Глава 1

1870 год

Дверь библиотеки открылась, и леди Эльфа Алертон бесшумно проскользнула по ступеням на галерею.

Библиотека в доме герцога Норталертона была выдающимся сооружением, вызывавшим возглас восхищения у каждого посетителя, поражая своими величественными размерами и галереей, украшенной медной решеткой сложнейшего узора. Перила лестницы, ведущей наверх, поражали своим изяществом и воздушностью.

Нижняя часть ограды представляла собой плотный узор из цветов и листьев, и это частое металлическое кружево делало Эльфу практически невидимой из комнаты снизу.

Она любила проводить здесь время в уединении. Вот и сегодня, тихо устроившись с книгой в руках, она читала, надеясь, что, если кто-то и зайдет в библиотеку, скорее всего не обнаружит ее.

Раздались легкие шаги и шуршание шелка, из чего Эльфа заключила, что пришла мать. Девушка прекрасно знала, что если та ее увидит, то немедленно пошлет с каким-нибудь заданием в сад заниматься цветами.

Герцогиня Норталертон была без ума от своего сада и не могла понять, почему ее дети считали скучным срезать головки увядших цветов, сажать приобретенные в разных концах страны новые редкие сорта или, того хуже, пропалывать клумбы.

Она уже давно считала, что ее младшая дочь Эльфа слишком много времени тратит на чтение, отчего в голове у нее сплошной туман, и, как часто герцогиня говорила окружающим, живет «в плену собственного придуманного мира».

Эльфа аккуратно перевернула страницу и вновь углубилась в чтение заинтересовавшей ее книги, когда стук двери и голос отца, раздавшийся снизу, заставили ее оторваться от этого занятия.

— Ах вот ты где, Элизабет! А я повсюду тебя ищу. Я полагал, ты, как обычно, в саду.

— Я хотела узнать, как правильно пишется по-латински название цветка азалеа, который мы только что получили, — смущенно ответила герцогиня. — Ты должен обязательно на него взглянуть, Артур. Это очень редкий вид, и я поражаюсь, как он смог благополучно добраться до нас после такого трудного путешествия.

— Я должен кое-что сообщить тебе, Элизабет, — не скрывая раздражения, сказал герцог. — И мое сообщение намного важнее, чем все твои цветы.

— Что случилось? — встревожилась герцогиня. Она знала, что ее бесстрастный, даже весьма прозаический муж крайне редко волнуется из-за чего-либо, и поэтому столь необычно было услышать нотки смятения в его голосе.

— Я решил вопрос с поместьем Магнус Крофт раз и навсегда, — решительно сказал герцог.

— Магнус Крофт? — переспросила герцогиня.

— Не будь дурой, Элизабет! Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что я имею в виду десять тысяч акров земли, которые являются камнем преткновения в отношениях между нами и Линчестерами в течение вот уже двадцати лет.

— Ах это! — воскликнула герцогиня.

— Да, это! — решительно заявил герцог. — И я думаю, никому не удалось бы найти столь великолепного компромиссного решения, примиряющего стороны.

Эльфа с интересом прислушивалась к разговору родителей, потому что знала лучше матери, как спор из-за владения поместьем Магнус Крофт разжигал наследственную вражду между двумя герцогскими домами.

В то время, как этот спор развлекал все графство, он отравлял жизнь обоим герцогам, мешая им наслаждаться обществом друг друга.

Ссора двух самых крупных в графстве соседей-землевладельцев была не только темой для бесконечных сплетен, но также служила пищей для различных сплетен и домыслов газет.

Последнее обстоятельство вызывало ярость герцога Норталертона, который возмущался тем, что он называл «бульварной прессой», особенно учитывая его убеждение, что имя настоящего аристократа может появляться в печати только по поводу его рождения и смерти.

В результате ссоры, которую в округе прозвали «герцогской», пострадали Эльфа и ее сестра Каролина, так как их не приглашали в семьи, державшие сторону Честер-хауз — резиденции герцога Линчестерского.

В детстве это особенно не волновало их, потому что вокруг было более чем достаточно благоволивших к ним соседей.

Но теперь, когда Каролина выросла, а Эльфе предстоял в этом году ее первый официальный выход в свет, было весьма обидно сознавать, что новый герцог, который унаследовал этот титул два года назад, дает всевозможные балы и приемы, которые для них были недоступны.

