К тому же совсем неплохо, когда кузены с кузинами поддерживают дружеские отношения.
— О дружбе тут речь не идет. Ты просто надеешься женить одного из них на Фелисити. Правда, тогда все ее деньги уйдут на оплату карточных счетов, — раздраженно вмешалась герцогиня.
— Ну Зачем же вы так зло говорите, Луиза? — жалобным тоном спросила оскорбленная мать.
— Я всегда прямолинейна, вы это знаете, — ответила герцогиня, — и именно поэтому Фелисити следует слушать меня, а не желающих всучить ей неходовой товар. А теперь мне пора ехать.
Герцогиня ушла прощаться с графом, и мать двоих сыновей снова повернулась к Кармеле:
— Не слушайте кузину Луизу. Мы все ее уважаем, но временами она просто невыносима. Обещайте принять мое приглашение.
— Я переговорю с его светлостью, — ответила Кармела. — Как вы понимаете, мне придется получить его разрешение.
— Ну, конечно. Но хотя Селвин самым серьезным образом принимает на себя обязанности главы нашей семьи, все-таки он еще слишком, слишком молод для опекуна молоденькой девочки.
— Полагаю, я вправе сам решать подобные вопросы, — вмешался в разговор граф.
Обе собеседницы вздрогнули от неожиданности, ни одна из них не слышала, как он подошел.
— Я не имела никакого желания оскорбить вас! — поспешила оправдаться дама. — Я лишь размышляла над тем, насколько веселее было бы Фелисити, живи она в моей семье.
Граф не ответил, но Кармела по вспыхнувшим гневом его глазам поняла, что он не менее ее самой поражен шквалом гостеприимных предложений, вызванных скорее наследством Фелисити, чем ее приездом.
Когда наконец последний из собравшихся Гэйлов отвесил прощальный поклон, граф воскликнул:
— Надеюсь, вы в полной мере получили наслаждение от этого проявления вопиющего лицемерия!
Кармела рассмеялась.
— Интересно, — продолжил он, — были бы они столь же любезны, не окажись у вас ни гроша в кармане.
Кармела и сама размышляла над тем же, но ей захотелось поспорить с ним:
— Возможно, они действительно искренне желали добра.
— Люди всегда добры к богатым.
— Весьма желчное высказывание с вашей стороны! — дерзко заметила Кармела. — Это может быть справедливо применительно к некоторым людям, но не ко всем же.
— Ко всем, когда речь идет о ваших родственниках. Я вынужден просить вас все сказанное ими в ваш адрес воспринимать с хорошей «ложкой дегтя»!
— Но это также относится и к вам лично, — не преминула отметить Кармела.
— Мне следовало ждать от вас подобной реакции, — ответил он, — но, предлагая вам выйти замуж за принца Фредерика, я искренне убежден, что для женщины нет более выгодной или более привлекательной партии.
Он говорил с подкупающей искренностью, и Кармела чувствовала — он не обманывает.
Однако, желая немного подразнить графа, она сказала;
— Что ж, по крайней мере, у меня окажется весьма богатый и разнообразный выбор! Догадываюсь, что у всех моих родственниц есть на примете достойный претендент на мою руку — и, не без этого, на мой карман!
— Ну а теперь, кто из нас циничен? — съязвил граф. — Так или иначе, хотел бы напомнить, вам необходимо получить мое одобрение до того, как вы соберетесь выйти замуж за любого из них.
— Не хотите ли вы сказать, будто намерены отстранить от участия в конкурентной борьбе всю свою родню? — поинтересовалась Кармела. — Мне кажется, они не одобрят вашего поведения, поскольку сами-то вы поставили на другую лошадь.
Граф искренне и от души расхохотался.
— Вы продолжаете удивлять меня, Фелисити! — признался он. — Я уверен, большинство женщин не могли бы относиться к своему замужеству столь легкомысленно.
