Глава седьмая

Становилось все жарче. Вероятно, лучше было попытаться отыскать путь к реке, которая где-то пересекала долину.

Она была уже у самого подножия гор. Кругом лежали огромные валуны и множество мелких камней, принесенных сюда во время схода лавины.

Но воды нигде не встречалось.

Зошина подумывала, не вернуться ли ей в город, но все в ней сопротивлялось новому столкновению с неразрешимыми проблемами, которые ждали ее во дворце.

Она знала, что решение существует, но никак не могла его найти.

«Не могу я… вернуться», — шептала девушка.

В то же время она прекрасно понимала, что Ники должен был уже сообщить о случившемся, и скорее всего принц-регент давно выслал кого-нибудь на поиски.

«Он… сердится на меня», — подумала Зошина, и от этой мысли легкий холодок пробежал по ее телу.

Но даже его гнев был бы лучше, чем жизнь без любимого с ненавистным ей королем.

Зошине казалось, что эта ненависть и отвращение к нему, столь несвойственные ее натуре, унижали ее. Она теряла чувство собственного достоинства и словно опускалась до его уровня.

«Нет, я не смогу жить такой жизнью и никогда не смогу уподобиться подружкам короля».

Снова ее поглотили те же мучительные переживания, которые преследовали ее всю ночь, не давая ни на миг заснуть.

Губы у Зошины пересохли, жажда становилась нестерпимой.

Объехав огромный валун, она увидела прямо перед собой легкий дымок, поднимающийся вверх.

Она послала Шаму вперед, надеясь, что найдет там лесорубов.

Подъехав ближе, она увидела костер, вокруг которого собрались цыгане.

В Лютцельштайне тоже часто встречались цыгане, и сестры всегда интересовались их жизнью, а Каталин находила в ней особую романтику.

Зошина даже пыталась изучать язык цыган, но он оказался слишком трудным для нее, а от фрау Вебер девушка узнала историю этого народа.

В Лютцельштайне преобладали венгерские цыгане. И Зошина предположила, что и в Дьере должны кочевать их собратья.

Подъехав к Их костру, она убедилась, что облик цыган, черные волосы и глаза, очень напоминали тех, кого она встречала в Лютцельштайне.

Сидевшие у костра мужчины стали медленно подниматься, изумленно рассматривая подъехавшую всадницу.

Чтобы успокоить их, она поспешила произнести на их языке приветствие, означавшее «добрый день».

— Latcho Ghes! — сказала девушка.

Цыгане заулыбались.

— Latcho Ghes! — неслось со всех сторон, но остальное она понять уже не смогла.

Спешившись и ведя Шаму за повод, Зошина подошла к костру и попросила:

— Не могли бы вы дать мне немного воды?

При этом она подтвердила свою просьбу жестами. Цыгане зашумели, и одна из женщин поспешно схватила бурдюк и отлила из него воды в кубок, сделанный из рога антилопы.

На вкус вода оказалась чуть солоноватой, но Зошина была слишком измучена жаждой, чтобы привередничать. Она выпила все, и женщина снова наполнила кубок.

Тогда Зошина показала на Шаму, понимая, что конь измучен жаждой не меньше ее. И снова цыгане догадались, о чем она просит, и один из пожилых мужчин взял у нее из рук уздечку и отвел коня туда, где их собственные лошади были привязаны рядом с огромной выдолбленной тыквой, наполненной водой.

Зошина стояла, наблюдая за жеребцом, и тут одна из женщин на немыслимой смеси языков предложила ей поесть.

Тогда только девушка заметила, что над костром висел большой горшок, в котором цыгане готовили себе пищу.

Там, видимо, тушилось мясо молодого оленя или газели.

Зошина охотно приняла приглашение. Жажда ее больше не мучила, но голод уже давал о себе знать.

Она не завтракала, а судя по тому, как высоко поднялось солнце, близился полдень.