— Вам все равно там было бы скучно, — решительно пресекала их жалобы мать. — Друзья герцога намного старше вас и намного образованнее, и вы будете себя чувствовать неудобно в их компании.

Раздражение, с которым она об этом говорила, подсказывало Эльфе, что ее мать не одобряет друзей герцога.

Тем не менее она не могла избавиться от мысли, что с ними могло бы быть значительно веселее и интереснее, чем с увлеченными только охотой престарелыми местными сквайерами и аристократами, которые постоянно посещали Алертон-тауэрс.

У Каролины интерес к герцогу давно прошел, а Эльфа, которая изредка видела его издалека на охоте, считала, что он выглядит именно так, как должен выглядеть герцог.

И поэтому она с интересом ждала ответа на вопрос матери:

— Что ты придумал с этой землей, Артур? Мне любопытно услышать об этом, хотя я полагаю, что самым разумным было бы и для тебя и для герцога Линчестера разделить ее поровну.

— Ты никогда не слушаешь, что я тебе говорю, Элизабет! — взревел ее муж. — Я уже говорил тебе и повторяю вновь и вновь, что. — когда покойный герцог предложил сделать это моему отцу, тот категорически отказался даже обсуждать эту идею. Он заявил, что эта земля его н он был бы проклят, если бы отказался от борьбы за нее, даже если бы ему пришлось потратить на это последний пенни.

Герцогиня вздохнула:

— Я забыла об этом, Артур.

— Однако ты должна помнить обстоятельства этого дела. Линчестер всегда обвинял моего отца, что он выиграл эту землю у него в карты, когда тот был слишком пьян, чтобы осознавать, что делает. Все, что я могу сказать по этому поводу: если человек играет в карты в таком состоянии, он заслуживает всего, что получает при этом.

Герцогиня вновь вздохнула.

Она уже слышала эту историю десятки раз и не помнила случая за все время своего замужества, чтобы упоминание об этой земле, лежащей между двумя герцогствами, не превратилось в спор.

Вся проблема состояла в том, что десять тысяч акров поместья Магнус Крофт представляли собой лучшие охотничьи угодья во всем герцогстве Линчестер, а в его лесах было больше фазанов, чем во всех владениях Алертонов.

Она знала и не могла забыть, что нынешний герцог, как только вступил в наследство, пытается убедить ее мужа продать ему эту землю, которая веками принадлежала Линчестерам.

Герцог Алертон не испытывал особого недостатка в деньгах, а поместье Магнус Крофт к тому же находилось на самом краю его владений и было почти непригодным к земледелию. Но он отнюдь не был намерен отказываться от того, что ему, несомненно, принадлежало по праву.

Новый герцог Линчестер был, однако, известен своей непреклонностью.

— Я не говорил тебе об этом раньше только потому, что ты все равно никогда не слушаешь меня, — продолжал герцог, — но Линчестер заводил со мной разговор об этой земле каждый раз, когда мы встречались в различных учреждениях графства или Лондона. Он старался убедить меня, что это охотничье угодье отнюдь не является землей, из которой я могу извлечь выгоду.

— Ну конечно нет, — смиренно согласилась герцогиня.

— А сегодня, — продолжал герцог, — когда Линчестер вновь заговорил об этом после того, как мы обсудили безрассудство одного парня, натаскивающего новую свору охотничьих псов, у меня родилась идея.

— Что за идея, Артур? — спросила герцогиня, воспользовавшись паузой, чтобы перевести дыхание.

Во время этого разговора она смотрела на закат и надеялась, что скоро сможет вернуться в свой любимый сад.

Это был идеальный день для высадки цветов, с которой она и так уже опаздывала, потому что в теплице ростки уже достаточно подросли и окрепли и их надо было высаживать в грунт на открытом воздухе.

— Я ответил Линчестеру, — сказал герцог, — что наш спор на эту тему и так уже слишком затянулся, и предложил ему разделить эту землю совершенно иным способом.

— Что ты подразумеваешь под этим? — вежливо, но равнодушно поинтересовалась Элизабет Норталертон.

— Если вы женитесь на моей дочери, — сказал я, — она может принести вам Магнус Крофт в качестве приданого.

Герцогиня вздохнула.

— Ты предложил Сильваниусу Линчестеру, чтобы он женился на Каролине? Артур, как ты мог?