— Вы предпочли бы видеть меня потупившей глазки, в полнейшем замешательстве, не в силах оторвать взгляд от пола? — спросила Кармела. — Не стану спорить, нечто подобное я испытала, когда вы впервые упомянули о моем замужестве, но теперь, когда это, похоже, становится основной темой в беседах с кем бы то ни было, мне все труднее вспыхивать от смущения.
Граф задумался. Потом сказал:
— У меня создается впечатление, Фелисити, словно вы не отдаете себе отчета в важности ситуации, и мне хотелось бы, чтобы вы со всей серьезностью отнеслись к моим словам.
Немного помолчав, он продолжил:
— Мне трудно сформулировать свои мысли. Как я уже сказал, я крайне несведущ в том, что касается юных девушек, но… но есть нечто такое, совершенно определенно, — даю руку на отсечение! — вы меня дурачите.
Несомненно, он оказался более проницателен, чем ожидала Кармела.
Он не мог выразить свои ощущения словами, но внутренний голос подсказывал: она не была напугана тем, что ее поведут под венец невестой принца, и что, пусть пока неизвестно каким образом, она, в конечном счете, сумеет избежать этой свадьбы.
Вероятно, граф впервые оказался озадачен поведением того, кто пребывал под его руководством.
Именно богатый опыт управления совершенно разными людьми, представителями всех слоев и сословий, подсказывал ему: она не такая, какой должна быть. Но он не мог найти никакого логического объяснения этому.
Кармела сочла дальнейшие рассуждения о ее поведении слишком опасными, поэтому сказала:
— Я отказываюсь думать об этом сейчас, и, если вы помните, мы собирались во второй половине дня проверить, сможем ли поймать хоть какую-нибудь рыбу в озере, как когда-то у вас получалось в юности.
— Я не забыл, но решил, что вы забыли, — ответил граф.
— Теперь-то вы ловите на живца немного иным способом, — хитро улыбнулась ему Кармела. — А что мы, собственно, ждем?
Граф засмеялся, они вышли через парадную дверь на лужайку и пошли к озеру.
Позже, когда Кармела укладывалась спать, она вспомнила, что, наверное, никогда раньше у нее не бывало таких великолепных вечеров.
Они спокойно беседовали с графом, без его неизменной чересчур вежливой и учтивой манеры общения в обществе, обсудили множество различных тем — во всем было столько очарования, что едва ли можно передать эти ощущения словами.
Прекрасный вечер подарил ей такую радость, какой она не ведала с тех пор, как умер ее отец. Частенько они с отцом часами засиживались в столовой, покончив со своим скудным ужином, просто потому, что им легче было говорить, по выражению отца, «упершись локтями в стол и подперев руками подбородок», чем сидя в гостиной.
Оставаясь дома, в воображении они путешествовали по всему миру, по странам и континентам. Они обсуждали жизнь разных народов, вопросы религии и философии. Для Кармелы открывались новые горизонты или, как иногда говорил ее отец, она «штурмовала высоты познания», которых до этого не знала.
Разговор с графом напомнил ей вечерние беседы с отцом. Вернувшись с прогулки, граф заметил:
— Вы прекрасно образованы. Я представлял вас совершенно другой.
— Неловкой и глуповатой, думаю, вы это хотели сказать, — улыбнулась Кармела.
— Теперь я должен не только изменить свое мнение о вас, но и заняться самообучением, развивать собственный интеллект, — заключил граф.
— Ваше признание достойно исповеди, и мне искренне жаль, что я не могу пришпилить его подобно цветку в свой гербарий, — поддразнила его Кармела.
Они рассмеялись, затем разговорились снова, и беседовали до тех пор, пока Кармела не заметила, что пора ложиться спать.
— Вы говорили, мы завтра рано утром отправляемся на конную прогулку? — уточнила она.
— Мне кажется, хорошо бы добраться до дальней границы поместья, — предложил он, — но на это уйдет несколько часов, и если вы сможете ограничиться хлебом и сыром в придорожной гостинице, мы бы предприняли подобную экспедицию.
