Глава 1

1895

Вернувшись из деревни, Чандра увидела у входа в дом чей-то фаэтон и поспешно ускорила шаг.

Ее отец не любил, когда его беспокоили. Девушка это прекрасно знала, и поэтому в ее душе сразу же возникло легкое раздражение. С какой стати кто-то осмелился навестить отца в ее отсутствие? Тем не менее девушка тут же укорила себя. Ведь виновата она сама. Не остановись она поболтать со знакомыми, то домой пришла бы минут на двадцать раньше.

Посещение деревни всегда доставляло ей удовольствие.

Владельцы тамошних лавчонок, которые знали ее еще с тех пор, как она едва научилась ходить, с неизменной готовностью делились с ней воспоминаниями о «былых деньках»и ее красавице матери.

— А, вот и вы, мисс Уордслл! С каждый днем вы становитесь все более похожей на вашу матушку, — обычно восклицала, едва завидев Чандру, миссис Гири, чьи изумительно вкусные булочки с хрустящей корочкой, казалось, пахли утренней свежестью.

— Миссис Гири, вы так любезны, спасибо вам за добрые слова, — обычно отвечала ей Чандра.

И миссис Гири начинала длинное повествование о том, какой красавицей была мать Чандры в те дни, когда они только приехали в усадьбу, и как сильно все жители деревни ее любили.

Это действительно так, подумала Чандра. Ее мать отличалась даром располагать к себе людей всюду, где бы она ни бывала. Возможно, она пускала его в ход чаще, чем какая-либо другая женщина, стремясь хоть как-то скрасить тем самым недостатки своего мужа.

Профессор Бернард Уорделл находил людей скучными и хотел лишь одного — чтобы его оставили в покое, наедине с его любимыми книгами.

Он был самым выдающимся специалистом своего времени в области санскрита. Его труды получили всемирное признание. Он стал членом Королевского азиатского общества.

Своим почетным членом его избрали также Королевское научное общество и Парижское общество по изучению Азии.

К несчастью, широкую публику не интересовали его работы, посвященные древним языкам, а это означало, что написанные им книги не пользовались спросом. Точнее, оседали мертвым грузом на полках тех книжных магазинов, чьи владельцы скрепя сердце все же соглашались выставить их на продажу.

Профессор как-то раз получил грант — правда, очень маленький — от Азиатского общества Бенгалии, однако в основном ему с дочерью приходилось существовать за счет тех скудных гонораров, которые время от времени поступали от издателей.

— Не кажется ли тебе, отец, — частенько говорила Чандра, — что ты мог бы написать какую-нибудь книгу. Она заинтересовала бы обычного читателя, который хотел бы узнать больше о Востоке, о его литературных сокровищах. Ведь люди даже и не подозревают об их существовании!

— Я не собираюсь метать бисер моей мудрости перед свиньями! — отрезал отец.

— Но, папа, ведь нам нужны деньги, и хотя я трясусь над каждым пенсом, что ты даешь мне, мы не можем быть сыты одним лишь святым духом.

Напоминая отцу об их бедственном положении, девушка знала, что тот не слушает ее.

Его мысли витали где-то далеко в облаках, в ламаистском монастыре в Тибете или в какой-нибудь другой святой обители у подножия Гималаев, там, где мудрецы далекого прошлого спрятали свои рукописи, которые никто, кроме ученых мужей, не способен расшифровать.

Иногда, читая о том, как бойко, огромными тиражами, расходился какой-либо популярный роман или книга о путешествиях, Чандра жалела, что ее отец так упрям и несговорчив.

Вскоре к ней пришло понимание, что отец ни на кого не похож, и как бы трудно им ни пришлось в дальнейшем, она ни за что не захочет, чтобы он изменился.

Именно потому, что они испытывали отчаянную нужду в деньгах, профессор совершенно не мог позволить себе содержать секретаря или помощника. Чандра пять лет назад начала работать вместе с ним над его переводами.

