Глава 17

Кристин склонила голову и молилась, чтобы Филип и Тайра были счастливы. В маленькой церквушке со следами бомбежек на заколоченных досками окнах и лесами, закрывшими статуи из серого камня, было очень тихо. И все же Кристин не чувствовала пустоты и одиночества. «Вот такой должна быть свадьба», — подумала она, пока священник ясным низким и звучным голосом произносил слова, сделавшие Филипа и Тайру мужем и женой. Кристин вспомнила о матери, представив, как горько та пожалеет, что не побывала на свадьбе Филипа. Но все получилось просто и как-то само собой: Лидия уехала из дому рано поутру, а Иван вообще не вернулся из Лондона.

— Болезнь Элизабет послана Богом, — сказала Кристин Тайре, когда они ждали на маленькой пустой платформе поезда, который должен был отвезти их в Лондон. — Нам бы ни за что не обмануть маму, у вас у обоих слишком счастливый и взволнованный вид.

— Все равно мне жаль, что ее сейчас нет с нами, — ответила Тайра, и Кристин понравилась ее искренность, скрывавшаяся за обычными словами.

Во время пути все трое держались очень молчаливо, но Кристин тем не менее сознавала подспудное напряжение: из-за него Филип и Тайра почти не могли смотреть друг на друга, из-за него дыхание у них учащалось, стоило встретиться их рукам, оно создавало вокруг них непроницаемую ауру, словно они жили в собственном мире. С первого взгляда становилось очевидным, что они поглощены любовью, и Кристин было завидно. Они, казалось, переполнены счастьем и уверены в себе и в своем будущем.

Филип выбрал тихую скромную церквушку на узкой улочке. Кристин никогда раньше о такой не слышала, но, стоило ей войти внутрь, открыв тяжелую дубовую дверь, она сразу поняла, что им двигало. В этом маленьком здании царила атмосфера глубокой веры и торжественности. Ее удивило чутье Филипа, потому что раньше она не подозревала в нем религиозности или особой тонкости в том, что касалось религии. Однако она знала, что его выбор этой церкви для свадьбы с Тайрой был не случаен.

«Как мало нам известно даже о родных и близких!» — подумала Кристин, впервые пытаясь понять, не она ли больше виновата в таком неведении, чем те, с кем она была рядом. Сколько еще всего она не понимала, сколько еще оставалось для нее закрытой книгой даже в собственном доме! Неожиданно Кристин почувствовала себя маленькой и ничтожной. И теперь, молясь со склоненной головой за Филипа и Тайру, она молилась и за себя, чтобы в будущем обрести большее понимание.

Филип и Тайра преклонили колени у ступеней алтаря, при этом Тайра подняла голову и взглянула на Филипа. Кристин увидела этот взгляд и выражение на лице Тайры. Это был взгляд восторга, почти обожания. В то же время в нем было что-то еще — что-то смутно знакомое, чему в первую секунду Кристин не смогла подобрать слова. «Что же это было?» — спрашивала она себя. А потом вдруг совершенно ясно вспомнила. Точно такое выражение она видела на лице Ивана в тот вечер, когда он играл им в студии.

Это были как будто не ее собственные мысли, а чужой голос заговорил, внушая ей объяснение. Это любовь, настоящая любовь, излияние того, что внутри человека, отдача самого высокого, лучшего. Кристин поразила эта идея. Любовь Тайры к Филипу, любовь Ивана к музыке — каждый отдавал то, что было у него в душе. Странно, как двое совершенно разных людей были в этом похожи! А как же она сама? Сияло ли ее лицо таким же светом, когда она помогала страдающим? Какой она представала в тот момент откровения и высшего напряжения, когда сила, наполовину физическая, наполовину ментальная, проходила сквозь нее? Неужели снова любовь тому объяснение?