Ей положили в деревянную миску кусок мяса и даже достали откуда-то старинную серебряную ложку, хотя сами они ели руками, подбирая соус черным крестьянским хлебом.

На ложке был выгравирован какой-то замысловатый герб. Возможно, не так давно она входила в столовый набор знатного дворянина.

Мясо, приправленное травами, было удивительно вкусно.

Зошина пожалела, что бросила заниматься языком и теперь могла изъясняться лишь отрывочными фразами, сопровождая их пантомимой.

Она поняла, что цыгане перекочевывали к востоку, и предположила, что они вскоре покинут Дьер, поскольку никогда и нигде не задерживаются надолго.

Женщины с огромными темными глазами были очень красивы, дети, смуглые, очень живые, — прелестны.

Мужчины казались суровыми, угрюмыми и неприветливыми. Видимо, к ней отнеслись с подозрением, поскольку ее никто не сопровождал.

Они посматривали на нее и о чем-то перешептывались, словно ждали какого-нибудь подвоха.

Она попыталась объяснить, что приехала из города и собирается возвратиться домой. Чтобы показать, что им нечего опасаться ее, Зошина посадила к себе на колени маленького мальчика и позволила ему играть жемчужными пуговицами на жакете ее костюма для верховой езды.

Один из цыган что-то шепнул той женщине, которая первая пригласила девушку поесть с табором. Та улыбнулась и кивнула. После этого цыган встал, окинул Зошину все тем же подозрительным взглядом и направился куда-то прочь.

Зошина уже собралась сказать, что ей пора возвращаться, но цыганка вытащила чашу, налила туда кипящую воду из очень старого чайника и поднесла ей.

— Чай, — сказала она, — чай.

Зошина взяла чашу из рук цыганки и пригубила незнакомый на вкус, но очень приятный напиток.

Она не могла различить, какие травы входили в его состав, тем более что туда добавили меду.

Окружавшие ее цыгане пришли в восторг от того, что ей понравился чай, и когда она допила его до конца, предложили ей еще, но она только покачала головой:

— Мне надо ехать!

Зошина поискала глазами Шаму, и ей вдруг показалось странным, что расстояние от костра до того места, где его привязали вместе с цыганскими лошадьми, так увеличилось.

Ей совсем не хотелось двигаться, она никак не могла заставить себя подняться на ноги.

Цыгане наблюдали за ней, и ей показалось, что они смотрят на нее иначе, чем раньше.

На мгновение ей показалось, что она знает почему, но прежде чем девушка сумела удержать эту мысль, лица цыган расплылись и отступили куда-то далеко, так же, как Шаму.

«Мне надо подняться! Мне надо ехать!» — попыталась приказать себе Зошина.

Но вместо этого почувствовала, как погружается куда-то в темноту, в которой уже не было никаких Мыслей…

— Проснись же, ну проснись, Зошина! — Голос раздавался откуда-то издалека. — Зошина!

Она узнала этот голос. Волна неслыханного счастья обдала все ее существо.

— Зошина!

Теперь голос звучал громче и требовательнее. Девушка улыбнулась этому знакомому до боли голосу и с усилием открыла глаза.

Она различила его лицо совсем близко от себя и очертания головы. Свет падал сзади него. Неудержимое счастье нахлынуло на нее, она пробормотала:

— Я люблю… вас… Я… вас люблю!

— Бесценное мое сокровище, любимая моя! — выдохнул принц-регент. — Я думал, мне уже не суждено отыскать вас, но, кажется, с вами все в порядке. Они не сделали вам ничего плохого?

Он говорил с нею, он был так близко! Разве могла она в этот миг думать о ком-то, кроме него? Все остальное не имело для нее никакого смысла.

— Я люблю… я люблю вас! — повторила она.

И он не смог побороть себя. Зошина почувствовала прикосновение его губ, и сердце рванулось из ее груди. Ей казалось, она тает в его объятиях.

