелинде, спросила:

— Что вы сделали, дитя, что вас так наказали?

— Мой дядя рассердился, потому что я не послушалась его, — покраснев, ответила Мелинда.

Миссис Харкорт не стала развивать эту тему, и у Мелинды отлегло от сердца. Ей не хотелось рассказывать каждому встречному, почему она сбежала из дома. И ей стало ясно, что и миссис Харкорт не очень-то стремится узнать правду.

Вскоре Мелинда почувствовала, что на нее обращают точно такое же внимание, как на манекены, на которых мадам Мерсье выставляет свои изделия.

У хозяйки магазина явно была только одна цель — продать как можно больше платьев, так же как у миссис Харкорт — купить их как можно больше. Мелинда не понимала ни одну, ни другую и вскоре перестала волноваться, только настаивала на том, чтобы на платьях не было глубоких декольте.

— Но, мадемуазель, это немодно, — протестовала мадам Мерсье.

— Мне все равно, модно это или нет, — говорила Мелинда. — К тому же я не думаю, что мне придется надеть хотя бы половину этих платьев. Но если я все же буду носить их, то я не хочу, чтобы они были с такими вырезами, как здесь. — Она повернулась к платью, о котором говорила, и подтянула лиф на груди повыше.

— Немного тюля и лент — и мы сможем приподнять его на два или три дюйма, если вы желаете, — сказала мадам Мерсье и взглянула на миссис Харкорт, будто в поисках одобрения.

— Молодость и невинность всегда очаровательны и очень желательны, — произнесла миссис Харкорт.

И снова на лице мадам Мерсье появилась кривая усмешка, когда она приказывала поднять вырез лифа по просьбе Мелинды.

Наконец, к большой радости Мелинды, примерка закончилась.

— Все это должно быть доставлено на Гросвенор-сквер сегодня днем, — сказала миссис Харкорт.

— Гросвенор-сквер!

Не было сомнений, что на этот раз любопытство мадам Мерсье было неподдельным.

— Я знаю, что могу положиться на вашу порядочность, — сказала миссис Харкорт. — Но никому ни слова.

— Я обрела доверие моих нынешних клиентов благодаря своему умению держать язык за зубами, — заверила ее мадам Мерсье.

— Тогда вам ясно, что это абсолютно секретное дело, — сказала миссис Харкорт. — Вместе с одеждой должны быть отправлены и счета, которые нужно передать маркизу Чарду.

Глаза мадам Мерсье засверкали.

— Маркизу, неужели! Очень отчаянный молодой человек, судя по тому, что я о нем слышала.

— Да, очень, — согласилась миссис Харкорт. — И не стоит беспокоиться насчет оплаты всего того, что мы выбрали. Да, и, пожалуйста, мадам, сами подберите нижние юбки и другое белье к каждому платью.

— А туфли? — спросила мадам Мерсье.

— И туфли, конечно. А также перчатки, сумочки и, я думаю, все остальное, что должно быть в гардеробе любой молодой модной леди.

— Все будет готово вовремя, — пообещала мадам Мерсье.

— Свадебное платье мы берем с собой, — сказала миссис Харкорт. — Не могли бы вы быть так любезны упаковать его? А мисс Стэнион наденет тот голубой костюм, который мы выбрали первым. Он очень приличный, хотя и очень дорогой. Я думаю, маркиз не станет скаредничать.

— А мы разве не спросим у него сначала? — поинтересовалась Мелинда.

Обе женщины с удивлением обернулись на нее, словно они забыли о ее присутствии, потому что она долго молчала.

— Может быть, он не захочет покупать такие дорогие вещи, — сказала Мелинда.

— Уверяю вас, что он будет в восторге от них, — сказала довольная миссис Харкорт.

Но Мелинду все еще не покидали сомнения, когда она надевала голубой костюм и шляпку, отделанную небольшими страусовыми перьями, и садилась в экипаж.

— Вы устали? — спросила миссис Харкорт.

— Никогда не думала, что выбирать одежду так утомительно, — ответила Мелинда. — Но мне кажется, это потому, что я голодна.

— Да, конечно, я и не сомневаюсь в этом, — сказала миссис Харкорт. — Но боюсь, что вам придется попросить лорда Чарда дать вам что-нибудь поесть, когда мы приедем. Я не хочу, чтобы вы возвращались ко мне домой сейчас, так как меня там ждут несколько гостей, поэтому я, наверное, лучше отвезу вас прямо на Гросвенор-сквер. Вы приедете немного раньше, но смею предположить, что никто не будет против этого.

— А мы не помешаем? — спросила Мелинда. — На какое время они пригласили меня?

— Не беспокойтесь, — успокоила ее миссис Харкорт, похлопав по руке. — Все пройдет прекрасно. Все, что от вас нужно, — это носить всю эту красивую одежду и попросить горничную помочь вам переодеться в свадебное платье, когда вы приедете. Затем лорд Чард или капитан Вестей, его друг, объяснят вам, когда вы сможете вернуться ко мне.

— Вы были так любезны… — начала Мелинда.

— И еще одно, о чем я хотела бы вам сказать, — перебила ее миссис Харкорт. — Когда они дадут вам пятьсот гиней, предложите капитану Вестею, — я думаю, что это он занимается финансовой стороной дела, — чтобы он передал их мне на хранение, хорошо? Неразумно молодой девушке, не знающей ни Лондона, ни его опасностей, расхаживать с такой суммой денег в сумочке. Просто скажите капитану Вестею, что вознаграждение за ваши услуги должны быть переданы миссис Элле Харкорт. Запомните? Мне бы не хотелось, чтобы вышла какая-нибудь путаница.

— Да, я запомню, — сказала Мелинда.

— Ну а теперь будьте умницей, — продолжала миссис Харкорт, — и делайте все, что от вас требуется.

Помните, что ваша игра должна быть достаточно убедительной для людей, которые будут за вами наблюдать, в противном случае лорд Чард проиграет пари, а вы — пятьсот гиней, а это было бы очень жалко, не правда ли?

— Я постараюсь быть убедительной, насколько это возможно, — пообещала Мелинда.

— У вас будет настоящая свадебная церемония, но помните, что это всего лишь спектакль. Священник будет не настоящий, хотя он будет выглядеть довольно правдоподобно.

Мелинда вздохнула. На мгновение ее охватила паника. Зачем она все это делает? Правильно ли это? Безопасно ли? С самого утра, не успела она проснуться, ее не покидало чувство тревоги, а теперь ей показалось, что она подвергает себя еще большей опасности. Все представляется довольно простым, но она чувствовала, что в глубине всего этого есть что-то, чего она не понимает. И это что-то было не правильным.

Ей захотелось закричать, что она отказывается идти дальше, но она знала, что отступать уже поздно.

Она ощущала тонкий шелк нового платья под руками.

И знала, что напротив нее в экипаже лежит свадебное платье, которое она должна надеть. Все, что они заказали сегодня утром, стоит сотни и сотни фунтов. И сейчас она уже не может отступить, но она боялась, ужасно боялась!

Экипаж остановился. Она увидела большую входную дверь с колоннами и оглянулась на миссис Харкорт почти с мольбой во взоре.

— Не бойтесь, дорогая, — сказала миссис Харкорт, — я буду вас ждать. Когда все это закончится, вы приедете прямо ко мне. Да, прямо ко мне, я об этом уже договорилась. Просто делайте, что от вас сейчас хотят.

Она похлопала Мелинду по руке. В этот момент дверь экипажа открылась, и слуга в ливрее с серебряными пуговицами, блестевшими на солнце, помог Мелинде выйти. Ко входу вела красная ковровая дорожка, по которой она шла в новых синих атласных туфельках.

Слева и справа от входной двери стояли еще два лакея. Ей навстречу вышел дворецкий, седой и важный, как архиепископ.

— Вас ждут, мисс, — сказал он, прежде чем Мелинда собралась что-то сказать. — Проходите, пожалуйста, сюда.

Он повел ее по длинному мраморному коридору.

На ходу она успела заметить изысканную мебель, зеркала в золоченых резных рамах, хрусталь люстр. Дворецкий открыл ей дверь в дальнем конце холла.

— Молодая леди, милорд, — объявил он зычным голосом.

Все стены длинной комнаты, куда вошла девушка, были заставлены книгами. Она увидела, что в противоположном конце комнаты, у камина, стоят двое мужчин. Один из них, элегантный, превосходно одетый молодой человек с усами и волнистыми волосами, поспешил ей навстречу и протянул ей руку.

— Как мило, что вы пришли, — сказал он. — Меня зовут Вестей, Жервез Вестей, а это мой друг, лорд Чард, которому я обещал помочь.

Мелинда взглянула на другого джентльмена, все еще неподвижно стоявшего у камина.

На мгновение ей показалось, что это самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела в жизни, но уже в следующую минуту она подумала, что он выглядит слишком рассеянным и довольно циничным.

Он был гладко выбрит, темные волосы были зачесаны назад, лоб был такой же квадратный, как и скулы. Казалось, он рассматривает ее, оценивая, как породистую лошадь, замечая все достоинства и недостатки. Так продолжалось довольно долго, пока она совсем не смутилась, а ее первое впечатление окончательно сложилось не в его пользу.

Почти инстинктивно она подняла голову и вместо того, чтобы отвернуться от дерзкого взгляда этих глаз, она встретила его с вызовом.

— Меня зовут Мелинда Стэнион, — представилась она.

Лорд Чард, будто сразу вспомнив о хороших манерах, протянул ей руку.

— Спасибо, мисс Стэнион, что пришли мне на выручку, — сказал он. — Мне кажется, вам рассказали, какие обстоятельства вынудили меня обратиться к вам с такой просьбой?

Мелинда просто кивнула.

— Сейчас нет времени вдаваться в подробности, — быстро проговорил капитан Вестей. — Я думаю, что мисс Стэнион нужно переодеться. Это займет некоторое время, я полагаю. Да и тебе тоже нужно надеть свадебный костюм, Дрого.

— Думаю, что приличия требуют, чтобы мы предложили мисс Стэнион что-нибудь выпить, — сказал лорд Чард. — Нет никакой необходимости, чтобы мы были на этой веселенькой церемонии в мрачном настроении, не так ли?

— Да, конечно, — сказал капитан Вестей. — Что вы будете пить, мисс Стэнион? Шампанское?

— Нет, спасибо, — ответила Мелинда. — Я… я бы хотела узнать, нельзя ли мне что-нибудь поесть? Сандвич или что-нибудь еще?

— Боже мой! Вы не завтракали? — воскликнул капитан Вестей. — Но конечно же вы сейчас же получите сандвичи.

— Мне бы не хотелось есть здесь, — сказала Мелинда, чувствуя, что не сможет проглотить ни кусочка, если эти двое будут смотреть на нее. — Нельзя ли принести их в… спальню, где я буду переодеваться?..

Мелинда ощутила на себе критический взгляд лорда Чарда. У него на губах появилась кривоватая усмешка, которая ей не понравилась. И она заставила себя заговорить с ним:

— Я надеюсь, что сделаю все, чтобы вы были довольны, милорд.

— Да, пожалуй, у вас получится, — сказал он. — Одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять, что вы превосходно справитесь со своей ролью.

Капитан пересек комнату, чтобы поговорить с одним из слуг, которого он вызвал колокольчиком.

— Вы кажетесь слишком молодой для подобных дел, — сказал лорд Чард Мелинде.

— Надеюсь, что не буду выглядеть слишком молодо, — ответила она. — Но в конце концов, можно быть невестой и в шестнадцать лет.

— Да? — рассеянно отозвался он. — Думаю, вы не были замужем?

— Нет, никогда, — ответила Мелинда.

— И вы никогда не думали, что предпочтете заниматься тем, чем вы занимаетесь сейчас? — спросил лорд Чард.

— Иногда все может оказаться предпочтительнее некоторых свадеб, — ответила Мелинда, думая о полковнике Джиллингеме.

Уверенность ее тона, должно быть, удивила его, и, помолчав, он сказал:

— Вы так говорите, что можно подумать, что вы боитесь замужества.

— Да, боюсь, — ответила Мелинда.

Он громко рассмеялся.

— Тогда мы два сапога пара, — сказал он. Идемте, давайте за это выпьем. Где шампанское, Жервез?

— Сейчас принесу, — сказал капитан Вестей.

Он прошел через комнату к столику с напитками, на котором стояли графины и большое серебряное ведерко с открытой бутылкой в нем. Он взял бутылку и налил в бокалы искристого вина.

— Идите сюда, — позвал он. — Давайте поднимем бокалы за счастливую свадьбу, хотя на самом деле таких не бывает.

Говоря это, он протянул Мелинде бокал, и, хотя она не любила шампанского, которое пробовала один или два раза, когда ее угощал ее отец, которому она заявила, что предпочитает лимонад, она решила, что отказываться невежливо.

Лорд Чард поднял свой бокал.

— За мою невесту! — сказал он. — За кого еще я могу пить в такой момент?

— За вас обоих! — сказал капитан Вестей. — И пусть никто никогда ничего не узнает.

Они смотрели на Мелинду и ждали.

— За счастье! — сказала она, и ее тост прозвучал неожиданно искренне.

Она сделала крошечный глоток шампанского и поставила бокал.

— Наверное, мне лучше пойти и переодеться, — сказала она, обращаясь к капитану Вестею. — Мне понадобится довольно много времени.

— Я велел горничной помочь вам, — сказал капитан Вестей. — И помните, что до сих пор никто ничего в доме не знает. — Он чуть помолчал и посмотрел на своего друга. — Мы как раз думали, что сказать, когда вы приедете. Я думаю, что теперь самое время объявить слугам, что ты женишься, Дрого. Они все равно об этом узнают, как только распакуют свадебное платье мисс Стэнион.

— Я предоставляю это тебе, — сказал лорд Чард.

— Очень хорошо, — ответил капитан Вестей. — План таков, мисс Стэнион. Мы собираемся сказать всем, что в связи с болезнью вдовы маркиза свадьбу будут держать в секрете. Слуги это поймут. Их класс всегда больше носится со смертью, чем с жизнью. Мы возьмем с них честное слово. И очень важно, чтобы об этом не пронюхала пресса. Затем, как только вдова умрет, вы под подходящим предлогом исчезаете, и мы объявим, что вы погибли в дорожном происшествии, или придумаем что-нибудь еще.

— А кто такая вдова? — спросила Мелинда. — И что общего имеет эта свадьба с ее смертью?

— Я думал, что вам все это объяснили, — недовольно произнес лорд Чард.

— Мне только сказали, что все это из-за пари, — ответила Мелинда. — И что мне нужно заставить людей, которые будут там присутствовать, поверить во все.

Капитан Вестей посмотрел на лорда Чарда:

— Ну, это в некоторой степени может служить объяснением. Это в какой-то мере похоже на пари, поскольку здесь замешаны большие деньги, и вы на самом деле должны убедить людей, которые будут сегодня на церемонии, что она настоящая. Это самое главное.

Лицо Мелинды, до этого взволнованное, прояснилось.

— Именно так мне и сказала миссис Харкорт, — сказала она. — Я не поняла, о чем вы сейчас говорили.

— Не думайте об этом, — сказал капитан Вестей. — Я всегда слишком много болтаю. Просто сосредоточьтесь на том, что вам предстоит сделать, и предоставьте мне и лорду Чарду заняться остальным.

— Именно так я и сделаю, — сказала Мелинда.

Она повернулась и пошла к двери. Но, не дойдя до нее, внезапно остановилась.

— Есть одна вещь, которую я бы хотела спросить у вас, — сказала она. — Когда вы мне дадите деньги, те пятьсот гиней, которые вы мне обещали за то, чтобы я все это сделала, то не могли бы вы отдать их мне, а не кому бы то ни было еще?

— Да, конечно, — сказал капитан Вестей.

Мелинда снова замялась.

— И еще одно, нельзя ли положить их в банк на мое имя?

— Нет ничего проще, — сказал капитан Вестей. — У вас есть счет в каком-нибудь банке?

— Нет, нет! — воскликнула Мелинда. — Но мой отец пользовался услугами банка в Куттсе. Можно оставить деньги в Куттс на мое имя?

— Да, конечно, можно, — снова согласился капитан Вестей. — Не можете же вы расхаживать со всеми этими деньгами, не правда ли?

— Большое вам спасибо, — сказала Мелинда, и неожиданно улыбка озарила ее лицо.

Она посмотрела на лорда Чарда, говоря эти слова, словно хотела поблагодарить и его. Он поднял бокал в ее честь.

— Вы милейшая малышка, — сказал он, — и такая же меркантильная, как и все они. Мы поладим. По крайней мере, мы знаем, чего нам ждать друг от Друга.

Его слова, казалось, стерли улыбку с ее губ. Она некоторое время смотрела на него, а затем быстро повернулась и пошла прочь. Она чувствовала, что ей было бы жаль любую девушку, которая вышла бы за него замуж на самом деле. Он был такой неприятный, и что-то в нем заставляло угадывать скрытую жестокость, желание уязвить и разрушить.

Снова ее охватило желание бросить всю эту затею, забыть о пятистах гинеях, покинуть этот великолепный дом и заняться поисками более скромного и менее оплачиваемого места. Но тут она снова вспомнила о Нанне. Как было бы чудесно приехать в тот коттедж в Сассексе, где она живет с сестрой, и сообщить ей, что разлука закончилась и они могут быть вместе.

— Я постараюсь одеться как можно скорее, — твердо и решительно сказала она капитану Вестею.

Глава 5

— О, мисс, вы выглядите просто восхитительно! — в восторге всплеснула руками молоденькая горничная в накрахмаленном чепце и кружевном фартучке.

— Довольно, Глэдис, — резко сказала старшая горничная, но добавила:

— Она совершенно права. Вы выглядите просто идеальной невестой, мисс, никто не посмеет это отрицать!

Мелинда рассматривала себя в зеркало. Она с трудом верила, что это ее собственное отражение. Длинная фата из брюссельских кружев обрамляла ее лицо, придавая ему ангельский вид, ниспадала на широкие юбки платья. Она была такой маленькой, такой хрупкой, что казалось, будто еще мгновение — и она взлетит или растворится в воздухе, как видение.

Она представила, что бы она чувствовала сейчас, если бы на самом деле выходила замуж за того, кого любит и кто любит ее. В глубине души она всегда тайно желала влюбиться, почувствовать дрожь от прикосновения мужчины, знать, что ты принадлежишь ему и что он даст тебе свое имя.

И тут она почувствовала, что то, что она делает сейчас, — просто насмешка над всем тем, что было для нее святым, над всем тем, что было ей так дорого. Как бы ей хотелось быть достаточно независимой, чтобы она могла отказаться участвовать в этом фарсе. Затем она вновь подумала о Нанне, которая скрепя сердце живет в Сассексе с нелюбимой сестрой. У них будет этот коттедж, где они поселятся вместе, и если когда-нибудь придет время и она выйдет замуж, то Нанна поедет жить с ней. Она больше не хочет чувствовать себя потерянной и одинокой, какой она была в доме дяди.

— Не могли бы вы сообщить его светлости, что я готова? — спросила она, чувствуя, что из-за мыслей о тех страданиях, которые она испытала после смерти родителей, глаза заволакивает пелена слез.

— Я сейчас же сообщу об этом его светлости, мисс, — сказала старшая горничная. — А ты, Глэдис, наведи порядок: начни убирать эту комнату.

Сделав это замечание, пожилая женщина, которая, несомненно, была сторонницей строгой дисциплины, пошла искать лакея, который, в свою очередь, должен был найти дворецкого, чтобы тот, наконец, передал сообщение лорду Чарду.

Теперь, когда старшая горничная ушла, Глэдис разразилась целой речью.

— Как жаль, мисс, что ваша свадьба не состоится в соборе Святого Георга на Ганновер-сквер. Я часто стою там в свои выходные и любуюсь на невест, которые туда приезжают, ни одна из них вам и в подметки не годится.

— Спасибо, Глэдис, — сказала Мелинда, слегка улыбнувшись. — Но меньше всего мне бы хотелось, чтобы в этот день на меня смотрели незнакомые люди. Если бы у меня был выбор, то я бы хотела, чтобы у меня была тихая свадьба в деревне в маленькой церкви, где присутствовали бы только дорогие для меня люди.

— Все это очень мило, мисс, — задумчиво отозвалась Глэдис. — Конечно, это не одно и то же, что свадьба в спальне, да?

— Свадьба в спальне? — с удивлением переспросила Мелинда.

— Да, мисс, разве вы не знаете? Вас будут венчать в спальне ее светлости. А она, того и гляди, умрет, мисс Мэттьюз, ее горничная, сказала, что она едва ли дотянет до ночи.

У Мелинды по спине пробежали мурашки, но потом, призвав весь свой здравый смысл, она сказала себе, что ей до этого нет никакого дела. Она просто должна сыграть свою роль. Но конечно же это пари довольно дурного тона, если в него втянули умирающую женщину.

Она почувствовала, что первое неприятное впечатление от лорда Чарда усилилось еще больше. Она была бы рада получить свои деньги и побыстрее покинуть этот дом. Было что-то странное в том, как он смотрел на нее. Она не могла объяснить почему, но она начала чувствовать себя не в своей тарелке.

— Я не позволю ему волновать меня, — выдохнула она.

— Что вы сказали, мисс? — спросила Глэдис.

— Ничего, — сказала Мелинда. — Но я буду рада, когда все это закончится.

— Думаю, это от смущения, — с сочувствием сказала Глэдис. — Но его светлость вовсе не так страшен, как о нем говорят. Могу поклясться вам в этом. Он всегда так добр к слугам, и в деревне все его любят. Я-то уж знаю, потому что сама там родилась.

Мелинда ничего не сказала. Она почти не прислушивалась к рассуждениям младшей горничной.

— Конечно, они говорят, что он необуздан. «Лихой Дрого» — вот как они прозвали его, как мне кажется.

Ой, мисс! Мне не следовало бы так говорить о его светлости. Вы ведь не расскажете мисс Джоунз, правда? Меня отошлют обратно в деревню, если вы расскажете.

— Нет, Глэдис. Я не расскажу того, что вы мне сказали, — успокоила ее Мелинда. — Все это не имеет никакого значения.

— Но если вы его любите, то все будет хорошо, так ведь?

— Конечно, — согласилась Мелинда, желая поддержать веру и преданность, светящуюся в глазах девушки.

— Я так и знала! — с торжеством сказала Глэдис. — Так и моя мама говорит. «Подождите, когда его светлость женится! — всегда говорит она. — Ее светлость быстро заставит замолчать всех этих сплетников. Он успокоится. Все это оттого, что у него было тяжелое детство, поэтому он и стал таким!»

Мелинда не слушала. Ожидание встречи с маркизом казалось для нее бесконечным и почему-то волнующим. А вдруг она подведет его? Вдруг из-за нее откроется, что все это не настоящая свадьба? Тогда он откажется заплатить ей, и что будет со всеми этими платьями, которые заказала миссис Харкорт? Может, он откажется платить и за них?

От внезапно нахлынувшего волнения она стиснула руки, но тут дверь отворилась и вернулась старшая горничная.

— Его светлость ждет вас, мисс, в Голубом салоне.

Один из слуг проводит вас туда.

— Спасибо, — сказала Мелинда. — И благодарю вас за то, что помогли мне одеться.

— Не за что, мисс, и желаем удачи. Мы все надеемся, что вы будете счастливы.

— Обязательно будете! Я знаю, что так и будет! — горячо сказала Глэдис. — Вы такая красивая!

— Ну, довольно, Глэдис, — резко оборвала ее старшая горничная.

Мелинда медленно вышла из комнаты. Слуга ждал ее на верху лестницы. Он был очень высоким. Мелинда вспомнила, что мама говорила ей, что в больших домах нанимают только высоких слуг, выше шести футов. Лакей был молод, но имел очень представительную внешность.

— Сюда, пожалуйста, мисс, — сказал он и медленно повел ее вниз по лестнице, устланной толстым ковром.

Когда они дошли до двери салона, Мелинда внезапно смутилась, ее сердце громко стучало под кружевным лифом платья.

«Это потому, что я боюсь показаться глупой и смешной», — подумала она, но она знала, что на самом-то деле она боится новой встречи с маркизом.

Он стоял посреди комнаты и был невероятно элегантен во фраке, высоком галстуке и с белым цветком в петлице. Он внимательно разглядывал ее, пока она подходила к нему, опустив глаза, на бледных щеках лежала тень от ее темных ресниц. Наступила недолгая тишина, вызванная ее появлением, но она вряд ли заметила это. Она ждала, слегка дрожа и думая только о том, как сильно бьется ее сердце.

— Чудесно! Великолепно! — воскликнул маркиз, его голос казался хриплым и почти неестественно громким. — Вы как нельзя больше подходите на эту роль. Поздравляю, дорогая.

— Я дам вам бокал шампанского, — сказал капитан Вестей.

— Я лучше не буду пить, — сказала она. — Я… я не… привыкла к нему.

Маркиз откинул голову назад и засмеялся.

— Не привыкла! — повторил он. — Отлично! Вы великолепная актриса. Если бы у меня был здравый смысл, то мне нужно было бы снять для вас театр, я заработал бы целое состояние!

Мелинда взглянула на него из-под ресниц. Может, он и хорош собой, думала она, но совершенно неприятен во всем остальном. Она не могла представить себе, почему он сомневается в том, что она не привыкла к шампанскому, но, возможно, в том обществе, в котором он вращался, шампанское пили как воду.

— Ну, если вы готовы, — сказал капитан Вестей, — то, я думаю, мы должны подняться наверх… «Священник» уже там.

— Да? Тогда лучше не оставлять его надолго с ее светлостью. Она может что-нибудь заподозрить, — сказал лорд Чард.

— И как мы должны войти? Я должен взять Мелинду под руку?

— Думаю, что так будет лучше, — согласился капитан Вестей. — Врач сказал, что ее светлость не должна много разговаривать. Он дал ей немного тонизирующего, и ее лучше не утомлять до церемонии.

— До того, как она подпишет, а? — спросил маркиз.

Он поставил свой бокал, но Мелинде, которая взглянула на него, показалось, что он уже довольно много выпил. Он не был пьян, но, как шутливо говорил ее отец, был «слегка навеселе».

«Какое счастье, что я не буду его настоящей женой», — подумала она, беря его под руку.

Капитан Вестей открыл дверь. Они прошли по широкой лестничной площадке к высоким дверям из красного дерева на другой половине дома.

— Вы готовы? — шепотом спросил капитан Вестей. — Не бойтесь, только вспомните слова, которые произносят при венчании. Вам больше ничего не придется делать.

Мелинда ничего не ответила, просто кивнула. Она держала лорда Чарда кончиками пальцев, но была настолько близко к нему, что ощущала, как он напряжен. «Это важно для него», — думала она, удивляясь сумме пари, которая могла оказать такое влияние на человека его положения.

Двери открылись. В комнате было темно, занавеси на окнах были задернуты и не пропускали солнечного света. Но, сделав несколько шагов, Мелинда уже смогла видеть довольно хорошо. В комнате слева стояла огромная кровать и придвинутое к ней канапе. В кровати, окруженная множеством подушек, лежала очень старая женщина. Рядом с ней стояли несколько мужчин. Один из них, как догадалась Мелинда, был врачом. В ногах кровати, ожидая их, стоял священник, его стихарь поблескивал в полумраке комнаты.

Никто ничего не говорил, пока они шаг за шагом подходили прямо к священнику, старая дама внимательно наблюдала за ними с кровати. Священник тихим голосом начал службу. Мелинде показалось, что он тоже напряжен и испуган, но тут же подумала, что если он играет, то у него это хорошо получается.

Молитвы, которые читаются перед венчанием, были сильно сокращены, и вот настал решительный момент.

— Берете ли вы, Александр Дрого Фредерик Джон, эту женщину, Мелинду, в жены? И обещаете ли вы быть с ней, беречь ее и в бедности, и в богатстве, и в болезни, и в здравии, пока смерть не разлучит вас?

Мелинда повторила слова, которые должна была сказать, медленно, четко и совершенно без всякого выражения. Она почувствовала, что начинает дрожать. Слишком реально, слишком страшно все было.

Она не смотрела на старую женщину на кровати, но все время ощущала на себе ее взгляд и чувствовала, как напряжены молчащие мужчины. У нее подкашивались ноги, она едва смогла произнести эти священные слова, которые она всегда хотела сказать человеку, которого полюбит.

Словно поняв, что она чувствует, маркиз неожиданно взял ее руку, и сквозь мягкое кружево митенок, которые были на ее руке, она ощутила силу его пальцев. Его пожатие было теплым, поддерживающим и каким-то успокаивающим.

«Он думает, что я могу подвести его, сбившись», — подумала Мелинда, и снова, в который раз в ее жизни, гордость пришла ей на помощь.

— ..и в бедности, и в богатстве, и в болезни, и в здравии, пока смерть не разлучит нас… Я даю тебе свое обещание…

Мелинда говорила тихо, но совершенно отчетливо произнося слова клятвы. Она закрыла глаза, чтобы не видеть комнаты, и думала в тот момент, что она дома, в маленькой церкви, слушает, как ее двоюродная сестра выходит замуж, а она только подружка невесты.

Священник благословил кольца, и она почувствовала, что маркиз надевает ей кольцо на палец. Они опустились на колени, и он благословил их.

«О Господи, прости мне этот обман, — сказала себе Мелинда. — Я знаю, что это дурно, мне только показалось, что за такие деньги это будет легко. Прости меня!»

Она все еще молила о прощении, когда ощутила, что маркиз поднимает ее с колен.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Да, конечно, — ответила она.

Он повернулся и пошел от нее к кровати.

— Дрого, ты ничего не забыл? — раздался в тени резкий старческий голос.

— Что забыл, мэм? — удивился маркиз.

— Поцеловать свою невесту. Тебе, конечно, известен этот обычай.

— Конечно, я просто забыл.

Маркиз вернулся к Мелинде. Она почувствовала, что он притягивает ее к себе. Может, он и хотел поцеловать ее в губы, но она обманула его ожидания, повернув голову так, что его губы попали на ее мягкую щеку.

— Ты называешь это поцелуем? — рассмеялась старая дама на кровати. — В мое время мужчины были покрепче в коленках.

— Вы уже получили свое, — сказал маркиз. — И не могли бы вы не смущать мою невесту в такой момент?

— Да, конечно, могу, — сказала старуха. — Подойди, девушка, сюда, дай мне на тебя посмотреть.

— Для вас все это слишком утомительно, — сказал маркиз, взглянув на врача.

— Когда ты умираешь, для тебя ничего не бывает слишком, — ответила ему мачеха. — Иди сюда, Мелинда, если это твое настоящее имя.

Мелинда повиновалась и подошла к кровати, вглядываясь в бледное лицо, несущее печать времени и болезни, но все еще сохранившее остатки былой красоты. Старая дама смотрела на нее снизу вверх и протянула свою тонкую, костлявую руку, чтобы взять руку Мелинды.

— Итак, ты вышла замуж за моего пасынка, — сказала она. — Ты храбрая девушка.

Мелинда ничего не ответила. Она чувствовала, как старуха разглядывает ее лицо, словно ища в нем что-то особенное.

Вдруг человек, который стоял по другую сторону кровати, сделал шаг вперед и положил перед женщиной большой документ, держа наготове перо.

— Вам лучше подписать это сейчас, моя госпожа, — сказал он, — пока вы не слишком устали.

Старуха хихикнула:

— Твое законное требование, да, Дрого? Что ж, ты сдержал свое обещание, придется и мне сдержать свое.

Она написала свое имя на документе. Мелинда услышала, что маркиз громко и с облегчением вздохнул.

Подпись получилась кривой и слабой, но разборчивой. Когда старая дама закончила писать, она отдала перо мужчине, который был, как догадалась Мелинда, юристом.

— Уберите это, — сказала она. — Я покончила с имущественными обязательствами в этом мире. Будем надеяться, что в другом я не останусь без гроша!

— Все желания вашей светлости будут исполнены непременно, — сказал юрист. — А теперь разрешите откланяться?

— Да, идите, идите! — проговорила старуха. — Это дело семейное, не так ли? — Она снова посмотрела на Мелинду:

— Ты очень молода. Думаешь, тебе удастся укротить моего пасынка? Он еще необъезжен и не привык к узде.

— Вы нас смущаете, мэм, — поспешил вставить маркиз. — Мелинда очень робка, и кто будет ее за это винить?

— Она не долго останется робкой, если уж отважилась выйти за тебя замуж, — возразила старая дама с ноткой сарказма в голосе. Вдруг ее лицо, казалось, прояснилось. — Подойди поближе, дитя, — сказала она. — Я кое-что хочу тебе сказать… наедине.

Мелинда наклонилась к ней, ее фата упала на простыни и почти закрыла ее и умирающую женщину от взглядов других. И тут она поняла, что стимулятор, принятый старой дамой, который поддерживал ее до сих пор, перестал действовать. Она слабела на глазах, еще глубже уйдя в подушки, но ей нужно было договорить, и она усилием воли, еще не совсем погасшей в ней, заставила себя говорить.