— С удовольствием, я обожаю хлеб с сыром.
— Отлично, — обрадовался граф. — Значит, решено, я прикажу подать завтрак к восьми часам, если вы спуститесь вниз к этому времени.
— Я не опоздаю, — пообещала Кармела. — Доброй ночи, кузен Селвин, мне понравился наш сегодняшний вечер.
— Мне тоже.
Она присела в реверансе, и граф нежно взял ее руку.
— Доброй ночи; Фелисити. И, пожалуйста, продолжайте удивлять меня. Возможно, признаюсь, даже ослеплять, доставляя мне этим огромное удовольствие.
Его слова прозвучали очень серьезно. Затем он поднес ее руку к губам и поцеловал.
Кармела не ожидала ничего подобного. Прикосновение его губ вызвало у нее странное ощущение, которого она никогда не знала прежде.
На мгновение она затихла, вопросительно глядя на графа.
Затем от застенчивости отдернула руку и поспешно выбежала из комнаты. Не оглядываясь, девушка миновала холл и буквально взлетела по лестнице.
Казалось, он смотрит вслед, но она решила, что, вероятно, вес это выдумки.
В спальне горничная помогла ей раздеться, но стоило только улечься в кровать, Кармела невольно начала размышлять о графе, гадая, почему он вдруг поцеловал ее руку.
Такой галантности она могла бы ждать от принца, но никак не от графа. Хотя, казалось, все произошло как-то само собой, естественно. Конечно, изысканные манеры графа, высокого, атлетически сложенного мужчины, не могли показаться неуклюжими или неловкими ни при каких обстоятельствах.
Она мысленно перебирала в памяти то, о чем они разговаривали с графом, и невольно вспомнила типичных персонажей пьес эпохи Возрождения, которые она иногда вечерами читала отцу вслух.
«Его остроумие и богатые познания заставляют меня всегда быть начеку, чтобы не попасть впросак», — подумала Кармела.
Она стала придумывать, о чем бы таком поговорить с ним завтра, чтобы проявить небывалую изобретательность и тонкость ума.
Она уже почти засыпала, когда услышала, как открывается дверь ее спальни.
В комнате появился свет, исходящий от свечи, которую держала чья-то рука.
— Что, что случилось? — спросила она.
Когда фигура приблизилось к кровати, она узнала молоденькую служанку, иногда помогавшую горничной, которая прислуживала ей.
— Что случилось, Сьюзи? — спросила она снова.
— Мне жаль будить вас, ваша светлостью — ответила Сьюзи, — но его светлость спрашивает, не могли бы вы спуститься вниз. Произошел несчастный случай, и он просит вас помочь.
— Несчастный случай, — взволнованно повторила за ней Кармела, уже сидя на кровати. — Что, произошло?
— Я думаю, одна из собак, сударыня. Его светлость приказал мне привести вас.
Кармела поднялась с постели.
Она вспомнила, что какие-то собаки жили в конюшне, правда, им не позволяли входить в дом.
— Мне нужны мои собственные собаки, которые будут всегда со мной, — как-то сказал ей граф, — но сейчас полно важных дел, которыми необходимо заняться, потом я смогу подумать и о собаках.
Однако она видела, как всякий раз, направляясь к конюшням, он ласкал собак, живущих в конурах неподалеку, они же радовались его приходу и всегда играли с ним. Возможно, какая-нибудь из них пострадала.
Надев мягкие шлепанцы, она оглянулась в поисках халата. Обычно она носила очень тонкий пеньюар, подвязывавшийся пояском, но Сьюзи подошла к платяному шкафу и достала оттуда тяжелый халат из плотного атласа с подкладкой, который более подходил для зимы и был слишком теплым. Но пока Сьюзи помогала ей одеваться, Кармела подумала, что на улице так будет и лучше, и скромнее.
