Глава 2

— Вот это и есть комната королевы, — объявила миссис Кингстон, и Алинда ахнула от восторга.

В комнате невероятных размеров с великолепнейшим карнизом, украшенным позолоченной лепниной, стены были обшиты панелями с изображениями цветов и диковинных насекомых. Громадное ложе под балдахином на резных золоченых колоннах было скрыто от взгляда пологом с вышивкой, несомненно уникальной.

— Как здесь красиво! — воскликнула Алинда.

— Я и не ожидала от вас иной оценки, — кивнула миссис Кингстон.

Алинда уже догадалась, что миссис Кингстон, как и другие старшие слуги в доме, ощущают себя в некотором роде хозяевами сокровищ Кэлвидон-хауза. Они как бы сроднились с ними, и причастность к этим бесценным старинным вещам возвышало их в собственных глазах.

Многие из прислуги находились в этом доме на протяжении нескольких поколений, служа верой и правдой семейству Кэлвидон.

Седина уже посеребрила волосы миссис Кингстон, но в движениях ее было столько энергии, в походке такая легкость, а на лице почти не заметно морщин. Алинда не сомневалась, что молоденькие девицы из числа прислуги перед нею трепещут, и в случае необходимости она задает им жару. Домоправительница знала все, что творится в Кэлвидон-хаузе, и, наверное, досконально изучила характеры всех своих подчиненных.

— Работы здесь для вас, по-моему, немного. Покрывало не следует трогать, — заявила миссис Кингстон, — но балдахин нуждается в починке. Видите, в некоторых местах нитки протерлись.

— Мне не составит труда это поправить, — охотно отозвалась Алинда.

Она ощущала себя на вершине счастья, ибо все, что ей показывала миссис Кингстон, было преисполнено красоты, воистину совершенной.

В Большом банкетном зале, куда ее провела миссис Кингстон после комнаты Королевы, Алинда была готова провести хоть целый день, любуясь фресками кисти Веррио. Мастерство художника было столь велико, что казалось, будто мифические персонажи вот-вот оживут, сойдут со стен и вступят с Алиндой в беседу.

Главная дворцовая гостиная понравилась девушке чуть меньше, она показалась ей мрачноватой. Вероятно, такое впечатление создавалось из-за слишком внушительных по размеру фигур на гобеленах, вытканных на королевской фабрике в Мортлейке по знаменитым рисункам Рафаэля.

Однако и здесь было чему порадоваться глазу. Китайская мебель, привезенная одним из лордов Кэлвидонов из путешествия по Поднебесной империи, создавала неповторимую обстановку.

Попав в библиотеку, Алинда поняла, что сокровища Кэлвидон-хауза неисчерпаемы. Ее восхитили лепные украшения на потолке работы самого Лагуэрра, старая, облагороженная временем позолота, полки и шкафчики из черного дерева и глубокие кресла, источающие чудесный запах кожи. Всем вещам и картинам в этой комнате было по меньшей мере несколько веков, и столь почтенный возраст вызывал уважение, но атмосфера в библиотеке не была тягостной, и обстановка не давила своей величественной древностью.

Как только Алинда, ведомая суровой и деловитой миссис Кингстон, очутилась в крыле, где располагались господские спальни, она постаралась выбросить из головы восторги и путаные впечатления от созерцания бесчисленных фресок, картин, лепных потолков и прочих достопримечательностей, увиденных ею на первом этаже, и сосредоточиться на том, что ей предстоит сделать самой в этом сказочно красивом дворце.

Миссис Кингстон вначале показала ей комнату, которую торжественно назвала хозяйским покоем. Архитектор и строитель Кэлвидон-хауза еще в незапамятные времена обставил ее соответственно вкусам и пожеланиям первого лорда Кэлвидона.

«Он, несомненно, хотел проводить ночи в такой же роскоши, как и дни», — подумала Алинда.

Громадная кровать на четырех могучих резных ножках располагалась на возвышении посреди комнаты. В изголовье был вырезан герб рода Кэлвидонов, на спинке кровати сверкал позолотой барельеф на фоне кроваво-красных занавесей из бархата, расшитых золотом.

Настенные зеркала в роскошных рамах многократно повторяли изображение на потолке фамильного герба, а также отражали росписи на потолке. Это были пейзажи, вероятно, нарисованные художником с натуры в разных уголках поместья.

