От автора

Я посетила Шри Ланку в 1975 году и была очарована изысканной, волшебной красотой этой страны, обаянием и дружелюбием ее жителей, а также ее захватывающей историей.

Действие романа происходит на фоне реальных событий. Время успешного разведения чая на Цейлоне после гибели всех кофейных плантаций лучше всего охарактеризовал сэр Артур Конан Доил:

«Не часто люди находят в себе силы после краха одного крупного предприятия всего за несколько лет создать другое, не менее гигантское, и чайные плантации Цейлона — это такой же памятник человеческому мужеству, как и лев Ватерлоо».

Джеймс Тейлор не только первым стал выращивать на Цейлоне чай, но и первым начал обрабатывать и продавать его. После трагедии с кофейными плантациями, принесшей разорение тысячам людей, его попытки оживить экономику острова увенчались успехом. Когда он умер, его работники дали ему имя «Сами Дюраи»— хозяин, который стал Богом.

В 1873 году Цейлон экспортировал 28 фунтов чая, а через сто лет экспорт чая составил 445873314 фунтов.

Глава 1

1888

Лорд Хокстон с наслаждением вдохнул знойный, влажный воздух. Он посмотрел на усыпанное звездами небо и понял, как не хватало ему в холодной Англии этого тепла, которое, казалось, обволакивало тело, заставляя расслабиться каждый мускул.

Он медленно шел по траве, наслаждаясь нежным ароматом магнолий — дивных лунных цветов, жасмина и олеандра. В дневное время их ветви надежно укрывали от палящих лучей солнца.

Все двадцать шесть дней путешествия он с нетерпением мальчишки, спешащего домой на каникулы, ждал того момента, когда снова увидит Цейлон.

Это было неудивительно — ведь он провел шестнадцать лет на этом «райском острове», где, как считают магометане, Адам и Ева нашли убежище, после того, как их изгнали из садов Эдема.

В Англии легко было смеяться над эпитетами, которыми награждали этот остров брамины, — «блистательная Ланка», буддисты — «жемчужная капля на лбу Индии» или греки — «страна лотоса».

Но, очутившись снова на Цейлоне с его благодатным климатом и чарующей красотой, лорд Хокстон почувствовал, что они не преувеличивали. Он не был романтиком. Более того, его считали очень сдержанным, требовательным и временами даже безжалостным.

Что ж, он вынужден был стать таким, потому что жизнь не баловала его! Он достиг успеха лишь благодаря тому, что твердо знал, чего хотел, и неуклонно шел к своей цели.

Прогуливаясь по великолепному саду Квинз-Хауса, как называли резиденцию генерал-губернатора в Коломбо, он с удовольствием предвкушал момент, когда вернется на свои чайные плантации на севере, встретится с друзьями и со своими кули, снова увидит прекрасный дом, построенный на месте маленького коттеджа, в котором он жил в те времена, когда только купил плантацию.

Погруженный в свои мысли, лорд Хокстон неожиданно с досадой обнаружил, что в саду, кроме него, есть кто-то еще.

Испытывая непреодолимую потребность побыть наедине со своими воспоминаниями и переживаниями, он дождался, пока губернатор и его гости улеглись спать, и вышел в залитый лунным светом сад.

Теперь же кто-то шел по лужайке, направляясь в его сторону. Не желая вступать ни с кем в разговор, лорд Хокстон замер в тени большого бамбукового дерева, чьи перистые листья наполовину скрывали его, так что его могли заметить лишь в том случае, если специально разыскивали.

Человек приблизился, и при свете луны лорд Хокстон узнал в нем молодого военного, который плыл на Цейлон на одном корабле с ним, Капитан Патрик О'Нейл был одним из офицеров, возвращавшихся из отпуска к месту службы.

Лорд Хокстон иногда беседовал с ними за обедом, поскольку они все вместе сидели за столом капитана. Но он старался как можно меньше общаться с молодежью, считая себя уже слишком старым, чтобы участвовать в их непринужденной болтовне и постоянных взаимных поддразниваниях.

В то же время Патрик О'Нейл казался несколько серьезнее остальных, из чего лорд Хокстон заключил, что, должно быть, он считается у себя в полку неплохим офицером.

Капитан подходил все ближе, и стоявший в тени лорд Хокстон подумал, что тому, наверное, поручена охрана губернатора и он вышел в этот ночной час, чтобы проверить посты. Но неожиданно, к удивлению лорда Хокстона, не доходя до дерева, под которым он стоял, капитан свернул в сторону и по газону зашагал прямо к дому.

Как и большинство колониальных построек, Квинз-Хаус отличался внушительным, роскошным фасадом, в то время как сзади он представлял из себя беспорядочное нагромождение длинных веранд, тянувшихся вдоль обоих этажей, где в жаркие летние месяцы спали обитатели дома. Теперь же, в феврале, сетки, защищающие от насекомых, были убраны, и ночной воздух беспрепятственно проникал в комнаты.

Облегченно вздохнув, лорд Хокстон решил, что теперь его уже вряд ли обнаружат.

Он рассеянно наблюдал, как капитан О'Нейл подошел к дому, поднял голову, внимательно осмотрел веранду и тихо свистнул.

Лорд Хокстон в недоумении ждал, что же будет дальше, и спустя мгновение из спальни выскользнула белая фигура и бесшумно приблизилась к перилам веранды, под которой стоял капитан.

Это была женщина! Она перегнулась через перила; светлые распущенные волосы пышным покрывалом окутали ее плечи.

Должно быть, она что-то сказала, чего лорд Хокстон не мог расслышать, и тут, к его глубокому изумлению, капитан О'Нейл, до тех пор неподвижно стоявший и смотревший на нее, принялся взбираться на веранду.

Это было вовсе не сложно, поскольку ажурные колонны, поддерживавшие веранду, служили прекрасной опорой для ноги, так что даже самый неуклюжий человек мог легко влезть по ним наверх.

Спустя несколько секунд капитан был уже на веранде. Лорд Хокстон увидел, как он схватил женщину в объятия, и они страстно приникли друг к другу.

Мгновение они стояли, освещенные лунным светом, олицетворяя собой вечную картину любви — переплетенные руки, слившиеся губы, распущенные волосы женщины, кажущиеся молочно-бледными на плече мужчины. Затем они бесшумно исчезли в глубине спальни.

Лорд Хокстон с трудом перевел дыхание. Он узнал женщину, к которой капитан О'Нейл явился с тайным ночным визитом. Какое-то мгновение он был настолько ошарашен таким бесстыдством, что даже не испытывал ярости, одно лишь изумление.

Женщина, которую так страстно целовал капитан и в спальню которой он проник, была не кто иная, как высокочтимая1 Эмили Ладгроув, которую лорд Хокстон привез на Цейлон для того, чтобы выдать замуж за своего племянника, Джеральда Уоррена!

Восемнадцать лет назад, когда лорд Хокстон решил ехать на Цейлон, ему был всего двадцать один год. Он был младшим сыном младшего сына и звали его тогда просто Чилтон Хок.

У него не было ни малейшего шанса унаследовать семейный титул и поместья, а его отец был слишком беден, чтобы обеспечить ему более или менее сносное существование в Англии.