Первое время она просто тонула в безбрежном море незнакомых понятий, и требовалась огромная сила воли, чтобы не бросить это занятие. Однако затем девушка стала находить его интересным и увлекательным.

И это при том, что профессор был совершенно никудышным учителем. Он не отличался терпением и часто срывался на крик, если его дочь никак не могла освоить какие-нибудь ученые премудрости: понять замысловатое слово на санскрите или едва уловимый грамматический нюанс.

Однако шли годы, и Чандра, обладавшая пытливым, проницательным умом, жадно вбирала знания и все лучше ориентировалась в санскрите. Наконец она стала настолько хорошо разбираться в этом древнем языке, что в течение всего последнего года самостоятельно делала черновик перевода рукописи. При этом профессору оставалось лишь немного поправить ее текст, что значительно облегчало его работу.

Профессор Уорделл старел, и долгие путешествия, которые он совершал в заброшенные уголки мира, где когда-то подхватил малярию и разные другие типичные для Азии болезни, начинали теперь сказываться.

Впрочем, профессор не желал признавать, что годы берут свое, что он уже не так крепок, как прежде, и поэтому Чандра часто шла на хитрости, говоря, например: «На этом я заканчиваю, папа. В сегодняшней газете есть очень интересная статья, о которой мне хотелось бы знать твое мнение. Я положила ее у твоего кресла».

Отец обычно не перечил ей и опускался в свое любимое кресло. В результате он засыпал сразу же, едва в его руках оказывалась газета, что, по мнению Чандры, лишний раз свидетельствовало о его быстрой утомляемости. Хотя сам он ни за что бы в этом не признался.

Теперь же, спеша по дорожке, которая вела к дому и вся заросла сорняками, выполоть которые было некому, так как они с отцом не могли позволить себе нанять садовника, Чандра подумала, что присутствие гостя не только раздражает, но и утомляет отца.

Совсем недавно у нее возникло подозрение, что он заставляет себя работать на пределе своих физических возможностей, неблагоразумно изнуряя свой организм.

Поравнявшись с открытым фаэтоном, Чандра увидела, что в упряжке стоят две лошади, а на козлах величественно восседает кучер в шляпе с кокардой.

Девушка удивилась. Не иначе, как к ним пожаловала какая-нибудь важная персона, а то откуда такой шикарный выезд. К числу литераторов — знакомых отца — гость не принадлежал и подавно, ибо последние в подавляющем большинстве были столь же бедны, как и он.

Чандре оставалось лишь надеяться, что это не леди Дорритт. Потому что если в мире и существовал человек, которого ее в общем-то безобидный отец не мог терпеть, так это .жена генерал-губернатора. Губернаторша навязывала мистеру Уордсллу свое докучливое покровительство, а безудержной болтливостью могла свести с ума кого угодно.

Чандра знала, что леди Дорритт имела обыкновение выезжать лишь в закрытом экипаже и потому, несмотря на теплую сентябрьскую погоду, вряд ли могла пожаловать в гости к профессору Уорделлу.

Девушка вошла в обитый дубовыми панелями холл, откуда на второй этаж вела красивая резная лестница в елизаветинском стиле.

В тот момент, когда она спешила в кабинет, где — она была уверена в том — отец уединился с гостем, ее взгляд случайно упал на дубовый стул, на котором лежал чей-то цилиндр.

Ей сразу же стало ясно, что, кто бы ни находился сейчас у отца, это наверняка не леди Дорритт, однако точно установить личность гостя такое умозаключение тоже не позволяло.

Рука Чандры уже потянулась к дверной ручке кабинета, когда вдруг из-за нес послышался незнакомый низкий голос. Девушка замерла, вслушиваясь.

Она не могла расслышать отчетливо каждое слово, однако затем, повинуясь какому-то необъяснимому чувству, вместо того чтобы войти в помещение, быстро сделала несколько шагов к другой двери в холле, открыла ее и вошла в гостиную.

