Эта мысль испугала ее, но она успокоилась, подумав, что не стоит расстраиваться заранее, и лучше не рассуждать на подобные темы.

Насколько Кармела знала, в обществе считалось хорошим тоном устраивать длительные помолвки. Оставалась лишь надежда исчезнуть из жизни Гэйлов через месяц-другой, когда умрет жена Джимми.

Правда, сколько Кармела ни пыталась хладнокровно оценить создавшуюся ситуацию, как бы решительно ни уговаривала себя, что нет никакой необходимости волноваться, все-таки ее сердце неистово заколотилось, когда горничная воскликнула:

— Вот мы и приехали, ваша светлость! Теперь вы сами сможете убедиться, помните ли, как прекрасен дом Гэйлстон.

— В последний раз я была здесь в пятилетнем возрасте, — ответила Кармела, — едва ли я вспомню хоть что-нибудь.

Однако несколько минут спустя, когда огромный дом предстал их взору, она подумала, что хоть раз в жизни увидев подобное великолепие, забыть его уже не смогла бы.

Давным-давно она слышала от графини, будто дом на этом месте первоначально строили для монастыря ордена цистерцианцев, затем его переделали. Каждое последующее поколение Гэйлов изменяло, улучшало и достраивало свое родовое поместье.

Дедушка Фелисити в прошлом столетии пристроил к дому новый фасад с высокими коринфскими колоннами, для этого он специально в Греции покупал статуи и урны для украшения верхней части здания.

В результате всех перестроек дом получился внушительных размеров, просто непомерно большим, и Кармела представила себя рядом с ним маленькой, до крайности ничего не значащей. Ей стало совсем жутко.

Словно почувствовав дом, лошади ускорили ход, и хотя хорошие рессоры не давали пассажирам ощутить неровности дороги, им все-таки пришлось слегка понервничать. Прежде чем лошади как вкопанные остановились перед внушительной парадной дверью, карету все-таки слегка занесло на переезде через каменный мост.

К парадной двери вел лестничный марш, и как только карета остановилась, на ступенях лестницы расстелили красный ковер, по которому Кармеле нужно было подняться наверх.

Чувствуя себя, словно ей предстоит взойти на гильотину, она вылезла из кареты. Вдоль лестницы выстроились лакеи в напудренных париках и праздничных ливреях, и каждый вежливо кланялся, когда она проходила мимо.

Немного смущенно девушка улыбалась в ответ. Наверху, у парадной двери, ее приветствовал пожилой дворецкий, больше напоминавший архиепископа:

— Добро пожаловать домой, ваша светлость! Это счастливый день для тех из нас, кто помнит вашу светлость и рад видеть вас снова.

— Благодарю, — ответила Кармела. — Жаль, со мной нет моей бабушки.

— Мы все скорбим, ваша светлость, а то было бы совсем как в старые добрые времена, — поддержал беседу дворецкий.

Он вел ее через большой мраморный зал, украшенный статуями и фресками отличной работы.

— Его светлость ожидает вас, барышня. Он присоединится к вам в гостиной.

Дворецкий открыл дверь шикарной комнаты, увешанной картинами, с окнами, выходящими в сад, изобилующий весенними цветами, сиренью и чубушником.

— Я сообщу его светлости о вашем прибытии, — сказал дворецкий и оставил ее в одиночестве. Кармела затаила дыхание.

Она не стала осматривать комнату и подошла к окну.

Ее охватила внезапная тоска по дому. Как бы хорошо сейчас оказаться там и смотреть, как отец пишет очередную странную, мистическую картину. Ничто тогда не волновало бы ее, кроме оплаты счетов, по которым они задолжали в деревне.

Теперь, когда она окончательно вовлечена в этот маскарад, обманывая графа и выдавая себя за Фелисити, ее положение не только рискованно, но и крайне предосудительно.

