Глава 1

1895

Вернувшись из деревни, Чандра увидела у входа в дом чей-то фаэтон и поспешно ускорила шаг.

Ее отец не любил, когда его беспокоили. Девушка это прекрасно знала, и поэтому в ее душе сразу же возникло легкое раздражение. С какой стати кто-то осмелился навестить отца в ее отсутствие? Тем не менее девушка тут же укорила себя. Ведь виновата она сама. Не остановись она поболтать со знакомыми, то домой пришла бы минут на двадцать раньше.

Посещение деревни всегда доставляло ей удовольствие.

Владельцы тамошних лавчонок, которые знали ее еще с тех пор, как она едва научилась ходить, с неизменной готовностью делились с ней воспоминаниями о «былых деньках»и ее красавице матери.

— А, вот и вы, мисс Уордслл! С каждый днем вы становитесь все более похожей на вашу матушку, — обычно восклицала, едва завидев Чандру, миссис Гири, чьи изумительно вкусные булочки с хрустящей корочкой, казалось, пахли утренней свежестью.

— Миссис Гири, вы так любезны, спасибо вам за добрые слова, — обычно отвечала ей Чандра.

И миссис Гири начинала длинное повествование о том, какой красавицей была мать Чандры в те дни, когда они только приехали в усадьбу, и как сильно все жители деревни ее любили.

Это действительно так, подумала Чандра. Ее мать отличалась даром располагать к себе людей всюду, где бы она ни бывала. Возможно, она пускала его в ход чаще, чем какая-либо другая женщина, стремясь хоть как-то скрасить тем самым недостатки своего мужа.

Профессор Бернард Уорделл находил людей скучными и хотел лишь одного — чтобы его оставили в покое, наедине с его любимыми книгами.

Он был самым выдающимся специалистом своего времени в области санскрита. Его труды получили всемирное признание. Он стал членом Королевского азиатского общества.

Своим почетным членом его избрали также Королевское научное общество и Парижское общество по изучению Азии.

К несчастью, широкую публику не интересовали его работы, посвященные древним языкам, а это означало, что написанные им книги не пользовались спросом. Точнее, оседали мертвым грузом на полках тех книжных магазинов, чьи владельцы скрепя сердце все же соглашались выставить их на продажу.

Профессор как-то раз получил грант — правда, очень маленький — от Азиатского общества Бенгалии, однако в основном ему с дочерью приходилось существовать за счет тех скудных гонораров, которые время от времени поступали от издателей.

— Не кажется ли тебе, отец, — частенько говорила Чандра, — что ты мог бы написать какую-нибудь книгу. Она заинтересовала бы обычного читателя, который хотел бы узнать больше о Востоке, о его литературных сокровищах. Ведь люди даже и не подозревают об их существовании!

— Я не собираюсь метать бисер моей мудрости перед свиньями! — отрезал отец.

— Но, папа, ведь нам нужны деньги, и хотя я трясусь над каждым пенсом, что ты даешь мне, мы не можем быть сыты одним лишь святым духом.

Напоминая отцу об их бедственном положении, девушка знала, что тот не слушает ее.

Его мысли витали где-то далеко в облаках, в ламаистском монастыре в Тибете или в какой-нибудь другой святой обители у подножия Гималаев, там, где мудрецы далекого прошлого спрятали свои рукописи, которые никто, кроме ученых мужей, не способен расшифровать.

Иногда, читая о том, как бойко, огромными тиражами, расходился какой-либо популярный роман или книга о путешествиях, Чандра жалела, что ее отец так упрям и несговорчив.

Вскоре к ней пришло понимание, что отец ни на кого не похож, и как бы трудно им ни пришлось в дальнейшем, она ни за что не захочет, чтобы он изменился.

Именно потому, что они испытывали отчаянную нужду в деньгах, профессор совершенно не мог позволить себе содержать секретаря или помощника. Чандра пять лет назад начала работать вместе с ним над его переводами.

Первое время она просто тонула в безбрежном море незнакомых понятий, и требовалась огромная сила воли, чтобы не бросить это занятие. Однако затем девушка стала находить его интересным и увлекательным.

И это при том, что профессор был совершенно никудышным учителем. Он не отличался терпением и часто срывался на крик, если его дочь никак не могла освоить какие-нибудь ученые премудрости: понять замысловатое слово на санскрите или едва уловимый грамматический нюанс.

Однако шли годы, и Чандра, обладавшая пытливым, проницательным умом, жадно вбирала знания и все лучше ориентировалась в санскрите. Наконец она стала настолько хорошо разбираться в этом древнем языке, что в течение всего последнего года самостоятельно делала черновик перевода рукописи. При этом профессору оставалось лишь немного поправить ее текст, что значительно облегчало его работу.

Профессор Уорделл старел, и долгие путешествия, которые он совершал в заброшенные уголки мира, где когда-то подхватил малярию и разные другие типичные для Азии болезни, начинали теперь сказываться.

Впрочем, профессор не желал признавать, что годы берут свое, что он уже не так крепок, как прежде, и поэтому Чандра часто шла на хитрости, говоря, например: «На этом я заканчиваю, папа. В сегодняшней газете есть очень интересная статья, о которой мне хотелось бы знать твое мнение. Я положила ее у твоего кресла».

Отец обычно не перечил ей и опускался в свое любимое кресло. В результате он засыпал сразу же, едва в его руках оказывалась газета, что, по мнению Чандры, лишний раз свидетельствовало о его быстрой утомляемости. Хотя сам он ни за что бы в этом не признался.

Теперь же, спеша по дорожке, которая вела к дому и вся заросла сорняками, выполоть которые было некому, так как они с отцом не могли позволить себе нанять садовника, Чандра подумала, что присутствие гостя не только раздражает, но и утомляет отца.

Совсем недавно у нее возникло подозрение, что он заставляет себя работать на пределе своих физических возможностей, неблагоразумно изнуряя свой организм.

Поравнявшись с открытым фаэтоном, Чандра увидела, что в упряжке стоят две лошади, а на козлах величественно восседает кучер в шляпе с кокардой.

Девушка удивилась. Не иначе, как к ним пожаловала какая-нибудь важная персона, а то откуда такой шикарный выезд. К числу литераторов — знакомых отца — гость не принадлежал и подавно, ибо последние в подавляющем большинстве были столь же бедны, как и он.

Чандре оставалось лишь надеяться, что это не леди Дорритт. Потому что если в мире и существовал человек, которого ее в общем-то безобидный отец не мог терпеть, так это .жена генерал-губернатора. Губернаторша навязывала мистеру Уордсллу свое докучливое покровительство, а безудержной болтливостью могла свести с ума кого угодно.

Чандра знала, что леди Дорритт имела обыкновение выезжать лишь в закрытом экипаже и потому, несмотря на теплую сентябрьскую погоду, вряд ли могла пожаловать в гости к профессору Уорделлу.

Девушка вошла в обитый дубовыми панелями холл, откуда на второй этаж вела красивая резная лестница в елизаветинском стиле.

В тот момент, когда она спешила в кабинет, где — она была уверена в том — отец уединился с гостем, ее взгляд случайно упал на дубовый стул, на котором лежал чей-то цилиндр.

Ей сразу же стало ясно, что, кто бы ни находился сейчас у отца, это наверняка не леди Дорритт, однако точно установить личность гостя такое умозаключение тоже не позволяло.

Рука Чандры уже потянулась к дверной ручке кабинета, когда вдруг из-за нес послышался незнакомый низкий голос. Девушка замерла, вслушиваясь.

Она не могла расслышать отчетливо каждое слово, однако затем, повинуясь какому-то необъяснимому чувству, вместо того чтобы войти в помещение, быстро сделала несколько шагов к другой двери в холле, открыла ее и вошла в гостиную.

После смерти миссис Уорделл этой комнатой почти не пользовались. Чтобы ковер не выцвел на солнце, шторы в ней были постоянно задернуты. К тому же так было лучше для старой Эллен, единственной, кто остался у них из прислуги. Меньше комнат — легче убирать.

Бесшумно ступая по ковру, Чандра направилась в угол гостиной, где в стену был встроен застекленный шкаф, служивший буфетом. Он, очевидно, сохранился еще со времен королевы Анны, когда стены этой комнаты впервые были обиты панелями.

Недавно, и это произошло совершенно случайно, открыв дверцу буфета, заставленного изящной фарфоровой посудой, Чандра обнаружила, что может отчетливо слышать все, что происходит в кабинете за соседней стеной.

Она предположила, что, для того чтобы устроить в стене буфет, кирпичи в этой ее части разобрали, и остался лишь тонкий слой штукатурки на стене соседней комнаты.

Когда она рассказала отцу о своем открытии, тот рассмеялся.

— Я не могу поверить в то, что этот дом, который до того, как мой отец купил его, принадлежал одной из самых уважаемых в графстве семей, когда-либо использовался для того, чтобы шпионить за людьми. Тем не менее твое открытие может принести нам пользу.

— Каким образом, папа? — спросила Чандра.

— Если кто-то из надоедливых гостей, которые иногда бывают здесь, начнет слишком действовать мне на нервы, я просто слегка повышу голос, и ты придешь мне на помощь, — ответил отец.

— Нет никакой необходимости повышать голос, папа, — возразила Чандра. — Достаточно использовать условную фразу. Если ты скажешь: «Что-то слишком холодно для этого времени года»— я буду знать, что тебе хочется избавиться от гостя, но если ты скажешь: «Кажется, запахло дымом»— я буду знать, что тебе срочно требуется помощь.

— Мне придется прибегать к этому ухищрению всякий раз, когда ты будешь навязывать мне общество этих болтунов, у которых никогда не закрывается рот, — пробурчал отец. — Почему меня нельзя оставить в покое? Я никак не могу взять это в толк!

Это было главной темой стенаний профессора Уорделла, ибо вес, чего он хотел, сводилось к одному: остаться наедине со своими книгами. И когда он вполне откровенно высказывал это желание какому-либо гостю, его переставали беспокоить визитами, по крайней мере на несколько недель. Таким образом профессор добивался желаемой цели.

Теперь же, открыв дверцу буфета, Чандра опять услышала тот же низкий голос, который заставил ее остановиться перед дверью кабинета. Он произнес следующее:

— Если мои сведения соответствуют действительности, то это будет самая изумительная находка всех времен!

— Согласен с вами, — ответил профессор, — однако вам так же, как и мне, слишком хорошо известно, что очень часто сообщения о таких манускриптах основаны на слухах и обычно оказываются ложными.

— Мой информатор — человек безукоризненной честности, но, разумеется, и его могли ввести в заблуждение.

— А в прошлом он оказывал вам какую-либо реальную помощь?

— Он всегда отличался чрезвычайной надежностью.

Кроме того, он не посчитал для себя за труд проделать долгий путь до Калькутты, чтобы встретиться со мной как раз в гот момент, когда я уже садился на пароход, отплывавший в Англию.

— Да, это говорит в его пользу. Однако, лорд Фроум, вы еще не сказали, чем могу быть для вас полезен я.

Чандра вздрогнула.

Теперь ей было ясно, с каким гостем беседует сейчас отец.

Деймон Фроум относился к числу сравнительно молодых ученых, которые интересовались санскритскими рукописями, и отец часто упоминал о нем.

За последние два года он прислал профессору несколько рукописей, в переводе которых Чандра принимала самое активное участие.

Она вспомнила, что эти рукописи были интереснее большинства других документов, над которыми трудился ее отец.

Чандру охватил восторг. Если лорд Фроум привез ее отцу какую-то новую работу, лучшего нельзя было и желать. Именно это им сейчас так нужно.

Когда она собралась уйти из деревни, мистер Дарт, бакалейщик, сказал ей:

— Я знаю, что профессор очень занят, мисс Чандра, однако я был бы очень благодарен вам, если бы вы спросили у него, не мог бы он хоть немного заплатить по счету.

Мистер Дарт был нервным и немногословным для человека его профессии, которому следовало бы излучать кипучую энергию и болтать без умолку.

Чандра знала, что ему стоило немалых усилий заставить себя заговорить с ней об этом, и внутренне поежилась от мысли, что их счет у мистера Дарта не оплачивался вот уже несколько месяцев. Должно быть, он уже вырос до внушительных размеров.

— Я обязательно поговорю с папой, мистер Дарт, — быстро проговорила Чандра. — Я уверена, что он просто забыл о том, что мы вам задолжали. Вы же знаете, насколько он рассеян.

— Я приношу свои извинения, мисс Чандра, за то, что доставляю беспокойство вам и профессору Уорделлу, — ответил мистер Дарт, — но настали тяжелые времена и я не могу получить товары у торговцев, если не заплачу им наличными, — Понимаю, мистер Дарт, — сказала Чандра. — Я поговорю с отцом, как только приду домой.

Чтобы хоть как-то сгладить возникшую неловкость, она поинтересовалась здоровьем миссис Дарт и детей. Всех их девушка знала по именам.

Лавчонка осталась далеко позади, но Чандра все никак не могла выбросить заботу из головы — даже уплата мистеру Дарту такой символической суммы показалась ей почти нереальной.

Разумеется, Чандра могла написать издателям отца. В прошлом она уже прибегала к такому способу, но отец, узнав об этом, обычно очень гневался на нее.

Однако шанс на то, что издатели согласятся заплатить даже самую незначительную сумму за книги, вышедшие в прошлом году, был очень невелик. Эти работы, получившие высокую оценку в статьях ученых, не вызвали никакого отклика со стороны широкой читательской массы.

Интересно, осталось ли в доме что-нибудь такое, что можно было бы продать? — думала Чандра по пути домой.

Она могла бы и не задавать себе этот вопрос, потому что ответ на него был известен заранее.

Теперь же она воспряла духом.

Лорд Фроум привез ее отцу какую-то работу, и значит, с этого дня их дела пойдут на лад. Во всяком случае, будущее представлялось ей не таким уж мрачным.

— В данном случае, — продолжал лорд Фроум, — помощь, которую мне хотелось бы получить от вас, профессор, будет некоторым образом отличаться от того, что мы с вами делали раньше.

— Отличаться? — удивленно переспросил отец.

— В прошлом, — сказал лорд Фроум, — я привозил вам манускрипты, найденные мной в Тибете и Гималаях, и вы переводили их для меня с компетентностью, равной которой, по моему глубокому убеждению, не найти нигде в Старом Свете.

— Вы переоцениваете мои заслуги, — донесся до Чандры приглушенный голос отца, которому, судя по всему, комплимент пришелся по душе.

— Поскольку этот манускрипт обладает огромный ценностью и совершенно не похож на все те, которые я находил ранее, — с расстановкой, придававшей его словам многозначительность, произнес лорд Фроум, — я хочу, чтобы вы не только перевели его для меня, но сначала помогли мне найти его.

— Найти его? — удивленно переспросил профессор.

— Откровенно говоря, — сказал лорд Фроум, — я не уверен, что узнал бы этот документ, если бы мне представилась возможность увидеть его.

В помещении за стеной на какое-то время воцарилась тишина. Чандра была уверена, что ее отец уставился на лорда Фроума с недоуменным выражением на лице.

— Вот что я имею в виду, профессор, — сказал лорд Фроум, как бы отвечая на незаданный вопрос, который повис в воздухе. — Вам следует отправиться со мной в Непал.

— Вы полагаете, что манускрипт необходимо искать именно там? — спросил профессор Уорделл.

— Мой информатор сообщил, что он находится в ламаистском монастыре, в горах близ Катманду. Он почти уверен в том, что настоятель и монахи не имеют никакого представления об истинной ценности того, чем они владеют. Он считает, что люди они не слишком образованные, но очень набожные.

— Ну что ж, это облегчает задачу, — будничным тоном заметил профессор.

— Именно это я и подумал, — согласился лорд Фроум. — В то же время мне сказали, что в этом монастыре тысячи манускриптов, и если я не хочу копаться в них целый десяток лет, то должен рассчитывать на вашу помощь.

— Вы в самом деле предлагаете мне отправиться с вами в Непал? Я слышал, что въезд в эту страну сильно затруднен.

— Да, это так, — согласился лорд Фроум. — В действительности очень немногим европейцам удавалось получить разрешение. Исключение составил лишь британский резидент.

— Конечно, — сказал профессор. — Сэр Брайан Ходжсон был британским резидентом до 1843 года, если мне не изменяет память.

— Совершенно верно! — произнес лорд Фроум. — Однако затем из-за неуклюжих действий лорда Элленборо он ушел в отставку и, как вам известно, уединился от всего мира в Дарджилинге, где весьма успешно занимается изучением санскритских манускриптов.

— Еще как успешно! — подтвердил профессор. — Я видел большую часть тех работ, которые он представил в Королевском азиатском обществе и отправил в библиотеку министерства по делам Индии.

— Я тоже, — сказал лорд Фроум, — это просто фантастические коллекции, и потомки должны быть весьма благодарны ему за это.

— Сильно сомневаюсь в этом! — скептически заметил профессор, однако лорд Фроум продолжал:

— В настоящий момент в Непале находится британский резидент. К счастью для меня, он убедил премьер-министра дать разрешение на въезд в страну для меня и моего помощника. Предполагается, что мы там долго не задержимся, однако, насколько я понял, после того как мы окажемся там, можно будет просить о продлении разрешения.

— Из ваших слов явствует, что дело не такое уж и трудное, как я ожидал, — заметил профессор.

— Иметь дело с Востоком всегда непросто, Восток — дело тонкое, — ответил лорд Фроум. — Мы должны будем действовать поэтапно: шаг за шагом. На первой стадии главное — получить разрешение на пребывание в Непале в течение хотя бы ограниченного срока.

— А непальцы не поднимут шум по поводу вывоза из страны вещи, которая может считаться их национальным достоянием? — спросил профессор.

— Сомневаюсь, чтобы они были осведомлены об истинной ценности этих манускриптов. Не в смысле денег, разумеется, а в смысле их духовного, интеллектуального значения, — ответил лорд Фроум. — Нет нужды объяснять вам, профессор, что если мы найдем — а я очень надеюсь, что так оно и будет — то, что мы с вами называем манускриптом, от этого в конечном счете выиграет весь мыслящий мир.

— Мы можем только молиться о том, — сказал профессор, — чтобы ваш информатор не оказался введен в заблуждение ложными слухами.

— У меня есть предчувствие — а мои предчувствия меня еще никогда не подводили, — произнес лорд Фроум, — что мы обязательно найдем то, что ищем, и нам удастся доставить этот манускрипт сюда, чтобы вы могли спокойно поработать с ним.

Должно быть, при этих словах гость ее отца встал с места, потому что Чандра услышала, как заскрипело кресло. Затем лорд Фроум сказал:

— Я уезжаю сегодня вечером, однако надеюсь, что вскоре вы присоединитесь ко мне в Байрании.

— Каким же образом я это сделаю? — удивился мистер Уорделл.

— Поскольку дело не терпит отлагательств, — отвечал лорд Фроум, — я взял на себя смелость заказать вам каюту на океанском лайнере «Бсзвада», который отплывает из Саутгемптона в следующую среду. К тому времени, когда вы будете в Бомбее, я уже отправлюсь на север, однако совершенно точно буду ждать вас в Байрании.

Последовала непродолжительная пауза, и Чандра почувствовала, что на лице лорда Фроума появилась улыбка, когда он проговорил:

— Я знаю, что в прошлом вы много ездили верхом, профессор, и надеюсь, что, живя в Англии, вы продолжали упражняться в верховой езде.

— Вы хотите сказать, что в Непал нам придется добираться на лошадях? — спросил профессор.

— Железная дорога заканчивается в Байрании, и дальше предстоят по меньшей мере два дня пути по горной, сильно пересеченной местности, прежде чем дорога — если эта тропа заслуживает такого претенциозного названия — приведет нас в Катманду.

— Вряд ли это может быть хуже, чем поездка, которую я предпринял в Тибет десять лет назад, — заметил профессор. — Я до сих пор часто удивляюсь, как я только не околел от холода на перевалах или не заблудился в снежных бурях, после которых было почти невозможно отыскать тропу.

Лорд Фроум рассмеялся.

— Один неосторожный шаг — и ты летишь в пропасть вниз головой! В Непале немного легче, хотя его и называют «крышей мира».

— Вы меня успокоили, милорд, — иронически произнес профессор.

— Вот ваш билет на пароход, — продолжал лорд Фроум, — и деньги, которых вполне хватит на дорожные расходы во время вашего путешествия по морю. Один из моих слуг, конечно же, встретит вас в Бомбее и заранее позаботится о железнодорожных билетах и всем прочем. Он поедет с вами и будет для вашего же блага присматривать за вами.

— Я слышал, — сказал профессор, — что вы очень умелый организатор во всем, что касается путешествий, милорд.

— Да, вы правы, — сухо ответил его собеседник. — Я все планирую заблаговременно, и если ничто не нарушает моих планов, если не случается непредусмотренное, все идет гладко! В противном случае я должен узнать причину неудачи.

— Буду с нетерпением ждать начала нашей совместной работы в Непале, — произнес профессор. — Учитывая то, что вы всегда добиваетесь успеха, милорд, мне остается лишь надеяться, что и в этом случае вы не будете разочарованы.

— Позволю себе усомниться в этом, — в тон ему ответил лорд Фроум.

Чандра услышала шаги. Очевидно, оба собеседника уже направлялись к выходу из кабинета. Затем звуки шагов донеслись из холла, и она поняла, что отец провожает лорда Фроума до передней двери.

Она сделала уже пару шагов с намерением покинуть гостиную и присоединиться к ним, однако тут же передумала.

У нее возникло ощущение, что лорд Фроум не был заинтересован ни во встрече с ней, ни в знакомстве с какими-либо подробностями частной жизни ее отца.

Судя по всему, его совершенно не волновало то, что он мог причинить серьезные неудобства семье профессора. Ведь он бесцеремонно, если не сказать назойливо, потребовал, чтобы отец чуть ли не сию минуту отправился в Непал.

Голос лорда Фроума был решительными и не терпящим возражений. Такой голос, подумала Чандра, мог быть только у человека, который привык повелевать, и это вызвало у нее инстинктивную неприязнь к лорду Фроуму.

Этот человек, вне всякого сомнения, привык добиваться своего всеми правдами и не правдами и в жизни всегда шел напролом. Человек, который отдаст приказы, даже не задумываясь о возможности их невыполнения.

Ему нужен был ее отец, и он не сомневался, что тот будет беспрекословно следовать его указаниям.

Конечно же, Фроум все рассчитал заранее, он знал, что профессора заинтересует сообщение о редчайшем манускрипте, о котором доселе никто ничего не слышал. Однако, с обидой подумала Чандра, он мог бы проявить хоть немного участия. Лорд Фроум мог бы извиниться за неудобство, причиняемое его просьбой, и те испытания, которым он подвергнет пожилого человека со слабым здоровьем, предлагая ему оставить свой дом в Англии и отправиться на край света через пару дней.

— Он просто хочет, чтобы папа выполнял все его прихоти, — сказала себе Чандра.

Услышав, как закрылась дверь в передней, девушка вышла из темной гостиной и поспешила навстречу отцу.

Профессор Уорделл уже шел к себе в кабинет, и выражение его лица свидетельствовало о том, что он потрясен тем, что ему рассказал лорд Фроум.

— Папа… — начала она, однако отец тут же ее прервал, не дав договорить:

— Ты подслушивала наш разговор, Чандра? А я-то думал, что ты в гостиной.

— Да, папа. Я все слышала.

— Подумать только — манускрипт Лотоса! Я слышал о нем еще с детских лет. Он снился мне. Я никогда не думал, что мне удастся увидеть его или даже подержать в руках!

— Ты говоришь так, будто уже нашел эту рукопись, папа, а ведь все еще впереди. Расскажи мне, пожалуйста, о нем. Я не помню, чтобы ты когда-либо упоминал о манускрипте Лотоса в моем присутствии.

Профессор с размаху опустился в старое кожаное кресло.

Кожа на нем выцвела и местами протерлась, но все же это было самое удобное кресло в комнате.

— Манускрипт Лотоса, — произнес он, — это необыкновенная рукопись. Кстати, так принято называть его в среде тех, кто занимается изучением восточных писаний. Считается, что его написал один из учеников Будды, когда сам Будда был еще жив. В нем собраны высказывания Будды, которые отсутствуют в других книгах. Эта рукопись была настолько священна для последователей его вероучения, что вскоре после его смерти ее спрятали, чтобы она не попала не в те руки.

— И где же ее прятали? — поинтересовалась Чандра.

Отец сделал выразительный жест, разведя руками.

— Я предполагаю, что манускрипт переправляли из одного ламаистского монастыря в другой, переносили через горы и реки, и всегда с ним обращались со священным трепетом.

На одном месте он никогда подолгу не задерживался.

Чандра уже достаточно изучила Восток, чтобы усвоить, что такая тактика была типична для тех, кто всегда подозревал, что могут найтись воры, которые захотят украсть то, что имело такую огромную ценность, или, что еще хуже, — враги, которые пожелают уничтожить то, что недоступно их пониманию.

— Неужели ты думаешь, что нечто настолько ценное могло оказаться в заброшенном ламаистском монастыре в Непале?

— Судя по коллекции Ходжсона, мы знаем, насколько важными оказались буддистские работы, написанные на санскрите, которые были обнаружены в Непале, — отвечал профессор. — Почему же нельзя предположить, что в этом ламаистском монастыре не было в прошлом настоятеля, которому доверяли те, кто старался спасти манускрипт Лотоса?

— Нет, это я, конечно, понимаю, — сказала Чандра. — Но, папа, ты отдаешь себе отчет в том, что это путешествие будет для тебя очень изнурительным и потребует невероятного напряжения всех твоих физических и духовных сил?

Неужели ты думаешь, что твой организм в состоянии вынести вес это, а главное, переход через горы?

Профессор не ответил. И она продолжила:

— Я знаю, что в прошлом тебе это было по плечу. Ты столько рассказывал мне о своих путешествиях. Но, папа, ты же был тогда гораздо моложе.

— Я еще не впал в детство, — резко возразил профессор. — У тебя нет никаких оснований полагать, что я не в состоянии предпринять такое же путешествие, каких я немало проделал в прошлом.

Чандра уже готова была произнести: «Главная причина — твой почтенный возраст». Но эти слова застряли у нее в горле.

По выражению лица отца стало ясно, что идея путешествия, в котором он должен был сделать колоссальное по своему значению научное открытие, уже поглотила его целиком, без остатка, и теперь было бесполезно отговаривать его.

Наоборот, будет лучше всего, если она позаботится о том, чтобы он не испытывал каких-либо волнений и тревог.

Она наклонилась к нему и легонько поцеловала в лоб.

— Я представляю себе, насколько это захватывает тебя, папа, — сказала она, — и мне очень жаль, что я не могу поехать с тобой.

— Мне тоже очень жаль, моя дорогая, — печально произнес профессор, — и мне будет очень не хватать тебя, честное слово.

Чандра знала, что сейчас отец был вполне искренен.

Ему будет не хватать ее не только потому, что она заботилась о его быте, но также и потому, что он привык полагаться на нее в их совместной работе.

— Я уверена, что ты вполне сможешь обойтись без меня, — сказала она, чтобы придать отцу уверенности. — Вот только… не знаю, право, на что же мне жить, пока ты будешь отсутствовать?

Она ожидала, что отец ответит в своем обычном духе.

Дескать, сейчас ему не до таких мелочей, и все эти банальности жизни уладятся сами собой. Однако вместо этого он произнес:

— Очевидно, ты не слышала, что сказал мне лорд Фроум, после того, как мы вышли из кабинета.

— И что же он сказала, папа?

— Он сказал: «Я забыл упомянуть, профессор, что я, конечно же, настаиваю на том, что ваши услуги должны быть оплачены. Вот чек на шестьсот фунтов, а когда вы вернетесь, то получите еще один чек на такую же сумму».

От изумления у Чандры на секунду остановилось дыхание.

— Тысяча двести фунтов, папа! В это трудно поверить!

— Да, это внушительная сумма, — ответил ее отец. — В то же время предстоят расходы, и потом мы же не знаем, сколько времени мне потребуется на перевод манускрипта.

На какой-то момент Чандра была готова отбросить это соображение как явно второстепенное.

Все, что имело значение сейчас, это то, что она могла оплатить огромные счета в деревне, а также то, что они с Эллен не умрут с голода, пока ее отец будет в Непале.

Она так обрадовалась, что бросилась отцу не шею и, поцеловав его, воскликнула:

— Это чудесно, папа! Просто чудесно! Буквально полчаса назад я возвращалась домой из деревни и думала, как бы мне сказать тебе, что мистер Дарт попросил, чтобы мы оплатили наш счет у него хотя бы частично.

— Теперь ты можешь оплатить весь счет! — сказал профессор торжествующе. — А также счета у других лавочников, Которым мы могли задолжать.

— Долгов у нас хоть отбавляй, — произнесла Чандра с улыбкой, зная, насколько рассеян был ее отец в подобных делах. — Но теперь все поправится. О папа, я должна пойти и обрадовать Эллен!

Последнюю фразу она договаривала на ходу, направляясь в маленькую кухню, где Эллен, которая с незапамятных времен была служанкой матери, а теперь приглядывала за Чандрой и профессором после ее смерти, готовила чай.

Она нарезала тонкие ломтики хлеба для сандвичей с огурцом, любимого лакомства профессора, и Чандра поняла по выражению ее лица, что Эллен, как всегда, озабочена тем, как бы свести концы с концами.

— Эллен, что ты думаешь? — воскликнула Чандра, и в ее голосе звучало радостное возбуждение.

— Что я думаю, мисс Чандра? — ответила Эллен, подняв голову. — Я думаю, что чай придется подавать позднее, чем обычно, — вот что я думаю. И вдобавок у нас гость.

— Гость уже ушел, Эллен, — произнесла успокаивающе Чандра. — А теперь затаи дыхание, потому что ты не поверишь моим словам. Папин гость оставил нам чек на шестьсот фунтов!

— Будет вам, мисс Чандра. Не нужно так шутить. Деньги, если у вас их нет, не повод для шуток.

— Я не шучу, но я смеюсь, потому что это правда, Эллен!

Лорд Фроум оставил нам чек на шестьсот фунтов. Это плата за то, что папа поедет с ним в Непал.

Огорченная этим известием, Эллен положила хлебный нож на стол и уставилась на Чандру. Казалось, будто она лишилась дара речи. Затем, придя в себя, сказала:

— Поедет в Непал? Это невозможно, мисс Чандра, вы же это знаете!

— Нет, это правда, Эллен. Папа дал свое согласие на эту поездку. Вообще-то он очень хочет поехать туда. Ты думаешь, что ему будет слишком тяжело?

— Не просто слишком тяжело, мисс Чандра. Это все может плохо кончиться, вот увидите. Там его ждет верная гибель!

Чандра молчала, и Эллен продолжала:

— Ваша матушка не раз говорила мне, что эти долгие странствия на край света доконают профессора и он умрет преждевременно. Неужели вы думаете, что в таком возрасте он может скакать по горам, как молодой?

На мгновение лицо Чандры исказила гримаса ужаса.

— Я тоже подумала, что это может оказаться ему не по силам, Эллен, но он настолько увлечен этой идеей, что твердо решил ехать. И отговорить его невозможно. Да и к тому же не забывай — теперь мы можем расплатиться со всеми нашими кредиторами! Еще несколько часов назад мистер Дарт спрашивал меня, не можем ли мы заплатить хоть что-нибудь по счету. Я пообещала ему, что поговорю с папой, однако я уже знала заранее, что на это нет почти никакой надежды.

— Деньги — это еще не все, мисс Чандра! — презрительно фыркнула Эллен, яростно отрезая очередной ломтик хлеба. — Ваш отец — больной человек, хотя он не желает признаваться в этом.

Чандра опустилась на стул, стоявший у стола.

— Если он не поедет, значит, нам придется вернуть эти деньги лорду Фроуму. На что мы тогда будем жить?

— Не знаю, мисс Чандра, это уж точно, не знаю, — горестно произнесла Эллен, покачав головой. — Я знаю только одно — ваш отец не слишком крепок, чтобы лазить по всяким там горам, а ваша матушка всегда говорила, что эти лихорадки, после которых он бывал слаб, как младенец, оставили след на его сердце.

— Ты пугаешь меня, Эллен.

— Кому-то нужно иметь голову на плечах в этом доме, — ответила Эллен.

Она аккуратно разложила сандвичи на тарелке и взяла поднос, накрытый кружевной салфеткой, на котором уже стояла изящная чайная пара. Серебряная посуда, которой они когда-то пользовались, в те дни, когда была еще жива мать, была уже давно продана.

Эллен всегда подавала отцу чай точно так же, как это бывало при жизни матери Чандры, соблюдая этот ритуал до мельчайших подробностей.

Чандра часто думала, замечал ли отец, с какой изысканностью все подавалось, и задумывался ли он над тем, что все могло быть по-другому.

С подносом в руках Эллен прошествовала по коридору.

Чандра проследовала за ней.

Когда они оказались в холле, Чандра забежала вперед и открыла дверь в кабинет, чтобы Эллен не пришлось ставить поднос на пол.

Отец сидел там же, где она оставила его, в старом кожаном кресле, а на его губах была улыбка, которая сказала Чандре, что он находился в состоянии едва ли не райского блаженства.

— Ваш чай, сэр, — произнесла Эллен, ставя поднос на стол возле кресла.

— Спасибо, Эллен. Думаю, что мисс Чандра уже сообщила тебе радостное известие?

— С одной стороны, это радует, сэр, — ответила Эллен, — однако, с другой стороны, хорошо ли вы подумали о том, сколько сил вам для этого потребуется?

— Я думал о том, что это будет одно из самых интересных путешествий в моей жизни, — произнес профессор с видимым удовлетворением.

— Я просто прикинула в уме, сэр, — продолжала Эллен так, словно профессор ничего не сказал, — что минул добрый десяток лет с тех пор, как вы совершили подобное путешествие в последний раз. Тогда, если вы потрудитесь припомнить, вы отправились в Сикким.

— Ах да, я помню это очень хорошо! — сказал профессор. — Это была удивительная поездка, хотя результат был не совсем тот, что я ожидал, Он перевел взгляд на Чандру и проговорил:

— Если ты помнишь, я привез несколько небольших буддистских рукописей, которые сейчас хранятся в библиотеке министерства по делам Индии, однако они не столь древние, как мы надеялись.

— Когда я читала их несколько лет назад, папа, мне показалось, что они не представляли собой особой ценности, — ответила Чандра, — по крайней мере с точки зрения коллекционера, поскольку относятся к более позднему периоду.

— Все это было десять лет назад, сэр, — продолжала упорствовать Эллен.

— Верно, Эллен, десять лет назад! — согласился профессор. — И все-таки я чувствую в себе достаточно сил, чтобы отправиться в Непал.

— Надеюсь, что вы будете такого же мнения, когда доберетесь туда, сэр, — язвительно произнесла Эллен и, чтобы не продолжать спор, в ходе которого она могла сказать вещи, о которых потом придется пожалеть, заторопилась к выходу из кабинета.

Профессор улыбнулся.

— Эллен всегда хотелось укутать меня в одеяло и никуда не пускать. В этом она ничем не отличается от твоей покойной матери. А вот ты, моя дорогая, мыслишь более логично.

Ты понимаешь, что такая возможность представляется лишь раз в жизни и ничто не заставит меня отказаться от нее.

— Нет, я понимаю, — ответила Чандра, — и сознаюсь, что и сама испытываю радостное предвкушение от того, что у нас есть шанс заполучить манускрипт Лотоса.

— Ты сможешь помочь мне перевести его, — сказал профессор, — и, наверное, это будет такая работа на санскрите, которая на деле захватит воображение современного мира.

— Это было бы настоящее чудо, — тихо проговорила Чандра. В ее голосе слышалась скорее грусть или даже горечь, чем радость.

Она знала, как мало интереса вызвали те переводы, которые ее отец уже сделал. Для нее они были полны глубоких, прекрасных, вдохновляющих мыслей, способных воодушевлять и звать к звездам умы тех, кто их понимал.

Для нее самой работа ее отца, которую с пренебрежением кое-кто называл «бессмысленной возней с пыльными старыми книгами», открывала новые горизонты и знакомила с великими духовными учениями.

Протянув руку, профессор бережно взял обе ее ладони в свою.

Девушка неподвижно стояла рядом с отцом.

— Ты была мне хорошей дочкой, Чандра, с тех пор, как умерла твоя мать, — произнес Уорделл. — Мне так не хватает ее. Мне не хватает ее все больше с каждым днем, но у меня есть ты, и это очень помогает.

— Я очень рада этому, отец, — ответила Чандра, — и что бы там ни говорила Эллен, ты должен отправиться в это путешествие. Ты уподобишься Ясону, ищущему Золотое Руно, и даже если к тому времени, когда ты туда доберешься, рукописи там не окажется, с тобой все равно останется предвкушение открытия и радость научного поиска.

Отец кивнул головой, и когда она посмотрела на него, ей показалось, что в его глазах зажегся новый свет и он словно помолодел.

Старея, человек начинает жить надеждой. Это главное, что остается у него в жизни, подумала она про себя. А с другой стороны, без надежды нельзя жить в любом возрасте.

Это куда лучше, чем любое снадобье, которое может прописать доктор.

Она сжала ладонями руку отца и сказала:

— А теперь я поднимусь наверх, в мансарду, папа, и посмотрю твои вещи, которые мы с мамой убрали туда, когда ты вернулся из поездки в Сикким. Мы переложили их нафталиновыми шариками, и поэтому они должны сохраниться такими же, как и тогда, когда ты надевал их в последний раз. К тому же ты не прибавил в весе, так что эта одежда будет тебе в самый раз.

Профессор рассмеялся и похлопал себя по животу.

— Да уж. Животиком я пока еще не обзавелся, и лошади будет нетрудно нести меня по горам.

— Мне бы хотелось, чтобы ты вел дневник, куда записывал бы все, что происходило за день, — сказала Чандра. — Чтобы я могла прочитать его, когда ты вернешься, и, несмотря на то что я осталась здесь, в Англии, мне будет казаться, что я путешествую вместе с тобой.

— Такие путешествия не для женщин, — произнес ее отец таким тоном, словно очень сожалел о том, что дочь не может отправиться с ним.

— Ты не говорил это, когда мама настаивала на том, чтобы поехать с тобой в Сикким, — ответила Чандра. — И не забывай, что я ездила с тобой в Индию тем летом, когда на равнинах стояла страшная жара.

— Ты отлично перенесла то путешествие, — подтвердил профессор, — даже несмотря на твой юный возраст.

Открыв дверь, Чандра задержалась на пороге.

— Папа, — вполголоса начала она, — наверное, нет смысла просить лорда Фроума, чтобы он разрешил мне поехать с тобой? В конце концов такая важная персона, как ты, имеет право на помощника. Если хочешь, я могла бы исполнять роль твоего личного камердинера.

Профессор добродушно усмехнулся.

— Всю свою жизнь я обходился без камердинера, но, конечно же, я бы с удовольствием взял тебя в качестве помощника! Однако думаю, что разговаривать об этом с Фроумом будет бессмысленной тратой времени. Он последний, к кому я обратился бы с подобной просьбой.

— Почему последний? — полюбопытствовала Чандра.

— Да потому что он имеет репутацию женоненавистника, — ответил профессор. — Я слышал много всяких разговоров на эту тему, и все сводится к одному: якобы он начал путешествовать по миру из-за того, что какая-то женщина разбила ему сердце.

Чандра шагнула назад в кабинет.

— Как это очаровательно! — произнесла она. — И ты знаешь, кто была эта женщина?

— Не имею об этом ни малейшего представления, — ответил профессор. — Фроум очень независимый человек, сам себе хозяин. Гордый и резкий, он редко ладит с кем-либо. А уж с женщинами в последнюю очередь. Вот и все, что я о нем знаю.

— Как давно ты с ним знаком, папа?

— О, много лет, — ответил профессор, — и в нескольких случаях наши дороги пересекались. Помню, я встретил его в Индии, когда был там с твоей матерью. Она всегда недолюбливала его.

Чандра уселась в кресло напротив отца.

— Почему же мама не любила его?

— Она считала его высокомерным молодым человеком, каковым в те дни он, несомненно, и являлся.

— А теперь?

— Ему нет нужды быть агрессивным, однако его высокомерие проистекает из его характера и поэтому неизлечимо.

Теперь наступила очередь Чандры рассмеяться.

— Ты описываешь его очень красноречиво, папа. Продолжай!

— Честное слово, я не знаю, что еще добавить, — сказал он. — Фроум унаследовал титул, будучи еще совсем молодым, однако он им не пользуется. Он предпочитает, чтобы его называли Деймоном Фроумом. Исключение составляют случаи, когда у него не было другого выхода добиться своего, кроме как использовать свое положение. Думаю, что и на этот раз он поступил именно так, чтобы получить разрешение на въезд в Непал.

— Но почему он интересуется именно санскритом?

Профессор пожал плечами.

— Не знаю! Такой интерес кажется довольно странным для молодого человека, это верно. Однако в прошлом ему удалось собрать немало исключительно ценных рукописей, по большей части в Тибете, и, как ты знаешь, за эти годы он прислал мне изрядное их количество для перевода.

— После того как они переведены, что он с ними делает?

— Он публикует их, а я получаю гонорар с проданных книг. Жаль, конечно, что они почти не покупаются.

— По-моему, он разговаривал несколько загадочно, — сказала Чандра. — Сколько ему лет, папа?

Профессор недоумевающе пожал плечами.

— Тридцать три или тридцать четыре — я и в самом деле не знаю, — ответил он. — Фроум из тех людей, кому можно дать любой возраст. Могу только сказать, что он, должно быть, сравнительно молод, потому что когда мы впервые встретились, он был еще совсем мальчиком.

— Но он богат?

— Очень богат, как мне кажется. Большинство его сверстников прожигают жизнь в Лондоне, являясь членами клуба «Марлборо Хаус». Они участвуют в скачках в Ньюмаркете, пытаясь выиграть дерби, охотятся на куропаток и тетеревов или плавают на яхтах.

Чандра захлопала в ладоши.

— О папа! Ты такой забавный. Ты всегда ведешь себя так, словно витаешь в облаках, но когда нужно докопаться до сути, оказывается, что ты знаешь о высшем обществе куда больше, чем можно было бы подумать. Ты просто притворяешься невинным младенцем!

— Жизнью высшего общества я никогда не интересовался, да и, кроме того, такая жизнь мне всегда была не по карману, — возразил профессор. — Твоя мать, наверное, наслаждалась бы ею, когда мы были молодыми, хотя я не думаю, что она действительно скучала по ней.

— Маме ничего не нужно было, когда она была с тобой, — сказала Чандра. — Если бы ты предложил ей жить на Луне — она согласилась бы, я уверена, что она сделала бы жизнь там вполне сносной.

— Это верно, — согласился профессор. — Хотя нам частенько приходилось жить в условиях, которые комфортабельными назвать было никак нельзя. Все же нам всегда удавалось посмеяться над жизнью потому, что просто нравилось быть вместе.

— Я там тоже была, — едва слышно напомнила ему Чандра.

— Я знаю, моя дорогая, и мы считали тебя самым очаровательным ребенком, какой только может появиться у любых супругов, пусть даже мы и были очень огорчены, что у нас была только ты одна. Однако я сомневаюсь, что мы могли бы позволить себе детей, кроме тебя.

— В ваших странствиях по пустыням, через всю Индию и по прочим уголкам мира вряд ли вы с мамой управились бы с кучей детишек, — сказала Чандра.

Профессор вздохнул.

— Я всегда радуюсь тому, что твоя мать провела свои последние годы здесь. Она всегда мечтала иметь свой дом.

— Она наполнила его счастьем, — произнесла Чандра. — И даже теперь, каждый раз, когда я вхожу в дом, мне кажется, что я вот-вот услышу ее голос: «Это ты, дорогая?»