Застегиваясь спереди на крохотные жемчужные пуговицы, которые шли до самого подола, она знала, сколько ни запахивай и ни застегивай это ночное одеяние, кое-кто из «родственников Гэйлов», сегодня утром знакомившихся с ней, узнав, в каком виде она спускалась ночью вниз, пришел бы в ужас.
Но ее мало волновали их чувства. Главное, граф Селвин нуждался в ее помощи, и следовало спешить.
— У его светлости есть бинты? — спросила она.
— Да, госпожа, — ответила служанка. — У него все есть, но он просит вас о помощи.
Кармела поспешно откинула со лба волосы:
— Я готова!
— Я покажу вам дорогу, ваша светлость.
Приподняв повыше свечу, Сьюзи вышла в коридор.
Кармела закрыла дверь и быстро двинулась по коридору, который вел к парадной лестнице, но девушки не спустились по ней, а направились в западное крыло дома.
Там они подошли к узкой лестнице, по которой и стали спускаться.
По правде говоря, Сьюзи бежала настолько быстро, что теперь, оказавшись вдали от света свечей главной части здания, Кармела испугалась остаться одна в темноте.
Они вышли в плохо освещенный коридор, который, скорее всего, находился уже в той части дома, где жили слуги, но Сьюзи продолжала идти, не оглядываясь.
Кармела решила, что они идут к конюшням, где граф ждет их с раненой собакой. Внезапно Сьюзи остановилась и повернула в боковой проход, который выходил, как могла разглядеть Кармела, к наружной двери.
Теперь ей хотелось скорее добраться до графа и выяснить точно, что же случилось.
Сьюзи открыла незапертую дверь и шагнула в темноту.
Кармела последовала за нею. Но в тот самый миг, когда она вышла в ночь, внезапно ей на голову что-то набросили.
Она вскрикнула от ужаса, но ее голос заглушила толстая ткань.
Одновременно чьи-то грубые руки подхватили ее.
— Что… происходит? Опустите меня… поставьте меня на землю! — тщетно взывала она.
Ее голос был совершенно не слышен. Чужие руки сжимали настолько сильно, что Кармеле невозможно было даже пошевелиться.
Затем ее грубо швырнули, как она поняла, в карету, и едва она оказалась внутри, лошади тронулись с места, слышен был лишь звук вращающихся колес.
Наконец весь ужас происходящего дошел до ее сознания. Кармела поняла: ее похитили.
Глава 6
Карета то подпрыгивала на кочках, то мягко двигалась по траве, не разбирая дороги. Кармела невольно задавалась вопросами, где находится и кто ее похитил.
Даже через ткань, которая укрывала ее до колен, она ощущала присутствие в карете незнакомца.
Он отпустил ее, как только затолкнул внутрь кареты, но от того, что он был так близко, ей хотелось кричать от страха и звать на помощь.
Однако девушка понимала тщетность подобных усилий.
Во-первых, ее никто не услышит, а во-вторых, ей с трудом приходилось даже дышать. Воздух почти не проникал сквозь толстую материю, в которую ее замотали.
Ей казалось, похитители накинули на нее войлок, материал легко скручивался и обволакивал тело, но на ощупь был неприятно грубым.
Ее не сильно беспокоили неудобства, но очень волновало дальнейшее. Вопрос, зачем ее похитили, не давал ей покоя.
Впрочем, повод для похищения определить было не трудно.
Теперь, когда размеры состояния Фелисити стали известны всем Гэйлам, сплетни разнеслись по всей округе, и не только представители благородного сословия, но и их слуги Знали все. Было вполне очевидно, кто-то решил получить за нее выкуп, и ей оставалось только надеяться на расторопность графа и его согласие заплатить.
Тут она сообразила, что в этом случае ей будет не по силам возместить сумму выкупа, разве только Фелисити сможет дать деньги.
Тот факт, что сама она не имела ни гроша, лишь усложнял дело. Она не знала, как поступила бы Фелисити в сложившейся ситуации, если бы была похищена именно она, как и надеялись злоумышленники.