Кристин внезапно почувствовала, будто как бы приподнялась, увидела то многое, что раньше было непонятно, и поразилась. Любовь, вот в чем весь секрет. Она была каналом, по которому протекала эта любовь, и она знала, что исцеляющие силы принадлежат не ей самой, а чему-то очень великому и сильному. Ее руки были всего лишь руками дирижера, управлявшего огромными силами, которые, если собирались вместе, могли возвратить здоровье слабым.

Любовь! Кристин даже боялась дышать, чтобы не вспугнуть зародившуюся мысль, которая могла исчезнуть и оставить ее снова в полном неведении, в котором она только что пребывала. Какой же глупой она была, какой недалекой, что не понимала раньше этого единственно возможного объяснения! Как легко было смотреть на вещи узко и считать, что любовь — это в основном физическое притяжение между мужчиной и женщиной, а не сама Вселенная. Филип и Тайра, Иван и музыка, она и ее дар: за всем этим находилась одна сила, одно чувство, выражавшееся через каждого, превращаясь при этом в одно и то же — любовь!

А потом, когда ей показалось, что еще мгновение — и ей станут подвластны тайны Вселенной, красота жизни и ее смысл, это мгновение прошло, и она снова стала сама собой, лишь дрожала от пережитого волнения, и все же она была другой — окрыленной, обогащенной, переродившейся после той чудесной минуты.

Тем временем Филип и Тайра отошли от алтаря и направились к ризнице. Кристин поднялась на ноги, немного пошатываясь, держась обеими руками за спинку скамьи перед собой, чувствуя, что испытала сейчас нечто важное и почему-то от этого ослабела, в то же время она все еще ощущала неземную легкость, которая наступает, когда удается на несколько секунд избежать тяжелого груза житейских забот.

Она последовала за ними в ризницу. Поцеловала Филипа и Тайру, пожала руку священнику и посмотрела, как они поставили подписи в книге регистрации. У нее слегка перехватило горло, когда она им сказала:

— Я знаю, вы будете счастливы, обязательно. Выйдя из церкви, Филип подозвал такси.

— Мы собираемся позавтракать в «Савое», — сказал он. — Ты поедешь с нами, Кристин?

— Лучше нет, — ответила Кристин, а когда они взглянули на нее с удивлением, добавила: — Вам хочется побыть вдвоем, я знаю. У вас и так мало времени. А я… мне нужно подумать.

— С тобой все в порядке? — спросил Филип. — А то ты выглядишь немного бледной.

— Я совершенно здорова, — ответила Кристин и серьезно закончила: — Ваша свадьба была очень красивая. Мне было очень хорошо на церемонии. Не волнуйтесь за меня, поезжайте и развлекитесь. К вечеру вернетесь?

— Мы приедем к чаю, — ответил Филип, — повидать мамуи забрать багаж. — У Тайры вырвался легкий возглас удивления. — А ты думала, мы обойдемся без свадебного путешествия? — нежно обратился к ней Филип. — Я все устроил. Мы поживем в маленькой гостинице поблизости от дома, но в достаточном отдалении, чтобы побыть вдвоем.

— Как прелестно, — прошептала Тайра, и глаза ее засияли.

— В таком случае, — Филип обратился к Кристин, — быть может, ты переменишь свое решение и позавтракаешь с нами?

Кристин покачала головой:

— Я очень вам завидую, благослови вас Бог, родные! Увидимся за чаем.

Она повернулась и пошла по улице. Ей хотелось побыть одной, хотелось попытаться проанализировать то чувство, которое она испытала в тихой серой церквушке. Но теперь это было труднее. То, что несколько минут назад казалось таким ясным, сейчас обросло вопросами; здравомыслие вернулось и заподозрило во всем пережитом экстаз.

«Жаль, что я не старше, — внезапно подумала Кристин. — Я хотела бы, чтобы у меня был кто-то, с кем можно обсудить все это, и чтобы он понял». Тут она подумала, что унее есть такой человек, а когда мимо проползло такси с поднятым флажком, она остановила его и назвала адрес. Только оказавшись на месте, она задумалась над собственным порывом.