Внезапно она заметила, что глаза отца увлажились, и мысленно упрекнула себя за эти воспоминания.

Затем, словно его что-то вдруг осенило, он спросил:

— С тобой все будет в порядке, пока меня здесь не будет?

— Со мной будет Эллен.

— Надеюсь, что мое отсутствие продлится не слишком долго.

— Я тоже надеюсь на это, папа. Я буду скучать по тебе, и поэтому будет лучше, если ты дашь мне больше работы.

— Еще очень много нужно сделать по тем манускриптам, что нам прислали в последний раз из Королевского азиатского общества, — напомнил ей профессор.

— Да, конечно, — согласилась Чандра, — я обязательно займусь ими. Но это будет не одно и то же, папа, как если бы я работала с тобой.

Профессор поднялся с кресла.

— Если бы это был кто угодно, но не Фроум, — взволнованно произнес он, — я бы послал к черту все последствия и сказал, что ты должна ехать со мной, однако он совершенно непредсказуемый человек. Полагаю, что он ответит, что наймет для меня кого-нибудь еще.

— И это доставит тебе страдания, папа, ты же знаешь! — воскликнула Чандра. — Не изводи себя. Я буду следовать за тобой в моих мыслях и каждый раз буду молиться, чтобы ты нашел манускрипт Лотоса и привез его домой, чтобы я смогла увидеть его собственными глазами.

— Тогда у нас в кармане будет еще шестьсот фунтов, и мы устроим праздник, — сказал профессор, — и у тебя будет все, что ты пожелаешь. Это я тебе обещаю!

Чандра вскочила со стула и, обвив шею отца руками, еще раз поцеловала его.

— Береги себя, папа. Пожалуйста, очень прошу тебя, — умоляюще проговорила она. — Я буду очень волноваться за тебя все время, да и Эллен тоже.

— Это уж точно. Дай ей волю, и она усадит меня в кресло-качалку и не позволит вставать с него! Всем женщинам, независимо от их возраста, нравятся инвалиды, потому что ими можно помыкать!

Чандра рассмеялась и сказала:

— Ладно, пойду-ка я лучше в мансарду. Кстати, папа, готова биться об заклад, что Эллен уже там. Ты же знаешь, что бы она ни говорила вслух, в глубине души она очень гордится твоими достижениями. Так же, как и я.

— Твоя мать тоже говорила это, — ответил профессор, — и мне очень хочется найти манускрипт Лотоса, хотя бы только потому, что это ее невероятно обрадовало бы.

— Если ты найдешь его, папа, то я» буду думать, что это произошло потому, что она незримо помогает тебе в твоих поисках, — произнесла Чандра.

После этих слов она решительной походкой направилась к двери. Разумеется, ей очень хотелось бы остаться и побеседовать с отцом подольше, однако ее ждало много работы.

Поднимаясь по лестнице, девушка с грустью думала о том, как было бы замечательно, если бы она могла отправиться с отцом в путешествие, как это бывало раньше.

Вспоминая теперь о былых путешествиях, она думала, что там всегда находилось место веселью и смеху даже в катастрофических ситуациях, как в тот раз, когда мул, навьюченный тюками с драгоценными находками, свалился в пропасть.

Отдаленное временем, все это теперь казалось увлекательным приключением. Даже тот случай, когда они погибали от жажды на маленьком суденышке в Красном море. У них кончились запасы воды, а до берега оставалось несколько дней пути.

Да и сколько их было, таких случаев, всех не перечислить, когда любой другой человек мог впасть в отчаяние и зарыдать, но ее мать всегда переносила любые тяготы стойко и с улыбкой.

— Могло быть и хуже, — говорила она обычно. — В конце концов все мы живы и здоровы.

Благодаря стараниям жены отец Чандры был избавлен от повседневных забот и мог предаваться мечтам. Ее мать всегда находила в себе силы приготовить пищу даже после труднейшего перехода, когда все обессиленно валились на землю и думали только о долгожданном отдыхе. Она окружила отца атмосферой любви, которая, несмотря на всю их бедность, давала ему возможность чувствовать себя счастливым.

У папы всегда была мама, которая заботилась о нем, думала Чандра, а с тех пор, как она умерла, мы с Эллен делали все, чтобы заменить ее, насколько это было возможно. Не думаю, что он мог бы обойтись без нас.

Чандра была убеждена в своей правоте, и эта убежденность оставляла в ее душе неприятный след. И тогда девушка спросила себя, что она может сделать.

Ведь дело не только в том, что ее отец был счастлив оттого, что мог совершить это путешествие в Непал, но и в том, что оно решало все их финансовые затруднения. Денег в банке у них на данный момент не осталось вовсе, и им не на что было удовлетворить даже самые скромные жизненные потребности. Значит, так распорядилось само провидение, чтобы это случилось именно сейчас, сказала себе Чандра.

Она сняла небольшую шляпку, которая была на ней все это время, и, войдя в спальню, положила ее на стул.

Для пальто еще слишком тепло, а платье выцвело и поблекло от многократных стирок. В таком даже стыдно показаться на люди. Значит, подумала она про себя, мне и одеть-то нечего.

Наверное, она правильно сделала, что не стала заходить в кабинет и разговаривать с лордом Фроумом, даже несмотря на то что ей хотелось познакомиться с ним.

Он мог бы подумать, что профессор согласится поехать с ним за более низкую цену, если бы увидел, в каких старых платьях ходит его дочь.

Тут же она упрекнула себя за нечестность: ведь она приписывала не слишком хорошие качества характера человеку, которого должна была бы считать их благодетелем.

В конце концов он проявил большую щедрость к ее отцу и наверняка предвидел, что для путешествия на поезде через всю Индию тому понадобятся деньги.

Что ж, это вполне разумно, нехотя сказала себе Чандра, а затем улыбнулась. Она понимала: лорд Фроум вызывает у нее антипатию потому, что отец ни за что не стал бы просить этого человека об одолжении.

— Он забирает у меня отца — как я его за это ненавижу! — воскликнула она, обращаясь к своему отражению в зеркале.

Слова, что вырвались из ее уст, прозвучали наигранно, и Чандра улыбнулась.

— Женоненавистник! — возмутилась она вслух. — И откуда он только свалился на нашу голову!

Глава 2

Спустившись в очередной раз вниз по лестнице с вещами в руках, Чандра положила их в большую кучу багажа, что успела вырасти на полу холла.

Сама она любила путешествовать налегке. Однако отцу понадобилось взять с собой в дорогу так много всего, что Чандра не удержалась от шутки, сказав, что для перевозки столь внушительного груза ему нужен слон. И зачем ему столько вещей?

Увы, хотя вещей и много, но без них никак не обойтись.

Например, книги. Он просто не мыслил себе путешествия без определенного количества книг, которые намечал к прочтению.

Профессор Уордслл желал узнать как можно больше о Непале прежде, чем он туда попадет.

Непал — одно из немногих мест на Востоке, где он еще не был, и теперь они с Чандрой пытались наверстать упущенное, просматривая многочисленные книги, которыми были от потолка до пола уставлены книжные полки вдоль стен кабинета.

Большая их часть, конечно же, содержала устаревшие сведения, однако в нескольких книгах обнаружилось и кое-что интересное, касавшееся истории непальской монархии. Они узнали, что с 1857 года реальная власть в Непале была сосредоточена в руках премьер-министра, а король являлся лишь номинальным главой государства.

Однако поскольку у Чандры и без того было полно хлопот, она могла уделять этой литературе лишь очень малую толику своего времени и основные сведения черпала из рассказов своего отца, который охотно делился с ней прочитанным по вечерам.

Теперь, когда до его отъезда оставались считанные дни, Чандра все больше задумывалась над предупреждением Эллен. И хотя старая служанка больше не заговаривала на этот счет и вообще, казалось, ушла в себя, Чандра чувствовала, что та по-прежнему считает, что ее отец вряд ли выдержит предстоящее путешествие.

Иногда, перед тем как уснуть, Чандра, к своему удивлению, обнаруживала, что разговаривает с матерью и спрашивает у нее совета.

— Что мне делать, мама? — задавала она ей все тот же вопрос. — Ты же знаешь, что папа бредит идеей найти манускрипт Лотоса и что нам нужны деньги. Мы просто отчаянно нуждаемся в них, и можно считать даром небес то, что лорд Фроум подвернулся в самый нужный момент.

В глубине души у нее жила необъяснимая уверенность, что мать слышит ее и понимает, и все же ее не оставляло гнетущее сомнение: правильно ли она поступает, отпуская отца.

Она, конечно, была не в силах остановить его. Существовал лишь один человек, который мог заставить профессора Уорделла изменить единожды принятое им решение, и этим человеком являлась ее мать.

— Он поедет туда, даже если будет знать, что там его ждет верная гибель, — повторяла Чандра снова и снова.

Затем у нее мелькнула странная мысль, что если бы такая трагедия и произошла, то, наверное, именно так ее отец и желал бы умереть.

Сегодня они с Эллен привели в порядок последние вещи, без которых, по их мнению, профессор не смог бы переносить тяготы и лишения горных переходов. Его одежда была аккуратно выстирана и выглажена, и когда Чандра добавила то, что несла в руках, ей показалось, что теперь этого вполне достаточно.

Завтра они с отцом проведут еще один день вместе. И ей не хотелось ни на секунду расставаться с ним. Ведь ранним утром следующего дня они должны были выехать в Саутгемптон.

Чандре очень хотелось отправиться в путешествие вместе с ним и, поднявшись на борт, удостовериться, что каюта, предназначенная для отца, достаточно комфортабельна.

Я возьму с собой розы, подумала она, и они будут напоминать ему о доме, когда корабль будет проходить Бискайский залив, где наверняка сильно штормит.

Девушка прошла через холл и переступила порог кабинета, где, как она и ожидала, ее отец сидел за письменным столом и работал.

— Чем ты сейчас занимаешься, папа? — поинтересовалась она.

— Всего-навсего совершенствую свои знания непальского языка, — ответил профессор.

— Он сильно отличается от урду? — спросила Чандра.

— Язык навари состоит в родстве с тибетским и бирманским языками, — ответил профессор, — и сохраняет моносиллабичсский характер. У него нет своей письменности, но он позаимствовал для этой цели санскрит и несколько упростил и изменил его, исходя из своих особенностей.

— А тебе было бы сложно понять на слух язык навари?

— Надеюсь, что нет. Как тебе известно, я изъясняюсь на многих языках и наречиях, и это дает мне уверенность в том, что я найду способ общаться с тамошним населением.

Чандра заглянула через его плечо и, посмотрев на слова, которые выписывал отец, поняла, что он переводил бытовые разговорные фразы, которые могли ему понадобиться.

После чего попросила отца произнести пару предложений и повторила их за ним.

— Нам это не слишком трудно, потому что мы умеем читать санскрит, — сказал профессор Уорделл, — однако думаю, что человек, совершенно незнакомый с этой страной, окажется в затруднительной ситуации.

Чандра едва слышно вздохнула.

— О папа, как было бы хорошо, если бы я могла поехать с тобой! Чего бы только мы не сделали вместе!

На этот раз вздохнул профессор.

— Я знаю, моя дорогая, однако уверяю тебя, что такая идея приведет лорда Фроума в ужас! Я уверен, что он в этом случае возьмет кого-нибудь другого и потребует вернуть ему деньги.

Чандра испуганно вскинула руки.

— Лучше даже не думать об этом! Вся деревня ликует, потому что мы заплатили долги! Никогда еще им не доводилось держать в руках столько наличных!

— Как хорошо, что мне не пришлось покупать новое снаряжение, — сказал профессор, — а значит, мне не придется беспокоиться о том, что вы с Эллен будете испытывать недостаток в деньгах во время моего отсутствия.

— Это мы должны о тебе беспокоиться, а не ты о нас.

Чандра обняла его за плечи и сказала:

— Хватит работать, папа. Я хочу, чтобы все то время, что у нас осталось до завтра, ты провел со мной. Почему бы нам с тобой не погулять в саду? Сегодня выдался замечательный, теплый денек, и свежий воздух пойдет тебе на пользу.

— Хорошо, моя дорогая, — согласился профессор. — Вот только поставлю эти книги назад на полку так, чтобы мне легче было их найти в следующий раз, когда они мне понадобятся.

— Я помогу тебе, — сказала Чандра.

Она собрала книги, лежавшие в беспорядке на полу, и понесла их к полкам.

Работая с книгами, Чандра однажды сделала попытку рассортировать их, подумав, что лучше собрать в одно место литературу, которой ее отец пользовался чаще всего, чтобы затем не терять времени на поиски нужной книги.

Однако книг было много, и несмотря на все старания систематизировать их, обычно выходило так, что книга, которая требовалась срочно, оказывалась в каком-либо труднодоступном месте.

Чандра аккуратно расставила по местам книги, которые принесла с собой, а затем повернулась и увидела, что отец взбирается по лестнице-стремянке, чтобы поставить на одну из верхних полок стопку книг.

— Подожди, папа, — произнесла она, — я сама их поставлю.

Однако отец уже стоял на самом верху стремянки и ставил книги на полки.

Поставив последнюю книгу, профессор пробормотал что-то неразборчивое. Чандра вопросительно посмотрела на него и заметила, что он неловко повернулся и, потеряв равновесие, пошатнулся.

— Папа! — воскликнула она, но еще до того, как это слово слетело с ее губ, она поняла, что отец падает.

Профессор вцепился пальцами в край книжного шкафа и затем, когда ноги под ним подкосились, соскользнул по стремянке на пол, причем это скорее было похоже на падение.

Падая, отец увлек за собой Чандру, и это, безусловно, в значительной степени смягчило удар о пол, последствия которого могли бы быть значительно хуже.

Она поняла, что произошло. К сожалению, опасения доктора подтвердились. Это был сердечный приступ.

Напрягаясь изо всех сил, Чандра подтащила отца к стене и попыталась прислонить к ней, однако это ей не удалось.

Отец не мог сидеть и все время валился в сторону. Тогда девушка бережно опустила его на пол и, взяв с кресла подушку, подложила ему под голову.

Затем, вскочив на ноги, Чандра подбежала к двери, распахнула ее и громко позвала:

— Эллен! Эллен!

Ее голос разорвал привычную тишину маленького домика подобно раскату грома. Старая служанка встревоженно поспешила к ней из кухни.

— Что случилось, мисс Чандра?

— Папа! По-моему, у него сердечный приступ. Мы должны послать за доктором.

— Там, на заднем крыльце, мальчик, который принес нам продукты из бакалейной лавки, — ответила Эллен. — Я пошлю его за доктором.

Служанка поспешила назад, в кухню, а Чандра вернулась к отцу, понимая, что мало чем может ему помочь. Она развязала галстук, расстегнула воротник рубашки, а затем приложила ухо к его сердцу.

Сердце профессора билось неровно, однако, мало смысля в медицине, Чандра обрадовалась. Он жив, а это главное на данный момент.

Два часа спустя доктор спустился по лестнице в холл, а за ним следовала Чандра.

— Ваш отец — везучий человек, — сказал доктор. — Все могло быть куда хуже. Скажем так: это было предупреждение, и в будущем ему следует быть гораздо более осторожным.

Когда они оказались внизу, взгляд доктора скользнул по куче походного снаряжения, лежавшего на полу.

— Боюсь, что ваш отец будет слишком разочарован тем, что он не сможет поехать в Непал, — сказал он, — но любое путешествие сейчас для него исключено.

Чандра никак не отреагировала на его слова, и доктор, чуть помолчав, добавил:

— Если только, конечно, он не проведет зиму в теплом климате, например, на юге Франции.

Доктор грустно улыбнулся и понимающе потрепал девушку по плечу.

— Я знаю, моя дорогая, что это невозможно, но я только что назначил именно такое лечение нашему генерал-губернатору.

— Лорд Дорритт заболел? — удивилась Чандра.

— Он страдает от чересчур роскошной жизни и недостатка физической нагрузки, — усмехнувшись, объяснил доктор, — хотя, наверное, мне не подобает так говорить.

— Кому-кому, а моему отцу вы вряд ли можете предъявить такие же обвинения, — произнесла Чандра.

— Нет, и очень жаль, что они не могут поменяться местами, — продолжал доктор. — Если бы ваш отец мог погреть свои старые кости под южным средиземноморским солнцем и подышать удивительным морским воздухом, а лорд Дорритт был загружен работой так же, как он, от этого выиграло бы здоровье их обоих, а жизни их нисколько не укоротились бы, скорее наоборот.

Чандра глубоко вздохнула, а затем сказала:

— Я хочу предложить вам кое-что.

После того как доктор оставил их дом, Чандра поднялась наверх, в спальню отца. На ее лице была написана тревога.

Отец полулежал в постели, обложенный подушками, и, войдя в комнату, девушка сразу же догадалась, что он собирается сказать.

— Если ты послушала этого старого пустозвона, — угрожающе произнес он, — и намереваешься помешать мне поехать в Непал, то можешь не тратить времени напрасно!

Чандра присела на стул, стоявший у кровати.

— Ты не поедешь в Непал, папа, — сказала она. — Ты поедешь в Канны.

— В Канны? — воскликнул ее отец. — О чем ты говоришь, черт побери? — — Я уже обсудила это с доктором Болдуином, — ответила Чандра, — и он сказал, что ему известен один очаровательный маленький пансион, где вам с Эллен будет вполне уютно и покойно. Среди тамошних врачей у него есть хороший знакомый, который присмотрит за тобой.

— Похоже, ты совсем с ума сошла! — фыркнул профессор. — Я еду в Непал, и никто, слышишь, никто — ни ты, ни кто-либо другой — не сможет меня остановить!

Чандра ничего ему не возразила, и он продолжал:

— Дело не только в том, что я давно мечтал о таком путешествии и хотел найти манускрипт Лотоса. Дело еще и в том, что нам нужны деньги.

— У нас есть деньги.

— Если я не выполню своих обязательств, мы не сможем оставить их у себя, — возразил отец.

— А теперь послушай меня, папа, — начала Чандра, подавшись вперед и взяв отца за руку. — Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты умер в горах Непала за несколько тысяч миль от меня. Ты знаешь не хуже меня, что в данный момент такое изнурительное путешествие тебе не по силам. Оно просто погубит тебя с твоим слабым сердцем.

— Я должен ехать, Чандра. Я должен!

— Нет. — В голосе Чандры звучала твердость. — Я уже все устроила и не позволю тебе рисковать жизнью ради манускрипта Лотоса. Он того не стоит!

Заставив себя улыбнуться, она сказала:

— Он просуществовал вот уже две тысячи лет, и вне зависимости от того, найдешь ты его или нет, он, несомненно, просуществует и еще две тысячи!

— Что ты этим хочешь сказать? — удивился профессор.

Теперь в его голосе внезапно прозвучала усталость, словно противостояние дочери в этом споре, в которое он выплеснул последний заряд своей энергии, его окончательно истощило.

— Вот что я решила, — спокойно произнесла девушка. — Ты отправишься с Эллен на юг Франции, а я поеду в Непал вместо тебя.

— Т-т-ты-ы-ы?

Казалось, это слово никак не хотело сходить с его языка.

— А почему бы и нет? — спросила Чандра. — Ты же знаешь, что я могу определить возраст рукописи с такой же точностью, как и ты.

— Ты действительно думаешь, что Фроум возьмет тебя с собой?

— В последний момент он может отказаться, — задумчиво проговорила девушка. — Однако к тому времени я уже буду у границ Непала, и если только он не решит продол» жить путешествие в одиночку, в чем я сомневаюсь, ему потребуется определенное время, чтобы найти человека с таким же опытом, как у тебя… или у меня… который бы сопровождал его.

Отец посмотрел на нее с изумлением, а затем, к удивлению Чандры, его вдруг начал разбирать смех.

— Вот уж никогда бы не подумал, что Фроум окажется в таком странном и затруднительном положении, — сказал он. — В то же время мы не можем пойти на это.

— Почему? — поинтересовалась Чандра.

— Потому что он заплатил за мои услуги, понимаешь? Мои, а не твои.

— Теперь это не имеет значения, чьи услуги он оплатил.

Потому что твое здоровье не позволяет тебе ехать с ним, — упорно стояла на своем Чандра. — И еще, папа, давай не будем кривить душой, ведь мы уже не в состоянии вернуть ему его деньги, да я и не собираюсь это делать.

Профессор на мгновение закрыл глаза, и Чандра ощутила, что рука, которую она держала, обмякла.

— Это недопустимо! — пробормотал он.

— И все же иного выхода у нас нет, — констатировала Чандра, подводя черту под их спором. — И я не допущу, чтобы ты из-за этого переживал. Просто предоставь все мне, папа.

Говоря это, она почувствовала, что ее отец в своих мыслях уже намеренно отдаляется от проблемы, которая стояла перед ним.

Он частенько проделывал это и в прошлом, когда ощущал, что оказался в неловкой или в затруднительной ситуации, которая не позволяла ему выйти из нее, не понеся урона для себя.

Это была попытка в своих мыслях уйти от необходимости предстать перед истиной, и теперь ей стало понятно, что такое стремление к одиночеству подкрепляется отныне и физической реакцией организма ее отца.

После сердечного приступа он чувствовал себя совершенно обессиленным и очень уставшим и поэтому не желал вступать в спор по поводу проблем, решения которых не мог найти.

— Предоставь все мне, папа, — повторила Чандра.

Затем, почувствовав, что он засыпает, Чандра легонько поцеловала его в лоб и опустила шторы, чтобы поставить преграду лучам яркого полуденного солнца.

Внизу девушку ждала перепалка с Эллен, которая встретила в штыки ее намерение отправиться в одиночку в опасное путешествие. Впрочем, для Чандры это не было неожиданностью.

— Если вы думаете, что можете одна поехать бог знает куда, в такое место, даже и названия которого-то никто из добропорядочных людей не слыхал, и где живут какие-то дикари, настоящие язычники, то лучше вам сразу выкинуть эту сумасбродную затею из головы! До добра это не доведет, попомните мое слово! Посмотрите, во что превратился ваш отец после всех этих путешествий! — перешла Эллен в наступление.

— Вы с папой прекрасно проведете время на юге Франции, — попыталась успокоить ее Чандра. — Доктор Болдуин говорит, что к тому времени, как закончится зима, папа будет совсем другим человеком.

— А что будете поделывать вы, хотела бы я знать? — сердито проворчала Эллен.

— А я буду отрабатывать те шестьсот фунтов, которые лорд Фроум дал папе и которые мы не в состоянии ему сейчас возвратить.

— Ни одна приличная молодая леди не тронется с места в такую даль без надежного спутника и даже без служанки.

— Неужели ты всерьез думаешь, что со служанкой мне будет легче карабкаться по горным кручам? — язвительно поинтересовалась Чандра. — Да и если бы даже я согласилась взять таковую, кто бы отважился занять ее место?

Эллен проворчала что-то неразборчивое, но явно нелестное в адрес дочери профессора, но та, уже имея богатый опыт общения с пожилой женщиной, знала, как подольститься с ней. Чандра обняла ее за плечи и сказала:

— Не волнуйся, Эллен. Я могу сама позаботиться о себе, и, кроме того, ты ведь знаешь, что в Бомбее меня должен встретить слуга, посланный лордом Фроумом. Значит, за багаж можно не беспокоиться. Больше мне ничего и не нужно.

— Может быть, и так! — неохотно признала Эллен, которая видела, как могут работать индийские слуги. — Однако вы слишком молоды, и вам никак не подобает находиться одной в обществе мужчины, пусть даже и такого джентльмена, как лорд Фроум.

— Насчет его светлости ты можешь не беспокоиться, — с улыбкой проговорила Чандра. — Папа говорит, что лорд — женоненавистник, и я не удивлюсь, если его хватит удар, когда вместо папы он увидит меня!

— Когда я на днях открывала ему дверь, он произвел на меня вполне приятное впечатление. Во всяком случае, он показался мне джентльменом, — проворчала Эллен. — Вот и верь после этого своим глазам.

— Если он вдруг попытается сотворить со мной что-нибудь плохое, что маловероятно, — непринужденно сказала Чандра, — я всегда могу пристрелить его из папиного пистолета. Я видела, что ты упаковала его в багаж.

— Вот что, мисс Чандра. Такие разговоры мне не по душе!

Меня воротит от всего этого. Вы же знаете, что это неприлично. Отправьте его светлости телеграмму, в которой известите его о том, что ваш отец серьезно заболел. Это будет самое правильное. Больше ничего тут не придумаешь.

— А если я это сделаю, — ответила Чандра, — тогда, может быть, заодно мне сделать и маленькую приписку вроде:

«Извините, но деньги ваши мы вернуть не можем по той простой причине, что большая их часть уже потрачена»?

На этот вопрос Эллен не ответила, и Чандра от обороны перешла к наступлению.

— А как же лечение папы на юге Франции? Доктор Болдуин сказал, что это как раз то, что ему крайне необходимо, и ты знаешь не хуже меня, Эллен, что такой кашель, какой был у него прошлой зимой, очень вреден для его сердца.

Хуже ничего и быть не может.

Эллен бросила на стол полотенце, которое до этого держала в руке.

— Не знаю, куда катится этот мир, и к чему мы скоро придем, не знаю! — обидчиво поджав губы, громко проговорила она, и Чандре стало ясно, что старая служанка признала себя побежденной в этом споре.

Однако одно дело — убедить отца и Эллен в том, что она должна отправиться в Непал, и совсем другое — сделать это на самом деле.

Она испытывала противоречивые чувства: с одной стороны, приятное возбуждение, которое бодрило и придавало сил, а с другой — некая неуверенность.

Тревожило ее вовсе не само путешествие или, точнее, связанные с ним лишения. Почти все свое детство она провела в разъездах по разным странам Востока и чего только в своей жизни не пережила. Ведь они осели на одном месте всего лишь пять лет назад после того, как скончалась ее мать.

Чандра бывала в Индии, но, даже несмотря на то что ее отец там заболел и в течение нескольких месяцев оставался прикован к постели, а они с матерью терпели почти невыносимые страдания, причиняемые ужасной жарой, эта страна оставила в ее памяти приятные, яркие воспоминания.

И сейчас она жила предвкушением возвращения в эту удивительную страну. Ей хотелось узнать и сравнить теперешнюю Индию с той, прекрасной и загадочной страной ее детства, которая всегда манила ее к себе.

Неуверенность же ее проистекала оттого, что Чандра не знала, что произойдет, когда она туда прибудет. А вдруг ей не удастся убедить лорда Фроума позволить ей занять место отца.

На следующий день у Чандры состоялся еще один разговор с доктором Болдуином, из которого девушка узнала, что отцу для полного выздоровления требуется не только перемена климата, но и улучшенное питание, отличающееся от того, которое у него было в последние месяцы.

Эллен была неплохой кухаркой, но она не могла приготовить то, что они не могли позволить себе купить.

Несмотря на то что она творила истинные кулинарные чудеса из яиц и овощей, доктор Болдуин заявил, что здоровье профессора пойдет на поправку только при условии, если он будет есть полноценную пищу.

Однако эти продукты стоили слишком дорого, И они не могли покупать их регулярно.

Чандра все чаще ловила себя на мысли, что не плохо было бы быстрее получить еще шестьсот фунтов, которые лорд Фроум пообещал выплатить отцу за перевод манускрипта, а значит, необходимо во что бы то ни стало найти его.

Имея такую сумму на счету в банке, можно позволить себе очень многое, например, покупать каждый день фрукты и мясо, масло и сыр, однако у Чандры хватало ума, чтобы понять, что первые шестьсот фунтов будут потрачены еще до наступления весны.

— Лорд Фроум обязан взять меня с собой! — сказала она себе.

Но тут в ее памяти опять зазвучал его жесткий, властный голос, и Чандра испытала неприятную дрожь в коленях.

Девушка была уверена в том, что лорд Фроум являлся человеком, который думал лишь о себе. Вряд ли он испытает угрызения совести, если ему вдруг вздумается отослать ее с позором домой.

Значит, нужно сделать так, чтобы такое решение противоречило его интересам.

Он должен прийти к выводу, что ему не обойтись без нес, что она ему так же необходима» как был необходим ее отец.

— Мне придется убедить его в этом, — сказала она себе и тут же в отчаянии признала, что у нее нет ни малейших шансов сделать это.

Покинуть родные пенаты оказалось для Чандры более легким делом, чем она предполагала, потому что отец все-таки выкинул белый флаг. Он отказался от дальнейших споров с ней, признав их бессмысленными.

Она понимала, что причина состоит в том, что отец в действительности чувствовал себя гораздо хуже, чем это можно допустить. Вдобавок он был достаточно честен, чтобы признать, что такое изнурительное путешествие в настоящий момент ему совершенно не по силам.

Правда, однажды он попробовал было заявить о своем желании отправиться в путешествие, однако Чандра тихо сказала ему:

— Папа, для нас существует лишь три выхода. Мы можем телеграфировать лорду Фроуму, что ты болен и не можешь присоединиться к нему, но в таком случае мы обязаны вернуть его деньги. Или вместо тебя могу поехать я, а если он откажется взять меня с собой в Непал, значит, это будет его вина, и я не стану испытывать ни малейших угрызений совести, если мы оставим себе все деньги, которые он нам уже дал, все до последнего пенни.

— А какова же третья альтернатива? — поинтересовался отец, и в его голосе прозвучало неподдельное любопытство.

Чандра рассмеялась.

— Ее нет, если только тебе в голову не придет какая-нибудь гениальная идея!

На губах профессора появилась слабая улыбка.

— Впервые ты задала мне головоломку, на которую у меня нет ответа, — сказал он. — Возможно, твоя вторая идея наилучшая.

— Ну вот. А я о чем говорю? Я же тебе уже все уши об этом прожужжала, — беззаботно щебетала Чандра, — а если его светлость выразит свое несогласие, я могу просто-напросто сказать, что мы пытались помочь ему, и не наша вина, что нам это не удалось.

Однако по выражению лица отца она поняла, что тот настроен скептически и считает этот аргумент неприемлемым для лорда Фроума.

Когда корабль отчалил от пристани Саутгемптона, Чандра ощутила беспокойство, и чем короче становилось расстояние, отделявшее ее от этого мрачного и даже в чем-то опасного человека, который по-прежнему занимал ее мысли, тем более оно усиливалось.

До отъезда из дома она была так загружена всякими дедами, что у нее практически не оставалось времени, чтобы думать о ком-либо, кроме своего отца и себя.

Эти трудности были вызваны тем, что все приготовления, которыми они с Эллен занимались до этого, предназначались на одного профессора. Теперь многое предстояло изменить, поскольку в путешествие должна была отправиться молодая женщина, а не пожилой мужчина.

К счастью, Эллен сохранила не только снаряжение отца, которое он брал с собой в дальние странствия все эти годы, но и те вещи, которыми пользовалась ее мать, и Чандре, выросшей за последние пять лет, они пришлись в самый раз.

Костюм для верховой езды и сапоги сидели на ней как влитые, и можно было подумать, что их сшили на заказ специально для нее. Эти вещи были сделаны из добротного материала, и если бы им пришлось покупать их сейчас, они попросту не могли бы себе этого позволить.

— Все остальное, мисс Чандра, настолько потрепано, что надевать эти вещи просто стыдно, — обескураженно произнесла Эллен и развела руками.

— Думаю, маловероятно, что в тех местах понадобится пускать кому-нибудь пыль в глаза шикарными нарядами, — сказала Чандра, — и, кроме того, нет ничего удивительного в том, что мамина повседневная одежда безнадежно вышла из моды.

Она улыбнулась и добавила:

— Разве в Непале это будет иметь какое-либо значение?

Однако где-то в глубине сознания витала мысль, что если она будет выглядеть подчеркнуто женственно, то это обстоятельство может окончательно оттолкнуть лорда Фроума.

Она подумала, что практичные сапоги или горные ботинки, а также юбки по щиколотку, в которых удобно было лазать по горам, куда больше придутся ему по вкусу, нежели платья с оборками, которые надевали по вечерам жены английских чиновников, или муслиновые, предназначавшиеся для дневного времени.

Глажение одежды, которая лежала сложенной много лет, требовало значительных усилий, и Эллен долго кряхтела, разглаживая складки и одновременно скрипучим голосом предупреждая Чандру о всяческих опасностях, которые подстерегают ее в предстоящем путешествии.

К их числу относились не только высокие горы, дикие животные и скверная пища, вызывавшие особое беспокойство Эллен. Дочери профессора следовало также остерегаться мужчин, которые могли обратить на нее внимание. Ведь без спутника, который способен выступить на ее защиту, она будет совершенно беззащитна и ей останется лишь уповать на их сострадание.

— Я же сказала тебе, Эллен, что живо приведу их в чувство при помощи папиного пистолета, — раздраженно произнесла Чандра.

— Будьте же благоразумны, мисс Чандра, — воззвала к ней Эллен. — Ведь вы знаете о мире не больше новорожденного младенца, и вот вы уходите туда совсем одна. А в тех неведомых краях можно встретить бог знает каких джентльменов.

— Я уже объясняла тебе, Эллен, что в Непале нет европейцев, потому что их туда просто не пускают. Там будет только один британский резидент, который, несомненно, является почтенным старцем с седой бородой, и сам лорд Фроум, ненавидящий всех на свете женщин.

Она рассмеялась и добавила:

— Вместо того чтобы беспокоиться о том, что они могут сделать со мной, ты бы лучше молилась, чтобы я встретила там какого-нибудь очаровательного незнакомца, который похитил бы меня, а затем неожиданно оказался миллионером.

— Я всегда надеялась, мисс Чандра, что однажды вы встретите милого юного джентльмена, — сказала Эллен, — достаточно обеспеченного, и заживете с ним счастливой семейной жизнью. А это такая штука, которой вы, как ни крути, но не найдете в Непале, где бы он ни находился.

Чандра расхохоталась.

— Ты должна попросить папу показать тебе карту этой страны, Эллен; и тогда я предстану в твоем воображении в окружении маленьких смуглых человечков, которые наверняка будут думать, что я выгляжу очень странно. Ведь для них мы так же непонятны, как и они для нас.

— Я не знаю, что сказала бы ваша матушка, но знаю точно, что вам это не понравилось бы! — воскликнула возмущенно Эллен, как она делала это вот уже в сотый раз, наверное. Для Чандры это послужило сигналом, возвещавшим конец разговора.

Когда наконец-то наступил час отъезда на станцию, Чандра, к удивлению для себя, почувствовала ком в горле и украдкой смахнула слезинку.

Как было бы замечательно, если бы они с отцом могли поехать вместе, но вот теперь она оставляет его здесь и уезжает навстречу неизвестности. Несколько недель она будет томиться на корабле, и при этом дай бог, чтобы ей не пришлось страдать от морской болезни, а затем ее ожидает долгая, изнурительная поездка на пыльном поезде из Бомбея к непальской границе.

Единственное, что нисколько не беспокоило ее отца, это то, что ей придется путешествовать одной, и хотя у Эллен эта идея вызывала яростное неприятие и она буквально была вне себя от возмущения, возможность того, что его дочь может пасть жертвой похотливых мужчин, похоже, никогда не приходила ему в голову.

Чандра знала, что так было потому, что в его представлении она до сих пор оставалась ребенком. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что его дочь выросла, но относил это лишь к ее интеллекту, поскольку Чандра была его надежной помощницей. Другие же ее качества, такие, как внешность, фигура и прочее, его никак не интересовали и не могли интересовать.

Вечером, готовясь к завтрашнему путешествию, Чандра села перед зеркалом, стоявшим на туалетном столике, и критически оценила свою внешность.

Чандра решила, что если она будет вести себя тихо и «знаться только сама с собой», как выразилась бы Эллен, то вероятность приставания к ней мужчин, которые могут польститься на легкую поживу — ведь они могут подумать, что одинокая девушка не даст им должного отпора, — будет чрезвычайно низкой.

Девушка понимала, что именно по этой же причине тамошнее женское общество отнесется к ней с подозрением и вряд ли встретит ее с распростертыми объятиями. Ну что же, решила Чандра, если так и произойдет, значит, придется относиться к этому как к неизбежным издержкам положения, в котором она оказалась по своей воле.

Именно в этот момент в голову к ней внезапно пришла одна идея, и она спустилась по лестнице, чтобы обсудить ее с Эллен.

— Послушай, тебе было бы спокойнее, если бы я отправилась в Индию под видом вдовы? — поинтересовалась Чандра у пожилой служанки.

— Вдовы, мисс Чандра? Что вы этим хотите сказать? — удивилась Эллен.

— Так ведь ты все время поднимаешь шум из-за того, что у меня нет спутника, но если бы я была вдовой, то не нуждалась бы в нем.

— Но вы не вдова, и что толку говорить об этом.

— А кто помешает мне надеть мамино обручальное кольцо и назваться вдовой? Я видела его в шкатулке с драгоценностями, когда мы разбирали ее вещи.

— Никогда еще мне не приходилось слышать ничего более нелепого… — начала было Эллен, а затем умолкла. — Не знаю, мисс Чандра. Может быть, в том, что вы говорите, и есть что-то.

— А вот я думаю, что это разумная идея, — сказала Чандра. — Если кто-нибудь вдруг бесцеремонно спросит у меня о моем возрасте, я скажу, что мне двадцать три года. В таком возрасте я вполне уже могла побывать замужем и стать вдовой. Предположим, что мой муж серьезно заболел и скоропостижно скончался. Или погиб на северо-западной границе, что никого не удивит, ведь там постоянно происходят вооруженные стычки.

Девушка уселась за кухонный стол, подперев подбородок кулачками.

— Придумала! Я придумала! — воскликнула она. — Я назовусь миссис Уордслл и скажу, что была замужем за сыном папы. Да, как только я окажусь на борту корабля, я так и сделаю.

— Но у вашего отца никогда не было сына! — изумилась Эллен.

— Мы знаем это, — согласилась Чандра, — однако вряд ли кто из пассажиров корабля, на котором я поплыву, когда-либо слышал о моем отце, и поэтому с какой стати им знать, сколько у него детей: один или пятьдесят?

Против этого аргумента Эллен было решительно нечего возразить, и она скрепя сердце согласилась с тем, что обручальное кольцо может в какой-то степени защитить Чандру от возможных приставаний мужчин.

— Однако все же не следует заходить слишком далеко, — добавила служанка, не пояснив, что она имеет в виду.

В конечном итоге Чандра взошла на борт корабля с обручальным кольцом матери на пальце и объяснила помощнику капитана, что вынуждена занять место отца ввиду его внезапной болезни.

К ее приятному удивлению, оказалось, что лорд Фроум зарезервировал для профессора каюту первого класса, и стюарды поэтому отличались отменной предупредительностью, исполняя каждое ее пожелание без промедления. Словом, ей не приходилось терпеть никаких неудобств.

Чандра слишком часто путешествовала на небольших пароходах, не отличавшихся особой изысканностью и удобством, в каютах второго и третьего классов, и теперь не могла не оценить разницы.

Она решила про себя: будь что будет. Даже если, встретив ее, лорд Фроум нахмурит брови и тут же отправит ее домой, у нес останутся хотя бы приятные воспоминания о морском путешествии.

После того как корабль вышел в открытое морс, Чандра вдруг вспомнила, что давно не ела, и отправилась в кают-компанию. За обеденным столом она с интересом разглядывала своих попутчиков.

Теперь на больших, современных пароходах доплыть до Индии можно было всего за семнадцать дней. Однако Чандра знала, что и этого срока хватит, чтобы из людей, на которых она сейчас смотрела, сформировался свой, маленький мирок, где будут бушевать все эмоции и страсти, типичные для большого внешнего мира.

Люди будут внезапно сходиться и так же внезапно ссориться. Кое-кто постарается воспользоваться знакомствами, завязавшимися на борту корабля для того, чтобы продвинуться по службе или заключить выгодную сделку. Будут и те, кто нарочно окружит себя атмосферой отчуждения именно по той же причине — чтобы им не докучали первые.

«Все это, — сказала про себя Чандра, — вряд ли может произойти со мной!»

Поскольку Чандра путешествовала без спутника, ей отвели место за столом старшего помощника. По своим размерам он значительно уступал капитанскому столу, предназначавшемуся для самых важных пассажиров.

Там было несколько армейских офицеров с женами, возвращавшихся в Индию после короткого отпуска в Англии, который они, несомненно, провели со своими детьми. По той или иной причине, но военные, очевидно, решили не брать с собой детей к месту службы. Две пожилые дамы ехали нянчить внуков к своим сыновьям и дочерям, которые давно обосновались в Индии и даже пустили там корни.

Напротив Чандры сидел какой-то немолодой джентльмен, которого, судя по наружности, можно было принять за ученого, хотя она и не была в этом уверена. Рядом с ним весело переговаривались два офицера, возраст и повадки которых позволяли предположить, что они не женаты. Чандре они показались благовоспитанными людьми, у которых вряд ли могли возникнуть какие-либо нехорошие намерения по отношению к ней. Даже Эллен они скорее всего не внушили бы никаких опасений.

Сразу же после обеда Чандра вернулась в свою каюту.

Доставая из чемодана книги, которые она взяла с собой, она сказала себе, что лучше всего использовать оставшееся у нее время до прибытия в Индию для изучения непальского языка. Тем более что отец сказал ей, что он отличался от языков, на которых она разговаривала в прошлом.

Как и ожидалось, вояж оказался во многом похожим на те, в которых она бывала раньше с родителями. Если он и отличался, то лишь в лучшую сторону.

В Бискайском заливе сильно штормило, и путешественникам пришлось пережить немало неприятных минут, зато Средиземное море их встретило теплом и спокойствием. В Красном море на них обрушилась удушливая жара и влажность.

Пища, которая первую неделю плавания казалась Чандре чуть ли не роскошной, постепенно приелась. Это происходило оттого, что продукты в результате долгого хранения в морозильных камерах — новейшего изобретения, появившегося совсем недавно на океанских лайнерах, — во многом теряли свои вкусовые качества.

Хотя другие пассажиры и не сторонились Чандры никоим образом, вместе с тем они и не лезли из кожи вон с предложениями своей дружбы и не проявляли какого-либо иного интереса, который мог бы встревожить или смутить ее.

Такое ровное отношение Чандра объясняла тем, что на фоне основной массы пассажиров ничем особенным она не выделялась. Именно это ей и было нужно.

В то же время, когда они уже были в Красном море и звезды ярко сияли прямо над головой, Чандра подумала, что никакое другое зрелище в мире не может быть более романтичным, но тут же пожалела о том, что ей не с кем было поделиться этими впечатлениями.

И лишь тогда, когда на горизонте появились смутные очертания полуострова Индостан, у Чандры возникло ощущение, будто все предыдущие события ее жизни были только увертюрой, прологом, а теперь поднимался занавес, открывая взору сцену, на которой будет разыгрываться главная драма ее судьбы.

После того как она сойдет на берег, ей больше не нужно будет притворяться вдовой, и она опять станет собой, дочерью своего отца. Скоро ей предстояло пустить в ход всю силу своего убеждения, чтобы лорд Фроум поверил в то, что она так же необходима ему, как был бы необходим ее отец.

Самое главное для нее сейчас было найти слугу лорда Фроума. Зная, что в Индии слуги имеют большое влияние на своих хозяев, Чандра понимала, что здесь от нее потребуется осторожный и дипломатичный подход. Ей придется приложить все мыслимые усилия, чтобы расположить к себе этого человека.

Именно слуга первым сообщит лорду Фроуму свои впечатления о ней. Именно ему лорд Фроум доверил ответственную миссию сопровождать ее отца.

Когда корабль пришвартовался к причалу в Бомбее, его прибытия, как обычно, ожидала пестрая толпа. В воздухе стоял разноголосый шум. Пароход мгновенно окружили юркие лодчонки, и теперь он напоминал великана кита, плывущего в сопровождении стаи мелких рыбешек.

Чандра покинула свою каюту и направилась на палубу.