— Я считаю, что это было весьма ловко с моей стороны, — гордо ответил герцог. — Все говорят, что в тридцать четыре года герцогу уже пора жениться и обзавестись наследником, а что может быть более логичным для Каролины, чем стать его женой?

— Но Артур, она любит Эдварда Далкирка, как ты прекрасно знаешь, — укоризненно покачала головой герцогиня.

— У парня есть только имя, но ни гроша за душой! — резко возразил герцог, — а Линчестер, несомненно, самый выгодный жених во всем графстве.

— Но Артур, ты обещал Каролине, что, если Эдвард добьется успеха со своими лошадьми, ты позволишь им пожениться.

— Я не обещал, — высокомерно возразил герцог. — Я лишь сказал, что подумаю над этим, и теперь мой ответ будет: «Нет!» Каролина выйдет замуж за Сильваниуса Линчестера, и эта земля станет одним из пунктов брачного договора. Из Каролины выйдет прекрасная маленькая герцогиня, и фамильные бриллианты Линчестеров будут ей весьма к лицу.

Голос герцога потерял былую уверенность, когда он произносил эту фразу. , никогда не скрывал, что их старшая дочь Каролина — его любимица.

Хотя он и гордился двумя сыновьями, которые учились в Итоне , именно Карелина заполняла все его сердце, если оно у него было, и ей легко удалось лаской добиться от него согласия на брак с любимым человеком.

— Но Артур! — запротестовала герцогиня. — Каролина влюблена!

— Любовь! Любовь! — презрительно бросил ее супруг. — Что это такое? Любовь приходит после свадьбы, Элизабет, тебе ли не знать этого? К тому же Линчестер не собирается проводить слишком много времени со своей женой. Всем известен его неукротимый темперамент.

— Но Артур, я не понимаю, как ты можешь говорить такое… — вспыхнула герцогиня.

— Элизабет, не строй из себя скромницу! — перебил ее герцог. — Линчестер, с тех пор как закончил учебу, не пропустил ни одной смазливенькой женщины от нашего графства до Северного полюса, о чем ты прекрасно знаешь, а все они, хорошенькие, умные и образованные, замужем, и ему отнюдь не нужен скандал.

— Но подумай о Каролине, — грустно вздохнула герцогиня.

— Мне что, надо объяснять азбучные истины? — раздраженно спросил герцог. — Линчестер хочет получить назад Магнус Крофт. Рано или поздно ему надо будет жениться, а что при этом может быть более подходящим, чем взять в жены ту, которая принесет ему в приданое действительно ценную для неге вещь — десять тысяч акров хорошей земли, которую его отец потерял, потому что был слишком пьян, чтобы твердо держать карты, и которую он всеми силами желает заполучить назад.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что разобьешь этим Каролине сердце? — осуждающе покачала головой герцогиня.

Герцог издал какой-то звук, похожий на фырканье.

— Она быстро оправится, — бросил он резко. — Девушки часто влюбляются в кого-нибудь совсем неподходящего, каковым, по моему мнению, является Эдвард Далкирк.

— Ты раньше так не думал, — возразила Элизабет.

— Что я раньше думал или не думал, не имеет существенного значения, — сказал герцог зло. — Каролина выйдет замуж за Сильваниуса Линчестера, и ты убедишь ее не делать глупостей, а подчиниться моей воле. Я не собираюсь менять своего решения.

— Но Артур!.. — начала герцогиня.

— Это мое окончательное решение! — перебил ее супруг, до того как она успела что-нибудь сказать. — И прежде, чем Линчестер приедет к нам завтра после полудня, тебе лучше предупредить Каролину сегодня, что ее ждет.

— Но Артур!.. — опять начала герцогиня.

Ответом ей был звук хлопнувшей двери библиотеки.

Эльфа не шевелилась. Она, замерев, сидела на балконе с самого начала разговора родителей.

Ей казалось, что она затаила дыхание с первых слов, и, только когда услышала, что ее мать тоже вышла из комнаты, сделала первый вдох.

Возможно ли, чтобы ее отец придумал такую жестокую вещь? Неужели он способен так поступить со своей дочерью?

Она подумала, что, если бы не слышала все это своими собственными ушами, никогда бы не поверила.

В полной растерянности Эльфа вскочила на ноги, поставила книгу на полку и, стуча каблучками по ступенькам, бегом спустилась вниз и бросилась из библиотеки. Миновав великолепный холл с мраморным полом и статуями, она по широкой лестнице взбежала на второй этаж, где были спальни девочек и их классная комната, которая после отъезда гувернантки Эльфы превратилась в их собственную гостиную.