Единственным современным предметом живописи в комнате был великолепный портрет вдовствующей графини, расположенный над каминной полкой. Разглядывая его, Алинда еще раз подумала, насколько красива была графиня в молодые годы. Ее рыжие волосы и зеленые глаза в сочетании с молочной белизны кожей выигрывали соперничество даже с Венерой, которая парила на потолке над нею.

— Ее милость была очень хороша собой, когда писался этот портрет, — не удержалась Алинда.

— Ее провозгласили самой красивой девицей Англии, — сообщила миссис Кингстон. — Как раз в тот год, когда его милость покойный лорд сделал ей предложение.

— Вполне справедливо, — согласилась Алинда. — Миледи и сейчас хороша собой.

— Все мы обречены на старость, хотя некоторые никак с этим не примирятся.

Некоторая доля иронии ощущалась в тоне, каким была произнесена эта фраза. Выдержав паузу, миссис Кингстон обратилась к Алинде:

— Не пора ли мне наконец показать вам комнату миледи?

Алинда поспешно кивнула.

Домоправительница направилась к двери в соседнюю спальню, а Алинда еще раз окинула взглядом роскошный мужской покой. Им явно кто-то пользовался, и кто-то совсем недавно спал на огромной кровати за бархатными занавесками.

На туалетном столике она заметила головную щетку с ручкой из слоновой кости, бумажник и журнал, а под креслом пару мужских комнатных туфель. И еще перчатки для верховой езды, небрежно брошенные на кресло уже после того, как лакей прибирал в комнате.

От миссис Кингстон не укрылось, что Алинда кое-что заметила в мужской спальне, но она промолчала, лишь поторопилась проводить слишком наблюдательную девицу через короткий коридор в соседнее помещение.

— Здесь когда-то была дамская туалетная комната. В герцогские времена жены спали с мужьями в одной кровати, еще не вошло в моду иметь отдельные спальни. И лишь пудрились и наводили красоту они отдельно.

Она распахнула дверь, и Алинда, переступив порог, как бы попала в иной мир — бледно-голубой и нежно-розовый.

— Очаровательно! — воскликнула она в восхищении.

Потолки были расписаны пухлыми купидонами и обнаженными богинями, а гардины на окнах и занавески у кровати расшиты серебряными нитями.

Алинда тотчас вообразила, как рыжеволосая красавица — хозяйка этой спальни — раздевается здесь и облачается в ночной шелковый наряд. Более женственной атмосферы она не могла себе представить. Все в обстановке комнаты служило одной цели — дать почувствовать женщине свою истинно женскую сущность.

— Первоначально занавески были только розовыми, но новой хозяйке потребовался голубой шелк, расшитый серебром, — неодобрительным тоном поведала миссис Кингстон. — Получилось смешение цветов, но она осталась довольна. Здесь для вас нет никакой работы.

— Жаль, — улыбнулась Алинда. — Я бы охотно провела в такой комнате за работой много часов и была бы счастлива.

— Думаю, что вас также очарует спальня герцогини де Мазарини, где работы для вас будет как раз достаточно.

Миссис Кингстон энергичной походкой направилась в следующую комнату, а Алинда задержалась, глядя на портрет, украшавший одну из стен.

На нем был изображен темноволосый молодой человек с удивительно правильными чертами лица. Алинда уже достаточно насмотрелась старинных портретов в холле, на лестницах и в комнатах этого дома. Но этот был выполнен в современной манере и поэтому привлек ее внимание.

— Кто это? — решилась она задать вопрос.

— Наш теперешний граф. Его милость запечатлен на портрете мистером Саржентом.

— О! — могла лишь воскликнуть Алинда, услышав фамилию прославленного художника.

— Не думайте, что мистер Саржент ему польстил, — заявила миссис Кингстон. — Наш милорд был очаровательным ребенком, а став молодым человеком, сохранил свою привлекательность.

В голосе твердокаменной миссис Кингстон вдруг проявилась неожиданная теплота. Говоря о молодом графе, она буквально таяла, как воск.

— А почему он живет за границей? — наивно осведомилась Алинда. — Зачем же он покинул свой прекрасный дом и поместье?

Миссис Кингстон тотчас одернула ее:

— У его милости есть причины жить вдали от дома.

Алинда поняла, что преступила определенную грань, проявив слишком назойливое любопытство.

— Простите, но дом его милости произвел на меня такое сильное впечатление, что мне хочется побольше узнать о его истории и о его нынешних владельцах.