Она знала, что там сейчас слуга лорда Фроума будет разыскивать ее отца, и, остановившись у трапа, стала наблюдать за людским потоком, двигавшимся по нему в обоих направлениях.

Это был настоящий калейдоскоп из алых мундиров, желтых монашеских одеяний, потрепанных набедренных повязок, живописных сари и тюрбанов самых разнообразных оттенков.

Со всех сторон звучали бесчисленные, непривычные уху европейца голоса, и Чандра зажмурилась на секунду и представила себе, что находится возле Вавилонской башни, строители которой перекрикиваются на тысяче разных языков.

Затем все произошло именно так, как Чандра и предполагала. Индиец в тюрбане подошел к помощнику капитана и спросил у того, как ему найти профессора Уорделла.

Чандра шагнула вперед.

— Вас послал лорд Фроум? — поинтересовалась она.

Индиец учтиво поклонился и прикоснулся рукой к своему лбу, — Меня зовут Механ Лал, мем-сахиб1. Лорд Сахиб послал меня встретить профессора Уорделла.

— Я дочь профессора, — объяснила Чандра. — Мой отец заболел, и я приехала вместо него. Отвезите меня, пожалуйста, к лорду Фроуму.

На лице индийца отразилось явное замешательство. Последовала довольно долгая пауза, после которой он наконец произнес:

— Мем-сахиб желает говорить лорд-сахиб? Он не в Бомбей.

— Мне это известно, — сказала Чандра. — Он должен был встретиться с моим отцом в Байрании.

Индиец понимающе кивнул.

— Значит, там я его и увижу.

— Мем-сахиб ехать в Байрания?

— Да, — твердо сказала Чандра. — Я еду в Непал вместо моего отца.

Индийские слуги отличаются невероятной дотошностью в исполнении данных им инструкций, так как воспринимают их буквально. Они не оспаривают их и не импровизируют. Чандра знала, что, если она проявит должную настойчивость, этот индиец будет выполнять ее приказы так же безоговорочно, как если бы они исходили от ее отца.

И все же она понимала, что слуга встревожен. Ведь он оказался в ситуации, которую не мог предусмотреть ни его хозяин, ни он сам. Одно дело — прислуживать джентльмену, и совсем другое — следовать капризам юной белой леди.

Слуга ни словом не обмолвился о своих опасениях. Он просто приказал носильщикам забрать багаж своей новой госпожи, и те тотчас же поспешили исполнять его распоряжения. Манера, с которой они это сделали, говорила о том, что этот индиец умеет заставить повиноваться себе тех, кто по общественному положению стоял ниже его. Затем он с поклоном предложил Чандре следовать за ним, после чего они сошли на причал, где их уже ждала удобная открытая коляска. Ее слуга, очевидно, нанял еще до того, как корабль пришвартовался в гавани.

Так как до отправки поезда оставалось еще несколько часов, Механ Лал отвез Чандру в отель, где она смогла бы немного отдохнуть и выпить чашку чая.

Чай подали в просторной гостиной, где сидело довольно много посетителей. При этом слуги щепетильно следовали всем правилам чайного церемониала, и Чандре показалось, что она находится в Англии, а не за тысячи миль от нес.

После того как девушка насладилась напитком с густым терпким ароматом и поставила чашку на столик, Механ Лал заплатил по счету и они вышли из отеля. Коляска с багажом ждала их у парадного входа.

Они ехали по людным улицам Бомбея, и в памяти Чандры всплыли воспоминания о той Индии, которую она видела в последний раз вместе с отцом и матерью.

Нетрудно было заметить те изменения, которые произошли в Бомбее за время ее отсутствия. То здесь, то там высились новые здания, новые отели. Появились дороги с твердым покрытием. И все же город оставался прежним Бомбеем, сохраняя свой неповторимый облик.

Местные жители вдхоти, сари, в живописных лохмотьях, с кольцами в носу и колокольчиками на щиколотках, в тюрбанах или пробковых шлемах, были именно такими, какими она их привыкла видеть.

Когда они приехали на железнодорожный вокзал, Чандре и вовсе показалось, что она никогда не уезжала отсюда.

На путях стояли длинные железнодорожные составы. Паровозы звучно шипели, выпуская пар. Из окна кабины локомотива почтового поезда скучающе и высокомерно посматривал машинист-англичанин, а у входа в вагон первого класса стоял английский кондуктор с компостером в руке. В конце платформы в темно-синем мундире, как у адмирала, возвышался начальник вокзала.

Конечно, кроме нее, там были и другие пассажиры-англичане, которые надменно вышагивали по платформе, всем своим видом показывая принадлежность к привилегированной касте, а их слуги и носильщики сердито покрикивали на индийцев-пассажиров и бесцеремонно отталкивали в сторону тех из них, кто не успевал посторониться.

Индийцы брали вагоны штурмом. Опасаясь упустить поезд, они стремились попасть в него задолго до его отправления. Люди сидели па узлах, сваленных в кучу, и что-то меланхолично жевали. Некоторые дремали, свернувшись калачиком. Очевидно, им в ближайшие сутки спешить было некуда.

Как Чандра и предполагала, лорд Фроум заказал для ее отца купе в вагоне первого класса. Механ Лал разместился в соседнем купе.

Эллен снабдила ее стеганым одеялом и подушкой, а Механ Лал вручил ей корзинку с ленчем, где, как была уверена Чандра, должна была найтись бутылка виски, немного содовой и, возможно, какие-нибудь консервы.

Как обычно, в Индии для покорителей этой страны были предусмотрены великолепные условия, и единственное, что требовалось от Чандры, — это войти в вагон и сказать Механ Лалу, куда носильщики должны положить те вещи, которыми она собиралась пользоваться во время поездки на поезде.

После того как слуга, совершив свой обычный ритуал, состоявший из учтивого поклона и прикладывания руки ко лбу, вышел из купе, Чандра села и опустила штору, приглушив пронзительные голоса торговцев фруктами и сладостями, которые шныряли по перрону и назойливо упрашивали пассажиров купить у них что-нибудь.

Было очень жарко. Чандра сняла свою шляпку и вытерла лицо платком. Она почувствовала, как напряжение постепенно оставляет ее.

Тем не менее предаваться спокойствию еще рано. Путешествие по земле Индии все еще обещало стать для Чандры серьезным испытанием, хотя она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, пусть даже только внешне.

— Если бы только папа был со мной, — сказала она себе.

Она знала, что сейчас они с отцом наблюдали бы из окна купе за разноликой толпой на перроне станции, и все происходившее там вызывало бы у них беззаботный смех и улыбку.

Они наслаждались бы каждой секундой своего пребывания в Индии, стране, которую они давно и искренне любили.

Но даже и без отца путешествие сохраняло для нее привлекательность. Конечно, оно могло быть и не слишком долгим, и поэтому девушка решила извлечь из него как можно больше удовольствия, доставленного сравнениями того, что ей предстояло увидеть, с дорогими ее сердцу воспоминаниями.

Заскрипели деревянные вагоны и заскрежетали колеса.

Поезд рывком тронулся с места и медленно стал набирать скорость.

Шум платформы с ее сотнями голосов, казалось, превратился с одно мощное крещендо. В воздух взлетел и замахал нестройный лес рук провожающих, однако кому именно они махали вслед, поезду или уезжающим друзьям, было неясно.

Стук колес раздавался все чаще. Поезд набирал скорость, унося ее прочь, в страну, где Гималаи подпирают своими снежными вершинами голубое небо.

Вот теперь я действительно предоставлена сама себе, подумала Чандра, и эта мысль почему-то нисколько не испугала ее. Наоборот, она приятно возбуждала, служа предвестником новой главы в ее судьбе.

Размеренный порядок жизни на пароходе утомил ее своей предсказуемостью и монотонностью.

Теперь, когда поезд останавливался на станциях, больших и маленьких, Механ Лал приносил ей свежеприготовленную пищу, фрукты и воду. В ее купе было всегда чисто и опрятно, потому что уборка производилась два раза в день; ранним утром и вечером, перед отходом ко сну.

Механ Лал заказывал заранее по телеграфу блюда, которые желала отведать Чандра, и как только они прибывали на ту или иную станцию, из тени выходил человек в белом, державший в руках поднос, накрытый чистый салфеткой. На нем стояли тарелки с ленчем или обедом для Чандры.

Странно, но что бы она ни заказывала, блюда всегда оказывались похожими: тушеное мясо, обильно приправленное соусом карри и источавшее пряный аромат корня куркумы.

Иногда вместо карри мясо было полито кисло-сладким соусом чатни и посыпано луком. От индийских специй у Чандры горело во рту, и она торопилась побыстрее запить еду свежим лимонадом, который обычно бывал либо слишком кислым, либо слишком сладким. Его здесь не умели делать правильно, видимо, не соблюдая нужные пропорции составных частей напитка.

Чандре постоянно приходилось помнить о том, что времени у нее мало, так как она не только должна была успеть покушать до отхода поезда, но и отдать посуду с подносом назад человеку в белом и расплатиться с ним.

Когда поезд трогался с места, человек в белом небрежно кланялся им и спешил в сторону буфета.

Вагоны продолжали мчаться в неведомую даль, влекомые трудягой-паровозом, который время от времени оглашал окрестности надсадным гудком. Природа Индии не переставала удивлять Чандру постоянной сменой пейзажей.

Нескончаемая равнина, тянувшаяся по обеим сторонам стальной магистрали, совершенно неожиданно переходила в непроходимые джунгли. Выжженная каменистая почва сменялась хорошо возделанными зелеными полями, по которым ходили волы с плугами, мечтая о вечере, когда можно будет зайти в прохладный деревенский пруд и постоять там, отдавая тепло с избытком нагретого за день тела и отгоняя хвостом надоедливых мух.

Из окна вагона она наблюдала за природой и людьми. В ее памяти успевали отпечататься сценки, которые были похожи на картинки за окнами детского кукольного домика.

Цыганский табор, расположившийся неподалеку от насыпи, кузнецы, ударяющие молотами по наковальням, женщины, увешанные браслетами, серьгами и кольцами на ногах и снующие между черными шатрами.

Несколько детишек резвились на лужке вместе с козлятами, которые казались созданными чарами европейского Пана или индийского Кришны.

Чандра жадно вбирала в себя впечатления, тем более что для это не требовалось предпринимать особых усилий. Ее взору всегда представало что-то новое и интересное, например, тускло мерцающая масляная лампа над деревенской бакалейной лавкой, навевавшая мысли о чем-то таинственном.

Ночью над бескрайними равнинами зажигались звезды.

Иногда в темноте вырисовывался смутный силуэт мечети с круглым куполом или виднелись костры далекого каравана, расположившегося на ночлег у подножия скал.

Они мчались и мчались вперед, и воздух становился все более прохладным, и теперь по ночам Чандра укутывалась в одеяло. Днем же, несмотря на жару, ей больше не было душно, ибо влажный воздух джунглей сменился сухим воздухом предгорья.

Вперед, вперед, быстрей, быстрей! — стучали колеса на стыках рельсов. И вот наконец на фоне бесплодной плоской голой равнины Чандра увидела далекие очертания гор.

Теперь к радостному возбуждению у нее примешивались опасения и страх. Еще никогда в жизни она так не боялась.

На одной из крупных станций им поменяли паровоз и отцепили несколько вагонов. Значительно укоротившийся состав далее двинулся по линии Бенгальской и Северо-западной железнодорожной компании. Подавляющее большинство пассажиров составляли мужчины, что было необычным для прибрежной и равнинной части Индии, но не здешних мест.

Они приближались к Байрании. Чандра встала и надела на голову простенькую белую панамку. Затем посмотрела на свое отражение в зеркале, привинченном к противоположной стенке купе.

Интересно, что подумает лорд Фроум, когда увидит ее?

Впрочем, догадаться было нетрудно. Его первой реакцией будет гнев, и не только потому, что профессор не приедет, но и потому, что она — женщина.

Рассматривая себя в зеркале, Чандра спрашивала себя, с какой стати он должен так недолюбливать женщин.

Она подумала, что выглядит совершенно безобидно. Вообще-то если учесть обстоятельство, что она похожа на свою мать, стало быть, ей нельзя отказать в привлекательности, и излишнее самомнение тут вовсе ни при чем.

С другой стороны, у нее не только безобидный, но и довольно серьезный вид. Возможно, потому, что она потратила столько времени на занятия наукой.

Внешность девушки была такова: нос маленький и прямой, большие, очень умные глаза, которые при одном освещении казались серыми, при другом — почти карими.

Ее волосы не были ни светлыми, ни темными. «Цвета карандаша», — пренебрежительно заметила как-то раз одна ее знакомая.

Теперь Чандре пришлось согласиться, что это определение соответствует истине.

Ее волосы действительно можно было сравнить с рисунком, сделанным карандашом. К тому же, к сожалению, они росли прямыми, а не вьющимися, которые были нынче в моде, и потому многие девушки тратили уйму времени на завивку щипцами.

Ее волосы могли похвастать лишь легкой волнистостью по обе стороны аккуратного пробора. Они обрамляли овальный лоб, за которым угадывался незаурядный ум.

Она еще не осознавала, что обладает лицом, которое будет притягивать внимание мужчин. Тот, кто посмотрит на такое лицо хотя бы вскользь, будет оглядываться на нее вновь и вновь. Это было лицо, которое трудно забыть, которое будет преследовать всякого, кто засмотрится на него слишком долго.

Однако Чандра не выставляла себя напоказ, как это делали другие женщины. Она не использовала в полной мере возможности, которые предоставляла ей ее внешность. Чандра была подобна изящному рисунку, Который легко упустить из виду на фоне огромных красочных картин.

Лишь тот, кто стремился к совершенству, по-настоящему мог оценить черты ее лица, свидетельствовавшие о ее благородном происхождении, и увидеть в ее глазах глубину, которую трудно обнаружить у большинства женщин.

Ничего этого Чандра не замечала. Каково будет первое впечатление о ней лорда Фроума? Вот что ее сейчас интересовало в первую очередь, и это, сказала она себе, выяснится через считанные минуты.

Она заправила волосы под панамку, и хотя на ней была и без того очень простая одежда, пожалела, что не могла заменить ее на костюм для верховой езды. В нем она наверняка выглядела бы более убедительно и мужественно.

И тут чувство юмора заставило ее рассмеяться.

Если она попытается быть похожей на мужчину, чтобы угодить лорду Фроуму, то ничегошеньки у нее не получится.

Она неминуемо потерпит фиаско. Ему придется либо принять ее такой, какая она есть, либо сразу же отвергнуть. Его должна заботить не ее внешность, а ее ум.

Медленно, пыхтя и выбрасывая в воздух невообразимое количество пара, поезд подползал к перрону.

Это была маленькая железнодорожная станция, и поэтому здесь не было такого огромного скопления людей, такого столпотворения, как в Бомбее или на других станциях, которые они проезжали.

Однако здесь, как и везде, можно было увидеть обычных индийских зевак, семью, которая уезжала не сегодня и не завтра, а может быть, только еще через неделю, но тем временем эти люди решили пожить на вокзале просто так, чтобы не пропустить поезда, «пышущего паром монстра-дракона», которого они так боялись, Чандра увидела, как к двери ее купе подошел Механ Лал. :

Открыв дверь, он хотел было что-то сказать ей, но в следующее мгновение раздался голос, который Чандра слышала прежде в кабинете отца:

— А вот и ты, Механ Лал. Поезд пришел с трехчасовым опозданием всего-навсего. Это уже рекорд! А где же профессор?

Произнося эти слова, лорд Фроум поставил ногу на ступеньку вагона и шагнул в открытую дверь.

Увидев Чандру, он буквально остолбенел.

— Прошу прощения, — пробормотал он, — очевидно, я ошибся дверью.

— Нет, вы не ошиблись, лорд Фроум, — ответила Чандра, протягивая ему руку. — Моя фамилия Уорделл. Я дочь профессора Уорделла.

— Дочь профессора Уорделла?

Каждое слово лорд Фроум выговаривал так медленно и так тщательно, будто разговаривал с человеком, плохо знавшим английский язык. При этом он внимательно разглядывал купе.

— А где же ваш отец?

— Именно это я и собираюсь вам сейчас объяснить, — ответила Чандра. — Вы хотите слышать это именно сейчас или же после того, как мы выйдет из вагона?

Ей на секунду показалось, что лорд Фроум хочет сказать если не грубость, то какую-то резкость. Однако он сдержался. Его голос прозвучал сухо и отрывисто:

— Вы намереваетесь сообщить мне, что ваш отец не прибыл сюда с вами?

— Он остался в Англии.

Лорд Фроум непроизвольно поджал губы, и впервые Чандра получила возможность посмотреть ему прямо в лицо и; оценить его внешность.

Решительно, он вполне симпатичен, подумала Чандра.

Его внешний вид безупречен. И вместе с тем от него веяло какой-то обезличивающей сухостью, даже черствостью, что должно было казаться неприятным людям, которым приходилось с ним общаться.

Высокий и широкоплечий, лорд Фроум казался воплощением типичного представления об английском джентльмене. Однако в нем было нечто еще, нечто невидимое, неуловимое, исходившее от него подобно волнам энергии.

Это была власть, решимость или сила воли. Чандра затруднялась подобрать точное определение. Может быть, все эти три фактора действовали одновременно, она этого не знала, однако лорд Фроум внушал какой-то благоговейный страх, завораживал. Чандра попыталась убедить себя в том, что все это вздор и что причиной всему является ее повышенная мнительность.

— Очень хорошо, мисс Уорделл, — произнес он резко. — Разумеется, я хочу услышать ваше объяснение, и, возможно, лучше будет, если я отвезу вас в дак-бунгало, где я остановился.

На мгновение Чандре показалось, что его голос прозвучал уже не столь решительно и категорично.

У нее возникло ощущение, что если бы это было возможно, он предпочел бы, чтобы она осталась в поезде. Однако поскольку такой шаг с его стороны был бы явно недостоин джентльмена, каковым лорд себя, очевидно, считал, он вынужден был пригласить ее в бунгало, которое, как девушка подозревала, имело не совсем презентабельный вид.

Не ожидая дальнейших приглашений, Чандра покинула свое купе и вышла на перрон. Она заметила Механ Лала, который стоял поблизости вместе с двумя носильщиками, которые уже взгромоздили себе на плечи ее багаж. Слуга опасливо посматривал на хозяина.

— Я пойду первым, — хмуро буркнул лорд Фроум и, не оборачиваясь, шагнул в толпу.

Индийцы так быстро уступали ему дорогу, что со стороны казалось, будто он сметает их со своего пути. Следуя за ним, Чандра с улыбкой подумала, что она похожа на восточных женщин, которым всю жизнь приходится идти на два шага позади своих мужчин.

Он злится на меня, подумала она, ч все же пока ничего не может сделать.

Лорд Фроум, шагавший широкой, размашистой походкой, уже поравнялся с углом здания станции, у которого сидела обычная стайка нищих. Последние тут же с привычным оптимизмом протянули к нему свои ладони, хотя в действительности они не испытывали особой надежды на то, что кто-нибудь обратит на них внимание.

Затем впереди, неподалеку от вокзала, она увидела постройку, которая, очевидно, и являлась тем самым дак-бунгало или гостиницей для путешественников.

Вообще-то это здание по своим размерам оказалось больше, чем она ожидала, однако она в точности знала, как выглядят его номера изнутри потому, что англичане понастроили такие дак-бунгало по всей Индии, и все они были похожи друг на друга как две капли воды.

Внезапно ей пришло в голову, что в такой дыре, как Байрания, придорожная гостиница могла иметь лишь одну спальню и одну гостиную. В таком случае лорду Фроуму будет трудно устроить ее сюда даже всего на одну ночь.

Однако когда они, шагая по мягкой песочной дорожке, приблизились к зданию, Чандра убедилась, что ее опасения оказались безосновательны. Гостиница была настолько просторной, что в ней могли разместиться три или даже четыре постояльца.

Вообще-то количество комнат ее совершенно не интересовало. Ей требовалась только одна.

Лорд Фроум, который по-прежнему шел на пару шагов впереди нес, поднялся по ступенькам невысокого крыльца на веранду, на которой стояло несколько стульев и маленький железный столик.

Открыв дверь, он вошел в дом. Последовав за ним, Чандра переступила порог и остановилась. Перед ней было обычное помещение с деревянными стенами. В центре стояли стол квадратной формы и несколько стульев.

Большую часть времени постояльцы проводили на открытой веранде, если только им не требовалось утолить голод.

Лорд Фроум вытащил стул из-за стола и уселся. Затем, глядя на Чандру, которая продолжала стоять у порога, он произнес своим суровым властным голосом:

— Итак, мисс Уорделл, может быть, вы объясните мне внятно и четко, зачем вы сюда приехали?

Глава 3

Чандра села напротив лорда Фроума. Ее самолюбие задело то, что он так и не предложил ее сесть. Интересно, подумала она, неужели он всерьез полагает, что она так и будет стоять перед ним, как слуга.

— К несчастью, у моего отца случился сердечный приступ за два дня до того, как он должен был выехать к вам, — сказала девушка, изо всех сил стараясь сохранять самообладание.

— Вы не послали мне телеграмму!

— Нет, — согласилась Чандра. — И так как я подумала, что вам будто очень трудно найти замену моему отцу, я решила ехать вместо него.

Наступила непродолжительная пауза, в течение которой лорд Фроум смотрел на нее так, будто отказывался верить собственным ушам. Затем он сказал:

— Что заставило вас предположить, что вы окажетесь мне полезны?

Чандра улыбнулась.

Пока все шло так, как она ожидала.

«Посмотрим, что будет дальше», — сказала она про себя и продолжила:

— Последние пять лет я работала вместе с моим отцом над рукописями, написанными на санскрите. Без ложной скромности скажу, что могу переводить их почти так же хорошо, как и профессор Уорделл, а значит, гораздо лучше любого специалиста, которого вы успели бы найти за столь короткий срок.

— Это уж мне решать, а не вам, — отрывисто и презрительно произнес лорд Фроум.

— Мы с отцом поставили себя на ваше место и продумали все возможные варианты, чтобы вы понесли лишь минимальный ущерб, — сказала Чандра. — Мы понимали, насколько трудно вам будет после того, как вы окажетесь здесь, найти человека, который отправился бы с вами в эту экспедицию.

— А вы к этому готовы?

— В прошлом я очень часто путешествовала вместе с отцом, — ответила Чандра, — и я не думаю, что Непал слишком отличается от других стран, в которых мы с ним бывали.

— Вы, должно быть, совсем потеряли разум, — грубо произнес лорд Фроум, — если вы всерьез считаете, что я могу отправиться в Непал, сопровождаемый женщиной.

— Возможно, будет проще, если бы вы думали обо мне не как о женщине, а как о человеке, заменяющем профессора Уорделла и способном определить истинный манускрипт Лотоса так же хорошо, как и он.

— В это верится с трудом, — язвительно произнес лорд Фроум. — И должен откровенно сказать вам, мисс Уорделл, что вы напрасно пытаетесь ввести меня в заблуждение. Я не верю ни единому вашему слову.

— Наш разговор становится беспредметным, милорд. Не соблаговолите ли устроить мне экзамен? — предложила Чандра. — Дайте мне какую-нибудь санскритскую рукопись, и я переведу ее. Тогда и будут расставлены все точки над «i».

Лорд Фроум внезапно ударил кулаком по столу и вскричал:

— Вся эта ситуация абсурдна, крайне абсурдна! Я хотел, чтобы ваш отец поехал со мной в Непал для определения подлинности манускрипта Лотоса потому, что он лучший в мире ученый в области санскрита. Вряд ли вы можете рассчитывать на то, что я соглашусь принять вместо него молодую девушку, и совершенно неопытную притом, пусть даже она его дочь.

— Я старше, чем выгляжу, — сказала Чандра, вспомнив, . что на корабле она выдавала себя за двадцатитрехлетнюю.

— Суть дела не в этом! — упрямо возразил лорд Фроум.

Было похоже, что его немало раздражало то, что у Чандры были готовы ответы на любые вопросы.

— Суть дела в том, что я могу сделать то, что вам нужно, — стояла на своем Чандра. — Хотите верьте, хотите нет, но я приобрела очень большой опыт в переводе текстов с санскрита.

Так же точно, как и мой отец, я умею определять возраст рукописи, а ведь именно по этой причине вы хотели, чтобы он отправился с вами в Непал.

Против этого возражать было нечего, и лорд Фроум, бросив в ее сторону сердитый и настороженный взгляд, словно он подозревал, что за всем тем, что она сказала, скрывался какой-то иной мотив, внезапно встал на ноги и, сделав по маленькой комнате несколько шагов, оказался у окна.

Он стоял, глядя на яркий малиновый закат, однако Чандра была уверена, что в действительности он ничего не видел.

Чандра слишком хорошо помнила, каким уверенным был его голос, когда он разговаривал с ее отцом. Тогда лорд Фроум сказал, что все планирует заранее и что если что-то идет не так, то он обязательно должен знать причину.

В этом случае было не нужно копать очень глубоко, чтобы отыскать причину. Она лежала на поверхности и была проста, как день. Ее отец был слишком болен, чтобы присоединиться к нему, и поэтому она приехала вместо него.

Ей хотелось сказать это ему вслух, громко и внятно, так, как читают букварь ребенку, однако она подумала, что это разозлит его еще больше.

Поэтому она просто сидела безмолвно, положив руки на колени и надеясь, что производит впечатление женщины серьезной, преданной науке, а не игривой вертихвостки, которая могла бы отпугнуть лорда Фроума.

В комнате повисла гнетущая тишина. Пауза продолжалась очень долго, и все это время лорд Фроум стоял к Чандре спиной. Наконец он заговорил. Однако его слова вовсе не означали, что он пришел к какому-то определенному решению.

— Даже если я соглашусь на то, чтобы вы сопровождали меня вместо вашего отца, это было бы невозможно. Я не' могу прибыть в Катманду с молодой женщиной, которую не сопровождает дуэнья.

Едва улыбнувшись, Чандра подумала, что точно такой же аргумент приводила и Эллен.

— Вот уж не подумала бы, что присутствие дуэньи так важно в этом всеми забытом уголке мира, — заметила она.

Произнося эти слова, Чандра понимала, что она кривила душой, ибо для сплетен нет преград и расстояний, и поскольку лорд Фроум являлся слишком заметной фигурой, все то, что будет происходить в Катманду, вне всякого сомнения, станет темой пересудов во время чаепитий во всей Симле.

— И все-таки я считаю, что с вашей стороны было крайне предосудительно не послать мне телеграммы, — внезапно произнес лорд Фроум таким тоном, словно его мысли были заняты уже чем-то другим.

— Я не сделала этого по одной, очень уважительной причине, — ответила Чандра. — Дело в том, что вы, милорд, не оставили моему отцу вашего адреса. Осмелюсь предположить, что телеграмма все равно нашла бы вас здесь, но если бы вы тогда же предложили, чтобы я приехала вместо отца, прошло бы очень много времени, прежде чем я смогла бы добраться сюда.

— Я не предложил бы ничего подобного! — возмущенно воскликнул лорд Фроум. — Есть и другие знатоки санскрита, которые, несомненно, были бы только рады принять участие в этой экспедиции.

Чандра никак не отреагировала на его довод. Она просто продолжала сидеть, не открывая рта. Через некоторое время лорд Фроум повернулся к ней, и по выражению его лица она могла видеть, насколько велико было его раздражение.

— Я должен буду обдумать все как следует, мисс Уорделл, — сказал он. — Такие решения не принимаются за несколько минут.

Выдержав паузу, он пытливо посмотрел на нее, как бы ожидая возражения с ее стороны, после чего продолжил:

— Вполне очевидно, что эту ночь вам придется провести здесь, и поскольку обратный поезд отправится завтра не раньше полудня, я смогу сообщить вам свое решение относительно дальнейшей вашей судьбы завтра утром за завтраком, который я заказал на шесть часов.

— Благодарю вас, милорд, — тихо произнесла Чандра и встала со стула.

Делая это, она почувствовала на себе пристальный, оценивающий взгляд лорда Фроума. Казалось, будто тщательным изучением ее внешности он надеялся узнать для себя что-то новое.

Этот взгляд смутил девушку, однако она решила не показывать виду и надеялась, что он не догадывается об этом.

Чандра направилась к двери, однако голос лорда Фроума заставил ее остановиться:

— Полагаю, вы не откажетесь пообедать. Мой слуга в настоящий момент готовит обед.

— Благодарю вас, милорд, — еще раз сказала Чандра и вышла из комнаты на веранду.

Там оказалась еще одна дверь, которая, по предположению Чандры, вела в спальню. Открыв ее, девушка обнаружила, что не ошиблась.

Спальни представляли собой три крохотные комнатки, которые располагались одна за другой. Вещи Чандры уже лежали в первой из них.

Подобные придорожные гостиницы, или дак-бунгало, как называли в Индии, спроектированные и построенные рациональными британцами, всегда отличались примитивностью.

В то же время в них всегда поддерживалась безукоризненная чистота. В каждой спальне стояла койка-чарпой — деревянная рама с сеткой на четырех ножках, на которой путешественники расстилали свои собственные постельные принадлежности. Вся остальная меблировка состояла из простенького комода, стула и стола. На столе стояла свечка для освещения комнаты в темное время суток.

В конце коридора находилась комната для умывания, в которой имелся запас холодной воды в железных баках.

С некоторой робостью — она опасалась, что сюда невзначай может заглянуть лорд Фроум, — Чандра разделась и, встав в таз, стала зачерпывать кружкой воду из бака и поливать себя.

Умывание придало ее телу свежесть и бодрость. Затем Чандра вернулась в свою комнату и переоделась в простое платье, которое, как она надеялась, придаст ей строгий, деловой вид.

В этом платье с маленьким белым воротником Чандра и впрямь выглядела едва ли не пуританкой. Она стянула волосы на затылке в маленький пучок и даже попыталась разгладить вьющиеся локоны по обе стороны пробора.

— Будь я поумнее, — заявила она своему отражению в зеркале, — я бы запаслась парой очков, несмотря на то что зрение у меня отличное.

Она понимала, что от того, какое впечатление произведет она на лорда Фроума во время их совместного обеда, будет зависеть очень многое.

Сейчас Чандра была совершенно не уверена в своем ближайшем будущем. Подчинится ли лорд Фроум логической неизбежности, вытекавшей из сложившейся ситуации и диктовавшей ему необходимость взять ее с собой в Непал, или же пойдет на поводу у своего женоненавистничества? Однако сколько она ни выстраивала цепь логических рассуждений, приспосабливая ее к выгодному для себя варианту, у нее ничего не получалось.

Чандра чувствовала, что инстинкт подскажет лорду Фроуму самое простое решение — посадить ее завтра на поезд и отправить домой.

В то же время она надеялась, что он успеет остыть и прислушается к голосу здравого смысла. Ведь в ближайшие месяц-два, а то и больше ему вряд ли удастся найти другого знатока санскрита, а стало быть, у него не останется иного выбора, кроме как принять ее помощь, Если она и была в чем-то уверена, так это в том, что лорд Фроум был человеком, чьи решения отличались непредсказуемостью. Кроме того, от него и сейчас, как и тогда, когда она впервые услышала его голос, исходила какая-то безжалостная и непреклонная решительность.

Да, очевидно, этот человек становился законченным эгоистом, когда задевались его собственные интересы, подумала Чандра.

Она постаралась умыться и переодеться как можно быстрее потому, что считала, что любое промедление с ее стороны могло быть истолковано им как проявление ее чисто женской сути.

Вернувшись в гостиную и не обнаружив там лорда Фроума, Чандра почувствовала облегчение.

Слуга накрывал на стол, застеленный чистой, но неглаженой белой скатертью.

Посреди стола стояла плетеная корзинка с чуппати и другими сортами индийского хлеба.

При появлении Чандры слуга почтительно поклонился ей. Прежде чем она успела с ним заговорить, в комнату вошел лорд Фроум.

Девушка сразу же заметила, что он переоделся. Теперь на нем был строгий вечерний костюм, делавший его еще более властным и неприступным, чем тогда, когда он предстал перед ней в костюме для верховой езды.

— Что вы будете пить, мисс Уорделл? — отрывисто спросил лорд Фроум. — Дело в том, что я ожидал вашего отца, и поэтому, к сожалению, вы можете выбирать лишь между виски и индийским пивом.

— Мне нравится индийское пиво, — ответила Чандра, — и я с удовольствием отведаю его снова. Шесть лет тому назад я побывала в разных частях этой замечательной страны вместе с отцом.

Ей показалось, что лорд Фроум посмотрел на нее с недоверием. «Наверное, он подумал, что я лгу, потому что в то время я была еще совсем юна», — решила Чандра. Однако он не сказал ничего за исключением того, что приказал принести ей стакан пива, а себе заказал виски.

В молчании они потягивали свои напитки, пока кушанья не были поданы, а затем сели за стол.

Обед не удивил Чандру. Именно таких блюд, составлявших обычное меню путешественника, она и ожидала: горячий суп, постная курица, которую зарезали, видимо, всего пару часов назад. Потому ее мясо было очень жестким, однако вполне съедобным, благодаря острым приправам. На третье слуга принес карамельный пудинг.

Так учили своих слуг готовить все англичане, и, естественно, другие европейцы вскоре приходили в ужас от этого однообразия, повторявшегося с незначительными вариациями изо дня в день долгие годы.

После обеда они посидели некоторое время в тишине.

Затем Чандра, желая сделать хозяину приятное и отблагодарить его, сказала:

— Ваш слуга — хороший повар.

— Да, он старается, — согласился лорд Фроум. — Кроме того, когда я путешествую, то обычно не обращаю внимания на то, что ем.

Чандра подумала, что ее собеседник скорее всего говорит правду.

Озабоченное выражение на его лице говорило о том, что, поедая стоявшую перед ним пищу, лорд Фроум думает о совершенно других вещах.

В голове у Чандры мелькнула мысль сказать ему, что она умеет очень хорошо готовить, и предложить ему свои услуги в качестве повара, если в этом возникнет необходимость. Ее блюда были бы совершенно непохожи на то, что им только что подавали.

Затем она поняла, что об этом говорить ни в коем случае не следует, во всяком случае, сейчас. Во-первых, это было бы слишком по-женски, а во-вторых, она показала бы этим, что пытается посягнуть на его холостяцкий образ жизни.

Поэтому она продолжала молчать, и только после того как был доеден десерт, лорд Фроум сказал:

— Я хочу поговорить с вами, мисс Уорделл. Давайте выйдем на веранду.

— С огромным удовольствием, — ответила Чандра и вышла из гостиной.

Солнце уже опустилось за горизонт, однако в небе еще стояло золотое свечение, какое бывает перед близким наступлением темноты.

Усевшись в плетеное кресло, Чандра услышала стрекотание сверчков, которое доносилось из зарослей кустарника, окружавших дак-бунгало.

Слушая их, девушка стала осматривать окрестности и увидела пыльную дорогу, которая вела на станцию. За дорогой находилось небольшое возделанное поле, а за ним виднелись песчаная пустошь и скалы.

Этот пейзаж был так знаком и дорог ее сердцу, что у Чандры возникло ощущение, будто она вернулась домой.

Из-за гостиницы доносился чей-то приглушенный говор, плач ребенка и скрип колодезного ворота.

В воздухе стоял запах теплой пыли и камней, впитавших в себя солнечные лучи.

Откуда-то потянуло дымом костра. Чандра почувствовала, как внутри у нее поднимается и растет волна любви ко всему этому. В этот момент появился лорд Фроум. Он подошел и сел рядом.

— Я думал о вашем экстраординарном, если мне позволено так выразиться, поведении. Ведь вы прибыли сюда, не сообщив мне заранее о том, что намеревались сделать, — произнес он с расстановкой. — Я уверен, что вы, мисс Уорделл, понимаете, что поставили меня в исключительно трудное положение.

В его голосе звучала неприкрытая враждебность, и это раздражало Чандру. Она была на грани отчаяния.

С усилием она повернула голову и посмотрела на него.

Всем своим видом ей следовало бы показывать, что внимательно слушает его, хотя в действительности было гораздо приятнее созерцать восхитительный пейзаж и слушать звуки, которые способна издавать лишь индийская природа.

— Моим первым побуждением, — продолжал лорд Фроум, — было немедленно отправить вас домой с письмом к вашему отцу. В нем я собирался написать, что ему ни в коем случае не следовало отпускать вас сюда. К сожалению, мне приходится принимать во внимание и другие обстоятельства.

Он сделал паузу, и Чандре показалось, что она увидела в его глазах выражение, близкое к ненависти. Затем лорд Фроум произнес:

— Я получил разрешение пробыть в Непале очень короткий срок. Этот срок начинается через три дня, когда я планирую добраться до Катманду.

Его губы сжались. Ему не стоило объяснять своей собеседнице, что получению разрешения на въезд в страну предшествовали долгие сложные переговоры. Если бы ему пришлось начать все сначала, то он потерял бы еще два-три месяца, если не больше.

Чандре показалось, что забрезжил слабый луч надежды.

Она забыла, доказывая лорду Фроуму, насколько выгодно взять ее в Непал вместо заболевшего отца, о том, что вопрос о въездной визе в закрытую страну имел очень большое значение.

— Разумеется, я мог бы отсрочить все путешествие на неопределенный срок, — говорил лорд Фроум, — однако я терпеть не могу, когда мне приходится менять свои планы, и вдобавок я уже давно и твердо решил провести эти следующие несколько месяцев в Непале.

— Смею заверить вас, — сказала Чандра голосом, который звучал так же сухо и холодно, — что мой отец глубоко сожалел о том, что не смог сопровождать вас. Даже тот факт, что это путешествие могло оказаться для него смертельным, вряд ли удержал бы его, если бы он был в состоянии встать с постели и отправиться к вам.

— Я и предполагать не мог, что здоровье профессора настолько подорвано, — почти обиженно заявил лорд Фроум.

— Мой отец уже не так молод, как в те годы, когда он организовывал экспедиции в Тибет и Сикким, — сказала Чандра, — и я думаю, что позднее вы сами убедитесь, милорд, что в таких экспедициях стареют очень быстро.

Если она намеревалась испугать лорда Фроума, то ей, похоже, это удалось.

— Вы полагаете, что это правда? — осведомился он.

— Я знаю, что это так, — ответила Чандра. — Мой отец много раз болел малярией и различными видами азиатской лихорадки, жертвами которой становились даже очень сильные люди. Рано или поздно последствия этих болезней сказываются на сердце.

Она поняла, что именно этого лорд Фроум не учел в своих расчетах, однако, говоря о болезнях, подумала, что он выглядит очень молодо, а люди с крепким здоровьем редко думают о хрупкости других.

— В прошлом ваш отец мне очень помог, — нехотя признал лорд Фроум, — и боюсь, что я и в самом деле никогда не задумывался о его возрасте.

— Я думаю, возможно, это потому, — сказала Чандра, — что вы относитесь к нему не как к личности, а просто как к тому, кто оказался вам очень полезен.

Если бы она даже задалась целью шокировать его, и то вряд ли бы лорд Фроум выглядел бы более удивленным.

— Я считаю утверждение в высшей степени несправедливым, — запротестовал он.

Чандра не стала спорить. Она просто слегка наклонила голову, как бы признавая его возражение, но отвечать на него не стала.

— Давайте вернемся к предмету нашего обсуждения, — отрывисто произнес лорд Фроум, — а именно, поедете ли вы со мной в Непал или нет. Я хотел бы убедиться, мисс Уорделл, что вы действительно настолько сведущи в своей области, насколько пытаетесь уверить меня в этом.

— Мой отец полностью удовлетворен тем, что я делаю для него, — ответила Чандра. — Взять хотя бы последнюю рукопись, которую вы ему прислали, «Бхадравадану». Я целиком перевела ее сама, мой отец лишь просмотрел ее и внес кое-какие незначительные поправки.

По тому, как на нее посмотрел лорд Фроум, она заключила, что ее слова вызвали у него сильное сомнение. Однако тот вслух сказал следующее:

— Мне ничего не остается, как поверить вам на слово, и теперь главная проблема состоит для меня в том, чтобы оправдать вашу поездку со мной. Дело не только в том, что вы женщина, но и в ваших юных годах.

— Одну из этих трудностей искоренит время, — произнесла Чандра, — что же до второй, то, к сожалению, она неисправима.

Она тотчас же спохватилась, пожалев о сказанном, потому что увидела какое-то странное удивление на лице лорда Фроума. Ее испугало то, что она может показаться ему ветреной и дерзкой девчонкой.

Его самомнение и та манера, в которой он проявлял свое открыто враждебное отношение к ней, начали раздражать ее настолько, что ее так и подмывало объявить ему, что она не испытывает ни малейшего намерения ехать с ним ни в Непал, ни куда бы то ни было еще.

Однако все это время где-то в закоулках ее сознания постоянно бродила мысль о том, что без денег лорда Фроума им с отцом не обойтись.

Она совсем не представляла себе, как они смогли бы вернуть хотя бы часть из тех шестисот фунтов, которые к этому времени уже были потрачены на проезд ее отца и Эллен в Канны и несколько недель проживания в пансионате, место в котором нашел для них доктор Болдуин.

Ей очень не хотелось заискивать перед лордом Фроумом, и поэтому она униженным тоном выдавила из себя:

— Если ваша светлость будет настолько добр, что возьмет меня с собой в Катманду, я обещаю, что буду вести себя тихо и скромно и не доставлю никаких хлопот.

— Однако вы будете там со мной, — хмуро сказал лорд Фроум, — и мы должны подумать о том, как мы будем выглядеть в глазах других людей.

Чандре захотелось возразить, что эти «другие люди», то есть высший свет, находятся так далеко, что довольно глупо беспокоиться об их мнении.

Затем она вспомнила о том положении, которое лорд Фроум занимал в обществе. Если ее репутация не имела для него никакого значения, то о своей ему приходилось заботиться.

И все же ей казалось, что он делает из мухи слона.

Многие знаменитые люди чуть ли не с доисторических времен путешествовали со своими любовницами, а в Индии у каждого махараджи было по несколько наложниц, которые сопровождали его, куда бы он ни поехал.

Но, очевидно, лорд Фроум, будучи заклятым врагом женщин, стремился не только ни под каким предлогом не общаться с дамами, но и не давать повода связывать его имя с ними в любом контексте.

Чуть помолчав, Чандра, запинаясь, предложила:

— Я… я полагаю, что может… быть, мне стоит переодеться… мальчиком или молодым мужчиной?

— О боже, нет, ни в коем случае! — воскликнул лорд Фроум. — Такой дурацкий розыгрыш никого не обманет! Нет, мисс Уорделл, боюсь, что мы должны пойти на нечто более существенное, ибо я не могу придумать никакого иного предлога, которым можно было бы оправдать ваше присутствие рядом со мной в Катманду.

Чандра изумленно воззрилась на него, а он тем временем продолжал:

— Уверяю вас — то, что я собираюсь сейчас предложить вам, в иное время и в ином месте мне и в голову не пришло бы, однако это исключительный случай, просто потому что я не могу себе позволить ждать, пока вместо вашего отца не найдется кто-либо еще.

— Что же… вы предлагаете? — поинтересовалась Чандра.

— Это очень просто, — ответил лорд Фроум, однако по тому, как прозвучал его голос, Чандра сразу же поняла, что все обстоит совсем наоборот. — Вы должны отправиться со мной в Катманду под видом моей жены!

Теперь наступила очередь Чандры удивляться. Она уставилась на него круглыми глазами.

— Разумеется, это притворство будет распространяться лишь на то время, в течение которого мы будем там, — скороговоркой произнес лорд Фроум, словно испугавшись, что девушка может всерьез подумать, что он делает ей предложение. — Однако оно предупредит любые вопросы, которые могут возникнуть у британского резидента, полковника Уайли, и оправдает ваше присутствие, которое никто не сможет оспаривать.

— Под видом вашей… жены? — тихо произнесла Чандра.

Этого она никак не предполагала, даже в самых буйных своих фантазиях.