По достижении совершеннолетия Чилтон Хок получил в наследство две тысячи фунтов и, вдохновленный сведениями о процветании кофейных плантаций на Цейлоне, решил отправиться туда попытать счастья.

В те времена Цейлон казался немыслимой далью, чуть ли не концом света.

Десятью годами ранее, в 1860 — м, начался настоящий кофейный бум, который был в равной степени обусловлен как вложенными в это предприятие средствами, так и предприимчивостью британских плантаторов.

В Оксфорде Чилтон Хок познакомился с одним шотландцем, который затем уехал на Цейлон и слал ему оттуда восторженные письма, расписывая возможности, которые открываются в этой стране перед энергичным и честолюбивым человеком.

Чилтон Хок навел справки и выяснил, что в 1870 году экспорт кофе с Цейлона превысил уже миллион центнеров.

Его отец был удивлен решением сына стать плантатором и выращивать кофе, хотя он и предполагал, что, получив наследство от бабушки, тот захочет попутешествовать и посмотреть мир.

— Не связывай себя, мой мальчик, — сказал он, — Сначала хорошенько осмотрись. Может быть, ты решишь, что в Сингапуре или Индии тебе повезет больше.

Но с первой же минуты, как только Чилтон Хок ступил на землю Цейлона, он понял, что хочет жить и работать только здесь!

А поработать ему пришлось немало. Покупая 560 акров земли по 1 фунту за каждый, он и не подозревал, какие сложности ждут его впереди.

Прежде всего надо было вырубить джунгли, для чего пришлось нанять восемьдесят человек, при этом его постоянно терзала тревога о том, что не хватит денег.

День начинался со стука топоров, грохота падающих деревьев и визга пилы. Потом все это предстояло вывезти на телегах и сжечь. К тому же надо было не только вырубить деревья, но и выкорчевать все пни, чтобы подготовить землю для посадки.

Но Чилтону Хоку повезло — едва он приехал на Цейлон, старый оксфордский приятель познакомил его с опытным тридцатипятилетним шотландским плантатором по имени Джеймс Тейлор.

Этому человеку суждено было войти в историю Цейлона, и к тому моменту он уже снискал всеобщее уважение и пользовался большим влиянием среди других плантаторов.

В восемнадцать лет Джеймс Тейлор, юный и энергичный, подписал трехлетний контракт с лондонскими представителями поместья Лоолекондера, расположенного примерно в семидесяти милях на северо-восток от Канди.

В 1867 году было завершено строительство железной дороги, ведущей в Коломбо, что давало неоценимое преимущество всем тем, чьи земли были расположены недалеко от Канди, неоценимое преимущество. Теперь они могли быстро доставлять кофе в порт, в то время как раньше на то, чтобы перевезти его по военной дороге в тележках, запряженных мулами, уходило по несколько недель.

Джеймс Тейлор сразу же почувствовал симпатию к только что приехавшему из Англии юноше и посоветовал ему купить землю рядом с поместьем Лоолекондера, которое было расположено в центральной провинции.

Как и Тейлор, Чилтон Хок был очарован живописной красотой горного ландшафта и очень скоро приспособился к новым условиям жизни.

Джеймс помог ему нанять на работу тамильских2 кули и посоветовал, в каком месте построить свой первый маленький коттедж.

Он оказывал ему помощь и поддержку во всем, особенно в первые годы, когда Чилтон трудился наравне со своими рабочими, расчищая джунгли и подготавливая почву к посадкам.

Оглядываясь назад, лорд Хокстон теперь часто думал, что это было самое счастливое время в его жизни. У него была цель, он был сам себе хозяин, и если бы он потерял все, что имел, ему некого было бы винить в этом, кроме самого себя.

И он действительно лишился бы всего, если бы не его друг Джеймс Тейлор.

В течение первых десяти лет кофейный бум давал Чилтону Хоку все основания надеяться, что он вот-вот разбогатеет. Стоимость земли повысилась до 28 фунтов за акр, плантации ширились, протянувшись вдоль новых дорог, построенных на месте прежних узких тропок, по которым паломники поднимались на Адамов пик3.

Но, как выяснилось, счастливые дни кофейных плантаций были сочтены.

Страшная болезнь кофейных деревьев — Hemileia Vastatrix, больше известная под названием «кофейная ржавчина», — поставила под угрозу всю промышленную отрасль.

До сих пор при воспоминании о том, как он впервые заметил плесень на одном из своих кофейных деревьев, лорд Хокстон содрогался от ужаса.

Это было микроскопическое пятнышко, выросшее из споры, занесенной ветром, которая осела на листе и начала усиленно размножаться.

Для любого владельца кофейной плантации это было катастрофой. Единственное, что можно было сделать, — это уничтожить зараженные деревья, оставшиеся посыпать смесью извести и серы и молить Бога о том, чтобы следующий порыв ветра не принес новую партию губительных спор.

Но все было напрасно. Кофейная ржавчина разрушила надежды большинства плантаторов. Им удалось спасти лишь пни больных кофейных деревьев, которые вывезли в Англию, чтобы делать из них ножки для чайных столиков.

Чилтона же спасла дружба с Джеймсом Тейлором. В 1866 году директор Королевского ботанического сада в Пераденьи подарил Тейлору несколько саженцев чайных кустов.

Девятнадцать акров земли в поместье Лоолекондера были засажены чайными кустами, и Джеймс, всегда по-соседски помогавший Чилтону, убедил его посадить столько же на своей плантации.

Эти девятнадцать акров спасли его от разорения, но ему пришлось начать все с самого начала. Он засучил рукава и принялся рассаживать чайные кусты.

В это время Тейлор был занят новым проектом — он построил небольшую фабрику по переработке чая, оборудованную первой на Цейлоне чаезавялочной машиной.

После периода финансовой нестабильности, последовавшего за крахом кофейной промышленности, наступило время новых надежд. Стало известно, что чайная плантация Тейлора и соседняя с ней стали приносить доход.

Разочарованные владельцы кофейных плантаций принялись изучать новую культуру, и вскоре по всему Цейлону между засохшими пнями погибших кофейных деревьев зазеленели чайные кусты. А тем временем дела Чилтона, работавшего по двадцать четыре часа в сутки, снова пошли в гору.

Ему и в голову не могло прийти, что в один прекрасный день он унаследует родовые поместья в Англии. Между ним и титулом стояло шесть человек, но войны, несчастные случаи и болезни унесли одного за другим.

Для Чилтона Хока явилось полной неожиданностью, когда в 1886 году он узнал, что его дядя умер и новым лордом Хокстоном стал он.

Ему ничего другого не оставалось, как вернуться домой. Но разлука с друзьями, особенно с Джеймсом Тейлором, и плантацией, которая занимала теперь уже 1200 акров, казалась ему невыносимой.

К тому времени он стал совершенно независимым, свыкся с одиночеством. Иногда по две, а то и по три недели он не видел никого, кроме своих кули.

Он сидел один в своем большом доме, который построил на вершине холма, чтобы в самое жаркое время года тот был открыт всем ветрам. Зимы иногда бывали довольно холодными, но в доме имелись большие традиционные английские камины.