«Единственное, что мне не следует делать, — рассуждала про себя Кармела, — так это оказывать им сопротивление», Девушка читала рассказы об истязаниях похищенных, когда те отказывались признаться, где спрятаны сокровища. Насчет себя Кармела не сомневалась, что по натуре она вовсе не герой!
Она струсит и не посмеет пойти против воли похитителей под угрозой расправы.
Тут ей пришло в голову: а вдруг граф поступит иначе, совсем не так, как она предполагает.
Ее похищение приведет его в бешенство, несомненно, но он не сможет вынести позора и унижения, выплачивая выкуп за нее, вместо того чтобы арестовать преступников.
Предположим, он откажется платить?!
Она почувствовала, как от страха дрожь пробежала по всему телу. Из-за его нежелания платить, скорее всего, поплатится именно она.
Кармела вспоминала ужасные истории о том, как в подобных ситуациях жертву калечили, лишь бы принудить родственников выплатить требуемую сумму.
Сначала графу послали бы палец Кармелы, затем ухо, и наконец нос, а он так и продолжал бы отказываться выплатить выкуп.
Эта мысль безумно испугала Кармелу, она решила — лучше ей не думать о подобных вещах. Лишь где-то в глубине души она верила, что будет стремиться выжить любыми способами и постарается сохранить способность думать.
Карета продолжала свой путь. Девушка легко могла шевелить руками под тем саваном, который на нее набросили похитители, но она боялась даже попытаться скинуть его. Вдруг человек, сидевший рядом с ней, снова применит силу.
Она почувствовала, как одна нога замерзает, видимо, она потеряла шлепанец, когда ее тащили от порога дома в карету.
Она стала осторожно и очень медленно, чтобы не привлечь внимание, тереть ступню о другую ногу, затем, внимательно прислушавшись, различила тяжелое дыхание мужчины.
Один раз он закашлялся и беспокойно зашевелился. Когда карету качнуло на ухабах, он ткнулся в нее плечом, от этого прикосновения девушка вся вжалась в угол, насколько только смогла.
Теперь лошади двигались очень медленно, вероятно, дорога под колесами кареты стала совсем неровной.
Кармела в ужасе представила, какой длинный путь они уже проделали, и в отчаянии подумала, что, даже если бы граф и стал искать, он никогда не сумел бы найти ее.
Лошади остановились. Незнакомец открыл дверь кареты, и впервые она услышала его голос.
— Ты разве не можешь подобраться ближе, Артур?
Голос явно не принадлежал человеку воспитанному и хорошо образованному, но он оказался не так груб, как можно было ожидать.
Затем она услышала ответ:
— Нет, мы тогда застрянем среди деревьев.
— Ладно, — сказал первый. — Привяжи лошадей и принеси фонарь.
«Похоже, мы находимся в лесу», — подумала Кармела, Человек вышел из кареты со своей стороны, и наступила тишина.
Затем он открыл дверцу с другой стороны и подхватил девушку на руки.
Ей снова захотелось крикнуть, но она сумела заставить себя молчать.
Мужчина оказался крупным и сильным. Ему, видимо, не стоило никаких усилий нести ее, одной рукой держа чуть выше талии, а другой подхватив под коленями. Теперь она могла слышать сухой хруст сучьев у него под ногами и чувствовала, как он бесконечно петляет между деревьев. Они прошли какое-то расстояние и остановились.
— Открой дверь, — приказал тот, кто ее нес.
— Осторожнее, побереги голову, — предупредил другой.
Он прошел еще несколько шагов, затем Кармелу усадили на что-то жесткое.
Чтобы не упасть, она уперлась руками и коснулась не досок, а обычной земли, сухой и твердой, словно ее долго трамбовали.
Она слышала, как те двое, притащившие ее сюда, двигались где-то поблизости. Кармела, опасаясь, чтобы они случайно не наступили на нее, подтянула ноги под себя. Особенно она берегла ногу, с которой слетел шлепанец.