После смерти миссис Уорделл этой комнатой почти не пользовались. Чтобы ковер не выцвел на солнце, шторы в ней были постоянно задернуты. К тому же так было лучше для старой Эллен, единственной, кто остался у них из прислуги. Меньше комнат — легче убирать.

Бесшумно ступая по ковру, Чандра направилась в угол гостиной, где в стену был встроен застекленный шкаф, служивший буфетом. Он, очевидно, сохранился еще со времен королевы Анны, когда стены этой комнаты впервые были обиты панелями.

Недавно, и это произошло совершенно случайно, открыв дверцу буфета, заставленного изящной фарфоровой посудой, Чандра обнаружила, что может отчетливо слышать все, что происходит в кабинете за соседней стеной.

Она предположила, что, для того чтобы устроить в стене буфет, кирпичи в этой ее части разобрали, и остался лишь тонкий слой штукатурки на стене соседней комнаты.

Когда она рассказала отцу о своем открытии, тот рассмеялся.

— Я не могу поверить в то, что этот дом, который до того, как мой отец купил его, принадлежал одной из самых уважаемых в графстве семей, когда-либо использовался для того, чтобы шпионить за людьми. Тем не менее твое открытие может принести нам пользу.

— Каким образом, папа? — спросила Чандра.

— Если кто-то из надоедливых гостей, которые иногда бывают здесь, начнет слишком действовать мне на нервы, я просто слегка повышу голос, и ты придешь мне на помощь, — ответил отец.

— Нет никакой необходимости повышать голос, папа, — возразила Чандра. — Достаточно использовать условную фразу. Если ты скажешь: «Что-то слишком холодно для этого времени года»— я буду знать, что тебе хочется избавиться от гостя, но если ты скажешь: «Кажется, запахло дымом»— я буду знать, что тебе срочно требуется помощь.

— Мне придется прибегать к этому ухищрению всякий раз, когда ты будешь навязывать мне общество этих болтунов, у которых никогда не закрывается рот, — пробурчал отец. — Почему меня нельзя оставить в покое? Я никак не могу взять это в толк!

Это было главной темой стенаний профессора Уорделла, ибо вес, чего он хотел, сводилось к одному: остаться наедине со своими книгами. И когда он вполне откровенно высказывал это желание какому-либо гостю, его переставали беспокоить визитами, по крайней мере на несколько недель. Таким образом профессор добивался желаемой цели.

Теперь же, открыв дверцу буфета, Чандра опять услышала тот же низкий голос, который заставил ее остановиться перед дверью кабинета. Он произнес следующее:

— Если мои сведения соответствуют действительности, то это будет самая изумительная находка всех времен!

— Согласен с вами, — ответил профессор, — однако вам так же, как и мне, слишком хорошо известно, что очень часто сообщения о таких манускриптах основаны на слухах и обычно оказываются ложными.

— Мой информатор — человек безукоризненной честности, но, разумеется, и его могли ввести в заблуждение.

— А в прошлом он оказывал вам какую-либо реальную помощь?

— Он всегда отличался чрезвычайной надежностью.

Кроме того, он не посчитал для себя за труд проделать долгий путь до Калькутты, чтобы встретиться со мной как раз в гот момент, когда я уже садился на пароход, отплывавший в Англию.

— Да, это говорит в его пользу. Однако, лорд Фроум, вы еще не сказали, чем могу быть для вас полезен я.

Чандра вздрогнула.

Теперь ей было ясно, с каким гостем беседует сейчас отец.

Деймон Фроум относился к числу сравнительно молодых ученых, которые интересовались санскритскими рукописями, и отец часто упоминал о нем.

За последние два года он прислал профессору несколько рукописей, в переводе которых Чандра принимала самое активное участие.

Она вспомнила, что эти рукописи были интереснее большинства других документов, над которыми трудился ее отец.