Чилтон привык быть один. Он любил читать, но чаще всего после прекрасно приготовленного ужина он сразу же отправлялся спать, чтобы встать с рассветом и снова приняться за работу, которая полностью поглощала его.

По возвращении в Англию он понял, что совершенно забыл, какую размеренную и праздную жизнь привыкли вести люди его круга. В ней не было места спешке и суете; всех занимало лишь одно — как приятнее провести время.

Тем не менее в родовом поместье его ожидало много забот. В последние годы жизни его дядя часто болел и сильно запустил дела. Необходимо было купить новое оборудование, отремонтировать постройки и, главное, встретиться с родственниками.

На Цейлоне Чилтон Хок был и организатором, и работником, но в Англии как лорд Хокстон он стал еще и главой многочисленного семейства, члены которого большей частью были бедны и к тому же, как он убедился, отличались скупостью и жадностью.

Его первой задачей в Англии было найти кого-нибудь, кто бы смог занять его место на плантации. Он решил, что она станет частью фамильных владений и будет передаваться по наследству вместе с титулом.

Ему показалось, что он нашел подходящую кандидатуру в лице своего племянника Джеральда Уоррена, единственного сына его старшей сестры, довольно неглупого молодого человека двадцати четырех лет.

Оставив плантацию на попечение одного лишь главного надсмотрщика, Чилтон так переживал, что отправил Джеральда Уоррена на Цейлон с неприличной поспешностью, которую сам счел бы недопустимой, если бы дела не обстояли так серьезно.

Но он считал, что в двадцать четыре года Джеральд в состоянии справиться с управлением поместьем, тем более что работа в нем прекрасно налажена и оно приносит неплохой доход. К тому же теперь отпала необходимость самому заниматься тяжелым физическим трудом, как это приходилось делать лорду Хокстону шестнадцать лет назад.

Джеральд с большой готовностью встретил все предложения своего дяди. Позже лорд Хокстон узнал, что он крайне тяготился жизнью в отчем доме и успел перессориться со всеми остальными родственниками.

Однако прямо перед отплытием он объявил о своей помолвке с дочерью живущего по-соседству родовитого дворянина, высокочтимой Эмили Ладгроув. Но их свадьба была отложена по настоянию семьи невесты.

Некоторое время родные Эмили очень холодно реагировали на всякие разговоры о помолвке по той простой причине, что у Джеральда не было никаких видов на будущее, к тому же, казалось, его вполне устраивало то содержание, которое ему готова была выплачивать его овдовевшая мать, и он не собирался ничего предпринимать для увеличения своих доходов.

Однако интерес, проявленный к нему его дядей, представил все в новом свете, и хотя официального объявления о помолвке не было, тем не менее все пришли к соглашению, что Эмили и Джеральд поженятся через год.

— Я сам буду сопровождать ее на Цейлон, — пообещал лорд Хокстон.

— Неужели нужно ждать целый год? — спросил Джеральд.

— Боюсь, что да, — ответил его дядя. — Здесь у меня столько дел, что, полагаю, мне понадобится не меньше двенадцати месяцев, чтобы привести все в порядок.

Но прошло целых восемнадцать месяцев, прежде чем он смог оставить Англию. Эмили, казалось, вовсе не торопилась и согласна была ждать столько, сколько нужно.

Ее семья была решительно настроена против всякой спешки, и даже когда лорд Хокстон уже был готов ехать, разные мелкие проблемы, касающиеся приданого Эмили, задержали их еще на два месяца.

Наконец они отплыли из Саутгемптона, и лорд Хокстон послал племяннику телеграмму, чтобы тот встретил их в Коломбо.

Последние девять месяцев письма от Джеральда приходили все реже и реже.

Сначала он писал очень регулярно: каждые десять дней приходило письмо с подробным изложением состояния дел на плантации.

Позднее лорд Хокстон начал подозревать, что Джеральд описывал то, что, по его мнению, приятно было бы услышать дяде, а вовсе не то, что происходило на самом деле.

Потом письма стали приходить раз в месяц, потом еще реже — раз в два, а то и в три месяца, при этом они становились все короче, а почерк все небрежнее.

«Мальчик очень занят, — говорил себе лорд Хокстон. — Эмили он, наверное, пишет регулярно».

Он редко встречался с будущей женой Джеральда. Ее отец был очень скучным и занудливым, и у лорда Хокстона с ним не было ничего общего; кроме того, было слишком много дел в поместье, чтобы находить время для светских удовольствий, которые он просто не выносил.

Он так привык к одиночеству, что пустая болтовня и сплетни быстро утомляли его.

Ему было хорошо известно, что родственники не только считают, что у него тяжелый характер, но и побаиваются его. Подобное отношение его нисколько не задевало, в целом его это даже устраивало.

Однажды, входя в гостиную, он услышал, как одна его кузина говорила:

— Он очень тяжелый человек. Никогда невозможно понять, что он думает, да, откровенно говоря, меня это и не волнует.

Эти слова вызвали смех у присутствующих, но лорд Хокстон, стоя в дверях, лишь снисходительно улыбнулся.

На корабле он прилагал все усилия, чтобы избежать общества. Он отлично знал, что пылкая дружба, зачастую возникающая между попутчиками, мгновенно остывает, как только пассажиры оказываются на суше.

Он видел, что Эмили, за которой присматривала жена полковника, возвращавшегося в Коломбо из отпуска, пользовалась большим успехом среди молодых офицеров.

Было видно, что она тоже получает огромное удовольствие от танцев, шарад, костюмированных балов и концертов, которые обычно устраивались по вечерам.

Однако лорд Хокстон не замечал, чтобы капитан О'Нейл уделял ей больше внимания, чем остальные.

Теперь же, стоя в саду Квинз-Хауса, он проклинал себя за близорукость, за то, что вовремя не заметил, что девушка увлеклась и совсем потеряла голову.

Лорд Хокстон вышел из своего укрытия и медленно зашагал по лужайке.

Он не предвидел такого поворота событий и теперь не мог решить, что ему делать.

Одно он знал совершенно твердо. Он не допустит, чтобы Эмили стала женой его племянника.

Может быть, это к лучшему, что Джеральд не смог, как они рассчитывали, встретить их в Коломбо.

Когда они прибыли в Квинз-Хаус, там их ожидало письмо, в котором Джеральд сообщал, что он слишком болен, чтобы путешествовать, но надеется поправиться к тому моменту, когда его дядя и Эмили прибудут в Канди.

Вначале, прочитав это письмо, лорд Хокстон был очень раздосадован.

Он уже спланировал, что Эмили и Джеральд сразу же поженятся в Коломбо. Затем он проводит молодоженов в свадебное путешествие, а сам отправится на плантацию.

Он мечтал поскорее увидеть, какие изменения там произошли, обсудить положение дел с главным надсмотрщиком, встретиться со своими кули, многие из которых работали у него с самого первого дня, когда он только-только начинал отвоевывать землю у джунглей.

Когда его планы расстроились, он решил, что свадьбу придется отложить и отпраздновать позже в Канди.