Эльфа задыхалась, когда подбежала к двери этой гостиной, и остановилась на какое-то мгновение, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.

Как сказать об этом Каролине? Что она может сказать?

Она понимала, что, как только откроет дверь, станет посланцем Рока из древнегреческих трагедий.

— Я… не могу! Я не могу… потерять… Эдварда! — повторяла Каролина в сотый раз.

Даже сейчас, когда ее лицо было залито слезами, Каролина оставалась красавицей, которой ни один мужчина, включая герцога Линчестера со всем его обаянием и высокими требованиями к внешности женщин, не смог бы отказать в привлекательности.

— Я знаю, дорогая, — вздохнула Эльфа, — но папа настроен решительно, и я не думаю, что нам удастся избежать этого замужества.

— Я… могу «, сказать» нет «, — дрожащим голосом воскликнула Каролина.

— Я не думаю, что герцог услышит тебя, а папа изменит свое решение.

Эльфа, как только могла, мягко пыталась сообщить жуткую новость сестре. Но после первых же ее слов Каролина так побледнела, что Эльфа испугалась, что она упадет в обморок, а затем безутешно разрыдалась.

Каролина не обладала сильным характером, но она была настолько мила, умна и женственна, что каждый мужчина, хотя бы раз увидевший ее, стремился встретиться с ней вновь.

Она была как раз той девушкой, которая, по мнению Эльфы, была в глазах герцога идеальной женой: высокая, стройная, с короной пышных волос цвета спелой пшеницы, ясными голубыми глазами и прекрасной фигурой.

За всю свою жизнь она не доставила родителям ни минуты беспокойства до тех пор, пока не полюбила Эдварда Далкирка.

Это чувство было столь сильным, что другие мужчины просто перестали существовать для нее. Любые ухаживания наталкивались на холодную стену безразличия, любые знаки внимания она встречала с полным равнодушием, и в конце концов все эти попытки заканчивались полным провалом.

Герцог не имел ничего против Эдварда, кроме того, что тот был беден.

Он был единственным сыном виконта Далкирка, который жил в полуразвалившемся замке в обедневшем поместье в Шотландии. Прослужив почти всю жизнь в армии, он покинул свой полк и обосновался в этом поместье, решив зарабатывать на жизнь разведением лошадей. Этой цели способствовало то обстоятельство, что умерший дядя оставил ему в наследство пятьсот акров земли, граничащей с землями Норталертона, что и привело к знакомству Эдварда с Каролиной.

С момента их встречи Эдвард работал как сумасшедший, потому что полюбил так же глубоко', как и она, и надеялся заработать достаточно денег, чтобы просить ее руки.

К несчастью, выведение породистых лошадей зависит от качества производителей, которых он может купить, и требует много времени, так что Эдвард вряд ли смог бы просить руки Каролины у герцога в ближайший год.

— Я думаю, что вы могли бы убежать, — предложила Эльфа, — и где-нибудь скрыться, чтобы папа не смог вас найти.

— В этом случае… Эдвард потеряет все… деньги, которые он вложил в своих… лошадей, и не сможет найти другое жилье. Но я не могу выйти замуж… за герцога! Я должна выйти замуж за… Эдварда! — рыдала Каролина. — Я люблю… его! Только… его… и я умру, если буду вынуждена выйти замуж за… кого-нибудь другого!

Эльфа встала и подошла к окну.

Она очень люб ила свою сестру, и ее сердце разрывалось от горя.

Но чем больше она думала над аргументами, которые Каролина могла высказать отцу в пользу замужества с Эдвардом Далкирком, тем большая в нее вселялась уверенность, что герцог не захочет ее слушать.

Эльфа прекрасно знала, что отец мечтает о блестящей партии для Каролины.

Он всегда гордился, когда восхваляли ее красоту, и, оглядываясь назад, Эльфа вспомнила выражение личного триумфа на лице отца на первом балу Каролины, где она блистала красотой.

Это было два года назад, когда Эльфа была еще школьницей, но уже тогда, слегка поджав губы, она подумала, что на ее первом балу отец вряд ли будет столь же горд.

Тогда же она поняла, что герцог, который всегда хотел для своего любимого ребенка блестящего положения, будет просто счастлив увидеть свою дочь с герцогской короной на голове, которая, несомненно, позволит ей занять самое высокое положение в обществе после королевской семьи.