Как могла она согласиться на подобную ложь, когда ее мать сотни раз повторяла:

— Кем бы мы ни были, любимая, в этой жизни — нет большей трусости, чем уклоняться от правды, и мы должны всегда смело противостоять всему, что готовит нам жизнь.

«Но я ведь обманываю не ради себя самой», — возражала сама себе Кармела.

Но у нее не получилось избежать чувства вины и найти оправдания, в которые поверят, когда обо всем станет известно.

Тут она услышала звук открывающейся двери и почувствовала, как замерло в груди сердце. Медленно повернувшись, она увидела графа. Она никогда не представляла, как может выглядеть этот человек, но поскольку Фелисити яростно ненавидела его, Кармела ожидала увидеть нечто мрачное и устрашающее.

Ему надлежало обладать грубым лицом и, по ее мнению, следовало походить на пуритан, которых она всегда ненавидела за победу над роялистами.

Но граф явно не подходил под эти описания. Ей навстречу шел очень красивый, высокий и стройный мужчина, одетый по последней моде.

Как предположила Кармела, судя по его выправке, он предпочел бы облачиться в военную форму.

Она не успела определить, почему именно так она подумала. По мере того, как граф приближался, она заметила, что он смотрит на нее проницательным и оценивающим взглядом. Тут же Кармела заподозрила, что, в конечном счете, этот человек действительно может оказаться, как они и ожидали с Фелисити, «великаном-людоедом» из страшной сказки.

— Счастлив встретиться с вами, кузина Фелисити, — произнес граф, поравнявшись с ней, и Кармела, присев в реверансе, протянула руку.

Когда граф взял руку и она ощутила силу его пальцев, ее пронзила неприятная мысль о плене, из которого будет нелегко бежать.

— Надеюсь, поездка не сильно утомила вас? — поинтересовался он.

— Все хорошо, спасибо, — ответила Кармела. — У вас быстрые лошади, и мы не задерживались в пути.

— Проходите и присаживайтесь, — предложил граф, — хотите что-нибудь освежающее?

— Нет, спасибо.

— Завтрак будет скоро готов. Уверен, вы не отказались бы осмотреть места, которые не видели столько лет.

— Да, несомненно, — согласилась Кармела.

Девушка смущалась и старалась не смотреть на графа.

Но она постоянно чувствовала на себе его взгляд, который, казалось, не просто внимательно изучает ее, но и проникает глубоко внутрь, как будто он уже подозревает, что она не та, за кого себя выдает.

Но Кармела постаралась не думать об этом.

Она походила на Фелисити, она была одета как Фелисити, и поскольку никто из Гэйлов не видел ее подругу на протяжении многих лет, почему вдруг один из них стал бы сразу подозревать ее в обмане?

— Вижу, вы все еще в трауре по вашей бабушке, хотя прошла уже половина срока, — заметил граф. — Меня не было в Англии, когда она умерла, я лишь месяц назад узнал, что вы остались одна.

Кармела промолчала. Она просто склонила голову, отметив про себя, что граф одновременно узнал и о наследстве, завещанном Фелисити.

Но он, казалось, ожидал ее ответ, и после некоторой паузы она заговорила тихим голосом:

— Я была во Франции… Гостила у друзей бабушки.

— Во Франции? — удивился граф. — Я знал о вашем отсутствии, но не предполагал, что вы за границей.

— Бабушка отчасти француженка и она всегда стремилась привить мне любовь к Франции, храня светлые воспоминания о ней, довоенной.

— И что вы думаете о стране теперь? — поинтересовался граф.

— Я полюбила эту страну и ее людей, — уклончиво отвечала Кармела.

— Они очень страдали во времена Наполеона, — заметил он. — Мы можем только надеяться, что они смогут восстановить себя как нацию и внесут свою лепту в вооружение Европы.