Теперь же он вынужден был смириться с фактом, что свадьбы не будет вовсе и ему придется предложить племяннику поискать себе жену в другом месте.

«Будь проклята эта вертихвостка! — пробормотал он про себя. — Почему она не могла вести себя прилично?»

Но он тут же решил, что отчасти сам виноват в случившемся и ему следовало бы приехать на Цейлон намного раньше.

Для молодых людей восемнадцать месяцев тянутся очень долго. В их возрасте он также считал это большим сроком.

С другой стороны, если Эмили настолько ветрена, что готова была увлечься первым встречным мужчиной, добивавшемся ее благосклонности, хорошо, что это случилось до свадьбы, а не после.

«Я отправлю ее домой на следующем же корабле», — решил лорд Хокстон.

Но после всего происшедшего ему показалось, что окружавшая его красота померкла, и он медленно направился к дому, стараясь не думать о двух влюбленных, слившихся в пылком объятии под покровом ночной темноты.

На следующее утро лорд Хокстон спустился к завтраку очень рано. Когда он уже было собрался встать из-за стола, ему доложили, что кто-то хочет его видеть.

Удивленный столь ранним визитом, он последовал за одетым в роскошную бело-красную ливрею слугой, вдоль по коридору в сторону гостиной, где, к своему восторгу, обнаружил, что его ждет Джеймс Тейлор.

Тейлору исполнилось пятьдесят лет; это был крупный мужчина с длинной бородой. Он весил 246 фунтов, и каждый его палец был в три раза толще, чем у обычного человека.

Улыбка придавала его лицу, с глубоко посаженными глазами и длинным носом, своеобразное обаяние.

— До меня дошли слухи, что ты приехал вчера, — сказал он, протягивая руку.

— Джеймс! Подумать только! Я не надеялся так скоро тебя увидеть! Ну, как ты? Мы не виделись целую вечность!

— Я скучал по тебе, Чилтон, — ответил Тейлор. — Я уж начал было опасаться, что ты стал слишком важным и решил не возвращаться.

— Если бы ты знал, как я мечтал поскорее вернуться сюда! — воскликнул лорд Хокстон. — Но в Англии на меня навалилось столько дел, что пришлось работать не меньше, чем здесь, хотя несколько по-другому. Это было нелегко.

Тейлор улыбнулся:

— Нам с тобой никогда не приходилось легко, Чилтон, но я уверен, что ты успешно справился со всеми проблемами!

— Искренне надеюсь, — ответил лорд Хокстон. Затем он вспомнил про Эмили, и его лицо помрачнело. — Расскажи, как там мой племянник.

— Это одна из причин, по которым я приехал повидаться с тобой, — сказал Джеймс.

Что-то в его голосе заставило лорда Хокстона внимательно посмотреть на него.

— Как он освоился здесь? Хорошо ли поработал? — спросил он. — Скажи мне правду.

— Всю правду? — спросил Тейлор.

— Ты знаешь, что ничто другое меня не удовлетворит.

— Ну что ж, — сказал Джеймс. — Мы с тобой старые друзья, Чилтон, и поскольку мы всегда были откровенны друг с другом, я должен был приехать и предупредить тебя, что с этим молодым человеком нужно что-то делать.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился лорд Хокстон. Тейлор, поколебавшись мгновение, ответил:

— Я думаю, что, в отличие от нас с тобой, он плохо переносит одиночество. Мы оба знаем, как тяжело жить одному, когда не с кем поговорить длинными вечерами или когда нужно проехать много миль, чтобы увидеть знакомое лицо.

Джеймс говорил спокойно и сочувственно.

— Что он делает — пьет? — В вопросе лорда Хокстона прозвучали стальные нотки. Джеймс Тейлор кивнул.

— Что еще?

— У него довольно большие неприятности.

— В каком смысле? Скажи мне правду, Джеймс, — сказал, не дождавшись ответа, лорд Хокстон, — и не нужно ничего приукрашивать и смягчать.

— Как знаешь, — ответил Тейлор. — Честно говоря, проблема в том, что он плохо обошелся с одной из местных девушек.

Лорд Хокстон замер.

— Что он сделал?

— Мы оба знаем, — сказал Тейлор, — что не считается необычным или предосудительным, если молодой человек берет себе любовницу из близлежащей деревни или с соседней плантации.

Лорд Хокстон кивнул. Как правило, недопустимой считалась лишь связь плантатора с одной из его работниц.

— Твой племянник через месяц после приезда взял в любовницы местную девушку. Недавно он прогнал ее и отказался дать ей денег.

Лорд Хокстон поднялся с места.

— Я не могу в это поверить!

— Тем не менее это правда, и, как ты сам понимаешь, это вызвало всеобщее возмущение.

— Расскажи мне обо всем подробно, — помолчав немного, сказал лорд Хокстон. — Я должен знать.

Ему было хорошо известно, что издавна существовали неписаные правила, согласно которым белые плантаторы или их управляющие брали себе наложниц из числа местных девушек, и это считалось в порядке вещей.

Португальцы и голландцы, жившие на Цейлоне до англичан, часто женились на этих женщинах.

Англичане предпочитали устраиваться несколько по-другому. Неженатый плантатор брал себе любовницу на условиях, которые обычно оговаривались ее отцом. Он время от времени брал ее к себе в дом, однако жить она продолжала в близлежащей деревне или в поселке для кули, но никогда открыто вместе с ним.

Здешние девушки были очень привлекательными, любящими и нежными, и молодые плантаторы часто бывали по-настоящему счастливы с ними.

Местные жители считали большой честью, если одну из их женщин брал в любовницы Дюраи, как они называли хозяев плантаций, а когда она надоедала ему, это ни в коей мере не бросало на женщину тень.

Она возвращалась в свою деревню богатой невестой с солидным приданым и выходила замуж за одного из своих соплеменников.

То, что при расставании женщине выплачивалась определенная сумма в качестве вознаграждения, было негласным законом, принятым обеими сторонами.

Дети, появившиеся от такой связи, оставались жить с матерями; многие из них переселялись в отдаленную горную деревушку, которую местные жители именовали «Новой Англией». Они были необычайно миловидными — темнокожими, голубоглазыми, а иногда даже светловолосыми.

Конечно, случалось, что родители девушки начинали использовать ребенка как предлог, чтобы шантажировать его отца.

Они вынуждали его подписать договор, составленный поверенным и имевший законную юридическую силу, в результате чего незадачливый плантатор должен был до конца своих дней платить огромные алименты, которые зачастую наносили значительный ущерб его состоянию.

Но в большинстве случаев подобные союзы были весьма приятными и, как правило, не вызывали никаких осложнений.

У лорда Хокстона просто не укладывалось в голове, что Джеральд оказался настолько глуп и нарушил давно сложившиеся традиции.

Цейлонские плантаторы считались самыми образованными, воспитанными и заслуживающими доверия среди всех английских поселенцев в британских колониях.

На кофейных, чайных и каучуковых плантациях можно было встретить представителей всех слоев Великобритании: выпускников общеобразовательных, классических, привилегированных частных школ и университетов, коммерсантов и адвокатов, армейских офицеров, консерваторов и либералов, англичан и шотландцев, валлийцев и ирландцев.