Эльфа знала о борьбе за главенство титулов между двумя герцогскими домами, чьи владения находились по соседству.

Старый герцог Линчестер имел довольно слабый характер и множество скверных привычек, так что ее отец пользовался гораздо большим уважением и любовью в графстве, которое по всем статьям превратилось в его собственную империю.

Но новый наследник герцогского титула Линчестеров был совершенно другим человеком.

Он был другом принца Уэльского и, насколько Эльфе удалось узнать, лидером весьма известного кружка аристократов в Лондоне, принадлежность к которому вызывала зависть у многих, кто не был шокирован поведением его членов. Он, несомненно, пользовался влиянием, которое серьезно грозило подорвать империю ее, отца.

В том, что она часто думала о герцоге, не было ничего удивительного. Эльфа видела его на охоте несущимся на прекрасном коне впереди стаи гончих собак, и весь его гордый и надменный вид говорил, что с этим человеком нельзя не считаться.

Ей не доводилось разговаривать с ним, но она была уверена, что он невыносим и своенравен, а это просто убьет беспомощную Каролину.

Каролина была по характеру кротка и покладиста, и поэтому именно Эльфа, несмотря на то что была на два года моложе, была лидером и заводилой во всех их проказах и, если их наказывали, всегда защищала Каролину и брала на себя всю вину. И это, по мнению отца, было только справедливо, так как Эльфа обладала несравненно большим воображением, чем ее старшая сестра.

— Что мне… делать? Что… мне делать? — бормотала Каролина в перерывах между рыданиями, прижав к глазам и так уже совершенно мокрый от слез платок. — Я не могу выйти замуж за герцога!

Даже сейчас, заплаканная, с распухшим, покрасневшим носом и наполненными слезами голубыми глазами, она все равно была прекрасна.

— Должен быть выход, — задумчиво прошептала Эльфа.

Она по-прежнему стояла у окна, пристально вглядываясь в сад.

— У меня есть идея! — вдруг воскликнула она. Каролина не ответила, казалось, она просто утонула в своем кресле, из которого изредка поднимались только тонкие руки с платком, чтобы вытереть слезы.

Эльфа обернулась к сестре. Лицо ее светилось воодушевлением.

— Я нашла выход. Я вижу, что надо делать, так же отчетливо, как картину перед своими глазами. Я могу это сделать! Я знаю, что могу это сделать — бессвязно твердила она.

— Сделать… что? — грустно спросила Каролина.

— Спасти тебя! — воскликнула Эльфа.

— От… замужества с герцогом?

— Да, от замужества с герцогом.

— Как? Как? — спросила Каролина, боясь обрести надежду, чтобы вскоре не потерять ее. — Я знаю, что папа… даже слушать меня не захочет, а у Эдварда… сейчас… нет денег. Вчера… когда мы встречались, он сказал мне, что взял кредит в банке, чтобы купить двух последних лошадей.

— Даже если Эдвард возьмет в кредит миллион фунтов стерлингов, — заявила Эльфа, — это не спасет тебя от замужества с герцогом.

— Я знаю… Я знаю, но я не… хочу быть герцогиней Линчестер! Я хочу жить только с Эдвардом в его уютном доме, только с ним вдвоем.

Голос Каролины был почти не слышен, в то время как слезы ручьем бежали по ее щекам и падали на платье.

— Послушай. Послушай меня, Каролина.

Эльфа встала перед ней на колени и взяла ее руки в свои.

— Я придумала, как спасти тебя, Каролина, но ты должна будешь в точности выполнить то, что я тебе скажу. Ты обещаешь?

— Я обещаю сделать все, что может привести к моему замужеству с Эдвардом.

— Очень хорошо. А теперь послушай меня…

Герцог Сильваниус Линчестер наблюдал, как карета его соседа, герцога Норталертона, выезжала из ворот замка. Затем он пересек холл и направился в кабинет, где обычно занимался своими делами.

Это была удобная, прекрасно спланированная комната, в которой было весьма немного книг, но зато все стены были увешаны картинами с изображением лошадей, которые герцог велел перенести сюда со всего дома. В основном это были полотна Стаббса, Сарториуса и Херринга, собранные одним из его предков. Перевесив их в одно место, герцог считал, что одну комнату он уже привел в порядок, и был намерен добиться такого же совершенства и в остальных.