Он говорил так, будто это имело значение для него лично. Наконец взглянув на него, Кармела хотела было поговорить с ним о Франции, но решила не рисковать и не касаться столь опасной для себя темы, поскольку сама знала слишком мало о стране. Вместо этого она сказала:

— Я всегда знала о величественности и великолепии этого дома, но он превзошел все мои ожидания.

Граф улыбнулся.

— Подобные чувства испытал и я, когда вернулся из Европы, чтобы занять место главы семейства.

Он поколебался, потом добавил:

— Вы понимаете, Фелисити, отныне я — ваш опекун, и как опекун имею планы относительно вашего будущего, которые мы обсудим сегодня чуть позже. А теперь я полагаю, вы хотели бы переодеться к завтраку.

— Да, конечно, — сказала Кармела, стремительно поднимаясь на ноги.

Граф вышел из комнаты вместе с ней и немного проводил ее. У лестницы он, взглянув на гостью, произнес:

— Наверху вас ждет миссис Хантли, домоправительница, по ее словам, она помнит, как вы родились. Она покажет вашу комнату. Думаю, она сумеет позаботиться, чтобы вам было удобно.

— Благодарю вас.

Поднимаясь по лестнице, Кармела чувствовала, что с облегчением оставляет графа.

Встреча с миссис Хантли несколько утешила Кар мелу.

Было приятно слушать ее экспансивные рассказы о том, какой очаровательной маленькой девочкой была она, то есть Фелисити, и как все тосковали по ее бабушке.

— В доме никогда больше не появлялось никого, хоть немного напоминавшего ее светлость, — ни на минуту не умолкала миссис Хантли, помогая Кармеле высвободиться из дорожного костюма. — Когда здесь, в Гэйлстоне, устраивали балы, она выглядела… ну совсем как королева. Такие вот дела, тогда я была еще молода, и сам дом казался мне настоящим королевским дворцом.

— Да, он и сейчас такой! — улыбнулась Кармела.

— Право, мы сильно надеемся, его светлость не забудет об увеселениях, и балы опять будут проводиться здесь, как в старые добрые времена, — призналась миссис Хантли.

И она продолжала рассказывать, как тоскливо стало в доме, когда пришло известие о гибели молодого виконта во Франции, и как граф, отец барышни, так никогда и не оправился от удара.

— Его светлость не смог вынести трагическую весть, это так! — заметила миссис Хантли. — Я, бывало, жалела, что вы не возвратились сюда ободрить его. Как-никак, ваша светлость, вы ведь родная ему, плоть и кровь, если уж так говорить.

— Думаю, никому и в голову не приходило, будто я вернусь когда-либо сюда! — отрезала Кармела.

Она почувствовала, что миссис Хантли словно упрекает ее за невнимание к отцу. Но домоправительница заключила:

— Вся эта борьба внутри семейства — плохое дело, ваша светлость, и спорить тут не о чем! И так нехорошо, когда народы между собой воюют, но когда мать — против сына, и семья разбита, совсем уж не правильно, и никто не сможет доказать мне обратное!

— Я совершенно согласна с вами, — призналась Кармела.

— Вот и ладно, теперь вы вернулись назад, ваша светлость, и хотя ваш отец не с нами, господь да упокоит его душу, не сомневаюсь, вы поможете его светлости, новому графу, как никто другой не сможет ему помочь.

Кармела, однако, была склонна предполагать, что его светлость достаточно самостоятелен и не нуждается ни в чьей помощи.

Чем больше она думала о нем, тем больше приходила к убеждению, сколь опасен этот человек. Хотя опасен вовсе не тем, чего опасалась Фелисити.

Она твердо знала: ей следует быть аккуратной в общении с ним. Граф слишком внимательно следит за каждым ее шагом, она ощущала это почти физически.

Для Селвина Гэйла было естественно относиться ко всему настороженно. Так бы он воспринял любого, кто прожил вдали от семьи столько лет. Но Кармеле это не нравилось.