Чандру охватил восторг. Если лорд Фроум привез ее отцу какую-то новую работу, лучшего нельзя было и желать. Именно это им сейчас так нужно.

Когда она собралась уйти из деревни, мистер Дарт, бакалейщик, сказал ей:

— Я знаю, что профессор очень занят, мисс Чандра, однако я был бы очень благодарен вам, если бы вы спросили у него, не мог бы он хоть немного заплатить по счету.

Мистер Дарт был нервным и немногословным для человека его профессии, которому следовало бы излучать кипучую энергию и болтать без умолку.

Чандра знала, что ему стоило немалых усилий заставить себя заговорить с ней об этом, и внутренне поежилась от мысли, что их счет у мистера Дарта не оплачивался вот уже несколько месяцев. Должно быть, он уже вырос до внушительных размеров.

— Я обязательно поговорю с папой, мистер Дарт, — быстро проговорила Чандра. — Я уверена, что он просто забыл о том, что мы вам задолжали. Вы же знаете, насколько он рассеян.

— Я приношу свои извинения, мисс Чандра, за то, что доставляю беспокойство вам и профессору Уорделлу, — ответил мистер Дарт, — но настали тяжелые времена и я не могу получить товары у торговцев, если не заплачу им наличными, — Понимаю, мистер Дарт, — сказала Чандра. — Я поговорю с отцом, как только приду домой.

Чтобы хоть как-то сгладить возникшую неловкость, она поинтересовалась здоровьем миссис Дарт и детей. Всех их девушка знала по именам.

Лавчонка осталась далеко позади, но Чандра все никак не могла выбросить заботу из головы — даже уплата мистеру Дарту такой символической суммы показалась ей почти нереальной.

Разумеется, Чандра могла написать издателям отца. В прошлом она уже прибегала к такому способу, но отец, узнав об этом, обычно очень гневался на нее.

Однако шанс на то, что издатели согласятся заплатить даже самую незначительную сумму за книги, вышедшие в прошлом году, был очень невелик. Эти работы, получившие высокую оценку в статьях ученых, не вызвали никакого отклика со стороны широкой читательской массы.

Интересно, осталось ли в доме что-нибудь такое, что можно было бы продать? — думала Чандра по пути домой.

Она могла бы и не задавать себе этот вопрос, потому что ответ на него был известен заранее.

Теперь же она воспряла духом.

Лорд Фроум привез ее отцу какую-то работу, и значит, с этого дня их дела пойдут на лад. Во всяком случае, будущее представлялось ей не таким уж мрачным.

— В данном случае, — продолжал лорд Фроум, — помощь, которую мне хотелось бы получить от вас, профессор, будет некоторым образом отличаться от того, что мы с вами делали раньше.

— Отличаться? — удивленно переспросил отец.

— В прошлом, — сказал лорд Фроум, — я привозил вам манускрипты, найденные мной в Тибете и Гималаях, и вы переводили их для меня с компетентностью, равной которой, по моему глубокому убеждению, не найти нигде в Старом Свете.

— Вы переоцениваете мои заслуги, — донесся до Чандры приглушенный голос отца, которому, судя по всему, комплимент пришелся по душе.

— Поскольку этот манускрипт обладает огромный ценностью и совершенно не похож на все те, которые я находил ранее, — с расстановкой, придававшей его словам многозначительность, произнес лорд Фроум, — я хочу, чтобы вы не только перевели его для меня, но сначала помогли мне найти его.

— Найти его? — удивленно переспросил профессор.

— Откровенно говоря, — сказал лорд Фроум, — я не уверен, что узнал бы этот документ, если бы мне представилась возможность увидеть его.

В помещении за стеной на какое-то время воцарилась тишина. Чандра была уверена, что ее отец уставился на лорда Фроума с недоуменным выражением на лице.