Внезапно кто-то содрал с нее тряпку, в которую она была закутана, и отбросил ее куда-то в угол. От неожиданности она вздрогнула, но теперь она хотя бы могла видеть.
Она разглядела лица мужчин, внимательно осматривавших ее в свете фонаря.
Тот, что постарше — мужчина средних лет — совсем не походил на облик, нарисованный воображением Кармелы.
Перед девушкой стоял вовсе не грубый бродяга, и даже не неотесанный поденщик.
Второй мужчина казался моложе первого, с узким бледным лицом, на его длинном носу повисли очки.
Ни один из них не проронил ни слова, и, глубоко вздохнув, Кармела спросила:
— Кто вы… и почему вы… принесли меня… сюда?
«Дурацкий вопрос», — подумала она, но осталась довольна тем, что ее голос не дрожал, хотя прозвучал не слишком громко, ей еще было трудно ровно дышать.
Старший из мужчин неприятно усмехнулся.
— Могу сказать, почему мы притащили вас сюда, леди Фелисити, — ответил он. — Мы хотим денег, и мы хотим их быстро!
— Его светлость… мой опекун… не знаю… дает ли он их… вам.
Мужчина засмеялся..
— Неужели вы полагаете, мы собираемся спрашивать его об этом?
Он посмотрел на человека в очках:
— Давай, Артур, объясни, что от нее требуется.
Кармела увидела, как второй мужчина, стоявший у большого грубо сколоченного деревянного ящика, достал из карманов какие-то бумаги и разложил их около фонаря.
— Вам, ваша светлость, предстоит немного потрудиться, — сказал он каким-то визгливым, срывающимся голосом. — Извольте подписать вот этот чек, который я выписал от вашего имени, а также письмо, его я тоже написал от вашего имени.
Кармела молчала, и после паузы другой мужчина произнес:
— Мы ничего не требуем лишнего, нам нужно то, что принадлежит нам по праву.
— Что вы хотите этим сказать? — недоумевала Кармела, ей показалось, будто эти двое ожидают от нее какой-либо реакции.
— Ваш опекун, как вы его называете, выкинул меня на улицу без единого пенни после стольких лет усердной работы, да и Лэйн вот оказался в таком же положении.
Теперь Кармеле стало ясно, кто эти люди. Один из них был управляющим поместья, другой счетоводом. Это на них гневался граф, когда узнал, что они разворовывали имение, и один из них, Мэтью, сжег дотла свой дом перед отъездом.
Кармела решила было пытаться противостоять им, сказать, что им крупно повезло, раз их не посадили в тюрьму или не повесили.
Но затем она поняла, насколько глупо разговаривать с ними. Что бы она ни заявила, это не изменит их намерений получить деньги.
Она также понимала, что не имеет смысла признаваться в своей нищете, они только рассмеются в ответ и ничему не поверят.
Они, казалось, ожидали услышать от Кармелы хоть какие-то слова, и, выждав паузу, она произнесла:
— Когда я подпишу чек, о котором вы говорите… как вы намерены… поступить… со мной?
На последних словах ее голос дрогнул, и она высоко вскинула подбородок, словно доказывая, что не боится вовсе.
Мэтью противно усмехнулся.
— Полагаю, вас рано или поздно разыщут, — сказал он, — а коли вы проголодаетесь немного в ожидании своего спасителя, вы сразу вспомните о том, как ваш хорошенький, добренький опекун заставил голодать нас.
— Но вы же понимаете, если вас поймают за получение денег… путем вымогательства… — заговорила Кармела, — это только усугубит вашу вину, и… наказание будет очень… серьезным?
— Нас не поймают, — заверил Мэтью. — Мы уезжаем из Англии, не так ли, Артур? Но вы могли бы попросить его светлость, если он считает себя великодушным, позаботиться о наших семьях от нашего имени.
На лице его возникла самодовольная ухмылка:
— Там, куда мы едем, полно женщин!