Когда она переоделась в очередное, как всегда, восхитительное платье Фелисити, на этот раз белое, миссис Хантли проводила ее к лестнице. Траур подчеркивала лишь лиловая лента в волосах, да скромные лиловые домашние туфли.

— Вы прямо, как картинка, ваша светлость, вам все так идет! Хорошо бы вам здесь понравилось! Мы-то как рады вашему приезду. А если вам здесь будет в радость, то тогда и всем станет хорошо!

При этом миссис Хантли украдкой бросила взгляд поверх перил в холл, будто на всякий случай проверяя, не слышал ли ее граф.

«Даже слуги боятся его!»— подумала девушка и невольно задалась вопросом, почему. Она спускалась по лестнице, уверенная в непревзойденности своего внешнего вида — все было на высоте; и платье, и новая прическа, и незаметный слой пудры.

Пока лакей спешил открыть ей дверь, она услышала голоса и поняла, что граф не один.

К этому она не была готова, но постаралась взять себя в руки, приготовиться для встречи с кем-нибудь еще, втайне надеясь, что, если там и окажутся другие родственники Фелисити, она не допустит никакой ошибки и не скажет что-нибудь лишнее.

Войдя в гостиную, Кармела увидела беседовавшего с графом молодого человека, великолепно сложенного, выглядевшего именно так, как она обычно представляла себе настоящего денди.

Шейный платок ослепительно белого цвета был повязан сложным и хитрым узлом вокруг ворота рубашки, кончики которого торчали высоко вверх, выше линии его подбородка.

Его сюртук плотно облегал тело, и создавалось впечатление, словно его изваяли вместе с ним, так же неотразимы были панталоны цвета шампанского.

Высокие сапоги с золотыми пряжками были до блеска начищены, а когда он переложил руку, драгоценный камень в его перстне заиграл в солнечном луче, падавшем из окна.

Пока Кармела приближалась, граф и его собеседник молча наблюдали за ней. Она подошла к графу, и он сказал:

— Позвольте представить вам, сударь, мою кузину Фелисити Гэйл. Его королевское высочество принц Фредерик фон Хорнгельштейн!

Кармела не позабыла присесть в реверансе, принц в ответ поклонился и сказал на превосходном английском:

— Рад познакомиться с вами, ваша светлость!

— Моя кузина бывала здесь в Гэйлстоне только ребенком, — пояснил граф, — и она, — как и я, находит дом потрясающим.

— Это должно разительно отличаться от обветшалых и неудобных квартир для постоя, которые вы занимали во время войны, — заметил принц.

— Особенно в Португалии, — согласился граф. — Но в вашей стране, сударь, я жил весьма комфортно.

— Чего я не могу сказать о себе! — рассмеялся принц.

Теперь, оказавшись рядом с гостем, Кармела заметила в его облике нечто необычное. Будь она внимательнее, она с первого бы взгляда на молодого человека догадалась, что перед ней иностранец.

Ее заинтриговало присутствие в доме принца. Из разговора мужчин она поняла, что по окончании военных действий граф, в то время служивший в оккупационных войсках, попал в страну принца.

Она судорожно попыталась вспомнить, где находится Хорнгельштейн, предположив, что, по всей видимости, так называлось одно из небольших германских княжеств, захваченных Наполеоном. Насколько она помнила, эти княжества согласно Венскому договору восстанавливались в их королевском статусе.

Однако она осознавала свою явную неосведомленность в этом вопросе и была благодарна мужчинам, которые, довольствуясь общением друг с другом, не собирались подключать ее к беседе.

Но принц вовсе не был намерен игнорировать ее.

Позже, за столом, Кармела все время чувствовала на себе проникновенные взгляды принца. Он, казалось, все время оценивал девушку, как это делал совсем недавно граф, пытаясь составить свое мнение о ней, или, как решила про себя Кармела, «пронумеровать и зафиксировать» ее положительные качества.