— Вот что я имею в виду, профессор, — сказал лорд Фроум, как бы отвечая на незаданный вопрос, который повис в воздухе. — Вам следует отправиться со мной в Непал.

— Вы полагаете, что манускрипт необходимо искать именно там? — спросил профессор Уорделл.

— Мой информатор сообщил, что он находится в ламаистском монастыре, в горах близ Катманду. Он почти уверен в том, что настоятель и монахи не имеют никакого представления об истинной ценности того, чем они владеют. Он считает, что люди они не слишком образованные, но очень набожные.

— Ну что ж, это облегчает задачу, — будничным тоном заметил профессор.

— Именно это я и подумал, — согласился лорд Фроум. — В то же время мне сказали, что в этом монастыре тысячи манускриптов, и если я не хочу копаться в них целый десяток лет, то должен рассчитывать на вашу помощь.

— Вы в самом деле предлагаете мне отправиться с вами в Непал? Я слышал, что въезд в эту страну сильно затруднен.

— Да, это так, — согласился лорд Фроум. — В действительности очень немногим европейцам удавалось получить разрешение. Исключение составил лишь британский резидент.

— Конечно, — сказал профессор. — Сэр Брайан Ходжсон был британским резидентом до 1843 года, если мне не изменяет память.

— Совершенно верно! — произнес лорд Фроум. — Однако затем из-за неуклюжих действий лорда Элленборо он ушел в отставку и, как вам известно, уединился от всего мира в Дарджилинге, где весьма успешно занимается изучением санскритских манускриптов.

— Еще как успешно! — подтвердил профессор. — Я видел большую часть тех работ, которые он представил в Королевском азиатском обществе и отправил в библиотеку министерства по делам Индии.

— Я тоже, — сказал лорд Фроум, — это просто фантастические коллекции, и потомки должны быть весьма благодарны ему за это.

— Сильно сомневаюсь в этом! — скептически заметил профессор, однако лорд Фроум продолжал:

— В настоящий момент в Непале находится британский резидент. К счастью для меня, он убедил премьер-министра дать разрешение на въезд в страну для меня и моего помощника. Предполагается, что мы там долго не задержимся, однако, насколько я понял, после того как мы окажемся там, можно будет просить о продлении разрешения.

— Из ваших слов явствует, что дело не такое уж и трудное, как я ожидал, — заметил профессор.

— Иметь дело с Востоком всегда непросто, Восток — дело тонкое, — ответил лорд Фроум. — Мы должны будем действовать поэтапно: шаг за шагом. На первой стадии главное — получить разрешение на пребывание в Непале в течение хотя бы ограниченного срока.

— А непальцы не поднимут шум по поводу вывоза из страны вещи, которая может считаться их национальным достоянием? — спросил профессор.

— Сомневаюсь, чтобы они были осведомлены об истинной ценности этих манускриптов. Не в смысле денег, разумеется, а в смысле их духовного, интеллектуального значения, — ответил лорд Фроум. — Нет нужды объяснять вам, профессор, что если мы найдем — а я очень надеюсь, что так оно и будет — то, что мы с вами называем манускриптом, от этого в конечном счете выиграет весь мыслящий мир.

— Мы можем только молиться о том, — сказал профессор, — чтобы ваш информатор не оказался введен в заблуждение ложными слухами.

— У меня есть предчувствие — а мои предчувствия меня еще никогда не подводили, — произнес лорд Фроум, — что мы обязательно найдем то, что ищем, и нам удастся доставить этот манускрипт сюда, чтобы вы могли спокойно поработать с ним.

Должно быть, при этих словах гость ее отца встал с места, потому что Чандра услышала, как заскрипело кресло. Затем лорд Фроум сказал:

— Я уезжаю сегодня вечером, однако надеюсь, что вскоре вы присоединитесь ко мне в Байрании.

— Каким же образом я это сделаю? — удивился мистер Уорделл.