Они работали от зари до поздней ночи, но и рассчитывали многого добиться своим трудом. Едва обвыкнувшись, они начинали получать удовольствие от такой жизни.

Очень немногим приходилось начинать все с нуля, как в свое время Джеймсу или Чилтону. Но все равно жизнь здесь была достаточно суровой, и чтобы из начинающего превратиться в Большого Хозяина, или «Перия Дюраи», как называли их кули, приходилось работать с шести часов утра до шести-семи часов вечера.

Зато «Перия Дюраи» жили в просторных бунгало или домах, построенных на вершине холма и окруженных садами. Им уже не приходилось трудиться наравне со своими кули, они лишь верхом объезжали плантации, а в свободное время охотились на диких слонов, лосей, буйволов, медведей и леопардов, ловили рыбу, плавали, играли в крикет, принимали участие в соревнованиях по поло и состояли членами Британских клубов, отстоявших от большинства плантаций на расстоянии не более одного дня пути.

Джеймс Тейлор подробно рассказал, как все произошло. Джеральд начал пить сразу же по приезде на Цейлон. Ему очень скоро надоело заниматься хозяйством, и он предоставил вести все дела главному надсмотрщику.

Поначалу Джеральд ездил в поисках развлечений в Канди, затем присоединился к компании молодых бездельников, которые прожигали жизнь в Коломбо, нимало не заботясь о том, что творится у них на плантациях.

Так он развлекался до тех пор, пока не обнаружил, что деньги подошли к концу и он больше не может позволять себе столь дорогие удовольствия.

Когда Джеральд остался на мели, ему не оставалось ничего другого, как осесть дома и пить, довольствуясь лишь обществом Ситы, местной девушки, которая приглянулась ему вскоре после того, как он приехал на плантацию.

— Что произошло потом? — спросил лорд Хокстон.

— Как я полагаю, около месяца назад, когда у Джеральда был очередной запой, он устроил сцену, обвинив девушку в краже перстня с печаткой, который он всегда носил на пальце, — ответил Тейлор. — Насколько мне известно, потом этот перстень нашли под одним из шкафов, куда он случайно закатился.

Он немного помолчал, а когда продолжил, его голос прозвучал почти сердито:

— В тот момент он был твердо уверен в том, что Сита украла перстень, а она, разумеется, крайне огорчена и обижена, зная, что ни в чем не виновата.

Лорд Хокстон легко мог представить себе ее негодование. Местные жители, работавшие на плантациях, отличались редкой щепетильностью и безукоризненной честностью. Они никогда не посмели бы взять из хозяйского дома чужую вещь.

За все годы, проведенные на Цейлоне, он не мог припомнить ни одного случая, чтобы у него что-либо пропало.

— Джеральд приказал девушке убираться, — сказал Тейлор, — и под тем предлогом, что она совершила кражу, отказался выдать причитающееся ей вознаграждение.

Лорд Хокстон встал и принялся ходить взад-вперед по комнате.

— Дурак! — воскликнул он. — Чертов дурак!

— Вполне согласен с тобой, — отозвался Тейлор. — Когда я услышал об этом, я тут же отправился повидаться с ним, но в тот момент он совершенно ничего не соображал и не понимал ни слова из того, что я ему говорил. Но зато я прочел твою телеграмму, лежавшую на столе! Узнав, когда ты приезжаешь, я поспешил сюда, чтобы рассказать тебе о случившемся.

— Я очень благодарен тебе, Джеймс.

— В телеграмме было написано: «Эмили и я прибываем в пятницу», — продолжал Тейлор. — Ты что, привез Джеральду невесту? До меня доходили кое-какие слухи. Сам знаешь, в нашем узком кругу всем все известно.

— Я привез с собой молодую особу, которая была помолвлена с Джеральдом перед тем, как тот уехал из Англии, — холодно произнес лорд Хокстон. — К сожалению, я обнаружил, что она увлечена другим мужчиной, поэтому решил, что свадьбы не будет.

Тейлор присвистнул.

— Н-да, — сказал он. — Что ж, должен сказать, Чилтон, мне очень жаль! Уверен, единственное, что может спасти молодого Джеральда — это женитьба. Ему нужна здравомыслящая девушка, способная скрасить тягостное одиночество и заставить его бросить пить.

— Я постараюсь найти ему жену, — пообещал лорд Хокстон и чуть слышно добавил:

— Но это будет не Эмили Ладгроув.

Джеймс посмотрел на часы.

— Мне пора возвращаться, — сказал он. — Я должен успеть на утренний поезд в Канди, но прежде я хотел бы подготовить тебя к тому, что тебя ожидает. Надеюсь, ты сможешь все уладить, Чилтон. Непременно заезжай ко мне. Я провожу новые интересные опыты, и мне хотелось бы показать тебе кое-что.

— Ты отлично знаешь, что ничто не сможет доставить мне большего удовольствия, — ответил лорд Хокстон. — Спасибо тебе, Джеймс. Ты снова доказал мне свою дружбу.

— Жаль, что я не принес тебе более утешительных известий, — заметил Тейлор. — Но все-таки кое-чем я могу тебя порадовать: в этом году экспорт чая превысит пять миллионов центнеров! Лорд Хокстон улыбнулся:

— Я очень надеялся услышать что-либо подобное!

— Моя плантация процветает, — сказал Джеймс, — и твоя будет приносить не меньший доход, если ты снова возьмешься за дело. Ты нужен здесь, Чилтон. И нам, и всему Цейлону.

— Не соблазняй меня, — ответил лорд Хокстон. — Ты же сам знаешь, что больше всего на свете я хотел бы остаться здесь!

В его голосе прозвучала искренность. Тейлор положил руку ему на плечо.

— Увидимся позже, Чилтон, — сказал он. — И тогда поговорим обо всем.

Лорд Хокстон проводил его до дверей, затем с хмурым видом вернулся в гостиную.

Он знал, что ему необходимо поговорить с Эмили Ладгроув. А потом ему предстоит решить, как объяснить все племяннику.

Задача была не из приятных, но по тому, как он вздернул подбородок, люди, хорошо знавшие Чилтона Хока, поняли бы, что он настроен решительно и рассчитывает выйти победителем из создавшейся ситуации.

Спустя двадцать минут в гостиную, где ждал лорд Хокстон, вошла Эмили Ладгроув. Он должен был признать, что выглядит она прелестно.

Купленное в Лондоне платье было сшито по последней моде и подчеркивало совершенство ее стройной фигурки, в то время как его цвет очень выгодно оттенял синеву ее глаз и ослепительное золото волос.

Лорд Хокстон словно впервые заметил, насколько она хороша собой, и подумал, что мысль заточить ее на чайной плантации, вдали от восхищенных поклонников ее красоты, возможно, была абсурдной.

— Доброе утро, милорд! — кокетливо сказала Эмили, бросив на него тот особый взгляд, каким она одаривала любого мужчину, не важно, старого или молодого, оказавшись наедине с ним.

— Доброе утро, Эмили, — ответил лорд Хокстон. — Сядьте, пожалуйста. Мне нужно поговорить с вами.