— Обратитесь к миссис Томерсон, куратору памятников архитектуры и достопримечательностей в нашем графстве, и она предоставит вам необходимые брошюры и альбомы.

— Я читала в «Иллюстрейтед Лондон ньюс»о покойном милорде. Он занимал столько важных постов в правительстве и был так уважаем.

— Он был великим человеком. Мы чтим его память. И он был джентльменом, в отличие от многих современных молодых людей. Мы гордились тем, что служили ему, и скорбим по нему до сих пор.

Не было сомнения, что миссис Кингстон обожала покойного лорда, а также проявляла явное недовольство нынешними обитателями поместья.

«Что-то странное происходит в этом доме», — подумала Алинда. Впрочем, у нее не оставалось времени для размышлений.

Миссис Кингстон быстренько выпроводила наемную швею в следующий покой, названный ею комнатой герцогини де Мазарини.

Алинда уже устала выражать свое восхищение. На ткани, покрывающей стены, были вышиты нимфы, затеявшие головокружительный танец с амурами и еще с какими-то мифологическими персонажами, а занавеси, за которыми скрывалось громадное ложе, были настолько великолепны, что Алинда застыла в немом восторге.

Накануне ночью, размышляя о судьбе Гортензии, герцогини де Мазарини, Алинда вспомнила известные ей из прочитанного эпизоды биографии одной из трех племянниц правящего Францией великого кардинала. Она была не только красавицей, но и богатейшей наследницей в королевстве. Кардинал избрал ей в мужья Арманда де ла Порте, который согласился на брак при условии, что вместе с Гортензией обретет еще и фамилию Мазарини, а также связанный с этой фамилией герцогский титул.

Невеста отдала жениху свою изысканную красоту и итальянский темперамент в любовных утехах, а щедрый дядюшка в качестве свадебного подарка отсчитал благородному юноше еще и тридцать миллионов франков из государственной казны.

К несчастью, вскоре после свадьбы молодой супруг стал проявлять признаки безумия, посчитав, что выполнение супружеских обязанностей — это прямая дорога в ад. Он полностью отдался религии, причем прибегал к самым суровым обрядам, умерщвляя свою плоть. Он бродил по дворцу, бормоча молитвы, разбивая молотком бесценные античные статуи и выплескивая чернила на картины и гобелены, которые посчитал неприличными и возбуждающими похотливые мысли.

Гортензия, однако, за семь лет супружества с безумцем успела родить ему сына и трех дочерей, но муж уже дошел в своем религиозном экстазе до такого состояния, что приказал лекарю удалить у девочек передние зубки, чтобы они стали уродливыми. Герцогине удалось предотвратить расправу над невинными детьми, но ее терпению пришел конец.

Испив горькую чашу до дна, она решилась на побег из мужниного дома.

Герцог в отместку объявил, что она падшая женщина, и потребовал для нее тюремного заключения за проституцию. Он выдвинул против нее чуть ли не сотню надуманных обвинений в развратных деяниях и супружеской измене, пока наконец, спасая себя, Гортензия де Мазарини после ряда удивительных приключений не добралась до Рима.

Но и там она не обрела безопасного убежища.

Несчастной женщине пришлось кочевать по всей Европе, и везде за ней тянулась хищная рука французского правосудия. Безумный супруг твердо вознамерился упечь ее в тюрьму.

Из Амстердама она перебралась в Англию. Король Карл Второй по прибытии Гортензии де Мазарини в Лондон счел нужным лично навестить знатную беглянку в ее апартаментах. Он был большим ценителем женской красоты, но отдал должное и ее уму. В тридцать лет и после всех пережитых ею невзгод она была все еще прекрасна.

Сорокапятилетний Карл, пресыщенный и уставший физически и духовно, почувствовал, что эта женщина вдохнула в него новую жизнь. Впервые он обрел не только фаворитку, но и близкого человека, с которым можно было делиться заботами, обсуждать постоянно мучившие его вопросы — правильно ли он поступает и не шатается ли под ним, как под его казненным отцом, английский трон?

Перед ним словно открылись новые горизонты, и он стал по-иному смотреть на женщин вообще. Он стал лучше понимать их роль в обществе и в истории государств.

Всю жизнь Карлу Второму Стюарту недоставало истинной любви, хотя он имел множество любовниц. Гортензия подарила ему это счастье.