Герцог во всем искал гармонию, хотя сам не признавался себе в этом. Он любил, чтобы все вокруг него было доведено до совершенства и радовало глаз и сердце.

Его раздражало, в каком виде ему оставили Честер-хауз его отец и дед. Это было весьма впечатляющее строение, законченное в 1750 году, представляющее собой прекрасный образец архитектуры георгианской эпохи, что признавали все, кто его видел. — Второго герцога Линчестера интересовали в жизни только женщины и лошади, да еще, пожалуй, путешествия, что стоило семье потери весьма крупных сумм денег и некоторых великолепных картин из фамильной коллекции. Оставшиеся от них пустые места на стенах были бездумно заполнены первыми попавшимися полотнами подходящего размера, которые перевесили из других комнат. Нынешний хозяин дома находил получившийся результат не только безвкусным, но и отвратительным.

Но теперь он мог делать все по своему желанию, и, хотя дом постепенно приобретал новый, приятный ему облик, молодой герцог понимал, что ему явно не хватает женской руки.

К несчастью, эту проблему можно было устранить, только разделив огромный дом с будущей женой.

Раньше Сильваниус был уверен, что не женится, понимая, что брак помешает ему вести веселую жизнь, к которой, он привык в Лондоне, а общение с одной женщиной помешает получать удовольствие от многих других.

Но теперь, даже без нажима со стороны родственников, он пришел к выводу, что настало время жениться и завести детей, и особенно наследника высокого титула и обширных поместий.

— Если будешь ждать слишком долго, ты станешь слишком старым, когда придет время учить своего сына стрелять и ездить верхом, — ворчливо сказала ему бабушка во время их последней встречи.

Сильваниус ничего не ответил, и она добавила:

— Меня повергает в уныние мысль, что фамильные бриллианты Линчестеров перестанут сверкать, а жемчужины потеряют свой цвет, потому что они не будут касаться теплой женской кожи.

Герцог рассмеялся, но понял, что его бабушка говорит вполне серьезно.

Позднее, когда Сильваниус думал об этом, то никак не мог себя представить женатым в том социальном мирке, где он царствовал и где изредка, если вообще это случалось, увлекался какой-нибудь девушкой. Хотя он встречал их множество, скучных и томных, вызывающих у него лишь снисхождение.

На балах, которые он сам давал и посещал, гостьи подбирались с особой тщательностью и по определенному принципу: они должны быть не только красивыми, но и интересными женщинами. И, по мнению герцога, они должны были обладать как минимум еще двумя качествами — очарованием и колдовскими чарами!

Это именно то, что он находил в изысканных опытных красотках, которые стреляли в него глазками из-под полуопущенных длинных ресниц, кокетливо складывая губки и давая понять, что они, так же как и он, готовы к сумасшедшему любовному приключению.

Герцог отлично знал правила этой трудной охоты за его деньгами, азарт погони и нелегкие жертвы. Охоты тем более увлекательной, что она не приводила ни к чьей гибели.

Однако всякое правило имеет исключение.

Женщины, с которыми сталкивала герцога жизнь, обычно теряли с ним не только рассудок, но и сердце.

Размышляя о своей жизни, Сильваниус часто задумывался, почему, когда женщины страстно, до полной самоотдачи в него влюбляются, ему через весьма краткое время становится с ними скучно и тревожно.

Сильваниус не понимал, почему у него вдруг иногда пропадало всякое желание общаться с ними и он начинал оглядываться вокруг себя в поисках нового интересного лица.

Герцог пришел к выводу, что это происходит оттого, что он всегда заранее знает, что они скажут и сделают, все их ужимки и кокетство — все, что он уже видел множество раз.

И, по большому счету, ему давно хотелось положить конец этим однообразным кратким интрижкам и забыть о них.

Но на практике это было не так просто сделать: влюбленные женщины продолжали домогаться его, утомляя мольбами и слезами.

Наконец ему все отчаянно надоело и герцог стал задаваться вопросом, стоит ли вообще терять на это время.

Он любил женщин, по крайней мере он так думал, так же как и лошадей, и не мог себе представить жизни без тех и других. Ему также хотелось иметь детей.

Недавно ему пришла в голову мысль, что он научит своего сына, если он у него будет, любить родное гнездо, заботиться о нем и поддерживать Честер-хауз в надлежащем виде.