— Это звучит очень зловеще! — воскликнула Эмили. — что-нибудь случилось?

— Хочу поставить вас в известность, — сказал лорд Хокстон, — что я намерен отправить вас обратно в Англию на первом же корабле.

Он увидел, как ее глаза расширились от изумления, и продолжал, прежде чем она успела что-либо ответить:

— Я был в саду вчера ночью и видел, как капитан О'Нейл нанес вам несколько странный визит. Эмили замерла на мгновение, а затем медленно произнесла:

— Капитан О'Нейл просил меня выйти за него замуж.

— Надо полагать, это единственное, что ему остается делать в сложившейся ситуации, — сухо заметил лорд Хокстон.

— И я как раз размышляла над тем, — продолжала Эмили Ладгроув, — стоит ли мне принять его предложение.

— Ну что ж, — сказал лорд Хокстон. — По-моему, выбор у вас небольшой. Либо вы принимаете его предложение, либо я отсылаю вас назад в Англию.

— В таком случае, милорд, вы, должно быть, сами прекрасно понимаете, каким будет мое решение, — с улыбкой ответила Эмили Ладгроув. — Я прошу вас передать Джеральду мои извинения, но сомневаюсь, что мы могли бы быть с ним счастливы после такой долгой разлуки.

Она поднялась с дивана, и лорд Хокстон вынужден был признать, что в создавшейся ситуации он не ожидал от нее такого самообладания.

— Если это все, что вы хотели мне сказать, милорд, — продолжала она, — я удаляюсь. Мне нужно написать письмо капитану О'Нейлу с ответом, который, как он уверяет меня, сделает его счастливейшим человеком на земле!

— Мне нечего больше добавить к тому, что я уже сказал, — заключил лорд Хокстон. — Мое мнение о вашем поведении, как я полагаю, вас не слишком интересует.

— А с какой стати оно должно меня интересовать? — спросила Эмили. — Вы либо не понимаете, либо уже забыли, что значит быть молодым! Юность быстро проходит, а старость длится довольно долго, поэтому я намерена наслаждаться жизнью, пока могу, и вокруг немало мужчин, с восторгом готовых помочь мне в этом.

Лорду Хокстону нечего было ответить на это, и он лишь отвесил ей иронический поклон.

Подойдя к двери, она обернулась.

— Пожалуйста, передайте Джеральду, — нежнейшим голоском пропела она, — что я в отчаянии от того, что нанесла ему такой удар, но я надеюсь, мы останемся друзьями.

Она вышла из комнаты прежде, чем лорд Хокстон нашелся, что ответить. Несмотря на то что он был очень зол на нее, он не смог сдержать смеха.

Он совсем не ожидал, что эта девчонка обладает таким характером, и подумал, что если бы кто и был способен держать Джеральда в руках, так только Эмили Ладгроув.

В то же время он не мог не признать, что она права. Она не смогла бы жить в горной глуши на уединенной плантации, и даже если бы они с Джеральдом переехали жить в Коломбо или вернулись в Англию, она все равно недолго бы хранила ему верность. Она всегда находила бы мужчин, готовых пасть к ее ногам, а если это задевало бы чувства законного супруга, что ж, ему пришлось бы с этим мириться.

Лорд Хокстон вздохнул. С одной проблемой было покончено. Теперь оставалось решить вопрос с Джеральдом. Лорд Хокстон был уверен, что Джеймс прав и его племяннику нужна спокойная, здравомыслящая жена.

Но где ее найти? Он стоял, любуясь ярким, красочным великолепием цветов в саду, среди которых были пурпурные орхидеи, малиновые гибискусы и белоснежные магнолии. Сама природа, казалось, располагала к любви.

Однако лорд Хокстон сказал себе, что уж он-то вряд ли способен выбрать подходящую жену для своего племянника.

В конце концов он не смог найти жену даже для себя и, дожив до тридцати семи лет, решил, что останется холостяком.

Когда он вернулся в Англию, он понял, что родственники решительно настроены его женить. Его без конца знакомили с молодыми хорошенькими вдовушками или девушками, которые по той или иной причине не смогли рано выйти замуж.

Его семья с надеждой наблюдала за ним, думая, что он увлечется одной из них, и все были безмерно разочарованы, когда очередная попытка не удавалась.

Одна из его тетушек даже решила поговорить с ним.

— Чилтон, — сказала она, — ты знаешь не хуже меня, что тебе пора обзавестись семьей и подумать о наследнике. Я всегда считала, что лучше всего, когда титул передается по прямой линии.

— Однако в моем случае этого не произошло, — с улыбкой заметил лорд Хокстон.

— Я прекрасно это знаю, — ответила его тетушка, — поэтому я и говорю, что тебе совершенно необходимо как можно скорее обзавестись сыном.

— Для начала мне придется найти себе жену.

— Я навела кое-какие справки, — сказала его тетушка, — и у меня есть на примете несколько подходящих кандидатур.

— Боюсь, тетя Элис, что должен вас разочаровать, — ответил лорд Хокстон. — Я не имею ни малейшего желания жениться на ком бы то ни было ради титула, поместья или нашего генеалогического древа.

— Не упрямься, Чилтон, — резко оборвала его тетушка. — Я вовсе не предлагаю брать в жены женщину, которая будет тебе совершенно безразлична, но, согласись, ты уже несколько староват для того, чтобы потерять голову при виде хорошенького личика.

— Вот в этом вы абсолютно правы, — улыбнулся лорд Хокстон.

— Поэтому, если я смогу подыскать тебе привлекательную женщину между двадцатью пятью и тридцатью годами, а возможно, и чуть постарше, неглупую и достаточно опытную, чтобы заинтересовать тебя, без сомнения, со временем она сможет тронуть твое сердце.

Но, как лорд Хокстон и предполагал, ни одна из женщин, которых ему усиленно сватала тетя Элис, не смогла увлечь его.

Он сказал себе, что, возможно, он хочет слишком многого, однако, несмотря на внешнюю сдержанность и холодность, в глубине души он мечтал о любви, которая значила бы для него столько же, сколько красота Цейлона.

Часто, стоя на веранде своего дома и глядя на покрытые зеленью вершины гор, уходящие высоко & небо, на хрустальные потоки воды, стекающие в долину, он чувствовал, что окружающая его красота вызывает в нем чувство сродни зарождающемуся желанию при виде прелестной женщины.

«Нелепо быть таким влюбленным в эту страну!»— говорил он себе.

Но в то же время он знал, что любит Цейлон так, как мужчина может любить свою жену.

Красота и мягкость этой земли, ее нежность и тепло дышали женственностью и вызывали в нем самые глубокие и возвышенные чувства.

«Именно такой и должна быть любовь!»— подумал он и тут же рассмеялся собственной сентиментальности.

Глава 2

Лорд Хокстон решил обсудить с губернатором возникшую проблему, рассчитывая, что тот поможет ему найти жену для Джеральда.

Он не знал лишь, как ему объяснить, что помолвка его племянника с Эмили Ладгроув расстроилась, но, едва приступив к разговору, обнаружил, что Эмили уже опередила его.

