Глава 3

Уезжая с герцогом в карете из «Приюта королевы», Дельфина с яростью вспоминала, как отец испортил весь ее план, который казался идеально продуманным.

Ей и в голову не приходило, что, когда она оставит мужчин одних в столовой, отец отправится показывать герцогу кухню.

Самой ей все эти разговоры об архитектуре смертельно надоели, даже когда речь шла о собственном доме, и она всегда предпочитала не слушать того, что отец рассказывал гостям или домочадцам.

Мо теперь, слишком поздно, увы, она вспомнила, как каждого гостя, заинтересовавшегося архитектурой дома, вели смотреть своды потолка на кухне.

Тем не менее молодая женщина твердо знала одно: ей нельзя позволить герцогу догадаться, как сильно она расстроилась, Когда Дельфина, к своему вящему удовольствию, впервые почувствовала, что герцог Линчестер останавливает на ней свой блуждающий взор, она твердо решила заставить этого несгибаемого холостяка изменить себе и захотеть жениться на ней.

Леди Брэмвелл была наслышана о герцоге задолго до их первой встречи, но, увидев его впервые, поняла, почему ни одна женщина не могла ни удержаться от восхищения его особой, ни устоять перед его обаянием.

И не только из-за его титула и особого положения в обществе. Этот человек, без всяких оговорок, показался ей самым привлекательным мужчиной из тех, кого она встречала в свете.

Истории его любовных похождений ни для кого не являлись секретом.

Напротив, почти все ее знакомые дамы стремились рассказать свою собственную историю увлечений герцога. Либо о его самой последней интрижке, либо одну из тех историй, какие кончались столь печально: потоками слез, разбитыми сердцами, угрозами покончить с собой.

И хотя Дельфина осталась вдовой, будучи еще совсем юной женщиной, она успела сильно повзрослеть за то время, что провела в браке с лордом Брэмвеллом.

Ома не была несчастна в этом браке, так как ее вполне устраивало его богатство, достаточное для удовлетворения почти всех ее желаний и прихотей. После бедности в родительском доме и незаметного положения в обществе, которое занимала ее семья, одно это вызывало ее восторг.

Преклонный возраст мужа, который был значительно старше нее, также особенно не беспокоил Дельфину.

Несомненно, он казался ей скучным, но, поскольку лорд Брэмвелл без памяти любил свою жену, она скоро научилась извлекать выгоду из его чувств. Она обнаружила, как легко обращать каждый поцелуй, подаренный мужу, в драгоценные камни или золото.

Когда лорд Брэмвелл умер, оставив ее во всех отношениях богатой женщиной, она решила, что теперь у нее появилась возможность подняться выше по социальной лестнице.

Увидев герцога Линчестера, леди Брэмведл сразу же ясно определила свою цель.

Дельфина обладала достаточной мудростью и практичностью, чтобы понимать: в борьбе за герцога она должна выделиться среди многочисленных женщин, потерпевших неудачу.

Самое простое было — когда герцог начнет ухаживать, не соглашаться сразу же на близость с ним.

Дельфина знала: все остальные женщины в подобной ситуации оказывались не в состоянии сопротивляться его настойчивости и уступали ему при первой же атаке, пылко и страстно отвечая на его желания.

Причина скорее всего состояла в том, что женщины, с которыми проводил время герцог, были либо вдовы, как она, либо имели до крайности уступчивых и услужливых мужей и, следуя светской моде, стремились завести любовника.

Иногда, как рассказывали Дельфине, кто-то из мужей проявлял достаточно храбрости и вызывал герцога на поединок, но неизменно по капризу насмешливой судьбы терпел поражение. И тогда он вынужденно становился предметом насмешек своих приятелей, появляясь перед ними с рукой на перевязи, в то время как герцог, игравший роль главного злодея в этих пьесах, выходил сухим из воды без единой царапины.

— Почему вы отказываете мне. Дельфина? — спросил герцог, когда понял, что она непреклонна в своем «нет».

— Меня воспитывали в строгости, — объяснила она нежным, почти девичьим голоском, — и моя мать преподала мне уроки, которым я хотела бы следовать.

