Глава 4

— Он их продал!

Хариза снова и снова оглядывалась, будто не могла поверить собственным глазам.

Как Жерве осмелился продать самые уникальные в Обители реликвии?

Настоятелю Моуделина при крещений дали имя святого, который жил в пятнадцатом веке и творил многие чудеса.

Но Хариза была уверена, что сам настоятель — тоже святой человек.

Ценители искусства часто приезжали сюда, чтобы насладиться оригинальными полотнами и другими сокровищами этого дома.

Молва гласила, будто крест и подсвечники были поднесены в дар настоятелю Моуделина.

И, по-видимому, эта филигранная работа относилась к его эпохе.

Во всей Англии не нашлось бы церкви или часовни, которая могла бы похвалиться более красивым алтарем, чем маленькая часовня в Моуделине.

В детстве Хариза подолгу любовалась игрой солнечного света на гранях драгоценных камней.

Ей казалось, будто эти искорки говорят о том, что ее незамысловатые молитвы услышаны Господом.

Сейчас, видя алтарь без привычных реликвий, Хариза с трудом сдерживала рыдания.

Она старалась взять себя в руки и подумать, как ей следует поступить.

Она понимала, что отец будет ужасно расстроен, но он не имел никакой власти над Жерве.

Он не входил в попечительский совет, хотя, конечно, мог сообщить о случившемся его членам.

Он хорошо знал этих людей, но они были уже в довольно преклонном возрасте, чтобы неусыпно наблюдать за сохранностью наследства.

— Что же мне делать?

Хариза произнесла вопрос вслух и только потом осознала, что это была молитва.

Она стояла на коленях, окутанная солнечным сиянием, и вдруг ее посетила уверенность, что молитва услышана.

Более того — ей показалось, будто сам настоятель сейчас рядом с ней.

Хариза не могла бы выразить это словами, но она явственно ощущала его духовное присутствие.

И — странная вещь — была уверена, что он предупреждает ее об опасности.

Ничего определенного, но все-таки она знала: это — предупреждение.

Хариза почувствовала его так же остро, как волну отвращения, захлестнувшую ее, когда Жерве поцеловал ей руку.

— Как же мне быть? — вновь спросила она. — Скажите, что я должна… делать?

Девушка пыталась слушать сердцем, как учила ее мама.

«Когда Бог говорит, — наставляла ее миссис Темплтон, — мы не слышим Его ушами, как слышим человеческие голоса.

Мы слышим Его сердцем».

— Помогите мне… Пожалуйста, помогите… — прошептала Хариза.

И, к собственному удивлению, почувствовала, как настоятель советует ей в настоящее время ничего не предпринимать.

«Но ведь папенька мог бы убедить его не продавать столь бесценные сокровища?»— возразила она мысленно.

И вновь ощутила предупреждение.

Надвигается опасность, но она не должна ничего делать, только готовиться и, конечно, молиться.

Хариза не могла этого понять.

Закрыв лицо руками, как будто заслоняясь от солнца, она вновь принялась молиться, настойчиво и страстно.

Она просила, чтобы Обитель осталась прежней.

Такой же святой и прекрасной, какой была всегда.

Завершив молитву, она подняла голову — дух настоятеля исчез.

Но сияние по-прежнему окутывало ее и, как ни странно, Хариза чувствовала себя счастливой.

«Быть может, все закончится хорошо», — подумала она с едва ощутимым сомнением.

Потом медленно поднялась с колен и пошла обратно по короткому проходу мимо двух рядов каменных скамеек.

У двери она обернулась.

Алтарь все еще был окутан золотистым туманом.

Ей подумалось, что Бог послал это сияние взамен утраченных креста и подсвечников.

Как будто хотел дать ей понять, что Он заботится об Обители.

Хариза долго стояла и смотрела на алтарь.

Затем повернулась и пошла к своей спальне.

Только улегшись в кровать, она осознала, что на ее долю выпало весьма необычное переживание.

Девушка знала, эта минута у алтаря никогда не изгладится из ее памяти.

Ей хотелось рассказать обо всем отцу, но она понимала, что лишь напрасно встревожит его.

Кроме того, Хариза была уверена, настоятель хотел бы, чтоб она сохранила все в тайне.

«Как это удивительно!»— подумала она.