Она не сумела определить, почему принц находился в Англии, но очевидно, что они с графом были в очень хороших отношениях, порой даже принц обращался к «ее» кузену с нескрываемым восхищением и благодарностью.

«Судя по всему, граф помог принцу восстановиться на троне», — заключила она и решила при первой же возможности отыскать атлас и почитать про страну, о которой ничего не знала.

Завтрак был превосходен, большое количество лакеев прислуживало за столом.

Серебро отличалось великолепием, а комната, где они обедали, впечатляла своим богатым убранством и целой галереей портретов Гэйлов, выполненных известными художниками.

«Жаль, папа ничего этого не видит», — подумала про себя Кармела.

Он не только легко бы определил, чьей кисти принадлежат представленные картины, но и поведал бы множество забавных коротеньких историй из жизни самих художников.

Она вспомнила, как однажды, в разговоре о картинах, он неожиданно сказал: «Мне хотелось отвезти тебя во Флоренцию или Рим».

Здорово было бы, окажись он рядом с ней здесь, ведь Гэйлы, она слышала это от графини, владели прекрасной коллекцией картин не только английских, но французских и голландских мастеров.

Кармела все еще вспоминала отца, когда граф неожиданно обратился к ней:

— Вы выглядите крайне озабоченной, Фелисити. Что так беспокоит вас?

— Нет, нет, все в порядке, — поспешила ответить Кармела. — Я задумалась о великолепных картинах.

— Когда я верну домой свою коллекцию, украденную Наполеоном и вывезенную в Париж, — вмешался принц, не дождавшись, пока граф ей что-нибудь ответит, — вы найдете там не только красивые, но и редчайшие, ценнейшие экземпляры. Некоторые из них являются великолепными образцами средневековой живописи, и они непременно заинтересуют вас.

— Мне интересны буквально все картины, — призналась Кармела. — Но вы сказали, вашу коллекцию украли… а теперь, когда война закончена, сможете ли вы вернуть ее назад?

— Именно это я и пытаюсь сейчас выяснить, — объяснил принц, — и я нуждаюсь в помощи его светлости, дабы удостовериться, что французское правительство меня не обманывает.

— Я уже говорил с герцогом Веллингтоном относительно вашей просьбы, — сказал граф, — и он обещал мне сделать все, чтобы справедливость восторжествовала.

— Это — все, о чем я прошу, — заметил принц, — и я полагаю, сударыня, вы согласитесь, мы вправе рассчитывать на справедливость после перенесенных ужасов и лишений войны.

— Разумеется, — согласилась Кармела. — Я надеюсь, вашему королевскому высочеству будет сопутствовать удача в поисках.

— С вашей помощью и я не сомневаюсь в успехе, — ответил принц.

Кармела изумленно посмотрела на него, ей показалось, она не правильно что-то расслышала.

Он, скорее всего, имел в виду ее помощь своему кузену и опекуну в розысках сокровищ и их возвращении на родину.

По окончании завтрака они перешли в большую, внушительных размеров библиотеку. Принц извинился и ненадолго оставил графа и Кармелу наедине.

Кармела, поглощенная восторженным созерцанием книжных полок, даже ничуть не смутилась, оставшись с графом наедине.

Как много там хранилось книг, которые ей хотелось бы прочитать! Начать предстояло с атласа, и она надеялась найти его прямо сейчас.

Как только дверь за, принцем, закрылась, она обратилась к графу:

— Поскольку я, к сожалению, даже понятия не имею, где находится страна его королевского высочества, как вы думаете, смогу ли я найти атлас среди этого великолепного собрания книг?

— Я уверен, что хотя бы один есть в наличии, — ответил граф. — Давайте я попробую отыскать, С этими словами он направился к столу, на котором лежали какие-то книги и бумаги, и уже у стола обернулся к ней:

— Мне приятно слышать, что вас заинтересовал Хорнгельштейн.