— Могу заверить вас, мисс Уорделл, — сказал лорд Фроум весьма желчным голосом, — что от такого притворства при других обстоятельствах я бы с негодованием отказался, однако ситуация, в которой я сейчас оказался, уникальна в своей чрезвычайности. Ничего подобного со мной еще не происходило, и я очень надеюсь, что никогда не произойдет.

— Но… неужели? — начала Чандра.

Затем она вдруг поняла, что с точки зрения лорда Фроума это была вполне разумная идея.

Ей нетрудно было представить — принимая во внимание его антипатию к женщинам, — как трудно ему было переносить косвенные намеки, ехидные замечания и предположения, которые могли исходить даже от его слуг и сводились бы к одному: если он взял с собой женщину, стало быть, она его любовница.

Чтобы придать ситуации респектабельность и производить впечатление настоящих супругов, было необходимо снять с нее всякий налет аморальности или каких-либо романтических чувств и превратить ее в обычное путешествие, когда жена в обязательном порядке следует за мужем.

Это не было похоже на ту атмосферу, которой всегда были окружены путешествия ее отца и матери, но она знала, что ее родители составляли исключение.

Большинство жен в Индии или в любой другой азиатской стране непременно ехали туда, куда переводили их мужей по службе. Они ворчали, жаловались и проклинали вес на свете, но тем не менее от них ничего не зависело, и они не имели права голоса. Не им было решать, где у них будет следующее временное пристанище.

— Мне нет нужды уверять вас, — говорил тем временем лорд Фроум, — что если эта идея вызывает отвращение у вас, еще большее отвращение она вызывает у меня, и, возможно, мне следует добавить, что я закоренелый холостяк.

Чандра подумала, что он так старается расставить все точки над «i», потому что не хочет, чтобы она пыталась завлечь его в свои сети. Ей захотелось убедить лорда Фроума в том, что в этом отношении он может чувствовать себя в полной безопасности.

Более противного и неприятного человека еще нужно поискать! — подумала она. Мне остается лишь надеяться, что мой муж, если я им обзаведусь, ни в малейшей степени не будет похож на лорда Фроума.

Вслух же она произнесла с нарочитой неохотой;

— Полагаю, что ваша светлость прав, думая, что это единственно… возможный для меня способ сопровождать вас. В то же время я должна признать, что на эту ситуацию я смотрю без всякого восторга.

— Восторг! — Лорд Фроум чуть было не поперхнулся от возмущения. — Может быть, вы думаете, что мне это доставляет удовольствие?

После этих слов он бросил на нее испепеляющий взгляд, а затем добавил уже более спокойным тоном:

— Это просто вынужденная мера, и я надеюсь, что вы воспримете ее именно как таковую.

— На этот счет вы не должны испытывать никаких опасений, — холодно произнесла Чандра, — и раз уж речь все равно зашла об этом, то обязана сознаться, что у меня уже есть некоторый опыт по этой части. Так как у меня не было дуэньи, то я сочла благоразумным выдавать себя на корабле за вдову. Поэтому я прибыла в Индию под именем миссис Уорделл.

На какое-то мгновение в глазах ее собеседника замерцали веселые искорки, словно он против своей воли находил это забавным.

— Значит, вы уже и сами успели убедиться в том, то статус замужней женщины в некоторых случаях является удобным прикрытием? — спросил он.

— До отъезда из Англии я думала, что это пригодится мне, — ответила Чандра, — «однако все мои опасения были напрасны. Во время плавания никто не проявлял ко мне внимания, которое можно было бы расценить как назойливое.

— Могу вас заверить, что в Непале ситуация будет точно такой же, — сказал лорд Фроум.

— Благодарю вас.

Чандра поднялась со стула, почувствовав, что их беседа затягивается. Они обо всем договорились. Тема была исчерпана, и пришло время прощаться.

— С позволения вашей светлости я предпочла бы удалиться на покой пораньше. Раз уж вы приняли решение относительно всего дальнейшего, значит, я не ошибусь, если предположу, что завтра мы отправимся в путь рано утром сразу же после завтрака.

— Нам предстоит очень долгий и утомительный путь, мисс Уорделл, — согласился лорд Фроум, вставая со стула, на котором он сидел.

— Я буду готова к нему, — ответила Чандра.

Пройдя мимо него, она остановилась и, обернувшись, сказала:

— Очевидно, я должна поблагодарить вас за то, что вы согласились взять меня с собой, и выразить надежду, что вы об этом не пожалеете.

— Хотелось бы быть в этом уверенным, — произнес в ответ лорд Фроум.

На секунду ей показалось, что его губы слегка растянулись в насмешливой улыбке.

Наклонив голову, Чандра сказала:

— Спокойной ночи, милорд.

— Спокойной ночи, мисс… Уорделл!

Перед тем как произнести ее фамилию, он чуть помедлил, и она поняла, что он думал о том, что уже завтра ему придется называть ее по-другому.

Войдя в свою спальню, Чандра вспомнила, что лорд Фроум не знает ее имени и сейчас, наверное, теряется в догадках.

Это слегка развеселило ее.

» Я не скажу ему, — решила она. — Я сделаю так, чтобы он сам спросил у меня!«

В спальне Чандры было жарко, несмотря на то что снаружи уже значительно похолодало.

Она открыла окно и, выглянув наружу, подумала о том, как приятно было созерцать на веранде знакомую природу и проникаться чувством умиротворенности, пока этот процесс не прервал лорд Фроум.

Она увидела женщину, шагавшую по дороге с корзиной на голове. Эта женщина была уже немолода, однако двигалась с легкостью и грациозностью юной королевы.

Завтра, подумала Чандра, я войду в новую страну, в которой еще никогда не бывала, страну удивительную и необычную, которая манит меня своей загадочностью. Я не знаю, что мне предстоит пережить и увидеть во время этого путешествия, но именно поэтому оно становится для меня еще более интересным.

До разговора с лордом Фроумом главным чувством ее был страх. Чандра очень боялась, что этот надменный аристократ отправит ее домой и она так никогда и не увидит Непал и не прикоснется к манускрипту Лотоса.

Теперь, когда этот страх исчез, бесследно растворился, как утренний туман, она вдруг ощутила в себе внутреннюю потребность встать на колени и обратиться к Богу с молитвой благодарности, потому что она выиграла сражение, которое могла так же легко проиграть.

— Благодарю тебя. Господи… благодарю тебя, — сказала она всем своим сердцем, инстинктивно обращая лицо к небу.

В этот момент откуда-то снаружи донесся шепот:

— Мем-сахиб! Мем-сахиб!

Выглянув из окна, она испытала такое чувство, словно с гулким ударом свалилась с небес на землю. Прямо перед ней стоял маленький индийский мальчик.

У него, как и у всех индийских детей, были огромные, подернутые туманной поволокой глаза и умоляющий взгляд.

Она в своей жизни видела множество таких ребятишек и, несмотря на это, каждый раз чувствовала, как к горлу подкатывает комок и ее захлестывает чувство сострадания.

Костлявые смуглые маленькие тельца индийских ребятишек казались очень хрупкими и уязвимыми.

— Мем-сахиб! Пойдем! Святой человек говорить с тобой!

Мальчик с трудом говорил по-английски, и поэтому Чандра ответила ему на урду:

— Что ты говоришь? Кто тот человек, которому я нужна?

Услышав звуки родного языка, малыш явно приободрился.

— Святой человек, очень великий Святой человек хочет говорить мем-сахиб. Пойдем сейчас!

— Но как? И где он? — спросила изумленная Чандра.

Мальчик махнул куда-то рукой, но из окна она не могла разглядеть, куда был направлен его палец.

— Идем, мем-сахиб! Очень важно! — продолжал он уговаривать ее.

Чандра была заинтригована и ответила:

— Подожди меня. Сейчас я к тебе выйду.

Она закрыла окно и подошла к двери своей спальни.

Прежде чем открыть ее, она прислушалась.

Снаружи все тихо. Чандра знала, что двери двух других номеров были заперты. Бесшумно ступая на цыпочках по коридору, она прокралась мимо них и мимо умывальной и вышла из бунгало через заднюю дверь.

Девушка была уверена, что лорд Фроум, если он только не улегся спать, сейчас находится на веранде, там, где она его оставила.

На заднем дворе гостиницы Чандра увидела колодец и несколько кустов не правильной формы, за которыми вырисовывались смутные очертания низких построек. В них жил смотритель бунгало со своей семьей.

Она зашла за угол и увидела ждавшего ее мальчика.

Явно обрадованный ее приходом, он улыбнулся и повел ее по узкой тропинке, петлявшей в низких кустах, туда, где на краю сада, окружавшего бунгало, росло несколько высоких деревьев.

Следуя за ним, Чандра не переставала удивляться этой странной просьбе и одновременно упрекая себя за опрометчивость и поспешность, с которой она ушла из гостиницы, не предупредив никого о своем уходе.

Однако она не испытывала никакого желания доверяться лорду Фроуму и сказала себе, что ей нечего бояться в этом тихом местечке, населенном лишь железнодорожными рабочими.

Тропинка вскоре закончилась, и Чандра увидела, что мальчик, который бежал впереди, стоит перед человеком, сидевшим под раскидистым деревом.

Подойдя ближе, она увидела, что человеком, ждавшим ее, был праведник. Она сразу же поняла, что он пришел с гор.

Когда они с отцом были в Индии, люди, с которыми профессор Уорделл познакомился в Тибете, добирались даже до Бомбея, чтобы повидаться с ним.

Тогда Чандре довелось повидать множество разных индийцев, однако не было среди них более выдающихся, чем праведники с севера.

Человек, сидевший у подножия дерева, был высокого роста. Его одеяние состояло лишь из халата, по фасону напоминавшего европейское пальто и сшитого из плотного сукна.

На голове у него была шляпа с загнутыми полями, отороченная мехом, как у китайского мандарина, на поясе висели деревянные четки, а на лице запечатлелось выражение, которое невозможно ни с чем спутать.

Это выражение было трудно описать, и все же по нему Чандра сразу же определила, что перед ней человек, беззаветно посвятивший себя служению Будде, один из тех, кто всю свою жизнь монотонным речитативом повторял священные слова в великих ламаистских монастырях, затерянных в горах Тибета.

Когда Чандра подошла к праведнику вплотную, он не сделал попытки встать или даже заговорить. Она поняла, чего он ожидает от нее, и сложила руки вместе перед собой.

Ладонь к ладони, палец к пальцу она подняла их ко лбу в традиционном приветствии» намаскар «, с которым индийцы обращались к гуру или другим людям, которых они почитали святыми.

— Приветствую вас, дочь профессора! — произнес праведник очень низким голосом, какой редко встречается у жителей Южной Индии. — С глубоким сожалением я узнаю, что ваш почтенный отец серьезно болен.

— Как вы об этом узнали? — изумилась Чандра. Однако не успели эти слова слететь с ее языка, как она поняла, что задает смешной вопрос.

Конечно, в Байрании уже знали о предстоящем приезде ее отца и о том, что вместо него прибыла его дочь.

— Я был знаком с вашим достопочтенным отцом.

Глаза Чандры зажглись.

— Вы знаете моего отца? — воскликнула она. — Как интересно! Как вас зовут?

— Я лама Тешоо из монастыря Сакья-Чо, — ответил праведник.

— Ах да, припоминаю, что мой отец говорил о вашем монастыре. Он в Тибете?

Лама кивнул.

— Да, Тибет, где ваш достопочтенный отец посетил нас десять лет назад.

— Тогда вы, должно быть, разочарованы тем, что его сейчас нет здесь, — сказала Чандра. — В самый последний момент перед отъездом у него случился сердечный приступ и он не мог поехать.

— Он в надежных руках, — медленно произнес лама, — и Проживет еще много лет, прежде чем освободится от тягостен этого мира.

Он говорил так уверенно, что Чандра поверила ему и улыбнулась.

— Однако так как вашего отца здесь нет, — сказал лама, — я должен просить помощи у вас, его дочери.

— Моей помощи? — удивилась Чандра.

Лама кивнул.

Чандра попыталась оценить его возраст и подумала, что подобно многим праведникам, чьи лица и тела не стареют в отличие от обычных людей, он был в преклонных летах.

— Завтра, — сказал он, — вы отправитесь с лордом-сахибом в Непал.

То, что он так уверенно говорил о том, чего она сама езде не знала несколько минут назад, поразило Чандру.

Однако она никак не выразила своего изумления, и лама продолжал:

— Когда вы окажетесь в Катманду, вам представится случай оказать нашему монастырю услугу, благодаря чему вы будете пользоваться огромным уважением в этой жизни и в тех, что последуют за ней.

— Что я должна для вас сделать? — спросила Чандра.

Старый лама жестом пригласил ее пододвинуться поближе и сесть у его ног, и она догадалась, что он хочет поведать ей какую-то тайну.

Индийский мальчик отошел от них, хотя его и не просили об этом, на такое расстояние, на котором их голоса вряд ли могли быть ему слышны, и улегся на траву, забавляясь с какой-то деревяшкой.

Прежде чем дать ответ на вопрос Чандры, лама погрузился в раздумье и затем через несколько минут спросил:

— Ты знаешь, кого я имею в виду, когда я говорю о Нана-Сахибе?

Чуть подумав, Чандра сказала:

— Вы подразумеваете под этим именем битхурского раджу, который проявил исключительную жестокость во время восстания сипаев в 1857 году?

Лама кивнул, и хотя Чандра никак не могла взять в толк, какое отношение имел Нана-Сахиб к ее поездке в Непал, она все же вспомнила, что этот предводитель восставших нес ответственность за одно из самых кровавых и вероломных злодеяний, совершенных за всю историю Индийского мятежа2. Осажденный в Канпуре британский гарнизон с семьями, имея артиллерию, три недели отбивал атаки сипаев. В конце июня Нана-Сахиб предложил англичанам сдать Канпур, пообещав отправить их на лодках вниз по Джамнс в Аллахабад.

На военном совете большинство офицеров высказалось за продолжение сопротивления, тем более что на помощь им шел с боями отряд генерала Хавелока. Однако начальник гарнизона генерал Уильер согласился на капитуляцию, указав на то, что боеприпасы и еда на исходе и что женщины и дети находятся в отчаянном положении. Кроме того, англичане доверяли Нана-Сахибу, который в прошлом относился к ним очень дружелюбно.

Сипаи подогнали к пристани сорок больших лодок, и на рассвете уцелевшие защитники крепости в окровавленных и грязных мундирах, превратившихся в лохмотья, отправились туда на шестнадцати слонах. Раненые, которых было от семидесяти до восьмидесяти человек, следовали за ними на паланкинах, а также на повозках, которые тянули волы.

Подавляющее большинство офицеров подозревало подвох со стороны противника, однако, не видя иного выхода, вес они проследовали к лодкам, которые стояли на якорях в том месте, где Ганг протекает между высокими берегами, Подойдя к реке, англичане обнаружили полное отсутствие средств сообщения между берегом и лодками, находившимися на мелководье. Женщины, дети и раненые с отчаянием взирали на широкую полосу воды, отделявшую их от лодок.

После недолгого совещания было решено идти к лодкам вброд, а детей и раненых нести на руках. Индийские гребцы и носильщики, оставшиеся на берегу, наблюдали за погрузкой европейцев в зловещей тишине.

К восьми часам утра лодки были переполнены человеческими существами, которые задыхались от жары под палящим утренним солнцем. Мятежники, стоявшие на берегу, отпускали в их адрес колкие насмешки.

Все уже было готово к отправлению, когда внезапно в девять часов, как по сигналу, гребцы бросились с лодок в воду и поплыли к берегу.

Почти в ту же минуту с обоих берегов реки по лодкам был открыт сильный огонь из пушек и мушкетов. Стрелявшие метили в соломенные крыши лодок, пытаясь поджечь их.

Истошно закричавшие женщины бросились на дно лодок, закрывая своими телами детей от пуль. Мужчины, севшие за весла, изо всех сил старались отвести лодки на безопасное расстояние, однако уже было поздно. Почти все они погибли в первые же минуты кровавой бойни. Те, кто шестами толкал лодки, под градом пуль валились в воду, которая вскоре стала красной от крови.

Мятежники издевались над женщинами, факелами подпаливая на них одежду. Они не пощадили даже детей, которым размозжили головы дубинками, окованными железом.

Гарнизон Канпура, опрометчиво доверившийся лживым обещаниям Нана-Сахиба, был истреблен до последнего солдата. В живых осталось лишь двести шесть английских женщин и детей, которых мятежники содержали под стражей в ужасных условиях. Это истребление безоружных британцев привело в ярость войска генерала Хавелока, приблизившиеся к Канпуру. Значительно уступая по численности индусам, британцы имели перевес в артиллерии и в результате двух сражений наголову разгромили мятежников и подошли к Канпуру. Тогда Нана-Сахиб приказал убить пленных английских женщин и детей. 17 июля он сбежал из города с немногочисленной шайкой своих сподвижников.

Из девятисот мужчин, женщин и детей в живых остались лишь пять и то по счастливой случайности. Ворвавшиеся в Канпур британские войска обнаружили в колодце, находившемся рядом с импровизированной тюрьмой, отрубленные головы, руки, ноги и изуродованные до неузнаваемости туловища своих несчастных соотечественников.

» Я видел смерть в разных ее проявлениях, — написал бывший английский воин, побывавший в Канпуре в те трагические дни, — однако я никогда не смог бы заглянуть в тот колодец снова «.

Это вероломное злодеяние превратило солдат британской армии в беспощадных мстителей. А их продвижение по восставшим провинциям превратилось в настоящий крестовый поход.

— Да, конечно же, я помню рассказы о Нана-Сахибе, — сказала Чандра.

— Когда британские войска приблизились к Канпуру, — продолжал лама, — многим тысячам мирных жителей ради спасения своих жизней пришлось бежать, и ближайшим местом, где они могли укрыться, был Непал.

Чандра внимательно вглядывалась в лицо праведника. Она начинала понимать, куда клонится разговор.

— Среди беженцев был и Нана-Сахиб.

— Он спрятался в Непале? — воскликнула Чандра. — Но я думала, что Непал выступил во время мятежа на стороне Англии, ведь его власти даже предложили Англии вооруженную помощь для подавления восстания сипаев.

— Это верно, — согласился лама. — Премьер-министр Непала Джанг Бахадур по праву считался другом англичан.

И в то же время он предоставил Нана-Сахибу убежище в своей стране.

— Но ведь он, наверное, давным-давно умер, — предположила Чандра.

— Ходило много слухов о его смерти, — тихо произнес лама, — однако все они оказались ложными.

На лице Чандры выразилось удивление, и ее собеседник продолжил рассказ:

— Его жена или женщина, которую он считал вдовой Нана-Сахиба, более сорока лет прожила на окраине Катманду. Эта красивая женщина отличалась набожностью и каждый год в один и тот же день устраивала пир для нищенствующих монахов.

Чандра удивилась тому, какое отношение это имело к ее поездке, однако хранила молчание. Тем временем лама рассказывал дальше:

— Сотни паломников приходили к ней каждый год, и люди думали, что в этот день ее всегда навещал ее муж.

— Она все еще жива?

— Она скончалась несколько месяцев тому назад, — ответил лама. — Но это известно только тем, кто посвящен в тайну смерти ее мужа, Нана-Сахиба, который умер три года назад.

— Так, значит, он все-таки мертв, — с мстительным удовлетворением произнесла Чандра. — Я рада! Он совершил гнусное и позорное злодеяние!

— За которое он понесет наказание во многих жизнях, — спокойно сказал лама. — Нам никогда не уйти от наших дел, будь они добрые или злые.

На некоторое время он погрузился в молчание, и Чандра уже было подумала, что на этом его история закончилась..

Затем праведник заговорил снова:

— При жизни Нана-Сахиба в Непале ни для кого не было секретом то, что битхурский раджа продал драгоценности, которые он привез с собой из Индии, премьер-министру Джангу Бахадуру. Тот покупал их постепенно, одну за другой. Среди них был огромный изумруд, который входил в число официальных регалий.

Голос ламы слегка задрожал, когда он добавил:

— Все эти драгоценности не имели значения, кроме одной, на которую он не имел права и которую следует вернуть туда, где она должна находиться.

— И где же это место? — спросила Чандра, заранее предвидя ответ.

— Монастырь Сакья-Чо, — ответил лама. — Там эта вещь находилась во лбу Великого Будды тысячу лет, прежде чем ее похитили.

— Похитили? — воскликнула она в изумлении.

— Нана-Сахиб питал ненасытную страсть к драгоценным камням, — объяснил лама. — Должно быть, о нашем изумруде ему сообщил какой-нибудь из его шпионов, и затем однажды камень исчез.

— Что еще можно ожидать от такого человека? — презрительно произнесла Чандра. — Воровать то, что свято и почитается другими.

— Он никогда не продал бы этот изумруд, — сказал лама, — потому что считал, что он приносит ему удачу, но теперь, когда Нана-Сахиб мертв, этот камень должен вернуться на свое место.

— Я могу понять ваши чувства, — сказала Чандра, — но каким образом я могу вам помочь?

— Когда вы будете в Катманду, — произнес лама, — изумруд передадут вам.

— Кто? — спросила Чандра.

— Я не должен это говорить, а вы не должны это знать, — ответил лама. — Достаточно того, что он окажется в ваших руках. Все, что я прошу от вас, как от дочери вашего славного отца, доставить его мне в целости и сохранности, когда вы на обратном пути перейдете границу и опять окажетесь на территории Индии.

Чандра с недоумением посмотрела на него.

— Разумеется. Но если вы знаете, у кого это камень, забрать его — дело не слишком сложное.

Лама снисходительно улыбнулся, и Чандра поняла, что сказала глупость.

— Всегда есть люди, которые видят в драгоценностях только их стоимость, измеряемую в деньгах, — сказал он, — и теперь, когда мертвы и Нана-Сахиб, и его жена, найдутся стервятники, которые захотят завладеть всем, что осталось после них ценного, ради своих нужд.

— Конечно, я понимаю, — сказала Чандра, — однако не будет ли для меня… опасно иметь при себе… этот камень?

— Если вы будете настолько добры и сделаете это, вас будут защищать наши молитвы, — сказал лама, — и мне нет нужды говорить вам, что там, где европеец будет в безопасности, то же самое нельзя сказать о тибетце.

Чандра слишком хорошо поняла, что он имел в виду. В то же время у нее внутри все сжалось и по спине пробежал неприятный холодок. Волей обстоятельств она оказывалась вовлеченной в опасную игру, в которой первым ходом было похищение, а вторым и последним — возврат похищенного.

Она прекрасно понимала, что в Индии хватает воров и грабителей, которые не остановились бы даже перед убийством, лишь бы присвоить великолепные драгоценности, принадлежащие храмам или махараджам.

Однако у первых имелись для защиты священнослужители, а у вторых — солдаты, она же будет совершенно одна.

И тут она спросила себя: разве может найтись защита лучше, чем молитвы людей, которые были праведниками и обладали духовной силой, недоступной пониманию европейцев?

Повинуясь внезапному порыву, она сказала ламе:

— Я сделаю то, что вы просите, но защитите меня, ибо я чувствую, что мне понадобится ваша помощь.

— Вы будете под защитой, дочь моя, — проговорил лама, — И достоинства, которые вы обретете, принесут вам счастье, которое вы ищете.

Эти слова немало удивили Чандру. Она никогда еще не думала, что рассчитывает найти счастье в какой-то определенной форме.

— И еще одно обстоятельство, дочь моя: если вам удастся, а я верю, что так и будет, исправить зло и возвратить нам то, что является нашим по праву, мой монастырь не останется в долгу, и я знаю, то, что мы предложим вам, поможет вашему отцу.

Чандра поняла, что он имеет в виду деньги. И хотя ей очень хотелось сказать, что материальные блага в этом случае ее не интересуют, она тут же упрекнула себя в глупости.

.Разве можно отказываться от чего бы то ни было, если это поможет отцу в будущем.

— Благодарю вас, — сказала она, — и я знаю, что если бы мой отец был здесь, он тоже поблагодарил бы вас.

— Это мы должны благодарить вас, — с достоинством произнес лама.

Почувствовав, что разговор подошел к концу, Чандра поднялась с земли.

— Вы будете молиться за меня? — спросила она. — И 8а моего отца? Он нездоров, и я беспокоюсь за него.

— Я уже сказал вам, что его время еще не настало, — произнес лама. — Ему еще предстоит много свершений, и его ждет работа, которая, хоть вы так и не думаете, принесет огромную пользу тем, у кого есть уши, чтобы слушать.

Чандра сложила ладони вместе и почтительно поклонилась, а лама поднял руку и благословил ее.

Затем, показывая, что ему нечего больше сказать, он закрыл глаза и стал перебирать четки.

Чандра постояла с минуту, глядя на него, а потом повернулась и быстро зашагала назад к бунгало.

Вскоре она была уже у гостиницы. История, которую ей рассказал лама, настолько занимала ее мысли, что она совершенно забыла об осторожности.

Она рывком открыла заднюю дверь и вошла в здание.

Мысли ее путались. Все произошло слишком быстро и неожиданно, чтобы она успела как следует осмыслить это.

Не успела она зайти в коридор, как увидела, что туда же через другую дверь, которая вела с веранды, зашел лорд Фроум. Он с удивлением посмотрел на нее, и когда она захлопнула за собой дверь и направилась к нему, он спросил:

— Где вы были, мисс Уорделл?

У нее на секунду мелькнула мысль: а не сказать ли ему правду? И в тот же миг она прогнала ее от себя. Ведь то, что ей доверили, должно быть тайной для всех без исключения.

Она улыбнулась, ее губы слегка растянулись в безошибочно дерзком выражении.

— Это, милорд, мое личное дело! — ответила она и, войдя в свою спальню, захлопнула дверь прямо у него перед носом.

Глава 4

Встав рано утром, Чандра упаковала свои вещи и в шесть утра отправилась завтракать.

К своему удивлению, она обнаружила, что лорд Фроум уже позавтракал и слуга ждал только ее.

Это был типичный английский завтрак. Маленькие яйца, встречавшиеся только на Востоке, и бекон, который мусульмане не ели, оказались превосходны.

Затем слуга принес горячий кофе отменного качества. Наверняка лорд Фроум привез зерна с собой, подумала Чандра.

Допив кофе и вытерев губы носовым платком, она вышла наружу и увидела перед крыльцом то, что и ожидала увидеть: настоящую кавалькаду уже навьюченных узлами и тюками лошадей. Были среди груза и какие-то странные ящики, ружья, а также предметы, назначения которых она не могла определить, но, очевидно, без которых лорд Фроум не мыслил комфортного существования даже в горных переходах.

Кряжистые, с мощными шеями низкорослые бутанские лошадки очень уверенно держались на ногах. Чандра знала это из прошлого опыта. Лорд Фроум, который внимательно следил за сборами, заметил ее и поприветствовал небрежным кивком головы. У нее возникло впечатление, что он был слегка смущен, хотя полной уверенности в этом у нее не было.

Слуги лорда Фроума обращались к ней как к» леди-сахиб «, из чего она заключила, что хозяин уже предупредил их, что она его жена.

У каждой лошади был свой грум, или по-индийски» сайс «.

Чандре помогли взобраться на дамское боковое седло.

Она не могла не удивиться тому, каким образом лорду Фроуму удалось так быстро раздобыть его. Для нес было совершенно очевидно, что такое седло вряд ли было включено в перечень его снаряжения до ее прибытия.

Они тронулись в путь почти сразу же, и сайс сообщил Чандре, что сначала им предстоит проделать долгий путь, пролегающий по лесам и долинам предгорья, где дорога была значительно лучше, чем та, по которой им предстояло пробираться в горах.

Раннее утро пьянило бодрящим свежим воздухом, в котором порхали едва заметные легкие снежинки. Однако вскоре солнце нагрело воздух, и они исчезли. Красота окружающей природы завораживала Чандру.

В книгах, которые они с отцом прочитали сразу же после того, как у них побывал лорд Фроум, говорилось, что в равнинных местностях Непала водятся слоны, тигры и носороги, а на высокогорье живут медведи и олени разных пород.

Она надеялась, что тигры им не попадутся. Ей было известно, какую опасность представляют эти свирепые хищники. Терзаемые голодом, они нападали даже на людей.

Однако сейчас было трудно думать о чем-либо, кроме прелестных цветов, которые росли везде, где только попадался подходящий клочок земли. Дикие орхидеи и вьюнки, взбиравшиеся на деревья, радовали глаз.

Она вспомнила, что сэр Брайан Ходжсон составил каталог флоры и фауны Непала, и пожалела, что у нее не на шлось времени прочитать его книги до отъезда из Англии.

Ей так недоставало сейчас отца.

Он так много путешествовал по Востоку и особенно по Тибету, что стал очень хорошо разбираться в редких растениях. А вот лорда Фроума природа вряд ли интересовала. В этом она была уверена.

Когда тропа сузилась, Фроум выехал вперед и возглавил караван, горделиво покачиваясь на лошади. Со стороны он сейчас был скорее похож на предводителя какого-нибудь войска. Чандра ехала сразу же за ним. Сзади тянулась длинная кавалькада груженых пони, которую замыкали личные слуги его светлости.

Чандра была также уверена и в том, что ее присутствие сильно раздражало его.

В то же время, несмотря на свою антипатию к нему, она не могла не признать, что лорд Фроум — статный красивый мужчина, а его манера верховой езды, пусть даже это была не скаковая лошадь, говорила о том, что он был прирожденным наездником.

К прискорбному сожалению, этого же она никак не могла сказать о себе. Долгие годы жизни в сельской долине, когда они не могли позволить себе держать лошадей и она лишь изредка, пользуясь случаем, совершала прогулки на соседских лошадях, теперь начинали сказываться.

Она уже предчувствовала, что к концу долгого дневного перехода у нее настолько одеревенеют мышцы спины, что она с трудом сможет сойти с лошади без посторонней помощи и ходить. Да и вообще к тому времени, когда они достигнут Катманду, она будет представлять собой жалкое зрелище.

Поэтому, еще будучи на борту парохода, она старалась укрепить свое тело и всячески готовилась к предстоящим походам.

Конечно, это было не то же самое, что верховая езда, но по крайней мере Чандра научила свое тело расслабляться, а кроме того» практиковала дыхание по системе йогов, которое, по словам ее отца, сильно помогло ему в условиях кислородного голодания в тибетском высокогорье.

Это были довольно простые упражнения для органов дыхания, однако Чандра надеялась, что они помогут ей выдержать серьезное испытание на выносливость.

Она без труда могла себе представить, какое неописуемое презрение изобразит лицо лорда Фроума, если она рухнет без чувств. Он будет вне себя от злости. «Чего еще можно ожидать от женщины», — пробурчит он. Что бы ни случилось, как бы тяжело ей ни было, она никогда не должна жаловаться и вообще давать ему повод думать, что не способна сделать то, что может сделать мужчина.

К полудню, когда путники остановились на первый привал, ими было пройдено довольно значительное расстояние.

Ленч был не слишком аппетитным, но Чандра обрадовалась возможности отдохнуть, а кроме того, ее мучила жажда.

Их путь по большей части пролегал в тени, создаваемой кронами деревьев, однако в некоторых местах солнце все-таки пробивалось сквозь этот естественный заслон, и тогда Чандра хвалила себя за то, что предусмотрительно взяла с собой шляпу с широкими полями, защищавшую лицо.

Во время ленча лорд Фроум с угрюмым видом жевал пищу и был предельно лаконичен и на пару ее вопросов дал односложные ответы. Чандра решила не докучать ему больше и стала наблюдать за бабочками, которые порхали над голубыми гималайскими маками и первоцветами.

Их необычная расцветка так поразила ее, что ей захотелось зарисовать их. Раньше, путешествуя с отцом, она часто делала это.

Теперь же ей нужно было попросить разрешение на это у лорда Фроума, человека, один сумрачный вид которого отбивал у нее всякую охоту обращаться к нему с просьбой о каком-либо одолжении. Кроме того, он явно торопился как можно быстрее двинуться в путь.

Вскоре, едва они успели проехать с полмили, им попались целые заросли диких орхидей, покрывавшие деревья.

Такого восхитительного зрелища Чандра еще не наблюдала.

В книгах, которые читали они с отцом, говорилось, что у подножия. Гималаев произрастает около шестисот различных видов орхидей, и она жалела о том, что не знает названия всех цветов, которые видела сейчас.

К тому времени, когда день уже давно перевалил на вторую половину, Чандра начала ощущать сильную усталость, но она скорее умерла бы, чем призналась в этом человеку, который ехал впереди нее.

Он совершенно не откликнулся на ее попытку завязать с ним разговор за ленчем, и Чандра чуть ли не физически ощущала исходящую от него ауру недоброжелательности, укрыться от которой было невозможно.

«Очевидно лишь одно, — сказала она себе, — что я вполне определенно отработаю те шестьсот фунтов, которые он дал отцу, уже хотя бы тем, что буду терпеть его малоприятное общество».

День клонился к вечеру, и Чандра подумала, что устала не только она, но и ее лошадь, и тут ее сайс показал рукой вперед.

— Гора Сисагархи, — сказал он.

Подняв голову, Чандра увидела крутой подъем, который. показался ей почти непроходимым. На его вершине виднелось какое-то сооружение, напоминавшее военное укрепление.

— Там ночевать, — с облегчением сказал сайс на ломаном английском.

Двадцать минут спустя путешественники уже поднимались в гору.

Чандра слышала, и причем не один раз, что дорога в Непал была очень трудной, и теперь она убедилась в том, что эти отзывы не были преувеличением.

Несмотря на то что ей не пришлось идти пешком, «к тому времени, когда они достигли вершины, она так же запыхалась, как и ее лошадка. Спешившись, девушка почувствовала, что ее ноги подкашиваются. Ей потребовались неимоверные усилия, чтобы сделать первые несколько шагов.

К счастью, лорд Фроум был слишком занят и не обратил внимания на ее состояние. Место, куда они прибыли, раньше представляло собой маленький городок, обнесенный каменной стеной.

Теперь же там влачила жалкое существование лишь горстка крестьян, а для путешественников был устроен постоялый двор, все то же вездесущее дак-бунгало. Оно было не таким основательным и комфортабельным, как в Байрании, но усталость Чандры была столь велика, что эта разница показалась ей совершенно несущественной.

Когда Механ Лал внес ее вещи, достал из дорожного баула подушку и постелил на койке стеганое одеяло, ей до смерти захотелось просто броситься на постель, не раздеваясь, и забыться во сне.

Слуга затем сообщил, что ужин будет готов через полчаса, и Чандра все же заставила себя, проклиная все на свете, .найти умывальную, которая оказалась весьма примитивной.

Освежив лицо и тело водой из чана, она переоделась в то же скромное платье, которое надевала прошлым вечером.

Когда она вошла в столовую, или, точнее, в то помещение, которое с огромной натяжкой могло претендовать на такое название, то обнаружила, что лорд Фроум уже находится там.

На этот раз ужинать им предстояло без скатерти, за грубым деревянным столом из плохо оструганных досок, сидя на таких же стульях. Вся эта мебель была явно изготовлена местными мастерами.

Что касается выбора напитков, то здесь никаких изменений по сравнению с вчерашним вечером не произошло, и .Чандра поинтересовалась, нельзя ли ей заказать виски.

Она заметила, как недоуменно изогнулись брови лорда Фроума, и хотя она терпеть не могла даже запаха виски и никогда его не употребляла, сейчас она была настолько обессилена, что ей было совершенно безразлично, что он или кто-либо еще мог подумать о женщине, просящей напиток, который считался исключительно мужским.

На боковом столике Чандра увидела несколько апельсинов. Так как вкус виски ей показался неприятным, она, сделав маленький глоток, поставила рюмку на стол и, разрезав апельсин пополам, начала выжимать из него сок в виски.

— Для этого существует слуга, — заметил лорд Фроум.

— Я и сама могу с этим управиться, — ответила Чандра.

— Нетрудно понять, что виски вам показалось явно неприятным на вкус, и, следовательно, вы пьете его потому, что очень устали и хотите восстановить силы.

Лорд Фроум говорил так, словно чувствовал неоспоримое преимущество перед ней. Чандру это задело, и она ответила:

— Не совсем. Как вам, должно быть, хорошо известно, в тропиках алкоголь считается профилактическим средством против лихорадки и других болезней. Его также можно считать обеззараживающим средством.

На губах лорда Фроума появилась легкая ироническая усмешка. Очевидно, он понял, что оказался прав в своем предположении, и его немного позабавило то, как девушка с детским упорством старается отрицать очевидное. Однако он не сказал больше ни слова, и через несколько секунд слуга внес, как и следовало ожидать, горячий суп.

Меню практически не отличалось от вчерашнего, разве что куриное мясо показалось Чандре еще более жестким.

Она отказалась от пудинга, напомнившего ей столь нелюбимый ею в детстве королевский пудинг, и вместо него полакомилась свежими фруктами.

— Завтра, — произнес лорд Фроум, прервав долгое молчание, — после того как мы минуем долину, расположенную за этим хребтом, и поднимемся на перевал в горах Чандрагири, перед нами откроется великолепный вид на Непальскую долину.

— Мне не терпится увидеть ее, — задумчиво сказала Чандра. — Странно, что в эту страну нет более легкого пути.

— Непальцам он кажется легким, — возразил Фроум. — Они привыкли носить на спинах тяжелые грузы. Они доставляют туда шерстяные ткани, меха и овец. Мне рассказывали, что, когда их премьер-министру понадобился рояль, его упаковали в огромный Деревянный ящик и доставили той Же дорогой на спинах сотни Носильщиков!

— Но это же жестоко! — воскликнула Чандра.

— Они хотят, чтобы эта страна принадлежала только им и никому больше, — объяснил лорд Фроум. — Кто же станет винить их в этом? Я думаю, что всем хотелось бы немного рая для себя, где бы их оставили в покое.

— Конечно, это зависело бы от того, с кем вы хотели бы его разделить, — добавила Чандра.

— Само собой разумеется, — невыразительным, глухим голосом проговорил лорд Фроум.

Слуги вышли из комнаты, и он продолжил:

— Полагаю, что мне следовало бы спросить у вас, не нуждаетесь ли вы в чем-либо. Если вам вдруг что-либо понадобится, не колеблясь, обращайтесь к Механ Лалу или ко мне.

— У меня есть все, благодарю вас, — ответила Чандра. — А теперь, милорд, с вашего позволения, я хотела бы лечь спать и набраться сил для завтрашнего перехода.

С этими словах она встала из-за стола. Лорд Фроум остался на месте и, когда Чандра двинулась к выходу, сказал:

— Я допустил некоторую оплошность, не узнав у вас вашего имени. Раз уж я играю роль вашего мужа, было бы странно не знать его.

— Меня зовут Чандра.

— Индийское имя, — заметил лорд Фроум, — которое, насколько мне известно, означает» луна «.

— Мои отец и мать очень любили Индию, — ответила Чандра.

Лишь когда Чандра подошла к двери, лорд Фроум встал из-за стола.

— Спокойной ночи, Чандра, — сказал он.

Перед тем как произнести ее имя, он сделал небольшую паузу, и она поняла, что это стоило ему определенных усилий.

— Спокойной ночи, милорд, — отозвалась девушка, и голос ее прозвучал буднично и устало, однако, когда она закрыла за собой дверь и оказалась в коридоре, на ее лице появилась улыбка.

Чандра сделала так, что ему все же пришлось спросить у нее то, что он хотел узнать. Поэтому у нее возникло ощущение победы, пусть даже и очень незначительной.

Интересно, подумала Чандра, как долго он будет сохранять такое отчужденное отношение и дуться на нее просто потому, что ему не по душе ее присутствие.

Ему будет трудно, подумала она, не разговаривать с ней да и вообще не проявлять хотя бы элементарного дружелюбия, когда они будут смотреть рукописи и обсуждать их достоинства.

» Одно совершенно точно, — подумала Чандра. — Он может, сколько ему влезет, думать о себе как о закоренелом и неисправимом холостяке, который стал таковым только благодаря своему собственному выбору, однако ему будет трудно найти женщину, которая согласилась бы стать его женой и терпеть его причуды, пусть даже он и лорд и баснословно богат «.

Раздеваясь, Чандра уже позевывала и в полудреме вспоминала о том, как раньше часто воображала, что однажды встретит мужчину, которого полюбит и который полюбит ее, и они заживут счастливо вместе, как жили ее родители.

И при чем тут деньги, хотя, конечно же, жизнь впроголодь может постепенно охладить даже самую горячую любовь.

Однако самое главное в браке для супругов, считала Чандра, разделять одни и те же интересы, иметь одни и те же цели в жизни.

Почему-то в ее жизни до сих пор получалось так, что она встречала на своем пути очень мало молодых людей.

Все гости, побывавшие в их доме за последние пять лет, были сверстниками ее отца, потому что за исключением лорда Фроума он не знал больше людей более молодого поколения, которые посвятили бы свои жизни поискам и переводу санскритских манускриптов.

Казалось странным, что все они должны быть такими старыми. Сэру Брайану Ходжсону было всего лишь девятнадцать лет, когда он совершил свое первое путешествие в Непал и заинтересовался неизвестными сокровищами, которыми изобиловали тамошние монастыри.

Тогда же у него проявился интерес и к цветам и растениям этой страны, а также к животным и птицам, каталог которых до этого еще никто не составил.

В книге своего отца Чандра прочитала одно из писем сэра Брайана Ходжсона, которое было опубликовано после его смерти. В нем он писал:

» Меня очень занимает зоология и различные виды птиц и четвероногих. Я нанял трех местных художников, которые постоянно делают зарисовки с натуры. Я являюсь владельцем живого тигра, дикого барана, дикого козла, четырех медведей и шести десятков наших красивых фазанов — редкостный зверинец!«

» Я должна делать зарисовки «, — подумала Чандра.

Проезжая по лесам, она не видела ни медведя, ни дикого лесного кота, однако успела рассмотреть несколько фазанов, которые взлетели прямо перед ней, и ей очень хотелось поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями об их красоте.

Она знала, что гималайский фазан считается одной из самых красивых птиц в мире.

Чандра быстро забралась в постель и, натянув на себя одеяло, стала думать о том, как было бы замечательно, если бы в этом путешествии она оказалась вместе с человеком, которого бы любила.

С человеком, который бы понимал, как красота всего виденного ею, будь то цветы, фазаны или деревья, врезается в память и остается там навечно. Она чувствовала, что никогда не сможет забыть это.

Когда Чандру разбудил громкий стук в дверь, ей показалось, что она едва сомкнула глаза. Затем до нее дошло, что уже утро и Механ Лал предупреждает ее, что пора вставать.

Зевая, она кое-как села на постели и опустила ноги на пол. К своему великому ужасу, она обнаружила, что не может ни согнуться, ни разогнуться.

В комнате было очень холодно, и девушка подумала, как было бы сейчас замечательно принять горячую ванну, после которой боль в мускулах и суставах сняло бы как рукой.

Однако у нее не было даже времени, чтобы подумать о таких вещах. Она быстро облачилась в свой костюм для верховой езды, не забыв о том, что по мере того, как они будут подниматься все выше и выше, — ей придется одеваться теплее, чем вчера.

В вещах ее матери нашлась шубка-дубленка, сшитая из шкур молодых ягнят, которую миссис Уорделл всегда брала с собой в путешествия и считала своим самым ценным приобретением.

Чандра вытащила дубленку из чемодана и отдала Механ Лалу, велев ему приторочить ее к седлу так, чтобы она в любой момент могла надеть ее.

В знак понимания слуга кивнул головой, и Чандра заторопилась в комнату, где, как она знала, ее ждал завтрак.

Входя, она с чувством досады заметила, что лорд Фроум уже позавтракал и теперь поднимается из-за стола.

— Вы изволите опаздывать! — произнес он сухо.