— Будь с ним добрее, — прошептала она так, чтобы ее могла слышать только Мелинда. — Я плохо обращалась с ним всю… свою жизнь… Наверное, потому, что… у меня… не было своего… сына. У него не было… возможности… испытать, что такое… счастье. Ты не должна… предать его.

— Да, мэм, — ответила Мелинда.

Больше говорить было не о чем.

— Обещай… мне… что ты постараешься.

Голос ее стал совсем слабым, и Мелинда с трудом ее расслышала.

— Обе… щай мне.

— Обещаю.

Слова сорвались с ее губ почти помимо ее воли, но Мелинда знала, что старая дама слышала их. И на ее бледных губах неожиданно появилась улыбка, она закрыла глаза.

Мелинда отошла от кровати, ее место занял врач.

— Ее светлость спит, — сказал он. — Свадебная церемония была слишком тяжелым испытанием для нее, но она, кажется, с честью вышла из него.

— Не могли бы вы сообщить мне немедленно, если будут какие-то изменения? — спросил маркиз.

— Да, конечно, милорд, — ответил доктор.

Маркиз протянул Мелинде руку. Она на мгновение оглянулась на расслабленное, бледное как мел лицо на подушке, такое маленькое, такое старое, такое сморщенное, но все же еще, несомненно, сохранившее черты необыкновенно сильной личности. Она почувствовала, что ей бы понравилась вдова, если бы они познакомились до ее болезни.

Маркиз вывел ее из комнаты. Они молча пошли вниз. За ними шел Жервез Вестей. Все направились в библиотеку в дальнем конце холла. В окно светили лучи солнца, и Мелинда увидела, что за окном находится небольшой садик с фонтаном. Ярко пестрели цветы. Как не похоже на темную комнату наверху, где царила настолько тягостная атмосфера, что ей не забыть ее никогда. Она не могла выразить это словами, но знала, что это так и есть.

— Ради бога, дай мне выпить, — услышала она, как маркиз сказал капитану Вестею.

Он отошел от нее в глубину комнаты, а она все стояла спиной к ним и смотрела в сад.

— Выпьете, Мелинда? — спросил капитан Вестей, « приглашая ее. — Теперь-то вы не откажетесь от одного бокала?

— Я бы предпочла стакан воды, — сказала Мелинда.

— О, вам больше не надо играть, когда мы одни, — грубо заметил маркиз. — Это было удивительно! Великолепно! Но занавес опущен! А между прочим, что вам сказала моя мачеха такого секретного, что даже мне нельзя было услышать?

Мелинда взглянула на него и презрительно ответила:

— Нечто, что вряд ли вас заинтересует. Всего лишь последняя воля умирающей женщины.

Маркиз замер, их глаза встретились. Каждый знал, что они вступили на путь борьбы характеров и что под этим скрываются эмоции, которые они хотели бы скрыть друг от друга. Маркиз первым отвел взгляд. — Вы были в ударе, верно? — спросил он, стараясь скрыть напряжение. — Нет никакой необходимости совать нос в мои личные дела только потому, что вам предложили выполнить определенную работу, а вы ее превосходно выполнили.

— Я вовсе не хотела совать свой нос в ваши дела, — гордо произнесла Мелинда.

— Довольно, Дрого, — прервал их капитан Вестей. — Вы оба на пределе, да это и понятно. Все это было довольно неприятным спектаклем, но все уже закончилось, и мне лучше пойти и вызволить Фред ди, увести его из дома. Я не приведу его сюда. Если мы все напьемся, то неизвестно, что из этого может получиться.

— Да, ты, как всегда, разумен, — сказал маркиз. — И не забудь заплатить ему.

— Я пойду переоденусь, — быстро проговорила Мелинда, которой вовсе не хотелось оставаться наедине с маркизом. — И могу ли я уже уйти?

— О, нет, еще нет! — ответил капитан Вестей. — Разве миссис Харкорт не объяснила вам, что лучше, если вы останетесь здесь до того, как вдова на самом деле умрет? Она может захотеть увидеть вас, да мало ли что, и будет странно, если вас не окажется в доме.

— Да, конечно. Но как это ужасно — вот так сидеть и ждать.

— Для вас не будет ничего ужасного, — сказал маркиз. — Ведь для вас она совершенно посторонний человек.

— Вот именно — человек, — ответила Мелинда, — человек, который был когда-то молод, любил жизнь, подошедшую сейчас к концу. Кто бы ни был тот, кто умирает, это всегда печально и даже, наверное, страшно.

Она говорила очень тихо, но почему-то даже в этой огромной комнате ее слова трудно было не расслышать. Ни один из мужчин ничего не сказал, а потом неожиданно капитан Вестей открыл дверь и вышел, дверь за ним закрылась.

Маркиз сел в кресло у камина.

— Вы очень странная девушка, — сказал он, и Мелинда поняла, что на этот раз он не смеется над ней. Подойдите сюда, я хочу поговорить с вами.

— Я думаю, мне нужно пойти переодеться, — , возразила она поспешно.

— Незачем спешить, в этом платье вы очень соблазнительны. Думаю, вы и сами прекрасно это знаете.

Мелинда опустила глаза на широкую кружевную юбку с небольшими букетиками флердоранжа, перехваченными атласными лентами.

— Это очень красивое платье, — сказала она. — Можно даже сказать, самое красивое из всех, какие я видела до сих пор.

— Вы очень молоды, — проговорил маркиз почти с удивлением. — Почему вы занимаетесь таким делом? — Мелинда подумала, что он имеет в виду то, что она сыграла роль его невесты.

— Мне нужны деньги, — просто ответила она.

— Ну конечно! — сказал он уже другим тоном. — Деньги! Деньги! Все дело в них, не так ли? Для таких хорошеньких девушек нет ничего более важного.

Мелинда ничего не ответила, и, немного помолчав, он добавил:

— Но что мне за дело? Я очень благодарен вам.

Элла Харкорт не могла найти на эту роль лучшей исполнительницы.

— Спасибо! — сказала Мелинда. — А теперь, если вы не возражаете, я пойду и переоденусь.

— То есть вы четко даете мне понять, что вам не нравится моя компания, — проговорил маркиз.

— Я совсем не хотела быть невежливой, — ответила Мелинда. — Но поскольку мы, скорее всего, больше никогда не увидимся, то мне кажется, для нас обоих лучше поскорее обо всем забыть. Я постараюсь так и сделать, хотя это может оказаться не очень-то легко.

— Забыть что? — спросил маркиз.

— Все, что случилось, — ответила Мелинда. — Видите ли, на самом деле я думаю, что ничего этого не нужно было делать, нельзя обманывать умирающую женщину. Когда я шла сюда, мне сказали, что я должна буду изображать невесту ради пари. Но я никак не могу взять в толк, какое отношение это пари имеет к вашей мачехе. У меня такое чувство, что я сделала что-то не так, что дело было совсем в другом.

— Высказав все это, — резко начал маркиз, — вы даете мне понять, что полны подозрений.

— Я думаю, — медленно продолжала Мелинда, — что мужчина, похожий на юриста, дал вашей мачехе завещание и что она, после того как решила, что мы поженились, подписала его, оставив вам, как я полагаю, много денег.

— Вы очень догадливы, — недовольным голосом ответил маркиз. — И теперь вы собираетесь меня шантажировать?

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — ответила Мелинда.

— Да все вы знаете, — грубо заявил он. — Вы подразумеваете, что, если я не заплачу вам сверх обещанного, вы пойдете наверх и расскажете моей мачехе, что свадьба — всего лишь розыгрыш, и дадите ей возможность переписать завещание. Я прав?

Говоря это, он поднялся и встал, высокий и грозный. Слова, которые он произносил, словно плевки срывались с его губ, а глаза потемнели от гнева. Мелинда стояла очень тихо.

— Вы не должны судить по себе, лорд Чард, — сказала она ледяным тоном. — Я думаю, что вы совершенно презреннейший человек, и я только надеюсь, что смогу покинуть этот дом как можно скорее и никогда больше не видеть вас.

Она смотрела прямо на него, потом повернулась, взмахнув юбками, и решительно направилась к двери.

— Какого черта?.. — начал маркиз, но в ответ ему раздался только стук закрываемой двери и звук шагов Мелинды, удаляющейся по мраморному полу.

Он долго стоял и смотрел на дверь, затем пошел к столику с напитками и налил себе большую порцию бренди. Когда через несколько минут вернулся капитан Вестей, он увидел, что маркиз сердито смотрит в свой стакан, будто там был яд.

— Мелинда пошла переодеваться? — спросил он, чтобы начать разговор.

— Где, черт побери, ты нашел эту девицу? — спросил маркиз.

— У Кейт, я уже говорил тебе, — ответил капитан Вестей. — Должен сказать, она просто великолепна!

Выглядит как настоящая аристократка. Клянусь, никто не заподозрит обратного. Я сам считаю, что она внебрачный ребенок. В ней явно есть примесь голубой крови.

— Я ничего не понял, — сказал маркиз. — Она принялась учить меня хорошим манерам. Я решил, что она имеет в виду шантаж, но, видимо, я оказался полным идиотом, предположив это.

— Ну, должен признаться, — сказал капитан Вестей, — что ты с самого начала повел себя не лучшим образом. Я понимаю, что ты был на пределе, но такого сорта женщины обожают, когда им говорят красивые слова и целуют ручки, тебе ли этого не знать.

— Она не кажется такой, — отозвался маркиз.

— О, не беспокойся, — сказал капитан Вестей. — Она всего лишь миленькая малышка, и если она взбрыкнет, то будет иметь дело с Кейт.

— Да, надеюсь, — согласился маркиз, но в его голосе было беспокойство.

— Не будь таким мрачным, — отозвался капитан Вестей. — Взбодрись! Дело сделано, и ты снова добился невозможного. У тебя просто талант на такие вещи, Дрого!

Наступило молчание, затем маркиз сказал:

— Ты можешь не поверить, но мне стыдно смотреть на эту чертову девчонку. Черт подери! Я чувствую себя свиньей! Последний раз у меня было такое чувство, когда надо мной насмехались в Итоне.

Капитан Вестей удивленно посмотрел на него.

— На тебя это не похоже, Дрого. Если у тебя приступ раскаяния в том, что ты обманул вдову, то вспомни, как она, «щелкая хлыстом», заставляла тебя жить по ее указке. Как она сократила твои карманные деньги, да так, что тебе пришлось продать своих лошадей, чтобы отдать долги, как она оговаривала тебя перед стариком. Я бы не поверил половине того, что ты мне рассказывал, если бы не видел все своими глазами. Я всегда ненавидел твои приглашения в Чард. Из-за нее мне там было не по себе.

— Я знаю, — сказал маркиз. — Но теперь она умирает, и, наверное, мне не следовало бы ее обманывать.

— Оттого, что люди умирают, они еще не становятся святыми, — сказал капитан Вестей. — Она такая же злая, как и раньше, и могу побиться об заклад, что, выздоровей она завтра, она с радостью переделала бы завещание и заставила тебя прыгать на задних лапках еще лет двадцать.

Маркиз ничего не сказал и сидел, все так же рассматривая свой стакан с бренди, к которому так и не притронулся.

— Ну, взбодрись же, — сказал капитан Вестей. — Не знаю, что там такого наговорила тебе эта маленькая шлюшка, что ты так расстроился. Вспомни, что твоя мачеха сделала то же самое, когда умирал твой отец: дала ему подписать завещание в самый последний момент, заставив оставить все деньги себе. Он спятил или был слишком слаб, чтобы отказать ей. Так что это справедливое возмездие! И если бы ты не сделал этого, то Чард продали бы с молотка, какая польза была бы от этого старым слугам, арендаторам и всем тем людям, которые работали там из поколения в поколение?

— Это значило бы, что Чард должен исчезнуть.

— Тогда о чем же ты беспокоишься? — спросил капитан Вестей. — Способ, возможно, спорный, но повод верный. А только это и имеет значение. А теперь будем надеяться, что мы не просидим здесь слишком долго.

Потом мы отправим курочку в курятник и поедем на несколько месяцев за границу. В Париже можно отлично развлечься! Что ты говоришь? Ты помнишь Дезире?

Боже, что за вечеринка там была!

— Чем быстрее она покинет этот дом, тем лучше, — проговорил маркиз.

— О ком ты говоришь? — не понял капитан.

— О девушке, — ответил маркиз. — По ней плачет Кейт, по этой маленькой злючке! В то же время она не захотела больше денег. Я ничего не понимаю!

Глава 6

За обедом все чувствовали себя неловко. Мелинда все время думала о вдове-маркизе наверху.

Ее мысли то и дело возвращались к умирающей женщине, и она никак не могла уследить за разговором.

Маркиз был явно не в духе и отказался от большинства богатых, экзотических блюд, подаваемых на серебряных тарелках с гербами. Один из слуг то и дело наполнял опустошаемый им хрустальный бокал с вырезанным на нем гербом Чардов.

Капитан Вестей всеми силами старался развеселить друга. Он разговаривал с маркизом, но старался втянуть в разговор и Мелинду, объясняя ей, кто были те люди, которых они упоминали в разговоре, и описывая ей места, которые они посещали. Один или два раза он заставил ее рассмеяться, но она ни на минуту не забывала о циничной ухмылке на лице хозяина дома, а также о том, что он оставался мрачным и безучастным.

После того как капитан Вестей также замолчал, слуги внесли круглое блюдо из севрского фарфора, наполненное огромными персиками, пурпурным виноградом и зеленым инжиром.

— Это из садов Чарда? — спросил наконец капитан, чтобы прервать неловкое молчание.

— Конечно, — резко ответил маркиз. — Не думаешь ли ты, что я буду есть те отбросы, которые продают в магазинах, а?

Поскольку ответа на этот вопрос не требовалось, снова воцарилась тишина. Затем капитан Вестей сказал:

— Послушай, Дрого, мы не можем сидеть здесь и тосковать. Почему бы нам не поехать на вечеринку к Себастьяну? Это не званый обед, и там не будут интересоваться здоровьем твоей мачехи.

— Это не совсем прилично, — запротестовал маркиз.

— Несомненно, — согласился капитан Вестей. — Но кому какое дело? Кроме того, это развлечет Мелинду.

Ей, должно быть, скучно слушать, как мы с тобой пикируемся друг с другом.

Маркиз удивленно приподнял брови.

— Ты хочешь взять Мелинду с собой? — сказал он, говоря так, будто ее вообще не было в комнате.

— Почему бы и нет? — спросил капитан Вестей. — Я уверен, что она встретит там своих друзей.

— У меня нет друзей в Лондоне, — быстро вставила Мелинда.

— Тогда пора завести их, — ответил капитан Вестей не терпящим возражений голосом.

— Отлично, — сказал маркиз, вставая из-за стола, — тогда отправимся немедленно.

Мелинда нехотя поднялась: И тут услышала, как дворецкий почти обиженно спросил:

— А как же портвейн, милорд? Вы не отведаете немного портвейна?

— Нет, мне уже достаточно. — Маркиз произнес это, будто принимая важное решение.

Выходя вслед за мужчинами из столовой, Мелинда не смогла сдержать улыбку, видя лицо дворецкого.

Когда они дошли до холла, капитан Вестей сказал ей:

— Вам нужна вуаль.

— Хорошо, — ответила Мелинда, — я поднимусь наверх и надену.

Она побежала в спальню, думая о том, какая странная у нее теперь жизнь. Она думала, что проведет сегодняшний вечер в каком-нибудь скромном пансионе, будет есть дешевую еду с другими постояльцами и думать о том, на сколько ей хватит драгоценных соверенов, которые она взяла из тетиного секретера. А вместо этого она обедает так, что даже самые чопорные приемы у сэра Гектора показались бы второсортными и ничтожными. А еда была просто превосходной. «Маркиз, должно быть, очень богат», — подумала Мелинда, и у нее исчезли последние угрызения совести насчет того, что на нее были потрачены такие большие деньги.

Она задумалась над тем, что именно нечистая совесть или простая неуживчивость характера заставляет маркиза отводить от нее взгляд и разговаривать так, как будто ее нет в комнате, а также проявлять неудовольствие, что она должна поехать вместе с ними на вечеринку. Возможно, говорила она себе, он заботится о ее репутации, но сомневалась в этом. И, кроме того, в этом странном городе, где она никого не знала, ни у нее, ни у кого бы то ни было другого не возникало опасения, что она поведет себя неподобающим образом.

Она поморщилась, глядя на себя в зеркало.

— По одежке встречают! — сказала она вслух. — В то же время, как всегда говорит Нанна, есть множество но.

И в мире нет ничего совершенного.

Одним из но было поведение маркиза. Она не могла объяснить его себе. Никогда раньше она не сталкивалась ни с чем подобным у других мужчин, которые встречались ей. Казалось, он презирал ее и в то же время был ее противником. Она никак не могла понять причины такого отношения.

Да и какое все это имеет значение, откровенно спрашивала она саму себя. Она получит свои пятьсот гиней.

По крайней мере, этого хватит, чтобы она с Нанной прожили без забот год или два. Ее расстраивало только, что та старая дама, которую они обманули фальшивой женитьбой, проживет недолго. В то же время она очень хотела поскорее выйти на свободу из этого дома, раствориться в темноте улиц и знать, что она больше никогда не встретит лорда Чарда снова.

Она удивленно заметила, что слишком долго смотрится в зеркало. Она видела только беспокойство в своих глазах, похожих на два глубоких темных озера, на глади которых, словно отражающиеся облака, мелькало то одно выражение, то другое, но она не замечала ни элегантности своего нового платья, подчеркивавшего ее изящную юную фигуру, ни стильной прически, сделанной ей одной из горничных.

— Свобода! Я должна быть свободна! — прошептала она и сама удивилась своим словам.

Она убежала от дяди, и он конечно же не станет искать ее на Гросвенор-сквер. Она избежала ненавистного брака с полковником Джиллингемом. Теперь, с помощью благосклонной судьбы, она заработала большую сумму денег. Через несколько часов она будет уже ехать в Сассекс в уютные и безопасные объятия Наины.

Подумав об этом, она улыбнулась и, взяв накидку из гардероба, побежала вниз по лестнице на первый в своей жизни прием. Только дойдя до холла, она поняла, что накидка из бледно-голубого бархата подбита горностаем. Она догадалась, что это еще одно проявление расточительности миссис Харкорт.

Капитан Вестей взял у нее из рук накидку и набросил ей на плечи.

— Вы выглядите очень мило! — сказал он.

— Да? — совершенно искренне удивилась Мелинда и покраснела, когда капитан Вестей ответил:

— Ну вы же видели свое отражение в зеркале. Я уверен, что в нем никогда еще не отражалось ничего подобного.

— Спасибо, — мягко ответила Мелинда. Она опустила глаза, и ее ресницы затенили щеки.

Как восхитительно получать комплименты впервые в жизни! В то же время она чувствовала, что они были слишком уж льстивые и несколько фамильярные. Она успокаивала себя, что слишком придирчива, но беспокойство не покидало ее.

— Карета подана, милорд!

Зычный голос дворецкого освободил ее от необходимости говорить еще что-то, и она пошла по красному ковру, устилавшему тротуар, чтобы попасть в очень элегантную закрытую карету, обитую внутри мягкими подушками. Она заметила в упряжке двух серых лошадей с черными плюмажами, высоко поднимавшимися над их головами. Не успела она рассмотреть их получше, как в карету рядом с ней сел маркиз, а напротив устроился капитан Вестей, но она все же воскликнула:

— Какие у вас прекрасные лошади! Можно я схожу в вашу конюшню завтра? Конечно, если я еще останусь!

— Да, конечно, — ответил маркиз. — Вы ездите верхом?

— Я езжу с трех лет, — ответила Мелинда.

— Тогда мы возьмем вас в Роу, — сказал маркиз. — Все хорошенькие наездницы собираются у статуи Ахиллеса, но вам, наверное, это и так хорошо известно.

Мелинда непонимающе посмотрела на него. Она не понимала, что он имел в виду, говоря «наездницы».

Она решила, что это выражение относится к тем дамам, которые хорошо ездят верхом.

— Мне бы хотелось прокатиться на одной из ваших лошадей, — сказала она.

— Тогда договорились, — вмешался капитан Вестей. — Мы возьмем вас покататься, Мелинда, и если вы так же прекрасно смотритесь на лошади, как в вечернем платье, то они все от вас попадают, как кегли.

Говоря, он искоса взглянул на маркиза.

— Не слишком остроумно, Жервез, — подавленно заметил маркиз.

— А мне показалось, что я неплохо сказал, — ответил капитан Вестей. Он повернулся к Мелинде:

— Вы; наверное, слышали о знаменитой Скиттлз?

— Вы имеете в виду игру в кегли?1 — спросила Мелинда.

Капитан засмеялся:

— Нет, я имею в виду даму. У нее прозвище Скиттлз, потому что она однажды заявила нескольким гвардейским офицерам, что разобьет их как кегли, если они не сделают так, как она того хочет.

Мелинда пыталась проявить заинтересованность.

— А как на самом деле зовут эту даму? — спросила она.

— Ладно, довольно, — оборвал ее маркиз. — Неужели вы думаете, что мы поверим, что вы никогда не слышали о Каролине Уолтере или о том, что ее зовут Скиттлз?

— Но я правда никогда о ней не слышала, — возразила Мелинда.

В отсветах фонарей, проникавших в окошки кареты, пока они ехали, она могла видеть недоверие на лице маркиза.

— Знаете, — неприятным голосом проговорил маркиз, — я пришел к выводу, что вы искуснейшая лгунья!

Его тон, больше чем сами слова, заставил Мелинду выпрямиться и гордо поднять голову.

— Я не понимаю, милорд, — серьезно сказала она, — почему вы разговариваете со мной в подобном тоне. Но уверяю вас, что я говорю правду. Я никогда не слышала ни о мисс Каролине Уолтере, ни ее настоящего имени, ни того, под которым она обычно появляется в обществе.

Говоря, она смотрела на маркиза. Он совершенно не раскаивался и сидел откинувшись на подушки в углу кареты с отвратительной улыбкой на губах.

— Боже! Дрого, остановись! — вмешался капитан Вестей. — Не будь таким грубияном! Если Мелинда говорит, что не знает Скиттлз, то почему, ; черт возьми, она должна лгать?

— Все это продолжение спектакля, — сказал маркиз. — Мне просто не нравится, что меня принимают за простака. Не надейтесь, что я проглочу все, что угодно, лишь бы это было преподнесено таким искренним тоном.

— Не могу себе представить, почему вы решили, что я склонна ко лжи, — сказала Мелинда, — и мне очень не нравится, когда меня называют лгуньей.

— Естественно, — примирительно сказал капитан Вестей. — Ну же, Дрого! Извинись! Ты не прав, и знаешь об этом.

— Если Мелинда на самом деле говорит правду, — начал маркиз, — то мне остается только признать, что она единственная в своем роде. Потому что как, черт побери, она может быть здесь, в той роли, которую она теперь играет, и не слышать о Скиттлз?

— Ну, успокойся, Дрого, — взмолился капитан Вестей. — Какое это может иметь значение? Мелинда говорит, что она не слышала о Скиттлз, и едва ли она могла забыть ее. Чтобы все уладить, давай их познакомим.

— И тогда мы выясним, знает ли Скитллз Мелинду!

— Конечно, она ничего не слышала обо мне, — сказала Мелинда. — Откуда? Но мне бы хотелось выяснить, в чем тут дело. Я думаю, что, наверное, будет лучше, если я не пойду на эту вечеринку. Пожалуйста, велите кучеру отвезти меня обратно к вам домой.

— Нет! Нет! — воскликнул маркиз. — Теперь я подозреваю, что вы боитесь встретиться с дамой, знакомство с которой вы отрицаете. Как неловко будет, если она встретит вас с распростертыми объятиями.

— Вы что же, решили, что сбегаю? — спросила Мелинда.

— А вы не сбегаете? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Конечно, мы вам верим, — успокаивающе вставил капитан Вестей.

— Я совсем не понимаю, о чем весь этот разговор, — сказала Мелинда.

— Я тоже, — ответил маркиз чуть громче, чем следовало бы.

Мелинда тихо вздохнула. Она надеялась на то, что ей не придется оставаться в компании маркиза слишком долго. Она стала находить его слишком раздражительным.

К счастью, ехать было недалеко. Над ярко освещенными дверьми был натянут навес, и вскоре Мелинда оказалась в богатом и роскошном особняке.

Ей стало легче. Она почему-то опасалась, что маркиз и капитан Вестей повезут ее в один из тех ночных притонов, о которых она слышала ужасные вещи. Маловероятно, конечно, что им могло прийти это в голову, но, как она поняла, они были очень странными молодыми людьми, совсем не похожими на тех мужчин, которых она встречала раньше, в доме отца и матери и в доме дяди. К тому же ей стало казаться, что все, что представлялось ей ужасным, для них вполне приемлемо.

Дом, куда они приехали, явно принадлежал джентльмену. Мелинду провели через мраморный холл, освещенный серебряными подсвечниками, в каждом из которых было по дюжине свечей. Дворецкий открыл двойную дверь из красного дерева, и они вошли, как она догадалась, в столовую.

Это была довольно большая, длинная зала, тянувшаяся вдоль всей дальней стены дома. За круглым столом могло поместиться по крайней мере три десятка гостей. Комнату ярко освещали серебряные подсвечники на столе и огромные люстры, спускавшиеся с потолка. Мелинда увидела, что гости уже закончили обедать: на столе оставались только блюда с десертом.

— Чард, как приятно вас видеть! — раздался громкий крик, и к ним с распростертыми объятиями подбежал молодой человек с красным лицом и уже слегка помятым воротничком. — Прекрасно, что вы пришли.

Думаю, вы не голодны? Тогда выпейте немного портвейна. А маленькая леди, должно быть, захочет бокал шампанского?

Не дожидаясь, когда его представят, он, к удивлению Мелинды, взял ее за руку и повел к столу.

— Подвинься, Артур, — сказал он одному из гостей и жестом велел слугам принести еще три стула.

Они с трудом пробрались сквозь многочисленную толпу гостей к круглому столу. Им подали стаканы и налили вина.

Мелинда с любопытством осматривалась по сторонам. Первое, что ее поразило, — невероятный шум, стоявший в зале; никогда раньше ей не приходилось бывать на таком шумном вечере. Голоса почти совсем заглушали музыку: целый оркестр музыкантов расположился в нише в дальнем конце комнаты.

Потом Мелинда принялась рассматривать женщин и снова изумилась. Она, конечно, знала, что, постоянно живя в деревне, отстала от жизни, касалось ли это моды или ее представлений о высшем обществе. Но она никак не ожидала, что дамы могут так себя вести и пользоваться косметикой в таком количестве. Ярко-розовые щеки, угольно-черные ресницы и пунцовые губы придавали им почти карикатурный вид, и она подумала с большим смущением, что никогда ранее ей не приходилось видеть таких низких декольте.

Послышался взрыв хохота: с места встала какая-то дама и один из джентльменов. Остальные гости заспорили о том, что же они собираются сделать. А джентльмен тем временем подошел к столу, взял вазу с десертом и поставил себе на голову. Все зашикали, а дама, приподняв юбки, попыталась сбить вазу ногой.

Ей это не удалось, раздался новый взрыв хохота и подбадривающие крики.

— Еще! Попытайся еще! Три к одному, что у нее ничего не получится!

Но у нее вышло со второго раза: носком туфли она запустила вазу через всю комнату в стену, о которую та и разбилась.

— Ура! Ну-ка еще раз, Дора! Ставлю двадцать гиней, что она не справится с первого раза!

Мелинда почувствовала, что краснеет. Никогда, даже в самом дурном сне, она не могла вообразить, что леди может так выставлять себя, тем более на званом обеде. Джентльмены кричали и вставали со своих мест, чтобы лучше видеть. Дора распалилась. И без того низкое декольте на кружевном лифе сползло еще ниже. Когда она подкидывала ноги, то открывала не только их, но и отделанное оборками белье под нижними юбками.

Мелинда закрыла глаза. Она чувствовала себя униженной, потому что была рождена женщиной, а также потому, что за столом были и другие дамы. Дора снова промахнулась и повалилась на стул под разочарованные крики зрителей.

Пока она раздумывала, что делать, хозяин, раззадоренный, как и остальные, прокричал:

— Давайте танцевать! Дора сделает еще одну попытку позднее.

Немедленно слуги поспешили убрать стол. Стулья отодвинули к стенам, все встали. Мелинда последовала их примеру. И в этот момент она услышала, как маркиз сказал:

— Скиттлз, ты не знакома с Мелиндой Стэнион?

Она, как я понял, у вас новенькая?

Мелинда повернулась. На нее смотрела очень милая женщина. Она была весьма элегантно одета, в ее облике не было ничего вульгарного или вызывающего. Волосы разделял прямой пробор, а локоны были симметрично уложены по бокам почти классически прекрасного лица. Мелинда протянула ей руку, но она, даже не взглянув на нее, улыбалась прямо в лицо маркизу:

— Где, черт побери, вы были, мой красавчик? Не видела вас бог знает сколько времени.

На Мелинду будто вылили ведро воды. Она никак не ожидала, что дама может так выражаться. А Скиттлз продолжала как ни в чем не бывало болтать, вставляя ругательства в каждое произнесенное предложение, и явно хотела очаровать маркиза. Одной рукой, белой, с длинными пальцами, она схватила его за лацкан вечернего сюртука, голову откинула назад, чтобы обнажить белую колонну шеи, а голубыми глазами, завораживающими и лживыми, впилась в него.

Мелинда не могла оторвать от них удивленного взора, но так как на ее присутствие не обращали внимания, она отошла и, незаметно выскользнув за дверь, очутилась в холле. Там никого не было. Слуги торопились убрать обеденный стол, и Мелинда, открыв какую-то дверь, оказалась в небольшом милом кабинете с бледно-голубыми парчовыми шторами, обуссоновским ковром и изящной французской мебелью. В комнате царил дух безмятежности и покоя.

Мелинда села в кресло и попыталась обдумать увиденное. Теперь ей стало ясно, что это был вовсе не тот званый вечер, куда приглашают порядочных женщин.

Она представила, в какой ужас пришла бы ее мать, увидев женщину, которая так откровенно выставляла свои ноги, и услышав грубые словечки, которыми Скиттлз сдабривала свою речь.

Это был вечер для мужчин! Тогда зачем. Господи, маркиз и капитан Вестей взяли ее с собой? Вздохнув, она подумала, что, возможно, потому, что она была никто. Точно так же к ней относился и дядя Гектор, видя в ней только бедную родственницу, которая должна выполнять поручения, но не смеет иметь собственного мнения. А поскольку маркиз и капитан Вестей наняли ее, то считают, что с ней можно так обращаться.

Она понимала их. Но в то же время чувствовала себя крайне униженно. Не стоило ей соглашаться играть эту роль, говорила она себе. Она закрыла глаза на то, что ни одна порядочная женщина не должна принимать одежду от мужчины. Но при этом ни одну порядочную женщину не били кнутом, как собаку, и не вынуждали сбежать из дома в поисках заработка без гроша в кармане, с несколькими крадеными гинеями, взятыми, чтобы не умереть с голоду.

Она отчетливо увидела себя со стороны: такую никому не известную, такую незначительную, что люди и представить не могли, что к ней можно относиться как-то иначе, а не только как к служанке, повинующейся их приказаниям.

Дверь открылась, она вскочила на ноги. Вошел какой-то мужчина. В руке у него была сигара. Увидев Мелинду, он удивился.

— Надеюсь, я не потревожил вас? — спросил он. — Я зашел сюда, чтобы прикурить.

Она ничего не ответила, поэтому он продолжил:

— Вы кого-нибудь ждете или вам просто стало скучно?

— Я… У меня разболелась голова, — быстро ответила Мелинда.

— Головная боль — ужасная вещь, — сказал мужчина. — У меня у самого частенько болит голова.

И всегда в самый неподходящий момент. Скиттлз на прошлой неделе мне сказала: «Ваша головная боль чертовски несносна! Чем скорее вы от нее избавитесь, тем лучше». Мне показалось, что я снова в школе и меня отчитывает классная дама за то, что у меня опять поднялась температура.

— Да, вы правы, — согласилась Мелинда.

— Послушайте, я вовсе не хотел вам мешать, — снова начал джентльмен. — Садитесь, пожалуйста.

Я вам вот что скажу. Я не буду зажигать сигару — вам может стать хуже.

— Я не хочу причинять вам неудобства, — возразила Мелинда.

— Ну что вы, — ответил он. — Я лучше представлюсь. Меня зовут Хартингтон.

— Маркиз Хартингтон? — спросила Мелинда. — Я, кажется, о вас слышала.

Он усмехнулся:

— Многие слышали! Потому что в газетах всегда пишут, что я обожаю играть в кегли! — Он откинул голову назад и засмеялся. — Вы поняли шутку? И им все сходит с рук. Но хотя это и клевета, я не буду подавать на них в суд.