Харри Хампден смотрел от нечего делать в окно, гадая, стоит ли готовить себе коктейль до второго завтрака, когда к дому подъехало такси Кристин. Все утро его мучило и раздражало собственное безделье, он жаждал деятельности, ощущения одиночества и восторга полета. В воздухе он повелевал и машиной и собой, теперь же, на земле, искалеченный, он чувствовал себя побежденным и бессильным. Он хотел жить, но, кажется, жизнь обходила его стороной. Только в кабине самолета он ощущал душевный подъем и чувствовал свое превосходство, что питало его надежды на будущее. Он говорил себе, что в его теперешней депрессии виновата атмосфера в доме, но знал, что причина гораздо глубже.

Долгие годы, в течение которых Стелла лежала без сознания живым трупом, взяли свою дань. Он любил Стеллу и, пережив в раннем детстве потерю матери, отдал всю нежность подростка, а затем и молодого человека своей сестре. Она тянулась к нему, и он пытался заменить ей, хотя бы отчасти, родительскую любовь, которой она была лишена. А без ее общества, ее смеха и желаний, которые она заставляла его выполнять, Харри окончательно повзрослел и стал мрачно смотреть на вещи. Потрясение от попытки самоубийства сестры заставило его придерживаться строгого пуританского взгляда на плотскую любовь, на самом деле чуждого его темпераменту и характеру. Он начал бояться любви, потому что видел, как молодое, свежее, бьющее через край чувство было попрано и разрушено, превратившись в воплощение ужаса.

Он сторонился любви, и все же сейчас, когда он меньше всего того ожидал, любовь тронула его душу, борясь со всей силой и энергией с предрассудками, которыми он намеренно оградился как щитом. Временами он ненавидел женщин, потому что они привлекали его, ненавидел, потому что часто его до боли влекло к их мягкой прелести, тогда как он упрямо заставлял себя придерживаться выбранного пути. Он был хорош собой, и поэтому иногда соблазн неизбежно оказывался слишком силен. У него был кое-какой опыт, но только тот, что оставил в нем горечь и цинизм. Потом он начал думать о Кристин. Его приводила в восторг ее сдержанность, природное достоинство, придававшее ей серьезность, так что временами казалось, что она старше, чем была на самом деле, и ее красота, не бросавшаяся поначалу в глаза, при продолжении знакомства проявлялась ярко и глубоко, как проявляется красота прекрасно выполненной гравюры.

Успешное лечение Стеллы повергло Харри в полное изумление, затем он понял, что его благодарность и радость были не сравнимы с теми эмоциями, которые в нем пробудила Кристин. Поначалу он боролся с приливом, грозившим снести тщательно воздвигнутое укрепление, которое, как он воображал, построено навечно. Но борьба оказалась бесплодной. Наконец, признавшись самому себе, он смирился со своей любовью и тут же испытал новый страх по совсем другим причинам. А что, если он слишком стар для Кристин? И что еще хуже, захочет ли она знаться с человеком малоподвижным, покалеченным?

Желая Кристин со всем неистовством природы, которую подавляли и слишком долго подчиняли дисциплине, Харри как будто получил ответ на свою молитву, когда увидел подъехавшее к двери такси и знакомое лицо, промелькнувшее в окошке машины.

Дверь открылась, когда Кристин подошла к крыльцу. Она подняла глаза и увидела Харри.

— Я заметил, как подъехало ваше такси, — сказал он. — Не откажетесь позавтракать со мной?

— Если предложите, — просто ответила Кристин.

— Разумеется. Я как раз собирался сесть за стол.

— Вы один?

— Совершенно. Не станете возражать?

— Конечно нет, — ответила Кристин. — Просто я подумала: вдруг нарушу компанию?

