Не было сомнения, что свои удивительные глаза Зоя унаследовала от матери, но в них не было той тайны, которая, по мнению герцога, отличала глаза русских женщин.
Напротив, ее глаза, как и лицо, были исполнены такой одухотворенности, которой невозможно было противостоять.
Он поднялся на небольшой помост и облокотился о фортепиано.
— Расскажите мне о себе, — попросил он Зою.
Девушка улыбнулась.
— Что вы хотите узнать?
— Где вы научились так хорошо танцевать? Я видел вас на сцене.
Зою не удивили его слова, и герцог подумал, что она видела его в ложе, когда она и Таня выходили на поклон. — Когда я была маленькой, — начала Зоя, — мы с мамой всегда смотрели, как папа играет для балетной труппы.
— Вы ходили в театр?
— Да, в Париже и всюду, где он выступал, — ответила Зоя. — Мама хотела быть всегда рядом с ним — папе это нравилось.
Зое больше не понадобилось ничего добавлять, герцог и так понял, что ее отец и мать были страстно влюблены друг в друга.
Он понимал, что княжна многим пожертвовала ради этой любви, но для нее близость любимого человека была важнее всего в жизни, важнее той роскоши и положения, которые она имела в России.
— Я хотела танцевать, — рассказывала Зоя, — и мама попросила одну очень известную балерину, которая в то время уже ушла на пенсию, давать мне уроки танца.
— Вы великолепно танцуете.
— Хотелось бы верить, что это так, — возразила Зоя. — Музыка, которую папа написал специально для меня, такая необыкновенная! Когда я слышу ее, мне кажется, я уношусь в другой мир — в мир, где есть только музыка и солнечный свет.
Именно это она и выражала в своем танце, подумал герцог. Он вспомнил, что при виде Зои, танцующей на сцене, ему пригрезились порхающие в весеннем саду ба бочки и птицы.
Теперь, вспоминая свои впечатления от ее танца, он был поражен тем, что его впечатления совпали с мыслями балерины.
И чтобы удостовериться в правильности своих предположений, герцог попросил Зою:
— Опишите мне, пожалуйста, только по возможности поточнее, о чем вы думали во время того танца, который я видел сегодня.
Казалось, девушку не удивил его вопрос. Она отвела от него взгляд, и герцог подумал, что она не только пытается сосредоточиться и вспомнить свои мысли, но и старается заглянуть глубоко в свою душу.
— Та музыка, под которую я танцевала, — часть сочиненного папой концерта, — сказала она. — Эта музыка заставляет меня думать о… весне… о расцветающих деревьях, о птицах и цветах, о бабочках, порхающих над ними.
Изумленный герцог молчал. Потом он сказал:
— Я знаю, что ваша мать умерла. Что вы будете делать, когда покинете Санкт-Петербург?
— Я приехала сюда ненадолго, — ответила Зоя. — Это было папино желание. Но сегодня я услышала, что французская армия движется на Москву.
— Да, это правда.
— Тогда я должна быть рядом с папой.
— Что бы ни произошло в Москве, ваш отец в безопасности, — утешил ее герцог. — Пьер Валлон известен во всем мире, а музыка, как вы знаете, не имеет национальности, она интернациональна.
— Вы правы, — улыбнувшись, сказала Зоя. — Но в то же время ружья не всегда попадают только в намеченную цель. Если в Москве начнутся бои, я буду очень беспокоиться за отца, ведь его могут ранить.
— И вы думаете, что если будете с ним, то сможете это предотвратить? — спросил герцог.
— Буду молиться, чтобы с отцом ничего не случилось, — ответила Зоя. — И все-таки я хочу быть рядом с ним.
— Лучше бы ваш отец приехал в Санкт-Петербург, — заметил герцог. — Но я узнаю о том, что происходит в Москве, когда вернусь в Зимний дворец. Я сообщу новости княгине.
— Спасибо, вы очень добры. — Она вздохнула. — Вероятно, это было ошибкой — уехать и оставить отца одного. Но он так настаивал, что я приняла любезное приглашение княгини.
— Вы здесь счастливы?
Герцог заметил, что Зоя не сразу ответила на вопрос.