— Вы найдете мисс Скиттлз в столовой, — сухо сказала Мелинда.

— О, так она уже здесь? — спросил лорд Хартингтон. — А сказала, что не приедет раньше одиннадцати.

С кем она?

— Не видела, чтобы она была с кем-то, но она разговаривала с лордом Чардом, когда я уходила, — сказала Мелинда.

Веселое лицо лорда Хартингтона помрачнело.

— Чард! Чертовски несносен этот малый! Я начинаю подозревать, что он по вкусу Скиттлз. А как вы думаете, она ему нравится?

— Я… я не знаю, — ответила Мелинда.

— Ну, если это так, то я перережу ему горло, — сказал лорд Хартингтон таким мягким тоном, что заставил сомневаться в искренности его кровожадных намерений. Потом он вздохнул. — Вы когда-нибудь влюблялись?

Мелинда отрицательно покачала головой.

— Ну, тогда и не влюбляйтесь, — сказал он. — Чертовски неприятная вещь — быть влюбленным, скажу я вам. Вам и хорошо, и плохо одновременно, если, конечно, вы меня понимаете. Вы то счастливы, то несчастливы. Мой вам совет: никогда не влюбляйтесь, если сможете.

— Я постараюсь, — сказала Мелинда.

— У вас, пожалуй, нет никаких шансов, — сказал лорд Хартингтон, впервые взглянув на нее. — Вы слишком хорошенькая. Мужчины будут влюбляться в вас, и рано или поздно вы влюбитесь в одного из них.

Мне вас жаль, но выбора у вас нет.

— Я буду изо всех сил стараться не влюбиться, — сказала Мелинда.

— И я буду стараться изо всех сил выпутаться из этого, — сказал лорд Хартингтон со смехом. — Ну-ка, дайте мне вашу руку. Договорились? Вы согласны?

— Договорились, — с улыбкой ответила Мелинда.

Он взял ее руку и поднес к губам. Он был неловок, почти угловат, но его неподдельная искренность не могла не понравиться ей.

Когда он целовал ей руку, вошел лорд Чард.

— Так вот где вы спрятались! — с досадой проговорил он. — Прошу прощения, что вечер оказался не в вашем вкусе.

Мелинда отняла у лорда Хартингтона свою руку, непонятно почему почувствовав себя виноватой.

— У меня разболелась голова, — сказала она.

— Я так и понял, — ответил лорд Чард. — Добрый вечер, Хартингтон! Скиттлз ждет вас в зале, по крайней мере я так понял.

— Ждет меня! — просиял лорд Хартингтон. — Я должен немедленно пойти к ней. — Он повернулся к Мелинде:

— До свидания, моя дорогая! Не забывайте о нашем договоре.

— Не забуду, — пообещала Мелинда.

И он вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась с легким хлопком. Мелинда взглянула на лорда Чарда.

Ей показалось, что он намеренно избегал смотреть ей в глаза. Он отошел к камину и принялся глядеть в огонь.

— Интересно, почему вы ушли из столовой? — спросил он.

Сначала она хотела сказать ему правду, потом передумала.

— Там было жарко и душно, — сказала она.

— И вам повезло, что вы встретили здесь лорда Хартингтона, — недовольно сказал он. — Или это было условленное свидание?

— Конечно нет, — ответила Мелинда. — Я никогда не встречала его раньше. Он зашел в эту комнату, чтобы закурить сигару, и обнаружил здесь меня.

— И тогда вы заключили с ним небольшой договор, — снова с досадой произнес маркиз. — Не будет ли слишком нескромным с моей стороны, если я спрошу о предмете вашего договора или о его содержании?

Мелинда почувствовала, что ее охватывает гнев.

Как он смеет разговаривать с ней в таком тоне? И что он думает о ней? Условленное свидание! Да это неслыханно! Он, может, и купил ее услуги, но, уж конечно, ни ее тело, ни ее душа не принадлежат ему!

— Думаю, милорд, — сказала она, пытаясь говорить так же холодно и неприятно, как и он, — что мой договор, как вы изволили выразиться, с лордом Хартингтоном — это мое дело.

— Рад слышать об этом, — ответил маркиз, стараясь задеть ее. — Было бы неудачно, мягко выражаясь, если бы вы, закончив выполнять свои обязательства по отношению ко мне, не заключили бы никаких сделок с кем бы то ни было еще.

— Надеюсь, милорд, что я знаю, как достойно и порядочно вести себя, — сказала Мелинда. — И не в моих правилах нарушать слово, данное кому-либо, кто бы он ни был.

Теперь, когда она смотрела прямо на маркиза, в ее голосе звучал неподдельный гнев. Их глаза встретились, как у дуэлянтов, стоящих друг против друга, оба были напряжены и готовы к схватке. Несколько секунд они молчали, но потом маркиз неожиданно сдался.

— Какое это имеет значение? — сказал он. — Завтра этот смешной фарс закончится, и вы будете свободны.

— Мне остается только надеяться, что это случится именно завтра, — с точно такой же убежденностью в своей правоте проговорила Мелинда, в который раз удивившись, как можно желать чьей-либо смерти.

— А теперь, пока вожделенная свобода еще не пришла, как мне вас развлечь? — спросил маркиз. — Отвезти вас к Креморну или к Моттсу? Или вы бы предпочли другую компанию? Смею вас заверить, что все без труда будет улажено.

— Если вы не возражаете, милорд, то я бы предпочла лечь спать, — ответила Мелинда. — Боюсь, что я в не том настроении, чтобы посещать места развлечений и званые обеды.

— Вы знаете, это самое неожиданное из всего, что я готов был услышать, — сказал он и добавил совсем другим голосом:

— Когда мы были в столовой и та женщина подбрасывала ноги, мне показалось, что вы были неприятно поражены. Или это еще одно проявление вашего актерского таланта?

— Вам правда интересно? — спросила Мелинда. — Вы платите мне за назначенную работу, а что я чувствую по отношению к этому или чему-либо другому, не имеет значения.

— Я просто хотел бы знать, — настаивал маркиз. — Вам было неприятно?

— Да, — согласилась Мелинда.

— Но почему… — начал он, но его прервал вошедший капитан Вестей.

— А, вот вы где, Дрого! — сказал он. — Что с вами такое с обоими? Здесь становится довольно шумно. И мне, честно говоря, кажется, что не надо было появляться в такой компании, особенно сейчас.

— Дело в том, — ответил маркиз, — что я думал не о себе, а о Мелинде.

— Да, конечно, — быстро согласился капитан Вестей тоном, который не оставлял сомнений в том, что сам он не думал о Мелинде до самого последнего момента. — Тогда давайте вернемся домой, или вы хотите отправиться куда-нибудь еще? Мне кажется, Дрого…

— Ладно, ладно! Избавьте меня от проповедей, — сказал маркиз. — Признаю, нам не следовало приезжать сюда сразу после венчания. Вернемся домой и посмотрим, как там дела.

Обратно они ехали молча. Причем молчание было настолько тягостным, что Мелинда стала думать, не виновата ли она в том, что восторг и интерес, который она испытывала поначалу, так быстро исчез. Но когда они доехали до Гросвенор-сквер, она почувствовала, что все это только начало их будущих несчастий.

— Доктор посылал за вашей светлостью, — сообщил дворецкий. — Ее светлость почила всего двадцать минут назад. Я вызвал мистера Смитерса, я решил, что именно так вы, ваша светлость, и распорядились бы.

— Да, конечно, — сказал маркиз.

Не взглянув ни на капитана Вестея, ни на Мелинду, он медленно и сосредоточенно пошел по лестнице наверх.

— Я принес напитки и несколько бутербродов в малый салон, миледи, — сказал дворецкий.

Мелинда была удивлена, услышав такое обращение. И, с трудом произнеся слова благодарности, последовала за дворецким, который открыл ей дверь в комнату.

В камине горел огонь, и Мелинда механически подошла к нему. Внезапно ей стало холодно и страшно, хотя она не могла объяснить себе почему. Вот он, этот момент! И хотя его ждали, он не стал от этого менее ошеломляющим или менее пугающим. Она подумала, что смерть — это завершение всего, и ей хотелось узнать, так ли рад свершившемуся маркиз, как он об этом говорил раньше.

— Позвольте предложить вам выпить? — сказал капитан Вестей.

Мелинда отрицательно покачала головой:

— Нет, спасибо!

— Немного шампанского? — настаивал он. — Вы бледны. Бутерброд с паштетом придаст вам сил.

— Я не хочу есть, спасибо, — сказала Мелинда. — Но с удовольствием выпью стакан лимонада.

— Боюсь, что сегодня веселье оказалось слишком грубым, — сказал капитан Вестей, наливая лимонад. — Мне никогда не нравилось, когда разбивают вещи, а вам? Наверное, сказывается моя шотландская кровь.

Моя мать из шотландской семьи, и я ненавижу, когда бьют красивые вещи. А те фарфоровые вазы стоили целое состояние!

Мелинда поняла, что после ее ухода в зале произошло еще много событий. Не ответив на вопрос, она задала свой:

— Зачем этот Себастьян, или как там звали нашего хозяина, дает такие вечера?

— Вы, как я полагаю, с ним не встречались раньше? — сказал капитан Вестей. — Себастьян Хедли в трудном положении. У него жена в сумасшедшем доме.

Он не может избавиться от нее, у него нет ни наследника, ни возможности когда-либо заиметь его. Поэтому единственное, что его развлекает, — это шумные и грубые вечеринки.

— Все это довольно грустно, — сказала Мелинда.

— Думаю, в каком-то смысле да, — согласился капитан Вестей. — Но иногда вечера бывают очень забавными. Вчера дело зашло слишком далеко, во всяком случае мне так кажется.

Они услышали шаги в холле. Капитан Вестей приоткрыл дверь и выглянул.

— Приехал старина Смитерс, — сообщил он.

— Кто это такой? — поинтересовалась Мелинда.

— Юрист, — ответил капитан Вестей. — Разве вы не заметили его на церемонии?

— А, да, конечно. Тот человек, который дал маркизе подписать завещание.

— Именно, — согласился капитан Вестей. — Надеюсь, он не забыл прихватить документ с собой. Как только Дрого убедится, что все в порядке, мы все сможем вздохнуть с облегчением.

В голову Мелинды неожиданно пришла мысль.

— Он захочет, чтобы я покинула дом сегодня же ночью?

Капитан улыбнулся ей:

— Нет. Конечно же нет! Дрого не так жестокосерден. Вы узнали его не в лучший момент его жизни и в самом раздраженном состоянии духа. Вы знаете, ему все это очень не нравится. То есть я хочу сказать, все это не для порядочного человека. Но ему нужно было любым способом сохранить семейное состояние. Вы не поверите, но эта женщина была настолько безумна, что собиралась оставить деньги на кошачий приют.

— Я… я не знала, что бывают приюты для кошек, — сказала Мелинда.

— Я тоже, — признался капитан Вестей, — но я думаю, что она нашла один из них или что-то в этом роде.

Черт побери! Да за два или три миллиона фунтов можно купить для них целую колонию.

— Ну, теперь все будет в порядке? — с облегчением сказала Мелинда.

— Благодаря вам, — отозвался капитан Вестей. — Вы были совершенно неподражаемы. Не могу представить себе другую женщину, которая так хорошо справилась бы с этой ролью.

— Спасибо, — сказала Мелинда. — Но это было нетрудно. Я только боялась подвести вас обоих.

— Не подвели, — сказал капитан Вестей. — И я считаю, что Дрого должен быть вам очень благодарен. Да он и так вам благодарен, даже если и не показывает этого.

— Мне не нужна его благодарность, — сказала Мелинда. — Я просто хочу уйти отсюда. Я останусь на ночь и уйду рано утром. Нельзя ли это все устроить?

— Да, конечно, — заверил ее капитан Вестей. — Не волнуйтесь! Вас доставят назад к Кейт, обязательно!

Мелинда уже собиралась спросить его, кто такая эта Кейт, но открылась дверь, и вошел маркиз. Увидев его лицо, она поднялась. Что-то случилось! Что-то очень дурное!

Маркиз непривычно тихо закрыл за собой дверь.

Затем вышел на середину комнаты.

— Дрого! Что случилось?

Вопрос капитана Вестея, казалось, эхом отразился от стен. Некоторое время маркиз не отвечал, затем сказал:

— Она еще не закончила издеваться надо мной!

Даже из могилы она держит меня за горло, заставляет повиноваться, как делала все эти годы!

— Как? Что она такого сделала? — спросил капитан Вестей. — Ты получишь деньги или нет?

— Да, я получу деньги, — ответил маркиз, — но есть одно условие!

— Условие? Что ты имеешь в виду? — спросил его друг. — Ты же должен был получить их, если женишься?

— Если я женюсь, — эхом повторил маркиз. — И если моя жена не покинет меня в течение шести месяцев после свадьбы.

Глава 7

Несколько мгновений все изумленно молчали. Затем капитан Вестей воскликнул:

— Это несправедливо! Нечестно! Невозможно себе представить, что люди могут такое вытворять.

— Вопрос в том, что мне со всем этим делать? — горько проговорил маркиз.

— Что же тут неясного? — сказал капитан Вестей. — Я думаю, что вы должны продолжать играть свои роли, как и начали. К тому же шесть месяцев не такой уж большой срок.

— И ты думаешь, что мы сможем держать мою женитьбу в тайне все это время? — спросил маркиз.

— Кто знает о свадьбе сейчас? — спросил капитан Вестей. — Только слуги, а они не станут болтать. Есть еще Смитерс, конечно! Но он поймет, что не в ваших интересах сообщать о том, что вы совершили тайное бракосочетание в день смерти вдовы. Он поймет, или мы убедим его в том, что для сохранения чести семьи будет лучше, если о свадьбе будет объявлено без лишнего шума и после окончания траура.

— Через шесть месяцев, — добавил маркиз.

— Именно!

— Неплохая идея, — согласился маркиз, — хотя, как я понимаю, может возникнуть немало трудностей в ее осуществлении.

— Я совсем не вижу причин для твоего волнения, — заверил его капитан Вестей. — Никто и не ждет, что ты появишься в обществе раньше чем через шесть месяцев. Ты можешь поехать в Чард. У слуг можно взять клятву молчать, а лучше всего, если Мелинда отправится туда сама по себе. Дама, останавливающаяся у тебя в доме, я думаю, не станет таким уж заметным событием.

— Вы забыли об одном, — тихо перебила их Мелинда.

Мужчины удивленно повернулись к ней, потому что до сих пор она ничего не говорила.

— Забыли? — переспросил маркиз.

— Да, — ответила Мелинда. — Я не намерена продолжать весь этот фарс.

— Вы не намерены?! — еле выговорил маркиз, гневно устремив на нее взгляд своих темных глаз. — Понятно! — медленно сказал он, немного помолчав. — Деликатность создавшегося положения не ускользнула от вашего внимания, мисс Стэнион. Вы поняли, что козыри у вас на руках и что я, как выяснилось, не смогу обойтись без вас. Очень хорошо! Какова ваша цена?

— Моя… цена? — спросила Мелинда.

— Да, да. Давайте не будем притворяться, — резко ответил маркиз. — Вам очень повезло, не так ли? Вы держите меня за горло своей рукой и не позволите забыть об этом. Давайте отбросим все притворство, смешки и девичьи ужимки и перейдем к делу. Что вы хотите?

— Я… я… ничего… не хочу, — запинаясь, произнесла Мелинда. — Только… уйти… отсюда.

— Вы что же, думаете, что я вам поверю? — прищурясь, спросил маркиз.

— Я старалась выразиться как можно понятнее, — ответила Мелинда. — Я сделала все, что от меня требовалось. Вы обещали мне пятьсот гиней. Если вы не против, я бы хотела получить деньги завтра утром как можно раньше, а затем уехать.

— И затем уехать! — повторил маркиз. — Может ли человек попасть в худшую ловушку, в какую он попадает не подумав? Я совершенно в вашей власти, да? Ну, так, как я уже говорил, назовите вашу цену. На что вы рассчитываете? На тысячу? Две тысячи? Пять тысяч?

Какая разница? Вы знаете так же хорошо, как и я, что мне придется заплатить вам.

Мелинда встала, качнув широкими юбками. Она побледнела и сильно сжала руки.

— Наверное, я очень… глупа, — сказала она, — раз вы не поняли меня. Дело не в деньгах. Я просто хотела бы уехать, получить заработанные деньги и уехать.

— Я вас слышал, — сказал маркиз. — Но какой бы глупой вы ни были, вы должны понять, что именно этого вы и не сможете сделать, потому что по крайней мере в течение шести месяцев я вынужден представлять вас своей женой.

— Может быть, — предложила Мелинда, — я смогла бы приехать к концу этого срока.

— Вы что же, думаете, что за это время никто ничего не узнает? — спросил маркиз. Он говорил хриплым голосом, выдававшим то напряжение, которое ему требовалось, чтобы сдерживаться.

— Простите, — сказала Мелинда, — но я не могу остаться.

Она с тревогой огляделась. Ей казалось, что стены сдвинулись и стали ее тюрьмой. Внезапно она представила себе вечеринку, на которой они только что были. Если все шесть месяцев ей придется выносить подобное общество, то она не выдержит. Она не знала, что у благородных господ могут быть такие друзья.

Она все еще не поняла, что именно она видела и что, собственно, там происходило, но была уверена в том, что это дурно и не правильно. А события двух последних дней так измучили ее, что она чувствовала, что больше не вынесет.

— Простите, — повторила она, — но я должна… уехать.

— Послушайте, Мелинда, — перебил ее капитан Вестей. — Вы не можете поступить так с бедным Дрого!

Разве вы не понимаете, что это будет стоить ему два миллиона фунтов? Это звучит невероятно, но это так.

— Почему вы по-настоящему не женились на какой-нибудь знакомой и милой девушке? — жалобно спросила Мелинда.

— Хотите правду? — резко ответил маркиз. — Потому что мне отвратительны все женщины. У меня нет желания жениться.

— В каком-то смысле я могу это понять, — сказала Мелинда, вспомнив о полковнике Джиллингеме. — Но я не могу остаться у вас на шесть месяцев, вы тоже должны это понять.

— Но почему? — спросил маркиз. — У вас есть другие планы?

— Я… я собиралась… — начала Мелинда, думая о Нанне.

— Это Хартингтон, не так ли? — перебил ее маркиз. — Ну, и что же он предложил вам? Что бы там ни было, я удвою или даже утрою ставку, если хотите.

Дом? Экипаж? Драгоценности? Лошади? В течение этих шести месяцев вы будете обходиться моими лошадьми, а по окончании этого срока получите самую лучшую пару, которая только есть на свете.

— Мои планы не имеют никакого отношения к лорду Хартингтону, — запротестовала Мелинда устало. — Он влюблен в даму, которую вы называете Скиттлз. Он посоветовал мне не влюбляться, а я заверила его, что у меня и не было таких намерений.

— Это только подтверждает, — сказал маркиз, — что у вас нет сердца. Если бы в вас была хоть капля сострадания, вы бы поняли мою просьбу и пожалели меня.

Мелинда не смогла сдержать улыбку. В том, что она, Мелинда Стэнион, без гроша за душой, без положения в обществе, может пожалеть могущественного лорда Чарда, было нечто совершенно нелепое. Но затем, вспомнив, насколько сильно его могущество, она испугалась.

— Пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне уйти, — взмолилась она.

— Но так нельзя! — воскликнул капитан Вестей. Вы должны понять это, Мелинда. Дрого сделает все, что вы захотите, даст вам все, что пожелаете. Вы станете богатой женщиной. А это уже кое-что.

— Я хочу только пятьсот гиней, которые вы мне обещали, — сказала Мелинда. — Этого достаточно.

Маркиз возмутился.

— Неужели вы думаете, что я вам поверю? — выпалил он. — Что такое пятьсот гиней для такой женщины, как вы? Да вы потратите их на платья за месяц, если не быстрее! Неужели вы предпочитаете вести жизнь, которую вы ведете теперь, той жизни, которую я предлагаю вам? Вы будете сама себе хозяйка, вы сможете дарить вашу благосклонность кому захотите, никто не сможет приказывать вам. Вы получите достаток, даже роскошь, и станете важной дамой в своем мире. И сможете развлекаться. Разве вас это не устраивает?

Мелинда покачала головой. Она думала о маленьком коттедже, в котором она планировала жить в деревне вместе с Наиной. У нее перед глазами пробежали лица, увиденные на вечеринке, с которой они только что приехали, они привели ее в ужас, — такие люди никогда не будут развлекаться в ее доме.

— Боже мой! Что мне делать? — в отчаянии спросил маркиз капитана Вестея. — Будь на ее месте любая другая женщина, она бы ухватилась за эти предложения. И Рози, и Лора, и Иоланта, и даже Скиттлз. Что у нее на уме? Или она находится под чьим-то покровительством?

— Я ничего об этом не слышал, — сказал капитан Вестей. — Ты должен признать, что мне приходилось действовать в спешке.

Говоря это, он взглянул на Мелинду и увидел, что, несмотря на драматизм ситуации, у нее слипались глаза и она почти уже спала. Он смотрел на нее некоторое время, потом сказал:

— Я лучше пойду, Дрого. Проводи меня до дверей.

Спокойной ночи, Мелинда!

— Спокойной ночи, — ответила она.

— Я вернусь утром, — сказал ей капитан Вестей, — чтобы отвезти вас туда, куда вы захотите, если к тому времени вы не передумаете.

— Я не передумаю, — пообещала ему Мелинда.

Жервез Вестей пошел к двери и легким кивком позвал маркиза последовать за собой. В холле он тихо сказал:

— Ты пытался запугать ее, из этого ничего не вышло. Почему бы тебе не попробовать твои чары? В прошлом они тебя никогда не подводили, и ты получал что хотел. Ты привлекательный мужчина, Дрого.

— Меня так и тянет отшлепать эту маленькую идиотку.

— Она прехорошенькая, — сказал капитан Вестей. — И мы оба знаем, как ты неотразим для слабого пола.

— О, замолчи! — возразил маркиз. — Но может, ты и прав. Я попытаюсь обратиться к ее лучшим чувствам. Но я не понимаю ее! Почему одна из «падших ангелочков» Кейт отказалась от целого состояния?

— Это правда кажется невероятным, — согласился капитан Вестей.

— Я ничего не понимаю, — снова повторил маркиз. — И дело в том, что мы не можем наводить о ней справки. Если она согласится, то мы не должны сердить ее.

— Я думаю, что лучше всего уехать в Чард, — сказал капитан Вестей. — В конце концов, там так хорошо летом. Скоро начнется сезон охоты, и время пройдет быстро. Кроме того, ты можешь давать приемы.

— Я не собираюсь давать никаких приемов в Чарде, — несколько натянуто сказал маркиз.

— Но думаю, что дело не в этом. Главное — сделать так, чтобы остаться там на всю жизнь.

Капитан Вестей похлопал его по спине.

— Иди и убеди ее, — наставлял он. — Если не сможешь, то навсегда потеряешь звание «грозы дам» в моих глазах.

Он взял шляпу, которую протянул ему лакей, надел ее набекрень и вышел на улицу.

Маркиз вздохнул и вернулся в салон. Мелинда спала. Она уронила голову на атласную спинку дивана, одна рука расслабленно повисла. Он стоял и смотрел на нее. Она казалась очень молодой и беззащитной. Было нечто невинное и девственное в ее лице сердечком с острым подбородком, длинными темными ресницами и бледными щеками. Уголки рта были слегка опущены и придавали ей несчастный вид.

Маркиз вдруг совершенно неожиданно понял, что не сможет продолжать бороться с ней сегодня. Он знал, что в его интересах разбудить ее и силой принудить принять его план, но почему-то не мог заставить себя действовать. Вместо этого он взял ее руку в свою. Мелинда вздрогнула, но не проснулась и, будто ища защиту, положила голову ему на плечо.

Осторожно взяв ее на руки, маркиз поднялся по лестнице, устланной толстым ковром, в ее спальню.

Горничная, ожидавшая в коридоре, открыла ему дверь, он внес девушку в комнату и положил на кровать. Она снова вздрогнула, но не проснулась. Маркиз осторожно освободил руки и вышел из комнаты, не сказав ни слова.

Когда на следующее утро Мелинда проснулась, она не сразу поняла, где находится. Мягкость перин говорила ей, что она не в простенькой небольшой спальне в доме своего дяди, которую она занимала почти целый год. Потом в ее голове быстро пронеслись воспоминания о том, как плохо она чувствовала себя вчера утром.

Она поспешила открыть глаза, испугавшись, что снова окажется в той безвкусной запертой спальне, в которой она провела ночь в доме у миссис Харкорт и которая сейчас вызывала у нее чувство гадливости.

Солнце пробивалось по бокам тяжелых парчовых гардин. Она могла различить очертания большой комнаты и часть кровати, на которой лежала. Теперь она все вспомнила: она на Гросвенор-сквер; где-то здесь, в огромном доме, лежит мертвая вдова, а маркиз ждет пробуждения Мелинды, чтобы снова спорить с ней.

Она нырнула под одеяло, закрыла глаза, будто хотела отрезать себя от всего мира и его тревог.

«Я должна уйти», — говорила она себе, одновременно ощущая мягкость льняных простыней, пахнущих лавандой и еще какими-то цветами, которые стояли в стеклянной вазе наверху комода.

Ей никогда не было так уютно, никогда раньше горничная не готовила ей ванну, не помогала одеваться, не причесывала ее с такой готовностью и не надевала на ее маленькие ножки атласные тапочки..

«Я не должна думать о таких вещах», — убеждала себя Мелинда, но, тем не менее, потому что ее так долго держали на положении бедной родственницы, она не могла не чувствовать радость. Она думала об элегантных платьях в гардеробе. Она сможет носить их и купить еще, если захочет. Достаточно сказать маркизу, что она согласна сделать то, о чем он ее просит.

Она села на кровати. Теперь она смутно вспомнила, как горничная раздевала ее. Но она не помнила, как поднималась на лестнице, был только неодолимый сон, навалившийся на нее, когда она осталась одна в малой гостиной.

— Нет, мне надо уходить отсюда, — сказала она вслух.

Но неизвестно почему она представила себя лисой, преследуемой в открытом поле сворой собак, лисой, которая знает, что должна бежать до тех пор, пока не будет в безопасности.

А безопасность ждет ее только с Наиной. «А когда кончатся пятьсот гиней?» — спросил холодный голос из глубин ее сознания. «Но их хватит на годы и годы», убеждала она себя. «Но все деньги когда-нибудь кончаются. А Нанна стара и может заболеть. Почему бы не обеспечить себя на всю жизнь? Он предлагал тебе тысячи фунтов. Почему ты боишься принять их?» — «Но это нехорошо. Я уверена, что нехорошо», — спорила Мелинда сама с собой. «Но разве сыграть роль его жены не проще, чем становиться гувернанткой или компаньонкой? Ты не подумала, что значит получать жалованье, скажем, фунтов тридцать в год?»

— Тридцать фунтов в год, — шептала Мелинда. — А я могу получить три тысячи по первому требованию!

Раздался стук в дверь.

— Войдите, — ответила она, почти уверенная, что это будет младшая горничная, помогавшая ей одеваться к венчанию.

— Я не знала, во сколько вы хотели бы, чтобы вас разбудили, миледи, — сказала Глэдис, — поэтому дала вам выспаться, но уже почти десять часов.

— Так поздно? — воскликнула Мелинда. — Я должна сейчас же встать.

Глэдис отдернула гардины.

— Его светлость сказал, что он хотел бы видеть вашу светлость, как только вы сможете спуститься.

— Мне кажется, что тебе не обязательно называть меня «ваша светлость», — запротестовала Мелинда. — Ты разве забыла, что наша свадьба была тайной?

— Конечно нет, миледи! Разве кто-нибудь об этом может забыть, вы были такой миленькой невестой. Но мы спросили мистера Ньюмана (это наш дворецкий), как нам правильно называть вашу светлость, и он нам сказал, что мы должны обращаться к вам «ваша светлость», а когда будут посторонние, то «мисс Стэнион».

— Что ж, не сомневаюсь, что мистер Ньюман знает, как правильно поступать, — сказала Мелинда. — Но мне бы хотелось, чтобы ты называла меня «мисс Стэнион».

— Очень хорошо, мисс, если вы так хотите. Но мне очень жаль, потому что мне всегда казалось, что «ваша светлость» — это такой красивый титул.

Втайне Мелинда была с ней согласна.

Съев завтрак, принесенный на подносе, она приняла ванну и встала перед ворохом платьев в гардеробе.

— Что мне надеть? — спросила она горничную. — У меня нет ничего черного.

— Наверное, ваша светлость, то есть мисс, вам не обязательно быть в трауре, поэтому вы не должны надевать черное платье, — разумно сказала Глэдис.

— Я не подумала об этом, — улыбнулась Мелинда. — Но мне как-то неудобно надевать цветное платье. Может быть, лучше вон то серое, в углу?

Это было платье, которое мадам Мерсье назвала «дорожным платьем». Это было бледно-серое платье с белым муслиновым воротничком, и когда Мелинда надела его, то стала похожа на школьницу. Волосы они уложили большими кольцами, спадавшими ей на плечи, в таком стиле были причесаны некоторые дамы вчера на приеме, но она очень надеялась, что не будет походить на них.

— Что-нибудь еще, мисс? — спросила Глэдис, когда она направилась к двери.

Мелинда растерялась, ей хотелось ответить: «Упакуй все мои вещи!» — но она подумала, что было бы невежливо по отношению к лорду Чарду давать распоряжения о своем отъезде до тех пор, пока он не даст разумных объяснений своим слугам.

«Ему придется придумать что-нибудь», — сказала она про себя, едва шевеля губами, спускаясь по лестнице.

— Его светлость в библиотеке, — сказал дворецкий, показывая ей дорогу. — Надеюсь, миледи, вы хорошо провели ночь?

— Да, очень хорошо, спасибо, — ответила Мелинда.

Он открыл перед ней дверь, но почему-то ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы войти. Она нервничала, немного трусила, но не показывала виду, подходя к тому месту, где за письменным столом сидел маркиз. На него падал солнечный свет из окна, и, видя его профиль на фоне темного книжного шкафа, она поняла, как он красив, если не хмурится.

— Доброе утро!

Ее несколько неуверенный голос заставил маркиза вскочить на ноги.

— Простите, я не слышал, что вы вошли, — сказал он. — Доброе утро, Мелинда! Надеюсь, вы хорошо спали?

— Боюсь, я была невежлива… вчера вечером, — сказала в ответ Мелинда. — Я так устала. Даже не помню, как поднялась по лестнице в спальню.

— Я отнес вас, — объяснил маркиз.

— Вы меня… отнесли? — Она почувствовала, что краснеет.

— Да, отнес! Было очень приятно. Вы такая легкая, я будто ребенка нес или скорее нимфу, которая по ошибке забрела сюда из лесов.

Он говорил так искренне, что Мелинда удивленно посмотрела на него.

— Простите, если я была груба, — повторила она.

— Но вы вовсе не были невежливы, — возразил он. — А теперь чем бы вы хотели заняться сегодня?

Я к вашим услугам, я уже закончил со своим поверенным все дела, связанные с похоронами. Они состоятся завтра, после чего я собираюсь выехать в Чард.

Мелинда продолжала молча смотреть на него.

— Я вчера была такая сонная, — сказала она, — что забыла, о чем мы говорили. Вспомните, я, кажется, говорила вам о том, что хочу уйти.

— А я сказал, что вы не сможете, — ответил маркиз.

Он увидел, как Мелинда переменилась в лице, и быстро добавил:

— Нет, нет! Я совсем не это имел в виду. Я не собираюсь удерживать вас силой или устраивать сцены. Я только хотел просить вас помочь мне, просто потому, что это так важно для меня.

— Я прекрасно понимаю ваши трудности, — сказала Мелинда. — Речь идет об очень больших деньгах.

Но я уверена, что все обойдется, если я вернусь, скажем, на несколько дней, может быть на неделю, в конце этих шести месяцев.

— А если ничего не обойдется, то я потеряю все деньги, — сказал маркиз. — Вы помните, что я предлагал вам?

— Да, помню. — ответила Мелинда.

— Все на свете, что может захотеть женщина, — повторил маркиз. — Разве вы не понимаете, что если вы будете так богаты, то сможете выйти замуж за того, за кого захотите?

— Я не хочу выходить замуж за человека, который женится на мне из-за моих денег, — сказала Мелинда. — Если я выйду замуж, то только за того, кого полюблю и кто полюбит меня.

— У вас еще сохранились идеалы! — воскликнул маркиз, — после всего, через что вам пришлось пройти! Я думаю, что именно это и придает вам такое очарование.

— То, через что мне пришлось пройти, — сказала Мелинда, думая о полковнике Джиллингеме, — заставило меня понять, что брак может быть построен только на любви. В данном случае вы правы, что не захотели жениться только потому, что получите за это деньги. Я считаю, что вы дурно поступили, обманув вашу мачеху, а я — приняв во всем этом участие, но в каком-то смысле это было для вас приемлемее, чем просто жениться на ком-либо из соображений удобства.