Пусть только он прижимает ее к себе, пусть целует, и пусть это никогда не кончится. Но принц отстранился и заговорил сдавленным голосом:

— Я уже думал, я потерял вас! Как вы могли решиться на такое безумие? Зачем вы поехали одна?

Тут только Зошина начала что-то вспоминать и бессвязно забормотала:

— Цыгане!.. Они… дали мне… какой-то… чай… Может, они… что-то подмешали туда?

— Ну да! — отозвался Шандор. — Если бы мы не встретили их с Шаму, нам бы никогда не найти вас.

— Шаму? — не поняла девушка.

— Они украли коня, но, к счастью, я сразу же узнал его, встретившись с табором.

Зошина постаралась заставить себя соображать.

Она лежала в какой-то пещере на сене, рядом был принц-регент. Он опустился на колено, поэтому она могла различать его профиль при свете, проникавшем в пещеру.

На земле подле нее лежало седло Шаму и уздечка. Понимая, как ей трудно собраться с мыслями, Шандор пояснил:

— Цыгане решили напоить вас тем, что у них называется «сонный чай». Они оставили тут седло Шаму и его уздечку, чтобы никто не узнал, откуда он, и тронулись в путь. К счастью, мы натолкнулись на них. Если бы они не привели нас сюда, моя любимая, прошло бы немало времени прежде чем вас нашли бы.

— Простите… меня… мне очень жаль, — пробормотала Зошина.

— Когда этот юноша, грум, возвратился во дворец и рассказал мне, как вы умчались одна, я пришел в ужас. Он был уверен, что это Шаму во всем виноват, но я почувствовал, что все произошло по вашему желанию.

— Он… все говорил… говорил… А мне хотелось… подумать.

Девушка взглядом умоляла его понять ее, и, когда он улыбнулся в ответ, ей показалось, будто пещеру осветило солнце.

— Я понимаю, — пробормотал Шандор, — но нельзя же так рисковать!

— Но… вы же… нашли меня.

— Нашел, и я благодарю Бога за это. А теперь, если вы в силах, я отвезу вас домой.

— Домой? — Впервые с момента этой встречи она по выражению глаз регента поняла, что все их проблемы и обрести никуда не делись.

— Я… я не могу… вернуться.

— Вы должны. У вас нет выбора, — тихо и печально проговорил принц-регент, и она поняла, что это правда. Выбора у нее не было.

— Но как вы… можете говорить… мне это?! — прошептала Зошина, и он понял, что она вспомнила о короле и его возмутительном поведении.

— Я заставлю его вести себя прилично, — резко произнес принц-регент.

— Он не… станет вас… слушать.

Регент вздрогнул и крепко стиснул зубы. Помолчав, он решительно произнес:

— Я найду способ заставить его.

Но Зошина была уверена, что король не обратит внимания ни на какие требования.

Как только дядя потеряет власть над ним, король отстранит его от дел, и бывший регент уже не сможет изменить ситуацию.

Наверное, принц Шандор догадался, о чем она думает. В его глазах застыла страшная боль. И девушка поняла, что все это значило для него.

Он любил свою страну, любил ее жителей, он понимал их нужды и их желание сохранить независимость от Германии.

Он охотно отдал бы жизнь за это на поле битвы, и ему было тяжело жить, зная, что он не может защитить Дьер.

И он сражался против самого себя, против своих чувств, желаний, своей любви.

И, почувствовав его боль, его страдание, Зошина словно сразу повзрослела. Она поняла, что не смеет усугублять их, жалуясь и цепляясь за него.

— Мы возвратимся, — сказала она, заставив голос не дрожать. В нем не осталось ни колебаний, ни страха.

Они молча посмотрели друг на друга. Принц-регент бережно поднес ее руку к губам и поцеловал.