— Да, мне любопытно, где это, и какой народ там живет.

Судя по имени принца, они говорят по-немецки.

— Хорнгельштейн находится на границе Германии и Франции, а население — наполовину немцы, наполовину французы, — объяснил ей граф. — Вам они покажутся очаровательными, дружелюбными людьми, и вы увидите, как их переполняет радость по случаю окончания войны.

— Их радость разделяют и многие другие народы, — согласилась Кармела.

Граф поворошил бумаги на столе и обрадованно воскликнул:

— О, а вот и нашел! Как я и полагал, нашел, хотя последний хранитель библиотеки уволился.

Отыскав нужную страницу, он вручил Кармеле атлас в красном кожаном переплете. Она положила его на бюро, стоящее почти в самом центре комнаты.

Она с любопытством переворачивала страницы, потом вернулась к карте Европы, и граф указал ей на крохотную страну, расположенную на границе Франции, и сказал:

— Это Хорнгельштейн, Ваша будущая страна!

Кармела онемела. Минуту спустя сумела переспросить:

— Вы сказали… моя страна?

— Я думал, вы уже догадались, почему принц гостит здесь.

Кармела подняла глаза на графа и с трудом произнесла:

— Я… не… понимаю, о чем это вы… говорите.

— Тогда позвольте мне все пояснить, — согласился граф. — Как ваш опекун я принял соответствующие меры и позаботился о вашем замужестве, честно говоря, я подыскал вам весьма и весьма блестящую партию — его королевское высочество принца Фредерика!

В Кармеле закипал гнев.

— Вы обо всем договорились, не спросив моего… согласия?

— Не могу поверить, будто вы станете возражать.

В голосе графа девушке явственно послышалось неподдельное удивление, и она заторопилась высказаться:

— Но, само собой разумеется, я возражаю! Неужели вы полагаете, будто я, или любая другая женщина, стремилась бы выйти за человека, с которым никогда ранее не встречалась и успела поговорить всего лишь несколько минут?

Граф смотрел на нее с таким выражением, словно с трудом понимал сказанное. Поразмыслив немного, он сказал:

— Я и вообразить себе не мог, что вас не восхитит перспектива стать принцессой.

— Действительно, с чего бы это вам вообразить подобное? — ехидно поддела его Кармела. — Вам трудно поверить в это, тем не менее женщины тоже умеют чувствовать, как и все другие существа на свете!

На мгновение граф, казалось, лишился дара речи. Наконец он произнес:

— Возможно, я и ошибаюсь, но, по-моему, молодым девушкам всегда устраивают браки их родители, и они принимают подобные предложения без возражений.

К неудовольствию Кармелы, в его словах была значительная доля правды, Ведь и родители Джимми Солвика и родители его невесты посчитали когда-то брак своих детей выгодным для обеих семей и принудили их пожениться еще в юном возрасте. Вопрос же, любят ли друг друга молодые, не обсуждался вовсе.

Она также вспомнила рассказы Фелисити о судьбе ее подруг, которых выдавали замуж за мужчин, вызывавших у них лишь отвращение. Никакие протесты юных девушек не могли предотвратить подобные браки.

Теперь она убедилась — опасения Фелисити оказались не напрасными, ведь та ничем не сумела бы противостоять решению своего опекуна и не смогла бы сопротивляться ему.

Сейчас предстояло бороться Кармеле. И не только потому, что граф считал девушку настоящей наследницей огромного состояния, в то время как она таковой не являлась.

Родные отец и мать учили Кармелу всегда самостоятельно принимать решения, касающиеся лично ее.

Даже если бы принц действительно вдруг захотел жениться на Кармеле Линдон, бесприданнице, она и тогда не стала бы принимать предложение принца, как не приняла бы его ни от кого другого, будь оно сделано в принудительной форме.

Отныне можно было не сомневаться в абсолютной правильности оценок Фелисити, когда та называла Гэйлов бесчеловечными деспотами.