— Рад, что вы так думаете, — сказал маркиз с кривой усмешкой. — А то я уже решил, что вы осуждаете меня.

— Все так запутано! — воскликнула Мелинда. — Когда я пришла сюда, я не знала точно, что мне предстоит делать. Казалось, что это легкий способ заработать пятьсот гиней, и я не ожидала, что вы окажетесь таким, какой вы есть, и что ваша мачеха будет разговаривать со мной так, как она говорила.

— А что она вам сказала? — спросил маркиз.

— Она сказала, что вы нуждаетесь в любви, — просто ответил Мелинда.

— Она так вам сказала! — пораженно воскликнул маркиз. — Я совершенно не мог ожидать, что она может сказать такое кому-либо.

— Думаю, что она просила прощения за все, что она сделала, — сказала Мелинда.

— Несколько поздновато, не так ли? — произнес маркиз с внезапной горечью в голосе. — Особенно если принять во внимание, что в самый последний момент она вставила в завещание пункт о том, что я должен оставаться в браке шесть месяцев.

— Вы думаете, что она заподозрила меня в обмане? — спросила Мелинда.

— Нет, конечно нет, — ответил маркиз, — не вас, а меня. Она всегда смеялась надо мной и говорила, что я вспыхиваю, как солома, и так же быстро сгораю, что я порхаю с цветка на цветок.

— Мне кажется, что, вставив этот пункт, она хотела заставить вас сделать над собой усилие, чтобы сохранить брак и быть счастливым в нем, — сказала Мелинда.

— Мне все равно, что она там думала, — гневно парировал маркиз. — Она разрушила мою жизнь, когда я был ребенком, она настраивала против меня отца, и даже теперь, будучи мертвой, она пытается диктовать мне, что я должен и чего не должен делать. По моему мнению, она просто не хотела, чтобы я получил деньги. Но вы поможете мне, Мелинда, доказать, что она ошиблась?

В его голосе неожиданно прозвучала мольба, и Мелинда чуть было не сдалась. Она отвела от него взгляд и стала смотреть в окно на небольшой, наполненный цветами садик. Она раздумывала, что сказали бы на это ее родители. Все было так не правильно и непривычно, но с тех пор, как их не стало, вся ее жизнь была несчастливой и не правильной. Разве они захотели бы, чтобы она страдала от жестокости сэра Гектора или вышла замуж за человека, который был ее отвратителен, только ради соблюдения приличий? Разве не одобрили бы они этот ее поступок, пусть странный и необычный, но позволяющий ей получить удовлетворение оттого, что она будет уверена, что ей не придется больше просить на жизнь в будущем.

Маркиз разглядывал ее лицо, отмечая прямой аристократический нос, превосходно вылепленные черты.

И про себя подумал: в этом ребенке, вероятно, есть капля хорошей крови.

— Идите сюда, я хочу вам что-то показать, — позвал он.

Он взял ее за руку, почувствовав, как холодны ее пальцы в его ладонях. Он повел ее через всю комнату, вывел в дверь в дальнем ее конце и привел в кабинет, заваленный деловыми бумагами. В центре стоял большой письменный стол, а на стене напротив входа висела картина. Когда Мелинда увидела ее, то не сдержала вздоха.

— Это мой дом, — услышала она слова маркиза. — Теперь, возможно, вы поймете, что он значит для меня.

Картина занимала почти всю стену, на ней был изображен огромный елизаветинский особняк в форме буквы «Е» из узкого красного кирпича, характерного для того времени, с изогнутыми каминными трубами, уходящими высоко в небе. Картина была написана настоящим художником и передавала впечатление теплоты и гостеприимства, которые излучали его ограды, сверкающие на солнце окна и открытая парадная дверь наверху длинной каменной лестницы.

Мелинда вздохнула потому, что Чард чем-то сильно напоминал ей ее собственный дом, хотя был и больше его, и величавее, и значительнее. Стэнион-Мэнор, где она родилась и где жила всю свою жизнь, до самой смерти родителей, тоже был построен в елизаветинские времена. Это был всего лишь небольшой сельский дом, но, поскольку его построили в тот же период времени, он имел все характерные особенности Чарда, и она знала, даже никогда не видя его, как он выглядит внутри.

Она могла бы описать комнаты, окна с ромбовидными переплетами, открытые балки, дубовые лестницы с элегантными поручнями и атмосферу старого уютного дома, где царят любовь и взаимопонимание. Елизаветинские дома имеют почти человеческую теплоту, которую архитекторы никакого другого периода не смогли придать своим зданиям.

— Он восхитителен, не правда ли? — почти со страстью сказал маркиз, будто и вправду хотел заставить ее восхищаться им.

— Похож на мой дом, — сказала Мелинда так тихо, что он не услышал ее.

— Его не перестраивали с тех пор, как там поселился первый лорд Чард, — продолжал он. — Он был казначеем при дворе королевы Елизаветы, начал строить этот дом еще в молодости, а когда вышел в отставку и поселился там, бы еще не стар, чтобы наслаждаться деревенской жизнью. Он никогда не жалел, что расстался с придворной службой. Его портрет висит в Большом холле, мне бы хотелось показать его вам.

— Не ожидала, что ваш дом так выглядит, — сказала Мелинда.

— А что вы ожидали увидеть? — спросил маркиз.

— Что-нибудь большое и величественное, с огромными колоннами и громадными окнами. Не знаю почему, но мне так представлялось, когда вы говорили о нем.

— А теперь каким его видите? — спросил он.

— Он великолепен, — ответила она, — просто великолепен, и это место, где можно обрести покой. Почему вы не живете там?

— Один? — спросил я. — Я думаю, что дом предполагает жену и детей, как вы считаете?

— Но вы любите его? — ответила она вопросом на вопрос.

— Люблю, потому что это единственная вещь на свете, которую мне приходилось любить, — откровенно признался он.

И тут впервые она подумала о нем как о маленьком мальчике, без матери, с одним только домом, который давал ему защиту и тепло. И, поддавшись настроению, не совсем осознавая, что сдается, Мелинда сказала:

— Я останусь на шесть месяцев.

Он смотрел на картину, но теперь повернулся и взглянул ей в лицо.

— Да? — с нетерпением спросил он. — Почему?

— Потому что вы любите Чард, — ответила она, — и потому, что вам нужны деньги, чтобы содержать его.

— Спасибо, Мелинда.

Он говорил очень тихо. Она подняла на него глаза, улыбнулась ему и почувствовала на себе его взгляд.

Мгновение они оба стояли не двигаясь под картиной и просто смотрели друг на друга. Потом Мелинда взмахнула ресницами и отвернулась, словно смутившись.

— Мы должны быть очень осторожны, чтобы никто не узнал правды, — сказала она приглушенным голосом, будто слова таяли у нее на губах.

— Да, да, конечно, — несколько рассеянно отозвался он.

Мелинда вернулась в библиотеку. Картина с изображением Чарда, казалось, очаровала ее, напряжение куда-то ушло, она расслабилась и обрела душевный покой. Девушка прошла через комнату и села на диван спиной к окну. Солнце засветилось над ее головой, образуя над волосами что-то вроде нимба, и маркиз на мгновение остановился, засмотревшись на нее, затем сказал:

— Я никогда не позволю вам, Мелинда, пожалеть о вашем решении помочь мне. Все, что вы захотите, — ваше. — Мелинда ничего не сказала, и через секунду он добавил:

— Возможно, мы будем счастливы эти шесть месяцев в Чарде. Я многое хочу показать вам, но боюсь, вам будет там скучно. Во всяком случае, жизнь там не очень веселая.

— Я всегда жила в деревне, — ответила Мелинда.

— Я буду рад показать вам озеро и пруд с золотыми рыбками, где я любил рыбачить ребенком, — продолжал маркиз. — Там в лесу есть маленькая часовня, где иезуиты обычно служат свою мессу, выставляя стражу, чтобы никто не узнал об этом и не отправил их в Тауэр. И там есть призрак, очень добрый и кроткий, он прогуливается по Длинной галерее ночью, а если его увидит кто-то из семьи, то это добрый знак, а недурной.

— Вы его когда-нибудь видели? — спросила Мелинда.

Он покачал головой:

— Мне еще никогда не везло до сих пор. Возможно, вы принесете мне удачу.

— О, я надеюсь всей душой, — сказала она.

Она снова улыбнулась ему, и он, поддавшись настроению, сел рядом и взял ее за руку.

— Я думаю, Мелинда, — сказал он, — что мы отлично поладим друг с другом, вы и я. И мне очень хочется сделать вам подарок. Он не имеет отношения к нашему деловому соглашению, это нечто другое. Это будет подарок от меня вам, потому что вы были добры к Чарду, а доброта так редко встречалась мне в жизни.

Мгновение Мелинда не отнимала у него свою руку, но потом убрала ее.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказала она, — но, поскольку я готова выполнить то, что вы назвали «нашим деловым соглашением», я не думаю, что мне следует принимать от вас подарки. Вы и так уже многое подарили мне. Миссис Харкорт не экономила, заказывая мою одежду, так что нет никакой необходимости дарить мне что-то еще.

Маркиз взглянул на нее и рассмеялся.

— Мелинда, вы просто кладезь сюрпризов! — сказал он. — Я никогда в жизни не встречал никого, кто бы отказался от подарка. Вы, наверное, дразните меня?!

Какие у вас любимые камни? Бриллианты?

— Вчера ночью вы назвали меня глупой, — запротестовала Мелинда, — но кто из нас глуп, так это вы.

Я только что вам сказала, что не хочу подарков. И не считаю, что вправе принимать их.

— Вы изумляете меня, — сказал маркиз, затем с другим выражением лица добавил:

— Но мне кажется, я начинаю понимать, что вы имеете в виду, — сказал он уже другим тоном. — Вы не хотите принимать подарки, потому не считаете это правильным, раз сами не можете дать ничего взамен? Я прав?

— Не совсем… — начала было Мелинда, но маркиз перебил ее:

— Но, моя дорогая, это все так просто. Я с радостью принял ваши услуги, а взамен я могу дать вам все подарки, какие вы только пожелаете и заслуживаете.

— Не уверена, что понимаю, о чем вы говорите, — сказала Мелинда.

Он снова взял ее за руку.

— Думаю, что понимаете, — настаивал он.

Она уже хотела снова возразить, но ее поразило выражение его лица. Никогда в жизни ни один мужчина не смотрел на нее так. Никогда в жизни она еще не была так близко к мужчине и не ощущала странного чувства внутри себя, которое заставляло ее трепетать.

— Мелинда, — мягко произнес он ее имя, его губы были очень близко от ее губ.

Неожиданно дверь открылась, и в комнату вошел Ньюман, дворецкий.

— Что такое? — резко спросил маркиз.

— Простите, что потревожил вашу светлость, — ответил дворецкий, — но приехала леди Элис Сент-Хилиер. Она настаивает на встрече с вами, ваша светлость, и я смог только сказать, что я сообщу вам, что она здесь.

— Черт возьми! — сказал маркиз почти шепотом. — Где она?

— Ее светлость изъявила желание подождать в холле, милорд. Я пытался проводить ее в малую гостиную, но она отказалась.

Маркиз посмотрел на Мелинду.

— Не могли бы вы подождать в кабинете? — попросил он. — Простите, Мелинда. Но леди Элис не должна вас здесь видеть.

— Да, да, конечно, — ответила она.

Она быстро прошла через комнату и едва успела дойти до двери в кабинет, как дверь в библиотеку отворилась, и раздался веселый голос:

— Дрого! Неужели ты правда решил, что сможешь не пускать меня?

Мелинда успела заметить элегантную фигуру в розовом, прежде чем проскользнула в кабинет, но больше она ничего не смогла рассмотреть. Дверь осталась незакрытой, но она не решилась захлопнуть ее, чтобы не шуметь, так что она невольно услышала, как леди Элис сказала:

— Дрого! Дорогой Дрого! Я так рада, что ты, наконец, избавился от этого чудовища. Теперь, когда ты получишь деньги, все будет по-другому.

— Как по-другому? — спросил маркиз.

— Дрого, не будь таким бестолковым, — притворно сказала она. — Все было так сложно, когда ты был бедным и когда тебя изводила эта ужасная женщина.

А теперь ты сможешь давать приемы в Чарде и здесь, как подобает в твоем новом положении. Дражайший Дрого, я знаю, что ты очень, очень богат.

— Я все еще не понимаю, как это меняет наши отношения, Элис, — сдержанно сказал маркиз. — Если, конечно, Сент-Хилиер не умер сегодня ночью или не покончил с собой.

— Сент-Хилиер жив и здоров, — ответила леди Элис. — Но его интересует, как ты знаешь, только одно — его скаковые лошади! Он живет в Ньюмаркете неделями, а мы с тобой, Дрого, ведь не интересуемся скачками, не так ли?

Никто не смог бы не понять этого мягкого, но страстного, почти ласкающего тона, которым были сказаны эти слова. Мелинда протянула правую руку и закрыла дверь с небольшим стуком. Итак, еще один пример нравов, царящих в лондонском обществе! Ей стало противно, она была неприятно поражена. Более того, она вдруг почувствовала личную обиду, хотя еще не понимала почему.

Глава 8

Мелинда побежала наверх в спальню, подгоняемая желанием убежать от того, что не было ей понятно, но казалось дурным и почему-то непорядочным. Она с трудом верила, что замужняя женщина с таким положением в обществе, как леди Элис Сент-Хилиер, могла так поступать, а ведь Мелинда слышала их разговор своими ушами и чувствовала, что они оба оскорбляют ее. Это не ее дело, но все же, несмотря ни на что, услышанное касалось и ее.

Она вбежала в комнату и захлопнула дверь. Все, думала она, перепуталось и смешалось. С того момента, как она проснулась в той вульгарной спальне у миссис Харкорт, ее душит эта страшная атмосфера, которой она не может дать названия. Это грех! Или она все выдумывает?

Не нужно было большого воображения, чтобы понять, насколько ошибочным было ее решение принять предложение миссис Харкорт прийти в этот дом и принять участие в этой фальшивой свадебной церемонии.

А еще тот прием вчера вечером — постыдный, неприличный обед, где женщины вели себя так нескромно, и это были женщины, которые, как Мелинда знала, были бы оскорбительны для ее матери.

Ей казалось, что она все дальше и дальше заходит в зыбучие пески. Внизу леди Элис, дама благородного происхождения, делает маркизу предложения, непозволительные для любой уважающей себя женщины.

Мелинда в отчаянии закрыла лицо руками. Виновата ли она сама во всем, или это мир вокруг нее внезапно сошел с ума?

Она подошла к окну и взглянула на деревья на Гросвенор-сквер и на голубое небо над ними. Они напомнили ей о деревне, и ей невыносимо захотелось оказаться дома, в безопасности и уюте. В окружении любви и в неведении о грехах внешнего мира.

Потом она посмотрела вниз и увидела очень элегантный открытый экипаж, ожидающий у главного входа.

Мелинда немедленно перевела взгляд на лошадей: на отличную серую пару с плюмажами на лбах и с серебряными колокольчиками на уздечке. Пока она любовалась ими, из дома вышел лакей, открывший дверцу коляски, и она увидела леди Элис (в этом не могло быть сомнений), шедшую по тротуару к экипажу.

На ней было клубничного цвета платье и малиновые страусовые перья на шляпке, подвязанной розовыми лентами под подбородком. Сев, леди Элис повернулась к входной двери и помахала рукой в перчатке кому-то, кто стоял там. Мелинда знала, что это был маркиз. Как только кучер стегнул лошадей и они тронулись в путь, леди Элис, словно почувствовав взгляд Мелинды, подняла взгляд наверх. Мелинда едва успела рассмотреть ее лицо, но оно показалось ей прелестным. Мелинда поняла слепую страсть маркиза: так милы были эти большие, влажные глаза, небольшой прямой нос и пухлый розовый ротик. Это было лицо настоящей красавицы. В то же время, говорила она себе, красива леди Элис или нет, но она замужем.

— Это совершенно неслыханно, — произнесла она вслух и почти с радостью поняла, что сможет повторить эти слова и ему.

Неожиданно ее охватило возбуждение от мысли, что у нее хватит мужества сразиться с ним. Она больше не боялась его, потому что она остается, чтобы сделать ему одолжение и помочь спасти состояние, в котором он так нуждается. В ее полной власти — лишить его денег. И она улыбнулась, подумав, что он не сможет распоряжаться ими полновластно, пока они будут вместе все эти шесть месяцев. Пусть он тоскует по этой леди Элис, пусть он развлекается в этих постыдных притонах с женщинами, которых они встречали вчера. Но он будет жить в одном доме с ней, они будут встречаться за столом, и он должен будет притворяться, что она его жена.

«Я не буду его бояться, я даже попытаюсь исправить его», — пообещала себе Мелинда, хотя знала, что все эти мысли — плод ее не в меру разыгравшегося воображения. Если она окажется лицом к лицу с маркизом, с его цинизмом и раздражительностью, у нее вряд ли найдутся чужие слова, несмотря на то что она всегда находила в себе силы противостоять ему, когда он начинал явно грубить.

Она сидела в спальне и ждала, что ее пригласят в библиотеку, но, к ее досаде, после того, как она прождала почти два часа, Глэдис принесла записку с сообщением о том, что приехали родственники, и было бы лучше, если она пообедает в своем будуаре одна.

Сообщение выбило Мелинду из колеи, и еда, довольно изысканная, показалась ей невкусной. Ей принесли много соблазнительных блюд, но она отослала их назад и отказалась от вина. Больше всего ее сейчас интересовало, как ни странно, что же происходит там, внизу.

Глэдис, пришедшая постелить ей постель, только и ждала возможности поделиться с ней последними новостями.

— Сегодня вечером в столовой был большой разговор, миледи.

— С кем? — спросила Мелинда. Она знала, что не стоило обсуждать все эти вопросы с прислугой, но все же не смогла устоять.

— Мистер Ньюман сказал, что приехал дядя его светлости, лорд Фиц-Болтон, он потребовал показать ему завещание, но его светлость отказал ему. Лорда Фиц-Болтона также очень рассердило, что похороны состоятся завтра утром. Он хотел, чтобы успели приехать все кузины и другие родственники из деревни, но его светлость настоял на том, чтобы все прошло в узком кругу, даже слуг там не будет.

— А кто еще был на обеде? — спросила Мелинда.

— Два сына лорда Фиц-Болтона, — ответила Глэдис. — Они иногда останавливались здесь, но не понравились слугам.

— Почему? — поинтересовалась Мелинда.

— Они давали на чай только несколько шиллингов, — объяснила Глэдис, но потом прижала пальцы к губам. — Ой, миледи, я не должна рассказывать вам такие вещи, но, конечно, об этом говорили в комнате для прислуги.

— Я и так это знаю, — улыбнулась Мелинда. — То есть сыновья лорда Фиц-Болтона прослыли скупцами, ты это хотела сказать?

— Так мы про них и решили, — ответила Глэдис, — и они все время звонили в колокольчик. Так что Джеймсу, это один из лакеев, как он рассказывал, пришлось однажды утром подниматься наверх двенадцать раз, когда они останавливались тут.

— А здесь ли леди Фиц-Болтон? — спросила Мелинда.

— Мне кажется, ее светлость уже умерла, — ответила горничная, — потому что, когда я проходила мимо двери столовой вечером, я слыхала, как его светлость сказал: «Моя бедная покойная жена пришла бы в ужас от такого поведения».

— Глэдис, ты подслушивала у замочной скважины!

— Вовсе нет, мадам, — заверила ее девушка. — Мистер Ньюман не потерпел бы ничего такого, я просто проходила мимо.

Мелинда рассмеялась:

— Если ты не поостережешься, то тебя отправят обратно в деревню.

От этих слов на лице Глэдис проступил ужас.

— Ой, миледи, вы же не нажалуетесь на меня, правда? Это просто потому, что вы такая молоденькая и все понимающая, а они все такие чопорные и важные. Со мной никто никогда так просто не разговаривал. Скажи я об этом хоть слово мисс Джоунз, она тут же меня вышвырнет вон.

— Не бойся, я не нажалуюсь на тебя, — улыбнулась Мелинда, — я и сама рада, что мне есть с кем поговорить.

— Я не думаю, что ваша светлость правильно делает, что скрывает свою свадьбу, — сказала Глэдис. — Вы должны быть внизу и встретиться с родственниками его светлости. Он с гордостью бы смог представить вас.

В этом доме еще никогда не было никого краше вас.

— О, Глэдис, ты мне льстишь! И не забывай, что моя свадьба — и вправду секрет. Ты не должна никому рассказывать о ней даже полсловечка, ты понимаешь?

— Да, миледи, нас уже инструктировали. Мистер Ньюман сказал, что первый, кто скажет об этом хоть слово вне стен этого дома, тут же окажется под забором. Он был ужасно строг на этот счет!

— Рада это слышать, — сказала Мелинда, — а теперь, Глэдис, пожалуй, я лягу спать.

Но было еще очень рано, и она никак не могла уснуть. Она лежала без сна, пытаясь разобраться в той путанице фантастических событий, которые произошли с ней с тех пор, как она сбежала из дома дяди.

И она обнаружила, что постоянно возвращается к мыслям о маркизе. Почему он так настроен против нее? Она не понимала. Почему, когда он смотрит на нее, у него такой странный взгляд, в котором читается презрение? Что плохого она сделала ему, кроме одолжения, о котором он сам просил ее?

Утром Глэдис пришла в комнату Мелинды грустная и заплаканная.

— Внизу установили гроб, — сказала она Мелинде со всхлипом. — Бедная старая леди! Она по-своему была к нам добра, и, хотя я никогда с ней не разговаривала, я привыкла к ней. Как подумаешь, что больше никогда не увидишь, как она спускается вниз, так медленно, но с достоинством…

— Как жаль, что я не знала ее, — проговорила Мелинда скорее для себя, чем для Глэдис.

— Она была с характером, — просто сказала Глэдис. — Я слышала, как она кричала на его светлость порой. А он пулей вылетал из дому с потемневшим лицом, хлопая за собой дверью. Мне всегда было интересно, почему они так ненавидели друг Друга?

Мелинда подумала, что невозможно ничего утаить от слуг. Ей очень хотелось спросить о том, почему и о чем спорили маркиз и его мачеха, но ночью ей стало стыдно, что она позволила Глэдис болтать в такой дружеской манере. Поэтому сейчас она занялась завтраком и не вызывала девушку на разговор, как сделала в прошлый вечер.

Шторы в ее комнате были опущены до того момента, как похоронная процессия не покинула дом, затем старшая горничная пришла и подняла их на несколько дюймов, чтобы впустить немного света.

— Прошу прощения у миледи, если темнота доставляет вам неудобства, — сказала она, — но это был приказ его светлости, чтобы все шторы были опущены.

— Ну конечно, они должны быть опущены, — произнесла Мелинда. — Не поднимайте их слишком высоко.

— Несколько дюймов никто не заметит, — сказала мисс Джоунз, — а вашей милости будет неуютно. Вы не возражаете, если мы с Глэдис займемся упаковкой ваших вещей?

— Упаковкой? — удивилась Мелинда.

— А разве ваша светлость не слышали? — с любопытством сказала мисс Джоунз. — Я думала, его светлость уже говорил вам. Он уезжает в Чард немедленно после возвращения с похорон, а вы, ваша светлость, едете с ним. Багаж, конечно, последует за вами в крытом экипаже.

Мелинда воспрянула духом.

— А как мы поедем? — спросила она.

— В фаэтоне его светлости, — ответила мисс Джоунз. — Уверена, что ваша светлость удивлены выбору такого средства передвижения. Но его светлость никогда не любил обыденности.

— Да нет, совсем нет, — пробормотала Мелинда.

Она быстро оделась, выбрав дорожный костюм из саржи цвета морской волны с небольшим обтягивающим жакетом, чтобы было тепло в пути.

Шляпка, подходившая к этому костюму, также была небольшой. А ленты, подвязанные под подбородком, как надеялась Мелинда, не дадут ветру сдуть ее с головы.

Она уже целый год не ездила в фаэтоне. Тот, что был у ее отца, не отличался ни новомодным видом, ни быстротой, но все же кататься в нем было намного приятнее, чем в закрытом экипаже, которому отдавали предпочтение тетя и дядя.

Когда Мелинда была готова, она посмотрела в зеркало. Не вызывало никаких сомнений, что морская синева ее дорожного платья как нельзя лучше подходила к ее светлым волосам и белой коже. Но радостное возбуждение, заставившее светиться ее глаза, было бы совершенно неуместно в ее облике, будь она настоящей женой маркиза и носи она траур. Она подумала, не захочет ли он, чтобы она надела черное, но в ее гардеробе не было ни одной вещи такого цвета, и она решила, что слуги воспримут ее цветное одеяние как попытку хранить ее брак в секрете.

Главная горничная и Глэдис упаковали ее одежду в несколько больших чемоданов. Они носили платья из гардеробной в спальню и опускались на колени, чтобы лучше уложить их, а Мелинда вышла на лестницу и стала прислушиваться, не приехал ли маркиз.

Она опасалась спускаться вниз, чтобы не встретиться с родственниками, и боялась, что он может вернуться с кем-нибудь из них, но, к счастью, она увидела, что он вошел в холл один.

— Я хотел бы немедленно переодеться, Ньюман, — сказал маркиз дворецкому.

Он повернулся к лестнице, Мелинде едва хватило времени скользнуть обратно в будуар, смежный с ее спальней. Она успела заметить хмурое выражение его лица, когда он поднимался наверх, и не хотела встречаться с ним, когда он в таком настроении.

Если он рассержен, то может отказаться взять ее с собой в деревню. Или ее отправят вместе с багажом и слугами в закрытой коляске. Она с нетерпением ждала, и, наконец, в дверь раздался стук. Она открыла ее и увидела лакея.

— Наилучшие пожелания от его светлости. Он хотел бы знать, готовы ли вы к отъезду?

— Да, я готова, — сказала Мелинда.

Она пошла за лакеем вниз по лестнице. Маркиз стоял в холле, переменив темный похоронный костюм на светло-серые брюки и элегантно скроенный сюртук более темного оттенка.

— Доброе утро, Мелинда! — сказал он. — Надеюсь, вы хорошо спали?

Эти обычные слова прозвучали так, что Мелинда поняла, что мрачное расположение духа его покинуло. Не сказав больше «и слова, он направился к выходу. Мелинда последовала за ним. На улице стоял самый роскошный фаэтон, который ей когда-либо приходилось видеть, — с желто-черными колесами, запряженный парой гнедых лошадей. „Тигр“ — так называл его старый грум. Лакей помог ей подняться на высокое сиденье, рядом вскочил маркиз. Он взял вожжи в руки, грум отпрыгнул в сторону, и они отправились в путь.

Молодой грум в котелке сидел за ними. Мелинде было грустно, что она не может показать отцу лошадей, которые везли их: ему бы понравилось, как маркиз правит.

Лошади были свежими, их даже требовалось сдерживать на оживленных улицах города, но вскоре они выехали в сельскую местность, и маркиз позволил им нестись во весь опор. Они уже на несколько миль отъехали от Лондона, когда он впервые повернулся к ней и сказал:

— Вы очень молчаливы.

— Меня всегда учили не беспокоить джентльмена, когда он управляет парой свежих лошадей, — ответила Мелинда.

Маркиз засмеялся:

— Вижу, у вас был хороший учитель. А вы сами умеете управлять лошадьми?

— Да, умею, — ответила Мелинда. — Но у меня никогда не было возможности попробовать проехаться на таких лошадях, как ваши.

— Неплохая пара, правда? — улыбнулся маркиз. — Я заплатил за них две тысячи гиней у Татерсолла три месяца назад, но они того стоят!

— Не всегда то, что дорого, того стоит, — сказала Мелинда. — Скаковые качества могут не соответствовать внешнему виду, не всегда их можно распознать до того, как привезешь домой.

— Я вижу, вы превосходно разбираетесь в лошадях, — весело и без усмешки сказал маркиз.

— Я их люблю, — тихо ответила Мелинда.

— А что еще вы любите? — спросил маркиз. — Или, скажем, кого?

— Я люблю деревню, — ответила «Мелинда, не обращая внимания на вторую половину вопроса. — Не думаю, что мне когда-нибудь захочется надолго поселиться в городе.

— В вас просто бездна неожиданного, — заметил маркиз.

Мелинда не ответила. Они выехали на ровный отрезок дороги, и беседу стало трудно продолжать из-за сильного ветра. Мелинда забыла о маркизе и просто наслаждалась поездкой: теплом летнего солнца на щеках, солнечными бликами на гривах лошадей, белой дорожной пылью, вздымающейся под колесами, бегущими мимо зелеными полями, темными лесами, речками и ручейками, с растущими по их берегам желтыми ирисами и золотыми калужницами.

Так они проехали почти час, пока маркиз не остановился перед старым постоялым двором с черно-белой вывеской.

— Мы тут позавтракаем, — сказал он. — Не знаю, как вы, а я умираю с голоду.

Подбежали конюхи, чтобы забрать их лошадей.

Маркиз спрыгнул на землю и протянул руки, чтобы помочь выйти Мелинде. Несколько секунд она колебалась, потом позволила маркизу снять ее. На мгновение она прижалась к нему и живо почувствовала силу его рук, увидела его лицо так близко к себе. Но тут он отпустил ее. Чувство, которое она испытала, когда он прикасался к ней, было для нее необычным и новым.

Хозяйка проводила ее в лучшую спальню в гостинице, где она умылась и вымыла руки. Волосы на лбу растрепались, поэтому она сняла шляпку и поправила, как смогла, свои локоны. Держа шляпку в руке, она спустилась вниз в отдельную комнату, куда маркиз велел принести завтрак.

Комната была небольшой, обитой дубовыми панелями и с низкими потолочными балками, так что маркизу приходилось наклонять голову. Там было кривое окошко, выходившее в небольшой садик. Был уже накрыт круглый стол с грудой холодных закусок: свиной головой, домашней ветчиной, фаршированной индейкой, жареными голубями и большой бараньей ногой.

— Что вы желаете? — спросил маркиз. — Хозяин сказал мне, что у него в печи горячий пирог с жаворонками и устрицами.

Мелинда покачала головой.

— Никогда не слышала, чтобы жаворонков запекали в пирогах, — сказала она.

Она заказала холодную индейку с куском ветчины, тогда как маркиз отдал должное свежему лососю, двум голубям, большому куску ростбифа и нескольким порциям солонины.

— Мне нужно поесть, — сказал он, с улыбкой смотря на нее через стол. — Я почти ничего не съел за завтраком сегодня утром из-за придирок моего дядюшки и его несносных сыновей, споривших о том, какого вида галстук приличнее надеть на заупокойную службу.

— Боюсь, вы не любите своих родных, — сказала Мелинда.

— Я их ненавижу, — твердо произнес маркиз. — А вы своих любите?

— Нет. Так же как и вы, и равным образом нахожу их неприятными, — ответила Мелинда, подумав о сэре Гекторе.

Они оба засмеялись. Им показалось смешным, что хотя бы в этом они имеют нечто общее.

— Жервез сказал, что я был не добр по отношению к вам, — неожиданно сказал маркиз. — Вы меня простите?

— Да, конечно, — ответила Мелинда. — Я понимаю, что вы были в трудном положении.

— Не ищите мне оправданий, — сказал он. — Никто не должен грубить такой хорошенькой девушке, как вы.

В комплименте было нечто раздражающее.

— Расскажите мне о ваших лошадях, — быстро сказала Мелинда, — мне не терпится увидеть их.

Если она хотела отвлечь его от личных намеков, то ей это вполне удалось. Его лицо немедленно просияло.

— Вы знаете, — тихо сказал он, — я впервые ощущаю, что они мои, все мои, и что я не потеряю их.

Пока они заканчивали завтрак, маркиз продолжал говорить о Чарде. А когда они снова отправились в путь, Мелинда почувствовала наконец себя спокойнее и поверила в свои силы. Ей все время приходила в голову мысль, как было бы хорошо, если бы он на самом деле женился, а не прятался в течение этих шести месяцев за ложью, которая, если выйдет наружу, может окончательно разрушить его.

Еще через час они въехали в кованые железные ворота между каменными столбами, увенчанными огромными орлами с распростертыми крыльями. Затем сразу за дубовой рощицей маркиз остановил лошадей.

Чард лежал перед ними. Как ни великолепен он был на картине, которую Мелинда видела в Лондоне, наяву от его красоты просто захватывало дух. Превосходный красный кирпич, под действием времени и погоды ставший темно-розовым, обрамляла рамка из березовых балок, посеребренных веками; длинные зеленые газоны перед парадным входом спускались к небольшой серебристой речке, берега которой соединял старинный мост. Дом простирался во все стороны в форме буквы «Е» в честь королевы, во времена которой он был построен, а его небольшие окна с переплетами в виде ромбов сверкали на солнце, словно приглашая войти всех, кто подходил к нему. Чард излучал теплоту, гостеприимство и счастье. Он был очень большим и просторным, но казался настоящим семейным домом.