Внук графа Абердина сэр Артур Гордон, с которым лорд Хокстон был немного знаком еще до своего отъезда в Англию, всегда держался с суровым достоинством, внушавшим его подчиненным не только уважение, но и благоговейный страх.

Когда в 1883 году он занял пост губернатора Цейлона, остров все еще не мог оправиться от экономического кризиса, вызванного гибелью кофейных плантаций, однако многие уже начали исследовать возможности выращивания не только чая, но и хинного дерева.

Сэр Артур принял личное участие в этих проектах, особенно его заинтересовало разведение чая. Он послал людей с инспекцией в Лоолекондеру, к Джеймсу Тейлору, и на плантацию лорда Хокстона, и их отчет произвел на него крайне благоприятное впечатление. Позже он сам посетил некоторые чайные плантации.

Тейлор и лорд Хокстон, которые сразу прониклись к нему симпатией, с легкостью убедили его, что разведение чая способно вернуть Цейлону былое процветание.

Но больше всего лорду Хокстону нравилась в сэре Артуре та решительность, с которой он демонстрировал одинаковое отношение ко всем расам.

Как раз перед самым отъездом лорда Хокстона в Англию губернатор пригрозил лишить своего покровительства Европейско-Коломбийский клуб, который собирался исключить из числа своих членов представителей коренного населения.

Еще большую популярность принесло ему то, что он защищал интересы деревенских старост и отстаивал имущественные права буддийских храмов.

По сравнению со своими предшественниками он был самым просвещенным и прогрессивным губернатором.

При нем была восстановлена ирригационная система, завершено сооружение мола в порту Коломбо, первый камень в основание которого был заложен принцем Уэльским еще в 1875 году, расширена железнодорожная сеть и начато строительство новых дорог, протяженность которых должна была составить около 260 миль.

Глядя на него, лорд Хокстон думал, что живущим в Англии трудно представить, какой безграничной властью обладает губернатор Цейлона. Он не просто управлял, он царствовал, окружив себя всеми атрибутами королевской власти.

У него были резиденции в Коломбо, Нуваре, Чилаве, Канди и Джафне; его телохранители из коренных жителей были более внушительны, чем бифитеры4, а во время поездок по стране его сопровождал сикхский кавалерийский взвод.

Кроме того, находившийся на Цейдже британский полк обеспечивал его личную охрану, а путешествовал он лишь в собственном поезде.

Все дипломатические ноты, направленные в адрес королевы, проходили через его руки. Последнее слово всегда оставалось за ним, а каким оно будет, не знал никто, кроме него самого.

Помня о том, что сэр Артур был истинным аристократом, к тому же облеченным огромной властью, лорд Хокстон не мог решить, стоит ли рассказывать ему о поведении Эмили Ладгроув.

В конце концов он решил не упоминать о ее отношениях с капитаном О'Нейлом, но вовсе не потому, что боялся повредить ее репутации. Просто он испытывал симпатию к Патрику О'Нейлу и считал, что с такой женой он и так хлебнет горя.

Однако когда лорд Хокстон вошел в кабинет губернатора, тот отпустил секретаря и сказал с улыбкой:

— Я догадываюсь, о чем вы хотите поговорить со мной, Хокстон. Мисс Ладгроув уже сообщила мне, что она намерена выйти замуж за капитана О'Нейла.

Лорд Хокстон ничего не ответил, и сэр Артур продолжал:

— Я понимаю, что это поставило вас в затруднительное положение, вы же привезли ее на Цейлон с целью выдать замуж за своего племянника. Если верить доходившим до меня слухам, этому молодому человеку необходима жена, которая смогла бы оказать на него благотворное влияние.

Лорда Хокстона не удивило, что губернатор так хорошо осведомлен о поведении Джеральда.

Он был гораздо проницательнее, чем это могло показаться, и хотя многие думали, что посреди пышного великолепия Квинз-Хауса он полностью оторван от повседневных забот, на самом деле он был в курсе всего, что происходило не только в Коломбо, но и в других уголках страны.

— Боюсь, ваше превосходительство, что мой племянник выставил себя последним дураком, — признал лорд Хокстон.

— Это случается со многими молодыми людьми, когда они впервые попадают сюда, — ответил сэр Артур, — и вы знаете не хуже меня, Хокстон, что всегда найдутся желающие помочь молодому человеку спустить денежки.

— Это правда, — нехотя согласился лорд Хокстон. Он припомнил некоторые веселые, ночи, проведенные им самим в Коломбо в первые дни пребывания на Цейлоне. Однако он слишком дорожил деньгами, чтобы тратить их на сомнительные удовольствия и дешевых женщин, которых подсовывали всем новичкам, прибывающим из Англии.

Однако позже он завел себе любовницу, очень хорошенькую португалку, жившую в Канди. Он навещал ее, когда дела позволяли ему ненадолго покинуть свою плантацию, и эта связь длилась много лет, хотя мало кто знал об этом, потому что лорд Хокстон не любил распространяться о своей интимной жизни.

Поэтому известие о том, что слухи о скандальном поведении Джеральда дошли даже до губернатора, задело его гордость.

— Нам следовало бы уделить больше внимания вашему племяннику, когда он только приехал, — задумчиво произнес сэр Артур. — Он несколько раз обедал у нас, но, как вы сами знаете, приемы в губернаторском дворце отличаются официальностью и, несомненно, должны были показаться молодому человеку утомительно скучными. Как сообщил мне мой секретарь, мы посылали вашему племяннику приглашение на рождественский бал, но он не ответил.

Лорд Хокстон лишь стиснул зубы. Дурные манеры всегда выводили его из себя. Когда он познакомился с Джеральдом в Англии, он решил, что тот, по крайней мере, умеет вести себя, как полагается джентльмену.

— Вопрос в том, — продолжал губернатор, — что вы теперь собираетесь предпринять в отношении этого молодого человека?

— Я намерен подыскать ему жену, ваше превосходительство, — решительно заявил лорд Хокстон. — Я приехал сюда в сопровождении девушки, которую Джеральд выбрал сам, но поскольку ситуация изменилась, я должен постараться по мере возможности поправить положение и найти ему другую.

Сэр Артур рассмеялся:

— В этом весь вы, Хокстон! У вас репутация человека, который никогда не отступает перед трудностями. Что ж, могу сказать лишь одно — Джеральду Уоррену повезло, что у него такой дядя!

— Естественно, мне понадобится ваша помощь. Губернатор снова рассмеялся.

— Боюсь, что в этом вопросе я мало чем смогу быть вам полезен. Уверяю вас, что в моем доме нет ни одной прелестной незамужней молодой дамы. Тем не менее я надеюсь, что вам легко удастся найти подходящую кандидатуру в одной из многочисленных английских семей, проживающих в Коломбо.

Он сел за стол и приложил руку ко лбу.

— Дайте-ка подумать. Я не очень знаком с семьями военных, но мне кажется, что кое у кого из офицеров имеются дочери, которых еще не успели окрутить юные пылкие лейтенанты.

— Я предпочел бы девушку, которая уже давно живет в Коломбо, — сказал лорд Хокстон. — Я привык видеть лишь положительные стороны жизни на Цейлоне и зачастую забываю, что люди, поселившиеся здесь недавно, не всегда легко привыкают к здешним довольно своеобразным условиям.