В мужья Фелисити предназначался вовсе не Гэйл, как предполагали девушки, но Кармела уловила из разговоров за завтраком, что принц отчаянно нуждался в средствах для восстановления своего государства, разоренного войной.

Поэтому граф и устраивал ему брак с такой богатой молодой наследницей.

Кармела чувствовала озадаченный взгляд графа. Если бы ее в этот момент не обуревали бы столь противоречивые эмоции, вся эта ситуация могла бы показаться весьма забавной.

— Допустим, — уступил он после минутного размышления, — мне не стоило обрушивать на вас эту новость, а следовало поговорить обо всем заранее, более осторожно и мягко. Но поверьте, я ручаюсь, что принц один из самых обаятельных молодых людей, каких я знаю. Он терпел оскорбления, испытал нищету, потерял страну под натиском французов, его дворец разворовали, с ним произошло множество других неприятностей, нередких в военное время.

— И, как я осмелюсь предположить, занят поиском денег!

— Конечно, — согласился граф, — и я не могу представить лучшего применения вашему огромному наследству, Фелисити, чем помочь этому способному молодому человеку, одновременно осчастливив тем и его подданных.

Кармела не реагировала, а он продолжал:

— Страна нуждается в школах и больницах, необходимо восстанавливать церкви. Я уверен, вы найдете в этом смысл и интерес.

— Выйдя замуж за человека, которого я не знаю? — опять спросила Кармела.

— Я уже сказал вам, он — бесподобный молодой человек.

— Но таково ваше мнение, — настаивала она, — а лично вам не придется жить с ним в незнакомой стране в окружении чужих людей.

— Я не сомневаюсь, вы скоро подружитесь с принцем и его соотечественниками, — терпеливо отвечал граф.

— Возможно, если бы я действительно этого хотела, — парировала Кармела. — Но позвольте мне выразиться более ясно, ваша светлость. В настоящее время я не имею никакого желания вступать в брак, и тем более за иностранного принца, с которым познакомилась всего лишь час назад!

Граф резко швырнул атлас на стол и подошел к девушке.

— Но, право, это смешно, Фелисити! — начал он. — Ваша позиция кажется мне не правильной. Полагаю, вы не совсем верно воспринимаете ситуацию. Я уже принес извинения за поспешность, которую проявил по ошибке, но вам следует твердо уяснить, что рано или поздно вы выйдете замуж, и я не собираюсь наблюдать, как вас станут преследовать охотники за состоянием.

— А кем, по-вашему, тогда является этот принц?

Она была слишком сердита в тот момент, забыв даже про свой страх. Она искренне радовалась удаче, которая позволила Фелисити вместе с Джимми быть уже на пути во Францию, а не отчаянно бороться здесь против графа, который, как она понимала, тоже начинал сердиться.

Волевой подбородок, твердый взгляд этого человека явно свидетельствовали об упрямстве и настойчивости, по рассказам Гэйлов, они всегда готовы встретить любое сопротивление, любое противодействие с чьей бы то ни было стороны. Они с графом замолчали, бросив вызов друг другу. Но граф был широкоплеч и значительно выше ее ростом, он словно подавлял ее. Кармела не могла избавиться от пораженческих настроений.

Но Кармела являлась не его богатой кузиной Фелисити, а лишь ее бледной, почти нищей в своей бедности тенью, и это давало ей значительное преимущество в их борьбе. Она могла сражаться за свои принципы и выиграть этот спор.

Стоит только делу дойти до «откровенного обмена мнениями», принц и сам не пожелает жениться на ней, безродной сироте-бесприданнице.

— По-моему, — убежденно заговорила она, — абсолютно не правильно продавать женщину, словно она — товар, выложенный на прилавок. Как я уже сказала, мы тоже умеем чувствовать, и я лично не выйду замуж за первого встречного, пусть даже и родовитого, если я не… полюблю его, а он… меня.