— Мне нравится Таня… Она очень милая. Хотя голос ее звучал тепло, однако она говорила о Тане почти как о ребенке, за которым ей нужно присматривать.
— Сколько вам лет? — спросил герцог.
— Почти двадцать.
В голове герцога промелькнула мысль, что в свои двадцать лет, путешествуя с отцом и матерью, Зоя уже повидала мир, поэтому она знает и понимает в жизни гораздо больше, чем ее сверстницы.
— Поиграйте мне, пожалуйста, — попросил он.
— Что бы вы хотели послушать?
— Что-нибудь из сочинений вашего отца, что-нибудь ваше любимое, — ответил он.
Зоя пробежала пальцами по клавишам. Ее маленькие руки были прекрасны. Когда она опустила глаза, темные ресницы резко выделились на фоне бледных щек.
Герцог подумал, что сейчас она еще больше похожа на статую. Статуи всегда вызывали в нем больше чувств, чем картины.
В Англии у герцога была коллекция прекрасных картин работы многих известных европейских художников, но все-таки больше всего он любил статуи, стоявшие в его поместьях.
Он подумал, что статуя Афродиты в его доме в Хэмпшире, привезенная много веков назад его предком из Греции, больше похожа на Зою, чем все полотна, изображающие Мадонну, Венеру или ангелов.
Когда она начала играть, герцог понял, что непостижимым образом читает ее мысли и чувствует ее отношение к музыке.
Слушая музыку, он представлял себе зиму, видел землю, покрытую снегом, деревья в инее, реку, скованную льдом.
Было красиво, но очень холодно. Все было как бы нереально, бездушно.
Внезапно, так, что можно было скорее почувствовать, нежели увидеть, небо посветлело. Сначала возник свет, потом появились первые лучи солнца, снег начал таять, голубой лед треснул и превратился в потоки воды, иней на деревьях исчез, и они ожили. И вот уже на ветвях появились почки, а в траве под деревьями — белые подснежники и крокусы.
Эти образы звучали только в ритме и мелодии музыки, но для герцога все это было так живо, как будто происходило на самом деле. Он даже ощущал тепло солнечных лучей, вдыхал аромат распускающихся цветов и видел почки, набухающие на деревьях.
Потом на фоне этого пейзажа появилась фигурка девушки. Она шла среди деревьев и приближалась к нему, и он знал, что она ищет его, а он ждет ее.
Девушка подходила все ближе и ближе, и, по мере того как она приближалась, он чувствовал, что всем своим существом стремится навстречу ей.
Когда он приблизился к ней и, казалось, мог коснуться ее рукой, все исчезло.
Наступила тишина. Вздрогнув всем телом, герцог осознал, что Зоя сидит у фортепиано и смотрит на него, сложив руки на коленях.
— Вам… понравилось… ваша светлость? В ее нежном голосе слышалась легкая тревога, она не могла понять, почему он ничего не говорит и так странно смотрит на нее.
— Очень… понравилось! — Как бы издалека герцог услышал свой голос.
— Я очень рада, что вам понравилось… Но я играю не так хорошо… как папа.
— Как называется… это произведение?
Герцогу все еще было трудно говорить. Он чувствовал, что его голос звучит неестественно и словно не принадлежит ему.
— Папа назвал это сочинение «Таяние льда», — ответила Зоя. — Я исполнила не все произведение, оно более длинное… Но я подумала, что вам, наверное… скучно слушать.
Герцог хотел сказать Зое, что она напрасно прекратила играть. Ему хотелось дослушать это сочинение до конца. Тогда бы он узнал, что произошло, когда он коснулся той, которую так ждал.
Но потом он подумал, что она сочтет его сумасшедшим, если он скажет ей все это. И все-таки втайне герцог надеялся, что Зоя поймет его.
Герцог видел, что девушка ждет от него ответа, но прежде, чем он смог заговорить, она сказала:
— Думаю… вы поняли, что… пытался сказать папа.
— Почему вы так решили? — спросил он.
— Не знаю, — просто ответила она. — Но, когда я играла, я чувствовала, что вы слушаете не только… музыку… но и что-то еще.