— Но каким образом вы измените ее заветам, полюбив меня? — спросил герцог. — Б конце концов, будучи вдовой, вы никому ничем не обязаны, а как я понял из ваших слов, ваша мать умерла.

— Да, она умерла, — произнесла Дельфина с волнением в голосе, почувствовав которое, любой испытал бы желание утешить ее, — и я так сильно тоскую без нее!

— А ваш отец?

Подобного вопроса с надеждой ожидала Дельфина.

Герцог отдавал себе отчет в своей собственной значимости, и она знала, что он никогда не возьмет в жены женщину более низкого социального происхождения.

Очень рано унаследовав свой титул, он был избавлен от необходимости вступать в брак по расчету в юном возрасте.

Как догадывалась Дельфина, теперь, когда ему исполнилось уже тридцать четыре года, он начинал подумывать, что настало время обзавестись наследником, и искал достойную женщину в спутницы жизни.

Она знала — он захочет уважать свою жену, а ни к одной из женщин из его прошлого он не испытывал уважения.

«Именно уважения я и должна добиваться!»— решила Дельфина.

И принялась пробуждать к себе интерес, очаровывать, не отпуская ни на шаг от себя так, чтобы в конце концов совсем поработить его.

Но при этом наглухо закрывала перед ним двери своей спальни и отклоняла все подобные просьбы, как бы витиевато они ни звучали, какое бы счастье в объятиях друг друга ни сулили.

— Я с вами чувствую себя очень счастливой, — говорила она герцогу, — я счастлива, когда мы вместе, я искренне люблю вас, Тэлбот.

— Но недостаточно, чтобы осчастливить меня, — сетовал герцог.

Дельфина с трудом удержалась, чтобы не сказать — ему всего-то и надо, что предложить ей крохотное золотое обручальное кольцо, и она согласится на все.

Вместо этого она, побежала от него, но не настолько быстро, чтобы он не смог с легкостью догнать ее.

Она перепробовала почти все приманки, какие когда-либо знала, даже отменяла в последний момент обещанные поездки с ним; правда, последнее только приводило его в бешенство.

В тот момент, когда он упомянул ее отца, она решила, что ей представилась возможность произвести на него впечатление, раз и навсегда доказав свое соответствие роли будущей герцогини.

Конечно же, герцог слышал о роде Стэнли, так как о нем рассказывается во всех учебниках истории.

Не проходило ни одного сражения, (начиная с Агинкорта), в котором они не принимали бы участия, не было ни одной морской битвы, окончившейся победой, в которой кто-то из Стэнли не был бы отмечен наградой или иными почестями.

В роду у Стэнли было множество крупных политических деятелей.

К тому же, поближе познакомившись с герцогом, Дельфина поняла, что, если Нин являл собой совершенный пример архитектуры эпохи королевы Елизаветы, то же можно было сказать и о «Приюте королевы».

Молодая женщина всегда в глубине души презирала свой дом. Он был не настолько велик, чтобы сравниться с теми внушительными особняками и замками, в которых она останавливалась с тех пор, как вышла замуж.

Там не было ни лакеев, которые встречали бы мать с отцом, ни породистых лошадей в стойлах, которые могли бы домчать ее, куда бы она ни пожелала.

«Неужели я могла бы вынести еще год такой нищеты?»— спрашивала себя Дельфина, покидая родной дом с лордом Брэмвеллом и решив никогда туда не возвращаться.

Теперь, когда она расхваливала былые достоинства и храбрость своего рода, ей чудилось некоторое недоверие в глазах герцога, словно он предполагал, что они сильно преувеличены.

Леди Брэмвелл интуитивно догадывалась, что он никогда не сделает предложение ни одной женщине, пока не увидит сам те места и дом, в котором она появилась на свет и воспитывалась.

Дельфина как раз обдумывала, каким бы образом ей заманить герцога в «Приют королевы», чтобы познакомить с отцом, когда они оба получили приглашение от маркиза Свайра, который, как она помнила, жил всего в нескольких милях от ее собственного дома.