— Я очень сожалею. Простите, — произнесла Чандра. — Я встала сразу же, как только услышала стук в дверь. Но завтра я попрошу, чтобы меня разбудили пораньше.

Она почувствовала, что это объяснение не удовлетворило его. Уже стоя у порога, лорд Фроум, не оборачиваясь, сердито обронил:

— Через четыре минуты мы выступаем!

Его грубость была вызывающа и несносна, и Чандру прямо-таки подмывало крикнуть ему вслед, что в таком случае он может отправляться без нее, однако ей тут же стало неуютно от предположения, что в ответ он и в самом деле может бросить ее здесь на произвол судьбы.

Кофе оказался слишком горячим и обжигал губы и язык, поэтому девушка успела выпить только полкружки и проглотить кусочек сандвича, перед тем как выскочить во двор, где весь караван уже ждал ее, а лорд Фроум, сидевший на пони, мрачно посматривал в ее сторону.

Чандра почувствовала себя в положении школьницы, которая вошла в класс уже после того, как прозвенел звонок.

Она молча позволила сайсу подсадить ее в седло. Лорд Фроум также безмолвно послал свою лошадь вперед, и Чандра последовала за ним, так же как она ехала вчера.

Сначала путники спустились по крутой тропе в маленькую долину, а затем опять начали подниматься в гору.

Таких плохих дорог Чандра еще нигде не видела, сколько ни путешествовала. Наверное, непальское правительство рассматривало горы с их чрезвычайно крутыми склонами в качестве естественных укреплений, которые не давали проникнуть в страну незваным гостям, предположила она.

Вскоре они остановились на полуденный привал, и Чандра обнаружила, что любые движения причиняют ее суставам страшную боль.

Однако она твердо решила молчать и только тихо порадовалась тому, что может размять свои мускулы и принять позу, отличавшуюся от той, в которой она ехала на лошади.

Перед тем как сделать привал, путники в течение некоторого времени поднимались в гору, и теперь внизу под ними расстилался живописный пейзаж.

Белоснежные горные вершины переливались под солнечными лучами, окрашиваясь то в розовый цвет, то в красный, то в золотой.

Чандра слышала, что этот красивый оптический обман называют» цветением снегов «.

Это зрелище настолько захватывало дух, что девушка опять пожалела о том, что у нее нет компаньона, с которым она могла бы вместе восхищаться такой красотой и который понимал бы ее.

Лорд Фроум до сих пор отталкивал ее своими мрачным, неприязненным видом, и поэтому Чандра сидела молча, отвернувшись в противоположную сторону и наслаждаясь видом. Она пыталась забыть о том, что ее спутник существует.

Несмотря на это, она не могла отделаться от впечатления, что лорд Фроум посягает на ее мысли. Он был похож на темное облако, надвигающееся на солнце, или на грозно нависшую скалу.

— Если вы закончили, то мы тронемся в путь, — произнес он так внезапно, резко, что Чандра вздрогнула.

— Да, конечно, — согласилась она.

Девушка надела шляпу, которую сняла, пока они сидели в тени, и допила фруктовый сок, входивший в меню их ленча.

Затем, ступая медленно и осторожно, она двинулась к ожидавшей ее лошади. Сайс снова подсадил ее в седло.

Когда Чандра брала в руки поводья, то с ужасом подумала, что сегодня вечером, когда закончится дневной переход, она просто не сможет устоять на ногах, когда придется спешиться.

Дорога теперь поднималась в гору, и сайс сообщил Чандре, что причина их столь короткого привала и поспешного ухода из долины заключалась в том, что там было нетрудно подхватить малярию.

Чандра не сомневалась в том, что сайс говорит правду, и не испытывала никакого желания заразиться страшной болезнью, которая когда-то подорвала здоровье ее отца и в конечном итоге стала причиной его сердечного приступа.

Однако при всем своем желании она никак не могла угнаться за лордом Фроумом и постепенно стала отставать от него. Почувствовав неладное, он обернулся и остановил свою лошадь.

Когда она поравнялась с ним, он сурово посмотрел в ее глаза и сказал:

— Вы должны держаться рядом. До того места, где мы сегодня должны заночевать, нам предстоит пройти еще нет малый путь.

— Я сделаю все, что в моих силах, — ответила Чандра, — но вы должны понять, что пони устали.

— Они привыкли к таким переходам! — отрубил он.

Девушка догадалась, что это было намеком на то, что она была не приспособлена к верховой езде, и, стало быть, в отставании виновата она, а не животное, на котором она ехала.

Чандра была вполне уверена в том, что лорд Фроум нарочно двигался быстрее, чем это было необходимо, чтобы она совершенно вымоталась. Очевидно, он хотел доказать ей этим, что она, женщина, взялась не за свое дело.

В этом он определенно преуспел, сказала себе девушка чуть позже, потому что теперь езда превратилась для нее в настоящую пытку. Прошел еще час, и она почувствовала себя настолько обессиленной, что опасалась в любую секунду выпасть из седла.

Если бы это произошло, то она, несомненно, долго катилась бы по крутому горному склону, ударяясь лицом и всем телом о камни, пока не замерла бы внизу в бесчувствии.

Она вцепилась в луку седла и, понукая лошадь, заставила ее держаться в паре футов от лошади лорда Фроума. Одновременно ей приходилось прилагать невероятные усилия для того, чтобы не закричать, потому что каждый шаг лошади отдавался болью во всех ее мускулах.

Несомненно, папа чувствовал бы себя точно так же, ведь он столько лет вел сидячий образ жизни, подумала она.

Однако эта мысль вряд ли могла служить утешением, поскольку боль напоминала о себе ежесекундно.

Силы, казалось, окончательно покинули ее, когда вдруг ее сайс обрадованно воскликнул:

— Смотрите, леди-сахиб! — До нее не сразу дошло, что он пытался сказать.

Затем на вершине очередного крутого подъема она увидела то, что издали казалось небольшим горным селением или военным укреплением.

Они поднимались все выше и выше, и наконец, когда время для Чандры, казалось, замерло и превратилось в вечную агонию, ее глазам предстало здание, подобное тому, в котором они провели предыдущую ночь, с той разницей, что оно выглядело еще более примитивным и запущенным.

Вокруг него ютилось несколько грязных убогих хижин с крышами из тяжелых камней, из которых выбежали ребятишки в лохмотьях.

Очень медленно, с большим трудом Чандра спешилась и вошла в дом для проезжающих путешественников.

Он показался ей таким маленьким, что сначала она даже засомневалась, что в нем найдется отдельная комната для нее. Ей было известно, что в китайских постоялых дворах путники спят все вместе в одном помещении на большом помосте.

И все же комната для нее нашлась. Пыльная и неприбранная. Впрочем, Чандре было решительно все равно.

Она села, или скорее рухнула, на стул, который угрожающе заскрипел под ее весом, и не двигалась с места, пока слуга не втащил ее багаж.

Поставил чемодан на пол, отстегнул ремни, открыл крышку и достал одеяло и подушку. Затем, постелив одеяло на койке и положив в изголовье подушку, он вышел, притворив за собой дверь.

» Я должна переодеться «, — мелькнуло в голове у Чандры, и она стащила с головы шляпку.

Затем почему-то все предметы в комнате стали блекнуть и терять свои очертания. Глаза заволокло какой-то серой пеленой, и Чандра неожиданно для себя провалилась в беспамятство.

Лорд Фроум, который уже успел умыться и переодеться к обеду, ожидал свою спутницу. Она запаздывала, и лорд начал нервничать.

Он не слишком проголодался. Дело было в том, что Фроум привык к тому, чтобы еду подавали сразу же, как только он садился за стол, и не любил, чтобы его заставляли ждать, тем более женщина, которая буквально навязала ему свои услуги, и еще было неизвестно, такой ли уж она хороший знаток санскрита, каким хочет казаться.

Он медленно цедил виски, думая о том, что уже завтра он будет в Катманду и начнет поиски исторического документа, который его давно интересует.

Да, возможно, Чандра Уорделл и принесет некоторую пользу, однако, сказал он себе раздраженно, если бы у него оказалось чуть больше времени, он успел бы связаться с профессором Эдмундом, который в это время должен был находиться в Дарджилинге. Впрочем, Фроум не был полностью в этом уверен.

Конечно, как специалист по санскриту он значительно уступал Бернарду Уорделлу, но уж лучше полагаться на него, чем на какую-то девчонку. Да и какой прок в этом деле может быть от женщины?

Губы лорда Фроума искривились в гримасе, которая долженствовала выражать отвращение. Его бесило не только то, что обстоятельства вынудили его тащить женщину с собой через горы, но также и то, что приходится выдавать ее за свою жену.

Всю свою жизнь он прилагал все возможные усилия, чтобы его имя не связывали никоим образом с многочисленными женщинами, которые пытались женить его на себе, чтобы воспользоваться его титулом и богатством.

Он прекрасно понимал, как легко мог мужчина против своей воли запутаться в сетях брака. Стоило только пойти потоку сплетен, связывающему его с какой-то одной женщиной, как у истинного джентльмена не остается иного выхода, кроме как предложить ей стать его женой.

Лорд Фроум твердо решил никогда не связывать себя брачными узами. Он относился к женщинам с яростной неприязнью, которая накладывала особый отпечаток на все его взгляды на жизнь, и пришел к выводу, что самый простой способ избежать осложнений — не иметь ничего общего с представительницами слабого пола, то есть совсем отказаться от общения с ними.

Это было гораздо легче сделать, поскольку его глубокий интерес к санскритским манускриптам заводил его в такие уголки мира, куда женщины просто не могли попасть.

Деймону Фроуму нравился Тибет. Здесь он находил душевный покой, и не только потому, что в горах он соприкасался с духовными сокровищами, но и потому что там он не видел ни одной женщины, по крайней мере до тех пор, пока ему не приходилось возвращаться в Индию.

К несчастью, о его достижениях пожелал услышать вице-король, и когда лорд Фроум прибыл к нему в Симлу, то обнаружил себя в окружении женщин, охотившихся за будущими мужьями.

Они всячески лебезили и заискивали перед ним. Они угождали ему и делали все возможное и невозможное, чтобы Завлечь его в ловушку брака. Он сбежал оттуда сразу же, как только это стало возможным.

Казалось невероятным, что после всех чуть ли не титанических усилий, потраченных им на то, чтобы добиться въездной визы, что на этот раз было особенно нелегко, вдруг в момент триумфа все удовольствие было испорчено появлением дочери профессора Уорделла.

Лорд Фроум питал к профессору неподдельную симпатию и высоко ценил его эрудицию, которая, по его мнению, была непревзойденной.

Было бы просто смешно предположить хотя бы на мгновение, что его дочь, такая юная, что скорее похожа на школьницу, чем на взрослую девушку, могла обладать опытом и знаниями, хотя бы отдаленно сравнимыми с теми, которыми обладал ее отец.

Однако тщеславие, присущее всем женщинам, заставило эту девушку утверждать, что дело обстоит именно так.

И все же, какие бы чувства он ни испытывал к Чандре, лорд Фроум понимал, что раз уж получение въездной визы на более поздний срок может поставить под угрозу весь его проект, у него нет иного выхода, кроме как взять ее с собой сразу же после ее приезда в Байранию.

Когда она появилась так неожиданно и когда выяснилось, что взять ее в Непал он может, только выдав за свою жену, его охватила такая злость, что он чуть было не бросил всю эту затею и не велел этой дерзкой юной особе отправляться ко всем чертям.

Однако лорд Фроум не зря славился своим упрямым и несговорчивым характером. Он привык добиваться своего, чего бы это ему ни стоило.

Если он хотел отправиться в Непал, значит, именно это он и сделает, и никакая назойливая девчонка не сможет расстроить его планы. Такую возможность он сразу же решительно исключил и запретил себе даже думать об этом.

» Мне придется взять ее с собой, — нехотя признался он. — И дай бог, чтобы от нее был хоть какой-то толк, хотя я сильно в этом сомневаюсь «.

Он не стал объяснять Чандре, чем же в действительности было вызвано его настоятельное предложение, чтобы она отправилась в эту экспедицию под видом его жены.

Дело было в том, что новый британский резидент, полковник Уайли, который давным-давно уже не бывал в Катманду, советовал ему быть осторожнее при посещении ламаистских монастырей и работе с хранящимися в них древними манускриптами.

Полковник Уайли писал:

» Думаю, что было бы ошибкой и дальше вывозить оттуда рукописи, являющиеся национальным достоянием Непала.

Как вам, несомненно, хорошо известно, сэр Брайан Ходжсон передал большое количество санскритских манускриптов как Королевскому азиатскому обществу, так и Управлению по делам Индии. Я не могу не думать о том, что будущие поколения упрекнут нас за то, что эти ценные и уникальные работы не остались там, где они должны были находиться «.

Однако лорду Фроуму удалось заручиться на этот счет поддержкой вице-короля, официально позволившего ему не принимать во внимание мнение британского резидента. Именно поэтому он не должен был давать последнему никаких поводов для жалоб лично на него, лорда Фроума. Его поведение должно было быть безупречным.

Прибыть в Катманду с молодой девушкой, присутствие которой рядом с собой он объяснил бы тем, что она является знатоком санскрита, означало бы, что в кругах, близких вице-королю, многие изумленно подняли бы брови.

Его также могли бы вежливо, но достаточно строго упрекнуть за то, что он уронил престиж британской аристократии в такой отсталой стране, как Непал.

Разъяренный тем, что ему пришлось опуститься до недостойного джентльмена обмана, однако сознавая, что без него не обойтись, если он хочет продолжить свое путешествие, лорд Фроум все-таки покорился обстоятельствам.

Он делал через силу то, что должен был делать. Его неприязнь, граничившая с враждебностью, была необоснованна и совершенно иррациональна.

Допив виски, лорд Фроум поставил бокал на стол. Его взгляд случайно упал на слуг, безмолвно ждавших его распоряжений, и он встрепенулся, вспомнив, зачем здесь находится. Но почему же не было видно Чандры?

— Передайте леди-сахиб, что обед готов! — приказал он.

— Я постучал в ее дверь, лорд-сахиб, — ответил его слуга, исполнявший обязанности камердинера, — однако ответа не было.

Лорд Фроум нахмурился.

Неужели эта взбалмошная девчонка вздумала показать свой характер? Она, наверное, вертится перед зеркалом, нарочито заставляя его томиться в ожидании. А может быть, она слишком устала? Но тогда она могла бы, как принято в приличном обществе, хотя бы предупредить его, и он пообедал бы без нее.

Он уже собирался распорядиться, чтобы накрывали стол, но затем передумал и, выйдя из столовой в коридор, направился к двери Чандры.

Сильно постучав, лорд Фроум прислушался. Ответом была полная тишина. Очень странно, подумал он. Не бродит ли она опять где-нибудь, как позапрошлым вечером, мелькнуло в его голове. Он поднял щеколду и заглянул внутрь.

Сначала ему показалось, что в комнате никого нет, затем, к своему удивлению, он увидел Чандру, лежащую на полу почти у его ног.

Что с ней? Обморок? Фроум встревожился, но потом, посмотрев внимательнее, понял, что девушка спит.

Сложив руки, ладонь к ладони, она подсунула их под щеку. Если не считать шляпы, лежавшей на столе, весь остальной костюм для верховой езды по-прежнему был на ней.

Лорд Фроум долго смотрел на девушку, на ее длинные ресницы, казавшиеся почти черными на фоне бледной кожи, на ее волосы, волнами обрамлявшие красивый лоб, на ее губы безупречной формы, на которых блуждала слабая улыбка.

Теперь он видел, что Чандра спала. Ее дыхание было ровным и спокойным, и ему стало ясно, что этот сон был результатом крайнего истощения ее организма тяжелой дорогой.

Наклонившись, он осторожно поднял девушку с пола и положил на койку, застеленную стеганым одеялом, подложив под голову подушку.

Когда он укладывал девушку на постель, та тихо пробормотала что-то во сне и, свернувшись, попыталась прижаться к нему, подобно тому, как маленький ребенок прижимается к матери.

Но она так и не проснулась, и лорд Фроум понял, что сон ее слишком крепок и она не осознает, что происходит.

Когда он высвободил из-под нее свои руки, то неожиданно для себя удивился тому, какая она маленькая, изящная и довольно трогательная.

Ненависть, которую он к ней испытывал, исказила его представление о ней как о крупной властной женщине, исполненной решимости любым способом добиться своего, и поэтому олицетворяющей собой именно тот тип женщины, который наиболее отталкивал его.

Однако теперь она казалась ему очень юной и очень хрупкой. Он еще раз взглянул на Чандру. Что-то было не так: ах да, ведь на ее ногах до сих пор были ботинки для верховой езды. Он осторожно стащил их с ее ног и поставил у порога.

Когда он укрыл ее маленькие ступни стеганым одеялом, девушка даже не пошевелилась.

Затем лорд Фроум осмотрелся.

На спинке стула висело сложенное теплое одеяло, принесенное Механ Лалом.

Лорд Фроум аккуратно, что было удивительно для мужчины такого крупного телосложения, накрыл им девушку и, осторожно ступая, вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Чандра проснулась, потому что откуда-то издалека доносился шум, который почему-то очень досаждал ей. Она не испытывала желания слышать его.

Затем до нее постепенно дошло, что кто-то стучит в дверь, и она с трудом открыла слипшиеся веки.

— В чем дело? — спросила она по-английски, еще не проснувшись как следует и забыв, где она находится.

— Пять часов, леди-сахиб, — услышала она голос Механ Лала и лишь тогда вспомнила, где она и что с ней происходит.

Она в Непале и прошлым вечером…

Чандра села на постели, пытаясь вспомнить, что же случилось прошлым вечером, и обнаружила, что на ней костюм для верховой езды, а сверху она накрыта одеялом.

Она никак не могла сделать это сама. Ее память напряглась. Да, она чувствовала себя совершенно разбитой и вроде бы собиралась раздеться. Но что же произошло?

Нет, ничего не приходило ей в голову. Механически откинув одеяло в сторону, чтобы встать с постели, она увидела свои ботинки.

Они стояли на полу у порога.

И тут Чандра поняла, что их снял с нее кто-то, кто положил ее на кровать и накрыл одеялом.

Но кто же это мог быть?

Девушка знала, что Механ Лал никогда бы не прикоснулся к ней без разрешения.

Ни один индийский слуга не осмелился бы прикоснуться к белой мем-сахиб.

Оставался лишь один человек — и это предположение казалось невероятным.

Однако пока она размышляла, время стремительно шло вперед. Чандра спохватилась и стала лихорадочно стягивать с себя одежду.

Сегодня она собиралась одеться потеплее. Ведь им предстояло подняться на перевал Чандрагири, расположенный очень высоко в горах, на высоте многих тысяч футов, где лежали снега.

Она открыла чемодан и достала теплое шерстяное платье, свитер и длинный плотный шарф. Эти вещи лежали сверху, и ей не пришлось перерывать весь чемодан и тратить Драгоценное время, которого было и так мало.

Нужно будет обязательно надеть и дубленку, притороченную к седлу, подумала она.

И только когда Чандра сняла с себя одежду, в которой проспала всю ночь, она почувствовала, что резкие движения по-прежнему отдавались болью во всем теле, пусть и не такой сильной, как вчера, но все же достаточно ощутимой.

» Он будет презирать меня за то, что я рухнула без чувств, — сказала себе Чандра. — Этим утром я сделаю вид, что ничего не произошло и я чувствую себя хорошо «.

Ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы быстро одеться, не говоря уже о том, чтобы натянуть ботинки. Последнее вообще было для нее едва ли не подвигом. И все же девушка превозмогла боль. Когда она наконец покинула свою спальню и отправилась в столовую, где ее уже ждал завтрак, оказалось, что лорда Фроума еще нет.

Возблагодарив в душе Бога за эту помощь, Чандра села к столу и, прежде чем съесть что-либо, жадно, большими глотками выпила всю кружку кофе.

Она надеялась, что кофе придаст ей силы и позволит взглянуть ему прямо в глаза. И тогда она прочтет в них, что он думает о ней после прошлого вечера.

Еще до того, как он вошел в столовую, Чандра услышала его шаги. Сердце внезапно подпрыгнуло у нее в груди, и на нее накатила волна робости и неопределенности.

Такого чувства она еще никогда не испытывала. Девушка стала в душе стыдить себя. Не хватало еще, чтобы после того, как она вчера выставила себя на посмешище, заснув в одежде на полу, он увидел ее растерянность и смятение. Хотя, наверное, теперь уже все равно. Она скорее всего окончательно упала в его глазах.

— Доброе утро, Чандра! — произнес лорд Фроум, и девушке показалось, что его голос прозвучал уже не так враждебно, как раньше.

— Доброе утро, — с трудом выдавила из себя Чандра.

— Я рад, что сегодня вы встали пораньше, — непринужденно сказал он, садясь за стол. — Мне хочется, чтобы вы насладились замечательнейшим видом Катманду, который откроется перед вами через час, после того как мы выкупим отсюда.

— Я тоже… очень хочу… увидеть его.

Чандра не могла взять в толк, почему язык слушался ее с трудом, а кусок никак не лез в горло.

Она не решалась поднять глаза и посмотреть лорду Фроуму в лицо. И в то же время она чувствовала его взгляд на своем лице, словно он хотел знать наверняка, что она не будет обузой и в состоянии выдержать дальнейший путь.

— Вы хорошо спали этой ночью? — спросил он.

Для девушки эти слова прозвучали насмешкой. Очевидно, этот высокомерный денди хочет напомнить ей о том позорном беспомощном положении, в котором она вчера оказалась. Кровь мгновенно бросилась ей в лицо.

— Да… спасибо.

Чандра не сомневалась, что сейчас лорд Фроум злорадно торжествует свою победу над ней. Она добавила:

— Спасибо за то, что вы… позаботились обо мне вчера. Я догадалась, что это вы сняли с меня… ботинки и… накрыли меня… одеялом.

— Вы же моя гостья. Неужели я мог оставить вас лежать на полу всю ночь? — ответил лорд Фроум.

Его голос прозвучал сухо. Или это ей показалось? В то же время она почувствовала, что ее собеседника несколько удивило то, что она признала факт его помощи и поблагодарила его.

Они посидели некоторое время молча. Затем лорд Фроум спросил:

— Как вы себя чувствуете? Хватит ли у вас сил ехать дальше?

Это участие настолько удивило ее, что она посмотрела на него широко открытыми глазами.

Как бы отвечая на этот безмолвный вопрос, Фроум сказал:

— Я признаю, что вчера обошелся с вами слишком грубо. День выдался и без того трудным, а я его еще больше усложнил.

— Я не… оказалась бы в таком… дурацком положении, если бы не моя нехватка практики, — быстро проговорила Чандра. — Мы давно уже не можем позволить себе держать лошадей.

Она увидела, что это объяснение сильно удивило его.

— Не можете позволить себе держать лошадей? — повторил он. — Тогда как же вы выезжаете куда-либо?

Чандра улыбнулась.

— Мы теперь домоседы, — пояснила она, — Папа всегда хотел заниматься только своей работой, а я работаю вместе с ним. Я ведь вам уже говорила.

Со стороны могло показаться, что лорд Фроум осторожно подбирал слова:

— Однако разве такая жизнь не стеснительна для молодой девушки?

— Я не замечала этого, потому что всегда была с папой, — ответила Чандра. — Однако когда у нас было больше денег и мама была еще жива, мы обычно путешествовали все вместе, и это дало мне незабываемые впечатления.

— И вы действительно давно уже не сидели в седле до позавчерашнего дня?

— Очень редко, только когда кто-нибудь из наших соседей был столь добр, что давал мне лошадь на пару часов.

— То, что вы сказали, в корне меняет дело. Очевидно, я был с вами не слишком справедлив, даже излишне требователен.

— Нет, что вы… это не ваша вина, — смутилась Чандра. — Я же сказала вам, что могу делать все, что делает мой отец, однако я уверена, что папа в подобных обстоятельствах устал бы меньше моего.

— Сильно сомневаюсь в этом, — произнес лорд Фроум, — и могу лишь принести свои извинения.

Девушка удивленно уставилась на него, а затем, все еще ощущая некоторую робость, быстро сказала:

— Наверное, пора идти. Ведь вы предпочитаете выступить как можно раньше, не так ли?

— Вы хорошо позавтракали? Вы в этом уверены? — поинтересовался лорд Фроум. В его голосе прозвучала нотка озабоченности, совершенно новая для Чандры. — Вчера вы пропустили ужин, хотя, по правде сказать, потеряли немного. Могу признаться, что особого аппетита он не вызывал.

Девушка слегка усмехнулась.

— Суп, курица и карамельный пудинг! — вырвалось у нее, прежде чем она успела опомниться.

— Не могу точно припомнить, но, похоже, что так оно и было, — согласился лорд Фроум и добавил:

— Если вы Готовы, то, пожалуй, нам действительно пора отправляться.

Они вышли наружу, и впервые за все это время лорд Фроум проверил упряжь у лошади Чандры, туго ли затянуты подпруги и не съехало ли седло.

Оказалось, что все в порядке, и только после того как девушка была в седле, лорд вскочил на своего пони и тронулся в путь.

Лорд Фроум не солгал, предупреждая, что им предстоял крутой подъем, и когда они оказались на вершине горы, перед ними предстало зрелище, от которого захватывало дух. В лучах восходящего солнца высился грозный и величественный гималайский хребет. Его острые зубцы хищно вонзались в голубое небо, а долина, находившаяся где-то далеко внизу под ними, была закрыта клубящимся туманом.

Спуск был долгим, и теперь Чандра могла разглядеть внизу врезавшиеся горизонтально в горы гигантские террасы, которые в действительности были не что иное, как рисовые поля, повторявшие изгиб горного склона.

Мелкими россыпями в них были вкраплены крошечные дома, маленькие бурые хижины, крытые соломой, которые были соединены нитками тропинок. Спустившись ниже, они встретили вереницу носильщиков, двигавшуюся в обратном направлении странной походкой. Они наполовину шли, наполовину бежали и при этом несли на своих спинах огромные тюки с продовольствием, специями и непальской бумагой, изготовленной в кустарных условиях, — все традиционные предметы непальского экспорта в Индию.

Им еще предстояло пройти немалый путь, однако теперь, когда они уже находились в долине Катманду, казалось, что путешествие почти закончилось и все трудности остались далеко позади.

Существовала лишь одна тропа, по которой можно было подняться и спуститься по горным склонам.

Они проходили долины с подвесными плетеными мостиками, которые казались такими хрупкими и ненадежными, будучи перекинутыми на высоте нескольких сотен ярдов через ревущие горные потоки, что Чандра в страхе закрывала глаза всякий раз, когда ее скакун ступал на них, и открывала только тогда, когда они благополучно перебирались на другую сторону пропасти.

Становилось все теплее и теплее, и вскоре она сняла дубленку и даже подумывала о том, чтобы снять заодно и теплую куртку.

В книгах отца она прочитала, что, несмотря на то что Непал называют гималайской страной и крышей мира, он обладает идеальным климатом, и по мере того как природа вокруг нее расцветала все большей красотой, Чандра укреплялась во мнении, что лорд Фроум был прав, назвав его» маленьким раем «.

Наступила уже середина дня, когда они добрались до Катманду, и Чандра поняла, что это был прежде всего город дворцов и храмов.

Казалось совершенно невероятным, что в одном очень ограниченном пространстве может уместиться столь много восхитительно красивых зданий. А вид самих непальцев в необычных одеяниях лишь усиливал ощущение Чандры, будто она перенеслась в какую-то сказку.

У мужчин на поясах висели кривые ножи-кукри. Женщины в длинных юбках удивляли своими длинными черными волосами, в которые были вплетены большие красные или желтые цветы. На шеях и руках они носили украшения из разноцветного стекла.

В носу у каждого висело золотое кольцо. Уши также были увешаны по краям маленькими кольцами, только бронзовыми.

— Какая прекрасная страна и какой красивый народ! — громко воскликнула Чандра, и лорд Фроум, опережавший ее всего на несколько шагов, обернулся.

— Нам удалось попасть в рай, — заметил он сухим голо — . сом. — Будем надеяться, что нас не поджидает ангел с раскаленным мечом, чтобы выгнать нас отсюда.

— Этого не может быть! — весело крикнула ему в ответ Чандра.

Она с восхищением разглядывала огромную статую в центре площади Кала-Бхайраб, изображавшую воина с отрубленной головой в руке, который попирал поверженного им демона.

Через некоторое время они подъехали к британскому посольству, где, по мысли Чандры, они должны были заночевать, Теперь она увидела это очень просторное и элегантное здание, построенное в индийском псевдоготическом стиле, с крышами, имевшими зубчатые края и остроконечными башенками на каждом углу. Высокие узкие окна придавали резиденции британского дипломатического представителя сходство с собором, и когда они вошли внутрь через массивную дубовую дверь, Чандра ожидала, что ее окутает атмосфера святости.

Полковник Уайли оказался добродушным, приветливым человеком, который, похоже, искренне обрадовался приезду лорда Фроума. Узнав, что его гость женат и привез жену с собой, он немало удивился, что отразилось на его лице, однако, будучи джентльменом, решил промолчать.

Чандру отвели в просторную, впечатляющую высокими потолками спальню, где она сразу же подбежала к окну и стала жадно упиваться панорамой города и Гималаями, возвышавшимися на заднем плане.

— Я здесь! — сказала она себе. — Я здесь, несмотря ни на что, даже на то, что этот план мне самой казался несбыточным!

Она ощутила глубокую внутреннюю потребность обратиться с молитвой благодарности к Всевышнему, и не только потому, что сбылись ее надежды, но и потому, что ее отец сможет теперь поправить свое здоровье в теплых Каннах.

После того как лама сказал ей, что ее отцу предстоят еще многие годы плодотворного труда, ее тревога за него улеглась.

Возможно, кому-то могло показаться абсурдом, что она так легко поверила тому, что было сказано ей человеком, которого она до этого никогда в жизни не видела, но про которого маленький мальчик сказал, что он святой.

Раньше Чандра видела в Индии саддху и гуру и знала о существовании самозванцев в этой среде, однако инстинкт помогал ей безошибочно определить, действительно ли человек посвятил свою жизнь служению Богу.

Она знала, что не могла ошибиться, чувствуя добро, исходившее от ламы. Чандра знала также, что если этот человек сказал, что будет молиться за нее и она будет защищена, значит, он говорил это со всей ответственностью и серьезностью.

В то же время теперь, когда она была в Катманду, ей стало немного не по себе. Это беспокойство было вызвано ее причастностью к будущей судьбе изумруда, который был украден Нана-Сахибом. О таких драгоценностях ходила дурная слава: людей, имевших к ним то или иное отношение, очень часто постигал страшный конец.

Почему же, с какой стати, когда одну из самых крупных драгоценностей — изумруд, принадлежавший монастырю в Сакья-Чо, доверяют ей, она должна думать, что об этом никто ничего не узнает.

У Чандры хватало здравого смысла, чтобы понять: если ) станет известно, что, она вывозит его из страны, то ее жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

В ее душе зашевелился страх. Чандра посмотрела на далекие пики Гималаев и сказала себе, что она всего-навсего очень маленькая частичка колеса жизни — колеса, на котором у всего есть свое место и каждому деянию отмеряется соразмерно либо награда, либо возмездие.

Справедливость требовала, чтобы монастырь получил назад свой драгоценный камень, который имел для монахов только сакральную ценность, и если, помогая им, она могла хотя бы частично исправить зло, причиненное Нана-Сахибом, значит, она должна гордиться тем, что ей представилась такая возможность, » Я не испугаюсь «, — сказала себе Чандра.

И в то же время она чувствовала себя беспомощной и одинокой в чужой стране. Ведь единственный близкий ей человек, которого она по-настоящему любила, — ее отец, находился сейчас за много тысяч миль от нее,

Глава 5

Горничная непалка предложила Чандре отдохнуть, пока она будет распаковывать вещи в соседней комнате.

Чандра очень обрадовалась этому, потому что многочасовое пребывание в седле по-прежнему давало о себе знать сильными болями в пояснице. Она забралась в постель и почти мгновенно заснула.

Внезапно ее сон прервался. Кто-то пытался говорить с ней. Чандра открыла глаза и увидела горничную, которая хотела объяснить ей, что ванна уже готова и пора одеваться к обеду.

Просыпаясь, Чандра испытала ощущение, что она вернулась домой после долгого путешествия, и больше всего на свете ей хотелось перевернуться на другой бок и продолжать спать.

Однако она понимала, что, какой бы усталой они ни была, она должна появиться на обеде и играть роль жены лорда Фроума.

Рядом с ее спальней была ванная. Такого современного удобства Чандра никак не ожидала найти в Непале. Интересно, подумала она, кому пришла в голову мысль устроить здесь такую прекрасную вещь, сэру Брайану Ходжсону или же резиденту, который пришел после него?

Впрочем, какая разница, кто был автором этой идеи. Как замечательно погрузиться в горячую воду, от которой исходил тонкий аромат лотоса, и чувствовать, как боль и усталость потихоньку уходят прочь.

Тем не менее, вытираясь полотенцем, она по-прежнему ощущала в теле усталость и надеялась, что ей удастся уйти пораньше и хорошенько выспаться перед тем, как они приступят к тому делу, ради которого сюда прибыли.

Она сгорала от нетерпения не только поскорее увидеть санскритские манускрипты и монастырь, в котором они хранились, но и доказать лорду Фроуму, что она действительно окажется полезной ему.

Она не могла отделаться от ощущения, что» потеряла лицо «, как говорили на Востоке, провалившись в сон от усталости прошлым вечером.

В то же время, сказала себе Чандра с гордостью, из-за нее не произошло никакой задержки, и она не доставила ему никаких дополнительных хлопот, хотя легко могла бы это сделать. Но они прибыли в Катманду, как он и рассчитывал.

В общем, констатировала Чандра, у лорда Фроума не было повода жаловаться на нее, хотя он явно предпочел бы, чтобы на ее месте оказался мужчина.

Приняв ванну, девушка прошла в спальню и увидела, что ее горничная аккуратно раскладывает на кресле платье, которое можно было надеть к ужину.

Только сейчас, взглянув на платье, Чандра вспомнила, что забыла попросить горничную погладить его.

С того времени, как она сошла с парохода в гавани Бомбея, это платье ни разу не извлекалось из чемодана. Оно было все в складках и выглядело еще более поношенным, чем раньше.

Чандра объяснила горничной, что от нес требовалось, и девушка, улыбаясь, выскользнула из комнаты с платьем, перекинутым через руку.

Накинув на себя простой шерстяной халат, с распущенными влажными волосами, Чандра подошла к окну. Она была не в силах противостоять желанию еще раз посмотреть на город.

Теперь пики Гималаев были окутаны облаками, и Чандре стало ясно, что ей придется ждать рассвета, чтобы снова увидеть их во всем величии.

В дверь постучали, и, подумав, что горничная справилась с утюжкой слишком уж быстро, Чандра тем не менее механически произнесла:

— Войдите!

В следующий момент ей пришлось удивиться. Оказалось, что в спальне, помимо двери из коридора, была еще дверь, которая вела в соседнюю спальню. Она обратила на нее внимание лишь теперь, после прихода лорда Фроума.

Он уже успел переодеться в вечерний костюм, совершенно отличавшийся от одежды, в которой Чандра привыкла его видеть во время перехода.

Теперь, в накрахмаленной белоснежной манишке и фраке, на котором поблескивали награды, он производил неотразимое впечатление.

Девушка была удивлена, увидев его в своей спальне, и когда повернулась к нему, в ее глазах застыл безмолвный вопрос.

Он огляделся, явно желая удостовериться в том, что, кроме них, в спальне больше никого нет, и сказал:

— Я подумал, что мне следует предупредить вас еще до того, как вы спуститесь к обеду, что полковник Уайли задал мне вопрос относительно даты нашей свадьбы.

По манере, в которой он говорил, было очевидно, что необходимость отвечать на вопросы посла вызвала у него крайнее раздражение.

— Я сказал ему, — продолжил лорд Фроум, — что бракосочетание имело место перед самым моим отъездом из Англии и что поэтому у меня не было времени информировать всех моих родственников или вице-короля. Еще я сказал ему, что был бы благодарен, если бы он не упоминал об этом в своих письмах. Он обещал не делать этого.

Он ждал ее ответа, и Чандра произнесла:

— Я… запомню то, что вы… сказали.

Лорд Фроум повернулся, собираясь уходить, а затем остановился на пороге двери, которая соединяла их комнаты, и проговорил:

— Сегодня в нашу честь устраивают прием. В таких случаях непальцы надевают очень красочные наряды с большим количеством драгоценных украшений. Я бы попросил вас надеть ваше лучшее платье.

Тон его слов был обыденным, словно это его совершенно не интересовало, и внезапно Чандра почувствовала, как в ней вскипает гнев.

Дело было не только в том, как он это сказал, но и еще потому, что чисто по-женски ей стало обидно за себя. Она представила, как жалко будет выглядеть не только на фоне непальцев, но и рядом с мужчиной, который для всех был ее мужем.

— Мое лучшее платье! — повторила она. — Как можно ожидать, милорд, от нищей дочери человека, который всю жизнь только и делает, что переводит древние рукописи, что она в состоянии позволить себе купить новое платье, пусть даже не модное и не роскошное?

Ее слова звучали агрессивно. Заметив удивление и растерянность в глазах лорда Фроума, она продолжала, слегка повысив голос:

— Вам никогда не приходило в голову, что мой отец, которого вы считаете лучшим специалистом по санскриту, перебивается с хлеба на воду, существуя на те жалкие крохи, получаемые за переводы рукописей, которые вы так высоко цените?

С того момента, как она встретила в Индии лорда Фроума, ей постоянно приходилось сдерживать себя, вести себя скромно, следить за каждым словом и делать вид, будто она не замечает его грубости. В ней накапливалось напряжение, которое грозило прорваться наружу, и вот теперь это произошло. Чандра отбросила всякую осторожность.

— Очевидно, сейчас, когда я уже в Непале, я должна сказать вашей светлости правду. Я отправилась в это путешествие только потому, что единственный способ, каким я могла спасти жизнь своего отца, заключался в том, чтобы оставить деньги, которые вы дали ему, и отправить его на зиму на юг Франции.

Теперь уже по всему было видно, что лорд Фроум был совершенно изумлен ее напором, однако Чандра не успокаивалась:

— Его здоровье так пошатнулось не только потому, что смерть мамы отразилась на его сердце, но и потому, что он питался бог знает чем! Ни один человек не похвастал бы своим здоровьем, если бы ему довелось жить так, как жили мы последние полгода. Кроме яиц и овощей, которые мы выращивали на своем огороде, у нас не было почти ничего.

Она глубоко вздохнула.

— Мы не всегда могли позволить себе хлеб, не говоря уже о мясе, потому что не могли расплатиться с лавочниками, и в тот день, когда вы приехали к моему отцу, я думала о том, что еще осталось у нас в доме на продажу, чтобы выручить хоть несколько пенсов на хлеб. Я не знала, как… нам… жить дальше.

Ее голос прервался на последнем слове. Она повернулась к окну и горько произнесла:

— Я сойду к обеду в платье, которое сшили для моей мамы восемь лет назад и перекроили на меня после ее смерти. Я носила его три года. Оно потрепанное и старое, и вид у него жалкий!

Сделав небольшую паузу, девушка с вызовом добавила:

— Если вы стыдитесь вида своей» жены «, то я уверена, что вы сможете изобрести благовидный предлог, объясняющий мое отсутствие на приеме.

Чандра замолчала. Ее дыхание стало частым и прерывистым, а сердце прыгало в груди так же резко, как звучали ее слова.

Она ожидала ответа лорда Фроума, однако услышала лишь стук двери. Он ушел к себе в спальню.

В ее глазах появились слезы гнева, и когда они заструились по щекам, Чандра принялась яростно вытирать их.

— Я сказала ему правду, — произнесла она. — Если я ему не нравлюсь, ничего не поделаешь. Он настолько эгоистичен, что не осознает, что, кроме него, в мире существуют и другие люди.

Она села за туалетный столик и стала приводить в порядок свои волосы.

Женским инстинктом Чандра понимала, что должна была выглядеть привлекательно, и модная прическа играла здесь чуть ли не главную роль.

Теперь уже не было смысла стараться произвести впечатление скромной прилежной тихони, к чему она стремилась перед своей первой встречей с лордом Фроумом.

Вместо этого она зачесала волосы кверху наподобие высокой колонны. Непальцы, сказала она себе, еще не видели англичанок, и в любом случае она будет казаться им странной. Единственным, кто мог критически отнестись к ее внешности, был полковник Уайли.

Не успела Чандра покончить с прической, как в спальню вернулась горничная, неся выглаженное платье.

Сейчас оно смотрелось куда лучше, чем только что вынутое из чемодана.

Чандра надела его, и, несмотря на то что белый шелк, из которого оно было сшито, за эти годы слегка пожелтел, а простенькие недорогие кружева, которыми было отделано низкое декольте, уже перестали хрустеть, как это было много лет назад, платье великолепно сидело на ее фигуре, отличавшейся безукоризненностью пропорций. Ее талия казалась очень узкой на фоне расходившейся книзу юбки, что было сейчас модно.

И все же, какой бы женственной она ни казалась в этом платье, критический взгляд девушки не мог не видеть, что швы кое-где протерлись до ниток. К тому же оно вышло из моды и никак не сможет достойно дополнять великолепие лорда Фроума, блиставшего своими наградами.

В дверь постучали. Горничная поспешила открыть ее. Назад она вернулась с серебряным подносом, на котором лежали две орхидеи и стоял фужер шампанского.

Вид подноса вызвал у Чандры удивление. Затем она сказала себе, что, очевидно, лорд Фроум привык извиняться в такой практичной манере.

Холодный душ, который она вылила на лорда Фроума, не прибавил ей бодрости. Скорее наоборот. И поскольку усталость по-прежнему владела ее телом, хотя и не в такой степени, она почувствовала какой-то странный комок в горле.» Неужели я снова расплачусь? — испугалась девушка. — Это было бы совсем некстати «.

Чандра пригубила шампанское, а затем взяла длинную ветку орхидеи и попробовала прикрепить ее к прическе.

Непалка укоризненно покачала головой и, издав какое-то восклицание, забрала цветок.

Она искусно вплела орхидею в волосы Чандры на затылке, как носят индийские женщины, и девушка тут же почувствовала, что именно там цветы и должны быть.

Орхидея выглядела очень красиво, эффектно спускаясь с макушки к основанию шеи. Что касается места для второй ветки, то здесь Чандра не колебалась. Она знала, что ее следует прикрепить на поясе.

С цветами вид у Чандры определенно стал иной. Допив шампанское из фужера, она сказала себе, что теперь можно спускаться к обеду с достаточной уверенностью, не чувствуя себя такой убогой и ничтожной, какой она чувствовала себя раньше.

И все же, когда Чандра спускалась по широкой лестнице, которая, казалось, попала сюда прямиком из замка какого-нибудь шотландского барона, у нее душа ушла в пятки, хоть она и старалась сохранить внешнее спокойствие.

Огромное помещение с резным потолком и внушительными портретами предыдущих резидентов поразило Чандру пестротой красок и сиянием драгоценностей настолько, что девушка на мгновение остолбенела.

Она увидела, что гости резидента были в одеждах самых ярких оттенков. На женщинах были сари. Сочностью красок своих мундиров не отставали от них и мужчины, блеск орденов которых соперничал с сиянием драгоценностей их жен.

Никогда еще Чандра не видела так много огромных изумрудов, рубинов, бриллиантов и других драгоценных камней, которые висели не только на шеях и запястьях, но также украшали носы и уши, расцвечивали темные, почти черные как смоль волосы непальских дам.

Теперь Чандре стало ясно, почему лорд Фроум посоветовал ей надеть ее лучшее платье, и на секунду у нее возникло желание убежать от этих элегантных и нарядных людей и спрятаться наверху.