— Поскольку дело не терпит отлагательств, — отвечал лорд Фроум, — я взял на себя смелость заказать вам каюту на океанском лайнере «Бсзвада», который отплывает из Саутгемптона в следующую среду. К тому времени, когда вы будете в Бомбее, я уже отправлюсь на север, однако совершенно точно буду ждать вас в Байрании.

Последовала непродолжительная пауза, и Чандра почувствовала, что на лице лорда Фроума появилась улыбка, когда он проговорил:

— Я знаю, что в прошлом вы много ездили верхом, профессор, и надеюсь, что, живя в Англии, вы продолжали упражняться в верховой езде.

— Вы хотите сказать, что в Непал нам придется добираться на лошадях? — спросил профессор.

— Железная дорога заканчивается в Байрании, и дальше предстоят по меньшей мере два дня пути по горной, сильно пересеченной местности, прежде чем дорога — если эта тропа заслуживает такого претенциозного названия — приведет нас в Катманду.

— Вряд ли это может быть хуже, чем поездка, которую я предпринял в Тибет десять лет назад, — заметил профессор. — Я до сих пор часто удивляюсь, как я только не околел от холода на перевалах или не заблудился в снежных бурях, после которых было почти невозможно отыскать тропу.

Лорд Фроум рассмеялся.

— Один неосторожный шаг — и ты летишь в пропасть вниз головой! В Непале немного легче, хотя его и называют «крышей мира».

— Вы меня успокоили, милорд, — иронически произнес профессор.

— Вот ваш билет на пароход, — продолжал лорд Фроум, — и деньги, которых вполне хватит на дорожные расходы во время вашего путешествия по морю. Один из моих слуг, конечно же, встретит вас в Бомбее и заранее позаботится о железнодорожных билетах и всем прочем. Он поедет с вами и будет для вашего же блага присматривать за вами.

— Я слышал, — сказал профессор, — что вы очень умелый организатор во всем, что касается путешествий, милорд.

— Да, вы правы, — сухо ответил его собеседник. — Я все планирую заблаговременно, и если ничто не нарушает моих планов, если не случается непредусмотренное, все идет гладко! В противном случае я должен узнать причину неудачи.

— Буду с нетерпением ждать начала нашей совместной работы в Непале, — произнес профессор. — Учитывая то, что вы всегда добиваетесь успеха, милорд, мне остается лишь надеяться, что и в этом случае вы не будете разочарованы.

— Позволю себе усомниться в этом, — в тон ему ответил лорд Фроум.

Чандра услышала шаги. Очевидно, оба собеседника уже направлялись к выходу из кабинета. Затем звуки шагов донеслись из холла, и она поняла, что отец провожает лорда Фроума до передней двери.

Она сделала уже пару шагов с намерением покинуть гостиную и присоединиться к ним, однако тут же передумала.

У нее возникло ощущение, что лорд Фроум не был заинтересован ни во встрече с ней, ни в знакомстве с какими-либо подробностями частной жизни ее отца.

Судя по всему, его совершенно не волновало то, что он мог причинить серьезные неудобства семье профессора. Ведь он бесцеремонно, если не сказать назойливо, потребовал, чтобы отец чуть ли не сию минуту отправился в Непал.

Голос лорда Фроума был решительными и не терпящим возражений. Такой голос, подумала Чандра, мог быть только у человека, который привык повелевать, и это вызвало у нее инстинктивную неприязнь к лорду Фроуму.

Этот человек, вне всякого сомнения, привык добиваться своего всеми правдами и не правдами и в жизни всегда шел напролом. Человек, который отдаст приказы, даже не задумываясь о возможности их невыполнения.

Ему нужен был ее отец, и он не сомневался, что тот будет беспрекословно следовать его указаниям.