Герцог научит сына охоте на лис с фокстерьерами, мастером которой он считался, и с ранних лет начнет заниматься с ним стрельбой, чтобы тот стал таким же великолепным стрелком, как и он сам.

Он также научит его рыбной ловле. Сначала на близлежащем озере, а потом повезет сына в Шотландию, от посещения которой у него с детства остались восхитительные воспоминания. Он ясно помнил радость, испытанную им в двенадцать лет, когда он вытаскивал своего первого лосося.

Предложение герцога Норталертона жениться на его дочери Каролине сначала привело его в недоумение. Между тем, чем дольше он об этом думал, тем больше ему казалось, что это станет удовлетворительным решением проблемы, которая его волнует в последнее время.

Сильваниус вспомнил рассказы, будто леди Каролина Алертон очень красива, и вспомнил, хотя не был в этом уверен, что, кажется, видел ее во время охоты.

Высокая, стройная и голубоглазая, она, несомненно, будет прекрасно выглядеть в сапфирах, которые так любила его мать, и ей весьма будет к лицу бирюза, такого же цвета, как ее глаза.

И что еще более важно — поместье Магнус Крофт вернется во владение Линчестеров.

Его всегда приводило в бешенство, как глупо отец потерял часть их владений.

Стоило ему посмотреть на карту графства, как его охватывала ярость оттого, что поместье Магнус Крофт, наподобие клина врезающееся в их фамильные владения, окрашено в зеленый цвет, вместо красного, как все его земли.

— Надо воспринимать вещи такими, как они есть, — сказал себе герцог.

Сильваниус откинулся на спинку кресла и задумался: что сделает Изабель, когда узнает, что он женился?

Графиня Уолшингем была его нынешней любовницей и еще не наскучила ему.

Она была гораздо остроумнее, чем все его другие знакомые, и умела заставить его смеяться от души, хотя сам герцог считал, что утратил эту способность еще в детстве.

Она выглядела прекрасной даже в те минуты, когда была наиболее язвительна, а источающие Яд глаза делали ее еще более привлекательной.

Герцог также открыл для себя, что ее страстный ответ на его любовные ласки был более сильным и требовательным, чем все, что он знал до этого.

Сильваниус понял, что пока не хочет расставаться с Изабель. Ему казалось, что тогда его жизнь станет совсем скучной и однообразной.

Более того, он не видел причины, по которой женитьба могла бы помешать его прежним увлечениям, если сохранять их в тайне.

Герцог был намерен относиться к жене с полным уважением и не делать ничего, что бы расстроило ее или заставило усомниться в его верности.

Он знал, что как его жена и герцогиня, получившая титул из его рук, она будет встречать надлежащие прием и почтение где угодно, будь то Вукингемский дворец, Виндзорский замок или Честер-хауз.

— У нее не будет оснований для жалоб на этот счет, — решил герцог.

Единственная разница в его поведении в случае женитьбы в будущем будет состоять в том, что встречи с Изабель или какой-нибудь другой женщиной нужно будет тщательно скрывать.

Сильваниус Линчестер был достаточно умен, чтобы понимать, что нескромные взгляды и злые языки могут привести к неприятностям, но был уверен, что справится с этим.

Довольный собой, герцог сел за письменный стол, чтобы разобрать письма и приглашения, которые подготовил для него секретарь.

Не успел он заняться бумагами, как открылась дверь.

— Привет, Гарри! Рад тебя видеть! Хорошо, что ты приехал раньше остальных.

Герцог поднялся и раскрыл объятия навстречу своему самому старому другу Гарри Шелдону, который ответил на его приветствие:

— Я собирался побить твой рекорд скорости на дистанции между нашими домами, но проиграл. К сожалению, должен признать, что мои лошади не так хороши, как твои.

— И за сколько ты добрался? — поинтересовался Сильваниус.

— Два часа двадцать три минуты.

— На десять минут больше.

— Я знаю, — вздохнул Гарри Шелдон, — и не стоит больше об этом говорить.

Он плюхнулся в кресло и в обычной своей манере бросил:

— Хватит об этом. Я заслужил бокал шампанского и надеюсь, что в этом доме оно достаточно холодное.

— Ты обижаешь хозяина, — усмехнулся герцог. Он встал и подошел к столу в углу комнаты, на котором в серебряном ведерке со льдом стояла початая бутылка шампанского.