Еще девочкой ее возмущало, что маркиз и маркиза никогда не включали ни ее, ни Гарри в приглашения, которые раз в году присылали господину и госпоже Стэнли на прием в саду.

Это был единственный прием в году, который маркиз и его супруга устраивали в угоду местному обществу, или, как они называли, «общине», и единственный прием, на который допускали посторонних, не относящихся к их узкому кругу гостей.

«Ну, вот теперь и я —» в узком кругу «!»— с удовлетворением отметила про себя Дельфина и начала придумывать, как она сможет заманить герцога на встречу с отцом, при этом предусмотрительно не допустив, чтобы он столкнулся там с Гарри или Нириссой.

Леди Брэмвелп давно решила, что брат и сестра никоим образом не должны влиять на ее жизнь, и лучше всего ей совсем забыть о них. С присутствием Гарри еще можно как-то смириться, поскольку он был мужчиной, но сама мысль о существовании сестры, причем унаследовавшей бесподобную красоту матери, бросала Дельфину в дрожь.

Всем своим знакомым в Лондоне она сообщала, будто росла в семье единственным ребенком.

— Я была одинокой маленькой девочкой, — говорила она тем мужчинам, которые интересовались ее детством.

— Отныне вы больше никогда не будете одиноки, моя любимая, — как правило, слышалось в ответ.

И Дельфина склоняла головку на плечо говорившего, который начинал целовать ее требовательно и страстно до тех пор, пока она не начинала понимать, насколько маловероятно с этой минуты ее одиночество.

После смерти мужа Дельфина сменила несколько любовников, а один из них был у нее даже незадолго до смерти лорда.

Но леди Брэмвелл была крайне осторожна, и большинство ее приятельниц полагали, будто она слишком занята собственной персоной, чтобы вообще интересоваться мужчинами.

Дельфина искусно поддерживала в них эту мысль и создавала вокруг себя ореол (а она знала, в каком именно виде это обсуждается) холодности и полного безразличия ко всем без исключения мужчинам, пусть даже привлекательным.

В действительности же она была пылкой, страстной и ненасытной в любовных утехах.

Она с большим трудом отказывала герцогу и вряд ли сопротивлялась бы долго, не будь у нее тайных и бурных любовных отношений с лордом Поком.

В лорде Локе отражалось все, чем Дельфина восхищалась и что привлекало ее в мужчинах, и если бы она была способна вообще отдать кому-то свое сердце, отдала бы его только ему.

К несчастью, дела лорда Пока обстояли весьма плохо, он не имел ни серьезного денежного обеспечения, ни внушительного родового имения, в общем, ничего, кроме неистовой и неудержимой влюбленности в Дельфину.

Иногда она позволяла себе поиграть мыслями о том, что любовь Энтони Пока стоит больше целого мира вокруг, Но тут же отвергала эти мечты, зная, что ничто не принесет ей удовлетворения, кроме диадемы с земляничным листом, которая позволит присутствовать среди герцогинь на открытии парламентской сессии, принимать гостей в Нине и других великолепных владениях герцога.

— И почему я не герцог? — в отчаянии вопрошал Энтони Лок.

Дельфина старалась утешить его:

— Я люблю вас таким, какой вы есть!

И больше не требовалось слов.

Теперь, когда лошади миновали ворота в конце подъездной аллеи, которые всегда, сколько себя помнила Дельфина, были сломаны, она доверчиво просунула ладонь в руку герцога и сказала:

— Как мило с вашей стороны уделить папе столько внимания, я знаю, он в восторге от возможности увидеть Нин.

— Я считаю его единственным среди современных авторов, кто пишет с настоящим знанием дела об эпохе Елизаветы, — задумчиво отвечал герцог.

— Папа очень умен, мне бы хотелось быть столь же умной, — с легким вздохом произнесла Дельфина.

— Вам не занимать ума, так же как и красоты, — заметил герцог, но, вопреки ожиданиям молодой женщины, при этих словах не обнял ее за плечи.

Поэтому ей пришлось самой пододвинуться ближе, чтобы положить голову ему на плечо.

— Я рада была показать вам мой дом.