— Он прекрасен! — воскликнула Мелинда, и маркиз с улыбкой повернулся к ней.

— Это место я люблю больше всего на свете, — сказал он. — Иногда Чард представляется мне женщиной, которая овладела всем моим сердцем.

— Самая красивая женщина в мире, — тихо произнесла Мелинда и чуть было не добавила: «Намного красивее леди Элис».

— Пойдемте, посмотрим его, — сказал маркиз. — Я хочу многое показать вам!

В Чарде маркиз вел себя как школьник, водя ее по всему дому, от подвала до чердака. Они обошли и весь сад: он показал ей пруд с золотыми рыбками, которых он так любил в детстве, отвел ее в огород и рассказывал, как таскал персики, пока старика садовника не было, и как его побили за то, что он разбил крикетным мячом раму в парнике.

Они посмотрели лебедей, черных и белых, плавающих в пруду, а потом он отвел ее в конюшни и был удивлен тем восторгом, с каким она относилась к лошадям. Один конь понравился Мелинде больше других.

— Это Гром, — говорил ей маркиз, пока они любовались большим черным жеребцом, который презрительно вскидывал голову, не принимая предложенную ему морковку. — Я купил его год назад. Я хотел ездить верхом на нем в Лондоне, там нет ему равных. Но он слишком горяч, поэтому я вернул его сюда. Я поеду на нем на прогулку завтра утром, Нед, — сказал он, повернувшись к старому груму.

— Очень хорошо, милорд, но вам будет нелегко с ним справиться, вот увидите. Он плохо объезжен, в этом все дело. Мальчишки боятся садиться на него.

На прошлой неделе он лягнул молодого Джима, и тот с тех пор отказывается выезжать на нем.

— Мне кажется, он хочет покрасоваться перед кем-нибудь, — сказала Мелинда. — Кони они такие.

Возьмите его на охоту, пусть он посоревнуется с другими лошадьми, не уступающими ему в достоинствах.

— Ты этого хочешь. Гром? — спросил маркиз, похлопывая жеребца по шее. — Ну ладно, посмотрим, что можно будет сделать. Возможно, я приму участие в скачках…

— Было бы здорово посмотреть, как вы снова соревнуетесь, милорд, — проговорил старый грум. — Мы соскучились по вашим скачкам за последние два года.

— К сожалению, я не смог приехать в Чард этой весной, — сказал маркиз, и Мелинда услышала в его голосе сдержанный гнев: вероятно, его не пустила мачеха.

Они вернулись в дом и поняли, что уже пришло время обеда. Стоя в большой гостиной, окна которой выходили на розарий, Мелинда подумала, что вряд ли было местечко на свете более подходящее для двоих, если они только что поженились и любят друг друга.

В комнате стояла большая ваза с разноцветными лепестками, разливающими вокруг свой аромат, из зимнего сада доносился запах гвоздики, вокруг стояла чудесная старинная мебель из ореха, принадлежавшая многим поколениям владельцев этого дома. Девушка видела свое отражение во множестве таких же старых, как мебель, зеркал: маленькая светловолосая фигурка в голубом рядом с высоким темноволосым маркизом.

У нее возникло неожиданное чувство, что ему в голову пришла та же мысль, что и ей. Она повернулась и увидела, что он вопрошающе смотрит на нее, и вдруг та непринужденная веселость, с какой она все утро говорила с ним, сменилась смущением. По каким-то неведомым для нее причинам она задрожала и опустила перед ним глаза.

— Мы должны идти переодеваться к обеду, — сказал он, но как-то очень рассеянно, будто думал о другом.

— Да, конечно.

Она была рада предлогу ускользнуть от него, пошла в свою комнату, где ее одежду уже распаковали, а пожилая горничная с морщинистым лицом ждала, чтобы помочь ей переодеться.

— Какое платье вы наденете сегодня вечером, мисс? — спросила она, и Мелинду поразила нота явного неодобрения в ее голосе.

— Я не знаю, — ответила она и оглянулась. — Какая милая комната!

Потолок был низкий, но комната все равно казалась просторной, несмотря на большую кровать с четырьмя стойками, державшими полог. Она была застелена великолепным покрывалом с вышитыми на нем купидонами, птицами и цветами, привольно расположившимися на белом атласе. Полог украшала золотая бахрома и увенчивали два пухлых золотых ангелочка, державшие в руках сердце.

— Это комната со свадебным гарнитуром, мисс, — сказала горничная, и в ее неодобрительном отношении уже не было никаких сомнений.

Мелинда поняла, что слуги в Чарде не были оповещены о «тайной свадьбе» и что горничная была совершенно права, думая, что она осмелилась посягать на положение, которое может занять лишь законная жена владельца дома.

— Кто выбрал для меня эту комнату? — спросила Мелинда.

— Приказ его светлости, — ответила горничная, недовольно прошелестев своим накрахмаленным фартуком.

— Наверное, у его светлости были на то веские причины, — сказала Мелинда, думая, не лучше ли было объяснить все слугам в Чарде.

— Да, мисс, очевидно, — произнесла горничная с таким ожесточением в голосе, что Мелинда почувствовала себя задетой.

— Я позвоню вам, — быстро сказала она, — когда вы мне понадобитесь. А пока мне бы хотелось побыть одной.

— Очень хорошо, мисс. Если вы так желаете.

Горничная ушла, оставив после себя столько недовольства и подозрений, что у Мелинды мурашки пробежали по спине.

«Наверное, — подумала она, — с точки зрения прислуги, мое пребывание здесь без компаньонки не очень удобно».

Ее так испугало отношение этой женщины, что она сама справилась с застежкой своего платья и даже сделала сама себе прическу, чтобы только не звонить в колокольчик. А когда она оделась, она поняла, что совершенно не задумываясь выбрала белое платье, в котором выглядела как невеста.

Оно, конечно, уступало по изысканности ее свадебному платью, но все равно было очень милым: из белого шифона, украшенного лентами и букетиками крошечных розочек. Декольте было немного ниже, чем любила Мелинда, но среди вещей она нашла кружевной носовой платок и сделала вырез более скромным.

Волосы, растрепавшиеся за время прогулки, обрамляли ее лицо венчиком кудряшек, отказывавшихся послушно ложиться по бокам прямого пробора.

Туфли она нашла в гардеробе и, последний раз взглянув на себя в зеркало, выскользнула из комнаты, не встретив больше неодобрительно настроенную по отношению к себе горничную.

Она спустилась по широкой дубовой лестнице со старинными изогнутыми перилами вниз в холл. В доме было очень тихо, но, казалось, со всех сторон льется какая-то теплота, обнимавшая ее своими любящими руками. Она открыла дверь гостиной, там стоял маркиз и смотрел в окно. Его лицо освещал закат, и она заметила, что счастливое выражение лица совершенно изменило его. Он повернул голову и протянул ей навстречу руку.

— Идите сюда, — сказал он.

Он подвел Мелинду к окну, и, взглянув через розарий, она увидела, как солнце заходит за высокие деревья в лесу. Над деревьями кружили грачи, голуби, летевшие на ночлег.

— Как я завидовал им, когда был маленьким, — тихо сказал маркиз, — потому что они могли вернуться домой когда угодно. Лес был их домом, и с наступлением ночи они инстинктивно возвращались туда, зная, что найдут там убежище и отдых до утра.

Эти слова открыли Мелинде, как он страдал ребенком оттого, что его не хотели принимать как своего, что его дом не был по-настоящему его домом, потому что его не любили там; и она начала понимать, что же значило для него возвращение в Чард хозяином.

— Вы были очень несчастны? — так же тихо спросила она.

— Я думаю, что, если бы не Чард, — ответил он, — я бы убил себя, и не один, а десять раз. Ребенок может смириться с суровостью, даже с жестокостью, но не с ненавистью. Она пожирала мою душу, она все разрушала, даже желание жить.

В его голосе было столько боли, что она с удивлением посмотрела на него, но вскоре темнота горечи исчезла из его глаз.

— Но сейчас мы можем забыть об этом, — виновато сказал он. — Я выиграл! Он теперь мой! До самого последнего момента я не понимал, как много он значит для меня. Но теперь он мой, вы помогли мне получить его. Я всегда будут благодарен вам за это.

Он положил руки ей на плечи, так же как тогда, когда показывал ей лес вдалеке, но теперь его пальцы несколько напряглись. Она инстинктивно отодвинулась от него. Он улыбнулся и собрался что-то сказать, но тут дворецкий объявил об обеде.

Они сели за стол, накрытый серебром с фамильным гербом; длинную с дубовыми панелями комнату освещала огромная золотая люстра. Еда была превосходной: овощи и фрукты из собственного сада, мясо и дичь из поместья, а форель выловили в ручье, где маркиз рыбачил еще мальчиком.

Он говорил о новшествах, которые он собирается ввести в поместье, о том, как он восстановит сады по планам, сохранившимся после постройки самой старинной части дома.

— У нас они есть все, — сказал он. — Жаль, что садику с лекарственными травами позволили засохнуть, фонтан переставили на другое место, а тисовую изгородь выкорчевали. Я посажу все это заново, а мои фермеры станут лучшими в округе. Моя мачеха экономила каждое пенни на них. Я встречусь с фермерами на этой неделе и скажу им, что будет устроено больше водохранилищ и восстановлены сломанные изгороди, а если они захотят обновить свои стада, то я с радостью помогу им.

Мелинда тоже заразилась его энтузиазмом, и после обеда они пошли в канцелярию поместья. Маркиз показал ей большой план угодий. Она обнаружила, что он знает всех местных фермеров по именам. Он показал ей на карте, где есть пустующие земли, потому что его мачеха и ее агенты сдирали с фермеров такую ренту, что им стало невыгодно вести дела, и рассказал, где он начнет распахивать новые поля, сажать новые леса и заниматься другими улучшениями своего хозяйства.

Они так долго пробыли в канцелярии, что уже стемнело, когда они, наконец, вернулись в гостиную. Шторы были задернуты, в камине горел небольшой огонь, так как опасались, что вечер может быть холодным.

Казалось, дым от камина только усилил аромат цветов и запах воска и сухих лепестков, наполнявших дом.

Мелинда, качнув юбками, наклонилась над камином, и у нее невольно вырвались слова:

— Совсем как дома! И запах тот же.

Маркиз сел на диван. Она чувствовала на себе его взгляд; немного помолчав, он сказал почти с удивлением:

— Я рад, что вы здесь. Мне нужно выговориться, я так долго держал все в себе, а вы, кажется, сможете меня понять.

— Да, смогу, — сказала Мелинда.

Он наклонился к ней, взял ее за руку и потянул к себе.

— Идите и сядьте здесь, Мелинда.

Она хотела возразить, что ей хорошо и тут, но почему-то подчинилась ему и села рядом с ним на диван.

Несколько секунд он молчал и просто смотрел на нее, а потом, словно самому себе, проговорил:

— Прелестна! Так прелестна, что жаль…

Он не закончил фразы и обнял Мелинду, притянув к себе. Она была так поражена, что несколько мгновений не могла сопротивляться, а потом, раньше, чем она поняла, что происходит, его губы впились в ее.

Она никогда раньше не целовалась, а его натиск застал ее врасплох, и ей показалось, что она задыхается.

Его губы действовали грубо, а руки держали так крепко, что она не могла пошевелиться. Она почувствовала ярость и страсть в его поцелуе, который напугал ее, затем его губы стали мягче, и она смогла освободиться.

— Нет, — только и смогла выговорить она, — нет…

Он взял ее за подбородок и взглянул в лицо.

— Не боритесь со мной, Мелинда, — взмолился он. — Вы нужны мне! Мне нужна ваша мягкость и теплота, мне нужно понимание. Мы здесь одни. Разве вы не понимаете, как вы нужны мне?

Она ничего не отвечала, потому что он снова поцеловал ее, прижимая к себе все сильнее и сильнее. Она почему-то не могла сопротивляться, чувствуя, что какая-то волна несет ее все ближе и ближе к нему, пока они почти не слились в единое целое… Теперь он целовал ее щеки, глаза, шею, потом снова губы, она снова почувствовала, что в ней пробуждаются какие-то неведомые силы, ее охватила дрожь, а по телу пробежало пламя, которое она еще никогда в жизни не ощущала…

Он внезапно отпустил ее и стал рассматривать ее голову, лежавшую на его плече. Ресницы Мелинды трепетали, губы были полуоткрыты, на шее, там, где он целовал ее, пульсировала маленькая жилка.

— Я потерял от вас голову, Мелинда, — сказал он, его голос ласкал ее. Он нежно поставил ее на ноги и отвел к двери, обняв за плечи. — Поторопитесь! Я не хочу долго ждать. Сколько вам дать — пятнадцать минут? Не дольше, пожалуйста, потому что я сгораю от нетерпения, радость моя!

Его губы снова коснулись ее щеки, потом он открыл дверь, и она оказалась в холле. Она почти машинально поднялась по лестнице. И только дойдя до своей комнаты, попыталась понять, что же произошло, и почти в панике догадалась, чего же он хотел от нее.

«Этого не может быть!» — думала она.

Что она такое напридумывала! Она даже себе боялась признаться в этом, ужас заставлял отбрасывать эти мысли. И даже после того, как она очнулась от грез, она знала, что ее, как кинжалом, в самое сердце, ранило что-то другое.

Она любит его! Она задрожала, и пламя, которое он зажег в ее теле, вспыхнуло снова и поглотило ее целиком, обогатившись теплом и страстью ее собственной любви.

Она закрыла дверь спальни и повернула ключ в замке. Потом ее охватил страх, потому что она знала, что он придет и велит ей открыть дверь, а она не сможет отказать ему! Она так хотела снова ощущать на губах его поцелуи, чувствовать его руки, обнимающие ее. И она знала, что, как только он войдет, она не сможет противостоять ему и сделает все, что он велит ей.

В ужасе она подбежала к окну и отдернула шторы.

За окном по небу плыла луна, светили звезды. Она открыла решетчатое окно и посмотрела вниз. Там росла старая смоковница, ее ветки были сильными и крепкими — давно она жила на этом свете.

Мелинда оглянулась. Дверь заперта, но ей уже чудился его голос, приказывающий ей открыть дверь.

— Мелинда!

Она закрыла глаза. Она все еще ощущала его губы на своих губах, глазах, щеках, шее. Она в отчаянии вскрикнула и вылезла в окно.

Дома она часто лазала по деревьям, за что ей всегда попадало от матери, называвшей ее сорванцом, но еще ни разу ей не приходилось взбираться на дерево в пышном вечернем платье с полдюжиной нижних юбок. Она услышала, что тонкий шифон на ее платье затрещал, а на ветке смоковницы повис один из розовых букетиков, украшавших подол. Но каким-то образом ей все же удалось спуститься на землю. А потом она, как маленькое испуганное животное, страшащееся света, побежала через газоны в спасительную тень лесных деревьев.

Глава 9

Мелинда проснулась и не поняла, где она находится. Перед ней к высокой изогнутой крыше поднималась серая каменная колонна. Потом она все вспомнила и села на мягкой бархатной подушке, на которой проспала всю ночь.

Когда она входила в эту часовню с рядами скамеек, то решила, что это собственность семьи маркиза. Она ощупала резную дверь, увидела, что сиденья на скамьях мягки и роскошны, так же как и подушка для коленопреклоненной молитвы. Она опустилась на колени помолиться. Церковь (запах плесени и древности смешался в ней с запахом цветов на алтаре) представилась ей убежищем, и в слабом свете луны, светившей сквозь витражи, она почти ощупью нашла проход и опустилась на колени у первого ряда, моля Бога защитить ее не только от маркиза, но и от себя самой.

Через некоторое время сердце перестало бешено колотиться в ее груди, а дыхание восстановилось. Это страх заставил ее бежать во весь дух через газоны, но она хорошо понимала, что побег был во многое напрасным, потому что в груди все еще горело то пламя глубокого чувства, которое побуждало ее вернуться.

— Помоги мне! О, помоги мне! — молилась она, недоумевая, как она могла так быстро превратиться из девушки, совершенно не интересовавшейся мужчинами, в это новое для нее существо, которое дрожало и трепетало от прикосновений губ мужчины.

Она знала, что привязалась к маркизу с того мгновения, когда впервые увидела его. Она ненавидела его циничное выражение лица, презрительную манеру говорить с ней, тот гнев, который он вызывал в ней.

И все же в нем всегда было нечто притягательное для нее, вызывающее желание быть рядом с ним.

Теперь она поняла, почему ей было так одиноко и пусто тем бесконечно тянувшимся днем, который она провела в спальне одна. Время шло медленно оттого, что она не могла быть с ним. Она тихо застонала и уронила голову на руки. Что с ней стало? Как она может испытывать такие чувства, прекрасно зная, что все это безнадежно, что так не должно быть и что это идет наперекор ее гордости и всему тому, что представлялось ей святым?

В темноте церкви она снова и снова возвращалась к тому, что произошло, и к тому, что он сказал ей до того, как она поднялась по лестнице. Даже теперь по своей наивности она не совсем понимала его слова. Но была уверена, что его просьба была дурна.

Она ругала себя за то, что позволила поцеловать себя. Она должна была сопротивляться, порядочные девушки так себя не ведут. И снова она ощутила то странное, неожиданное возбуждение, появившееся, когда его губы коснулись ее рта, почувствовала то пламя, которое вспыхнуло внутри и теперь уже никогда не погаснет.

Как долго она стояла на коленях и молилась, все время в мыслях возвращаясь к маркизу, она не помнила. Только знала, что луна на небе поднялась выше, ярче осветив церковь. Теперь она смогла рассмотреть крест, блестевший в алтаре, каменные фигуры на постаментах, окружавшие его, и резные хоры с незажженными свечами, стоявшими по обеим сторонам места для хора мальчиков.

Постепенно безмятежность, идущая от них, успокоила ее, и к ней вернулись силы, будто она была уже не одна.

— Папа! Мама! Помогите мне! — молилась она, представляя их рядом, ища у них поддержки в этот страшный час.

Сейчас она уже не помнила, когда она почувствовала усталость от молитвы. Но решила, что, устав, она легла на скамью и сразу же уснула, погрузившись в забытье. А теперь, утром, все ее беды показались ей не такими уж большими и пугающими, как вчера.

Она опустила ноги на землю и слегка передернула плечами. В церкви было холодно, хотя в восточное окно уже светили первые лучи солнца.

«Я должна вернуться», — подумала она.

Она вышла наружу через маленькую дверь молельни. Почти неслышными шагами прошла но проходу между скамьями к двери, через которую она входила в церковь, и распахнул ее. Мир за дверью был золотым и свежим, но она на секунду заколебалась. Ей казалось, что церковь защищала ее, а теперь ей предстоит вернуться в опасный мир. Но она подумала, что у них в семье никогда не было трусов, и она должна смело идти навстречу опасности.

До сада было недалеко, оттуда был виден большой дом, ярко-розовый в утреннем солнце. Он снова, казалось, гостеприимно звал ее войти, и на минуту ей показалось, что весь вчерашний вечер ей приснился… Но она с замиранием сердца представляла себе их встречу с маркизом. Что же он ей скажет? И как она станет отвечать ему?

Ставни были еще закрыты, по положению солнца Мелинда определила, что еще не больше пяти часов.

Она медленно шла по розарию, когда одна из горничных открыла боковую дверь и, опустившись на колени, начала мыть ступени. Мелинда молча подошла к ней, ее тень упала на склоненную девушку, с удивлением поднявшую голову.

— Господи боже мой! Как вы испугали меня! — воскликнула она и, поднявшись на ноги, быстро добавила:

— Прошу прощения, мэм, я не должна была так говорить.

— Ничего, — улыбнулась Мелинда. — Не думаю, что вы могли ожидать гостей в такой ранний час.

— Вы правы, мэм, — ответила девушка.

Мелинда прошла мимо нее и вошла в дом. После солнечного света там показалось темно и тихо. Она прошла через холл и поднялась по лестнице. Она слышала звук раздвигаемых штор и открываемых ставен, но дошла до своей комнаты, так и не встретив ни души.

И тут она вспомнила, что вчера вечером заперла дверь своей спальни. Мгновение она стояла в замешательстве, раздумывая, что делать, затем припомнила, что есть еще одна дверь, которая ведет в ванную. Она была конечно же открыта, и она подумала, что маркиз, захоти он на самом деле войти к ней, мог воспользоваться той дверью.

Она вошла в спальню, открыла дверь и задернула штору, которую отодвинула вчера вечером. Будет лучше, подумала она, если горничная, прислуживающая ей, не заметит ничего необычного, поэтому она разделась и, надев ночную рубашку, легла в постель.

Она не уснула, а лежала в темноте и думала о том, что же ей делать. А если маркиз снова поцелует ее?

Достанет ли у нее сил отклонить его поцелуй? Сможет ли она сопротивляться ему каждую ночь? Сможет ли она не пустить его в свою комнату и не выполнить его желания? Вопросы назойливо лезли ей в голову, и, словно прячась от них, она уткнулась лицом в подушку.

Ей принесли завтрак. И она медленно поднялась, тщательно оделась, придирчивее, чем прежде, оглядывая себя в зеркале. В глубине души она знала, что она просто пытается выиграть время, и, когда уже нельзя было больше тянуть, она с решительным видом, хотя и с недостаточной решимостью внутри, вышла из спальни и спустилась вниз.

Она была почти уверена, что найдет маркиза в гостиной, но его там не было. Она села на диван и снова задумалась, что делать дальше. Она взяла книгу с одной из полок, но поняла, что не может читать. Она ощущала, как каждый нерв у нее напряжен, и все время прислушивалась и прислушивалась, не идет ли он.

Совершенно неожиданно раздался гул голосов: где-то разговаривали и смеялись мужчины и женщины. Она снова прислушалась и, повинуясь любопытству, подошла к двери гостиной и выглянула наружу.

В Большом холле было полно людей. На мгновение Мелинде показалось, что она никого из них не знает, но потом одного человека она все же узнала. И тут в парадную дверь вошел маркиз.

Он не видел Мелинду, но ее сердце заколотилось при его появлении. Он был в скаковых бриджах, котелок на голове небрежно сдвинут набок, в руке— хлыст, а рядом с ним были две собаки.

— Что здесь за вторжение? — медленно проговорил он, увидев, что вся толпа повернулась и выжидательно смотрела на него. Было неясно, доволен ли он или сердится на них за их приезд.

— Дрого! Какого черта вы уехали из Лондона и ничего мне не сказали?

Мелинда без труда узнала эти простертые к маркизу руки и прелестное лицо с полуоткрытым ртом.

— Я никак не ожидал увидеть вас сегодня утром, Скиттлз, — сказал маркиз.

— Но вы рады меня видеть? Скажите, что вы рады меня видеть!

Скиттлз повернулась лицом к нему и обольстительно надула пунцовые губки. Почти сама того не сознавая, Мелинда стиснула руки. И тут ее увидел капитан Вестей, стоявший у камина. Он подошел к ней и воскликнул:

— Мелинда, приятно вас видеть! Вы хорошо доехали вчера?

Он поцеловал ее руку, и она заставила себя ответить:

— Да, да, поездка была очень приятной, спасибо.

Так хорошо оказаться вне Лондона.

— Мы все точно такого же мнения, — сказал он. — И Скиттлз поэтому настояла на том, чтобы мы отправились сюда безбожно рано, у меня еще слипались глаза.

Жервез Вестей посмотрел на Мелинду, и она поняла, что он дает ей время взять себя в руки и намеренно не позволяет ей смотреть на то, как Скиттлз с помощью всех своих хитростей пытается обольстить маркиза.

В изумрудной амазонке та выглядела необыкновенно привлекательной, талия казалась фантастически тонкой, а кожа невероятно белой.

— Вы скоро сдохнете со скуки, проводя время в деревне, — сказала она своим резким голосом, но маркиз уже освободился из ее цепких рук и приветствовал других гостей.

Скиттлз сопровождали одни мужчины: все элегантно одетые, слегка навеселе, державшиеся очень непринужденно. Они приветствовали Мелинду, которую представил им капитан Вестей, с легкой фамильярностью, которая показалась ей обидной, потому что она не понимала причин такого отношения к себе.

— Ну, думаю, было чертовски правильно приехать и развеселить вас, — сказала Скиттлз. — Жервез рассказал нам о вашей тяжелой утрате, и мы решили, что вы не станете хандрить, если вас будут окружать друзья.

— Мило с твоей стороны, Скиттлз, — сказал маркиз с ноткой сарказма в голосе, — но к чему такой огромный эскорт?

— Мне что же, надо было прихватить развалину компаньонку с собой, да? — со смехом спросила Скиттлз. — А вон той бледной особе, кажется, требуется нянька!

Говоря это, она смотрела на Мелинду с нескрываемой неприязнью, мужчины сразу почувствовали себя неуютно, как всегда бывает, когда женщины начинают ссориться друг с другом.

— А не перекусить ли нам, Дрого, — быстро проговорил капитан Вестей. — По правде говоря, я не успел даже позавтракать и умираю с голоду.

— А я предложу вам кое-что поинтереснее, — сказала Скиттлз. — Когда мы ехали через парк, я подумала, что это превосходное место для скачек.

— Боже! Да она права! — восторженно сказал один из джентльменов. — А ступени перед парадным входом послужат превосходной трибуной, откуда можно будет наблюдать за наездниками в течение всей скачки. Почему мы раньше не подумали об этом?

— Потому что вы придурки, вот почему! — ответила Скиттлз. — Ну-ка, пошли посмотрим.

Она вышла в парадную дверь, мужчины последовали за ней. Мелинда как под гипнозом пошла за ними. Все встали на ступенях, перед ними простирался парк с огромными деревьями, в окружении полей с низкими живыми изгородями, тянувшимися до леса.

— Видите! — сказала Скиттлз. — Настоящий ипподром.

— А она права, — согласился капитан Вестей. — Ты должен попробовать провести здесь когда-нибудь заезд, Дрого.

— Я чего ждать? — сказала Скиттлз. — Вызываю на соревнование любого из вас. Какая будет ставка?

Пятьсот гиней?

— Слишком много, Скиттлз, — запротестовал один из мужчин. — Ты же знаешь, что выиграешь.

— Что, кишка тонка? — грубо спросила Скиттлз. — Ну же, вы, недоделанные ублюдки Пятьсот гиней, что на Сарацине я побью любого из вас, даже с одной привязанной к поясу рукой, если хотите!

Мужчины выглядели несколько сконфуженно.

Никто не принял ее вызова, но вдруг послышался тихий голос Мелинды, как ей показалось, принадлежавший совершенно незнакомому человеку:

— Я принимаю вызов.

Услышав ее, все внезапно замолчали, повернулись к ней и удивленно уставились на нее.

— Ты? — презрительно спросила Скиттлз. — На чем ты поедешь? На корове?

— Я принимаю ваш вызов, — сказала Мелинда, смотря ей прямо в глаза.

— Да что вы, Мелинда… — начал капитан Вестей, но его перебил маркиз.

— Это невозможно! — сказал он.

— Нет, возможно, — ответила Мелинда. — Я хотела бы принять вызов мисс Уолтере, но с одной оговоркой. Только если вы позволите мне выбрать в вашей конюшне ту лошадь, которую мне захочется. — Ну, конечно, он разрешит! — воскликнул один из джентльменов. — У Дрого есть отличные скаковые лошади. Желаю пожать лавры, Скиттлз.

— Лавры! — презрительно воскликнула Скиттлз. — Что, черт побери, ты думаешь обо мне? Ставлю пять к одному, что эта курочка свалится с лошади на первом же препятствии!

От грубости Скиттлз Мелинда покраснела, но сверкнула глазами и поджала губы, когда услышала, что маркиз сказал:

— Я не позволю этого.

— Вам не удержать меня, милорд, — сказала она.

— Конечно, он не имеет права, — согласились его друзья. — Не портите удовольствие другим, Дрого!

Пусть девицы померяются силами. Кроме того, мисс Мелинда — темная лошадка.

Капитан Вестей поймал Мелинду за руку.

— Не надо! Не надо! — едва слышно уговаривал он ее. — Вы сошли с ума! Скиттлз — лучшая наездница в округе. Придумайте какую-нибудь отговорку, скажитесь больной, подчинитесь Дрого.

Если Мелинда и колебалась, то не показывала виду.

Она только взглянула поверх голов на Скиттлз, которая снова взяла маркиза за руку и говорила ему:

— Вы давно не видели, как я езжу верхом. Я бы хотела показать вам свое умение.

Двусмысленность ее слов не вызывала сомнений, и Мелинда почувствовала, что все нервы у нее напряглись.

— Во сколько мисс Уолтере хотела бы начать скачку?

— Нет никакой спешки, — ответила Скиттлз через плечо, — мне не достанет много времени посрамить вас, мисс Тщеславие, и я только надеюсь, что вы сможете выплатить ваш проигрыш наличными, я не люблю задержек.

— Если вы выиграете, то вам заплатят, — тихо сказала Мелинда.

— Кушать подано, милорд!

Слова дворецкого пришлись как нельзя кстати, чтобы разрядить усиливающееся напряжение между обеими женщинами.

— Мне нужно выпить, клянусь Юпитером! — говорил один из джентльменов, пока они стояли и пропускали вперед Скиттлз, которая не удостоила Мелинду ответом, только пренебрежительно взглянула на нее.

Мелинда была вынуждена последовать за ней.

В холле она пошла к лестнице и уже почти дошла до ступеней, когда ее остановил голос, донесшийся сзади:

— Мелинда!

Это был маркиз. Они были одни, так как все остальные уже шли по коридору к столовой. Она повернулась к нему.

— Вы маленькая дурочка! — сказал он. — Вы свернете себе шею!

Его голос прозвучал почти свирепо. Она больше не могла слышать его и, повернувшись, побежала вверх по лестнице, оставив его внизу.

— И только прибежав в свою спальню, она поняла, что у нее нет амазонки. Без нее она не могла участвовать в скачках. Она позвонила горничной.

— Нет ли в доме, случайно, какой-нибудь амазонки, которая подошла бы мне?

Горничная выглядела еще более надменной, чем вчера вечером.

— Не имею понятия, мисс, — сказала она. — Но я расспрошу миссис Медоуз.

Миссис Медоуз была старой и седой, она подозрительно, как показалось Мелинде, рассматривала ее.

— Амазонка? Не знаю, мисс, подойдет ли она вам.

Вы такая маленькая.

— О, пожалуйста, — взмолилась Мелинда, — пожалуйста, посмотрите, может быть, вы сможете найти что-нибудь для меня. Это очень важно.

Она чувствовала, что отменить скачки — Значило сдаться не только Скиттлз, но и маркизу. И тут она подумала, что сошла с ума, поставив на кон все свои деньги, все свои надежды, связанные с коттеджем и совместной жизнью с Наиной, настолько неравны были силы. Но, тем не менее, она знала, что ненавидит Скиттлз и должна победить ее, и не только на скачках.

— Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне, — просила она домоправительницу.

Миссис Медоуз посмотрела на ее маленькое встревоженное лицо и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, сказала:

— Совершенно не понимаю, что такая милая молодая леди делает здесь и почему принимает участие в этих похождениях.

— Я просто хочу выиграть у нее скачку, — сказала Мелинда почти шепотом.

— Вообще-то я имела в виду не только скачки, — сказала миссис Медоуз, а потом поправилась:

— Это не мое дело, конечно. Пойдемте, мисс, я подыщу вам что-нибудь в моей кладовой, может быть, что-то и подойдет. Жаль, что вы не мальчик, потому что я сохранила всю одежду его светлости, начиная с того дня, когда он впервые сел на лошадь. Я пересыпала ее нафталином, чтобы не побила моль. Есть еще и одежда покойной маркизы, она всегда оставляла часть одежды здесь, но ее светлость была крупной, и из ее вещей вам вряд ли что подойдет.

К тому времени они подошли к комнате домоправительницы и прошли дальше в соседнюю комнату, полностью занятую под гардеробную.

— Здесь хранится одежда, которую кто-то уже носил? — спросила Мелинда, оглядываясь вокруг.

— Совершенно верно, мисс, — ответила миссис Медоуз, — и есть прелестные вещицы. Здесь хранятся платья его светлости Пира, которые он надевал на коронацию ее величества, и одежда его отца и его деда. А также диадемы ее светлости и свадебные платья четырех поколений. Его светлость иногда дразнит меня и называет хранительницей музея. Но он недалек от истины, потому что они — часть истории Чарда. — Миссис Медоуз говорила с гордостью, но в голосе слышалась грусть. — Никогда раньше в доме не было таких дам, как эти. — Она так произнесла слово «дамы», что оно прозвучало как ругательство.

— Вот именно поэтому я должна победить ее, — сказала Мелинда. — Она просто чудовище. Не знала, что в мире есть такие женщины. Но в то же время она красавица!