Читая повествование о мытарствах и радостях герцогини Мазарини, Алинда отметила в нем отличие от прочих любовных историй, изложенных в романах или журнальных публикациях. Здесь описывалась не только вспышка взаимной страсти красивой женщины и опытного в любовных делах мужчины, но и встреча умов, равных друг другу по изощренности, слияние душ и сердец.

Разглядывая занавеси у кровати, Алинда представляла себе гибкое тело или тонкое лицо давно ушедшей из жизни герцогини. Это лицо с выразительными глазами, прямым точеным носиком, высоким лбом, где таился недюжинный ум, и дразнящим изгибом губ, смотрело на Алинду с многочисленных портретов.

Короля, прошедшего столько испытаний в молодости и закружившегося в вихре наслаждений, после возвращения на престол можно было покорить только сочетанием телесной и духовной красоты. И король не пал к ногам женщины, как это бывало не разу а под руку с нею прошел путь длиной в несколько лет.

Алинда так долго пребывала в молчании, что миссис Кингстон удивилась.

— Вам понравились эти драпировки, мисс Сэлвин? — задала она вопрос.

— Ничего подобного я прежде не видела, — ответила Алинда.

Вышивка серебряными и золотыми нитями, с вкраплением мелких жемчужин по черному бархату, была великолепна. А спинка кровати была покрыта расшитым серебром белым шелком и действительно оставляла впечатление, что это пена, из которой явилась богиня красоты. Если Венера кисти Боттичелли была прикрыта лишь прядями волос, то вышитую на черном бархате богиню украшало еще и алмазное ожерелье. Ни одной пяди материи не осталось без вышивки. Здесь были и диковинные птицы, и купидоны, и звезды, и странные растения. Это был настоящий шедевр, созданный руками давно истлевших в земле вышивальщиц.

Алинда преклонила голову в знак уважения к их мастерству.

— Здесь многое обветшало, — деловито пояснила миссис Кингстон. — Все, что вы сочтете необходимым поправить, будет доставлено в вашу рабочую комнату.

— Благодарю вас. Но мне потребуется много шелковых нитей разных тонов. Боюсь, что я не захватила с собой достаточное количество.

— Я это предвидела, мисс Сэлвин. Если вы составите список, то грум немедленно отправится в Дерби и закупит все, что надо, в местных магазинах. Если чего-то там не окажется, он поедет в Лондон.

— Вы очень добры, миссис Кингстон.

— Я бы хотела, чтобы вы приступили к работе как можно скорее. Это весьма срочное задание, — добавила домоправительница.

— Я потороплюсь.

— Да, пожалуйста, поторопитесь. Сейчас уже наступило время ленча, но после него желательно увидеть вас на рабочем месте. Если вы не возражаете, то я вернусь к своим делам, а экскурсию по Кэлвидон-хаузу мы с вами совершим позже.

— Это хорошая идея, — улыбнулась Алинда. — У меня и так уже голова от обилия впечатлений идет кругом.

Говоря это, Алинда разглядывала обрыв на кромке занавески. Как будто кто-то грубо наступил на драгоценный бархат, и тончайшая вышивка оказалась испорченной.

Миссис Кингстон посмотрела на золотые часы с крышкой, которые носила на массивной цепочке на груди.

— Наступило время ленча, мисс Сэлвин. Я могу проводить вас обратно в вашу комнату, а после еды вы вернетесь сюда и прикинете, что вам может понадобиться.

— Я так и сделаю, — согласилась Алинда. — Не тратьте на меня свое время, я уверена, что смогу найти дорогу в свою комнату. Это на том же этаже, хоть и не близко.

— Да, это не близкий путь. Я часто думаю, что если подсчитать мили, которые я каждый день вышагиваю по этим коридорам, то никто бы мне не поверил.

— Вы были так добры ко мне, что показали Кэлвидон-хауз.

— Это только малая его часть, — рассмеялась миссис Кингстон. — Нам бы целого дня не хватило на осмотр всего дома. Еще имеется оранжерея, Оружейная и Северные галереи и дюжина других мест, где вам стоит побывать. Но на сегодня с вас достаточно.

— Я надеюсь, что как-нибудь в другой раз вы проведете меня и по этим помещениям, — заикнулась было Алинда.

— Возможно. Как вы уже, наверное, догадались, здесь каждый уголок близок моему сердцу.

— Да, я это почувствовала, — кивнула Алинда. — Каждый, кто живет в этом доме, должен ощущать себя счастливым.

Она в очередной раз удивилась, почему молодой лорд куда-то удалился от такой красоты.