Кристин прошла первой в большую гостиную, где они впервые встретились.

— Вообще-то мне не следовало бы сейчас приезжать, — сказала она. — Я должна была завтракать с братом и невесткой. Приехала сюда прямо со свадьбы.

— Прямо со свадьбы? — воскликнул Харри. — Подумать только. А ведь вы ничего нам не говорили, почему вы такая скрытная?

— Я сама ни о чем не знала, — ответила Кристин. — Они только что решили пожениться! Я была единственным представителем семьи.

— Звучит интригующе, — сказал Харри. — Расскажите подробнее.

Кристин покачала головой:

— Это длинная и сложная история. Лучше вы мне расскажите, как у вас дела, как Стелла?

— Как всегда ждет встречи с вами. Она хорошо провела ночь и заявила мне сегодня утром, что если я в ближайшее время не избавлюсь от сиделок, она сойдет с ума. Должен сказать, я понимаю ее.

— Я тоже, — согласилась Кристин. — Почему бы вам не увезти ее? Недели две на море или в Шотландии пошли бы вам обоим на пользу.

— Это мысль, — медленно проговорил Харри, затем добавил: — Вы, конечно же, поедете с нами?

— Я? — воскликнула Кристин. — О, я даже не думала об этом.

— Но вы поедете?

Кристин помолчала с минуту, затем подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Вы поедете, не правда ли? — повторил он.

— Да, с удовольствием.

Кристин произнесла эти слова машинально, но с ней происходило что-то странное после того, как она взглянула в глаза Харри. Ее захлестнуло внезапное волнение, и она ждала, чуть раскрыв губы и не сводя с пего глаз. И тогда он шагнул к ней, преодолев разделяющее их пространство.

— Кристин, — сказал он внезапно севшим голосом, — вы ведь знаете, что я пытаюсь сказать, не так ли?

Она не могла ответить ему и чуть отвернула голову, испугавшись собственных эмоций, захвативших ее, и быстрого биения сердца.

— Кристин.

Невозможно было ошибиться ни в голосе, ни в тоне, которым он говорил. Она вновь взглянула на него.

— О Харри!

Они смотрели друг на друга, и внезапно она оказалась в его объятиях.

— Я так давно хотел это сказать, — произнес он, — но мне все казалось, что еще слишком рано. Мне было непонятно, как мог заинтересовать тебя калека вроде меня.

— Ты не калека! — возмущенно проговорила Кристин, спрятав лицо у него на плече, а когда она подняла голову, он наклонился и поцеловал ее.

Почувствовав мягкость ее губ, он все крепче и крепче сжимал объятия, и она ослабела от его властной силы.

— Я люблю тебя, — сказал он наконец. — Ты совершенно не похожа ни на одну девушку из тех, что встречались мне в жизни. Неужели я тебе не совсем безразличен?

— Харри, это так все неожиданно. Я до этой минуты не думала ни о чем подобном.

— А теперь?

— Я люблю тебя.

Харри крепче прижал ее к себе:

— Дорогая, это чудесно! Давай поженимся немедленно — сегодня же! Чего нам ждать?

Кристин рассмеялась:

— Прошу тебя! Дай мне возможность… подумать. Я только что обнаружила, что люблю тебя.

— А ты уверена в этом? — Харри взглянул на зардевшееся прелестное лицо, склоненное к его плечу.

— Завтрак подан, сэр.

Голос от двери заставил их виновато отпрянуть друг от друга, и они тут же оба рассмеялись.

— Еще один прибор для мисс Станфилд, Добсон, — сказал Харри. — И между прочим, можете нас поздравить.

— В самом деле, сэр, это прекрасная новость, сэр! Мои самые сердечные поздравления!

Добсон вышел из комнаты, а Кристин, протестуя, повернулась к Харри:

— Но, Харри! Нельзя же рассказывать всем подряд! Еще рано.