— В таких людях нет красоты! — резко заметила миссис Медоуз, потом воскликнула:

— Нашла! Нашла то, что нужно, мисс. Я не вспомнила о ней раньше, потому что она хранилась с маскарадными костюмами. Но это настоящая амазонка, которую носила бабушка ее светлости, когда ездила во Францию и охотилась с Людовиком XIV. Она была очень маленького роста. Конечно, я знала ее только в очень преклонном возрасте, но у нее всегда была превосходная фигура, и сохранилось множество ее нарядов, которыми будет восторгаться еще не одно будущее поколение.

Сказав это, миссис Медоуз открыла дверцу и достала с полки амазонку из темно-синего бархата. Она была расшита серебряным шнуром и застегивалась на пуговицы из синего сапфира. Воротник украшало кружевное жабо, а на маленькой треуголке были пышные страусовые перья.

— Она восхитительна! — воскликнула Мелинда. А пуговицы! Они настоящие?

— Неужели вы думаете, что ее светлость стала бы носить что-то поддельное? — спросила миссис Медоуз. — Ну-ка, примерьте ее, мисс. Я уверена, что она будет вам впору, у меня глаз наметанный, это уж точно. А где же сапоги?

Через четверть часа Мелинда уже медленно спускалась по лестнице. Она понимала, что выглядит несколько старомодно, но амазонка была ей к лицу.

Синий бархат подчеркивал синеву ее глаз, перья спускались на щеки, настоящие кружева жабо окружали шею, а сапфиры и бриллианты сияли на пуговицах.

До нее доносились взрывы хохота из столовой, но она прошла через парадный вход и направилась к конюшне. Грумы были заняты лошадьми вновь прибывших гостей. С горячим гнедым конем Скиттлз трудно было управляться, и два грума с трудом поставили его в стойло. Главный грум, старик, с которым Мелинда уже разговаривала вчера, вышел ей навстречу.

— Вам нужна лошадь, мэм?

— Да, — ответила Мелинда. — Я хочу выехать на Громе.

Грума словно поразила молния.

— Уверен, что его светлость не позволит вам ездить на нем, мэм. Я уже говорил вам вчера, что с ним трудно управиться даже джентльмену, не говоря уже о леди.

— Я поеду на нем, — решительно сказала Мелинда. — Позвольте мне войти к нему в стойло.

— Осторожнее, мисс. Он в прошлом году так лягнул одного мальчишку, что тот провалялся в больнице три месяца.

— Я буду осторожна, — сказала Мелинда.

Она вошла в стойло. Гром прижал уши к голове при ее приближении и сердито раздул ноздри. Она заговорила с ним тем же голосом, каким она разговаривала со своими лошадьми, и очень медленно провела рукой по его шее.

— Ты мне поможешь, мальчик? — тихо проговорила она. — Ты должен показать им, на что ты способен, а я должна доказать кое-что себе самой.

Она говорила и говорила с ним, и, казалось, будто конь откликается на ее голос. В конце концов, она похлопала его по морде и повернулась к старому груму, который наблюдал за ней.

— Запрягайте его немедленно, — приказала она. — Мне кажется, он все понял.

— Отродясь не видал ничего подобного! — сказал старик, разводя руками. — Я сам его оседлаю, мэм. Не доверю его никому из мальчишек. Но не знаю уж, что скажет его светлость.

— Я проеду на нем до входной двери, — сказала Мелинда, уверенная, что будет намного легче убедить его, когда она сядет верхом, а не останется стоять рядом.

Когда вся компания вышла из столовой, наевшись до отвала холодных закусок, которые повар приготовил в последний момент, и выпив изрядное количество шампанского маркиза, Мелинда уже медленно кружила на Громе по подъездной аллее напротив дома.

— Господи боже мой! — услышала она возглас капитана Вестея. — На каком коне сидит Мелинда? Я никогда раньше не видел более великолепного животного.

— Это Гром, — ответил маркиз, и Жервез Вестей по лицу маркиза понял, что он в самом дурном расположении духа.

— С ней будет все в порядке, не так ли?

Маркиз не ответил ему и пошел к Мелинде:

— Я не позволю! Вы меня понимаете, Мелинда? Я запрещаю вам ехать на этом жеребце!

— Но я уже оседлала его, — возразила она.

— Тогда я отведу его назад в стойло и найду вам другого коня, — сказал он.

Он протянул руку и хотел взять Грома под уздцы.

Но либо жеребец не одобрил его вмешательство, либо повиновался приказу Мелинды, трудно сказать, но он поднялся на дыбы, заставив маркиза отступить на шаг, а Мелинда тем временем со знанием дела направила коня вдоль аллеи, чтобы успокоить его, — Потише, мальчик! Потише! — сказала она. — Если они испугаются, то могут помешать мне проехать на тебе, и это будет очень печально.

Из конюшни привели коня Скиттлз. Она спустилась, смеясь и ругаясь, по ступеням, И кто-то помог ей сесть в седло. Она громко приказывала принести ей то перчатки, то хлыст, перешучивалась с джентльменами, пока не оглянулась и не увидела Мелинду верхом на огромном черном жеребце. Она замолчала, прищурившись, потом захохотала:

— Боже мой! Не знала, что сегодня маскарад! Моя соперница точно приготовилась меня убить! Да, возможно, без смертоубийства не обойдется! Кто знает?

Она подождала, когда окружающие ее джентльмены рассмеются. Затем наклонилась и положила руку на плечо маркиза.

— Том принимает ставки, Дрого, — сказала она. — Поставьте на меня. Я буду рада выиграть вам кое-что.

— Спасибо, Скиттлз, но я не одобряю эти скачки, — ответил маркиз. — Я не стану ставить ни на одну из сторон.

— Ну, тогда я принесу к вашим ногам свой триумф, — тихо проговорила Скиттлз. — Ставка гораздо больше пятисот гиней, вы прекрасно понимаете меня, не так ли?

— Вы сами бились об заклад, — твердо проговорил маркиз, — я не имею к этому никакого отношения.

Мелинда, видевшая, что они разговаривают, и не имевшая возможности слышать о чем, почувствовала внезапную боль в сердце. Какой бы грязной ни была эта женщина, она была красива. Она хотела добиться маркиза и не скрывала этого от целого света. И Мелинда не знала, как ей бороться с ней.

Она развернула Грома, потому что не могла больше видеть их вместе, и поехала шагом к началу аллеи, где, как она знала, начнется их скачка. Шла небольшая перебранка насчет того, кто даст старт. Маркиз отказывался, тогда капитан Вестей взял это на себя.

Ему надавали кучу советов, и он, наконец, взобрался на своего коня и поехал к Мелинде, за ним следовала Скиттлз.

— Вы знаете, — обратился он к обеим женщинам, — маршрут проходит через три первые изгороди, их видно отсюда, затем поворот, и вы должны вернуться по другой стороне парка через те три изгороди вдали и вернуться сюда к финишу.

— Не забудьте, что я также побилась об заклад, что моя соперница свалится у первой же изгороди, — сказала Скиттлз.

Она говорила так враждебно, что Мелинда поняла, что она уже не так уверена в своих силах, как раньше.

— А теперь идите на свои места, — проговорил капитан Вестей. — Я дам вам команду начинать. Я буду считать: «Раз, два, три», а потом махну вам платком.

Он отъехал от них. Женщины повернули коней и медленно поехали за ним.

— Раз, два, три… — отсчитал капитан Вестей и махнул платком.

Гром, будто понимая, что происходит, помчался как выпущенная из лука стрела. Мелинда изо всех сил придерживала его, зная, что слишком большая скорость в начале скачек — ошибка. Перед ними возникла первая изгородь, и она видела, что Скиттлз ждет, что она упадет. Изгородь была высокая, с широким рвом и обрывом с другой стороны — настоящее испытание для неопытного коня и наездницы.

— Осторожно, мальчик! Осторожно! — говорила Мелинда, натягивая повод, так что Гром перескочил через изгородь медленнее, чем он собирался. И легко приземлился по другую сторону.

Осторожность Мелинды позволила Скиттлз выйти вперед. Следующая изгородь была недалеко, третья чуть дальше. Мелинда перепрыгнула следующую изгородь с той же осторожностью, что и первую, а затем позволила Грому нестись во весь опор. Она придержала его только у третьей изгороди и заметила, что за ней протекает небольшой ручей. Конь прыгнул четко, только слегка задел копытом берег.

Снова Скиттлз ушла вперед. Теперь им нужно было повернуть и скакать к дому. Мелинда быстро взглянула на соперницу и поняла, что Скиттлз на самом деле была превосходной наездницей. Ей стало ясно, чем она заслужила свою славу: она ездила так, словно была частью лошади. Шаг был мягким, куски дерна, вырванные копытами коня, отлетали от них.

Скиттлз все еще была впереди. Она перелетела через пятую изгородь, как птица, и, хотя Гром почти уже нагнал ее, опережала их на два корпуса. Они были уже около шестой изгороди, теперь оставалось только вернуться домой!

Мелинда знала, что наступил момент, когда Гром должен сделать последнее усилие. Она стегнула его хлыстом, но в этом не было необходимости. Жеребец и без того инстинктивно чуял, что от него требуется: он начал догонять летящего впереди коня, дюйм за дюймом, фут за футом, постепенно сокращая разрыв. Она уже могла рассмотреть толпящихся мужчин, ждущих у финиша.

— Пожалуйста, Гром! Пожалуйста! Ну, давай, мальчик!

Она слышала свой голос, заглушающий топот копыт, и чувствовала, как слова вылетают изо рта с той же скоростью, что и их бег. Потом она ощутила, что Гром рванул вперед с новыми силами, которые он, казалось, почерпнул из ее сердца. Она подгоняла его всем своим существом, и он подчинялся.

Теперь она уже слышала крики ждавших у финиша мужчин и чувствовала, как ветер сдирает кожу у нее на лице. Гром поравнялся со Скиттлз… обогнал ее коня на голову, затем на полкорпуса и молнией пересек финишную черту.

Только за несколько секунд до этого Мелинде с трудом удалось натянуть повод, так сильно устали руки, а суставы перестали сгибаться, но она почти остановила коня и повернула в обратную сторону. Он легким галопом поскакал назад, и тут Мелинда в первый раз подумала о себе и поняла, что потеряла где-то свою треуголку, и волосы в беспорядке падали ей на плечи кольцами.

Все столпились вокруг нее, аплодируя и говоря, что она была великолепна. Она смотрела поверх их голов на маркиза и видела, что он без улыбки смотрит на нее не отрывая глаз, выражение которых было ей неясно.

— Отлично!

— Браво!

— Боже! Вы просто великолепны!

Возгласы эхом повторялись вокруг нее, но она едва ли слышала их. Кто-то повел Грома к входной двери, чтобы она могла спешиться. Она ощущала только усталость. Даже восторг от победы куда-то ушел. Она только знала, что выражение лица маркиза лишило ее ощущения триумфа.

Она, вероятно, качнулась в седле. И тут чьи-то сильные руки потянулись к ней и опустили ее на землю. Даже не взглянув, она знала, кто это был. Неся ее на руках, он поднялся по каменным ступеням и внес ее в парадный вход. Она думала, что он оставит ее в холле. Но вместо этого он понес ее наверх, она уткнулась лицом в его плечо, волосы рассыпались по синему бархату амазонки.

Он отнес ее в спальню и положил на кровать. Она хотела закричать, когда он отнял свои руки, но не смогла вымолвить ни слова, даже сказать спасибо, голос пропадал в горле. А потом, когда она взглянула на него, лежа на подушке, до нее донеслись его слова, сказанные хриплым голосом:

— Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!

Глава 10

Мелинда от непомерного напряжения ненадолго впала в некое забытье, но, очнувшись, не могла ни о чем думать, только о ноте презрения — или гнева? — в голосе маркиза, когда он сказал: «Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!» Эти слова повторялись в ее мозгу снова и снова.

В то же время она чувствовала, что скачка высвободила что-то внутри нее. Словно, приняв вызов, она выступила не только против Скиттлз, но и против всех, кто когда-либо тиранил ее, был с ней груб, обращался с ней презрительно или игнорировал ее, как бедную родственницу. Все, что доставило ей столько страданий, накапливалось в ее душе и образовало большой ком гнева, который теперь рассыпался и освободил ее.

Но больше всего на свете ей хотелось получить одобрение маркиза, доказать ему, что она не слабая, глупая пешка, которую кто угодно может переставлять туда-сюда по своему желанию, а человек с характером и своим мнением. Но этого, как ей казалось, у нее не получилось. Но все же она выиграла скачку!

Она видела изумление в глазах джентльменов, когда они поздравляли ее, после того как она первая пересекла финишную черту, опередив Скиттлз. Они не знали, что отец Мелинды воспитывал ее как сына, который у него так и не родился. Он всегда брал ее с собой, как будто она была тем наследником, которого он так желал иметь. Он научил ее ездить верхом, она ездила с ним на охоту, она стреляла куропаток рядом с ним и плавала в озере, ныряя с высокого берега. Когда ее мать протестовала против такого воспитания, он просто смеялся в ответ.

— Роди мне сына, — дразнил он ее, — и я отдам тебе твою дочь.

Мелинду всегда переполняла радость, когда он позволял ей сопровождать его. Он обращался с ней как с равной, объяснял, что делать, был добр и не сердился, если ей не удавалось перескочить через изгородь или найти подстреленную птицу.

— Ты выглядишь хрупкой, — сказал он ей однажды, — но у тебя крепкая рука в поводу, как у мужчины.

Это был самый лучший комплимент, который он мог ей сделать. И теперь Мелинда раздумывала, одобрил бы он или нет эту ее скачку. Она выиграла, стерла с лица Скиттлз это самодовольное и высокомерное выражение, но чего она добилась? Маркиз все равно презирает ее.

Она уткнулась в подушку, потом, горя от нетерпения, поднялась с постели. Позвонила горничной, умылась, переоделась в необычайно шедшее ее платье из белой саржи, украшенное голубыми лентами и бесчисленными кружевными оборочками. Горничная причесала ее. И Мелинда больше не чувствовала усталости, на смену ей пришло странное возбуждение, возбуждение оттого, что она сейчас, спустившись вниз, увидит маркиза и что теперь она не какое-то раздавленное, всеми игнорируемое ничтожество, а женщина, победившая Скиттлз, которую считали самой лучшей наездницей в стране.

И она не могла отогнать от себя воспоминания о том, как Скиттлз, слегка запрокинув голову, смотрит на маркиза, положив белую руку на лацкан его сюртука, почти подставляя ему свои пунцовые губы. Затем она нетерпеливо отбросила это видение. Пусть Скиттлз охотится за маркизом, пусть старается завлечь его в свои сети, но сейчас она, Мелинда, владеет ситуацией. В течение шести месяцев он не сможет избавиться от нее, и, как бы Скиттлз ни атаковала его, он обязан держать Мелинду рядом с собой, чтобы представлять ее своей женой, хотя бы адвокатам.

Мелинда взглянула на себя в зеркало. Она знала, что в этом модном наряде и с умело уложенной прической никто, даже сэр Гектор, не узнал бы в ней той тихой мышки, бедной родственницы, на которую могли кричать, не обращать внимания и даже бить.

От этой мысли Мелинда подняла голову и пошла вниз как королева, зная, что победа добавила ей уверенности в себе и гордости, которых не было раньше.

К ее удивлению, в доме было очень тихо. Она открыла дверь гостиной и нашла там не шумную, хохочущую толпу гостей, а одного капитана Вестея, стоявшего спиной к двери и смотревшего в окно.

Он, вероятно, слышал, как она вошла, потому что сказал:

— Они уехали? — потом повернулся и добавил:

— А, это вы, Мелинда! Я думал, что это Дрого. Он пошел поторопить гостей с отъездом.

— Так они уехали? — сказала Мелинда.

— Да, уехали, — подтвердил капитан Вестей. — Идите садитесь, вы, наверное, устали.

— Я уже отдохнула, — возразила Мелинда, — и больше не чувствую усталости.

— Тогда еще почувствуете, — сказал он. — Вы были великолепны! Не думал, что на свете есть женщина, которая сможет сесть на Грома и победить Скиттлз.

Кто вас научил так хорошо ездить верхом?

— Мой отец, — сказала Мелинда, — я езжу верхом с трех лет.

— Но можно по-разному ездить! — воскликнул капитан Вестей. — Вы были неподражаемы! Я никогда бы не поверил, если бы не видел своими глазами, что такое возможно, настолько захватывающе вы направляли Грома последние полмили!

— А его светлость сердит на меня, — тихо проговорила Мелинда.

— Нисколько не удивлен, — ответил капитан Вестей. — Мы думали, что вы свернете себе шею.

— А если бы… я… — Мелинда нерешительно замолчала, — если бы все так и случилось… то… это означало бы, что он… не получит своего наследства?

— Я как-то об этом не думал. Нет, конечно нет, — запротестовал капитан Вестей. — Он думал только о вас, да и все мы тоже. Если вы умрете в течение оговоренного в завещании вдовы времени, то это будет не его вина, и я даже думаю, что тогда он получит деньги немедленно.

— Тогда… тогда получается, что он заботился… обо мне? — сказала сама себе Мелинда, и ее сердце запрыгало от радости.

— Мне кажется, вы не правильно понимаете Дрого… — начал капитан Вестей, но не успел закончить предложение, потому что в гостиную вошел маркиз.

— Они уехали, — коротко сказал он и увидел, что Мелинда с опаской повернула к нему свое лицо.

Он ничего не сказал, просто пошел к тому месту в комнате, где она сидела. Дойдя до нее, он остановился и стоял, казалось, стараясь запомнить ее хрупкий вид, маленькие белые руки и личико сердечком с большими испуганными синими глазами.

— Не могу поверить! — сказал он. — Я бы никогда не доверил Грома женщине!

— Спасибо, что позволили мне скакать на нем, — сказала Мелинда.

Ее слова, казалось, сломили напряженность, царящую в комнате. Маркиз откинул голову назад и засмеялся.

— Позволил! — воскликнул он. — У меня не было выбора. Теперь я думаю, что был безумен, раз принял участие в такой сумасбродной затее. Но к счастью, все обошлось. Вы выиграли!

— Да, она выиграла пятьсот гиней, — сказал капитан Вестей. — Как вы думаете, Скиттлз выплатит их ей?

— Уверен, что выплатит, или кто-нибудь сделает это за нее! — сказал маркиз. — Даже в мире Скиттлз принято платить за проигрыш.

Мелинда не поняла, что он имеет в виду, говоря «мир Скиттлз». Разве она и маркиз вращаются в разных обществах? Потом она вспомнила других женщин на том странном приеме в ночь, когда умерла вдова, и вспомнила то отвращение и омерзение, которое вызвало у нее их поведение, а также поток ругательств, постоянно изливающийся из уст Скиттлз.

И совершенно неожиданно все то приподнятое настроение, которое появилось у нее после победы в скачке, спало, и она поняла, что, соревнуясь со Скиттлз, она каким-то образом опустилась до уровня этой женщины.

— Скачка была фантастической? — услышала она слова капитана Вестея и почувствовала, что не может больше выносить их разговоры.

Она поспешно встала.

— Могу я попросить вас кое о чем? — спросила она маркиза.

— Конечно, — ответил он.

— Тогда давайте не будем больше говорить об этой скачке, — сказала она. — Мне кажется, мне не следовало принимать вызов мисс Уолтере. Просто я знала, что на Громе я обязательно выиграю у нее. Но теперь я думаю, что мне не нужно было так себя вести. Не могли бы вы передать ей мою просьбу? Я не возьму у нее денег. Пусть они останутся у нее.

Маркиз ничего не сказал, но не сводил глаз с Мелинды.

— Но почему вы отказываетесь? — вмешался капитан Вестей. — Это было пари! Вы конечно же должны взять эти пятьсот гиней, если у Скиттлз хватит совести заплатить их вам.

— Но я не возьму, — настаивала Мелинда. — Если она будет настаивать, то я отдам их на благотворительность.

Наступило молчание, потом маркиз сказал:

— А я думал, вас заинтересовал выигрыш. Вы как-то говорили, что принять мое предложение вас заставила нужда в деньгах.

— Да, так и было, — сказала Мелинда. — Но у меня уже есть деньги. И мне их достаточно, я не желаю брать деньги у мисс Уолтере.

— Вы так ее не любите? — спросил маркиз.

Мелинда сжала губы. Она уже хотела сказать все, что она думает о Скиттлз и о тех других женщинах, которым он представил ее. Но потом решила, что говорить о них так — значило бы показать себя злобной и вздорной, а возможно, с внезапным страхом подумала она, он решит, что она завидует Каролине Уолтере.

— Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом, — взмолилась она.

Она отвернулась, но маркиз подошел к ней и взял за руку, держа как пленницу. Она почувствовала, что задрожала от его прикосновения, и взглянула на него слегка испуганными глазами.

— Вы странное существо, Мелинда, — сказал он, словно они были одни в комнате, и капитана Вестея не было поблизости. — Я вас не понимаю. Что творится в этой маленькой головке, за этим невероятно невинным видом? Скажите мне! Скажите мне, о чем вы думаете?!

Его пальцы сжали ее запястье так, что ей стало больно. Мелинда поняла, что он пытается проникнуть в тайные глубины ее сердца, вытягивая на свет божий чувства, которые она скрывала от него.

— Мои мысли принадлежат мне, милорд, — сказала она, затем заглянула в его глаза и поняла, что он завладел не только ее рукой, но и всем ее существом, и не отпускает ее от себя.

Мгновение они смотрели друг на друга и не замечали ничего вокруг — мужчина и женщина, предназначенные друг другу. Поэтому слова капитана Вестея, прервавшего это молчание, заставили их вздрогнуть.

— Мне кажется, что все это просто смешно, — решительно заявил он. — Мелинде следует взять эти деньги и сохранить их на старость. Не вечно же она будет такой хорошенькой, как сейчас, а когда она станет не столь привлекательной, то эти небольшие сбережения придутся кстати.

— Правильно! — сухо заметил маркиз и отпустил руку Мелинды.

— Я не возьму их, — повторила Мелинда, — и это все, что я могу сказать на эту тему. Очень мило с вашей стороны, джентльмены, что вы так печетесь о моем благосостоянии, но на этот счет я уже приняла решение, и оно будет неизменно.

— Тогда тем более следует сменить тему, — ожесточенно сказал маркиз. — Жервез, давай сыграем в пике, а Мелинда, если хочет, может посмотреть.

— Я не люблю эту игру, — с каким-то раздражением проговорил капитан Вестей.

— Если хотите, то я сыграю с вами, — несколько смущенно сказала Мелинда.

Маркиз удивленно поднял брови.

— Еще одно достоинство, — сказал он. — Им и конца не видно!

Однако пошел к карточному столику в дальнем конце комнаты. И они начали игру в полной тишине.

К удивлению маркиза, Мелинда почти на равных играла с ним, и ей везло на карты, что делало ее почти непобедимой.

Они играли уже почти час, и Мелинда подумала, что скоро ей нужно будет подняться к себе и переодеться к обеду, когда дверь открылась, вошел дворецкий и зычным голосом объявил:

— К вам лорд Ротхем, милорд!

Мелинда сидела спиной к двери. Поскольку маркиз встал, то она опустила карты, осторожно сложив их на тот случай, если они возобновят игру, и только через несколько секунд повернулась к вновь прибывшему гостю. У нее перехватило дыхание. Она узнала человека, пожимавшего руку маркизу и повернувшегося, чтобы поприветствовать капитана Вестея. Она видела его только один раз в жизни, но подумала, что никогда не сможет забыть ни его тонкого, порочного лица с кривым носом, ни полного рта, ни болезненных мешков под глазами, ни длинных, костлявых пальцев, которыми он взял тогда ее руку и поднес к своим губам.

Она снова отвернулась к карточному столу, надеясь, что он не заметит ее, но потом решила, что вряд ли он узнает ее, ведь он видел ее только один раз.

— Меня прислала Скиттлз, — услышала она слова лорда Ротхема. — Я здесь, чтобы заплатить ее проигрыш и познакомиться с несравненной наездницей, нашей новой звездой, о которой до сих пор мы ничего не знали.

— Вы просто поэт, Ротхем, — сказал маркиз с нотой сарказма в голосе. — Позвольте мне представить вас! Мелинда, это лорд Ротхем, как вы уже слышали, он здесь, чтобы заплатить причитающиеся вам деньги.

Лорд Ротхем, это мисс Мелинда Стэнион!

Мелинда была вынуждена повернуться. Она опустила глаза, а так как лорд Ротхем ничего не говорил, то подняла их снова. То, что она увидела на его лице, заставило ее содрогнуться от страха.

— Мисс Мелинда Стэнион! — сказал он. — Я так и думал, что не может же их быть две. Мелинда — необычное имя, вам не кажется? И вот, наконец, мое дитя, я нашел вас.

Он сделал шаг вперед, взял ее руку, которая безжизненно висела вдоль тела, поднял ее и, как в прошлый раз, поднес к своим губам. Она почувствовала прикосновение его губ, теплых, жадных и наглых, и, пробормотав что-то невразумительное, вырвала у него свою руку.

— Я вас нашел, — повторил лорд Ротхем, — а теперь я предлагаю вам упаковать свои вещи, и мы немедленно уедем. Моя карета на улице.

— О чем вы говорите? — с почти нескрываемым гневом сказал маркиз. — Как я понял, вы уже встречали Мелинду, но по какому праву вы предлагаете ей уехать с вами? Она у меня в гостях.

— Я не понял, по каким причинам она покинула дом Эллы Харкорт не со мной, — сказал лорд Ротхем. — Боюсь, возникло некоторое недопонимание, но его можно быстро уладить. Мелинда сейчас уедет со мной.

Как вы хорошо знаете, Чард, мой дом всего в пяти милях отсюда, и Скиттлз приехала, чтобы поразвлечься на выходные.

— Я думаю, что Мелинда поблагодарит вас за приглашение, — сухо сказал маркиз, — но она уже пользуется моим гостеприимством и не имеет желания принимать вашего. Это так, Мелинда?

Мелинда сделала шаг к маркизу, словно ища защиты.

— Да, да… конечно, — нервно ответила она. — Спасибо, лорд Ротхем, но я… остаюсь здесь… и не имею желания… уезжать.

— Это только слова, Мелинда, как вы хорошо понимаете, — возразил лорд Ротхем, — вы принадлежите мне, и давайте покончим со всеми формальностями.

Бегите наверх, как хорошая девочка, и возвращайтесь с вашим чемоданом. Простите, Чард, есть множество других падших ангелочков, так что незачем брать моего.

— Не имею никакого понятия, на чем основано ваше убеждение, что вы имеете право предъявлять претензии на Мелинду, — сказал маркиз, — но она не покинет этот дом. Но поскольку, похоже, вы намерены портить ей жизнь, то я предлагаю вам отступного, Ротхем.

— Не все так просто, — отказался лорд Ротхем. — Я не привык упускать своего. И я из принципа настаиваю, чтобы Мелинда поехала со мной.

— А я настаиваю на том, чтобы она осталась, — сказал маркиз.

— Но выбор конечно же за самой Мелиндой, — вмешался капитан Вестей. — Давайте спросим у нее, что она предпочтет сделать.

Он бросил отчаянный взгляд на Мелинду, словно боялся, что она может отказаться оставаться с ними, когда ставки так выросли.

— Да… да, конечно, — проговорила Мелинда дрожащим голосом. — Я… я хочу… остаться. Я же обещала.

— Точно! — сказал маркиз. — Вот вам и ответ, Ротхем. Пожалуйста, прекратите эту отвратительную сцену и возвращайтесь к своим гостям. Я уверен, что Скиттлз с нетерпением ждет вас.

— Я уже сказал вам, — произнес лорд Ротхем; теперь его голос был ровным и размеренным, а слова резали как ножом. — Мелинда моя. Она пойдет со мной.

Маркиз провел рукой по лбу.

— Вы, кажется, не понимаете простых слов, — сказал он. — Может быть, у вас есть причины делать такие дикие заявления, но Мелинда здесь по своей собственной воле, по своей собственной воле она только что сообщила вам, что хочет остаться. И добавить к этому нечего.

— Очень хорошо, Чард, вы вынуждаете меня принять самое неприятное решение, — сказал лорд Ротхем. — Если вы не позволите Мелинде пойти со мной, что, по моему убеждению, она обязана сделать, тогда я буду драться с вами за нее.

— Вы имеете в виду дуэль? — спросил маркиз.

— Именно дуэль, — ответил лорд Ротхем с кривой усмешкой на губах. — Завтра на рассвете, который будет, как я предполагаю, в половине пятого, в обычном месте возле Серпантина.

— Но это смешно! — вмешался капитан Вестей. — Дуэли запрещены, и вам это известно, Ротхем. Если ее величество узнает…

— Ее величество не узнает до тех пор, пока все не будет кончено, — возразил лорд Ротхем. — А мертвые хранят молчание. — Он повернулся к Мелинде:

— Сожалею, моя дорогая, что вы не станете моей гостьей до завтрашнего вечера. Я заберу вас отсюда около полудня. Будьте любезны быть готовой.

Мелинда пыталась что-то сказать, но слова не шли с языка.

И, словно хозяин положения, лорд Ротхем снова поднес ее руку к своим губам, на этот раз небрежно.

На мгновение его глаза остановились на ней, и она почувствовала, что по спине побежали мурашки, а из груди вырвался вздох, будто его мысли заставили ее трепетать. И с той же ужасной самодовольной улыбкой он вышел из комнаты.

Некоторое время они втроем стояли как каменные.

Затем, не думая, что она делает, Мелинда бросилась к маркизу, обхватила его руками и прижалась лицом к его плечу.

— Я не поеду с ним, нет! Не позволяйте ему забрать меня. Я его ненавижу, и он… пугает меня!

Медленно и осторожно маркиз освободился от нее.

И пошел через комнату, не взглянув ни на нее, ни на капитана Вестея, открыл дверь и вышел.

Мелинда стояла там, где он покинул ее, у нее по щекам лились слезы.

— Остановите его! О, остановите его! — кричала она капитану Вестею.

— Нет, пусть идет, — ответил капитан. — Ему надо побыть одному и подумать о том, что его ждет впереди!

— Дуэль! Что он имел в виду, говоря о… дуэли? — спрашивала Мелинда, почти обезумев от горя. — Они же… запрещены.

— Но все еще случаются, — сказал капитан Вестей тихо, — а Ротхем отличный стрелок.

— Что вы имеете в виду? — изменившимся голосом спросила Мелинда.

— Я имею в виду, — объяснил капитан Вестей, — что он уже убил трех человек. Мне кажется, он всегда ненавидел Дрого и с удовольствием ухватился за эту возможность бросить ему вызов, не говоря о том, что он хочет заполучить вас себе.

— Его светлость должен отказаться, — потребовала Мелинда.

— Не будьте смешной! — возразил капитан Вестей. — Вы не хуже меня знаете, что если он смалодушничает, то его поднимут на смех его же собственные друзья.

— Но зачем… зачем он… будет драться с лордом Ротхемом? И ради чего? — спросила Мелинда.

— Ради вас, конечно, — ответил капитан Вестей.

— Но почему… почему его светлость не… — Она запнулась, и капитан Вестей, садясь за карточный стол, будто его больше не держали ноги, закончил ее фразу:

— Не отдал вас лорду Ротхему? Даже если бы он и хотел это сделать, то не смог бы. Отказаться принять вызов и подвергнуться остракизму со стороны всех порядочных людей в стране? Нет, Мелинда! Мужчина должен вести себя достойно, каким бы бесчестным ни был его противник.

— Но что, если… лорд Ротхем… убьет его?

— Как он уже сказал, — тихим голосом продолжал капитан Вестей, — мертвые не болтают! В клубе прошел слух, подчеркиваю, только слух, что он стреляет чуть раньше противника. Но когда человек мертв, то мало кто будет добиваться правды ради него, а у Ротхема большое влияние в некоторых кругах.

— Тогда… что же нам… делать? — спросила Мелинда жалобно, и слезы потекли у нее по щекам.

— Ничего, только молиться, — ответил капитан Вестей. — Боже мой! Я никогда не думал об этом с тех самых пор, как закончил Итон! Но если когда и бывает необходимость в обращении к Богу, то именно теперь. Самое подходящее занятие для женщины, вот и займитесь этим. Дрого понадобится много сил, чтобы уклониться от пули Ротхема, которую тот, несомненно, направит прямо в его сердце.

— О, зачем, зачем я только… встретилась с ним? — спросила Мелинда.

— Вот именно, зачем? — почти выкрикнул от отчаяния капитан Вестей, расхаживая по комнате.

Мелинда отпустила голову на карточный стол и зарыдала. Она плакала горько и безнадежно, чувствуя себя зверем, попавшим в капкан, из которого не было выхода. Комнату наполнили сумерки. Она попыталась взять себя в руки. Потом, решив, что выглядит ужасно, поспешила наверх в свою комнату, чтобы умыться холодной водой.

Когда она позвонила в колокольчик, чтобы вызвать горничную, ее глаза еще были припухшими от слез.

— Должно быть, пора переодеваться к обеду, — сказала она вошедшей горничной.