— Вы имеете в виду вынужденное одиночество жизни на плантации, — серьезно произнес сэр Артур. — Боюсь, Хокстон, что редкая девушка сможет смириться с таким унылым существованием. Простите мне эти слова, но едва я увидел мисс Ладгроув, я сразу понял, что она не годится для такой жизни.

— Я и сам теперь это вижу, — согласился лорд Хокстон, — но ее выбирал не я, а Джеральд.

— А вы уверены, что он безропотно согласится с вашим выбором?

— Он сделает так, как ему скажут, если, конечно, он не хочет, чтобы я отправил его назад в Англию, — заявил лорд Хокстон. — И в этом случае ему придется самому заработать себе на проезд, потому что я не намерен оплачивать его возвращение!

Он произнес это решительным, жестким тоном, так хорошо знакомым всем, кто работал с ним.

Губернатор бросил на него испытующий взгляд и тихо сказал:

— Играть роль всесильного Бога там, где дело касается любви и брака, очень опасно. Вы можете обжечься, Хокстон.

— Я приму к сведению ваше предупреждение, — ответил лорд Хокстон, — но тем не менее, ваше превосходительство, я по-прежнему рассчитываю на вашу помощь.

— Я видел список гостей, приглашенных сегодня к обеду, сказал губернатор, — и боюсь, что никто из них не заинтересует вас. Лучше всего повнимательнее присмотреться к прихожанам, которые соберутся завтра утром в церкви.

Он увидел выражение лица лорда Хокстона и с улыбкой добавил:

— Поскольку вы остановились в Квинз-Хаусе, вам не хуже моего известно, что вы должны сопровождать губернатора на утреннюю службу.

— Я готов исполнить свою обязанность.

— Это вовсе не такое тяжелое испытание, как вы думаете, — продолжал сэр Артур. — Я дал указания викарию, чтобы проповеди длились не более пятнадцати минут.

На следующее утро лорд Хокстон, сидя в серой каменной церкви Святого Петра, находившейся неподалеку от Квинз-Хауса, и разглядывая собравшихся, подумал, как были бы удивлены те, кто считает Цейлон оторванным от мира уголком, если бы увидели присутствоваших здесь обольстительных дам, одетых по самой последней моде.

Платья из тафты, шелка, атласа и бумазеи, отделанные кружевами, тесьмой, пуговками и бантиками, поражали изысканной роскошью.

То же самое можно было сказать об очаровательных шляпках, украшенных цветами и перьями, которые покоились на элегантно причесанных головках.

Лорд Хокстон и раньше слышал, что воскресный день в Коломбо превращается в настоящий парад мод, но поскольку до сих пор он ни разу не присутствовал на службе в столичной церкви, он был удивлен, увидев столько европейцев в числе собравшихся. Он обратил внимание, что многие женщины были очень хороши собой.

Тем не менее он подозревал, что даже самые изысканно одетые дамы были лишь женами армейских офицеров или государственных служащих.

Позади европейцев расположились коренные жители, еще более живописно одетые в цветастые хлопчатобумажные и шелковые сари, окрашенные, как было известно лорду Хокстону, с помощью специальных составов, секретом которых в совершенстве владели местные ткачи.

Яркие, сочные краски и разнообразие тканей, от тончайшего газа до расшитого золотом шелка, делали их похожими на цветочную россыпь на фоне серых каменных стен церкви.

В дверях церкви губернатора встретил облаченный в стихарь викарий, который, согласно традиции, проводил его к скамье, располагавшейся возле самого алтаря, на которой лежали удобные бархатные подушечки и молитвенник, украшенный британским гербом.

Напротив губернаторского места стояли скамьи для хора, за которыми располагался орган. Когда началась служба, лорд Хокстон обратил внимание, что за органом сидит молодая женщина, одетая в белое хлопковое платье и уродливую черную шляпку, завязанную под подбородком черными лентами.

Он подумал, что рядом с роскошными туалетами собравшихся здесь дам ее одежда поражала суровостью и аскетизмом. Затем он с удивлением заметил на задних скамьях хора пять фигурок, одетых так же, как и она.

На всех пятерых девушках были одинаковые белые хлопковые платья, черные шляпки и черные перчатки; на талии у них были завязаны узкие черные пояски.

Лорд Хокстон поначалу решил, что это специальная форма для женщин, поющих в хоре, но губернатор, заметив его недоуменный взгляд, прошептал ему на ухо:

— Это шесть дочерей викария!

— Шесть? — не смог сдержать изумленного восклицания лорд Хокстон.

— Его жена умерла два года назад, — сказал губернатор, прикрывшись молитвенником, — и с тех пор он с удвоенным пылом клеймит нас за наши грехи и грозит нам геенной огненной.

Лорд Хокстон с интересом посмотрел на викария. Это был высокий, изможденного вида мужчина, который в молодости, очевидно, был довольно красив. Однако сейчас его облик поражал болезненной худобой и смертельной бледностью; он производил впечатление человека, сознательно лишающего себя всех радостей жизни. Глядя на его горящие фанатизмом глаза, лорд Хокстон решил, что, должно быть, жизнь его дочерей состоит из одних суровых ограничений и лишений.

Он принялся с новым интересом разглядывать их. Самая старшая из сидевших к нему лицом была довольно хорошенькой, насколько он мог разглядеть под широкими полями ее шляпки. Остальные, по всей видимости, были еще совсем детьми. У них был нежный овал лица, крохотные вздернутые носики и огромные любопытные глаза, которые, не мигая, оглядывали собравшихся.

Казалось, ничто не ускользало от внимания старшей из девушек, той, что играла на органе. Когда одна из ее младших сестер заерзала на своем месте, она быстро обернулась и одернула ее. Потом она протянула маленькому темнокожему мальчугану раскрытый молитвенник, потому что тот, по всей видимости, совсем растерялся и не мог найти нужное место в своем собственном.

В перерывах между игрой на органе она поворачивалась к хористам, чтобы следить за их поведением.

«Очень компетентная молодая особа», — подумал лорд Хокстон, заметив, что она снова раскрыла молитвенник и протянула его другому малышу, который, очевидно, не имел ни малейшего понятия, что ему нужно делать.

Когда она встала с места, лорд Хокстон обратил внимание на ее изящную, стройную фигурку, которую, как это ни удивительно, не могло скрыть уродливое платье из грубого хлопка.

Лорд Хокстон достаточно долго жил на Цейлоне и сразу понял, что платья у дочерей викария были сшиты из самого дешевого материала, который носили лишь совсем нищие местные жители.

Губернатор сказал, что их мать умерла два года назад. Это означало, что либо викарий настоял на долгом, утомительном трауре, который вошел в моду в Англии, либо из-за того, что их шляпки были все еще достаточно новыми, бедные девушки будут продолжать ходить в них до тех пор, пока те окончательно не износятся.

Хор поднялся и принялся петь псалмы, и лорд Хокстон вынужден был отдать должное мастерству, с которым старшая из дочерей викария играла на этом стареньком органе. Несомненно, она была искусной музыкантшей.