Она словно обрела крылья, чувствуя, что на нее снизошло благословение Всевышнего.

В одном она была теперь абсолютно уверена: настоятель и монахи следят за всем, что происходит в Обители.

Утром ярко светило солнце, обещая жаркий день.

Сегодня Жерве собирался прокатиться с Харизой по окрестностям.

Поэтому, спускаясь к завтраку, она надела легкое платье для верховой езды.

Хариза не удивилась, увидев за столом единственного человека — своего отца.

— Доброе утро, моя дорогая! — приветствовал ее полковник. — Кажется, мы с тобой будем одни. Доукинс сказал мне, что мадам будет завтракать наверху, а наш хозяин даже еще не звонил.

— Англичанину трудно понять, как можно просыпаться так поздно, — рассмеялась Хариза, — но Жерве, вероятно, привык к парижским увеселениям, а они, как я понимаю, продолжаются до рассвета.

Ей показалось, что отец нахмурился, и она поспешно перевела разговор на более приятную для него тему.

— Жерве хотел прокатиться со мной верхом, — сказала она. — Какую лошадь вы посоветовали бы взять ему и, что гораздо важнее, мне?

Полковник немедленно принялся описывать выдающиеся качества лошадей, которых он купил для маркиза незадолго до его кончины.

Их доставили только на прошлой неделе.

— Как жаль, что Винсент погиб, — заметил он. — Это был великолепный наездник, таких нечасто можно увидеть.

Хариза пробормотала что-то в знак согласия.

— Я мечтал о том времени, — продолжал отец, — когда он оставит армию и вступит в свои законные права, тогда бы мы построили здесь ипподром.

Помолчав немного, он уточнил:

— Ипподрома здесь явно не хватает. Да и я сам мог бы им пользоваться.

— Это замечательная мысль, папенька! — воскликнула Хариза. — Быть может, Жерве она тоже понравится.

— Сомневаюсь, — покачал головой полковник. — Он парковый наездник, а не опытный жокей. И мне кажется, хотя, может быть, я и ошибаюсь, что он не особенно любит это занятие.

Хариза бросила на отца испуганный взгляд.

— Надеюсь, это не так! Как можно представить Обитель без ее конюшен и лучших в Беркшире скакунов?

Сказав это, она подумала, способен ли Жерве продать лошадей, если ему опять понадобятся деньги.

Чрезвычайно обеспокоенная возможностью подобного демарша со стороны нового маркиза, девушка спросила:

— Я хотела узнать у вас, папенька, собираетесь ли вы помогать Жерве материально?

Кажется, без вашей помощи ему не справиться.

Полковник задумался.

— У меня нет ни малейшего представления, — ответил он наконец, — на что Жерве собирается тратить деньги, и, честно говоря, после того, что мне поведал Мэтьюз, я не горю желанием давать ему подписанный, но незаполненный чек.

— Я понимаю, папенька, — печально молвила Хариза. — Разумеется, вы правы.

Она хотела еще что-то сказать, но тут открылась дверь, и вошел граф.

— Доброе утро! — расшаркался он. — Я вижу, что опоздал, но будьте ко мне снисходительны. Солнце сияет, и мадемуазель выглядит еще прелестнее, чем вчера вечером!

— Спешить некуда, — сказала Хариза. — Мы с Жерве собирались проехаться верхом, но дворецкий сообщил, что он еще не проснулся.

— Я думаю, он будет спать до полудня, — заметил граф. — Так что позвольте мне занять его место. Я в ужасном нетерпении — хочется поскорее увидеть лошадей моего друга!

Он метнул любопытный взгляд на полковника.

— Я слышал, ваш отец сделал в них существенное вложение — как и во многое другое имущество, которое Жерве повезло унаследовать.

— Кто вам это сказал? — сурово спросил мистер Темплтон.

— Жерве, конечно, — ответил граф. — И он весьма благодарен вам за доброту, проявленную к его дядюшке.

Граф развел руки в истинно французской манере.

— Представьте себе его состояние, когда он узнал, что унаследовал этот великолепный дом, титул и обширное поместье!

— Вероятно, он был в восторге. — В голосе Харизы слышалась ирония.

— Восторг — не то слово! — воскликнул граф. — Фактически это спасло его от голодной смерти. От радости он подпрыгнул чуть ли не до луны!