— Почему? Я хочу, чтобы весь мир узнал. Я хочу кричать об этом со всех крыш.

Он ликовал, как мальчишка, — трудно было узнать в нем того серьезного человека, который слегка пугал ее своей мрачностью.

— Но, дорогой, подумай о наших семьях, — взмолилась Кристин. — Мы ведь не рассказали даже Стелле или моей матери.

— Тогда пойдем и расскажем Стелле прямо сейчас, и, конечно, твоей семье! Я совсем забыл о них. Они ведь не будут против, правда?

— Надеюсь, что нет.

Харри остановился как вкопанный.

— Боже мой, не хочешь ли ты сказать, что они не одобрят твой выбор или что-то в этом роде?

Кристин рассмеялась:

— Нет, ничего столь решительного. Просто не знаю, понимают ли они, что я уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж. Ведь я вернулась из Америки совсем недавно.

— Тем лучше, они не будут скучать по тебе. Заявляю совершенно откровенно, я не могу ждать. Ты нужна мне сейчас, немедленно.

Он протянул руки, чтобы поймать ее, но она игриво ускользнула.

— Давай пойдем и расскажем Стелле, — произнесла Кристин. — Все случилось так быстро… я боюсь потерять благоразумие.

Когда Кристин смотрела, как Харри медленно поднимается по ступеням, сердце ее сжалось. «Я хоть чем-то смогу помочь ему, — подумала она. — Нет смысла долго ждать. Если Филип вступил в брак, то и мне можно тоже».

Стелла была в восторге. Она сидела в подушках и выглядела чрезвычайно прелестно — совершенно другой человек по сравнению с тем, какой она была даже неделю тому назад. Каждый день ей становилось все лучше, она все больше интересовалась собой и окружающими. Услышав новость от Харри и Кристин, она протянула к ним руки с радостным возгласом:

— Как это чудесно! Просто замечательно! Теперь я не потеряю тебя, Кристин. Я так боялась, что наступит день, когда ты уйдешь и оставишь меня.

— Как бы я смогла? — укоризненно произнесла Кристин.

— У тебя могли быть другие, более интересные пациенты.

— Теперь, когда у нее на руках будет двое таких, как мы, — сказал Харри, — у нее не останется времени для других.

— Я сама превращусь в пациента, если мне не дадут поесть, — грустно произнесла Кристин. — Умираю от голода.

— Я тоже, теперь, когда ты заговорила об этом, — кивнул Харри, — хотя, мне кажется, это довольно неромантично, словно мы не ценим такой важный момент в нашей жизни.

Он говорил шутя, но Стелла восприняла его слова всерьез.

— Мне кажется, важные моменты заставляют вспоминать о голоде, — сказала она.

А Кристин, чувствуя себя покоренной, наклонилась и поцеловала Стеллу в щеку.

— Мы пойдем и съедим огромный завтрак, а потом вернемся к тебе поболтать.

— Пожалуйста, поторопитесь, — взмолилась Стелла. — Мне еще столько хочется услышать от вас.

Оказавшись на лестнице, Харри взял Кристин под руку.

— Ты гордишься тем, что сделала? — спросил он.

— Разница огромная, не правда ли? — ответила Кристин.

— И ты думаешь, после этого мы могли бы отпустить тебя? — спросил он, еще крепче сжимая ее руку.

— Полагаю, ты только по этой причине и женишься на мне.

Харри остановился и обнял ее:

— Возьми назад это несправедливое обвинение.

Его губы оказались совсем рядом. Кристин попыталась рассмеяться, но смех застрял у нее в горле. В его близости и нежной властности голоса было что-то, от чего она теряла уверенность и становилась робкой.

— Ну же, — настойчиво повторил он, когда она не ответила.

— Харри, я так счастлива!

Едва расслышав эти слова, он нашел ее губы, и молодые люди прильнули друг к другу, забыв обо всем на свете. Кашель и шуршание накрахмаленного передника вернули их обратно на землю, и они поняли, что сзади них на маленькой площадке стоит сиделка Стеллы.