Затем он поднялся на ноги, подошел к выходу из пещеры, позвал одного из солдат, поджидавших его там, и попросил забрать седло Шаму и уздечку.

Зошина встала, стряхнула с юбки сухие травинки, подняла шляпку с вуалью с земли и направилась к выходу из пещеры.

Выйдя, она увидела, что цыгане отнесли ее довольно высоко в горы. Если бы регент не разбудил ее, она могла бы проспать в пещере всю оставшуюся часть дня и ночь.

В голове все еще гудело, но легкий ветерок освежал ее. Девушка глубоко вздохнула. Ей повезло, что регент и шестеро его гвардейцев нашли ее так быстро.

Черная гладкая спина Шаму блестела на солнце. Его серебряная уздечка вернулась к нему, заменив грубую веревку, которую надели на него цыгане.

Зошина надела шляпку, увидела, как подтянули подпруги у седла Шаму, и спросила:

— А где цыгане?

— Я отпустил их, как только они привели меня сюда, — улыбнулся принц Шандор.

— Вы позволили им уйти? — удивилась Зошина.

— Если бы я арестовал их, это вызвало бы ненужные толки и сплетни. Пришлось бы объяснять, почему вы в такой ранний час покинули дворец, почему, как только справились с Шаму, не повернули его обратно.

— Вы… очень… мудро рассудили.

— Я стараюсь, — со вздохом сказал принц-регент. — Но я так боялся, что никогда не отыщу вас. Я и представить себе не мог, какой грозной может казаться цветущая горная долина. Ведь я любил ее всю жизнь.

— Теперь я… в безопасности, — с легкой улыбкой попыталась успокоить его Зошина.

Но она понимала, что это не правда. Ей грозила опасность, которая была куда страшнее того, что с ней сделали цыгане. Но какой смысл было говорить об этом? По крайней мере, думала девушка, судьба подарила ей радость поездки с принцем Шандором. Еще целый час, а может, и больше…

Она не знала, как далеко они находились от дворца. Солдаты ехали сзади, не мешая их беседе.

— Мне так хотелось этого — отправиться с вами на верховую прогулку, — сказала Зошина, убедившись, что солдаты ее не слышат.

— У меня никогда не хватало времени на удовольствия, — задумчиво проговорил регент. — Но мне тоже хотелось этого. А еще хотелось танцевать с вами и показать вам свой дом.

Зошина вопросительно взглянула на него, и Шандор пояснил:

— У меня есть дом, который принадлежал еще моему отцу. Для меня это самое прекрасное место, поэтому мне так хотелось видеть вас там.

Она поспешила спросить:

— А где это?

— В долине, очень напоминающей эту, со всех сторон окруженной горами. Дом построен на берегу теплого озера.

— Теплого? — удивилась Зошина.

— В нем бьют горячие источники, и я могу купаться в озере и зимой, и летом.

— Какая прелесть! — воскликнула Зошина.

Их взгляды встретились, и она подумала, что ничто не могло быть лучше: плавать с Шандором в озере и видеть над их головами синее небо и солнце, отраженное в воде.

Какое-то время они ехали молча, потом девушка не выдержала:

— Когда-нибудь я… смогу побывать в вашем доме. Какая несбыточная надежда! Дом принца Шандора — последнее место, которое пожелал бы посетить король, а королеве едва ли будет удобно посещать человека, удаленного королем от дел.

Но ей не хотелось, чтобы Шандор погрузился в печальные размышления.

— Я буду… мечтать о вашем… доме у… теплого озера. Так я буду чувствовать себя… ближе к вам. Вы словно будете рядом, как тогда, когда вы… будили меня.

— И я буду думать о вас. Уж это никто не сможет отнять у нас.

— Никто! — решительно воскликнула Зошина.

Ей казалось, что до дворца еще очень далеко, но его шпили и башни города довольно скоро предстали перед ними.

Она взглянула на принца-регента и догадалась, что он тоже думал о том, что их ждет во дворце.