Хариза тотчас подумала, что Жерве поступил не по-человечески, не выразив прежде всего сожаления по поводу смерти своего дядюшки.

В конце концов, маркиз всегда был очень добр к нему и не раз оплачивал его долги.

— Очень удачно вышло, — продолжал граф, не в силах скрыть свою зависть, — что его кузен погиб в Индии. Это, можно сказать, чудесное совпадение: он умер именно тогда, когда Жерве уже готов был распрощаться с жизнью.

— Я очень любила Винсента, — спокойно сказала Хариза. — И все в доме и в деревне его любили. Люди горько рыдали, услышав это печальное известие.

— У вас в Англии говорят: «Плох тот ветер, который не дует ни в чьи паруса».

Жерве — просто счастливчик!

Последнюю фразу граф произнес, уже слегка позеленев от зависти.

Хариза встала из-за стола, хотя еще не закончила завтракать.

— Пойдемте смотреть новых лошадей, папенька. Я уверена, вы много интересного можете мне о них рассказать.

— А разве прекрасная дама не подождет меня? — встрепенулся граф. — Я хочу лицезреть вас на коне, скачущей подобно амазонке или, лучше сказать, подобно богине.

— Мы оба должны подождать, пока не появится наш хозяин, — осадила его Хариза. — Сейчас мы с папенькой просто посмотрим лошадей, а кататься не будем.

С этими словами она вышла из комнаты, и отец последовал за ней.

Когда дверь за ними закрылась и полковник мог не опасаться, что его подслушают, он пробурчал:

— Наглый щенок! Он не имеет никакого права так фамильярничать с тобой!

— Я с вами полностью согласна, — кивнула Хариза. — И еще я думаю, что говорить так, как он говорил о Жерве, находясь у него в гостях, — поразительная невоспитанность.

— И почему мы должны терпеть в Обители всех этих иностранцев? — пробормотал полковник себе под нос.

Хариза не ответила.

Она понимала, отец, так же как она сама, думает сейчас о Винсенте.

По дороге к конюшне она вспоминала, какой он был блестящий наездник.

Как он был любезен и предупредителен, когда они катались вместе.

Он не позволял ей брать препятствия, слишком высокие для ее лошади.

Он всегда ждал ее, если его скакун вырывался вперед.

Нет никакого сомнения в том, что отец прав и Жерве с графом всего лишь парковые наездники.

Это означает, что три четверки вышколенных лошадей, в том числе чистокровные арабские скакуны, будут понапрасну чахнуть в стойлах.

Она снова подумала, не предложить ли отцу купить их у Жерве.

Обидно, конечно, ведь именно благодаря отцу прежний маркиз стал владельцем этих лошадок, но Хариза не могла даже и в мыслях допустить, что их распродадут разным хозяевам.

А вдруг их новые владельцы окажутся не способными оценить все их великолепие, а то еще вздумают обращаться с ними жестоко?

Разумеется, отец никогда не продаст лошадь человеку, которого не знает.

Он непременно удостоверится, что новый хозяин так же внимателен к животным, как он сам.

И вновь, как будто он опять был рядом с ней, Хариза почувствовала: настоятель говорит — ей, что она не должна ничего предпринимать.

Но почему он так говорит?

Они с отцом весело провели утро, осматривая конюшни и беседуя с главным конюхом.

Переходили из стойла в стойло, детальна разбирали достоинства каждой лошади, как это бывало в прежние времена.

Примерно через полтора часа к ним присоединились граф и Жерве.

Оба выглядели чересчур помпезно для поездки по глухим местам, где их, вероятнее всего, никто не увидит.

Для прогулки были выведены лучшие лошади.

Когда каждый определился в своем выборе, кавалькада вытянулась вдоль дороги, ведущей прочь из Обители.

Хариза была вынуждена признать, что Жерве очень хорошо смотрится в седле, так же как его друг.

Но они оба отказались перескочить через живую изгородь, образующую границу луга.

Полковник и Хариза, напротив, легко взяли препятствие, и незадачливые наездники начали оправдываться.

Жерве якобы хотел узнать лошадь получше, прежде чем решиться на довольно рискованный трюк.