Однако не успела она подумать об этом, как в следующее мгновение рядом с ней уже стоял резидент, который представил ее сначала премьер-министру и его жене, а затем и остальным гостям. Все они были обладателями звучных титулов и длинных, почти непроизносимых имен.

Впрочем, это было их единственным, если можно так выразиться, недостатком.

В темных глазах непальцев появились дружеские искорки, их губы расплылись в улыбках, и они оживленно заговорили, восхищенные тем, что Чандра понимала их родной язык и могла отвечать на нем.

Лишь в двух или трех случаях пришлось обращаться к помощи тех, кто мог более бегло говорить на обоих языках, чтобы уточнить значение того или иного предложения.

К тому времени, когда они сели обедать, причем обед был подан, по мнению Чандры, в почти королевском стиле, с хитмугаром за каждым стулом, она уже забыла о своем старом платье и наслаждалась общением. Этот прием во многом отличался от тех, на которых ей приходилось бывать раньше.

Войдя в зал, Чандра долгое время не решалась оглядеться, чтобы найти лорда Фроума. Она боялась его встречного взгляда. И только после того как она уже оказалась за столом, где с одной стороны от нее сидел премьер-министр, а с другой — непальский генерал, Чандра украдкой взглянула на него.

Она увидела, что лорд Фроум был отменно приветлив и любезен с непальской леди, которая сидела справа от него.

Это никак не вязалось с его репутацией женоненавистника, что не могло не удивить Чандру.

Очевидно, непалка сказала ему что-то забавное, потому что он рассмеялся, Чандра отметила, что, смеясь, лорд Фроум выглядел гораздо более привлекательно и куда моложе.

» Как жаль, что он не может быть таким всегда «, — подумала про себя Чандра. Она забеспокоилась. Не слишком ли ее» муж» разозлился на нее за то, как она отчитала его в спальне?

Она упрекнула себя в неразумном и не правильном поведении. Так нельзя было себя вести. Каким бы грубым ни был лорд Фроум во время путешествия, это никак не оправдывало ответную грубость с ее стороны.

В конце концов она должна была не забывать, что только благодаря его деньгам стало возможным отправить отца на курорт и обеспечить нормальный уход за ним.

«Я должна извиниться», — подумала она.

Чандра от природы была не способна долго злиться на кого-либо. Антипатии к людям, какими бы они ни были, были совершенно чужды ее незлобивому характеру. В спальне произошло то, что ее отец, наверное, назвал бы выпусканием пара. Теперь же вся ее неприязнь к лорду Фроуму совершенно улетучилась.

Ей стало стыдно за свое поведение. В порыве самоуничижения она принялась ругать себя и выискивать всяческие предлоги для оправдания поступков и слов лорда Фроума во время путешествия.

Она могла понять, что в силу своей гордости он в этот момент, должно быть, испытывает отвращение оттого, что ему, аристократу, приходится лгать и изворачиваться перед резидентом, которого он, безусловно, уважал.

И вот вместо того, чтобы понять это и посочувствовать ему, она просто выместила на нем свою злобу просто потому, что он случайно «задел ее за живое».

Любая женщина, молодая или старая, умная или не очень, не может не чувствовать себя обойденной судьбой и не впасть в депрессию, если она никогда не может позволить себе новое платье, если все, что ей остается, — носить то, что Эллен часто называла «старыми лохмотьями».

Хотя со временем Чандра сменила свою детскую одежду, которая, естественно, стала ей мала и тесна, на платья матери, ей никогда не приходилось носить вещи, выбранные и купленные ею самой.

Те малые деньги, которыми располагала ее мать, тратились не на модные платья и бальные наряды, а на одежду для верховой езды и другие вещи, необходимые в путешествиях, в которые она отправлялась вместе с мужем.

Те симпатичные платья, которые мать носила после того, как они перешли к оседлому образу жизни, обосновавшись в деревне, она сшила сама с помощью Эллен. Несмотря на модный фасон и безупречную выкройку, они были сшиты из дешевой ткани и, после того как Чандра проносила их несколько лет, протерлись буквально до дыр.

Раньше она постоянно убеждала себя, что не важно, какая одежда на человеке, важно то, что у него в голове.

Однако когда Чандра по воскресеньям ходила в церковь и видела своих сверстниц, дочерей местных фермеров, на которых были куда более модные и красивые платья, она знала, что подобные наряды ей не по карману, и не могла хотя бы немного не завидовать им. Поэтому она всегда стремилась привнести в свой наряд хоть чуточку новизны, свежести, пусть даже это была всего лишь роза на шляпке.

Но если приходилось делать выбор между продуктами и одеждой, Эллен всегда стояла за то, чтобы те немногие деньги, которые у них были, тратились на еду.

«Как я могу ожидать от людей, подобных лорду Фроуму; понимания? — спросила себя Чандра. — Он богат. Он привык получать от жизни все, что ему хочется. Как он может представить себе, что это такое, сводить концы с концами, если в доме просто нет денег».

Однако Чандре вовсе не хотелось, чтобы переживания из-за того, что она сорвалась, испортили вечер, и поэтому она заставила себя улыбаться и вести непринужденную беседу с непальскими джентльменами, которые сидели по обе стороны от нее.

Затем все леди удалились в гостиную, где Чандре было приятно разговаривать с женщинами, чья речь была похожа на тихое журчание ручья, и восхищаться их драгоценностями.

Изумруды, которые носили многие непалки, напомнили ей о том изумруде, который она должна была доставить из Непала в Индию. Подумав об этом, Чандра ощутила внезапный прилив страха. Не дай бог, кто-нибудь догадается, что такой необычайно ценный камень у нее.

Во время обеда ее все время подмывало спросить у премьер-министра, нельзя ли хоть краешком глаза посмотреть на знаменитый изумруд Нана-Сахиба, который теперь входил в число официальных регалий.

Даже если она просто мимоходом упомянет, что когда-либо слышала о Нана-Сахибе, то это будет крайне неосмотрительно.

У нее возникло чувство причастности к драме, которой могли сопутствовать ужас и опасность только потому, что ей нельзя было говорить об одном человеке, и смертельно боялась того, что могло произойти в будущем.

Непалки весело болтали, наперебой приглашая Чандру посетить их дворцы и хвастаясь европейской мебелью и другими предметами роскоши, которые были доставлены сюда по той же тропе, по которой она добралась до Непала.

Вскоре после того как джентльмены присоединились к леди, перешедшим в гостиную, премьер-министр стал прощаться с британским резидентом, и тут же, как по команде, к выходу потянулись и все остальные гости.

До ночи еще было довольно далеко, но резидент объяснил, что непальцы привыкли вставать с первыми лучами солнца и поэтому редко остаются допоздна.

— Это нам на руку, — сказал лорд Фроум прежде, чем Чандра успела вставить хотя бы слово, — потому что нам с женой нужно встать очень рано, чтобы добраться до монастыря.

Резидент бросил на него быстрый взгляд, как бы подвергая сомнению намерение гостя по-прежнему искать манускрипты, несмотря на письмо резидента вице-королю о нежелательности таких действий, однако ничего не сказал, и лорд Фроум продолжил:

— Мы тоже прощаемся и благодарим вас за очень приятный вечер. Я думаю, что премьер-министр — очаровательный человек.

— Бир Шам Шир — умеренный и прогрессивный правитель, — ответил полковник Уайли, — ив своем пристрастии к развлечениям превосходит своих предшественников.

— Сегодня он мне говорил, — сказал лорд Фроум, — что строит в одном из своих дворцов плавательный бассейн. Сдается мне, что это очень странное нововведение, особенно для здешних мест.

Резидент рассмеялся.

— По-моему, он просто помешался на воде. В другом дворце, который окружен каналом, он приказал устроить фонтаны, которые по вечерам подсвечиваются особыми светильниками.

Чандра восхищенно ахнула.

— Теперь мне понятно, — сказала она, — что имела в виду жена премьер-министра, когда спросила у меня, не желаю ли я посмотреть на цветные огоньки! Как заманчиво!

— Хорошо, мы позаботимся, чтобы вы получили официальное приглашение, леди Фроум, — с улыбкой произнес резидент. — И позвольте сказать вам, что на сегодняшнем приеме вы были просто неотразимы. Прощаясь, все мои гости высказали в ваш адрес очень лестные комплименты.

Глаза Чандры округлились, и она покраснела.

— Благодарю вас… — тихо сказала она.

— Надеюсь, что за то время, пока вы будете здесь, вам представится возможность обзавестись и многими другими знакомствами среди непальцев, — продолжал резидент. — Я уверен, что у вас не будет отбоя от приглашений после того, как те, кто познакомился с вами сегодняшним вечером, будут петь вам дифирамбы по всему Катманду.

— Мне, право, очень неловко, — чуть ли не шепотом произнесла Чандра.

Сказав это, она украдкой бросила взгляд в сторону лорда Фроума. Ей стала интересна его реакция. Приятен ли будет ему ее успех или же он проявит полное равнодушие и безразличие.

Однако лорд Фроум уже направился к выходу, и Чандра поняла, что ему хочется побыстрее покинуть банкетный зал.

Она была бы не прочь еще немного послушать приятные комплименты, хотя бы потому, что в ее жизни это было очень редким явлением, однако, зная, что от нее ожидают сейчас, протянула руку.

— До свидания, ваше превосходительство, — сказала она резиденту, — и огромное спасибо вам за вечер, самый чудесный из всех, на которых мне довелось побывать.

В ее искренности было невозможно усомниться, и это Явно пришлось резиденту по душе.

В следующую секунду Чандра уже спешила вдогонку за лордом Фроумом.

Они вместе поднялись по широкой лестнице, и, предупредительно открывая перед ней дверь в спальню, лорд Фроум произнес:

— Спокойной ночи, Чандра.

— Спокойной ночи, милорд! Благодарю вас за орхидеи!

— Они вам очень к лицу, — ответил он и закрыл дверь.

Это был еще один комплимент, пусть даже очень незначительный, от человека, игравшего роль ее мужа, и Чандра подумала, что следует воспользоваться этой возможностью, чтобы извиниться за свое поведение перед обедом.

Однако лорд Фроум, произнося свой комплимент, закрыл дверь перед ее носом. Интересно, подумала она, уж не боится ли он, что она опять будет говорить ему не слишком приятные вещи.

Все мужчины ненавидели сцены, а именно это она и устроила лорду Фроуму, а значит, должна была стыдиться своего поступка.

Повинуясь безотчетному порыву, Чандра подошла к двери, соединявшей их спальни, и постучала в нее.

Ответ пришел не сразу. Очевидно, этот стук застиг лорда Фроума врасплох, потому что в его голосе явственно слышалась нотка удивления.

— Войдите!

Переступив порог, Чандра обнаружила лорда Фроума стоящим перед комодом, на котором было зеркало.

В тот момент, когда она вошла, ее «муж» вынимал из кармана своего фрака бумажник. Когда он повернулся к ней, в его глазах ясно читался вопрос.

Чандра смутилась и заговорила быстро и не совсем связно, перескакивая через слова:

— Я… я просто хотела сказать, что прошу… прощения. Я нагрубила вам перед обедом. Пожалуйста… простите меня. У меня не было причин вести себя так, как я вела… за исключением того, что я… очень устала.

Лорд Фроум приблизился к ней.

— Я понимаю это, но я не представлял себе, что ваш отец живет в таких трудных условиях.

— Нет никаких оснований полагать, что вы обязаны были… беспокоиться о… нас, — тихо произнесла Чандра, — если не считать того, что папа… приносит вам некоторую пользу.

— Огромную пользу, — подчеркнул лорд Фроум, — однако хотя я отдавал себе отчет в том, что ученые находятся в стесненном положении, мне казалось, хотя я над этим и не задумывался, что у вашего отца есть свой постоянный ДОХОД.

— Бенгальское азиатское общество назначило папе пенсию в семьдесят фунтов в год, — ответила Чандра, — и в прошлом году вы заплатили ему сто пятьдесят фунтов стерлингов за две рукописи, которые он для вас перевел.

— И это все, что у него было? — изумился лорд Фроум.

— Еще он получил около двадцати фунтов в виде гонорара за предыдущие книги и написал несколько статей, которые принесли пять фунтов. Журналы, которые публикуют такие вещи, выходят очень малым тиражом.

Собеседник Чандры заметно помрачнел.

— Мне следовало раньше догадаться обо всем этом. Однако, говоря по правде, мне никогда не приходило в голову, что ученых с такой репутацией, как у вашего отца, столь низко ценят.

— У папы очень внушительный список наград из разных стран, — сказала Чандра. — К сожалению, они несъедобны!

— Я начинаю осознавать это, — произнес лорд Фроум, — и честное слово, Чандра, я шокирован тем, что вы мне рассказали.

— Пока все наладилось, — сказала девушка таким тоном, словно хотела успокоить его. — На те деньги, что вы дали папе, он смог отправиться в маленький пансион в Каннах вместе с Эллен, которая присматривает за ним. Если он проведет там зиму, то к тому времени, когда я вернусь домой, он обязательно поправится. Я уверена в этом.

— А что будет потом? — спросил лорд Фроум.

Что могла ответить ему Чандра? Только то, что ее единственная надежда была связана с теми шестьюстами фунтами, которые он обещал ее отцу после работы над манускриптом Лотоса.

Однако затем она сказала себе, что, возможно, эта сумма уменьшится. Раз она заняла место отца, лорд Фроум может оценить ее услуги в меньшую сумму, чем ту, которую он заплатил бы мужчине.

Как бы то ни было, но воплотить ее надежды в слова было невозможно, и вместо этого она сказала:

— Я ожидаю… что-нибудь… подвернется. Пока боги были добры к нам. Если мы найдем манускрипт Лотоса… это будет лучшим лекарством для папы. Он воспрянет духом.

На лице Чандры все это время была улыбка, однако лорд Фроум не улыбнулся ей в ответ.

Сохраняя озабоченное выражение лица, он произнес:

— Думаю, что нам с вами необходимо серьезно поговорить о будущем вашего отца, но не сегодня вечером, разумеется.

— Нет, не сегодня, — тут же согласилась девушка.

— Ложитесь спать, — мягко произнес лорд Фроум, — и не, забывайте, что сегодня вы произвели фурор среди непальцев, а завтра мы, возможно, найдем манускрипт Лотоса.

Теперь он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

В следующую секунду в ее душе возникло нечто, чему она не могла дать названия, но что вдруг наполнило ее всю смущением и робостью, и Чандра поспешила в свою спальню.

— Спокойной ночи, милорд, — сказала она, — и мне очень, очень… стыдно за то, как… я себя… вела.

Закрывая за собой дверь, она подумала, что ее последние слова прозвучали совсем по-детски.

Затем Чандра сказала себе, что, как бы то ни было, лорд Фроум зол на нее, но теперь он наверняка уже простил ее и думал уже не об ее отвратительном поведении, а об ее отце.

«Давно пора бы!»— попыталась она сказать себе, задорно и вызывающе снимая платье.

Однако в ее чувствах к лорду Фроуму уже не было прежнего огня.

Когда Чандра уже забралась в постель и накрылась одеялом, то вдруг, к своему немалому удивлению, обнаружила, что ее занимает странный и, казалось бы, не имевший к ней никакого отношения вопрос. Кто та незнакомка, что разбила его сердце, и почему, несмотря на все возможности, открытые перед ним, он до сих пор не нашел себе достаточно красивую женщину, которая смогла бы склеить осколки его разбитого сердца?

Чандре показалось, что сон ее был очень коротким. Не успела она заснуть, как наступило утро и горничная уже раздвигала шторы в ее спальне.

Однако ощущение возбуждения помогло справиться с сонливостью, и, несмотря на то что ее суставы все еще побаливали, она вскочила с кровати и подбежала к окну.

Как она и ожидала, солнце над горами было еще более прекрасным, чем вчера.

Вершины гор резко выделялись на фоне голубого неба.

Но над ними были белые облака, затянувшие своей пеленой все, кроме самых кончиков длинной гряды, которая, казалось, обступила долину со всех сторон.

Облака были похожи на море, и постепенно на глазах Чандры это море стало таять, съеживаться. Солнце высвечивало горные пики один за другим, окрашивая их сначала в белый цвет, затем в розовый и, наконец, в золотистый.

Это зрелище было настолько восхитительным, что Чандра долго не могла оторвать от него глаз. Ей казалось, будто она сама плывет в облаках навстречу солнцу, которое излучало духовный свет богов.

И вдруг по ее телу пробежала дрожь. Она вспомнила, что ей предстояло, и испугалась. Ведь она задерживала лорда Фроума, а стало быть, они теряют драгоценное время, которое уходит впустую, отсрочив поиски нужных манускриптов.

Наверное, день выдастся жарким, подумала Чандра и наглела самый легкий костюм для верховой езды, оставив под ним лишь летнюю блузку.

Затем она сбежала вниз и увидела, что лорд Фроум уже завтракает в комнате по размеру меньшей, чем та, в которой они обедали позавчера.

Окна, выходившие в сад, были открыты, и через них взору Чандры предстали клумбы, на которых росли цветы всех цветов, причем те, что выращивались здесь, были крупнее, чем те, что она видела в лесу.

Тут были такие камелии, рододендроны и масса других знакомых, растущих в почти тропическом изобилии.

— Как прелестно! — воскликнула Чандра.

И в ту же минуту она заметила наконец, что лорд Фроум, который учтиво встал при ее появлении, до сих пор стоит, ожидая, когда она сядет за стол.

— Я не задержу вас, милорд, — поспешила она заверить его. — Я опоздала?

— Нет, — ответил он. — В вашем распоряжении еще десять минут. Пока нам приготовят лошадь, вы вполне успеете позавтракать.

— Далеко ли нам предстоит ехать? — поинтересовалась Чандра, накладывая на свою тарелку салат из блюда, которое держал перед ней слуга.

— По-моему, это место в пяти милях от Катманду или около того, — ответил лорд Фроум, — однако монастырь построен на горном склоне, и, стало быть, нам опять придется подниматься.

— А вам не приходило в голову, — спросила Чандра тихим голосом, — что я не смогу попасть внутрь монастыря.

Ведь я женщина.

Впервые за все это время у нее мелькнула мысль, что ее могут не допустить к поискам рукописей, хотя она и знала, что многие буддистские монастыри представляли женщинам-монахиням из женских монастырей, которые существовали при них, доступ в самые тайные уголки здания.

— Я уже навел справки на это счет, — сказал лорд Фроум. — Вам не разрешат появляться в той части монастыря, где живут монахи, однако доступ в библиотеку вам обеспечен.

— Слава Богу! — радостно воскликнула Чандра. — А то я уже испугалась, что меня не пустят туда, хотя если бы такая опасность существовала, папа наверняка знал бы об этом и предупредил бы меня.

— Доступ вам гарантирован, — уверенно произнес лорд Фроум, — и я смогу убедиться в ваших познаниях и способностях распознать возраст и происхождение древних рукописей, которые мы там обнаружим. Посмотрим, так ли вы сведущи в этом деле, как говорите.

Именно это Чандра и ожидала от него услышать, но теперь его слова почему-то не пугали ее и не звучали высокопарно.

Наоборот, могло показаться, что он дразнит ее. Подняв взгляд от тарелки, она увидела в его глазах озорные искорки.

— Кроме того, хоть это и не имеет прямого отношения к делу, но я должен сказать вам, — проговорил лорд Фроум, — что вы никак не производите впечатления синего чулка. Такие женщины меня всегда пугали!

Чандра рассмеялась.

— Не думаю, что вас чем-нибудь можно испугать, — ответила она. — Однако, честно сказать, я очень боюсь подвести вас… вдруг манускрипт Лотоса окажется у меня под носом, а я не смогу распознать его!

— В Байрании вы были куда более уверенны в себе, чем здесь! — заметил лорд Фроум.

И опять девушке показалось, что он поддразнивает ее.

На его губах было подобие улыбки.

— Могу лишь ответить вам, — произнесла Чандра, — старой пословицей: чтобы судить о пудинге, надо его отведать.

А поскольку я уже позавтракала, милорд, то готова отправиться в наше путешествие первооткрывателей.

— Это вы точно подметили! — рассмеялся лорд Фроум.

Позднее, когда они уже ехали на лошадях по городу, он сказал:

— Вы обратили внимание, что наш хозяин не вышел к нам сегодня утром?

— Да, но я не придала этому особого значения, — ответила Чандра.

— А вот и зря. Все дело в том, что он не одобряет того, чем мы занимаемся.

— Не одобряет? — удивилась девушка.

— Резидент утверждает, что и так слишком много рукописей уже вывезено из Непала, и поэтому я хотел бы предложить вам не распространяться по поводу нашей деятельности. Что бы мы ни нашли, мы будем держать это при себе и его в наши секреты посвящать не должны.

— Да уж конечно, если таково его отношение! — возмущенно произнесла Чандра. Затем она с тревогой добавила:

— А он не помешает нам вывезти отсюда манускрипты после того, как мы найдем то, что нам нужно?

Лорд Фроум покачал головой.

— Нет. Все зависит от того, как я договорюсь с настоятелем, а поскольку большинство монастырей очень нуждаются в пожертвованиях, то я не предвижу трудностей на этот счет.

Чандра издала вздох облегчения и сказала:

— Было бы страшным ударом для нас, если бы мы нашли манускрипт Лотоса, а потом вдруг узнали, что нам придется возвращаться домой с пустыми руками.

— Думаю, что нам это не грозит, — ответил лорд Фроум. — Даже если манускрипта Лотоса там не окажется, то все равно там будут другие рукописи, которые представляют огромный интерес. Так мне говорили люди, которым нет основания не доверять. Главное, чтобы вы узнали их.

Чандра вздохнула.

— Я уже начинаю волноваться и все больше жалею о том, что с нами нет папы.

— Если бы он был здесь, то вы были бы дома, логично? — предположил лорд Фроум.

Как типично для этого человека смотреть на все с практической точки зрения, обыденно и приземленно, подумала девушка.

Они до сих пор ехали по Катманду, и вид храмов в виде пагод, которые попадались чуть ли не на каждом шагу и количество которых, похоже, превышало количество прочих построек, завораживал Чандру.

Миновав несколько величественных белых дворцов, они оставили город позади и двигались теперь по неровной узкой дороге, по обе стороны которой были выкопаны канавы для стока воды.

Навстречу им постоянно попадались крестьяне. Одни, низко согнувшись, тащили на спинах вязанки хвороста для печек, другие несли на бамбуковых коромыслах, перекинутых через плечи, корзины с овощами. Поэтому Чандра и лорд Фроум были вынуждены ехать в затылок друг другу, и их беседа прекратилась сама собой.

Вскоре они достигли подножия гор и начали подниматься. У дороги, которая постепенно становилась вес круче, стояли десятки часовен, больших и малых. Около них постоянно находились люди, которые крутили молитвенные колеса.

Наконец дорога перешла в узкую тропу, и путешественники увидели монастырь, который располагался выше, на склоне горы.

Он выглядел в точности как те монастыри, в которых бывал отец Чандры в Тибете. Он подробно рассказывал ей о них, и теперь девушка испытывала радостное волнение, которое усиливалось по мере того, как они приближались к очень большому зданию. Оно вырастало из скалы подобно тому, как зуб выступает из десны, и устремлялось ввысь.

Казалось, было нечто сверхъестественное в том, что это массивное, суровое и мрачное здание со многими окнами до сих пор оставалось на своем месте и не обрушилось вниз, в долину.

Тропа, извивалась серпантином по склону, и путники, поднимаясь по ней, то поворачивались к монастырю спиной, то вновь видели его перед собой. В тот момент, когда Чандра уже подумала, что они достигли цели, ее неожиданно испугал страшный рев, который многократным эхом прогрохотал в горах.

Тут же она вспомнила о приветствии из медных труб длиной шесть футов, которым в каждом монастыре встречали гостей.

Когда они подъехали к воротам, Чандра увидела шеренгу монахов, ожидавших их прибытия.

После того как они спешились, к ним подошел пожилой лама — которого они узнали по остроконечному капюшону на голове с отворотами, лежавшими на плечах, в то время как остальные монахи стояли с непокрытыми головами — и принял от лорда Фроума шелковый шарф.

Чандра знала о существовании такого обычая в странах, расположенных близ Гималаев. Он был сродни вручению визитной карточки.

Затем лама жестом пригласил прибывших следовать за ним в здание, и Чандра, проходя мимо монахов, ощутила на себе их любопытные взгляды. Они следили за ней уголками своих раскосых глаз.

Они вышли в коридор, который скорее смахивал на туннель, и, сделав несколько десятков шагов, очутились перед массивной дверью. Настоятель толкнул ее, и они оказались в комнате с огромным окном, из которого открывался вид на долину, откуда они прибыли.

Однако сейчас внимание Чандры было всецело приковано к полкам, которые тянулись вдоль стен помещения» являющегося, как она уже догадалась, той самой библиотекой.

Судя по описанию отца, здесь должны были находиться рукописи, которые они искали. Вскоре она увидела их. Они были завернуты в куски выцветшего шелка или вложены на китайский манер в узкие изящные коробки.

Лорд Фроум беседовал с ламой на родном языке последнего, — причем оба собеседника выражались очень витиевато, отчего их речь была похожа на обмен образами утонченной поэзии.

Посреди комнаты стояли длинный стол из красного дерева и два стула с резными украшениями.

Наконец лама поклонился лорду Фроуму, а затем Чандре и удалился.

Когда дверь за ним закрылась, Чандра с сияющим лицом воскликнула:

— Мы здесь! Только посмотрите на сокровища вокруг нас! Это выше всех моих ожиданий… Я никогда не думала, что увижу ламаистскую библиотеку в точности такой, какой мне ее описывал отец.

Лорд Фроум тоже огляделся, а затем спросил:

— Откуда начнем?

— Не думаю, чтобы это имело значение, — ответила Чандра. — Вы берите ту сторону комнаты, а я возьму эту, и посмотрим, что мы найдем.

Все это напоминало охоту за сокровищами, игру, в которую она часто играла ребенком, однако куда более интересную и захватывающую, чем все, что она могла вообразить.

Каждый манускрипт, который она вынимала из красивого шелкового чехла, казался бесценным сокровищем. Однако Чандра вскоре обнаружила, что значительная часть рукописей относилась к сравнительно позднему периоду буддизма.

Все документы были датированы на санскрите, и Чандра переводила даты лорду Фроуму.

— Ратна парикша, — произнесла Чандра после того, как они проработали минут двадцать. — Она датирована самватом 764, что соответствует 1644 году от Рождества Христова.

Вам она нужна?

— Конечно, — ответил он. — В библиотеке, которую я посетил в последний раз, все рукописи были гораздо более .позднего периода.

— По-моему, в ней тридцать пять листов.

Произнося эти слова, Чандра опять завернула манускрипт в шелковую ткань так, что сверток приобрел прежний вид, а затем положила его на стол.

— Это трактат о самоцветах и драгоценных камнях, — сказала она, — однако, как мне кажется, вы поняли это и без моего перевода.

Лорд Фроум улыбнулся и сказал:

— Если по совести, то вовсе нет.

— Возможно, когда я буду переводить этот трактат, это доставит мне больше удовольствия, — улыбнулась ему в ответ Чандра.

Она пересмотрела огромное количество рукописей и нашла одну, датированную 1814 годом, остальные были совсем недавними.

И вдруг она негромко ахнула:

— Смотрите-ка, здесь нечто очень необычное. По-моему, это заинтересует вас, милорд.

— Что это? — удивился лорд Фроум. Он обошел стол и приблизился к Чандре.

— Это трактат «Шлока», который посвящен различным кулинарным темам, — ответила девушка. — Он написан на пальмовых листьях и датирован самватом 484.

— Вы уверены? — недоверчиво переспросил лорд Фроум.

— Абсолютно! — ответила Чандра. — И 1364 год от Рождества Христова слишком ранняя дата для такой работы.

— В самом деле очень ранняя! — согласился он. — Эту вещь я обязательно должен купить.

Чандра осторожно, очень осторожно переворачивала пальмовые листья.

На каждой странице было всего шесть строчек, однако Чандра уже сейчас могла сказать, что текст представлял огромный интерес. Разумеется, при условии тщательного перевода, что требовало дополнительного времени.

Она опять принялась за просмотр манускриптов, прервав работу только в полдень, чтобы съесть ленч, который доставили ей слуги лорда Фроума.

Механ Лал принес корзину с едой в библиотеку и, поставив ее на дальний конец стола, за которым они работали, стал доставать оттуда тарелки, горшочки, чашки и столовые приборы.

Вначале Чандра восприняла этот перерыв как вынужденную необходимость, отнимающую драгоценное время, однако затем, попробовав блюда, приготовленные поваром британского посольства, не могла не отдать должное его кулинарному искусству. Слегка терпкое легкое вино обладало Тонким ароматом с едва заметным привкусом грецкого ореха и приятно освежало.

Лорд Фроум рассказал ей, что это вино сделали из винограда, выращенного в долине.

Не тратя времени на лишние разговоры, они быстро покончили с едой, а затем, после того как индийский слуга убрал со стола, опять стали просматривать манускрипты.

Значительное их количество не представляло особой ценности, однако Чандре удалось обнаружить еще одну рукопись, которую лорд Фроум решил купить.

Только после того, как он объявил о том, что настала пора возвращаться в посольство, Чандра поняла, как мало они успели сделать за день в этом помещении, где хранились тысячи древних рукописей.

С самой верхней полки, куда можно было забраться лишь с помощью высокой лестницы, торчали края небольших свертков из выцветшего шелка, которые словно магнитом притягивали к себе Чандру. У нее зрело предчувствие, что в каждом из них содержится настоящий шедевр.

И все же для того, чтобы проверить все, что здесь находилось, им потребовались бы месяцы и месяцы, которых в их распоряжении не было.

Когда они выезжали из монастыря, их провожал один лама. Лорд Фроум дал ему подарок, который, как успела заметить Чандра, был принят с явным удовлетворением.

Лишь после того, как они завершили спуск по извилистой тропе, обратный путь по которой казался более опасным и пугающим, нежели подъем, Чандра перевела дух и прочитала надпись на своем шарфе.

Затем она сказала:

— Смысл этой молитвы сводится к тому, что я не только обрету счастье, но и принесу своему мужу многочисленное потомство. Удивительно, что у монахов хранится вещь, пронизанная мирским духом.

— Наверное, они сделали эту надпись только после того, как увидели вас, — предположил лорд Фроум.

— Ну конечно же! — воскликнула Чандра. — Какая же я бестолковая! Никогда бы не подумала!

— Так как они считают вас моей женой, — продолжал лорд Фроум, — нет ничего странного в том, что, по их мнению, у вас не может быть иных устремлений, кроме как родить мне целую кучу здоровых сыновей.

Он сказал это сухим и невыразительным голосом, но Чандра, к своему раздражению, ощутила, как ее щеки зарделись румянцем смущения.

Девушка надеялась, что он не заметит этого, тем более что на дороге опять стали часто попадаться люди, и они были вынуждены ехать друг за другом. Дальнейшую беседу волей-неволей пришлось отложить.

Когда они въехали в ворота посольства и спешились, Чандра обнаружила, что ее тело ноет от усталости. Девушке это показалось странным. Ведь сегодня она провела в седле куда меньше времени, чем в предыдущие дни.

— Мне кажется, перед обедом вам нужно отдохнуть, — произнес лорд Фроум. — Сегодня вы проделали очень большую работу, и я благодарю вас. В вашей спальне вы найдете кое-какие вещи, которые, я надеюсь, придутся вам по вкусу и вы согласитесь их принять.

Чандра удивленно посмотрела на него, однако промолчала. Вокруг были слуги, и ей не хотелось задавать вопросы или отвечать на них в присутствии посторонних.

Она поднялась в свою спальню и, открыв дверь, едва не ахнула. На кровати лежали какие-то красивые одежды, пестревшие богатым разнообразием красок.

Некоторое время Чандра с изумлением рассматривала их, не понимая, что это за вещи. И только через пару минут до нее дошло, что это были сари, изящные индийские сари, украшенные золотой и серебряной вышивкой, и каждое сопровождалось маленькой блузкой с короткими рукавами, в точности такие, какие носят индийские женщины.

Сначала Чандра взирала на все это великолепие с недоверием. Затем она поняла, что это был ответ лорда Фроума на ее жалобу. Ведь она сказала ему, что у нес всего одно платье.

Первоначально у нее мелькнула мысль, что было бы не прилично принимать от него такие подарки и ей не следует делать этого.

Затем она объяснила себе, что лорд Фроум думал не только о ней, но и о себе. Ведь о муже плохо одетой жены может сложиться плохое мнение.

Аккуратно переложив сари и блузки на стулья и кресла, девушка легла на кровать, рассчитывая немного прикорнуть перед обедом, однако сон не шел к ней, потому что ей не терпелось примерить сари.

Она знала, как правильно надевать сари, научившись этому очень давно, когда с родителями побывала в Индии.

Тогда, по вечерам, они оставались наедине с отцом и забавы ради одевались как жительницы Индии, вплетали цветы в свои волосы, а на запястья нанизывали дешевые браслеты, которые продавались на каждом углу.

Приняв ванну, Чандра надела шелковое сари розового оттенка с серебряными узорами.

Она понимала, что эти одеяния стоили недешево, и ее стали мучить угрызения совести. Ей не следовало позволять лорду Фроуму тратить на нее такие деньги.

Затем она подумала, что отказ принять этот подарок выглядел бы в его глазах ханжеством и жеманством и, безусловно, оскорбил бы его.

Кроме того, раз она согласилась назваться его женой, было бы нелогично не принять эти сари. Как говорится, потратил пенни, потрать и фунт.

Лиф платья был ей в самый раз, и она, обернув сари вокруг талии несколько раз, закрепила его спереди, а затем перекинула через левое плечо то, что оставалось от обычных пяти ярдов шелка.

Горничная-непалка от восторга захлопала в ладоши и бросилась к столику, стоявшему у двери. Схватив лежавшие на нем цветы, она принялась вплетать их в волосы Чандры.

Сегодняшним вечером девушка решила не тратить силы и время на создание модной прически, но взамен разделила волосы аккуратным пробором посредине таким образом, что они волнами ниспадали по обе стороны ее лба, а затем уходили к затылку.

Горничная украшала ее волосы цветами, и когда Чандра посмотрела на свое отражение в зеркале, то поняла, что никогда еще не выглядела более привлекательно и необычно.

Сказать по правде, она была сейчас настолько не похожа на себя, что даже не на шутку оробела. Ей было немного страшно показываться в таком виде на глаза лорду Фроуму и кому бы то ни было.

— Сегодня будет прием? — спросила она горничную.

Юная непалка отрицательно покачала головой, и Чандра вздохнула с облегчением.

С другой стороны, в толпе гостей с их женами, одетыми так же, как и Чандра, она не слишком бы выделялась в своем сари. Теперь же, когда зал будет пуст и лорд Фроум устремит на нее свой взгляд…

Однако время неумолимо бежало вперед, и Чандра знала, что опаздывать к обеду нельзя ни в коем случае, и наконец решилась.

Медленно девушка сошла вниз по большой лестнице и миновала холл, подумав, что слуги в красно-белых ливреях, наверное, удивлены ее видом в национальном наряде.

Дверь в зал приемов была открыта, и Чандра увидела в дальнем конце двоих мужчин, которые беседовали между собой с бокалами в руках.

Она все так же медленно направилась к ним, зная, что ее походка должна быть плавной и грациозной, иначе в сари просто нельзя ходить.

Ее смущение в эту минуту было настолько велико, что ей приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы идти с высоко поднятой головой и не потупить глаза.

Резидент повернулся и, разглядев Чандру, поспешил ей навстречу.

— Моя дорогая леди Фроум! — воскликнул он. — Я в восторге от вашего вида! Никогда еще не видел англичанки, которая выглядела бы в сари так естественно и так потрясающе, как вы!

Чандра ответила на его комплимент улыбкой, а затем как бы против своей воли взглянула на лорда Фроума.

Затрепетав в душе, она никак не могла разобрать, что же в конце концов написано на его лице, черты которого ей казались каменными в своей непроницаемости.

Но вдруг все стало на свои места, и Чандра увидела, что он улыбается, и его глаза полны восхищения.

Глава 6

Длинная улица, по которой они ехали, вскоре должна была закончиться. Храмы и дворцы остались позади, но они пока еще могли ехать бок о бок. Лорд Фроум прервал долгое молчание и сказал Чандре:

— У меня для вас плохие новости.

Девушка изумленно воззрилась на него, и он объяснил:

— Завтра мы должны покинуть Катманду!

— Завтра? — в замешательстве повторила Чандра. — Не могу в это поверить. Но почему? Что произошло?

— Премьер-министр отказался продлить нашу визу.

— Чем мы провинились перед ним? Ведь он и его жена были так милы и обходительны с нами. Не далее как вчера вечером она пригласила нас к себе на обед, который они собирались устроить в нашу честь через несколько дней.

— Я не думаю, что премьер-министр обсуждает дела государственной важности с женой, — сухо сказал лорд Фроум.

— Но почему он отказывается позволить нам остаться? — спросила Чандра.

— Мне просто сообщили, что такова политика правительства, что, конечно же, соответствует истине, — ответил он. — Однако я был уверен, а точнее, мне сказали, что у нас не возникнет никаких осложнений, если мы сможем убедить ее воздействовать на премьер-министра, чтобы он позволил нам остаться здесь столько, сколько нам захочется.

— Тогда почему же он передумал?

— Тому могут быть различные причины, — объяснил лорд Фроум, — но сдается мне, что все дело в том, что он согласен с резидентом относительно того, что санскритские рукописи должны оставаться в монастырях и их вывоз из Непала следует запретить.

Чандра издала вздох разочарования.

— Да, их точку зрения нетрудно понять, — сказала она. — И в то же время, какой от них толк, если они веками лежат на полках, покрываясь пылью, а мысли, содержащиеся в них, не могут пробиться наружу, к людям, для которых они невероятно интересны?

— Для очень и очень немногих, — с горечью произнес лорд Фроум. — Подавляющее же большинство просто не обратит никакого внимания на них.

Чандра понимала, что ее собеседник прав, но не могла не испытывать отчаяния от того, что их работа заканчивается, едва успев начаться.

Никогда еще она не переживала такого удовлетворения и даже наслаждения работой, как в эти последние несколько дней, работая в библиотеке одного из монастырей и обсуждая с лордом Фроумом достоинства каждого манускрипта, которые они просматривали.

Кроме того, где-то на задворках их мыслей постоянно таилась надежда, что в любой момент они могут наткнуться на манускрипт Лотоса.

Когда они возвращались в посольство, их обычно ждал или прием, который устраивал в их честь полковник Уайли, или ужин в одном из огромных дворцов, принадлежавших семье премьер-министра.

Чандра, к своему восхищению, увидела фонтаны, струи которых были эффектно расцвечены благодаря искусной подсветке.

Ее восторг вызвали также миниатюрные картины и статуэтки, возраст которых исчислялся многими веками. Их было так много в этих просторных дворцах с лабиринтом комнат и коридоров, и они были так неизъяснимо прелестны, что Чандра мечтала получить какую-либо изящную вещицу в подарок и увезти домой.

Возможно, власти опасались и этого, подумала девушка.

Они не желали потворствовать утечке того, что будущие поколения могли причислить к национальному достоянию, и потому сократили продолжительность их пребывания в Непале.

Чем больше она узнавала непальцев, тем лучше понимала, что они хотят, чтобы их страна оставалась закрытой для иностранцев. Очевидно, они считали, что лишь при этом условии им удалось бы сохранить патриархальный уклад жизни таким, каким он был на протяжении многих предшествовавших веков.

Они были совершенно счастливы в своем собственном маленьком рае и не желали, чтобы чужестранцы покушались на их идиллическое существование.

В то же время известие, что им придется уехать, не достигнув своей главной цели, явилось для Чандры ударом.

Несколько минут они ехали в молчании, прежде чем Чандра сказала:

— Это означает, что на поиски рукописи Лотоса нам отводится всего один день, сегодня.

— И остались еще тысячи манускриптов, которые мы не успели проверить, — произнес лорд Фроум.

— А вы не могли бы сами встретиться с премьер-министром и попросить его разрешить нам остаться чуть подольше? — предложила Чандра.

Оставлять это благословенное место и работу, которую она делала вместе с лордом Фроумом, было бы для нее почти агонией, И она понимала это, предлагая ему ухватиться за последний шанс продлить их пребывание.

Когда они бывали в монастыре, Фроум казался совершенно другим человеком, не похожим на того, кем он становился за пределами монастырской ограды.

Манускрипты, которые они исследовали вместе, и сама атмосфера библиотеки, наполненная тысячелетней мудростью многих поколений мыслителей, создавали в нем приподнятое настроение, зажигали его энтузиазмом, который резко контрастировал с его несколько мрачноватой сдержанностью, присущей ему во всех остальных ситуациях.

Теперь, подумала Чандра, им осталось проделать этот утомительный, трудный обратный переход через горы, и как только они окажутся в Индии, лорд Фроум попрощается с ней, и она никогда больше не увидит его.

Сознание этой перспективы наполняло ее странным чувством, которого она никогда раньше не испытывала.

Чандра не хотела объяснять его даже самой себе. Однако ей было совершенно очевидно, что эту поездку в Непал она будет помнить во всех подробностях до конца своих дней, а вот маленький сельский домик в Англии, где у нее не было иных забот, кроме как о хлебе насущном, будет казаться ей невзрачным и унылым. Ей было стыдно признаться в этом, но это вполне соответствовало истине.

«Я буду вместе с папой», — подумала она.

Однако она понимала, хотя эта истина была и не слишком приятна, что, будучи здоровым, ее отец прекрасно обходился и без нее. Ему было достаточно его книг и рукописей.

А вот лорд Фроум нуждался в ней.

Любые сомнения, какие лорд Фроум ранее мог испытывать относительно ее познаний в санскрите, полностью рассеялись, и теперь он доверял ее оценке каждую рукопись, которую они доставали с полок.

Он никогда не ставил под сомнение ее вердикт только по причине ее молодости, как это мог бы сделать другой ученый такого же уровня.

— Я буду скучать по нему, — сказала она себе.

Дорога сузилась, и Чандра поехала за лордом Фроумом.

И опять им стали попадаться крестьяне, направляющиеся в город из деревни.

Для некоторых из них они стали уже привычным зрелищем: крестьяне улыбались и кивали им, когда они проезжали мимо легкой рысцой, которая никогда не менялась. Чандра знала, что пони могут так трусить не только по многу часов подряд, но и целыми сутками безостановочно.

Они подъехали к монастырю, и после обычного звучания труб, которым их приветствовали монахи, и обмена поклонами с ламой их оставили одних в библиотеке.

Там было очень тепло, и Чандра решила снять шляпу и куртку. Стоя у стола, она с грустью посмотрела на полки.

— Ведь это наш последний шанс найти манускрипт Лотоса, — сказала она спустя некоторое время. — И почему бы не предположить, что он сейчас будет излучать свою святую мудрость на нас так, чтобы мы почувствовали ее и смогли обнаружить манускрипт.

— Что вы сейчас чувствуете? — неожиданно спросил лорд Фроум.

Этот вопрос удивил ее. Она подумала, что он должен был. бы сейчас скорее поднять ее на смех за такие фантазии.

— Я чувствую, — отвечала она, — что все вещи вокруг нас излучают добро, и желала что-то сказать нам, однако нет ничего, что бы выделялось, явственно заявляло о своем присутствии, ничего, что бы в моем ощущении распространяло… неувядаемую святость.

— Чандра едва слышно вздохнула.

— Должно быть, в духовном отношении я не слишком развита, если не могу ощутить присутствия манускрипта Лотоса.

Последовало молчание, а затем лорд Фроум сказал:

— Будем выбирать рукописи наугад. Я уже договорился с настоятелем насчет покупки всех тех рукописей, которые мы с вами уже отобрали, и сумма, которую он получит за них, привела его в восторг.