Энергичным шагом, шурша платьем, миссис Кингстон шагала впереди Алинды по коридорам, а попавшая чудом в это великолепие скромная швея думала, что ей необычайно повезло, и, что бы ни случилось в ближайшем будущем, она не станет жалеть, что откликнулась на газетное объявление.

Мысли ее возвратились к мистеру Феликсу Хэнсону. И Алинда с некоторым удивлением призналась самой себе, что, несмотря на множество иных впечатлений, их встреча в салоне не стерлась у нее из памяти.

Сначала она просто рассердилась на его фамильярное обращение с ней, когда он сжимал ее пальчики и что-то тихонько нашептывал в ухо, но потом поняла, что его следовало бы опасаться. Совершенно очевидно, что он был любовником вдовствующей графини. То, как властная красавица разговаривала с ним, демонстрировало даже такой невежде в жизненных проблемах, как Алинда, что он имеет над графиней определенную власть.

Алинда подумала, что ухаживания мистера Хэнсона могут доставить ей массу неприятностей. Если это могло возбудить ревность графини, то последствия, несомненно, будут для Алинды печальными.

Конечно, ей трудно было представить такую ситуацию, но пожатие его пальцев было весьма настойчивым, и тут она не ошиблась.

«Вероятно, подобные испытания ждут любую беззащитную молодую женщину», — с горечью подумала Алинда. Теперь она поняла, почему ее матушка так беспокоилась, отпуская ее из родного дома.

Накануне вечером Алинда накрепко заперлась в своей спальне и дважды проверила надежность запоров перед тем, как уснуть. В то же время она убеждала себя, что никакой мужчина — если он, конечно, джентльмен — не будет преследовать девицу в доме, где сам он является лишь гостем.

Но круг чтения Алинды был обширным, и она многое почерпнула из него, в том числе что такие события случаются сплошь и рядом. Любая честная девушка может стать объектом домогательства мужчины помимо ее воли. А позорное пятно все равно — виновата она или нет — ляжет на ее репутацию. «Никакой мистер Хэнсон не выдворит меня из этого прекрасного дома», — храбро решила Алинда.

Но все равно неясная тревога мешала ей сосредоточиться на неотложных делах. Она боялась, потому что не попадала еще прежде в подобные ситуации.

Едва она покончила с ленчем, как к ней явился мистер Джеймс Лейсворс, который как раз писал ей. Это был человек в годах, и его внимательный взгляд сквозь очки показался Алинде скептическим.

— Я очень надеюсь, что вы, мисс Сэлвин, достаточно сведущи в той работе, которая вам предстоит.

Алинда сразу же окрестила его «надутым индюком», но промолчала.

— Я думаю, будет справедливо, если только после того, как миссис Кингстон и, разумеется, ее милость одобрят вашу работу, вы получите причитающееся вам вознаграждение.

— Спасибо, мистер Лейсворс. Меня это вполне устроит.

— Я навел справки насчет оплаты за подобную работу, и должен вам сказать, что она чересчур высока, особенно для такой молодой особы, как вы.

— Не имею желания вступать с вами в спор, мистер Лейсворс. Если работа выполнена хорошо, она и должна быть оплачена соответственно. А мой возраст тут ни при чем. Женщина в пятьдесят лет может быть такой же неопытной, как и двадцатилетняя.

Мистер Лейсворс сосредоточенно задумался, подбирая нужные слова, чтобы возразить девушке. Наконец он разразился тирадой:

— Я приму во внимание ваши доводы, мисс Сэлвин, но, однако, я должен согласовать размер вознаграждения с ее милостью. Я так понимаю, из наших предварительных договоренностей с нею, что в случае полного одобрения оплата составит около пяти шиллингов за час работы.

Алинде трудно было удержаться, чтобы тут же не заплясать от радости перед этим индюком. В самых смелых мечтах своих она не могла вообразить, что ей будут платить так много, но внутренний голос приказал ей сохранять спокойствие.

— Меня это устроит, мистер Лейсворс. Конечно, в том случае, если моя вышивка угодит вкусу ее милости.

— Это главное условие, — торжественно напомнил ей «индюк».

С небрежным поклоном он удалился, прикрыв за собой дверь, а Алинда все смотрела на закрывшуюся дверь, не в силах поверить, что это были не грезы, а весьма деловой разговор.

«Пять шиллингов в час!» Прикинув, что она проработает по шесть часов в день, а может быть, и более, пока за окном светло, это составит целое богатство для них с матушкой.