Граф сказал, дескать, он не в настроении, хотя трудно было не заметить, что он полон энергии.

Наконец, осмотрев ферму, которую Жерве еще не видел, они поехали домой.

На обратном пути Хариза думала о том, что не ошиблась: маркиз ездил верхом только потому, что этого требовало его положение.

Конечно, будь ему перед кем покрасоваться, он получил бы истинное наслаждение, но, поскольку публики не оказалось, он гораздо больше интереса проявил к ферме, чем к своей лошади.

Он хотел знать, какую прибыль приносит ферма, сколько земли отведено под какие культуры и высок ли урожай.

Полковник ответил на все его вопросы.

Однако Хариза чувствовала, что отец не в восторге от расспросов Жерве.

Когда они вернулись в Обитель, мадам Дюба была уже в гостиной.

Она казалась еще более шикарной и изящной, чем вчера.

Но все же ее накрашенные губы и ресницы в Обители казались абсурдом.

Она нежно поцеловала Жерве и графа, затем поздоровалась с мистером Темплтоном.

— Мне лень было встать, и я не видела, как вы уехали, мой дорогой полковник, — со свойственной ей фривольностью промолвила она, — но уж в следующий раз я обязательно встану пораньше, чтобы не пропустить такое зрелище. Говорят, вы великолепно смотритесь верхом!

Она снова флиртовала.

Прежде чем полковник успел ответить, она обратила свой взор на Жерве.

— У меня для вас новость, маркиз. Наши друзья прибывают завтра. Надеюсь, вас обрадовало мое известие.

— Все? — спросил Жерве.

— Все до одного! — подтвердила мадам Дюба.

По тому, с каким выражением француженка произнесла последние слова, Хариза поняла, что для Жерве они имеют особое значение.

Еще она заметила, как его темные глаза загорелись вдруг диковинным огнем.

— Я буду им очень, очень рад, — сказал он.

Мадам Дюба улыбнулась.

— Я не сомневалась в этом.

Они перешли в салон, расположенный рядом с гостиной.

Там в ведерке со льдом уже стояла бутылка шампанского.

Хариза не удивилась.

Но все же ей казалось странным, что кто-то в столь ранний час способен напиваться, да еще в деревне.

Полковник взял бокал, словно боялся выглядеть неучтивым и обидеть гостей отказом, но, пригубив, сразу же тихонько поставил его на край стола.

Мадам Дюба снова обратила к нему свой кокетливый щебет.

Хариза почувствовала, что ее чудовищно бесят эти странные люди, и пошла к себе переодеться.

Она надеялась, днем они отправятся на прогулку, но Жерве заявил, что слишком жарко.

Тогда, покинув компанию, девушка решила осмотреть картинную галерею.

Она боялась увидеть взамен некоторых картин проплешины, но, к ее великому облегчению, все было на своих местах.

Что ж, видимо, даже этот безалаберный Жерве не осмелится продать такие сокровища?

Кстати, у отца есть копия перечня всех ценностей Обители.

Почему ей никогда не приходило в голову с ним ознакомиться?

Наверное, в этом не было такой необходимости: просто все собранные картины и вся обстановка казались ей единым целым с усадьбой и домом, и она не могла себе представить, чтобы какой-нибудь предмет перенесли вдруг в иное место, тем более — продали.

Она разглядывала прекрасный портрет второго маркиза работы Ван Дейка, как вдруг услышала чьи-то шаги.

Она оглянулась в надежде увидеть отца, но к ней приближался Жерве.

Когда он остановился рядом, она, не глядя на него, сказала:

— Я восхищена портретом Ван Дейка.

На нем изображен второй маркиз. Это он привез из Версаля в Обитель мебель Людовика Четырнадцатого.

— А я-то удивлялся, почему столько вещей показались мне знакомыми! — воскликнул Жерве.

Хариза посмотрела на него с изумлением.

— Но вы, разумеется, читали историю Моудов? — осведомилась она. — Есть разные издания, лучшее вышло пятнадцать лет назад.

— Я собирался прочесть как-нибудь на досуге, — небрежно бросил Жерве.

— Вы должны были прочесть ее сразу — немедленно! — возмутилась Хариза. — В конце концов, вы должны бы гордиться своими предками! А в книге описана почти каждая вещь, которая есть в этом доме.