Внезапно герцог почувствовал, что очарован. Он был совсем не уверен, что это ему нравится.
— Мне нужно идти, — резко сказал он. — Благодарю вас, мисс Баллон, за вашу игру. Уверен, отец может гордиться вами.
Говоря это, он почувствовал, как разочарована Зоя.
Она встала и вежливо поклонилась.
— До свидания! — попрощался герцог. Он не знал, чего ему хочется больше: уйти или остаться. Он не понимал сам себя.
— До свидания… ваша светлость!
Слова прозвучали глухо, она даже не взглянула на него.
Ему так много хотелось спросить, и в то же время он не хотел слышать ответы.
Резко, утратив свою обычную сдержанную манеру, герцог направился к выходу. Только у двери он обернулся и увидел, что Зоя все еще стоит у фортепиано. Она не смотрела ему вслед, как сделала бы любая другая женщина на ее месте. Нет, она смотрела на клавиши. И снова у него появилось чувство, что он разочаровал ее.
Герцог вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Спускаясь по лестнице, он говорил себе, что все, что он чувствовал, слушая игру Зои, было только иллюзией и, очевидно, причиной всему жара.
Экипаж ждал его у подъезда. По дороге в Зимний дворец герцог думал о том, что странным образом стал чувствовать то же, что и русские, которым так свойственно переходить из состояния душевного подъема в состояние депрессии.
Однако такое объяснение было неверным, потому что он не испытывал ни душевного подъема, ни депрессии.
Вместо этого герцог испытывал такое странное чувство, которое не мог объяснить даже самому себе.
Он внезапно был выведен из состояния полного благодушия и довольства собой, к которому привык за последние годы. Он привык думать, что для него больше нет ничего нового под солнцем, нет никаких новых ощущений, которые он уже не испытал бы так или иначе.
— Похоже, что я схожу с ума на старости лет! — жестко сказал себе герцог.
В Лондоне было очень модно обращаться к предсказателям судьбы и медиумам. Герцог слышал, что Наполеон и его жена Жозефина были страстными поклонниками спиритизма. Всем было также известно, что императрица выросла на Мартинике, где ей предсказали «самое высокое положение в Европе». Ходили слухи, что перед битвой Наполеон обычно советуется с предсказателями и жестоко наказывает тех из них, кто предсказывает ему неудачу.
Герцог всегда считал такие предсказания полной чепухой. По его мнению, предсказаниями занимались исключительно шарлатаны, которые подобным жульничеством зарабатывали немалые деньги.
Ему часто доводилось останавливаться на ночь в домах, о которых поговаривали, что в них якобы живут привидения. И не однажды он спал в комнатах, известных под названием «комната с привидением».
— Как вам спалось? — затаив дыхание, спрашивал утром хозяин, когда герцог появлялся к завтраку.
— Совершенно спокойно, — отзывался герцог. — Ночью мне никто не мешал. Ваше привидение не проявило ко мне никакого интереса.
Его отношение к потусторонним силам всегда разочаровывало хозяев дома. Герцог также презирал тех, кто не расставался с талисманами на скачках, смеялся над артистами, которые держали в своей уборной заячью лапку на счастье.
— Счастье или несчастье — все зависит от нас, — часто говорил он. — Мы сами определяем свой удел.
Наша судьба в наших руках.
Теперь же герцог спрашивал себя, как могло случиться, что именно он дважды поддался обману, поверив не только в видение, но и в то, что читает мысли другого человека.
И то и другое было для него такой же реальностью, как это заходящее солнце, в лучах которого всеми цветами радуги переливалась вода в Неве, или статуи на крыше Зимнего дворца, силуэты которых вырисовывались на фоне вечернего неба.
— Я пьян или сошел с ума, — раздраженно сказал он себе.
Но герцог знал, что это не так.
«Чем скорее я забуду этот вздор, тем лучше!»— подумал он, выходя из экипажа и поднимаясь по ступеням Зимнего дворца.
Герцог решил прежде всего узнать последние новости с фронта. Ему понадобится час, чтобы закодировать и отправить донесение лорду Кастлерою в Лондон.