Конечно же, Фроум все рассчитал заранее, он знал, что профессора заинтересует сообщение о редчайшем манускрипте, о котором доселе никто ничего не слышал. Однако, с обидой подумала Чандра, он мог бы проявить хоть немного участия. Лорд Фроум мог бы извиниться за неудобство, причиняемое его просьбой, и те испытания, которым он подвергнет пожилого человека со слабым здоровьем, предлагая ему оставить свой дом в Англии и отправиться на край света через пару дней.

— Он просто хочет, чтобы папа выполнял все его прихоти, — сказала себе Чандра.

Услышав, как закрылась дверь в передней, девушка вышла из темной гостиной и поспешила навстречу отцу.

Профессор Уорделл уже шел к себе в кабинет, и выражение его лица свидетельствовало о том, что он потрясен тем, что ему рассказал лорд Фроум.

— Папа… — начала она, однако отец тут же ее прервал, не дав договорить:

— Ты подслушивала наш разговор, Чандра? А я-то думал, что ты в гостиной.

— Да, папа. Я все слышала.

— Подумать только — манускрипт Лотоса! Я слышал о нем еще с детских лет. Он снился мне. Я никогда не думал, что мне удастся увидеть его или даже подержать в руках!

— Ты говоришь так, будто уже нашел эту рукопись, папа, а ведь все еще впереди. Расскажи мне, пожалуйста, о нем. Я не помню, чтобы ты когда-либо упоминал о манускрипте Лотоса в моем присутствии.

Профессор с размаху опустился в старое кожаное кресло.

Кожа на нем выцвела и местами протерлась, но все же это было самое удобное кресло в комнате.

— Манускрипт Лотоса, — произнес он, — это необыкновенная рукопись. Кстати, так принято называть его в среде тех, кто занимается изучением восточных писаний. Считается, что его написал один из учеников Будды, когда сам Будда был еще жив. В нем собраны высказывания Будды, которые отсутствуют в других книгах. Эта рукопись была настолько священна для последователей его вероучения, что вскоре после его смерти ее спрятали, чтобы она не попала не в те руки.

— И где же ее прятали? — поинтересовалась Чандра.

Отец сделал выразительный жест, разведя руками.

— Я предполагаю, что манускрипт переправляли из одного ламаистского монастыря в другой, переносили через горы и реки, и всегда с ним обращались со священным трепетом.

На одном месте он никогда подолгу не задерживался.

Чандра уже достаточно изучила Восток, чтобы усвоить, что такая тактика была типична для тех, кто всегда подозревал, что могут найтись воры, которые захотят украсть то, что имело такую огромную ценность, или, что еще хуже, — враги, которые пожелают уничтожить то, что недоступно их пониманию.

— Неужели ты думаешь, что нечто настолько ценное могло оказаться в заброшенном ламаистском монастыре в Непале?

— Судя по коллекции Ходжсона, мы знаем, насколько важными оказались буддистские работы, написанные на санскрите, которые были обнаружены в Непале, — отвечал профессор. — Почему же нельзя предположить, что в этом ламаистском монастыре не было в прошлом настоятеля, которому доверяли те, кто старался спасти манускрипт Лотоса?

— Нет, это я, конечно, понимаю, — сказала Чандра. — Но, папа, ты отдаешь себе отчет в том, что это путешествие будет для тебя очень изнурительным и потребует невероятного напряжения всех твоих физических и духовных сил?

Неужели ты думаешь, что твой организм в состоянии вынести вес это, а главное, переход через горы?

Профессор не ответил. И она продолжила:

— Я знаю, что в прошлом тебе это было по плечу. Ты столько рассказывал мне о своих путешествиях. Но, папа, ты же был тогда гораздо моложе.

— Я еще не впал в детство, — резко возразил профессор. — У тебя нет никаких оснований полагать, что я не в состоянии предпринять такое же путешествие, каких я немало проделал в прошлом.

Чандра уже готова была произнести: «Главная причина — твой почтенный возраст». Но эти слова застряли у нее в горле.