— Я полагаю, ваша святая обязанность — наставлять меня и учить всему, что я должен знать, — невозмутимо произнес Жерве. — Ответьте мне, Хариза, когда вы будете готовы выйти за меня замуж?

Хариза слишком поздно вспомнила, что собиралась быть осторожной и не оставаться с маркизом наедине.

Как раз таких вопросов ей бы хотелось избежать.

А теперь ничего не поделаешь, придется ответить.

— Мне весьма лестно, что вы сделали мне предложение, — промолвила она. — Однако мы с вами едва знакомы, а я не предполагала стать женой человека, которого так мало знаю.

— Вы знаете всю мою родословную, и я неплохо осведомлен о том, что значила для моих предков и, конечно, для Обители ваша семья, — доказывал Жерве. — Так чего же мы ждем?

— Трудно выразить это словами, но я жду… Прежде я должна… полюбить вас.

— О, я заставлю вас меня полюбить! — воспламенился Жерве. — С этим не возникнет никаких трудностей! Только представьте себя хозяйкой этого прекрасного дома, когда вы сможете тратить деньги на его дальнейшее обустройство, чтобы сделать его еще прекраснее, чем сейчас!

Хариза молчала.

Тогда Жерве внезапно обнял ее и привлек к себе.

— Вы полюбите меня, — заявил он, — и мы будем очень счастливы!

Его прикосновение вызвало у нее такое же чувство брезгливости, как в тот миг, когда он поцеловал ей руку.

Она непроизвольно содрогнулась и предприняла попытку увернуться, но его губы все же коснулись ее щеки.

Теперь это уже не было похоже на вспышку молнии — скорее на удар кинжалом, до такой степени болезненно и остро она восприняла этот поцелуй.

Хариза вскрикнула от ужаса и так яростно забилась в объятиях Жерве, что он на какое-то мгновение оторопел.

Таким образом ей удалось вырваться.

Прежде чем он успел ее удержать, она помчалась по галерее прочь.

Она бежала не чуя под собой ног, словно ее преследовал сам дьявол.

— Хариза! Хариза! — кричал Жерве.

Но она уже неслась по коридору, ведущему к лестнице.

Она взлетела по ступенькам так стремительно, что, когда Жерве достиг выхода из галереи, она уже скрылась из виду.

Хариза влетела к себе в спальню и заперла за собой дверь.

Только сейчас она почувствовала, как страшно колотится сердце и затруднено дыхание.

Она села на кровать и прижала руки к груди.

Ей казалось, так она заставит сердце утихомириться.

«Почему он вызывает у меня такое отвращение?»— недоумевала она.

Она не могла себе объяснить, откуда взялся тот ужас, который она ощутила, едва Жерве коснулся ее.

Когда Хариза была в Лондоне, ей трижды предлагали руку и сердце.

И трижды она ответила отказом, но ее мучила совесть за то, что она огорчила своих поклонников.

Она хорошо знала, что по крайней мере в одном из этих случаев немаловажную роль играло ее состояние.

Однако даже тогда в голосе охотника за приданым звучала искренняя любовь.

Два других соискателя были по-настоящему влюблены в нее, и она постаралась отказать им как можно мягче.

Она сказала им, что сочувствует, но просит остаться для нее просто друзьями.

Она надеялась, что не утратила их расположения.

Чтобы выйти замуж, ей необходимо было полюбить самой, а любовь все не являлась.

Что же касается Жерве, то теперь она знала, что ненавидит его.

Ей невыносима была даже мысль о близости с ним после того, что произошло в галерее.

Она понимала, больше она не сможет его видеть.

«Что-то здесь нечисто… что-то ж так», — подумала она.

И тем не менее ей было немного стыдно за свою истеричность.

Поправив волосы, она заставила себя спуститься вниз, чтобы разыскать отца.

Как она и предполагала, он все еще был в плену невыносимой мадам Дюба.

Поэтому Хариза предложила графу сразиться в трик-трак.

Он согласился с превеликим удовольствием.

Чуть позже Жерве возвратился в салон, и во взгляде его было нечто непонятное — сплошной мрак.

Когда Хариза отказывала другим мужчинам, они смотрели на нее умоляюще.

Они явно надеялись, что со временем она переменит свое суждение о них.