— Ты слишком много болтаешь, — оборвал его Лэйн. — Займись делом, давай заканчивать со всем этим.
Кармеле даже показалось, что Мэтью выпил «для храбрости».
Когда он приблизился к ней, чтобы помочь подняться на ноги, она почувствовала неприятный запах спиртного и поняла, что была права.
Ощутив его прикосновение к своей руке, она с отвращением встряхнула ею и с достоинством направилась к деревянному ящику, но это было трудно сделать в одном шлепанце, когда земляной пол обдавал холодом ее необутую ногу.
Подойдя к ящику, она увидела позади него пень, который можно было использовать вместо стула.
Как только Кармела присела, Лэйн достал из маленького кожаного мешочка чернильницу, которую сразу же открыл, и два остро оточенных пера.
Он выложил все перед нею, и девушка увидела письмо, написанное каллиграфическим почерком клерка. Она взяла его в руки и прочитала:
Банку Коутс.
Господа, будьте любезны обменять на деньги приложенный чек на сумму 10000 фунтов стерлингов, по предъявлении последнего господином Ф. Дж. Мэтью. Искренне Ваша
Кармела разглядела в верхней части письма тиснение с короной графа поверх слов «Гэйлстон Парк»и догадалась, что Лэйн украл бумагу перед своим бегством.
Оба злоумышленника внимательно наблюдали, как, прочитав письмо, она положила его на ящик со словами:
— Неужели вы надеетесь, что банк спокойно, без всяких сомнений выдаст вам наличными такую огромную сумму?!
— А почему бы и нет? — хладнокровно отреагировал Лэйн. — Ваша жизнь, сударыня, стоит намного больше, но мы благоразумно и здраво рассудили не рисковать и предъявить документы на сумму, которая ни у кого не вызовет сомнения.
— Что до меня, — влез в разговор Мэтью, — я считаю, нам следовало бы получить гораздо больше. Давай, пиши двадцать тысяч, Артур. Нам ведь нужны деньги.
Лэйн отрицательно покачал головой.
— Нет! Им покажется странным, зачем этой юной леди столько денег наличными. Они и так-то могут задуматься.
— Но ты говорил, десять тысяч — безопасно! — рассердился Мэтью.
— Все может быть опасно! — отрезал Лэйн. — Но я подумал, они учтут размеры состояния и решат, что ее светлость собирается приобрести какое-нибудь украшение, поэтому обналичивает столь крупную сумму.
— Если ты ошибся, я убью тебя! — прорычал Мэтью. — Ну хватит, давай скорее!
Лэйн посмотрел на Кармелу и указал пальцем на конец страницы.
— Поставьте здесь свое имя, ваша светлость.
Кармела задумалась, стоит ли ей аккуратно подделать подпись Фелисити или подписаться так, чтобы в банке сразу же заподозрили неладное. Сначала эта мысль показалась ей великолепной. Тогда эти двое сполна ответят за свои дела.
Но потом она решила не делать этого. При первых же признаках опасности Мэтью и Лэйн скроются, а пока из банка сообщат о случившемся, может пройти уйма времени, И ей придется сидеть взаперти в этой хижине, построенной дровосеками. И пока граф сумеет отыскать ее, она пробудет в темнице не один день, а то и не одну неделю, без единого шанса на спасение.
Выходит, ей самой следует позаботиться о себе, и для этого попытаться вступить в сделку с похитителями.
Не трогая перо, она спокойно спросила:
— Если я подпишу документы, а вы получите свои деньги, вернетесь ли вы сюда освободить меня?
Чуть было не выпалив, что его мало волнует, сгниет ли она здесь, Мэтью колебался.
Затем коварно усмехнулся и ответил:
— Конечно, ваша светлость! Вы с нами — честно, и мы с вами — честно, разве можно иначе?