— Я как раз пришла спросить вас, мисс, вы пообедаете в столовой или в своей комнате?

— Почему я должна обедать у себя наверху? — спросила Мелинда, подумав, что, может быть, маркиз велел подать ей обед сюда, потому что не желал ее больше видеть.

— Вы будете одна, мисс, — сказала горничная, — поэтому, вероятно, предпочтете, чтобы вам принесли что-нибудь наверх.

— Одна? — перепросила Мелинда.

— Да, совершенно верно, мисс, вы разве не знали?

Его светлость и капитан Вестей только что уехали в Лондон. Я думала… — Горничная с любопытством посматривала на нее, и Мелинда понимала, что ей интересно, произошла ли между ними ссора и намеренно ли они оставили ее одну.

— Да, конечно, я знаю, — проговорила она, — я просто забыла, что его светлость собирался уехать пораньше, — в то же время она с отчаянием думала, что же ей теперь делать. Как она может сидеть одна в этом огромном доме, зная, что маркиз собирается драться на дуэли, а может быть, даже и погибнуть из-за нее.

Она подумала, почему он уехал, не попрощавшись с ней, потом вдруг внезапно почувствовала боль в сердце, и ей захотелось узнать, ненавидит ли он ее.

Она почти представляла себе его чувства, с которыми он ехал по выездной аллее. Возможно, он больше никогда не увидит Чард. А ведь этот дом так много значил для него, ради сохранения этого дома он и затеял эту интригу. По иронии судьбы теперь, когда он так много рисковал, чтобы получить его, ему придется умереть от руки человека, которому нужна только женщина, вовлеченная в обман умирающей вдовы.

Мелинда поднесла руки к лицу.

«О, Дрого! Дрого! — рыдала она в глубине души. — Как я могла так поступить с тобой? Как я могла навлечь на тебя столько бед, ведь я так люблю тебя! Я люблю тебя!»

— Что-нибудь не так, мисс? — спросила горничная.

— Нет, все в порядке, — ответила Мелинда. — Я…

У меня болит голова. Не могли бы вы упаковать мои вещи и заказать мне экипаж? Я уезжаю в Лондон через час.

— Экипаж, мисс?

В голосе горничной было слышно сомнение, и Мелинда поняла, что ее приказу дерзко смеют не повиноваться, хотя это и кажется невероятным.

— Да, экипаж, — сказала Мелинда. — Попросите, чтобы его подали ровно в девять, если, конечно, его светлость не заказал его уже для меня. Но он мог и позабыть сделать это, так как уезжал в сильной спешке.

Горничная согласно кивнула.

— Я пойду и узнаю об этом немедленно, — учтиво сказала она. — А вы будете что-нибудь есть перед отъездом?

— Да, конечно, — отозвалась Мелинда. — Скажите повару, чтобы он приготовил что-нибудь легкое. Я не очень голодна.

— Очень хорошо, мисс.

Горничная вышла из комнаты, и Мелинда вскочила. Она должна что-то делать, необходимо что-то предпринять! Она не может сидеть здесь, ждать и гадать. Но как ее примут на Гросвенор-сквер? Она почти ясно видела гнев на лице маркиза. Вероятно, ее присутствие принесет больше вреда, чем пользы. Он не должен волноваться перед дуэлью, не следует ни отвлекать, ни раздражать его.

И все же она была уверена, что ехать в Лондон необходимо..

Ей казалось, что ее окружила целая толпа бесов-мучителей. Это она во всем виновата. Если бы она не приняла приглашения миссис Харкорт переночевать у нее дома, то никогда бы не встретилась с лордом Ротхемом. Но с другой стороны, она так никогда бы не узнала и маркиза! Это был такой запутанный клубок, что она ощущала себя маленьким и беспомощным существом, попавшим в гигантскую паутину интриг и вероломства.

Это Скиттлз прислала лорда Ротхема заплатить ей выигрыш, и Мелинда знала, что тем самым, намеренно или нет, но эта женщина отомстила ей. Она назвала лорду Ротхему ее имя, и он вспомнил ее. Как он сказал, Мелинда — редкое имя. Она выиграла скачку, но, вероятно, потеряла все! И может послужить причиной гибели любимого человека!

Она тихо вскрикнула, как раненое животное, а потом неожиданно выбежала вон из комнаты и, придерживая юбки, побежала вниз по лестнице. Она не была уверена, но надеялась, что найдет то, что ей нужно, в библиотеке.

Открыв дверь, она вошла в комнату, довольно хорошо освещенную светом заходящего солнца. Она прошла туда, где видела… и не ошиблась: пару отполированных дуэльных пистолетов! Они лежали на столе около окна в элегантном отполированном ящике, на котором был выгравирован герб Чардов.

Глава 11

Над Серпантином стоял густой туман, но небо уже светлело, и звезды таяли вместе с ночной темнотой.

Мелинда поежилась, то ли от холода, то ли от страха, она точно не знала. Но у нее явно тряслись руки, державшие дуэльный пистолет, спрятанный в складках ее атласных юбок. Она пригнулась в кустах, окружавших небольшую открытую поляну, не заметную с дороги и скрытую от глаз любого, кто не выходит прямо на нее.

В темноте Мелинде пришлось идти наугад, она спустилась с косогора и прошла через луг, но когда рассвет стал ярче, она обнаружила, что находится в укромном местечке среди лилий и цветущих кустов, аромат которых разливался вокруг. Теперь найти место, о котором вчера говорил лорд Ротхем, не составляло большого труда.

Когда Мелинда велела кучеру остановиться в нескольких милях от Чарда, тот слез с козел, отдал вожжи лакею и стал с таким недовольным лицом всматриваться в окошко кареты, что Мелинде стало ясно, что он не одобряет просьбу пассажирки. Она заговорила с ним.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Трэверс, мэм.

Это был немолодой мужчина, и она догадалась, что он служит Чардам уже много лет. У него был вид старого, учтивого слуги. В то же время она чувствовала в нем независимость суждений, которую вряд ли можно было обнаружить у его более молодых собратьев.

— Мне нужна ваша помощь, Трэверс, — сказала Мелинда.

— К вашим услугам, мэм, — сказал он, и она заметила удивление у него в глазах.

— Ваш хозяин в опасности, Трэверс, — сказала она, — в смертельной опасности, но мне кажется, я смогу ему помочь.

— В самом деле, мэм?

Мелинда услышала в его голосе подозрительность и недоверие, он слишком ясно давал ей понять, что не считает ее способной оказать сколько-нибудь существенную помощь маркизу. Она словно ударилась о каменную стену невозмутимого непонимания: Трэверс, несомненно, полагал, что маркиз сам способен постоять за себя, и не верил ее опасениям. Оставалось надеяться только на то, что он поверит в ее искренность.

— Трэверс, положение таково, — начала она, — что его светлость принял вызов на дуэль от лорда Ротхема.

Впервые ей показалось, что она достигла цели. Кучер напрягся. По выражению его лица она поняла, что до него дошла правда.

— Плохие новости, мэм, — медленно произнес Трэверс. — Если верить всему тому, что о нем говорят, то его светлость — опасный противник.

— Так вы о нем слышали? — спросила Мелинда.

— Как не слышать, мэм? Но что я могу сделать?

— Вы можете проводить меня до того места, где джентльмены будут драться, — сказала Мелинда. — Они встречаются на рассвете, насколько мне известно, где-то у Серпантина, но мне одной их не найти.

— А что вы станете делать, мэм, если я проведу вас туда? — спросил Трэверс. — Простите, что спрашиваю.

— У меня есть план, который может спасти его светлость, — ответила Мелинда.

Она видела, что еще не совсем убедила кучера, и быстро добавила:

— Не молчите, Трэверс. Вы уверены, что лорд Чард, каким бы хорошим стрелком он ни был, может сравниться с дуэлянтом лордом Ротхемом?

Последовало долгое молчание, но потом, хотя и с большой неохотой, Трэверс ответил:

— Может, я и обижаю его светлость, но, по слухам, лорд Ротхем всегда побеждает.

— Как честно, так и нечестно, — тихо добавила Мелинда.

Она увидела блеск в глазах кучера и поняла, что попала в цель.

— Точно, мэм. Я слышал разговоры на этот счет, но мне не пристало судачить о скандалах среди благородных господ.

— Да, конечно, — мягко сказала Мелинда. — Мы должны только думать о спасении его светлости.

— Да, точно, мэм, — согласился кучер.

— Тогда проводите меня туда, — попросила Мелинда. — Мне хотелось бы прийти туда не раньше чем минут за двадцать до рассвета. Можно нам где-нибудь остановиться на отдых? Но не очень далеко от Лондона, чтобы не случилось ничего непредвиденного: лошадь может потерять подкову или произойдет что-то еще в этом роде.

— У меня ни одна лошадь не потеряет подкову, — почти со злостью сказал кучер.

— Значит, вы доставите меня туда в точно назначенное время? — спросила Мелинда. — Обещаю, что тем самым вы поможете вашему милорду больше, чем можете себе представить.

— Буду слушаться ваших приказов, мэм, — сказал Трэверс, — хотя не знаю, что на это скажет его светлость.

Он с учтивостью приложил руку к котелку, затем взобрался на козлы и, взяв вожжи из рук лакея, хлестнул лошадей, которые нетерпеливо переминались с ноги на ногу, пока его не было.

Они направились в сторону Лондона по кирпичной мостовой, и Мелинда снова откинулась на подушки, с облегчением переведя дух. Она боялась, отчаянно боялась, что не сможет найти место дуэли. Она догадывалась, что слуги могут знать, где оно находится (разве возможно скрыть от них хоть что-нибудь), но она подозревала, что конюхи из Чарда, которые не были поставлены в известность об их тайном венчании с маркизом, могут посчитать своим долгом помешать женщине вмешиваться в дела, традиционно относящиеся к мужским занятиям.

Теперь, ожидая в кустарнике, она почти разделяла их мнение о своей полной непригодности к таким делам. Однако, как бы ни был дик ее план, чем еще она может помочь маркизу? А если она справится, то будет ли он благодарен ей за вмешательство? Она чувствовала себя неуверенно и скованно, пробираясь сквозь заросли кустарника. Она снова передернула плечами, и знала, что это не от холода, потому что утро было теплым и безветренным, предвещая жаркий день.

Она поела в маленькой гостинице на окраине города, куда привез ее Трэверс. Хозяин, польщенный приездом такой важной гостьи, постарался на славу, чтобы угодить ей. Он умолял ее попробовать то кусочек его ветчины, то лосося из Темзы, то устриц, хотя и дешевых, но, как он заверил ее, очень вкусных, по отзывам знатоков.

Чтобы не обижать его, она съела всего понемногу, но напряжение и раздумья лишили ее аппетита. Казалось, еда застревает у нее в горле, и ей пришлось выпить целый бокал вина, чтобы успокоить нервы и прогнать озноб.

Наконец, Трэверс прислал слугу сказать ей, что пора отправляться в путь. Она села в карету, на этот раз выбрав лучший дуэльный пистолет, взятый ею в Чарде, и, держа его наготове, прикрыла широким плащом, накинутым на плечи.

Когда они приехали в Гайд-парк, а лошади остановились, ее на мгновение охватила паника. Не лучше ли ей было ехать на Гросвенор-сквер и ждать приезда маркиза? Но вдруг он так и не приедет?! Одна мысль, что он может лежать без движения на земле, вернула ей утраченное мужество. Она вышла из кареты, поблагодарила Трэверса и велела ему уезжать и возвратиться за ней через час, если вдруг он ей понадобится.

— Я поставлю карету за углом, мэм, — сказал ей Трэверс, — так что никто ее не увидит. Фред присмотрит там за лошадьми, а я вернусь и буду рядом. Его светлость не увидит меня, мэм, не бойтесь.

— Тогда спасибо вам, Трэверс, — тихо сказала Мелинда. — Мне будет легче, если я буду знать, что вы рядом.

Она отошла от него, и, хотя еще было довольно темно, уже светили первые лучи восходящего солнца, и она поняла, что находится в очень удачном месте: напротив центра поляны, где будет проходить дуэль, и соперники будут стоять по обе стороны от нее.

Послышались голоса. Кто-то идет! Она отпрянула немного назад, чтобы ее не увидели. Инстинкт подсказал ей, кто идет первым. Это на самом деле был маркиз в сопровождении капитана Вестея и еще одного человека, которого она никогда раньше не встречала.

Маркиз выглядел великолепно. Презрение к противнику заставило его выбрать светло-серый костюм для верховой езды и серый галстук с бриллиантовой булавкой, сиявшей на солнце. Как глупо делать из себя мишень, подумала про себя Мелинда. Но все же в то же самое время понимала, что неприязнь к лорду Ротхему не помешала ему пользоваться всеми преимуществами в этой игре не на жизнь, а на смерть.

— Это здесь? — услышала она вопрос капитана Вестея.

— Думаю, да, — ответил маркиз. — В прошлый раз я был здесь в качестве секунданта Перегрина Каннингема.

— А из-за чего он дрался? — спросил капитан Вестей.

— Из-за жены, — коротко ответил маркиз. — Она сбежала с каким-то прохвостом. Перегрин вызвал его на дуэль.

— И кто выиграл? — спросил второй секундант маркиза.

— Мой друг, — ответил маркиз, — но с некоторыми потерями. Он потерял глаз в этом деле, — У Мелинды перехватило дыхание от ужаса, но джентльмены выглядели невозмутимо.

— А я-то все думал, что произошло с Перегрином, — проговорил капитан Вестей.

— А жена вернулась к нему, Дрого? — спросил другой мужчина.

— Нет, Фредди! Она подлатала то, что осталось от ее любовника, и они укатили жить в Ирландию.

— Препошлейшая история, — заявил капитан Вестей. — Ради бога, Дрого, не шути с Ротхемом. Он известный пройдоха. Я ему не доверяю.

— Если он повернется раньше времени, выведите его на чистую воду, — сказал маркиз.

— А какая будет от этого польза, если ты будешь уже мертв? — спросил мужчина, которого называли Фредди. — Энтони Мервилл сказал мне, что он был секундантом у Джона Крумби, вы помните, что с ним случилось?! Но Крумби умер, и Энтони не стал поднимать шума. Кроме того, у него был только один голос против голоса лорда Ротхема и двух его секундантов.

Кто бы ему поверил?

— Не думаю, что ему и на этот раз удастся выйти сухим из воды, — безапелляционно заявил капитан Вестей, и Мелинда поняла, что его нервы напряжены до предела.

— Мервилл рассказывал мне, что Ротхем приводит с собой доктора, который с ним в доле, — сказал Фредди. — Знахарь готов присягнуть, что жертва умерла от сердечного приступа. Они быстро хоронят ее, и кто потом будет задавать вопросы?

— Ой, замолчи, Фредди! — сказал капитан Вестей. — Ты заставляешь Дрого нервничать.

— Ты сам завел этот разговор, — возмутился Фредди.

— Сам знаю, — ответил капитан Вестей. — Я только хотел, чтобы Дрого не зевал.

— Если ты думаешь, что я смогу выстрелить до условленного момента, — сказал маркиз, — то ты сильно ошибаешься. Я буду драться честно, и если Ротхем будет жульничать, то я превращусь в привидение и буду пугать его по ночам!

Мелинда почувствовала, как в глазах появляются слезы. Каким-то образом мужество маркиза заставило ее заплакать. И в то же время она испугалась, потому что стало слишком очевидно то, что оба спутника маркиза допускают несчастливый исход дуэли.

Затем, не успели первые лучи солнца прогнать последние тени ночи, на поляну вышел лорд Ротхем, выглядевший еще более развязным и развратным, чем всегда, как отметила про себя Мелинда. Он был одет в черное с головы до ног, его галстук, тоже черный, намеренно закрывал тонкую полоску белого воротничка. Он оделся так, чтобы не выделяться на фоне предрассветных сумерек, и Мелинда почувствовала, хотя и не могла видеть этого, что он взглянул на маркиза с циничным удивлением и удовольствием в глазах.

— Доброе утро, Чард! — сказал он. — Доброе утро, Жервез! А, Фредди, не ожидал тебя увидеть.

— Я тоже не имел намерения видеть вас, — ответил Фредди.

Лорд Ротхем пропустил его резкость мимо ушей.

— Я думаю, вы знаете моих секундантов, — сказал он, и маркиз холодно кивнул обоим мужчинам, словно он их знал, но не имел желания продолжать знакомство с ними.

Лорд Ротхем оглянулся в ту сторону, откуда пришел.

— Ну и где же доктор Чемберс? — спросил он.

— Он скоро будет, — ответил ему один из секундантов, и тут на поляну, спеша, вышел человек с небольшим черным врачебным саквояжем.

Одного взгляда на доктора было достаточно, чтобы Мелинда поняла, почему лорд Ротхем с такой легкостью нанял его и почему доктор был готов участвовать в любой его затее, даже самой гнусной. Доктор Чемберс был грязен, потрепан и выглядел так, будто провел всю ночь за бутылкой. У него было красное, распухшее лицо и неустойчивая походка пьяницы.

— Простите, милорд! Простите! — произнес он. — Я опоздал, потому что меня вызвали по важному делу.

— Знаю я ваши дела, — презрительно сказал лорд Ротхем. — Ладно, уйдите с глаз долой и не подходите ко мне близко, от вас несет спиртом.

— Простите, милорд! Простите! — повторил доктор и послушно пошел к дальнему концу поляны.

— Не соблаговолите ли вы выбрать ваше оружие? — спросил лорд Ротхем у маркиза, и один из его секундантов открыл ящичек, в котором лежали два дуэльных пистолета, не отличающиеся от тех, которые Мелинда держала в руке.

— Думаю, десять шагов устроят вас? — снова спросил лорд Ротхем.

— Да, десять шагов, — повторил маркиз, с ударением на числительном.

— Мы будем считать вслух, — сказал лорд Ротхем, — и повернемся на счет «десять».

— А нет ли какого другого способа? — спросил капитан Вестей. — Думаю, лорд Чард примет его.

— Я принимаю десять шагов и счет вслух, — сказал маркиз, — и мы оба должны повернуться на счет «десять».

— Что ж, очень хорошо, — ответил лорд Ротхем. — Сожалею, Чард, что дошло до этого, но девушка моя, как вам известно, и, когда Кейт изобретала отговорку за отговоркой — то девушка больна, то еще какую-то чепуху, я стал подозревать, что здесь что-то не так.

— Не желаю обсуждать эту тему, — ледяным тоном сказал маркиз. — Если вы готовы, Ротхем, то я к вашим услугам.

Они оба встали в центре поляны. Мелинда затаила дыхание. Маркиз стоял слева от нее. Лорд Ротхем — справа. Она подалась вперед и просунула пистолет сквозь ветки. На нее никто не смотрел, она хорошо видела это. Она попыталась вспомнить все, что говорил ей отец, когда учил ее стрелять из пистолета.

— У него есть отдача, — говорил он. — Ты должна либо опустить его вниз на предмет, в который стреляешь или целиться ниже. Лучше всего опустить его вниз.

Очень медленно, так что ни один листок не пошевелился, Мелинда подняла руку. Противники уже пошли друг от друга, считая шаги вслух.

— Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… — считали они в унисон.

И теперь, когда они было собирались уже произнести «десять», Мелинда, не сводившая глаз с лорда Ротхема, увидела, что он быстро повернулся кругом и наставил пистолет на маркиза, который все еще стоял к нему спиной.

Почти неосознанно, почти механически Мелинда выстрелила и почти в тот же миг услышала ответный выстрел пистолета лорда Ротхема. Она попала в него, он упал, но она увидела, что, пока он падал, маркиз покачнулся и медленно начал падать на землю на другом конце поляны.

Она пробилась сквозь кустарник, отбросила пистолет и, приподняв юбки, побежала через поляну к маркизу почти так же быстро, как капитан Вестей.

— Проклятая свинья! — услышала она голос Фредди. — Он выстрелил на счет «девять». Я видел это, Жервез!

Капитан опустился на колени и помог Мелинде поднять маркиза. Кровь залила Чарду лицо, и он тихо вскрикнул.

— Он… умер? О, скажите, он умер? — спрашивала она и не узнавала собственного голоса, столько боли было в нем. Но потом услышала, как ей ответил капитан Вестей:

— Слава богу! Это только царапина! Посмотрите, пуля прошла по голове по касательной. И даже не задела черепа. Это ударная волна свалила его.

— Но посмотрите на Ротхема! — недоумевающе проговорил Фредди. — В него стреляли, но Дрого не поворачивался к нему!

Мелинда носовым платком промокала кровь на лице маркиза.

— Ротхем умер? — спрашивала она. — Надеюсь, что умер.

— Но что произошло? — продолжал недоумевать Фредди. — Я смотрел на Дрого.

— Вероятно, Мелинда застрелила его, — ответил капитан Вестей. — Мелинда, вы стреляли, не так ли?

— Да, я выстрелила в него, когда он повернулся, — призналась Мелинда. — Но не беспокойтесь о нем. Вы абсолютно уверены, что с маркизом все в порядке?

— Мне кажется, он контужен, — сказал капитан Вестей, — но не более. Сами посмотрите: пуля прошла по волосам, но не задела черепа, слава богу!

— Мне следовало выстрелить раньше, — сказала Мелинда. — Я слишком долго ждала.

— Идите и посмотрите, жив ли Ротхем, Фредди, — попросил капитан Вестей. — А лучше пошлите за каретой. Дрого приехал в фаэтоне, но мы не сможем везти его на нем.

— Карета, в которой приехала я, стоит за углом, — сказала Мелинда, — покричите Трэверсу. Он обещал быть неподалеку.

— Поспешите, дорогой друг! — поторопил капитан Вестей. — Потом возвращайтесь и помогите мне отнести Дрого, он не из легких.

Мелинда отбросила залитый кровью платок на траву и взяла чистый из белого льна у капитана Вестея.

— Вы… совершенно уверены… что с ним все в порядке? — спросила она. Ее пугала бледность маркиза, кровь, заливавшая ему лицо, и застывшая поза, в которой он лежал на земле. Ей показалось, что он не дышит.

— Он жив, — сказал капитан Вестей. — Клянусь вам, Мелинда, с ним все в порядке. Я видел много смертей на поле боя и могу отличить мертвого от живого. Подержите его недолго, а я пойду потороплю Фредди. Я вижу, он разговаривает с секундантами лорда Ротхема. Чем быстрее мы отвезем Дрого к доктору, тем лучше. Я не позволю прикасаться к нему этому спившемуся костоправу, которого Ротхем таскает за собой.

— Да, да, конечно, — согласилась Мелинда. — Позвольте мне обхватить его.

С помощью капитана Вестея она приподняла маркиза, положив его голову себе на грудь. Он был очень тяжел, но почему-то никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой счастливой. Она могла прикасаться к нему, и в это мгновение он весь принадлежал ей.

Они были одни на поляне, их окружал аромат цветов и утренние трели птиц.

Она не смотрела на мужчин, окруживших тело лорда Ротхема. Ее занимал только маркиз. Ее не заботило даже то, что, возможно, она убила человека и что ее ждет за это наказание. Она только знала, что маркиз у нее на руках, не сердитый или циничный, как обычно, а неожиданно очень юный, почти ребенок, нуждающийся в ее помощи и защите.

Тем не менее, у нее затекли руки, когда, наконец, вернулся капитан Вестей, а с ним подошел и лакей Джим, сопровождавший ее от самого Чарда. Неподалеку стоял Фредди.

— Карета подъехала, — сказал капитан Вестей Мелинде. — Как хорошо, что вы взяли Трэверса с собой.

Отличный парень этот Трэверс. Он уже все сделал, чтобы можно было уложить Дрого на два сиденья.

Еще немного — и мы привезем его и уложим в постель.

Трое мужчин очень осторожно подняли маркиза. Он оставил кровавый след на груди Мелинды, но она, ничего не замечая, медленно поднялась на ноги.

Они направились к карете, и тут капитан Вестей сказал:

— Между прочим, вы не убили лорда Ротхема.

— Нет? — воскликнула Мелинда.

— К сожалению, если вас интересует мое мнение, — сказал Фредди, поддерживавший маркиза с другой стороны. — Но вы прострелили ему правую руку. Этот его доктор сказал, что он будет жить, но ему кажется, что руку придется ампутировать. Так что в любом случае этому ловкачу не придется больше участвовать в дуэлях.

— Я рада этому, — почти с яростью отозвалась Мелинда. — Получил по заслугам.

— Именно так! — сказал капитан Вестей. — В то же время, Мелинда, я вижу, ваш пистолет лежит на земле. Возьмите его с собой, потому что, как мне кажется, на нем есть герб Чарда. Лучше не оставлять его здесь, чтобы его не смогли использовать в качестве улики.

— А что сможет эта свинья Ротхем сделать, если выживет? — спросил Фредди.

— Ничего, я полагаю, — ответил капитан Вестей. — Но всегда лучше проявить осмотрительность» когда имеешь дело с таким противником.

Они прошли мимо лорда Ротхема, лежавшего на земле. Его доктор пытался остановить льющуюся кровь, рядом беспомощно стояли его секунданты. Мелинда даже не взглянула на них. Она была рада, когда через несколько минут их вообще не стало видно, и карета медленно, чтобы не трясти маркиза, направилась к Гросвенор-сквер.

Мелинда хотела верить капитану Вестею, который сказал, что рана маркиза — всего лишь царапина, но все равно ее страхи о том, что все может оказаться намного хуже, ушли только после того, как хирург, человек, внушающий доверие всем своим видом, подтвердил, что все на самом деле хорошо.

— Его светлость сильно контужен, — сказал он. — Это неизбежно, когда ударная волна попадает в голову под таким углом. В то же время ему очень повезло.

Если бы пуля прошла всего на одну десятую дюйма ближе, то она могла задеть череп. И тогда мы ничего не смогли бы сделать.

— Сколько он пробудет без сознания? — спросила Мелинда.

— Он может прийти в себя в любую минуту, — ответил хирург. — Но сомневаюсь, что он вспомнит, что с ним случилось, до завтра. Хотите, я пришлю вам сиделку?

— Нет, спасибо, — ответила Мелинда. — Я посижу с ним сама.

— Нет лучшей сиделки для мужчины, чем его собственная жена, а? — сказал хирург.

Мелинда вспыхнула, когда поняла, что слуги называли ее «ее светлость».

— Вы хотите, чтобы я сменила бинты? — спросила она быстро.

— Нет, только когда я приду завтра, — сказал ей врач, — просто постарайтесь успокоить вашего мужа и дайте ему бульона, если он проголодается. Ничего спиртного, конечно, и поменьше людей вокруг с глупыми вопросами. Позвольте ему вспомнить или забыть обо всем самому — смотря по обстоятельствам.

— Я поняла, — сказала Мелинда, — и спасибо вам.

— Было очень приятно познакомиться с вами, леди Чард, — сказал хирург. — Я знал отца вашего мужа очень хорошо. Он был хороший человек и большой спортсмен.

Мелинда дошла с ним до лестницы.

— И еще об одном я хотела бы вас попросить, — сказала она. — Не говорите, пожалуйста, никому, что я здесь.

Хирург удивленно поднял брови.

— Наша… свадьба держится в секрете, — объяснила Мелинда. — Вы, вероятно, помните, что вдова маркиза умерла только несколько дней назад.

— О да, конечно, теперь я вспомнил, — сказал хирург. — Я не нарушу вашего секрета, леди Чард. Но когда о вашей свадьбе будет объявлено, то, надеюсь, вы позволите мне прислать вам обоим мои самые сердечные поздравления.

— Спасибо! Большое вам спасибо! — поблагодарила Мелинда и, предоставив хирургу самому спуститься вниз, вернулась в спальню маркиза.

Шторы в комнате были опущены, там царила полутьма и тишина. Маркиз с перевязанной головой неподвижно лежал на подушках, положив руки поверх одеяла. Мелинда остановилась и посмотрела на него, потом придвинула к кровати кресло и начала свое ночное бдение. Спустя несколько минут в дверь тихо постучали. Она открыла.

— С вами хотел бы поговорить капитан Вестей, миледи, — сообщил лакей.

— Попросите его подняться сюда, пожалуйста, — ответила она, — я не хочу оставлять его светлость.

— Очень хорошо, миледи.

Она подождала, когда капитан поднимется наверх, и, оставив дверь приоткрытой, встретила его в коридоре.

— Разве вы не наняли сиделку? — спросил капитан Вестей.

Мелинда покачала головой:

— Я хочу сама ухаживать за ним, и хирург согласился, что так будет лучше.

— Вы уверены, что справитесь? — спросил капитан Вестей.

— Совершенно уверена, — заявила Мелинда.

Он посмотрел на нее и заметил пятно крови на ее платье и растрепанные волосы. Она была бледна, но глаза ярко сияли.

— Тем не менее, вам предстоит долгая ночь, — сказал он. — Идите переоденьтесь, я посижу с Дрого, раз уж вы не доверяете никому больше.

Она улыбнулась ему и поняла, что на этот раз он думал только о ней.

— Спасибо, — сказала она. — Я быстро.

— Вам нужно что-нибудь поесть, — настаивал капитан Вестей. — Вы знаете, где гостиная, относящаяся к этой спальне?

— Нет, не знаю, — сказала Мелинда.

— Да и откуда вам знать, — с улыбкой сказал капитан Вестей. — Я собираюсь заказать вам небольшой завтрак, да и себе тоже. Я оставлю дверь приоткрытой.

А вам будет легче справиться с обязанностями сиделки, если вы основательно подкрепитесь.

— Вы обо всем подумали, не так ли? — сказала Мелинда.

— Я скажу, о чем еще я подумал, позже, — сказал капитан Вестей. — А подумал я о ваших вещах. Бьюсь об заклад, что вы забыли их взять!

— Да, забыла, — почти виновато призналась Мелинда. — Мне кажется, что я оставила одно платье здесь, но остальные остались в Чарде.

— Я послал за ними, — сказал капитан Вестей. — Я подумал, что вы захотите ухаживать за Дрого, да и кто стал бы оспаривать ваше право на это?

Мелинда покраснела.

— Вы его любите, правда? — спросил капитан Вестей тихо.

Мелинда подняла голову, и он увидел, что у нее в глазах стоят слезы.

— Как вы… догадались?

— Вы забыли, что я видел, как вы бежали к нему, когда он упал, — объяснил капитан Вестей. — И я видел ваше лицо, когда вы решили, что он мертв. Вы плохая актриса, Мелинда.

— А я думала, что хорошая, — сказала она, пытаясь шутить.

— О боже мой — проговорил капитан Вестей. — Есть ли у вас разум? Разве вы не понимаете, какое разочарование предстоит вам испытать? Не любите его слишком сильно. Помните, эта свадьба — всего лишь притворство, крайнее средство, которым воспользовался Дрого. Все закончится, и тогда — прощайте!

Мелинда отошла от него и схватилась за перила, ограждавшие верхнюю площадку. Отсюда был виден пустой холл внизу. Она представила, как она будет спускаться вниз, дойдет до входной двери и выйдет на улицу, и все останется позади, только сердце разобьется на куски!

— Я знаю… знаю, — прошептала она. — Но что же мне делать?

— Я не хочу видеть вашу боль, — сказал капитан Вестей.

Он подошел к ней и встал рядом, глядя на ее профиль: прямой аристократический нос, небольшие скулы, нежно очерченные губы — Вы слишком хороши, чтобы заниматься такими вещами, — сказал он, и казалось, что слова исходят из его сердца.

Мелинда вздохнула.

— Спасибо, что подумали обо мне, — сказала она. — Но разве вы не понимаете? Я счастлива. Счастливее, чем когда бы то ни было в моей жизни. Это счастье после целого года горя, унижения, а иногда и отчаяния.

— Что вы будете делать, когда станете ему больше не нужной? — спросил капитан Вестей.

— Не знаю, — ответила Мелинда. — Давайте не будем об этом говорить.

— Я надеялся, что это будет совершенно не важно для вас, — сказал капитан Вестей. — Но с самого начала, как только я увидел вас, я знал, что вы чувствительный человек, человек, который, даже ведя такой образ жизни, какой ведете вы, обладает чувствами совершенно не похожими на те, что есть у женщин, с которыми вас связала судьба.

Мелинда не совсем поняла, о чем он говорит, да и не очень внимательно прислушивалась к его словам.

Она думала о маркизе, о том, что сейчас он совсем не высокомерный, властный и могущественный, каким был раньше, а раненый и больной, оторванный от мира, в котором жил.

— Мне нужно вернуться к нему, — сказала она. Она не заметила, что капитан Вестей взял ее за руку, и не стал говорить того, что собирался. — Идите к нему! — велела она ему. — Я буду через несколько минут, и, вероятно, вы правы насчет завтрака.

Она слегка улыбнулась ему и быстро пошла по коридору в комнату, которую она занимала, когда останавливалась на Гросвенор-сквер в прошлый раз. В ней было что-то свежее и воздушное, что-то, что заставило капитана покачать головой, когда он шел к комнате больного.

— Черт побери, Дрого! Она слишком хороша для тебя! — сказал он, вздохнув, и послушно занял ее место у кровати.