Но от тяжелого взгляда Жерве ей сделалось не по себе.

Она чувствовала, он решительно намерен стоять на своем.

Чтобы избежать ненавистного брака, ей придется вести нелегкую борьбу.

«Чем скорее мы покинем Обитель, тем лучше!»— подумала девушка.

Она решила поговорить об этом с отцом, как только представится случай.

Вскоре надо было переодеваться к обеду, и безотлагательный разговор, к великому сожалению, откладывался на неопределенное время.

Всего за полчаса до трапезы Хариза узнала, что на обед приглашены еще несколько гостей.

Ничего особенно интересного там не предвиделось.

Прибыли всего лишь члены семейства Моудов, ради которых Жерве опять затеял грандиозное пиршество.

Он, казалось, всеми правдами и не правдами стремился завоевать их доверие.

Он просил у них помощи.

Он явно старался внушить им, что теперь во главе их рода стоит самый милый и очаровательный из всех Моудов, когда-либо носивших титул маркиза.

Когда дамы покинули джентльменов, одна из тетушек Жерве сказала Харизе:

— Я очень расстроилась, милое дитя, узнав, что наш славный, милый Жерве так обеднел.

— Он сам вам об этом сказал?

— Да, — ответила тетушка, — но ты же понимаешь, моя милая, что если он не сможет платить мне содержание, которое я всегда получала, то я даже не знаю, как мне быть.

Суть вопроса заключалась в том, что по устоявшейся традиции глава рода, то есть маркиз, выплачивал содержание большинству своих родственников, особенно тем, кто овдовел или не состоял в браке.

Хариза понимала, это и есть одна из нескольких причин, которая заставляла покойного маркиза так полагаться на полковника.

Теперь ее не покидало ощущение, что это станет еще одним веским аргументом, который Жерве использует для того, чтобы вынудить ее пойти за него замуж.

Однако у нее сердце сжималось при виде совершенно обескураженной старой тетушки.

Взяв ее за руку, Хариза промолвила:

— Не волнуйтесь. Я поговорю с папенькой, и, может быть, он убедит Жерве пересмотреть свое решение.

Она выходила из себя, вспоминая, сколько Жерве тратит на вино и шампанское.

К тому же он наверняка оплатил проезд своих парижских друзей.

Теперь он намерен по-царски развлекать их, а пособия, которые ему полагалось платить родственникам, и без того небольшие, сократить.

Прикинув в уме, сколько человек зависят от милости маркиза, девушка пришла в отчаяние: выходило приблизительно двадцать пожилых мужчин и женщин.

Они не смогут оправиться от удара, когда узнают, что им больше не видать тех денег, которые им платил старый маркиз.

«Я должна поговорить с папенькой!»— без конца повторяла она.

Но ей никак не удавалось остаться с отцом с глазу на глаз.

Наконец званый обед подошел к концу, и гости разъехались.

Хариза поднялась наверх.

Она собиралась обдумать все, о чем необходимо поведать отцу.

Но отчего-то ее не покидало странное чувство, как будто дух старого настоятеля все еще просит ее ничего не предпринимать.

Что за этим кроется, она понятия не имела.

Прежде чем лечь в постель, она отодвинула оконную занавеску, чтобы взглянуть на звезды.

— Помоги мне! Помоги мне! — шептала Хариза.

Она и сама не знала, к кому обращена ее мольба, — к старому настоятелю или к матушке.

Она не стала задергивать занавески.

Лунный свет, обволакивая спальню, ласково убаюкивал и утешал ее.

Лежа в кровати, девушка продолжала смотреть на звезды.

Они сияли подобно Звезде Вифлеема, которой она вознесла молитву с просьбой помочь ей справиться со всеми неприятностями, что внезапно посыпались на нее как из рога изобилия.

Наконец она задремала и сквозь сон услышала чей-то голос:

— Хариза!

Этот голос показался ей частью сновидений, но все же он реально прозвучал снова:

— Хариза, проснись!

Она открыла глаза и на фоне окна увидела мужской профиль.

«Это, наверное, папенька», — подумала она.

Рядом раздался шепот:

— Не бойся, Хариза. Это я, Винсент!

Еще не совсем проснувшись, она пробормотала:

— Винсент умер.