Он лгал, и Кармела поняла, что у них и в мыслях не было возвращаться и выпускать ее. Как только они получат деньги, их и след простынет, «Я подпишусь за Фелисити своим собственным почерком», — решила Кармела.
Но тут Лэйн, словно прочитав ее мысли, пригрозил:
— Если вы задумали нас перехитрить, вам придется пожалеть об этом, ваша светлость!
— Как это — перехитрить нас? Объясни-ка мне, что она может сделать, — засуетился Мэтью.
— Она может подписаться так, чтобы в банке не оплатили ее чек, — пояснил Лэйн, — мне кажется, именно это она и задумала.
— Только попробуй! — словно дикий зверь, в ярости прорычал Мэтью. — Только попробуй, и я тебе все лицо изуродую! Хватит с меня графа, чтобы я еще от тебя что-то терпел!
Сердце у Кармелы сжалось от ужаса, и она нерешительно пробормотала:
— Но я подпишу все правильно.
— Так-то лучше! — угрожающе произнес Мэтью и повернулся к Лэйну. — Ты-то знаешь ее подпись?
— Откуда мне знать?
— Тогда нам придется поверить ей.
— Придется, — согласился Лэйн. — Ты ведь не забыл, что обещал вернуться освободить ее, как только мы получим деньги в банке.
Он произносил слова с расстановкой, явно намекая Мэтью, интонацией давая понять тому, что это единственный выход для них. Только в этом случае мошенники могли быть уверены в правильности ее подписи. Но Мэтью, поглупевший от спиртного, не понимал его.
— Я не вернусь к этой… тьфу ее… — он едва успел сдержать слова, готовые сорваться с его губ, и наконец разобрался в знаках, которые, подавал ему Лэйн из-за спины Кармелы.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет по-вашему. Мы вернемся.
Слегка вздохнув, Кармела подумала, что все это бессмысленно. Они и не собирались возвращаться. Но она все равно боялась обмануть их. Они могли силой рассчитаться с ней, Без лишних слов она опустила кончик пера в чернильницу и медленно, осторожно стала выводить буквы, расписываясь в письме вместо подруги. Лэйн положил перед ней чек на имя Фелисити. На чеке было указано название другого банка, тщательно перечеркнутое, а вместо него аккуратно вписано: «Коутс и Компания».
Глядя на сумму, она невольно прикинула, сколько бы это значило для ее семьи. Им приходилось частенько экономить, перебиваясь несколькими фунтами в месяц, когда отцу не удавалось продать ни одну картину.
Но потом она решила, что потеря этой казавшейся ей огромной суммы не сильно скажется на состоянии Фелисити, в случае если Мэтью и Лэйн сумеют скрыться с полученными деньгами.
Она молча поставила на чеке имя Фелисити. Мэтью и Лэйн наблюдали за каждым ее движением. Когда Лэйн принялся посыпать не просохшие еще чернила песком, Мэтью заторопил его:
— Ну, давай, посмотрим, как быстро лошади, которых ты нанял, смогут домчать нас до Лондона.
— Мы будем там до открытия банков, — заверил Лэйн.
Он положил чек и письмо в карман, тщательно завернул крышку чернильницы и аккуратно уложил ее вместе с перьями обратно в мешочек.
— Надеюсь, вам будет тут удобно, ваша светлость, — произнес Мэтью язвительно. — А пока подумайте над старой пословицей: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним!»
С этими словами он направился к двери, пригибая голову, чтобы не удариться о притолоку. За ним засеменил Лэйн, освещая путь фонарем.
— Пожалуйста, не оставляйте меня здесь одну! — крикнула им вдогонку Кармела.
Но они уже были за порогом, и единственным ответом на ее слова был скрип закрывающейся двери, которую они с силой захлопнули.
Она услышала, как щелкнула задвижка, и поняла, что ее заперли, и дверь можно открыть только снаружи.
Девушка осталась в полной темноте. Окон в хижине не оказалось, иначе она видела бы отблеск фонаря, пока ее похитители пробирались сквозь деревья.