Предстояло объясниться с герцогиней Софией, да и все остальные, несомненно, ждали объяснений.

— Предоставьте все мне, — сказал принц-регент. — Шаму понес вас, вы потеряли дорогу, цыгане приняли вас у себя в таборе, и они показали бы вам обратную дорогу, если бы мы не нашли вас раньше.

— А гвардейцы подтвердят ваш рассказ? — спросила Зошина.

— Это моя личная охрана, из моего полка, — ответил принц-регент с гордостью.

Зошина подумала, что она не ошиблась: солдаты любили своего командира и с гордостью последовали бы за ним.

— Хорошо, что вы защищаете цыган.

— Я не хочу, чтобы жители Дьера боялись или преследовали их, как в соседних странах.

— Это… ужасно.

— Вы все правильно чувствуете. Я всегда старался, чтобы был мир между нашими людьми, а цыгане — тоже наши люди.

— Я уже… говорила вам, вы очень… мудры.

Он улыбнулся ее похвале, но оба подумали о короле, отнюдь не отличавшемся мудростью.

Он уже умудрился восстановить против себя не только придворных, но и простой люд.

«Я должна заставить его понять гибельность подобного поведения», — думала Зошина, в очередной раз ощущая свою беспомощность. Георгия ей не убедить. Для него не существовало ничего, кроме собственного удовольствия.

Близость дворца давила на них, и они ехали в полном молчании, тем более что гвардейцы подъехали ближе, когда процессия вступила на улицы города.

Слышались только цокот копыт, звон уздечек и, как казалось Зошине, биение ее сердца.

Девушка страшилась всего, что ждало ее впереди.

И лишь одно воспоминание царило над всеми страхами: Шандор целовал ее! Это был невероятный восторг, настоящее чудо близости. Они принадлежали друг другу, и ничто не имело значения, кроме торжества их любви.

Ей хотелось бы сказать Шандору об этом, сказать, сколько он значит для нее, как она восхищается им!

Но сейчас это было немыслимо. Зошина только повернулась к нему, взгляды их снова встретились, и она не усомнилась ни на секунду, что и он тоже вспомнил их поцелуй.

Они въехали во дворцовый парк по задней подъездной аллее. Там их встретили двое часовых, стремительно вытянувшихся по стойке «смирно».

Потом они проехали по аллее цветущего кустарника, где розовые и белые лепестки устилали землю перед ними.

Как будто последние остатки дурмана улетучились, вернув ей полную ясность мысли, Зошина спросила очень тихо, так, чтобы ее мог расслышать только принц-регент:

— Как же… теперь? Ведь я… пропустила… церемонию в парламенте?

— Полагаю, ее отложили. Предоставьте мне решить все проблемы.

— Мне бы хотелось… чтобы так было всегда…

Шандор не ответил и даже не повернул голову в ее сторону. Зошина подумала, что, возможно, он не расслышал ее последних слов.

Они спешились у бокового входа во дворец, и когда они вошли туда, девушке неудержимо захотелось взять принца за руку.

Ей казалось, что, если бы она могла держаться за него, ей было бы легче выдержать упреки бабушки и недовольство премьер-министра.

Она понимала, что члены парламента сочли крайне невежливым ее поведение по отношению к ним. Девушка решила принести самые искренние извинения каждому из них и пообещала себе никогда больше не позволять себе столь необдуманных поступков.

Они довольно долго шли по длинному коридору, пока не достигли центральных покоев дворца.

Навстречу им поспешил кто-то из адъютантов.

— Стража на крыше издали заметила вас, сир, — обратился он к принцу-регенту. — Премьер-министр ожидает вас в приемной.

Без слов поняв, что ей не избежать немедленной расплаты за свое поведение, Зошина последовала за регентом в приемную, когда лакеи распахнули перед ними двойные двери. Она увидела премьер-министра и герцогиню Софию в дальнем конце комнаты.