— Все увиденное мною оказалось чрезвычайно интересным, — заметил герцог, — особенно потолочные своды на кухне.

Дельфина затаила дыхание. И хотя она с удовольствием бы поменяла тему разговора, герцог спросил:

— Почему вы не рассказывали мне о брате и сестре? Я всегда считал вас единственным ребенком в семье.

— Они намного моложе меня, поэтому играли очень небольшую роль в моей жизни.

Это было лучшее из того, что смогла придумать Дельфина, но она прекрасно различила некоторую резкость в его тоне.

— Странно, почему все-таки вы никогда не вспоминали о них. Сколько лет вашей сестре?

— Нирисса совсем молоденькая, — ответила Дельфина, — думаю, ей сейчас около семнадцати, и я боюсь, она будет чувствовать себя неловко на приеме среди ваших привыкших вращаться в свете гостей.

— Мне кажется, вы сможете позаботиться о ней.

Дельфина, до этого намеревавшаяся убедить его, что было бы ошибкой включать Нириссу в число гостей, поняла бесполезность уговоров. Какие бы возражения ни приводила леди Брэмвелл, все они будут отвергнуты, поскольку герцог уже все для себя решил.

Она уже сталкивалась с проявлением железной воли герцога и решила, что в этом они одинаковы. И хотя все ее усилия были сейчас направлены на достижение собственной цели — на замужество с герцогом, — она подозревала, что как раз об этом он думает в последнюю очередь.

Однако сейчас она предприняла еще одну, последнюю, попытку изменить его решение.

— Возможно, было бы лучше, — сказала она, — если бы вы пригласили папу погостить как-нибудь в другой раз, а не тогда, когда все ваше внимание будет отвлечено ярмаркой лошадей.

В темноте кареты она не заметила, как глаза герцога замерцали озорным огоньком.

— Me могу поверить, будто вы можете быть столь жестокосердной и лишить вашего брата самого захватывающего приглашения из когда-либо полученных им — он даже не в силах был это скрывать!

— Мет, конечно же, нет! Тут герцог поинтересовался;

— Полагаю, это вы оплачиваете его обучение в Оксфорде? Совершенно очевидно, что дела вашего отца обстоят не так уж хорошо.

Дельфина сделала резкий вдох и поторопилась ответить:

— Папа получает кое-какие деньги от продажи своих книг, и, поскольку мы владеем землей, у него есть доход от наших арендаторов.

Опасаясь услышать какие-нибудь еще слова на эту тему, она протянула руку и, дотронувшись до щеки герцога, проговорила:

— Мы уже достаточно говорили обо мне! Давайте поговорим о вас, дорогой мой Тэлбот! Для меня нет темы более приятной и волнующей!

— Ей удалось справиться со столь трудной, на ее взгляд, задачей и больше не менять тему разговора вплоть до дома маркиза, где большая часть гостей уже ожидала их появления и приступила к ним с упреками и сетованиями на столь долгое отсутствие.

— Вы пропустили превосходный обед! — сказал кто-кто, и герцог ответил:

— Сомневаюсь, что он превосходил по качеству тот, который я имел удовольствие отведать, но теперь мы вернулись, и в вашей власти развлекать нас.

К досаде Дельфины, вместо того чтобы пригласить ее в танцевальную залу, где небольшой оркестр играл для гостей маркиза, предпочитавших танцы, герцог уселся за карточный стол.

Дельфина понимала, что теперь ей не удастся снова поговорить с ним наедине, прежде чем они разойдутся спать.

Впервые ее решимость не превращаться в его любовницу немного дрогнула, и она начала размышлять, не стоит ли ей подойти к нему и тихонько, так, чтобы ее слова не достигли чужих ушей, попросить его пожелать ей доброй ночи.

Эта мысль показалась ей слишком наивной. Но, когда Дельфина поднялась в спальню, она не могла избавиться от неприятного ощущения, будто с момента их посещения «Приюта королевы» что-то пошло не так, как надо, хотя она не была уверенна, в чем это «не так, как надо» заключалось.

«Я утомлена, и мне мерещится всякая чушь», — сказала она себе, укладываясь в кровать.