— Как вы думаете, он знает о том, что манускрипт Лотоса находится именно в его монастыре? — спросила Чандра тихим голосом.

— Не имею ни малейшего представления, — ответил лорд Фроум, — во всяком случае, ему я об этом не упоминал.

— Не сомневаюсь. Тайны вы хранить умеете, — согласилась девушка.

Сказав это, она протянула руку и сняла с полки рукопись.

Она была завернута в красивую ткань из китайского шелка, однако содержание никак не соответствовало форме, и, просмотрев рукопись, Чандра положила ее на место.

«Наверное, все дело в том, что я слишком нетерпелива, — подумала Чандра несколько часов спустя, — и в этом причина сегодняшней неудачи».

Манускрипты, которые они просматривали, не представляли особого интереса, и только после обеда лорд Фроум наткнулся на рукопись, которая, похоже, имела некоторое значение.

Чандра взяла ее в руки и начала про себя переводить.

Молчание затянулось, и наконец лорд Фроум нетерпеливо поинтересовался:

— Итак, имеет ли она какую-либо ценность?

— Это удивительный манускрипт! — воскликнула Чандра. — Чудесный!

— Почему? — спросил он.

— Древнейший документ, — сказала она, отрывая глаза от текста, — и написан в форме стихов. Его название переводится, если я не ошибаюсь, «Песня небесной души».

Читая манускрипт, Чандра присела за стол. Лорд Фроум склонился над ее плечом и произнес:

— Вы уверены, что это правильный перевод? Это название никак не перекликается с тем, что мы находили до этого.

— Да, это совершено иная вещь, — сказала Чандра, — и я думаю, что папе доставит огромное удовольствие заняться переводом этого документа. Он очень древний и написан на старом санскрите, который отец знает в совершенстве.

— Значит, мы обязаны доставить его вашему отцу, — констатировал лорд Фроум.

— Такая рукопись представит для него чрезвычайный интерес и в какой-то мере компенсирует его разочарование, если мы не найдем манускрипт Лотоса.

— У нас еще есть немного времени, — сказал лорд Фроум, посмотрев на часы, — и поэтому давайте не будем тратить его попусту.

Чандра завернула манускрипт в прежний кусок шелка и положила его на самую середину стола, после чего подошла к полкам.

Не успела она протянуть руку к следующему манускрипту, как дверь библиотеки открылась и на пороге появился лама, которого они раньше никогда не видели, однако его внешность и осанка были таковы, что Чандра сразу поняла, что он занимает не последнее место в буддистской иерархии.

Он был высокого роста, выше, чем настоятель монастыря, и одет в желтую мантию с капюшоном, в то время как другие монахи носили красные одежды. Одно плечо было обнажено, и оттуда ткань его убранства струилась к его ногам.

Лама постоял немного у порога, внимательно вглядываясь в них, а затем откинул назад свой капюшон, обнажив выбритый до блеска череп. Чандра инстинктивно почувствовала, что он был посвящен в иные, более глубокие тайны, нежели те монахи и ламы, с которыми она и лорд Фроум уже встречались.

Судя по всему, этот человек привык повелевать. В то же время от него исходила некая аура, которую Чандра не могла не распознать, и потому она машинально, как бы подчиняясь какой-то высшей потусторонней силе, приветствовала этого человека, сложив ладони и подняв их ко лбу.

— Мир вам, дети мои! — произнес лама низким, басовитым голосом. К удивлению Чандры, он говорил по-английски.

Те обитатели монастыря, с которыми они имели дело ранее, изъяснялись лишь на своем родном языке.

Не дожидаясь, пока оторопевшие чужестранцы ответят ему, лама бросил взгляд на то, что лежало на столе, и обратился к Чандре:

— Я вижу, вы нашли «Песню небесной души». Это произведение, которое вы должны отвезти вашему достопочтенному отцу, и оно принесет ему огромную славу как в этом мире, так и во всех грядущих.

Чандра поняла, что появление этого ламы застало лорда Фроума врасплох. Она могла без труда прочитать его мысли.

Для него было чрезвычайно странным то, что лама, которого они до этого никогда не видели, разговаривал так, словно он был знаком и с ними, и с профессором.

Теперь лама обратился к лорду Фроуму.

— Я знаю, милорд, что вы удручены необходимостью завтрашнего отъезда из этих мест, — сказал он, — однако дело в том, что вам нечего тут больше делать.

— Но мы не успели просмотреть и половины всех тех рукописей, которые здесь находятся, — возразил лорд Фроум.

— Я знаю, что вы ищете, — произнес лама, — однако все ваши поиски в этой комнате ни к чему не приведут.

Чандра и Фроум уставились на него с таким видом, будто их поразило громом, а лама, не обращая внимания на их изумление, продолжал:

— И все же, поскольку я считаю, что ваш интерес к этой вещи не обусловлен эгоистичным тщеславием, а вызван желанием обогатить сокровищницу общечеловеческих знаний, я покажу вам то, что вы желаете видеть, хотя взять это вы с собой не сможете.

— Вы говорите о манускрипте Лотоса? — спросил лорд Фроум ровным голосом, изо всех сил стараясь скрыть свое волнение.

— У нас другие названия для обозначения этой рукописи, более священные, — ответил лама, — и я не буду спрашивать вас, как вы узнали, что она находится здесь, в этом монастыре. Должен поставить вас в известность, что уже только потому, что эта тщательно охраняемая тайна достигла ваших ушей, мне придется спрятать рукопись в другом месте.

Улыбка, появившаяся на лице лорда Фроума, удивила Чандру.

— Я никогда не думал, что судьба будет ко мне настолько благосклонна, что позволит мне увидеть манускрипт Лотоса так, чтобы этого никто не заметил.

Губы ламы тронула тень улыбки.

— Это, милорд, было бы невозможно! — уверенно заявил он. — И потом время для того, чтобы мир узнал о содержании этого священного манускрипта, еще не приспело. Однажды людские умы обретут достаточную широту, чтобы услышать и понять истину, которая в нем содержится, но не сейчас.

Он взглянул на Чандру, увидел в ее глазах разочарование и тихо добавил:

— Удовольствуйся, мое дитя, тем благом, которое принесет перевод «Песни небесной души», сделанный твоим отцом, а чтобы ты не удалилась без награды за работу, которую проделала, пойдем со мной.

Он сделал жест, который включал их обоих, и они последовали за ним через открытую дверь, вниз по нескольким длинным темным переходам, похожим на крольчатник.

Нигде не было видно ни души, и в голову Чандры закралось фантастическое предположение, что они передвигаются во времени и пространстве и поэтому не могут встретить людей, которые просто существуют в другом времени и измерении. Правда, она тут же высмеяла себя за это.

Затем наконец их поводырь, который молча шел впереди, повернул и вошел в открытую дверь, которая вела в небольшой храм.

Он был такой маленький, что Чандра скорее назвала бы его часовней, и она поняла, что это был внутренний храм, располагавшийся в глубине здания. Здесь молился сам настоятель.

Сначала было трудно разглядеть что-либо, кроме двух или трех мерцающих огоньков. Это были простые фитили, плавающие в чаше с маслом.

Затем глаза Чандры различили в этой полутьме огромную статую Будды, восходившую к самому потолку.

Божество восседало на троне в форме Лотоса, и когда Чандра смотрела на его безмятежное лицо, она ощутила то, чего не ощущала в библиотеке, — мощные волны магнетизма, накатывавшиеся на нес, волны, от которых невозможно было скрыться.

Это зрелище настолько завораживало ее, не лишая в то же время способности интересоваться чем бы то ни было, что она почти бессознательно придвинулась к лорду Фроуму и взяла его за руку.

Она почувствовала, как его пальцы крепко сжали ее ладонь. Когда он прикоснулся к ней, Чандра поняла, что он так же взволнован, как и она.

Лама, находившийся перед ними, встал на колени перед статуей Будды и начал творить молитву. Помолившись, он встал и взял какой-то предмет, лежавший на перевернутых ладонях Будды.

Лама повернулся. В руках у него был узкий деревянный ящичек, на котором были вырезаны какие-то иероглифы.

Чандра и лорд Фроум не стали спрашивать, что в нем.

Это было и так очевидно из того, как лама держал ящичек, и из выражения его лица.

Они сделали шаг вперед и встали прямо перед ним. Тогда медленно и почтительно лама поднял крышку ящика, и внутри они увидели лежавший на атласной подстилке манускрипт, который они искали.

В этой рукописи было, нечто еще. То, что исходило от нее, то, что было невероятно важно, животрепещуще. Она поняла, что если бы этот манускрипт находился в библиотеке, их притянуло бы к нему помимо их воли сразу же, как только они впервые вошли в нее.

Следуя непроизвольному порыву и не отпуская руки лорда Фроума, Чандра опустилась на колени, и почти в ту же секунду он тоже встал на колени рядом с ней.

— Теперь вы видели то, что искали, — очень тихо проговорил лама, — и удостоились такой чести, как удостаивались очень немногие, а из тех, кто не принадлежит к нашей вере, вы — единственные. Помните это в ваших сердцах, но сохраняйте виденное вами в глубокой тайне, ибо всегда найдутся те, кто захочет испортить и уничтожить то, что слишком свято для их понимания.

Он наклонился чуть пониже, так, чтобы они могли получше разглядеть манускрипт. Затем он закрыл ящик и положил его на руки Будды, из которых его и брал.

Сделав это, лама отступил на шаг и замер на месте, спиной к Чандре и лорду Фроуму. Он благоговейно взирал на лицо Святого, чья голова едва ли не достигала потолка.

Когда Чандра и лорд Фроум встали с колен, девушка поняла, что их беседа с ламой закончилась. Все, что он хотел и должен был им сказать, он уже сказал. Пустословие здесь было равносильно святотатству. Лама сделал им неоценимый подарок, позволив увидеть манускрипт своими собственными глазами, и теперь пришла пора уходить.

Она потянула лорда Фроума за руку. Наверное, он тоже понял все без слов, потому что покорился ей, и в полной тишине, нарушаемой только звуками их шагов, они направились по тем же переходам назад.

Они шли долго, и уже было подумали, что заблудились, когда внезапно перед ними возникла дверь в библиотеку, в Которую они поспешил войти.

Только тогда Чандра высвободила свою руку из руки лорда Фроума. У нее осталось впечатление, будто состоялась какая-то особая церемония, которая связала их незримыми узами и из которой они вышли совершенно обновленными. Изменилась их внутренняя суть, хотя трудно было объяснить, как именно.

Страшась слов и опасаясь, что звук голоса разрушит сейчас все то, что она переживала сердцем и умом, Чандра взяла со стола рукопись, которую они там оставили, и вопросительно посмотрела на лорда Фроума.

Впервые после долгого молчания он заговорил:

— Я повидаюсь с настоятелем. Подождите меня у ворот.

Он вышел из библиотеки и удалился по коридору, который — Чандра знала это — вел в ту часть монастыря, куда ей вход был запрещен.

Девушка вышла во двор, где находились главные ворота и стояли их лошади.

Там было несколько монахов, которые при ее виде заулыбались. Их черные глаза выражали любопытство и интерес.

Чандра заговорила с ними, и они стали расспрашивать ее о стране, в которой она жила, климате Англии и прочих житейских вещах, Какие бы ответы она ни давала, монахи неизменно смеялись. Чандра подумала, что многие из них были обычными здоровыми юношами, для которых жизнь еще не потеряла привлекательности, даже несмотря на то что для них она ограничивалась стенами монастыря, где господствовала каждодневная рутина молитв и обязанностей, связанных с поддержанием жизни огромного здания.

Беседа Чандры с монахами была недолгой. Вскоре появился лорд Фроум. Его сопровождал не настоятель, а старший лама, который приветствовал их, когда они впервые приехали сюда.

Он попрощался с Чандрой, вложив в свои слова все очарование Востока, что, как она подумала, было скорее достоинством дипломата. Затем под рев труб они начали спускаться по крутой горной тропинке, которая вела в долину.

Выехав на большую насыпную дорогу, они, как обычно, двинулись в затылок друг другу, и даже после того как они добрались до Катманду, улицы были так загружены людьми, что вести разговор оказалось невозможно.

«Мы поговорим об этом, когда вернемся в посольство», — сказала себе Чандра и тут же подумала, а что, собственно, она собирается сказать лорду Фроуму.

Ей было трудно привести в порядок свои мысли и чувства, касающиеся того, что произошло в монастыре.

В общем-то все показалось ей чудесным, и она знала, что даже если им больше никогда не удастся увидеть, а тем более прикоснуться к манускрипту Лотоса, то, что они видели его, знали, что он действительно существует, само по себе было чудом, для описания которого не подходили обычные слова.

Они добрались до посольства и едва успели войти в парадную дверь, как узнали, что этим вечером устраивается грандиозный прием по случаю их отъезда и что времени у них остается совсем мало. Они должны быстро принять ванну, переодеться и тут же спуститься вниз, в банкетный зал.

Чандра поспешила в свою спальню, размышляя на ходу, какое же из прелестных сари, подаренных лордом Фроумом, лучше всего подойдет ей для этого случая.

Она уже надевала все эти платья, каждое по одному разу, розовое, зеленое и голубое, и ей было трудно решить, какое же шло ей особенно, ведь они были такие очаровательные.

Улыбающаяся горничная предупредительно открыла перед ней дверь спальни, и тут она увидела на своей постели еще одно сари, которое было гораздо красивее всех сари, когда-либо виденных ею.

— Это мне? — воскликнула она, зная ответ заранее.

Горничная хихикнула, выражая свою радость.

— Подарок от лорд-сахиба. Сегодня прийти очень особый сари, — на ломаном английском пояснила она.

С этим никак нельзя было не согласиться, подумала Чандра, ибо это желтое с золотым оттенком сари напоминало ей о сиянии солнца. Кроме того, оно было все расшито красивыми узорами и усыпано жемчугом и крошечными топазами. Кромка была отделана золотой нитью и топазами покрупнее.

Оно произвело на Чандру потрясающее впечатление, и потом ей пришло в голову, что такое сари, должно быть, стоит бешеных денег и незамужней девушке просто неприлично принимать от чужого мужчины такой дорогой подарок.

Ну и что, подумала она в следующую секунду, пусть говорят все что угодно. Пусть это посчитают предосудительным, но она не может отказаться от такой прелести.

Чандра приняла ванну и надела это сари. Когда она встала перед зеркалом, ей сразу же стало ясно, что никакой другой наряд не мог так идеально подойти ни к ее фигуре, ни к цвету ее волос. А главное — он гармонировал с ее внутренним миром, состоянием души. Ни в каком другом платье она не могла бы выглядеть более привлекательной.

Горничная принесла Чандре несколько маленьких желтых лилий, которые в изобилии росли в саду и были точно такого же цвета, как и сари.

Так же, как она делала это прежде, непалка вплела цветы в волосы на затылке Чандры, и та встала, чтобы посмотреться в высокое зеркало. В этот момент раздался стук в дверь, которая вела в соседнюю комнату.

Эта дверь не открывалась с того самого вечера, когда она ходила с извинениями к лорду Фроуму.

Теперь, когда она произнесла «Войдите!», у нее вдруг всплыла мысль, от которой ее обдало жаром. Значит ли ее присутствие для него то же самое, что его присутствие для нее? Думает ли он когда-нибудь о ней?

Лорд Фроум переступил порог и оказался в ее комнате. У Чандры даже перехватило дух, так он поразил девушку своим великолепием. Его фрак блистал множеством наград, которых Чандра до этого не видела.

Он стоял, молча любуясь ею. Взволнованная от переполнявших ее чувств, девушка сказала, слегка запинаясь:

— Я… я не знаю, как… благодарить вас… Я думала, что невозможно найти сари более красивое, чем те, что вы мне уже подарили… но это сари… оно просто не поддается описанию!

— Человек, у которого я купил его, — произнес лорд Фроум, — объяснил мне, что он привез это сари из Индии специально, чтобы предложить королеве. Когда-то оно принадлежало княгине раджпутов, и ему больше ста лет! Именно поэтому я и подумал, что вам оно понравилось бы.

— Я просто влюблена в него! — воскликнула Чандра. — И, несмотря на то что я понимаю, что не должна принимать такой дорогой подарок, это сари настолько восхитительно, неотразимо, что я… не в силах отказаться.

— Если бы вы так поступили, то обидели бы меня до глубины души. К тому же я купил для вас одну вещь, которая идет к этому платью. Она будет напоминать вам о том интересном времени, которое мы провели вместе, и, в частности, о том, что нам довелось испытать сегодня.

Он говорил спокойно и серьезно, и у Чандры отлегло от сердца. Ведь она так боялась, — хотя и считала это маловероятным, — что лорд Фроум скептически или даже насмешливо отнесется к той одухотворенной торжественности, с какой лама обращался с манускриптом Лотоса.

То странное чувство, которое они оба испытали, когда стояли на коленях перед статуей Будды, могло вызвать смятение в его душе, подумала Чандра.

Что толку гадать, мелькнуло в ее голове. Главное, что лорд Фроум был так же тронут всем этим, как и она. Это она знала теперь наверняка.

Рассуждать об этом сейчас было не время, да и не место.

Похоже, что лорд Фроум придерживался такого же мнения, ибо он открыл шкатулку, которая была в его руке, и Чандра увидела внутри на атласной подушечке ожерелье из крупных топазов.

— В тон вашему наряду, — сказал он, как бы оправдываясь или находя предлог для подарка.

— Но… я не могу… я не должна… — начала Чандра.

Затем с сияющими от восторга глазами она сказала:

— Это просто чудо! Никогда бы не подумала… я и мечтать не смела, что буду носить такое ожерелье… о… спасибо… спасибо!

— Это лишь часть того, что я вам должен, — проговорил лорд Фроум. — Потому что если бы не вы, я не смог бы найти те рукописи, которые приобрел в монастыре. И вы это, конечно же, понимаете.

Внезапно в голову Чандре пришла одна мысль. Она взглянула на него, но как бы читая ее мысли, лорд Фроум добавил:

— Я не забыл вашего отца и ни в коем случае не оставлю его в нужде. Мы поговорим об этом подробнее на обратном пути в Индию, а теперь нам нужно спешить, иначе мы опоздаем к обеду.

Чандра восхищенно посмотрела на него, ее взгляд выражал все то, что она не могла или стеснялась сказать вслух.

Затем, издав непроизвольное восклицание, выдавшее ее безграничный восторг, девушка села на табурет, стоявший перед туалетным столиком, и надела ожерелье.

— Я помогу вам застегнуть его, — сказал лорд Фроум.

Чандра наклонила голову, а он принял из ее рук концы ожерелья и соединил их сзади на ее шее. Его пальцы прикоснулись к ее коже, и Чандра не без удовольствия почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

Такого ощущения она никогда еще не испытывала и не могла его объяснить, и когда оно исчезло, она подумала, что все это ей, должно быть, показалось.

— Нам нужно поторопиться, — сказал он.

Возвращенная его голосом к действительности, Чандра поняла, что она слишком замечталась, глядя на свое отражение в зеркале, и поспешно встала.

Они шли рядом. Сначала по коридору, а затем по лестнице, спускаясь в холл. Чандра сказала себе, что этот прием может стать для нее последним на много лет вперед, если даже не на всю жизнь.

Однако если так и произойдет, то у нее по крайней мере останутся самые яркие воспоминания об этом вечере, и прежде всего потому, что никакой другой женщине в зале не удалось затмить ее, даже непальским леди, увешанным искрящимися изумрудами и рубинами.

Вечер еще не подошел к концу, а она уже устала выслушивать бесчисленные комплименты по поводу своего несравненного сари.

Джентльмены сказали ей, что она вылитая богиня солнца, и дружно расхохотались, когда она ответила, что ее зовут Чандра и, стало быть, она богиня луны.

Когда мужчины удалились в курительную комнату, женщины стали щупать превосходный узорчатый шелк и восторгаться мастерством ювелиров и красотой топазов.

Они с восхищением принялись рассматривать ожерелье Чандры.

— Топазы приносят удачу тем, кто умеет носить их, — сказала ей одна леди, — и поэтому, леди Фроум, вам всегда будет везти в любви.

Чандре захотелось сказать, что она никогда не знала любви и всегда боялась, что никогда не найдет ее.

Однако она промолчала, ведь все они думали, что лорд Фроум ее муж, а несколько женщин уже успели польстить ей, сказав, что он красивый и очень милый в общении.

Когда пришло время прощаться, Чандра была растрогана тем, что все непальские леди принесли ей подарки.

Среди них были маленькие дамские сумочки и великое множество безделушек, какие делают только в Непале. Обычно это были маленькие птички с крыльями из кораллов и бирюзы, найденных в горах.

Кроме того, в украшениях и безделушках встречался еще один удивительный камень, который являлся своего рода визитной карточкой Катманду. Это был дымчатый топаз, по цвету очень схожий с цветом волос Чандры.

Эти камни вручались ей в маленьких шкатулках, оправленные в броши и кольца. Она получила также пару сережек и одно большое кольцо, которое, как она подозревала, предназначалось для ее носа!

И слава Богу, что предусмотрительный лорд Фроум припас уйму маленьких плоских конвертов, которые он и Чандра вручали непалкам в конце приема, когда те покидали британское посольство, ибо это избавило Чандру от огромного смущения. Ведь лично у нее не было ничего, что бы она могла подарить в ответ.

Из чисто женского любопытства девушка принялась строить догадки относительно содержимого конвертов. И вскоре ее любопытство было удовлетворено. Непалки стали открывать конверты и вынимать оттуда маленькие изящные шелковые носовые платки, которые по углам были расшиты букетиками цветов.

Все они были в восторге, а когда ушел последний гость, Чандра сказала:

— Как предусмотрительно вы поступили, приготовив для них подарки!

— По Востоку ни в коем случае нельзя путешествовать с пустыми руками, — ответил лорд Фроум, — и я купил эти платочки в Индии, думая, что они мне могут понадобиться.

— У меня прямо гора свалилась с плеч, когда я увидела, что у вас есть чем их одарить, — произнесла Чандра. — Я и думать не могла, что они нанесут мне гору таких красивых подарков.

— Вы одна из первых английских леди, которым удалось побывать в Непале, — объяснил полковник Уайли. — И явно самая популярная! О вас еще долго будут говорить в Катманду, пока вы не станете легендой. Уверяю вас.

— Мне бы хотелось… побыть… здесь еще немного, — проговорила Чандра.

По выражению глаз резидента она заключила, что тот не воспользовался авторитетом своего положения, чтобы убедить премьер-министра продлить их визу.

— Милорд, я бы хотел побеседовать с вами кое о чем, прежде чем вы удалитесь на покой, — обратился он к лорду Фроуму.

Поняв, что полковник Уайли хочет поговорить с ее «мужем» наедине, Чандра пожелала ему спокойной ночи и отправилась к себе в спальню.

Необходимость преждевременного отъезда наполняла ее сердце печалью, и все же она знала, что у нее сохранятся самые добрые воспоминания об этой поездке.

Засыпая, она успела подсчитать, что в компании с лордом Фроумом ей предстоит находиться еще три дня, а затем все будет кончено.

Ее сердце вдруг так защемило грустью, что она ощутила почти физическую боль, прежде чем сон принял ее в свои нежные объятия.

Утром Чандру разбудили раньше обычного. Одеваясь с величайшим трудом, она наблюдала за тем, как солнце трогало своими первыми лучами пики Гималаев, которые, казалось, плавали в окутавших их белых облаках.

«Наверное, я никогда не увижу их снова», — сказала она себе и продолжала одеваться, стоя у окна.

Наконец Чандра была готова. Спустившись вниз, она увидела полковника Уайли, который уже завтракал с лордом Фроумом.

— Надеюсь, что вы сможете вернуться в следующем году, — сказал Уайли в тот момент, когда Чандра подошла к столу.

Девушка приняла его слова за выражение дежурной вежливости. Вряд ли он питает такую надежду в действительности, подумала она.

От Чандры не ускользнуло, что резидент ни одним словом не обмолвился о манускриптах, которые увозил с собой лорд Фроум, хотя он не мог не догадываться, что они уезжали не с пустыми руками, а стало быть, испытывал недовольство оттого, что его рекомендацию в этом деле все-таки оставили без внимания.

Лишь после того, как она попрощалась не только с резидентом, но также и с его секретарями, заместителем, старшими слугами, обменявшись со всеми рукопожатиями, ей вдруг пришло в голову, что она так и не получила изумруд, который был когда-то похищен Нана-Сахибом.

Суматоха последних дней и поиски заветного манускрипта Лотоса в монастырской библиотеке, постоянно державшие ее в напряжении, совершенно вытеснили из ее памяти все, что было связано с этим легендарным драгоценным камнем.

Все может сорваться, подумала она, если тот человек, который должен был передать ей изумруд, не узнает, что ее отъезд состоится раньше намеченного срока.

К сожалению, вмешаться как-либо в ход событий она была бессильна.

Чандра поблагодарила тех, кто своим незаметным трудом делал все для того, чтобы их пребывание в посольстве было как можно более комфортным и приятным. Она знала, что лорд Фроум оставил для слуг приличную сумму на чаевые, которая позже будет распределена среди них согласно рангу.

Лошади, на которых они прибыли сюда, уже ожидали их у парадного подъезда, как всегда навьюченные ящиками и тюками. Проводники-сайсы держали их под уздцы.

Подойдя к своему пони, Чандра остановилась и огляделась в надежде, что кто-нибудь поможет ей забраться в седло. Однако прежде чем это успел сделать ее сайс, к Чандре подскочил один их посольских слуг в красно-белой ливрее, стоявший неподалеку.

Он подсадил девушку в седло, а затем, когда она принимала от него поводья, что-то оказалось в ее левой руке. , .Почти машинально ее пальцы сомкнулись вокруг какого-то маленького твердого предмета. Когда же девушка попыталась разглядеть лицо того, кто сунул ей то, что она ожидала, было уже поздно. Этот человек растворился в толпе, которая стояла на ступенях крыльца в ожидании их отъезда.

Вскочив одним махом на лошадь, лорд Фроум проехал вперед, а Чандра последовала за ним, соблюдая тот же порядок, в котором они прибыли сюда, в Катманду.

Когда они проехали по короткой дорожке, которая вела от здания посольства к воротам, со ступеней крыльца грянул дружный прощальный возглас и поднялся лес машущих рук.

И только после того, как они уже покинули территорию посольства, Чандра осмелилась опустить глаза и посмотреть, что же было зажато в ее левой руке.

Это был маленький мешочек из замши, сквозь которую прощупывалось что-то твердое. Едва задержав на нем взгляд, Чандра тут же отвела глаза из опасения, что кто-то из сайсов, ехавших позади, может обратить внимание на ее действия.

Вряд ли кто-то мог заметить, что она сейчас сделала, подумала Чандра.

Теперь они двигались по людным улицам Катманду. Девушка, старавшаяся не отставать от лорда Фроума, который поехал быстрее, заставила себя забыть о вещи, чьей хозяйкой она стала на время велением судьбы.

Она жадно вбирала в себя образы затейливо раскрашенных храмов в виде пагод, деревянных зданий с балконами и окнами, украшенными деревянной резьбой, которые она видела, возможно, в последний раз. Попрощалась Чандра и с Кала-Бхайрабом. Теперь это место выглядело еще более свирепым, чем в день их прибытия. Во всяком случае, ей так показалось.

А затем город остался позади, и дорога пошла на подъем.

Вдали виднелись горы Чурии.

Они были покрыты облаками, и Чандра подумала, что есть нечто символичное в том, что горы позади них ослепительно сверкали на солнце, а те, что были впереди, кутались в покров печали.

«Почему мы должны уехать? Почему мы должны уехать?»— такой вопрос, казалось, выбивали копыта ее лошади, вторя, словно эхо, словам, которые снова и снова выкрикивало ее сердце.

Опять они проезжали рисовые поля, расположившиеся на гигантских ступенях, словно вырезанных могучей рукой в горе.

Им снова начали попадаться крошечные хижины из бурой глины с соломенными крышами, и все это время им встречались мужчины и женщины, тащившие на своих спинах тяжелые грузы, лямки от которых были закреплены у них на лбу. Эти люди брели в обоих направлениях по не слишком пологой каменистой тропе, которая для одних вела в горы, а для других в долину.

Чандре показалось, что эти люди шли одним и тем же шагом, то ли поднимаясь в гору, то ли спускаясь.

Все они улыбались и казались очень счастливыми. Чандра заметила, что многие произносили молитвы у молеленчаитий, маленьких придорожных камней, встречавшихся через каждые полмили на протяжении всей дороги.

В полдень они сделали привал, и Чандра, глядя назад на долину, которая теперь находилась далеко внизу, сказала тихим голосом лорду Фроуму:

— Как вы и предвидели, нас выставили из горного рая.

Только это сделал не ангел с огненным мечом, а премьер-министр, который казался таким приятным маленьким человечком.

— С самого начала мы могли бы догадаться об этом.

Уж слишком любезен он был, прямо до приторности. Про таких говорят: мягко стелет, да жестко спать, — ответил лорд Фроум.

Он говорил легко, но девушка знала, что преждевременный отъезд вызывал у него такую же досаду, как у нее.

— Наверное, мы должны радоваться тому, что нашли так… много, — сказала Чандра, — и не забывайте о том, что сказал лама, который показал нам манускрипт Лотоса: «Песня небесной души», которую вы обнаружили, принесет миру много добра «.

— Вы действительно верите в это? — удивился лорд Фроум. — Ведь те манускрипты, перевод которых уже опубликован, пока не вызвали никакого интереса у общества, если не считать ученых.

— Все происходит в первый раз, — возразила Чандра, — и если он сказал, что это случится… значит, так и будет!

— Нетрудно заметить, что он произвел на вас большое впечатление.

— А кто бы устоял перед ним? — стояла на своем девушка. — Мне бы очень хотелось знать, кто он.

— Не имею ни малейшего представления, — ответил лорд Фроум, — но он был Хранителем манускриптов, и потому я бы предположил, что его познания очень глубоки. Возможно, он один из тех, кого, как нам говорят, посылают назад в этот мир, чтобы помочь тем, кто должен остаться в нем навсегда.

Изумление девушки было таково, что на некоторое время она потеряла дар речи.

Чандра поняла, что лорд Фроум имел в виду Наставников, которые достигли в своем духовном развитии таких высот, что решили возвратиться на Землю, чтобы помочь тем, кто ищет истину.

Ей никогда и в голову не приходило, что в мире есть еще кто-то, помимо ее отца, с кем она могла обсуждать подобные темы.

И все же долгая работа с буддистскими рукописями привела ее к мысли, что такие гуру существуют, однако найти их очень непросто.

Помолчав немного, она спросила:

— Вы практиковали йогу?

Лорд Фроум кивнул головой.

— Когда?

Чандра сама не понимала, почему ее заинтересовало это обстоятельство.

— Много лет назад, — начал он, — в моей жизни случилось некое событие, которое подтолкнуло меня к поискам древних рукописей. Настоятель первого монастыря в Тибете, который я посетил, разрешил мне остаться с монахами на два года.

Лорд Фроум замолчал, очевидно, не желая более вдаваться в подробности, во всяком случае, пока. И вскочив с земли резким упругим движением, приказал слугам убрать остатки ленча.

Когда они тронулись с дальнейший путь, Чандра попыталась сложить сведения, которые она только что получила, в общую картину или головоломку, имя которой было лорд Фроум.

Наверное, предположила девушка, он уехал из Англии, потому что его сердце было разбито, ведь так поступали все мужчины с незапамятных времен. Вот и лорд Фроум не стал исключением. Только он отправился не в Грецию, как великий Байрон, а в Тибет.

Должно быть, у него там был наставник, и вдобавок он практиковал йогу. Все это помогло ему залечить душевные раны и возбудило в нем ненасытную жажду вкусить плодов с вечного древа познаний, которая в данном случае выразилась в изучении ценнейших рукописей. Во многих монастырях к их хранению относились спустя рукава, а зачастую о них вообще забывали.

До этого она никогда не подозревала, что за путешествиями лорда Фроума стояли иные причины, кроме страсти к собиранию манускриптов. Некая причуда богатого человека.

Одни собирают картины, другие старинное оружие, а он увлекся манускриптами.

Теперь же она была поражена тем, что у него, оказывается, была и другая, очень важная причина — желание помочь тем, кто до сих пор был глух к великим истинам, которые на Востоке были известны многим, но к которым Запад, к сожалению, повернулся спиной, » Я хочу говорить с ним. Мне хочется узнать о нем как можно больше «, — подумала Чандра.

А затем ей стало не по себе от мысли, что такой возможности ей больше не представится, несмотря на то что им предстоит еще обедать вдвоем в примитивном дак-бунгало, где они останавливались по пути в Непал.

Они поднялись еще выше и теперь были полностью окружены облаками.

Воздух, которым сейчас дышала Чандра, был теплым и влажным, и у нее возникло странное ощущение, будто нее это не действительность, а сон.

Впереди она могла видеть только лорда Фроума, а позади туман поглотил все и скрыл весь остальной караван. Когда они добрались до постоялого двора, в котором заночевали на пути сюда, он выглядел таким же заброшенным и грязным, а на детях, которые подбежали к ним с приветствиями, были» те же самые лохмотья.

Однако сама Чандра чувствовала себя совершенно иначе, не так, как в прошлый раз. Тогда переход совершенно вымотал ее, отняв все силы. Сейчас же она едва ощущала усталость.

Каждый день она ездила в монастырь верхом и, проведя часов пять-шесть в седле, тем не менее вечером в посольстве могла без труда повелевать своим телом.

Чандра отправилась в комнату, где провела ночь в прошлый раз. Все осталось по-прежнему. Смотритель постоялого двора не потрудился даже подмести пол.

Однако это не возмутило ее ни в малейшей степени. Все, что интересовало ее сейчас, находилось у нее на груди, и она целый день ощущала прикосновение этой вещи.

Чандра сняла шляпу и куртку, а затем, прежде чем раздеваться дальше, достала мешочек и развязала его.

Она села на кровать, куда Механ Лал уже положил тонкий стеганый матрац, застеленный сверху одеялом, и вытряхнула содержимое мешочка на подушку.

В следующую секунду она тихонько ахнула. Впечатление было такое, словно на белой ткани лежало нечто живое.

Никогда еще она не видела изумруда такой величины и такого насыщенного цвета.

Этот камень, бывший когда-то третьим глазом во лбу Будды, имел овальную форму. Не будучи знатоком драгоценных камней, Чандра, однако, поняла, что этот изумруд неповторим благодаря полному отсутствию каких бы то ни было изъянов.

Неудивительно, что такой ценитель драгоценностей, как Нана-Сахиб, загорелся страстью обладать им.

Чандра долго любовалась изумрудом, а затем положила его назад в мешочек, зная, что в ее распоряжении находится вещь, стоимость которой выражалась в баснословной сумме, если вообще ее можно было оценить деньгами, и потому Чандра ни на секунду не должна расставаться с ней.

Она взяла этот мешочек с собой даже тогда, когда отправилась в умывальную комнату, чтобы смыть с себя пыль, которая въелась в ее кожу за время дневного перехода.

Вернувшись в свою спальню, Чандра снова облачилась в простое платье, которое надевала в тот вечер, когда впервые ужинала с лордом Фроумом, и снова спрятала мешочек с изумрудом у себя на груди.

Ей так хотелось надеть какое-нибудь красивое сари хотя бы только потому, что лорд Фроум увидел бы ее в нем в последний раз.

Однако все эти платья были уже очень тщательно уложены в чемодан, потому что в сумке, в которой она держала одежду, рассчитанную на два дня пути, они неизбежно помялись бы, а об этом Чандра не хотела даже думать.

На пару секунд она застыла в нерешительности. А не надеть ли топазовое ожерелье, украсив им платье со скромным, пуританским воротником?

Затем это намерение было отброшено в сторону. На таком платье ожерелье выглядело бы совершенно не к месту и даже смехотворно, и лорд Фроум не поймет, что она просто пытается поблагодарить его за такую прелестную вещицу.

В результате всех этих соображений Чандра явилась к столу в совершенно ином обличье по сравнению с предыдущим вечером, однако она убедила себя, что вряд ли лорд Фроум обратит внимание на эту перемену.

Даже подумать об этом было бы большим самодовольством с ее стороны.

Когда девушка вошла в небольшую столовую, Фроум сказал:

— Сегодня вечером выбор напитков для вас чуть получше. Я припас немного столового вина, думая, что оно может пригодиться нам за обедом. Еще у нас есть непальское бренди, которое по вкусу напоминает неплохой херес. Я рекомендую его в качестве аперитива.

Девушка взяла рюмку с бренди, которую ей подал лорд Фроум, и, пригубив напиток, нашла его довольно приятным.

Обед был уже готов и оказался похожим на тот, который они ели в первом дак-бунгало, когда еще только ехали в Непал.

За едой они разговаривали о непальских обычаях. Лорд Фроум, оказавшийся их большим знатоком, рассказывал столь увлекательно, что Чандра пожалела о том, что не расспрашивала его об этом, когда они были в Катманду.

«Мы потратили слишком много времени на то, чтобы дуться друг на друга, — подумала девушка про себя, — в то время как мне следовало попросить его рассказать побольше о Непале и его жителях».

Она не могла повернуть время вспять, однако засыпала лорда Фроума вопросами, слушая его как завороженная. Предания и легенды в его изложении звучали тем более убедительно и волнующе теперь, после того, как она побывала в Непале и познакомилась с образом жизни его народа.

Как возникли символы веры в этой счастливой долине и почему их было так много — все это стало представляться ей зримо и рельефно.

Когда их обед подошел к концу, Чандра, уверенная в том, что лорд Фроум, как всегда, чрезвычайно дорожит временем, и уже достаточно хорошо усвоившая ритуал их общения, сказала:

— Завтра утром нам рано вставать, милорд, и, пожалуй, мне пора уже в свою комнату.

— Да, сегодня мы должны постараться выспаться, — ответил он, — потому что завтра день будет очень долгим. Как вы знаете, мы должны побыстрее миновать долину, в которой опасно задерживаться из-за риска подхватить малярию.

— Мне уже говорили это, когда мы проезжали через нее прежде, и поскольку перспектива заболеть малярией меня никак не прельщает, я готова скакать галопом всю дорогу.

Лорд Фроум улыбнулся.

— Сомневаюсь, чтобы ваш скакун позволил вам это сделать, — возразил он. — Но мы, конечно же, выступим пораньше, и надеюсь, что на этот раз вы устанете не так сильно.

В его голосе прозвучала нотка предупредительности, и Чандра, сама не зная почему, неожиданно сконфузилась.

Она пожелала лорду Фроуму спокойной ночи и пошла в свою комнату. Там было довольно прохладно, и Чандра в полной мере оценила преимущество стеганого одеяла, которое служило ей матрацем. Теперь же она легла на одну его половину, а второй накрылась.

Благоразумие подсказало ей не отказываться и от второго, обычного одеяла, которое Чандра натянула поверх первого, справедливо рассудив что под утро станет еще холоднее.

Сняв платье, девушка задумалась о том, что же делать с изумрудом. Даже во сне она не хотела с ним расставаться.

Тут же выход был найден: в своих вещах она отыскала длинный кусок тесьмы, на которую и привязала замшевый мешочек, повесив его себе на шею.

«Уж здесь он будет в безопасности», — подумала она, засовывая его себе под ночную рубашку.

Свернувшись калачиком под одеялами, Чандра закрыла глаза и начала думать о тех интересных вещах, которые лорд Фроум рассказал ей за ужином.

Дело было не только в том, что он говорил, но и как он говорил, потому что он выглядел так привлекательно, когда звучал его низкий, сочный бас. Теперь, когда они подружились, его голос вовсе не казался ей грубым и резким. Как в пору их знакомства и первых дней горного пути в Непал.

«Я могла бы узнать… так много у него!»— пронеслось в ее сонном мозгу. И больше она ничего не успела подумать, провалившись в сладкий туман.

Внезапно Чандра проснулась. Ей показалось, что кто-то заговорил с ней. Она открыла глаза и приподняла голову с подушки. Все было тихо. В ее комнатушке не было слышно ни единого звука. Во дворе, куда выходило ее окно, также царила полная тишина.

И все же она проснулась — проснулась так, что в этом не могло быть никаких сомнений!

А затем совершенно отчетливо — хотя она знала, что этот голос звучал только в ее голове, — Чандра услышала ламу Тешоо.

— Опасность, моя дочь! — сказал он ей. — Опасность!

Вставай и иди к лорду-сахибу!

Впечатление было такое, будто лама действительно находился в комнате и разговаривал с ней. Чандре показалось, что она едва ли не видит его. Глаза ламы пристально смотрели на нее так же, как и тогда, когда она сидела на траве у его ног, а он рассказывал ей, что она должна была сделать в Непале.

— Опасность! — повторил лама. — Делай то, что я тебе говорю! Сейчас же иди к лорду-сахибу.

Это было повеление, которого Чандра не могла ослушаться. Не думая больше ни о чем, она выбралась из постели и стала продвигаться к двери в кромешной темноте.

Когда лорд Фроум укладывался в постель, Чандра хорошо слышала все; его шаги, шорох снимаемой одежды, скрип досок его кровати. Их спальни разделяла лишь тонкая деревянная перегородка.

Выбравшись в коридор, девушка нащупала дорогу к соседней двери. Она открыла ее и только после того, как она переступила порог, где-то в закоулках ее уже зашевелилось сомнение: что же подумает лорд Фроум и поймет ли он?

— Кто здесь?

Она услышала голос лорда Фроума, и на секунду ее охватило смущение, но затем она поборола его и ответила:

— Это я… Чандра.

— Чандра? Что случилось?

Он привстал на кровати, и девушка услышала, как его рука шарит по столу, стоявшему у кровати, чтобы зажечь свечу.

Наконец послышалось чирканье спички, и комнату озарил тусклый свет. Лорд Фроум, опершись на локоть, увидел Чандру в проеме открытой двери. Она стояла с бледным как мел лицом и широко открытыми от ужаса глазами. Ее волосы рассыпались в живописном беспорядке по белой ночной рубашке.

— Вас что-то напугало? — спросил он.

— Там… опасность, — ответила она. — Я знаю… там опасность… и я боюсь!

Лорд Фроум не стал задавать лишних вопросов. Он быстро встал с постели и накинул на себя халат, который лежал на стеганом одеяле возле кровати.

Затем он взял со стола какой-то предмет, лежавший рядом с подсвечником. Приглядевшись, Чандра различила в его руке пистолет.

Она не произнесла ни слова, лишь отодвинулась в сторону, давая лорду Фроуму пройти, когда тот направился в коридор, держа свечу в левой руке.

Проникавшего из коридора скудного света было достаточно, чтобы Чандра увидела единственный стул, на котором лежала одежда лорда Фроума. Сделав несколько шагов по холодному полу босыми ногами, Чандра оказалась у края кровати, на который и присела.

Она начала приходить в себя и теперь стала думать, что выставила себя на посмешище, потому что в ее комнате не было никого, никакого признака присутствия постороннего лица.

Лорд Фроум подумает, что она истеричка, и будет презирать ее за это. Мысль о том, что она опять возбудит у него презрение, которое он раньше питал к ней, была для девушки невыносима. Она постаралась успокоить себя, говоря себе, что ослушаться ламу было невозможно.

Она знала, что лама разговаривал с ней, знала, что находится в опасности из-за того, что хранится сейчас у нее на груди.

Подумав об этом, Чандра дотронулась до мешочка, висевшего на ее шее. Она неосознанно верила, что его содержимое может помочь ей и, возможно, убедит лорда Фроума, что она совсем не сумасбродная истеричка с разыгравшимся воображением.

Лорд Фроум почему-то не возвращался, хотя Чандре показалось, что прошла уже вечность с тех пор, как он вышел в коридор. Она знала, что он до сих пор находится в ее комнате, потому что видела в коридоре отблеск его свечи.