— Наш завтрак остынет, — сказал Харри.

Кристин высвободилась из его рук, перехватив удивленный взгляд сиделки, плотно сжавшей губы.

— Доброе утро, сестра, — оживленно поздоровалась она. Последовала короткая пауза, прежде чем прозвучал обычный ответ, но холодный и подчеркнуто неодобрительный:

— Доброе утро, мисс Станфилд. Оказавшись в столовой, Кристин произнесла:

— Ты мог бы и ей сказать. Могу представить, что теперь она думает о нас.

— Как только я увидел ее лицо, решил не делать этого, — ответил Харри, — мне всегда не нравилась эта сиделка.

— Все равно. Мне невыносима одна мысль о том, что она сейчас предполагает.

— Тогда я скажу ей после завтрака. Но мне нравится, что есть повод досадить ей — она такая.

Они вместе расправились с завтраком, во время которого болтали, смеялись и ели, не чувствуя, что именно едят. Было столько недосказанного в их оживленном, легком разговоре, о чем говорили их сердца. Под конец Харри закурил сигарету и поднялся из-за стола, чтобы открыть дверь перед Кристин.

— Пойдем и расскажем дракону, — сказал он. — Мне кажется, ее не особенно обрадует наша новость. Заодно рассеем все ее черные мысли и вновь восстановим печать респектабельности этого дома.

— Я рада слышать, что ты всегда был респектабельным, — улыбнулась Кристин.

Она говорила легко, не задумываясь над словами, но Харри нахмурился, и ей показалось на секунду, что разрушилась их близость и доверительность. Он как бы удалился от нее и стал чужим. Она ждала. Тогда он дотронулся до ее руки и строго произнес, словно это было очень важно:

— Я никогда не хотел ни на ком жениться, кроме тебя, ты единственная девушка, которую я когда-либо любил.

Кристин испытала огромное облегчение, развеявшее тайный страх, о котором она не подозревала до этого момента, но который скрывался где-то в глубине, мучая и терзая ее. Харри не был легкомысленным, он не похож на Ивана! Слава Богу!

Они поднялись по лестнице. Сиделки нигде не было видно, и они прошли прямо к Стелле.

— У меня по расписанию тихий час, — сказала она, — но мне сейчас совершенно не хочется спать. Я слишком взволнованна. Подними шторы, Харри, и давайте поболтаем.

Харри сделал, как его просили, и присел рядом с Кристин на кровать.

— Я хочу знать все, — сказала Стелла, — когда вы впервые поняли, что полюбили друг друга, что сказали и что почувствовали.

— Я давно уже полюбил Кристин, — сказал Харри, — мне кажется, с самого первого дня, как она здесь появилась.

— Неправда! — воскликнула Кристин. — Я тебе ни капли не понравилась. Ты принял меня за шарлатанку и не верил, что я хоть как-то смогу помочь Стелле. Ну же, признавайся!

— Действительно, я был очень удивлен, увидев тебя, — согласился Харри. — Когда сэр Фрейзер предложил привести целителя, я представил себе толстую старуху в домотканых одеждах или что-то в этом роде. Для меня целительство всегда связано с погружением в транс и тому подобное.

— Жаль, я не знала, что здесь творится, — сказала Стелла. — Как бы мне хотелось увидеть лицо Харри.

— И доктора Дирмана! — засмеялась Кристин. — Вот уж кого, действительно, не назовешь моим поклонником. Бедный старикан, боюсь, я разрушила все его теории.

— Бог с ним, — сказала Стелла, — расскажите мне лучше о себе.

— Больше рассказывать особенно нечего, — ответила Кристин. — Мне кажется, то, что я побывала утром на свадьбе, подтолкнуло Харри к действиям, иначе он никогда бы мне ничего не сказал.