Но ей не спалось, и она продолжала видеть перед собой молоденькое личико Нириссы.

Наконец Дельфина уговорила себя, что герцог никогда не интересовался и вряд ли когда-нибудь будет интересоваться молоденькими девушками.

Когда Гарри следующим утром спустился к завтраку, отец уже вышел из-за стола.

Нирисса поставила перед ним вареное яйцо.

— Скажи, не приснилось ли нам вчера, будто нас пригласили погостить в Лин? Нирисса рассмеялась.

— Я задавала себе тот же самый вопрос, проснувшись утром. Нет, это правда, но я бы на твоем месте не очень-то рассчитывала на все это!

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Гарри.

— Меня не оставляет чувство, что Дельфине тем или иным способом удастся отменить приглашение. Ты же понимаешь, у нее нет никакого желания знакомить нас с тобой со своими друзьями и в особенности с герцогом!

— Ты права, — согласился Гарри, — но, если она помешает мне поехать на лошадиную ярмарку, пусть побережется!

— Ладно, просто не слишком рассчитывай на это, тогда меньше придется разочаровываться, — посоветовала брату Нирисса прежде, чем скрыться на кухне.

Она вернулась, неся ему кофе:

— В любом случае у меня нет никакой возможности ехать туда. Ты должен это понимать.

— Почему? — изумился Гарри.

— Потому что мне совсем нечего надеть. Даже если я потрачу часть драгоценных денег, которые мы вчера получили от Дельфины, мне все равно не удастся найти здесь ничего такого, что позволило бы мне не напоминать крестьянку на одном из блистательных приемов герцога.

Гарри смотрел на сестру в испуге.

— Ты и правду настроена пойти на попятную и отказаться от приглашения?

— Мне придется так поступить.

— Но ведь ты наверняка сможешь купить себе что-то на деньги Дельфины. Нирисса улыбнулась.

— Есть вещи и поважнее одежды, которые мне хочется купить.

— И что бы это могло быть? — насмешливо спросил Гарри.

— Ладно, для начала, ты — не единственный человек в мире, кто находит приятным ездить верхом на четвероногом существе, — ответила Нирисса, — ас тех пор, как лошадь папы стала слишком старой, чтобы вообще кого бы то ни было выдержать, мне приходится ходить на своих двоих.

Гарри поставил свою чашку и пристально посмотрел на сестру.

— О, Нирисса, прости меня! — сказал он. — Я и не понимал, какой я проклятый эгоист.

— Я не жалуюсь, — поспешила сказать Нирисса, — к тому же всегда кто-то из арендаторов проявлял любезность и на сезон охоты уступал мне своих лошадей, если не нуждался в них сам. По правде говоря, в моем распоряжении одно время имелась целая конюшня, пока я не вынуждена была положить этому конец!

— Что ты хочешь сказать? — спросил Гарри. Мирисса присела на стул напротив него.

— Ты помнишь Джейка Бриджемэна?

— Да, конечно. Это тот, с почты на главной дороге.

— Так вот, однажды он заехал к отцу, а после того, как встретил меня, предложил пользоваться его лошадьми всякий раз, когда я пожелаю.

Мириссе не пришлось больше ничего объяснять, Гарри воскликнул сердито:

— Черт бы побрал его за дерзость! Значит, он вел себя по-хамски?

— Нет, наоборот… Он был со мной слишком любезен… поэтому мне пришлось сказать ему, будто я больше не езжу верхом.

— Этого нельзя допустить, — сказал Гарри. — Если он будет по-прежнему причинять тебе беспокойство, я сверну ему голову!

— Мне удалось найти более разумный выход, — успокоила Мирисса брата. — Всякий раз, когда я замечала, что он подъезжает верхом или в коляске к парадной двери, я опускала засов и не обращала никакого внимание, как бы громко он ни барабанил в дверь. Как ты понимаешь, папа в своем кабинете никогда не прислушивается к стукам, а раз слуг в доме, кроме старушки миссис Коснет, приходящей по утрам, нет вообще, ему ничего не оставалось, как разворачиваться и уезжать.