Чувствуя себя набедокурившей девочкой, Зошина направилась к ним.

Принц-регент шел рядом. Премьер-министр направился им навстречу.

Зошина отчаянно искала слова, подходящие для выражения извинений и сожалений.

Как ни странно, премьер-министр смотрел только на принца-регента.

Принц Шандор остановился. Похоже, он был тоже удивлен.

— К моему глубокому сожалению, сир, — начал премьер-министр глухим голосом, — я приношу вам плохие новости.

— Плохие новости? — Принц-регент явно не ожидал услышать ничего подобного.

— Несколько часов назад, — продолжал премьер-министр, — нам сообщили, что его величество оказался втянутым в бесчинства, имевшие место вчера вечером в центре города.

Принц-регент напрягся, но не произнес ни слова.

— Осколком стекла его величеству перерезали яремную вену. Это случилось, вероятно, поздно ночью. Когда его величество обнаружили утром, он уже истек кровью.

В комнате воцарилась тишина. Казалось, ни принц Шандор, ни Зошина не могли ни шелохнуться, ни даже дышать.

Но тут премьер-министр громко провозгласил:

— Король умер! Да здравствует король!

Он опустился на колено и поцеловал руку принца-регента.

Зошина пересекла комнату, выглянула в окно и вскрикнула от восторга.

Перед ней расстилалась великолепная панорама. Высокие горы и долина у их подножия белели, покрытые снегом. Озеро, над которым стоял этот огромный дом, отражало стальное зимнее небо.

Над озером клубился прозрачный туман, который образовывался, когда горячий пар, поднимавшийся от воды, смешивался с холодным воздухом.

Все окружающее казалось сказочным, нереальным. Будто продолжением волшебного чуда, ощущение которого переполняло ее.

Сзади подошел муж, и она повернулась к нему:

— Как же здесь красиво… Даже лучше, чем вы рассказывали мне! О Шандор, неужели все это правда?

— Правда, моя любимая, разве ты забыла, что ты моя жена?

— Как же могу я… забыть? Мне казалось, эти месяцы вынужденного ожидания никогда не кончатся, и может случиться, что… вы забудете обо мне!

— Это невероятно, но я испытывал нечто подобное. Эти семь месяцев тянулись, как семь столетий, но я не осмелился сократить этот срок, — улыбнулся он в ответ.

Зошина засмеялась:

— Папа и так был шокирован, что не назначили традиционный год после помолвки.

Король улыбнулся снова:

— Я проявил небывалое красноречие, убеждая всех, что стабильность важнее традиционного протокола. Парламенты обеих стран согласились со мной, поэтому твоему отцу пришлось сдаться.

— Вы хотите сказать… маме! — озорно заметила Зошина. — Но ей-то хотелось поскорее избавиться от меня. Она только обрадовалась сокращению сроков.

— Не могу в это поверить.

— Но так оно и есть. Каталин сказала, что я невероятно похорошела от счастья, которое переполняло меня. Мама просто не могла больше переносить мое присутствие.

— А отчего ты была так счастлива? — серьезно спросил король.

— Ну… вы же знаете! Я же была влюблена… неистово, безумно влюблена в того, за кого мне суждено было выйти замуж!

Она говорила с такой страстью, что король обнял ее и крепко прижал к себе.

Потом снял с ее волос капюшон, отороченный лисьим мехом, и стал расстегивать горностаевую шубку.

В ней Зошина ехала по улицам, которые заполняли приветствовавшие их толпы людей, когда молодожены направлялись к железнодорожной станции, где специальный королевский поезд поджидал их, чтобы увезти к дому Шандора у озера.

На последнем участке этого пути их ждали сани, запряженные двумя великолепными лошадками, которые понесли их по заснеженной дороге с такой скоростью, что дух захватывало. Зошине показалось, что их несла колесница богов.