Утром курьер сможет забрать депешу. Так герцог, по крайней мере, оправдает свое пребывание в Санкт-Петербурге.
Герцог вошел в холл и отдал шляпу дежурному лакею.
Внезапно к нему подошел гвардейский офицер, который нес службу в холле.
— Добрый вечер, ваше сиятельство, — сказал офицер по-французски. — Княгиня Екатерина Багратион просила вас навестить ее прежде, чем вы пройдете в свои апартаменты.
— Конечно, — ответил герцог. — Буду счастлив видеть ее высочество.
Офицер приказал слуге проводить герцога в покои княгини.
Следуя за слугой, герцог подумал, что Екатерина наверняка вернет его на землю и развеет все эти странные фантазии.
Княжна была очень земным человеком — страстным, горячим, требовательным. Герцог прекрасно понимал ее эмоции — это были чувства, известные и ему.
«То, что мне нужно, — подумал он. — Только это, и ничего больше!»
Глава 3
Герцог ожидал найти Екатерину в одиночестве, но, когда слуга ввел его в большую, благоухающую цветами, внушительного вида приемную, он обнаружил там множество гостей.
Екатерина, необыкновенно красивая в платье из голубого газа, подошла к герцогу, и по выражению ее глаз он понял, что она искренне рада его визиту.
Герцог поцеловал княгине руку, а затем поспешил подойти к царице, находившейся здесь вместе с царем.
Елизавета Федоровна была бы очень привлекательной женщиной и достойной парой красавцу Александру, если бы не болезненное выражение ее лица.
Герцог, однако, находил, что царица более обаятельна и уравновешенна, нежели ее муж.
Их беседу вскоре прервал царь Александр.
— Я хочу сообщить вам кое-что, Уэлминстер, — сказал царь, отводя герцога в сторону.
Герцог с опасением посмотрел на него, но царь, как ему показалось, сегодня был в хорошем настроении.
Упадок духа, из-за которого он выглядел погруженным в себя и производил менее внушительное впечатление, прошел. Царь опять обрел тот величественный вид, который обычно демонстрировал своим подданным во время парадов.
— Что же вы хотите мне сообщить, сир? — спросил герцог.
— Теперь я знаю, что все будет хорошо, — убежденно сказал царь. — Россия победит Наполеона, и больше нет оснований для паники.
Герцог недоверчиво посмотрел на царя, а тот продолжил:
— Сегодня утром я получил известие, в котором говорится, что все мои страхи и опасения беспочвенны.
— Вы получили известие с фронта, сир?
— Нет, я получил послание от самого господа бога, — ответил царь.
Герцог молчал. Про себя он подумал, что в Англии ему вряд ли кто-нибудь поверит, если он изложит этот разговор с царем в своем донесении.
— Ночь я провел в страшной тревоге, — начал царь, — а на рассвете подошел к окну и вдруг услышал голос, который сказал, что Библия поможет мне разрешить мучающие меня сомнения. — Царь глубоко вздохнул, вспоминая события этой ночи. — Я открыл наугад Святую книгу и увидел фразу, в нескольких словах давшую мне ответы на все вопросы.
— Что же там было сказано, сир? — спросил герцог, зная, что царь ждет от него этого вопроса.
— «Восстань и засияй, ибо явился тебе свет, и Господь простер на тебя милость свою», — произнес царь.
Голос его был исполнен восторга. Герцог подумал, что перед ним еще один пример свойственного русским мистицизма. Что же касается его, с него довольно.
— Счастлив, сир, что вы обрели утешение, — заметил герцог, не сумев скрыть иронии.
Заметив, что герцог попал в трудную ситуацию, к ним подошла Екатерина.
— Ваше величество, на моем приеме не разрешается секретничать, — весело сказала она царю. — А я просто сгораю от нетерпения услышать о визите нашего английского друга к княгине Всевольской.
Герцогу стало смешно.
Он понял: таким образом Екатерина дает ему понять, что знает, где он был, и что если он думает, будто может исчезнуть из дворца незамеченным, то глубоко ошибается.
— А как вы думаете, что там произошло? — спросил герцог.