Глава 12

Лакей перешел дорогу и открыл ворота частного сада особым ключом. Мелинда поблагодарила его и протянула руку, чтобы взять ключ.

— Я подожду вас, миледи, — сказал он.

Она улыбнулась и вошла в сад.

Послеполуденное солнце, уже спустившееся до крыш, играло лучами в струях небольшого каменного фонтана. Здесь было так много цветов, что воздух был густо наполнен их ароматом. Цвели лиловые и белые лилии, розовели вишни, золотом отливал ракитник, а пунцовые тюльпаны, словно стражи, охраняли аккуратные клумбы с незабудками.

В саду больше никого не было, хотя он служил местом отдыха для всей Гросвенор-сквер. Мелинда медленно прошлась по аккуратно подстриженной лужайке. Цветы и покой напомнили ей Чард, и ей очень захотелось вернуться туда. Возможно, когда маркизу станет лучше, они поедут туда, и тогда — сердце у нее екнуло при этой мысли — они снова останутся одни.

После дуэли она полностью владела им и, только подчиняясь предписанию доктора, оставила маркиза, чтобы подышать свежим воздухом и, как выразился врач, «вернуть розы на свои щечки».

Уход за маркизом требовал многих часов терпеливого и утомительного труда, но в то же время она чувствовала какой-то тайный восторг: маркиз доверялся ей. Он больше не был требовательным аристократом, который ранил ее своими словами или озадачивал непонятными обвинениями. А был просто мужчиной, который лежал и стонал от боли, а она могла утешить его.

Она сидела рядом с ним долгие ночные часы напролет, свернувшись в большом кресле, которое по настоянию слуги подвинули к кровати. Иногда она засыпала ненадолго, но чаще всего сидела и смотрела на маркиза при неярком свете свечей и думала, как сильно, всем сердцем, всей душой она любит его.

Она раньше всегда думала, сможет ли она влюбиться, и мечтала об этом, как все девушки. Но она не ожидала, что ее охватит такое всепоглощающее пламя, которое доставляло ей почти физическую боль и одновременно возносило до небес в каком-то невероятном экстазе.

Это была любовь, говорила она себе, и чувствовала, как сердце начинало учащенно биться, а пальцы мелко дрожать, когда она прикасалась к подушке маркиза или накрывала его чистым одеялом. Но ее любовь была безнадежной! Ничего, кроме страдания, не ждало ее в будущем. И все же она не могла ничего сделать со своей любовью, как нельзя было ничего сделать с надвигающейся приливной волной.

Ее счастье владеть им будет, как она знала, недолгим. Сегодня утром маркизу было намного лучше, и, хотя он все еще казался слегка не в себе, он стал больше походить на себя прежнего. Он настоял на том, чтобы его умыли и побрили, а затем поднялся с кровати, чтобы встретиться с доктором. Когда Мелинда принялась укорять его за то, что он переутомляется, он запротестовал:

— Вы меня изнежили! У меня такое чувство, что я должен сделать что-то. Но я не знаю, что именно. У меня в голове все перепуталось, но я все вспомню, а в лежании на кровати мало пользы.

— Вы были ранены, — мягко сказала Мелинда.

Маркиз потрогал бинты на голове.

— Что случилось? — спросил он. — Было дорожное происшествие? Гром меня сбросил? Нет, это вас он должен был сбросить! О!.. Конечно, я вспомнил!

Дуэль!

В его голосе появилась резкость, и Мелинда поспешила сказать:

— Не надо говорить об этом сейчас. Вы должны отдохнуть. Доктор еще не пришел, а если он решит, что вы слишком много говорите, то даст вам одно из своих успокоительных средств.

— Ничего он мне не даст! — отрезал маркиз. — Я не собираюсь позволять всем подряд накачивать меня снотворным или каким-либо ядом, который сделает меня бесчувственным.

Мелинда вздохнула. Она знала, что если он говорит таким тоном, то бесполезно с ним спорить, и, когда он позвонил своему слуге, ей пришлось покинуть его комнату и гадать, будет ли он когда-нибудь снова зависеть от нее.

Спускаясь вниз, она услышала, как в передней разговаривали два лакея., — Скажи ее светлости, что его светлости лучше сегодня утром, но он еще не принимает гостей.

— Я так и скажу ее светлости, — ответил второй лакей. — И будь так любезен, передай его светлости эту записку.

На мгновение они замолчали, потом лакей, в руках которого было послание, со смешком добавил:

— Я все время разношу эти записочки по всему городу. Если ты спросишь меня, то я скажу, что я прямо-таки как посланник Купидон.

— Ну а я скажу тебе, — ответил первый лакей, — что в голом виде ты будешь выглядеть еще хуже, чем сейчас.

Послышался хохот, который они быстро прекратили, боясь, как бы их не услышали, потом раздался звук закрываемой двери, и лакей, блистая своей ливреей с золотыми пуговицами, размеренно прошел через холл. Записка, которую ему только что вручили, лежала на серебряном подносе.

Мелинда могла бы удивиться подобным обменом любезностями, если бы она не знала, от кого эта записка. Кто, кроме леди Элис, мог бы прислать ее маркизу?

Вдруг ее охватил гнев, который был вызван не чем иным, как ревностью, и Мелинда хорошо это понимала.

Теперь в прекрасном тихом саду она полностью осознала всю безнадежность ее положения. И все же в течение этих шести месяцев леди Элис не сможет отнять у нее маркиза! Она дважды обошла вокруг фонтана, а потом поспешила уйти, потому что не могла долго быть вдали от дорогого ей дома.

Лакей ждал ее у ворот, там, где она и оставила его.

Он открыл ворота при ее появлении, затем закрыл их за ней, она ждала его на тротуаре. Мимо проехало несколько карет, она с интересом посмотрела на лошадей: гнедая пара, но не настолько хороша, как те, что принадлежали маркизу. Закрытой коляской управлял толстый кучер, а открытой двуколкой — молодой парень в лихо сдвинутом набекрень котелке, у него в петлице пламенела гвоздика.

— Вы можете перейти дорогу, миледи, — учтиво окликнул ее лакей, и Мелинда поняла, что, хотя кареты уже проехали мимо, она все еще неподвижно стоит на тротуаре.

Она прошла через проезжую часть с чувством, будто она возвращается домой после долгого отсутствия.

Когда она вошла в холл, часы пробили шесть. Она подумала, что доктор, вероятно, уже ушел. А подал ли кто-нибудь маркизу чай?

Она уже собралась подняться наверх, чтобы все выяснить, но дворецкий, вышедший в холл, тихо сказал ей:

— Его светлость просил сказать вам, миледи, что он в библиотеке.

— Он спустился вниз! — воскликнула Мелинда.

— Да, миледи. Доктор сказал, что он достаточно хорошо себя чувствует. И по словам сэра Генри, он очень доволен тем, как маркиз выздоравливает.

— Хорошие новости, — сказала Мелинда тихо, заставляя себя идти по холлу в библиотеку не спеша.

На секунду ей показалось, что в комнате никого нет, а потом она увидела маркиза, который сидел в дальнем конце библиотеки, а слуга поставил небольшой экран рядом с креслом, чтобы не было сквозняка. Отбросив все приличия, Мелинда побежала через всю комнату к маркизу и сказала:

— Вам лучше! О, как я рада!

Он взял ее за руку, улыбаясь и смотря на нее почти совсем как раньше, только, как ей показалось, мягче и добрее.

— Я слышал, как вы ухаживали за мной, — сказал он растроганно.

Она задрожала от его прикосновения и опустилась перед ним на колени на пол.

— Это было не трудно, — сказала она, чувствуя, что опускает глаза под его настойчивым взглядом. — Вы очень приятный пациент.

— Сэр Генри сказал мне, что я был контужен, — сказал маркиз. — Я все еще слегка оглушен и не могу до конца вспомнить, что произошло.

— Давайте не будем говорить об этом, — сказала Мелинда, чувствуя, что она не может рассказать ему о своей роли в дуэли.

— Мне придется расспросить Жервеза обо всем, — сказал маркиз. — Он заходил ко мне?

— Да, конечно. Капитан Вестей заходил уже три или четыре раза сегодня, — сказала Мелинда. — Но сэр Генри запретил посещения всем.

— Кроме вас, конечно, — сказал маркиз.

— Я… я не думала, что меня можно считать посетительницей, — запинаясь, произнесла Мелинда.

— Ну конечно нет! Сэр Генри поздравил меня с тем, как за мной ухаживала моя жена. Где вы научились ремеслу сиделки, в добавление к вашим остальным достоинствам?

— Я ухаживала за отцом, когда он сломал ключицу на охоте, — объяснила Мелинда. — И моя мать бывала больна в разное время. Но я хотела сама ухаживать за вами. Мне не хотелось, чтобы какая-нибудь чопорная сиделка прогнала меня от вас.

— Тронут вашей заботой, — тихо сказал маркиз.

Она быстро посмотрела на него и поняла, что он не шутит и не издевается.

— Я полагал, — продолжал он, — что вам было слишком скучно сидеть рядом с бесчувственным мужчиной. Вам было скучно?

— Конечно нет! — ответила Мелинда. — Я хотела быть с вами.

Она сказала это не сдерживаясь, потом покраснела, потому что поняла, что сказала что-то, что могло открыть ее истинные чувства.

— А зачем вы хотели быть со мной? — прямо спросил маркиз.

Смутившись, Мелинда поднялась, развязала ленты на подбородке и сняла шляпку. Пламя солнечного заката и огонь в камине окрасили волосы Мелинды в золото и заставили их светиться, подобно нимбу вокруг головы.

Она видела, что маркиз смотрит на нее не отрываясь, и поспешно, потому что была взволнована, сказала:

— Я собиралась идти наверх, проверить, дали ли вам чаю. Вам его принесли? Я так боялась, что забудут.

— У меня есть все, что я хочу, — успокоил ее маркиз. — Но вы не ответили на мой вопрос.

— Я… я думаю… я… забыла его, — тихо проговорила Мелинда.

— Не правда, — ответил маркиз. — Говорите, Мелинда, я хочу знать.

Он был так настойчив, так смотрел на нее, что Мелинда, у которой сердце будто перевернулось в груди, снова вскочила на ноги.

— Я… уверена… что вы хотите что-нибудь еще, — сказала она и, взглянув на маркиза, увидела, что он улыбается. Он протянул к ней руку.

— Идите сюда, Мелинда, — сказал он, а так как она не двигалась с места, добавил:

— Немедленно.

Пока она стояла в нерешительности, открылась дверь и раздался голос дворецкого:

— Сэр Гектор Стэнион к вам, мэм.

Оглушенная такой новостью, Мелинда стояла как парализованная посреди комнаты, наблюдая, как вошел огромный, краснолицый и громогласный сэр Гектор. Несколько секунд она только беспомощно смотрела на него, как зверек, попавший в ловушку.

Он посмотрел на нее и медленно стал подходить ближе, пока не дошел до середины комнаты.

— Так вот где ты скрываешься — сказал он хрипло и громко. — Я так и решил, что не ошибся, когда увидел, как ты переходишь улицу, но все равно с трудом поверил своим глазам, увидев, что ты входишь в этот дом.

— Дядя… Гектор! — У Мелинды пропал голос.

— Да, твой дядя, он самый, — проговорил сэр Гектор. — И твой опекун, если ты будешь так любезна вспомнить об этом. Я настаиваю на объяснениях.

— Я… я… — начала Мелинда, но внезапный крик сэра Гектора не дал ей договорить.

— Нет нужды вдаваться в подробности, все и так ясно! Ты посмела сбежать из моего дома, но теперь ты вернешься туда немедленно. Время объяснений настанет позже, но позволь мне прямо сказать тебе, что, несмотря на то что тебе удалось ускользнуть от меня однажды, тебе не удастся сделать это еще раз. После хорошей порки, которую ты не получала еще ни разу в жизни, ты выйдешь замуж за полковника Джиллингема, как только будут выполнены все формальности.

К счастью, он не знает о твоем побеге. Твоей тете хватило ума все скрыть от него. Но мне-то известно все, и ты будешь наказана, не тешь себя иллюзиями на этот счет, наказана еще больше, чем раньше, ты, неблагодарная девчонка!

— Пожалуйста… дядя Гектор, я… не могу…

— Не спорь со мной! — взревел дядя. — Иди наверх немедленно и упакуй все свои вещи. Не знаю, какое положение ты занимаешь в этом доме, но если будут нужны какие-то объяснения, я беру их на себя.

Подчиняйся моим приказаниям! Ты меня слышишь?

В противном случае я немедленно накажу тебя, не дожидаясь, когда мы приедем домой!

Сэр Гектор сделал шаг к Мелинде и поднял руку.

Она вскрикнула, чувствуя себя униженной и беспомощной. Затем, поскольку на мгновение она забыла обо всем, кроме гнева дяди, она была поражена, так же как и он, услышав твердый голос позади:

— Я не позволю вам, сэр, ударить леди в моем присутствии.

Маркиз встал с кресла, сделал несколько шагов и встал рядом с Мелиндой. Она взглянула на него, и ужас стал покидать ее: таким сильным и величественным он выглядел. Удивление сэра Гектора было неподдельным.

— Могу я узнать, кто вы? — спросил сэр Гектор.

— Меня зовут Чард, маркиз Чард, — последовал ответ.

— Чард! — воскликнул изумленный сэр Гектор. — А что здесь делает моя племянница? — Воцарилось молчание, и он добавил:

— Или об этом неприлично спрашивать? Я мало что ожидал от этой девицы, она всегда была для меня большой обузой, но чтобы она так быстро стала проституткой!

— Ваша племянница, — ответил маркиз ледяным тоном, — а если вы действительно ее родственник, то в таком случае я приношу ей свои искренние соболезнования, оказала мне честь и стала моей законной супругой, поэтому в данных обстоятельствах я настаиваю на том, чтобы вы принесли ей извинения.

— Супругой! Боже мой! Вы женились на ней! — Сэр Гектор запнулся, весь его гнев немедленно испарился. — Не знал. Надо же, маркиз Чард! Тогда прошу вас обоих принять мои поздравления!

— Мы в них не нуждаемся, — сказал маркиз. — А ваше поведение с того момента, как вы ворвались в мой дом, позволяет мне думать, что мы вполне можем обойтись и без вашего общества. Всего хорошего, сэр!

Слуги проводят вас!

— Но я хотел… — начал сэр Гектор, — я… я должен обсудить с вами ваш брак, я же опекун Мелинды.

— Все, что вы хотите сказать, — проговорил маркиз, — передайте через моего поверенного!

Маркиз отвернулся и отошел к камину, повернувшись к ним спиной. Несколько секунд сэр Гектор стоял в нерешительности, от его гнева и пыла не осталось и следа, потому что он не знал, что предпринять. Затем, ворча под нос проклятия, которые хорошо слышала Мелинда, пошел к двери, распахнул ее, вышел из комнаты и с силой захлопнул за собой дверь.

Мелинда прислушалась, словно хотела удостовериться, прошел ли он через холл и вышел ли из дома.

Она смотрела ему вслед, а затем, очень медленно, повернулась к маркизу. Он стоял к ней спиной, глядя на огонь, и внезапно ей стало страшно.

— Мне… очень жаль, — запинаясь, проговорила она.

— Он повернулся. И ее поразило выражение его лица.

— Черт бы вас побрал! — сказал он, будто ударил хлыстом. — Почему вы мне раньше ничего не рассказали?

Она не ответила, и теперь он говорил глумливым и ледяным тоном:

— Имею честь предложить вам руку и сердце! Так вот чего вы добивались все это время, не так ли? Так вот почему вы так старались провести меня! Вот откуда этот смешной фарс с невинностью — чтобы поймать меня! Неплохо сыграно: вам почти удалось убедить меня, что вы такая на самом деле.

А теперь я должен жениться на вас! Не ради вас — не надейтесь, и не потому, что я обещал вам, а ради себя. Ваш дядя станет болтать, конечно, станет! «Моя племянница — маркиза!» И я не смогу отрицать это.

Очень хорошо, мы поженимся, на этот раз по-настоящему, так ведь вы планировали? Какая очаровательная у меня будет жена! Жена, которая назначает свидание первому встречному мужчине, заключает договоры с лордом Хартингтоном, дает обещания лорду Ротхему. И этот развратник, самый низкий тип из всех, кто когда-либо ходил по земле, был любовником моей жены! Неужели вы думаете, что я когда-нибудь смогу это забыть? Распутник, которого боятся самые низкие уличные женщины!

Маркиз замолчал, а Мелинда стояла и смотрела на него без кровинки в лице, широко раскрыв глаза, потемневшие от боли.

— Когда я смотрю на вас, — продолжал маркиз, понизив голос, но все так же четко выговаривая слова, — я с трудом верю, что вы — это вы. Вы воплощение греха, греха, который очаровывает и пленяет мужчин, греха, который на самом деле разрушает.

И я должен на вас жениться! Жениться, потому что оказался настолько зеленым юнцом, что попался в вашу ловушку, оказавшуюся самой хитроумной из всех, когда-либо устраиваемых искусными интриганками.

Очень хорошо, вы получите мое имя. Но знайте — давая его вам, я презираю вас за то, что вы такая. Господи, как я сожалею, что Гром не сбросил вас и вы не разбились насмерть! И если я когда-либо увижу вас мертвой, то вздохну с облегчением, потому что мир будет от вас избавлен. Вы измучили меня, а теперь совсем уничтожите. Уходите! Прочь с глаз моих! Я не могу вас больше видеть!

Он повысил голос почти до крика, и Мелинда, издав крик, который, казалось, вырвался из самых глубин ее души, повернулась и выбежала из комнаты. Он услышал, что она пробежала по холлу и дальше вверх по лестнице, потом сел в кресло и обхватил голову руками.

Некоторое время спустя в комнату вошел лакей и принес зажженные масляные лампы. Маркиз не пошевелился, только когда дворецкий объявил: «Капитан Жервез Вестей, милорд», он повернул голову.

— Дрого! Счастлив видеть, что ты встал, — сказал капитан Вестей. Он положил руки на плечи другу, потом сел по другую сторону от камина. — Ты скоро будешь как новенький, — пошутил он. — Тебя сбила с ног взрывная волна. Но даже когда я увидел тебя распростертым на земле, я знал, что рана поверхностная.

Мелинда подумала, что ты мертв.

Наступила тишина. Но через несколько мгновений маркиз странным голосом сказал:

— Мелинда! Что там делала Мелинда?

— Ты не слышал? — спросил капитан Вестей. — Она спасла тебе жизнь. Но я подозреваю, что она постеснялась рассказать тебе об этом. Она прострелила Ротхему правую руку, когда он повернулся на счет «девять».

Я всегда знал, что он мошенник, но никогда не думал, что можно опуститься до такой явной подлости.

— Мелинда выстрелила ему в руку! — повторил маркиз так, словно каждое слово причиняло ему боль.

— Отличный был выстрел, скажу я тебе, — улыбнулся капитан Вестей. — Боже мой! Что за девушка!

Настоящая спортсменка, нет никаких сомнений. Но к сожалению, она на секунду промедлила. Ротхем успел выстрелить, и пуля чуть-чуть задела твою голову, потому что ты все еще стоял к нему спиной.

— Ты хочешь сказать, что если бы не Мелинда, то он убил бы меня? — спросил маркиз.

— Можешь спорить на что угодно, убил бы, — ответил капитан Вестей. — Он настоящий убийца! И теперь мы знаем, почему все, кто дрался с ним, были убиты.

— Мелинда не убила его? — спросил маркиз.

— Нет! Хотя, может, это было бы и к лучшему.

В то же время могли бы возникнуть лишние неприятности, — сказал капитан Вестей. — Но она прострелила ему правую руку. Я только что узнал, что ее пришлось ампутировать. Так ему и надо, более того, теперь он не посмеет и носа сунуть в порядочное общество. Фредди и я проследим за этим.

Маркиз ничего не сказал, и капитан Вестей продолжил:

— Только подумать, какое мужество у этой девушки! После того как мы покинули Чард, она выехала со старым Трэверсом, спряталась в кустарнике и разработала целый план твоего спасения. И как оказалось, очень хорошо, что Трэверс был рядом. В том состоянии, в которым ты был, мы бы, скорее всего, не смогли втащить тебя в фаэтон. Мелинда держалась просто превосходно. Ты знаешь, Дрого, она тебя любит!

— Чепуха! Ничего подобного! — с гневом проговорил маркиз. — Но я и понятия не имел, что она была на дуэли. Я должен немедленно поговорить с ней об этом.

Капитан Вестей посмотрел на часы.

— Она должна с минуты на минуту спуститься к обеду, — сказал он. — Надеюсь, она предупредила тебя, что я приглашен сегодня к вам на обед? Ты не будешь переодеваться, Дрого? И послушай моего совета: как только обед закончится, иди спать. Не следует слишком уставать в первый день.

— Позвони в колокольчик, — резко сказал маркиз, явно не слышавший последних слов друга.

— Позвонить? — спросил капитан Вестей. — Зачем?

— Позвони в колокольчик! — снова повторил просьбу маркиз.

Капитан Вестей встал. И тут открылась дверь.

— Обед подан, милорд!

— Где мисс Стэнион? — спросил маркиз.

— Мисс Стэнион? — повторил дворецкий. — Как я понял, ее светлость покинула дом, милорд.

— Покинула дом! — эхом повторил маркиз. — Что вы имеете в виду, говоря, что она покинула дом?

— Один из лакеев сказал мне, что она ушла, — ответил дворецкий, несколько растерянный тоном хозяина. — Мне кажется, она оставила вашей светлости письмо.

— Тогда принесите ее сюда! Разве нельзя было сразу дать ее мне? — резко спросил дворецкого маркиз.

Он встал с кресла и стоял молча, сердитый и бледный, пока дворецкий не вернулся с конвертом на подносе. Маркиз схватил конверт и разорвал его. Дворецкий ретировался из комнаты, а маркиз, стоя, читал послание, пока капитан Вестей, не сдержав любопытства, не спросил:

— Что там? Что случилось?

— Послушай, Жервез! Послушай только! — странным голосом проговорил маркиз.

«Милорд!

Я глубоко сожалею, что причинила вам так много хлопот. Я знаю, что с самого начала не должна была принимать участия в той свадебной церемонии, которая была лишь обманом, но мне нужны были деньги, чтобы купить коттедж, где я могла бы жить с моей старой няней, и я не подозревала, что у моего поступка могут быть такие ужасные последствия. Я никогда не думала, что вам когда-либо придется участвовать в дуэли по моей вине. Но клянусь вам, что я никогда не назначала никаких свиданий, в которых вы обвинили меня. Что касается шуточного договора, который мне предложил заключить лорд Хартингтон, то он состоял в том, что я попытаюсь никогда не влюбляться, а он постарается справиться со своей любовью. И я никогда не встречала лорда Ротхема, только в тот вечер, когда я приехала в Лондон и миссис Харкорт, которую я встретила на вокзале, предложила мне переночевать у нее одну ночь. Когда мы подъехали к ее дому, она представила меня его светлости, и это был единственный раз, клянусь вам, когда я видела его своими глазами.

На следующее утро я приехала к вам на Гросвенор-сквер. Я никогда не плела никаких интриг. И даже в самых своих смелых мечтах не могла вообразить, что вы женитесь на мне, и я совсем не хочу разрушать вашу жизнь или делать что-либо, что не принесет вам счастья.

Поэтому, милорд, вы меня больше никогда не увидите. Капитан Вестей сказал мне, что в том случае, если я умру, вы сможете получить деньги немедленно, и у вас больше не будет никаких неприятностей.

Хочу поблагодарить вас за ту доброту, с какой вы отнеслись ко мне. Иногда я была очень счастлива. Прошу простить мне, если я не так вела себя

С уважением,

Ваша Мелинда Стэнион».

Когда маркиз прочитал последние строки, казалось, у него пропал голос, а когда он поднял глаза от Письма, в них блестели слезы.

— Ты понимаешь, Жервез? — спросил он. — Она была невинна! Ты понял, что она сказала? Элла встретила ее в тот вечер на вокзале. Мне всегда говорили, что эта женщина действует подобным образом, но я не верил этому.

— О, это правда, — сказал капитан Вестей. — Эйприл рассказывала мне, что она встречает поезд, предлагает деревенским девушкам, приезжающим в Лондон, переночевать у нее и привозит к себе домой. После этого им нет дороги назад. — Он увидел выражение лица маркиза и добавил:

— Эйприл мне также рассказывала, что их опаивают снотворным первые две-три ночи, пока они не станут послушными. Смею сказать, Мелинда и понятия не имела, куда она попала.

— Я совершенно уверен в том же, — сказал маркиз. — Но откуда мне было знать? Она же пришла от Кейт!

— Она не раз говорила, что не знает никакой Кейт, — напомнил капитан Вестей.

— У нее не было времени познакомиться с ней, — медленно проговорил маркиз. — Ты пошел к Кейт в ночь приезда Мелинды, а после того как Элла купила ей свадебное платье, она отвезла ее на Гросвенор-сквер.

Он неожиданно поднял руку и закрыл глаза.

— Боже мой! Что я наговорил ей! Как я с ней обошелся! Она выглядела такой чистой, но я не смел поверить в это.

— А как ты думаешь, что с ней теперь будет? — спросил капитан Вестей.

Маркиз вскрикнул:

— Она же ушла из дома! Куда она пошла? Боже, Жервез! Что, если она…

Он почти побежал к двери, распахнул ее и вышел в холл. Дворецкий ждал там.

— Куда пошла мисс Стэнион? — спросил он. — Кто-нибудь знает?

— Не совсем, милорд, — ответил дворецкий, — но поскольку вашу светлость, кажется, удивил ее уход, то я навел справки.

— Ну и что вы выяснили? — спросил маркиз. — Говорите быстрее!

— Мисс Стэнион никому не сказала, куда она идет, — ответил дворецкий, — но она спрашивала у факельщика на улице, как пройти на набережную.

Маркиз повернулся и пошел к входной двери.

— Подожди, Дрого! Возьми коляску! — прокричал ему вслед капитан Вестей.

— Возьми сам, — на ходу сказал маркиз. — Я сяду на первый попавшийся кеб, чтобы добраться туда.

Не успел лакей догнать его, как он уже был на улице. Он поспешно оглядел улицу, на углу медленно поворачивал двухместный кеб. Он махнул кучеру, и тот подъехал ближе.

— Гинея, если вы отвезете меня на набережную как можно скорее, — выпалил маркиз, вскакивая в экипаж. — Гинея, нет, две, если хотите, только скорее отвезите меня туда!

Кучер подумал, что он пьян, и хлестнул лошадей.

— Быстрее! — кричал маркиз. — Быстрее! Быстрее!

Лошади на огромной скорости повернули к Беркли-стрит, понеслись по ней, потом выехали на Сент-Джеймс-стрит, но, несмотря на удары хлыста, устав, замедлили бег на Парламент-сквер и поскакали по набережной.

— Теперь помедленнее, — скомандовал маркиз, и кучер натянул поводья, чтобы лошади пошли шагом.

На набережной было темно, потому что фонари были далеко друг от друга, шли какие-то прохожие, и маркиз, высунувшись в окно, внимательно разглядывал парапет. Затем внезапно в темном промежутке между двумя уличными фонарями он увидел ее. Это, без сомнений, была она: маленькая, хрупкая фигурка, золотые волосы, с которых сползла покрывавшая их шаль.

— Остановитесь!

Кебмен остановил лошадей, и маркиз выскочил на улицу. Он вытащил кошелек и бросил его кучеру, который ловко поймал его и присвистнул от удивления, когда увидел, сколько там денег.

Маркиз, который больше не торопился, стоял и некоторое время смотрел на Мелинду. Он видел, что она подняла голову к небу, а потом взглянула вниз на темную, колышущуюся воду под парапетом. Очень тихо он подошел к ней.

— Мелинда! — сказал он, и она вздрогнула, услышав свое имя.

Когда она увидела, кто зовет ее, она вытянула в его сторону руку, словно преграждая ему путь.

— Нет… нет! Вы не должны… мешать мне, — взмолилась она. — Просто… здесь… было много людей, и… вода такая холодная и… темная.

— Мелинда! — снова произнес маркиз, и его голос прозвучал очень нежно. — Как вы могли прийти сюда, да еще с такими мыслями?

— Я должна, — ответила она. — Разве вы не понимаете, что я должна? Все так запуталось. Я доставила вам столько огорчений. Я разрушила… вашу жизнь, а… я совсем не хотела этого делать.

Он протянул руки и тепло обнял ее.

— Вышла ужасная ошибка, Мелинда, — сказал он. — Вы сможете простить меня? Смогу ли я объяснить вам, что разговаривал с вами так только потому, что вы совершенно измучили меня? Я сходил с ума от ревности. Видите ли, я полюбил вас, как только впервые увидел!

Он почувствовал, что она вздрогнула, потом убрала его руки.

— Это… шутка? — спросила она. — Потому что… это немилосердно… — Она с трудом выговаривала слова.

Маркиз продолжал держать ее в объятиях.

— Немилосердно? Кто говорит о милосердии? — сказал он. — Я люблю вас! Я обожаю вас! Я хотел сказать вам об этом с первой нашей встречи, но что-то мешало мне.

Она дрожала в его объятиях, но при этих словах отодвинулась немного и спросила:

— Леди Элис?

— При чем тут леди Элис? — спросил он. — Я сказал ей в тот самый день, когда она приходила в библиотеку, что между нами все кончено. Потому что я встретил вас и понял, что больше не хочу видеть ни ее, ни любую другую, похожую на нее.

— Но тогда я ничего не понимаю, — прошептала Мелинда.

— Теперь я знаю почему, — сказал он. — И я знаю, что в тот раз на вечеринке, которая вас так поразила, мне следовало понять все и увезти вас оттуда. Но вместо этого я, глупец, повел себя как невежа. Мне остается только униженно просить вас, Мелинда, простить меня.

— Конечно, я вас прощаю, — тихо сказала она. — Но вы должны понять, что я должна исчезнуть, я должна… умереть. Я больше ничем не могу… помочь исправить ваше положение. Вы же сами сказали, что дядя Гектор будет болтать. Он может даже настоять, чтобы об этом напечатали в «Газетт».

— Я сам помещу это в газеты, — сказал маркиз. — Вы не поняли, Мелинда? Я прошу вас выйти за меня замуж, я даже могу встать на колени, если нужно.

Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Я никогда не хотел ни на ком жениться, только на вас. И я знаю, что мы будем счастливы, если начнем все сначала.

Он обнял ее еще крепче. Она молчала, но он чувствовал, как она дрожит. Через несколько секунд он с некоторой долей прежней властности взял ее за подбородок и повернул к себе ее бледное, испуганное лицо.

— Вы не ответили мне, Мелинда, — сказал он с нежностью, которую никто никогда не слышал в его голосе. — Вы выйдете за меня замуж?

— Я не… понимаю, что произошло. — Мелинда замолчала. — Почему вы так изменились? Почему вы были так сердиты на меня? Я не понимаю.

— И надеюсь, никогда не поймете, — сказал маркиз. — Хочу, чтобы вы дали мне слово, Мелинда, что мы никогда, ни вы, ни я, никогда не будем говорить о прошлом. Все закончилось, покончим с этим. Вы не участвовали ни в чем, лишь я оказался упрямым глупцом, напрочь лишенным принципов, так что я не удивлюсь, если вы не будете мне верить и в будущем.

— Но знайте, что я верю вам, — невольно вырвалось у Мелинды. — И я просто хочу, чтобы вы были счастливы.

— А почему вы этого хотите? — спросил маркиз.

— Потому что… — начала Мелинда, но потом ее не стало слышно.

— Почему? — спросил он.

Отвечая, она спрятала лицо у него на груди. Он почувствовал ее трепет и понял, что теперь это не от. страха.

— Почему? — настаивал он. — Пожалуйста, скажите мне, Мелинда. Я не заслуживаю, чтобы вы сказали мне, но все же больше всего на свете я хотел бы услышать ваш ответ.

— Потому что… я… люблю вас! — прошептала Meлинда.

Он еще крепче сжал ее в своих объятиях и поцеловал. В это мгновение он ощутил ее дрожь, но потом она уступила, и они испытали восторг, который не опишешь словами. Оба видели перед собой золотой небосвод, полный света, и ощущали, что никогда раньше ничто не возносило их так высоко и не приносило такой радости.

И тут издалека, словно с другой планеты, они услышали крики капитана Вестея. Неохотно, словно им было невыносимо больно, они прервали поцелуй, но продолжали смотреть друг другу в глаза. Потом медленно повернули головы и увидели подъезжающую карету и бегущего к ним капитана.

— Ты нашел ее, Дрого О, слава богу, Мелинда, что он нашел вас!

— Да, он нашел меня, — мягко проговорила Мелинда, и маркиз обнял ее со словами:

— Я нашел ее, Жервез, и теперь она никогда больше не покинет меня.

1

«Скиттлз» — по-английски «кегли». (Примеч. пер.)