Мужчина, сидевший на ее кровати, наклонился к ней и прошептал:

— Нет, Хариза, я жив!

Девушка уставилась на него непонимающим взглядом.

Через минуту она тихо вскрикнула:

— Винсент! Это правда… ты?

— Я, и, как видишь, вполне живой!

Хариза тотчас села на кровати и обвила руками его шею, словно опять стала маленькой девочкой.

— Винсент! Винсент! Неужели мне это не снится?

Он обнял ее и легонько привлек к себе.

— Это не сон! — убеждал он ее. — И, Хариза, мне нужна твоя помощь! Отчаянно нужна!

Она прижалась к нему щекой.

— Нам сказали, что ты… погиб, — прошептала она. — О Винсент, почему все решили, что ты умер?

— Я тебе все объясню.

Слегка отстранившись, он увидел, что по ее щекам катятся слезы.

Это были слезы счастья.

Винсент вынул из кармана носовой платок и нежно прикоснулся к ее лицу.

— Когда я увидел тебя в этой комнате, — сказал он, — я подумал, мои молитвы услышаны! Но мне пришлось пошевелить мозгами, как сюда проникнуть.

— И как же ты… проник? — спросила Хариза.

И, прежде чем Винсент успел ответить, воскликнула:

— Через потайной ход!

— Ну конечно! — кивнул молодой человек.

Она смахнула с ресниц последние слезы.

— Расскажи мне, что случилось, — попросила она, но тут же перебила себя:

— О Винсент… Это значит, что ты — настоящий маркиз… А Жерве… Он хочет здесь все переделать!

— Я в этом не сомневался, — мрачно заметил капитан. — Я расскажу тебе, Хариза, что со мной произошло, — а это довольно долгая история, — но не могла бы ты принести мне чего-нибудь поесть?

Хариза в изумлении смотрела на него.

— Ты… голоден?

— Я истратил все деньги, что у меня были, и со вчерашнего дня ничего не ел.

— Я сейчас же схожу и принесу тебе еду, — в ужасе от услышанного, сказала она. — А пока…

Она протянула руку к столику возле кровати.

Миссис Буш имела обыкновение оставлять в комнатах для гостей бутылку с чистой водой и блюдо с бисквитами на случай, если они вдруг ночью проголодаются.

Хариза передала блюдо Винсенту.

Ни слова ни говоря, он взял его и стал есть бисквиты.

Не с жадностью голодного человека, но явно наслаждаясь каждым куском.

— Я скоро вернусь. — Хариза встала.

— Только, ради Бога, никто не должен узнать, что я здесь! — взмолился Винсент.

— Почему?

— Это я тебе тоже объясню.

Хариза подошла к креслу, на котором лежал пеньюар.

Лунный свет упал на нее, на миг очертив ее фигуру.

Глядя на кузину, Винсент подумал, что все это время вспоминал о ней как о ребенке, а ведь она уже вполне взрослая девушка.

Хариза накинула пеньюар.

— Я недолго. Сюда никто не должен прийти, но если ты почувствуешь опасность, запри дверь.

— Если появится кто-то, кроме тебя, я попросту снова уйду через потайной ход.

Хариза улыбнулась ему и вышла из комнаты.

Ей до сих пор не верилось, что все это происходит наяву.

Она пребывала в радостном потрясении от того, что Винсент жив.

Но что означает это известие о его смерти, и почему он скрывается?

Хариза сгорала от любопытства.

Ей не терпелось поскорее вернуться наверх и все узнать.

Одного» взгляда на кузена: при лунном свете было достаточно, чтобы понять: этот Винсент разительно отличается от того, каким она его помнила.

Ворот рубашки был расстегнут.

Одежда превратилась почти в лохмотья.

Плащ на нем отсутствовал.

Одна штанина была порвана на колене.

«Что, произошло? Почему он в таком виде?»— терялась, в, догадках. Хариза.

Но чуть позже она одернула себя: скоро все выяснится, а пока надо очень постараться, чтобы незаметно набрать еды.

Бесшумно, как призрак, она пошла босиком по мягкому ковру в дальний конец коридора.

Там она спустилась по маленькой лесенке, ведущей на кухню.

Все в доме спали.

Однако существовал серьезный риск, заключавшийся в том, что надо было пройти через буфетную.