По выражению лица отца стало ясно, что идея путешествия, в котором он должен был сделать колоссальное по своему значению научное открытие, уже поглотила его целиком, без остатка, и теперь было бесполезно отговаривать его.

Наоборот, будет лучше всего, если она позаботится о том, чтобы он не испытывал каких-либо волнений и тревог.

Она наклонилась к нему и легонько поцеловала в лоб.

— Я представляю себе, насколько это захватывает тебя, папа, — сказала она, — и мне очень жаль, что я не могу поехать с тобой.

— Мне тоже очень жаль, моя дорогая, — печально произнес профессор, — и мне будет очень не хватать тебя, честное слово.

Чандра знала, что сейчас отец был вполне искренен.

Ему будет не хватать ее не только потому, что она заботилась о его быте, но также и потому, что он привык полагаться на нее в их совместной работе.

— Я уверена, что ты вполне сможешь обойтись без меня, — сказала она, чтобы придать отцу уверенности. — Вот только… не знаю, право, на что же мне жить, пока ты будешь отсутствовать?

Она ожидала, что отец ответит в своем обычном духе.

Дескать, сейчас ему не до таких мелочей, и все эти банальности жизни уладятся сами собой. Однако вместо этого он произнес:

— Очевидно, ты не слышала, что сказал мне лорд Фроум, после того, как мы вышли из кабинета.

— И что же он сказала, папа?

— Он сказал: «Я забыл упомянуть, профессор, что я, конечно же, настаиваю на том, что ваши услуги должны быть оплачены. Вот чек на шестьсот фунтов, а когда вы вернетесь, то получите еще один чек на такую же сумму».

От изумления у Чандры на секунду остановилось дыхание.

— Тысяча двести фунтов, папа! В это трудно поверить!

— Да, это внушительная сумма, — ответил ее отец. — В то же время предстоят расходы, и потом мы же не знаем, сколько времени мне потребуется на перевод манускрипта.

На какой-то момент Чандра была готова отбросить это соображение как явно второстепенное.

Все, что имело значение сейчас, это то, что она могла оплатить огромные счета в деревне, а также то, что они с Эллен не умрут с голода, пока ее отец будет в Непале.

Она так обрадовалась, что бросилась отцу не шею и, поцеловав его, воскликнула:

— Это чудесно, папа! Просто чудесно! Буквально полчаса назад я возвращалась домой из деревни и думала, как бы мне сказать тебе, что мистер Дарт попросил, чтобы мы оплатили наш счет у него хотя бы частично.

— Теперь ты можешь оплатить весь счет! — сказал профессор торжествующе. — А также счета у других лавочников, Которым мы могли задолжать.

— Долгов у нас хоть отбавляй, — произнесла Чандра с улыбкой, зная, насколько рассеян был ее отец в подобных делах. — Но теперь все поправится. О папа, я должна пойти и обрадовать Эллен!

Последнюю фразу она договаривала на ходу, направляясь в маленькую кухню, где Эллен, которая с незапамятных времен была служанкой матери, а теперь приглядывала за Чандрой и профессором после ее смерти, готовила чай.

Она нарезала тонкие ломтики хлеба для сандвичей с огурцом, любимого лакомства профессора, и Чандра поняла по выражению ее лица, что Эллен, как всегда, озабочена тем, как бы свести концы с концами.

— Эллен, что ты думаешь? — воскликнула Чандра, и в ее голосе звучало радостное возбуждение.

— Что я думаю, мисс Чандра? — ответила Эллен, подняв голову. — Я думаю, что чай придется подавать позднее, чем обычно, — вот что я думаю. И вдобавок у нас гость.

— Гость уже ушел, Эллен, — произнесла успокаивающе Чандра. — А теперь затаи дыхание, потому что ты не поверишь моим словам. Папин гость оставил нам чек на шестьсот фунтов!

— Будет вам, мисс Чандра. Не нужно так шутить. Деньги, если у вас их нет, не повод для шуток.