— Вы изумляете меня! — откровенно заметил граф. — Но, коли так, ответьте мне на простой вопрос. Каким образом вы, владелица огромного состояния, узнаете, полюбил ли мужчина именно вас, а не ваши деньги?

Кармела затихла на мгновение. Но, подумав, она попыталась объяснить:

— Мне кажется, любовь… истинную любовь… невозможно ни скрыть, ни разыграть! И если не говорить о совершенных глупцах, то никто не станет принимать льстивые комплименты, продиктованные только жадностью, за слова любви, которые идут… от самого сердца.

Не сумев найти достойного ответа, граф отошел к окну и стал смотреть на парк. После длительной паузы он все же сказал:

— Я не очень разбираюсь в молодых женщинах и никогда не имел с ними ничего общего, поэтому я никак не ожидал, даже на мгновение, что вы не примете мое решение, как большое благо. Честно говоря, я искренне надеялся оказать вам покровительство в ваших же интересах.

— Да, скажите еще, протекцию, которая на самом деле оскорбляет мое достоинство!

— Я всегда считал, что девушки, недавно вышедшие из ученичества, неловки и глуповаты, — признался граф, — но вы явно не из их числа!

— Вы никогда не встречали мою бабушку, но вы, вероятно, все же слышали о ней, — заметила Кармела. — Старые слуги здесь никогда не забудут ее, и я могу поручиться — жизнь с ней в одном доме стоила курса обучения в любом из самых престижных университетов.

Граф усмехнулся.

— Теперь я начинаю понимать, почему все родственники, с кем бы мне ни доводилось столкнуться с тех пор, как я унаследовал это имение и титул, всегда упоминали ссору между вашим отцом и его матерью, словно то была по-настоящему судьбоносная драма.

— Видимо, так оно и случилось. Она оставила дом и поклялась никогда больше не возвращаться, устроив свою жизнь в другом месте.

— Вы уехали с нею, поэтому выросли столь же упрямой, как и она, и станете внушать мне благоговейный ужас! — улыбнулся граф.

— Надеюсь, — согласилась Кармела, при этом вспомнив свое безмерное восхищение старой графиней и свою детскую привязанность и любовь к ней. Она не лукавила. Истина как раз и состояла в том, что пребывание рядом с графиней уже само по себе являлось образованием, и им с Фелисити здорово повезло общаться с такой замечательной женщиной.

Воцарилась тишина. Затем заговорил граф:

— Вам всего восемнадцать, Фелисити. И какое бы хорошее образование вы ни получили, ваша бабушка умерла, отныне я — ваш опекун, и вам придется повиноваться мне.

— А если я откажусь это делать?

— Тогда я вынужден буду найти средства, которые не имею никакого желания применять, чтобы вынудить вас под — чиниться моей власти.

— И какие, например? — спросила Кармела, презрительно улыбаясь. — Запрете меня в темнице, если таковая имеется в доме? Станете морить меня голодом или бить меня, пока не подчинюсь? А то и просто силой потащите меня к алтарю, а я буду сопротивляться и кричать?

Она говорила задиристо, но поскольку ее голос не терял своей удивительной мягкости и мелодичности, слова не звучали так агрессивно, как ей хотелось бы.

Наступила пауза.

Потом граф сказал:

— Я думаю, есть более легкое и эффективное средство, чем все упомянутые вами. До вашего совершеннолетия я в качестве опекуна имею право распоряжаться вашими деньгами и могу самостоятельно расходовать их.

Кармела тут же сообразила, что в таком случае он может заморозить банковские счета Фелисити, и ей вряд ли удастся предупредить подругу об опасности.

Она лихорадочно соображала, как бы ей выпутаться из создавшейся ситуации, что-нибудь сделать или как-то возразить, и ей показалось, граф, высказав последний свой аргумент, увидел ее замешательство и злорадствовал по этому поводу.