Неужели ему нужно так много времени, удивилась девушка, чтобы выяснить, что в комнате, откуда она только что вышла, не произошло ничего необычного. Однако лама сказал ей, что опасность есть, а он не мог ошибиться. Что же делать, начала лихорадочно думать Чандра, если лорд Фроум скажет, что она должна вернуться в свою комнату, а у нее нет никакой уважительной причины, чтобы не делать этого?

И в это момент раздались звуки его шагов, означавшие, что он возвращается. По стенам коридора забегали блики, а затем показался и огонек самой свечи.

Когда лорд Фроум вошел в спальню, Чандра решила по выражению его лица определить, о чем он думает.

Чандра очень волновалась и боялась, поэтому встала с кровати, ощущая себя школьницей, которую сейчас должны были отчитать за то, что она подняла ложную тревогу.

Первым делом лорд Фроум подошел к прикроватному столику, на который поставил свечу и положил пистолет, и только потом он повернулся к Чандре.

Он стоял спиной к свету, и пока Чандра, запрокинув голову, отчаянно пыталась разглядеть выражение его глаз, не делал никаких движений. Он лишь смотрел на нее в ответ и как-то странно молчал.

Затем, когда девушка уже отважилась было заговорить, спросить, удалось ли ему найти что-нибудь, лорд Фроум вдруг протянул к ней руки и, обняв за плечи, крепко прижал к себе.

Это настолько удивило ее, что ей показалось, что этим резким движением он напрочь лишил ее дыхания. Смятение Чандры было полным.

В следующее мгновение, прежде чем она успела что-то пробормотать, ее губы оказались в плену его губ, жестких и властных.

Глава 7

На какой-то момент губы лорда Фроума так сильно впились в ее губы, что этот поцелуй поначалу доставил Чандре ощущение физической боли.

Однако через несколько мгновений эта боль перешла в какой-то неизъяснимый экстаз, потрясший ее тело от самых кончиков пальцев на ногах до груди.

И тогда она поняла то, чего не понимала раньше. Ведь это было то, чего она хотела, к чему стремилась, и что это было каким-то образом связано с манускриптом Лотоса и красотой Непала.

Его губы стали мягче и одновременно более настойчивыми и требовательными, и когда он сжал ее еще сильнее в объятиях, Чандре показалось, что ее сердце выскользнуло из груди и, пройдя через губы их обоих, растворилось в его сердце, большом и горячем.

«Это любовь, — подумала она, — ведь она всегда представлялась мне именно такой, если я смогу ее найти».

Наконец, когда эти счастливые для них обоих мгновения превратились чуть ли не в вечность, лорд Фроум медленно поднял свою голову.

— Моя дорогая! — воскликнул он голосом, которого Чандра не узнала. — Я мог потерять тебя!

Она удивленно посмотрела на него. То, что сейчас произошло между ними, было настолько восхитительно и неожиданно, что ей трудно было вернуться к действительности.

И тогда лорд Фроум объяснил:

— Когда я вошел в твою комнату, первое, что я увидел, был кукри, торчавший в середине кровати. Нож пробил оба одеяла и вонзился глубоко в доски. Должно быть, этот удар предназначался мне.

Чтобы осознать то, что сказал лорд Фроум, Чандре потребовалось несколько секунд, и затем она воскликнула:

— Нет… нет! Убить… хотели… меня! Я должна… рассказать тебе… почему.

Все то время, пока она рассказывала ему, ее воображение рисовало ей ножи с кривыми широкими лезвиями, которые непальцы носили в ножнах на поясе. Она поняла, что лама не ошибся, предупредив ее об опасности. Ведь он обещал, что позаботится о ней.

Девушка задрожала, и лорд Фроум произнес:

— Тебе холодно, мое сокровище. Забирайся в постель, и тогда поговорим.

При этих словах его объятия ослабли и он отпустил Чандру. В то же время ему, очевидно, была невыносима мысль о расставании с ней даже на минуту. Он страстно жаждал, постоянно, физически ощущать ее присутствие и потому дотронулся губами до ее лба.

По телу Чандры пробежала странная, приятная дрожь.

Такого ощущения она раньше никогда не испытывала.

Все, что с ней случилось за последние полчаса, настолько взбудоражило Чандру, что она, находясь в состоянии сильного возбуждения, совершенно забыла о холоде и лишь теперь пришла в себя и почувствовала, что ее босые ноги совсем окоченели. Наверное, снаружи стоит жуткий холод, подумала девушка. Ведь постоялый двор находился на большой высоте, в облаках.

Она села на постель и обнаружила, что стеганое одеяло лорда Фроума было совершенно не такое, как ее собственное. Оно было сшито таким образом, что тело помещалось внутри него и потому напоминало большой спальный мешок, теплый и удобный.

— Чандра не только опасалась проявить непослушание и быть отосланной в свою собственную комнату. Она испытывала потребность подчиняться лорду Фроуму и поэтому поспешила забраться в теплую нору, где ей сразу стало уютно.

Лорд Фроум одобрительно усмехнулся и подошел к двери.

Заперев ее на засов, он приставил к ней стул, на котором была сложена его одежда. Затем он вернулся и посмотрел на Чандру при свете свечи.

— Тебе… будет… холодно, — произнесла девушка не совсем связно. Выражение его лица, загадочное и задумчивое, внушало ей некоторую робость и в то же время очень возбуждало.

Он улыбнулся.

— Тебе нет нужды беспокоиться, — отвечал он. — Готовясь к путешествию, я постарался предусмотреть все, даже такие случаи, как этот.

Лорд Фроум пошел в угол своей спальни, где лежали его чемоданы, баулы, сумки и другие вещи, и, открыв чемодан, достал еще один стеганый спальный мешок, точно такой же, в котором нежилась Чандра, а заодно и толстое шерстяное одеяло.

Взяв эти вещи в охапку, он положил их на кровать. Затем забрался в спальный мешок, лег рядом с Чандрой и накрыл себя и ее одеялом.

Обняв девушку за плечи, он притянул ее к себе поближе.

— Вот теперь мы можем поговорить спокойно, — сказал он, — и не бояться подхватить воспаление легких!

В его голосе прозвучали такие нежность и забота, что Чандру охватило нестерпимое желание выпростать руки из спального мешка и обнять его, сказать ему, как сильно она его любит.

Однако робость, которую девушка все еще испытывала, помешала ей поступить таким образом. Вместо этого она положила голову ему на плечо и попыталась поверить в то, что все это происходит наяву, а не во сне.

Словно угадывая то, что она думала, лорд Фроум произнес очень тихо:

— Я люблю тебя! Я давно уже полюбил тебя, Чандра! Однако во мне шла яростная борьба. Я никак не мог заставить себя признаться в этом даже самому себе.

— Ты… действительно любишь меня?

— Я люблю тебя больше всего на свете. Я никогда не думал, что способен полюбить так кого-нибудь, — ответил лорд Фроум. — И когда я увидел этот кукри, который зловеще торчал в твоей кровати, мне стало ясно, что ты в этом мире значишь для меня все, и я был не в силах притворяться дальше, что могу жить без тебя.

Чандра почувствовала себя невероятно счастливой. Ей даже захотелось заплакать от счастья, но она сдержалась и, едва слышно шмыгнув носом, спросила:

— Когда… ты… влюбился в меня?

Лорд Фроум прижал ее к себе покрепче и ответил:

— Теперь я знаю, что это случилось, когда я подобрал тебя с пола в этом самом бунгало. Я понял, что ты очень мужественная и смелая девушка. Целых два дня, от зари до заката, ты провела в седле и не сдалась, ни единым словом не обмолвилась о своей усталости. Ты не хныкала, не жаловалась и даже не попросила меня ехать помедленнее.

— Мне было так стыдно, что в самом конце… я все же сломалась, — прошептала Чандра.

— Требуя от тебя таких жертв, я был бессердечным эгоистом, — ответил лорд Фроум. — Я всегда буду стыдиться этого и сделаю все, чтобы загладить свою вину.

Как бы показывая, что он желал извиниться не только на словах, он осторожно взял ее рукой за подбородок и повернул лицом к себе.

— Я люблю тебя, — сказал он, — и хочу заботиться о тебе, беречь и лелеять тебя и делать это гораздо лучше, чем до сих пор.

После того как он произнес эти слова, девушка ощутила прикосновение его губ и опять испытала ту же лавину чувств, тот же экстаз, боль и наслаждение одновременно.

Затем его губы стали более настойчивыми, требуя абсолютного подчинения, и Чандру охватило огромное, трепетное желание прижаться к нему теснее, слиться с ним, стать частью его тела, хотя она не понимала толком конечной цели своих желаний.

Лорд Фроум перестал целовать ее и немного отодвинул свою голову на подушке, сказал неровным, прерывистым голосом:

— Я хочу, чтобы ты, моя радость, объяснила мне, почему ты думаешь, что кукри предназначался тебе, а не мне.

— Наверное, я должна была раньше рассказать тебе об этом, — ответила Чандра, — и ты, очевидно, будешь сердиться на меня за то, что я не сделала этого. Но лучше поздно, чем никогда.

— Я никогда больше не буду сердиться на тебя, — пообещал лорд Фроум. — Но ты должна простить меня за то, как я вел себя, когда ты впервые сообщила мне, что приехала вместо своего отца.

— Я знала, что ты будешь не в восторге от моего появления, — сказала Чандра, — и поэтому для меня не было неожиданностью, когда ты очень разозлился, увидев меня, молоденькую девчонку, а не убеленного сединами профессора, с которым привык иметь дело.

— Я ненавидел всех женщин так долго, что даже забыл, что вы очень не похожи на нас, мужчин, что вы совсем не такие, моя дорогая.

Он запечатлел на ее губах еще один поцелуй, а затем продолжал:

— Однако мы не должны отвлекаться от сути дела. Скажи мне, пожалуйста, почему кто-то — и я просто не могу вообразить себе, что такой человек существует — мог захотеть тебя убить. Это немыслимо.

Очень тихим голосом, запинаясь, потому что она все же опасалась, что лорд Фроум не поймет, почему она сделала это, Чандра рассказала ему о ламе Тешоо и монастыре Сакья-Чо и о том, как в самый момент их отъезда из британского посольства кто-то вложил изумруд в ее руку.

Все то время, пока Чандра вела свое повествование, лорд Фроум хранил молчание. Выговорившись, девушка почувствовала, как сильно напряглась обнимавшая ее плечи рука лорда. Он мягко упрекнул ее:

— Как ты могла так рисковать собой, если ты принадлежишь мне?

— Но ведь тогда я еще не знала, что… что ты… полюбишь меня, — произнесла Чандра, и ее лицо озарилось робкой улыбкой. — И я никогда не думала, потому что ненавидела тебя, что… полюблю тебя.

— Ты в самом деле любишь меня? Ты уверена в этом? — спросил лорд Фроум.

— Я не знала… что любовь может быть… так чудесна… так совершенна, — сказала Чандра, — как не знала и того, что с каждым твоим поцелуем я чувствую себя так, словно ты поднимаешь меня на самые высокие вершины Гималаев.

— О мое бесценное сокровище!

Эти слова, казалось, прозвучали криком сердца, хотя были произнесены шепотом.

И он опять стал целовать ее. Эти поцелуи были очень долгими и страстными, и по мере того как он ощущал ее ответную страсть, они становились все более яростными, Когда же они были вынуждены разомкнуть уста, чтобы не задохнуться, лорд Фроум сказал:

— Мы с тобой обязательно доставим изумруд тем, кому он принадлежит по праву, и я буду защищать тебя до последнего своего вздоха. В то же время я не позволю тебе подвергать себя и дальше опасности. Ты должна отдать этот камень мне.

Чандра заколебалась.

— Но… предположим, — спросила она, — предположим, что те, кто… хочет похитить его… попытаются сделать это снова?

— Тогда будет лучше, если погибну я, а не ты, — ответил лорд Фроум.

Чандра невесело вздохнула.

— И ты думаешь, что я позволю тебе сделать это? — укоризненно произнесла она. — Для мира твоя смерть была бы большой потерей. Ты… столько сделал для науки.

Она прочувствовала, что ее возлюбленный запротестует, и поэтому быстро продолжила:

— Кроме того, лама сказал, что я буду под защитой, и он действительно предупредил меня этой ночью об опасности, хотя ты, может быть, и не поверишь. Он сказал мне, что я должна идти к тебе.

— Я верю в это, — успокоил ее лорд Фроум, — и слава Богу, что ты послушалась, моя дорогая, это спасло тебе жизнь.

Чандра улыбнулась. Ее улыбка была открытой и по-детски простой, потому что ее любимый поверил в то, что она действительно была надежно защищена, и не пытался приписать это ее воображению, как это мог бы сделать другой мужчина. И она искреннее обрадовалась этому.

— Я хочу, чтобы ты заботился обо мне, — сказала Чандра. — Но я оставлю изумруд у себя на шее, потому что знаю, если мне вновь будет угрожать опасность, лама предупредит меня о ней. Возможно, ему будет труднее это сделать, если изумруд будет не у меня.

Лорд Фроум не стал спорить с ней. Он просто сказал:

— Этот изумруд имеет огромную ценность для монастыря Сакья-Чо, но ты для меня в тысячу раз ценнее. Поэтому я буду охранять вас, и хотя я не ясновидец, я думаю, что мы благополучно доберемся до Байрании, после чего ворам и грабителям уже будет незачем преследовать нас.

— С тобой я всегда буду чувствовать себя в безопасности, — произнесла Чандра.

— Так оно и будет, — подтвердил лорд Фроум, — однако, дорогая, сегодняшнюю и завтрашнюю ночь ты должна будешь спать рядом со мной так, как сейчас, потому что я больше не допущу, чтобы ты находилась одна в комнате, где на тебя могут напасть.

— Я… я… не против, — ответил Чандра, — но тебе было бы неудобно.

— Возможно, — согласился лорд Фроум, — и не только потому, что кровать очень узкая. Однако мы обвенчаемся в первой британской церкви, которая нам только попадется в Индии, и тогда мы сможем быть вместе и днем, и ночью, моя любимая, и ничто нам больше не послужит помехой.

Некоторое время Чандра хранила молчание, однако в свете свечи он мог видеть ее глаза, лучившиеся сиянием, которое, казалось, преображало ее лицо.

Затем она произнесла, слегка запинаясь:

— Ты уверен… полностью уверен, что тебе следует… жениться на мне?

— Я вполне уверен, что намереваюсь взять тебя в жены.

— Но ведь ты женоненавистник! Ты поклялся никогда не жениться!

Он издал короткий смешок, в котором прозвучало нечто мальчишеское.

— Я был настолько преисполнен решимости никогда не делать этого, — начал лорд Фроум, — что мог бы догадаться, что рано или поздно, но судьба нарочно пошлет мне испытание в виде такой замечательной девушки, как ты, которая докажет полную несостоятельность всех моих утверждений на этот счет.

Чандра уткнулась лицом в его плечо.

— Папа сказал мне, что тебе разбили сердце, — застенчиво проговорила она, — и я удивлялась, почему никто так и не смог склеить его.

— Если подумать об этом как следует, то, пожалуй, стоит признаться в том, что в действительности оно не было разбито, — сказал лорд Фроум, — лишь слегка треснуло! А если что-то и получило большую пробоину, так это моя гордость и то, что ты назвала бы моими самодовольством.

— А что же все-таки произошло? — спросила Чандра.

— Это банальная история, которая едва ли стоит того, чтобы ее повторять, — ответил лорд Фроум. — Просто я думал, что влюбился в девушку, и, будучи юным глупцом-идеалистом, писал ей стихи в духе Байрона и письма, полны незрелой страсти.

В его голосе звучала сухая, насмешливая нотка, которую она так часто слышала прежде. Девушка нерешительно поинтересовалась:

— А дальше?..

— Ну а потом я обнаружил, что девушка, которую я так боготворил, нашла мои письма и стихи настолько забавными, что читала их вслух своим друзьям. Однако все дело усугублялось еще и тем, что она была тайно помолвлена с другим мужчиной и не потрудилась поставить меня об этом в известность.

— Должно быть, тебе было очень больно.

— Я был еще слишком молод и принял это за удар шпагой прямо в мое сердце!

— И поэтому ты отправился странствовать по свету. Я думала, что ты поступил именно так.

— Это был самый разумный поступок, который я когда-либо совершал, — сказал лорд Фроум. — Именно в Индии я впервые заинтересовался санскритскими рукописями, и этот интерес неизбежно привел меня в Тибет.

— Значит, все обернулось к лучшему! И зло, которое тебе причинили, превратилось в добро.

— Я бы не стал употреблять такое высокопарное слово, как «зло», — возразил лорд Фроум, — однако в молодости все мы очень ранимы.

— Вообще-то… в некотором смысле я очень рада.

Чандра увидела в его глазах неприкрытое удивление и поспешила объяснить свою странную на первый взгляд реакцию.

— Если бы ты женился на девушке, которой писал стихи, то сейчас ты был бы уже пожилым семейным человеком и, наверное, у тебя была бы куча ребятишек.

Лорд Фроум рассмеялся.

— Ты совершенно права, моя дорогая!

— И санскритские манускрипты продолжали бы пылиться на полках библиотек, — не успокаивалась Чандра, — а мир никогда бы не узнал скрытой в них мудрости.

— Ты хочешь сказать, — произнес лорд Фроум, — что «пути Господни неисповедимы», и я соглашаюсь с логикой твоих рассуждений просто потому, что я так рад, моя любимая, что судьба подарила мне встречу с тобой.

— Я… тоже… рада, — сказала Чандра, — правда, я не могу поверить, что это не сон. А вдруг я проснусь и увижу, что все осталось по-прежнему, что ты все так же ненавидишь меня, потому что ты убежден, что, будучи женщиной, я не смогу… помогать тебе… в твоей работе.

Лорд Фроум прижал девушку к себе покрепче.

— С этого момента мы всегда будем трудиться вместе, — заявил он, — и не только над санскритскими манускриптами, но и над тем, что для нас обоих гораздо важнее.

— И что же это такое?

— Мы должны создать наш собственный домашний очаг и обзавестись той самой кучей ребятишек, которую я имел бы, если бы женился, когда мне исполнился двадцать один год!

— Я… начинаю ревновать, когда… думаю об этом, — прошептала Чандра.

— Тебе нет нужды ревновать меня к кому бы то ни было, «тоном, не оставляющим сомнений, произнес лорд Фроум. — Очень долгое время я избегал всех женщин, а теперь, моя дорогая… я готов к тому, чтобы отдать себя тебе одной.

;, ; Когда он говорил это, его губы прикасались к ее лбу, а затем он поцеловал ее глаза.

— Ты так прекрасна! — сказал он. — Я знаю, что не смогу даже посмотреть на другую женщину, если в этой же комнате будешь находиться ты.

— Я… я чувствовала, что выгляжу красивой, когда на мне были те прелестные сари, которые ты подарил мне, — сказала Чандра, — но Я знаю, что в обычных условиях я обычная, неприметная девушка и не выдерживаю никакого сравнения с теми великолепными леди, которых ты, должно быть, встречал в Англии и других странах.

Прежде чем ответить, лорд Фроум поцеловал ее в щеку, — Ты забываешь, что я привык искать в манускриптах нечто иное и уникальное, и поэтому я всегда находил хорошеньких или даже красивых женщин высшего света скучными и не способными вдохновить меня.

Он поцеловал ее в другую щеку и продолжал:

— Ты вдохновляешь меня так, что я даже не могу этого объяснить. Твоя красота уникальна и возбуждает меня как духовно, так и физически.

Чандра издала негромкое восклицание.

— И все эти дифирамбы ты поешь мне? — спросила она. — Я всегда мечтала о том, чтобы мужчина, которого я полюблю, испытывал ко мне такие чувства, но я никогда… никогда не надеялась, что во всем мире найдется тот, кто будет думать, как ты.

— Мы были созданы друг для друга, — уверенно заявил лорд Фроум.

— Ты другая половина меня, которой всегда не хватало, вот почему, моя дорогая, придется немало потрудиться, чтобы сделать меня таким, каким я должен быть.

— Это будет очень занимательная работа!

Он поцеловал ее в уголки рта, а затем в губы и сказал:

— Нам предстоит многое узнать друг о друге, и пройдет целая жизнь, прежде чем мы узнаем все.

Каждый раз, когда лорд Фроум целовал ее, у Чандры возникало такое ощущение, будто ее пронизывают мощные потоки солнечного света.

И опять она подумала, что ее можно сравнить с пиками Гималаев, которые утром в лучах восходящего солнца меняют свой цвет с белого на розовый, а затемно розового на золотой.

— Ты говорил мне о… доме, который мы… построим вместе, — произнесла она.

— У меня есть дом, который много лет, пока я путешествовал, простоял заброшенным, — пояснил лорд Фроум. — Он очень старый и, как мне кажется, очень красивый. Но ему нужна хозяйка, которая стала бы присматривать за ним, содержать его в порядке, которая привнесла бы в него атмосферу настоящего семейного счастья, коего ему всегда так не хватало.

— И я могу это сделать? — радостно изумилась Чандра.

— Мы сделаем это вместе, — ответил он. — Теперь, когда я нашел тебя, я понял, что счастье могут создать только два человека, а не один.

— Но ты вполне… вполне уверен, что я могу сделать тебя, '., счастливым? Мне очень трудно поверить, что я действительно… нужна тебе.

— Я докажу тебе, насколько ты мне нужна. Ты убедишься в этом, — сказал он. — Но сейчас, моя дорогая, я думаю, что ты должна постараться заснуть. Завтра нас ждет очень долгий день, и если ты из-за меня рухнешь без чувств во второй раз, я никогда себе этого не прощу!

— Не беспокойся, милый. Усталость меня больше не возьмет, — ответила Чандра. — Ты дал моему сердцу крылья, на которых я пролечу через эту ужасную долину, где властвует малярия.

Она помолчала немного, а затем очень робко, едва слышным голосом добавила:

— Я хочу… ехать очень быстро… так, чтобы когда мы приедем в следующее бунгало, я могла опять быть рядом с тобой, как сейчас.

Она знала, что эти слова возбуждают его.

И в следующий момент он опять принялся целовать ее, пока ей не показалось, что из маленького, замкнутого пространства они перенеслись высоко в небеса, где их со всех сторон озаряет свет любви.

Прежде чем лорд Фроум и Чандра добрались до горы Сисагархи, им целый день пришлось провести в седле, и долину, где свирепствовала малярия, она миновали уже в сумерках.

С того времени, как они оставили позади горы Чурии, окутанные облаками, Чандра чувствовала себя под надежной защитой и знала, что ей не придется опасаться нападения на кого-либо из них двоих.

Теперь, несмотря на то что она, как и раньше, ехала сразу же за лордом Фроумом, ее охранял Механ Лал и личный слуга лорда. Они шли по обе стороны ее пони.

Она знала, что у лорда Фроума в кармане лежит заряженный пистолет, который он мог выхватить в случае необходимости в течение считанных секунд. На поясе у Механ Лала висел нож, которого раньше там не было.

Теперь лорд Фроум не заезжал вперед, отрываясь на значительное расстояние от каравана, но держался вместе со всеми, я постоянно оглядывался. Кроме того, все проводники были предупреждены о возможности внезапного нападения. Словом, были приняты все возможные меры, и грабителей, если таковые вдруг появятся, будет ждать решительный отпор.

Когда они добрались до постоялого двора на горе Сисагархи, чарпой из спальни Чандры перенесли в спальню лорда Фроума, и их кровати составили вместе, так что теперь они могли прикасаться друг к другу.

Даже теперь Чандре было все еще трудно поверить в то, что она страстно влюблена и что лорд Фроум испытывает к ней такие же сильные ответные чувства.

И все же достаточно ей было увидеть выражение его глаз, и она чувствовала, как сердце переворачивается у нее в груди.

Когда он прикасался к ней, ей казалось, что в этом месте на ее тело падает солнечный луч. Когда же он целовал ее, все ее тело наполнялось новыми ощущениями, и она радостно удивлялась этому, потому что никогда раньше не думала, что такое возможно.

На привале за ленчем они уже не сидели молча, изредка обмениваясь односложными словами. И хотя они очень спешили, быстро работая челюстями и чуть не давясь большими кусками хлеба и мяса, Чандре казалось, что они вкушают амброзию и пьют нектар, а мир, в котором они сидели друг подле друга, был подобен райскому саду, исполненному невыразимой красоты.

В своем новом состоянии неземной влюбленности Чандра воспринимала по-иному окружавшую ее природу. Каждый цветок, каждое дерево, каждая бабочка в ее глазах выглядели совсем не так, как они выглядели раньше.

Казалось, они поднимали ее разум к высотам вдохновения, которое было невозможно выразить словами, и все же она знала, что сможет сказать об этом лорду Фроуму.

» Я люблю тебя! Я люблю тебя!«— думала она, глядя на его спину, мерно колыхавшуюся впереди.

Наверное, ее любовь обладала магической способностью передаваться на расстоянии любимому человеку, потому что лорд Фроум повернул голову и улыбнулся ей, и она знала, что сейчас они так же близки, как в те мгновения, когда она находилась в его объятиях.

И только когда долгий дневной переход был завершен и Чандра смогла скользнуть в стеганый спальный мешок на кровати и ждать лорда Фроума, который умывался в соседней комнате, она подумала о том, как изменился весь ее мир после того, как она отправилась в Непал.

Если бы ее отец не заболел, она бы осталась дома с Эллен и почти не виделась бы с людьми, считая каждый пенни, потому что денег, которые лорд Фроум дал профессору, должно было хватить ненадолго.

Однако вместо этого перед ней внезапно распахнулась дверь в иной, огромный незнакомый прекрасный и пугающий мир.

Она оказалась не только в одной из самых очаровательных стран, какие только могли существовать в ее воображении, но ей также посчастливилось своими глазами лицезреть манускрипт Лотоса, а самое главное, она нашла здесь любовь, и это было важнее всего прочего, вместе взятого.

» Должно быть, все это было спланировано для меня заранее, еще до того, как я родилась «, — подумала она, устремив свой взгляд на дверь и с нетерпением ожидая появления возлюбленного.

До этого он, желая предупредить всяческий риск, надежно запер дверь, прежде чем оставить Чандру одну, чтобы та смогла спокойно раздеться и лечь в постель.

Он также приказал Механ Лалу закрыть деревянными ставнями окно, чтобы никто не смог проникнуть в комнату этим путем.

Но даже приняв эти предосторожности, лорд Фроум не оставил ее без средств личной защиты, ибо на кровати подле нее лежал его пистолет, и он научил Чандру, как с ним обращаться.

Нежность и предупредительность лорда Фроума проявлялись во всем, даже тогда, когда они лежали рядом ночью, и девушка ни разу не почувствовала себя в неудобном положении.

Чандра знала, что это был единственно разумный выход в той ситуации, в какой они оказались, но она также знала и то, что когда Деймон страстно и настойчиво целовал ее, то и в эти мгновения он относился к ней с почтением и так бережно, словно она была одним из ветхих манускриптов, с которыми они оба обращались так трепетно.

— Он любит меня! Он в самом деле любит меня! — сказала она себе.

Несмотря на то что во многих отношениях Чандра была совсем невинной девушкой, она понимала, что, окажись в подобной ситуации на месте лорда Фроума другой мужчина, вряд ли она смогла бы спать рядом с ним и не бояться за Свою честь.

Наконец она услышала в коридоре его шаги, и когда Деймон повернул ключ в замке и, толкнув дверь, вошел в комнату, ее глаза зажглись радостью, и это было ему заметно даже при тусклом свете одинокой свечи.

Не сводя с девушки глаз, он спросил:

— Почему каждый раз, когда я вижу тебя, ты мне кажешься еще более очаровательной? Каждый раз я думаю, что никакая женщина не могла бы быть более красивой, и все же теперь, когда я смотрю на тебя, я знаю, что ты намного привлекательнее, чем несколько минут назад!

Бескрайнее счастье переполняло Чандру.

Сейчас она понимала, что раньше, когда лорд Фроум заставлял себя сторониться и ненавидеть всех женщин, он словно окружал себя крепостной стеной и замыкался в ее пределах.

Теперь стена рухнула, и из-за ее обломков стала видна поэтичная и идеалистическая сторона его характера, и он часто выражался так возвышенно, что временами его речь напоминала» Песнь небесной души «, которую они везли в своем багаже.

Она была уверена, что лорд Фроум разговаривал с ней не только сердцем, но и душой, и хотела дать ему в ответ все, чем обладала: свой ум, сердце, душу и… свое тело.

Он прошел по комнате от порога и, сев на краешек кровати, сказал:

— Я все время считаю, сколько часов остается до того, как мы обвенчаемся.

— У тебя еще есть время… отказаться от своего намерения, — решительно подразнила его Чандра.

— Ты думаешь, это возможно? — поинтересовался он. — Но ты не хуже меня знаешь, что я не могу уйти не только от тебя, моя дорогая, но также и от судьбы, — А тебе хотелось бы?

— Если я буду и дальше льстить тебе, ты станешь тщеславной, — пошутил он, — и к числу всех прочих твоих достоинств, которые я в тебе обожаю, относится способность краснеть, когда тебе делают комплименты.

Произнося эти слова, он наклонился вперед, стараясь найти ее губы, и хотя в его намерения входил только легкий поцелуй, но стоило ему только прикоснуться к Чандре, как они оба ощутили непреодолимую силу, сближавшую их тела, словно магнитом.

Их тянуло друг к другу с каким-то яростным наваждением, которому невозможно было сопротивляться.

Лорд Фроум обнял Чандру и целовал ее, пока у нее окончательно не спутались все мысли в голове и думать дальше уже было невозможно.

Она могла лишь чувствовать, как его любовь накатывает на нее, подобно морским волнам, и она тонула в экстазе, который уносил ее в самые глубины океана.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя!

У нее было такое ощущение, словно она выкрикивала эти слова всем своим телом, и когда наконец лорд Фроум поднял голову, в его глазах горел огонь, а сердце колотилось в груди так, что, казалось, еще немного, и оно выпрыгнет оттуда. Чандра посмотрела на него, и ей показалось, что любовь, которую они испытывали друг к другу, ослепила ее.

— Я должен дать тебе выспаться, — сказал он так, словно говорил с самим собой. — О моя дорогая, я хочу тебя! Ты нужна мне! Слава Богу, что нам не придется ждать слишком долго.

Он поцеловал ее снова, но очень нежно, а затем перебрался на свою койку, стоявшую рядом, и, повернувшись, долго смотрел на нее, прежде чем задуть свечу.

— Я… молюсь, чтобы Бог позволил мне всегда доставлять тебе такую же радость, как и сегодня, — прошептала Чандра.

— А я молюсь за то, чтобы мне удалось сделать тебя еще более счастливой после того, как ты станешь моей женой, — ответил он. — Такой же счастливой, как и я, потому что ты принадлежишь мне всецело, и никто никогда не сможет отнять тебя у меня!

В Байранию Чандра и лорд Фроум прибыли немного раньше, чем рассчитывали. Это объяснялось тем, что теперь дорога шла не на подъем, а на спуск и представляла собой самый легкий участок пути от Байрании до Катманду.

Цветы были еще более красивыми, а орхидеи росли в еще большем изобилии. Если вчера они еще не знали, как им укрыться от палящего солнца, то теперь деревья накрывали их своей спасительной тенью, дававшей прохладу.

Правда, здесь была и своя отрицательная сторона. По мнению лорда Фроума, густые заросли рододендронов и других кустарников могли послужить неплохим местом для засады. Ведь никто не мог поручиться за то, что грабители, охотившиеся за реликвией монастыря Сакья-Чо, оставили свои замыслы. Этими своими опасениями он поделился С Чандрой.

Механ Лал и второй индийский слуга, шедшие рядом с ее лошадью, были наготове. От их внимания не могло ускользнуть ни одно движение между деревьев или среди скал, которые время от времени почти нависали над дорогой.

Как бы то ни было, но им удалось добраться до Байрании, ни разу не подвергнувшись нападению. Дак-бунгало, в котором они теперь должны были остановиться, показалось Чандре чуть ли не роскошным дворцом.

Теперь она опять была в Индии, которую любила, и если бы ей предложили сочетаться браком в любой стране по ее выбору, то иной альтернативы для Чандры просто не существовало бы.

Багаж внесли в ту же спальню, в которой она провела ночь перед началом путешествия в Непал, но слуга тут же перенес чарпой в соседнюю комнату, а затем принялся заделывать досками окно, через которое еще не так давно Чандра услышала голос маленького мальчика, просившего ее поговорить с ламой.

Этим вечером вряд ли кому-либо понадобится вызывать ее из бунгало. Чандра уже заранее решила, что сразу же после ужина они с лордом Фроумом отправятся на поиски ламы Тешоо.

Она была уверена, что лама будет ждать ее под тем же деревом, где он ждал ее в прошлый раз.

Лорд Фроум уже предупредил ее, чтобы она ни в коем случае не покидала пределы бунгало без его ведома. В любом случае он должен был сопровождать ее везде, куда бы она ни пошла.

Предыдущей ночью у двери их комнаты, в коридоре, спал Механ Лал. Когда Чандра запротестовала, сказав, что он не должен находиться в таких неподобающих человеку условиях, лорд Фроум ответил:

— Хороший слуга всегда готов защитить своего хозяина.

Когда я показал Механ Лалу кукри, который обнаружил торчащим в твоей постели, он сам вызвался спать возле нашей двери.

Теперь же, пока Чандра переодевалась, Механ Лал ждал в коридоре снаружи, так что в случае, если какой-либо непрошеный гость вдруг и вздумал бы заявиться к девушке хотя бы через потолок, ей достаточно было позвать его.

Возможно, такие изощренные меры предосторожности были излишними. В то же время сознание того, что те, кто пожелает лишить монастырь Сакья-Чо его священного изумруда, окажутся бессильными сделать это, придавало уверенности.

Обед, или, точнее, ужин, был готов. Когда они ели обычные блюда — горячий суп, курицу и карамельный пудинг, — это меню вовсе не показалось Чандре приевшимся. Наоборот, она подумала, что ни одному французскому повару не удалось бы приготовить столь вкусную еду.

Она знала, что лорд Фроум был такого же мнения, потому что они не сводили глаз друг с друга, и на этом безмолвном языке взглядов могли сказать все что угодно, ведь этот язык выражал то, что чувствовали их сердца, и никто иной не был способен понять его. Он предназначался только для них двоих.

Допив виски, лорд Фроум произнес:

— А теперь, моя дорогая, пойдем вместе и посмотрим, удастся ли нам найти ламу Тешоо, который избавит нас от этого опасного камня. Я не успокоюсь ни на минуту, пока буду знать, что он у тебя и, следовательно, подвергает тебя смертельной опасности.

— С того момента, как ты узнал об этом, я была в безопасности. Во всяком случае, больше никто не покушался на мою жизнь, — возразила Чандра.

— Я не собираюсь полагаться на слепую случайность там, где речь идет о твоей жизни, — тон лорда Фроума был решительным, — и я уже сказал Механ Лалу и второму слуге, что они должны сопровождать нас до дерева, где будет ждать твой друг.

— Мне будет неловко являться туда с вооруженным телохранителем, — улыбнулась Чандра.

— Я уже объяснил тебе, что не собираюсь рисковать, — настаивал лорд Фроум. — Хотя я готов, моя дорогая, со всем вниманием отнестись к твоим доводам по широкому кругу тем, все же там, где дело касается твоей безопасности, я не стану слушать никаких возражений, от кого бы они ни исходили.

В его голосе слышалась такая любовь, что Чандра была не в состоянии продолжать спор. Она подошла к нему и нежно обвила руками его шею.

— Разве я могла представить себе, даже в самых смелых мечтах, когда я вошла в эту же самую комнату после приезда в Байранию, дрожа от страха перед твоей суровостью, опасаясь, что ты отправишь меня домой, что ты когда-либо будешь говорить мне эти слова?

Лорд Фроум крепко прижал к себе Чандру, и та спрятала свое лицо у него на груди.

— Именно это я и намеревался сделать, — признался он, — однако я боялся просрочить въездную визу в Непал, и слава Всевышнему, что он надоумил меня.

Он поцеловал ее, а затем сказал:

— Пойдем покончим с этим делом раз и навсегда. И тогда я попытаюсь поверить, что тобой не интересуется больше никто, кроме меня.

Чандра подала ему руку, и он поднес ее к своим губам.

— И я надеюсь, что в будущем ты тоже не будешь интересоваться никем, кроме меня, — добавил он. — Ведь я должен признаться, что уже начал ревновать тебя к этому изумруду, и поэтому одному Богу известно, какие чувства я буду питать к любому мужчине, которому вздумается хотя бы взглянуть на тебя!

Чандра издала смешок, затем произнесла тихим голосом:

— Если в мире и существуют другие мужчины, кроме тебя, я их просто не смогу увидеть.

По выражению на его лице она поняла, что ее слова доставили ему большое удовольствие. Лорду Фроуму стоило огромных усилий отказаться от желания запечатлеть на ее губах еще один поцелуй, однако он все же сдержался, и, взяв Чандру за руку, повел ее на веранду.

Там к ним присоединились оба слуги-индийца, которые пропустили их вперед и пошли в нескольких шагах сзади.

Пробираясь через кусты, лорд Фроум и его спутница двигались к деревьям, которые стояли на краю сада, окружавшего бунгало.

Когда кусты поредели, Чандра убедилась, что она не ошиблась в своих предположениях относительно места, где ее должен был ждать лама.

Он действительно был там и сидел в своей обычной позе, выпрямив спину. Его пальцы перебирали деревянные четки, свисавшие с пояса.

Тропинка закончилась, и Чандра с лордом Фроумом оказались в паре шагов от ламы. Девушка сложила руки ладонями вместе и подняла их пальцами ко лбу.

— Приветствую тебя, моя дочь, — сказал лама, — и тебя, мой сын. Молитвы тех, кто обитает в монастыре Сакья-Чо, не остались без ответа, и наше достояние вернулось к нам.

— Я принесла его вам, — произнесла Чандра, снимая через голову тесемку, к которой был привязан маленький замшевый мешочек.

Она протянула его ламе, который забрал его у нее. Вместе с драгоценным содержимым он тут же исчез в складках мантии из плотной, похожей на одеяло ткани. Затем лама сказал:

— Я говорил тебе, что ты будешь надежно защищена и что доброе дело, которое ты совершишь, вернув нам нашу реликвию, принесет тебе счастье, которое ты ищешь. Я вижу, что мое предсказание сбылось.

— Еще как сбылось! — подтвердила Чандра, нежно посмотрев на лорда Фроума.

Лама кивнул так, как будто он уже знал об этом еще до их прихода, и произнес:

— Будет счастлив и ваш достопочтенный отец, когда он приступит к переводу» Песни небесной души «.

— Как вы узнали, что мы нашли ее? — удивилась Чандра.

— Эти вещи известны, — ответил лама, — как известно и то, что он освободится от забот материального мира. У меня здесь подарок для него, который я вас прошу передать вместе с благодарностью от настоятеля и всех тех, кто возносит молитвы в монастыре Сакья-Чо.

Произнося эти слова, он протянул конверт, склеенный из толстой бумаги. Чандра знала, что такой бумагой пользовались исключительно в Тибете.

Она приняла конверт, и лама продолжил:

— Передайте это достопочтенному профессору вместе с нашим благословением. Также и тебя, наша дочь, мы благословляем и вечно будем поминать в наших молитвах.

Прежде чем Чандра успела сказать что-либо или поблагодарить его, лама обратился к лорду Фроуму:

— Береги ее, сын мой. Ты доставил много сокровищ из нашего мира в свой мир, который однажды поймет все их великое значение. А тем временем ты нашел сокровище, которое ищут все мужчины.

— Именно об этом я и сам подумал, — тихо согласился лорд Фроум.

Лама поднял свою руку.

— И да благословит Великий Будда, Святой и Совершенный, вас обоих, — сказал он. — Ступайте с миром!

После этих слов он закрыл глаза и опять принялся перебирать четки так же, как и при первой их встрече. Казалось, его лицо излучало умиротворенность, которая передалась Чандре и лорду Фроуму.

Девушка знала, что продолжения беседы не последует, ибо все, что положено было сказать каждому, кто присутствовал здесь, было сказано. Она взяла лорда Фроума за руку, и они направились назад, в бунгало.

— С ним ничего не случится? — тихо поинтересовалось она. — А что, если его где-нибудь подстерегают грабители?

— Он будет в безопасности, — уверенно произнес лорд Фроум. — Думаю, что он сюда прибыл не один, и потом его защищают невидимые божественные силы. По-моему, ты убедилась в этом на своем собственном опыте.

— Да, очевидно, ты прав, — согласилась Чандра, — и он сказал тебе, чтобы ты берег меня — Ну уж это я буду делать всегда и с большой охотой, а после того что произойдет завтра, моя задача еще более облегчится.

Чандра поняла, что он имел в виду их свадьбу, и когда они вошли в бунгало, она спросила:

— А где нас… обвенчают?

— Я уже телеграфировал об этом в Патну, — объяснил лорд Фроум, — там поезд сделает первую остановку после того, как мы отправимся отсюда завтра утром.

— Как чудесно! — воскликнула Чандра. — Мне даже не верится. Жаль, что у меня нет нового платья, чтобы произвести на тебя еще лучшее впечатление.

— Ты всегда будешь для меня самой красивой женщиной на свете, — заявил лорд Фроум. — И как только мы приедем в Дели, я куплю тебе приданое, какое полагается невесте. На первое время тебе его хватит, я надеюсь, ну а потом, в лондонских магазинах, ты сможешь отвести душу.

— Ты уже все распланировал?

— Все! — убежденно подтвердил он. — А что меня действительно волнует в настоящий момент — это не то, в чем ты будешь одета, а как скоро я могу держать тебя в своих объятиях по-настоящему близко, так, чтобы нам не мешали ни эти стеганые одеяла, ни одежда, ничего!

Чандра залилась румянцем, а лорд Фроум слегка усмехнулся.

— Я ввожу тебя в смущение, — сказал он, — и честное слово, обожаю это делать. Мне будет так не хватать этого робкого, стеснительного выражения твоих глаз и румянца на твоих щеках, когда ты привыкнешь к тому, о чем я тебе говорю.

— Я… я… никогда… не привыкну к этому, — проговорила с трудом Чандра. — Никогда… никогда! И…

Она встала на цыпочки и, обвив его шею руками, прошептала ему на ухо:

— Я тоже… буду… очень рада, когда в этих одеялах больше не будет нужды, Лорд Фроум заключил ее в крепкие объятия, и она почувствовала, как их сердца бьются в унисон.

А затем его губы уже впились яростно и страстно в ее губы, так настойчиво, что она ощутила его победителем, завоевателем, преисполненным решимости и воли заставить ее подчиниться требованиям его природы.

Теперь уже не пучок солнечных лучей проходил сквозь нее, но пламя огня пожирало ее тело, вторя пламени его губ.

Языки этого пламени вздымались все выше и выше, пока не поглотили их обоих, и где-то далеко-далеко, чуть ли не в подсознании у Чандры, мелькнула мысль, которая затем окрепла и превратилась в уверенность, что именно это и была любовь — и человеческая, и ниспосланная Богом.

Она чем-то напоминала Непал с его глубокими, теплыми, дружелюбными долинами и возвышающимися над ними далекими, сверкающими снежными вершинами, небесная любовь, к которой стремились люди и сами боги.

— Я люблю тебя, мое самое драгоценное сокровище, проникли в ее сознание слова Деймона.

От полноты счастья Чандра едва не потеряла дар речи и потому прошептала не совсем связно:

— Я… я… люблю тебя, нет ничего больше в мире… в небе… или за ним… только ты.

1

Мем-сахиб — обращение населения колониальной Индии к женам английских чиновников и офицеров.

2

Индийский мятеж — восстание 1857 — 1859 гг. в Индии против английских колонизаторов.