Екатерина бросила на него взгляд из-под длинных ресниц:
— Мне интересно, встретили ли вы там Ледяную Деву, — сказала она, — и какое впечатление она на вас произвела.
— Ледяную Деву? — переспросил герцог.
— Речь идет о дочери Баллона? — поинтересовался царь. — Мне говорили, что она приехала в Санкт-Петербург.
— Она живет у княгини Всевольской, сир, — ответила Екатерина. — Уверена, она оставила в Москве множество разбитых сердец.
— Почему вы называете эту девушку Ледяной Девой? — поинтересовался герцог.
Екатерина засмеялась.
— Спросите у великого князя Бориса.
— Это правда, — подтвердил царь. — Он истоптал весь тротуар перед домом Баллона в Москве.
— Но для него дверь была всегда закрыта, — усмехнувшись, добавила Екатерина. — А теперь, когда птичка упорхнула, уверена, что великий князь пребывает в глубокой меланхолии.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — заметил герцог.
— Все очень просто, — пояснила Екатерина. — Великий князь был без ума от Зои Валлон с самой первой встречи. Но, зная его репутацию, сначала мать Зои, а затем и ее отец отказали Борису от дома. А великий князь не привык, чтобы его держали на холоде.
— Ну, ему это пойдет только на пользу, — сказал царь и покинул герцога и Екатерину в поисках нового собеседника.
Герцог был согласен с мнением царя относительно великого князя, кроме того, его рассердила даже мысль о том, что великий князь может марать имя такой чистой девушки, как Зоя.
Почему-то ему не хотелось думать о том, что красота девушки может привлекать к ней мужчин, особенно мужчин типа князя Бориса.
Герцогу казалось, что Зоя выше интриг светского общества, которые одинаковы во всех странах, где герцогу довелось побывать.
Теперь он понял, почему Пьер Валлон настоял на том, чтобы дочь покинула Москву и отправилась в Санкт-Петербург под покровительством княгини Всевольской.
Наверное, девушка, так же как и сам герцог, прекрасно знала, что великий князь повеса, ведущий беспорядочный образ жизни, всегда в погоне за какой-нибудь женщиной.
Где бы ни находился великий князь, он становился притчей во языцех из-за своих любовных похождений и экстравагантного поведения.
В молодости он женился на недалекой и некрасивой немецкой принцессе, которую потом оставил жить вместе с детьми в своем деревенском поместье, позаботившись о том, чтобы она как можно реже появлялась в Москве или Санкт-Петербурге.
Это давало ему возможность, подобно голодному волку, рыскать среди хорошеньких женщин, которых так много было при царском дворе. По мнению герцога, именно из-за них русский двор выглядел намного привлекательнее, чем все другие дворы Европы.
Смешно, признался себе герцог, что именно он осуждает великого князя. Ведь его собственная репутация отнюдь не безупречна, о его любовных похождениях судачат в Англии, и они наверняка известны и в Санкт-Петербурге.
В то же время он мог понять и Баллона, опасавшегося попыток великого князя сблизиться с его дочерью.
Он был почти уверен, что за судьбу дочери волновалась и княжна Наталья, которая прекрасно понимала, чем может грозить молоденькой девушке внимание человека с подобной репутацией.
Как бы прочитав его мысли, Екатерина обратилась к герцогу со словами:
— Всем хорошо известно, что собой представляет Борис. Если Ледяная Дева не примет его ухаживаний, он может доставить ей много неприятностей.
— Вы полагаете, что молодая девушка может принять покровительство великого князя, несмотря на его ужасную репутацию?
Герцог говорил с такой страстью, что княгиня посмотрела на него с удивлением.
— Не думала, — сказала она, — что вы так враждебно настроены по отношению к Борису. Лично меня его любовные дела совершенно не интересуют. И если уж говорить откровенно, какие еще перспективы могут быть у дочери французского музыканта?
— Боже милостивый! — воскликнул герцог. — И вы, и Софья Всевольская говорите о Баллоне так, будто он играет на тромбоне в каком-нибудь жалком оркестре! Этот человек — гений!
Екатерина пожала плечами.
— Согласна с вами — музыкант он великолепный. Он имеет огромный успех, но сейчас мы говорим о его дочери, Ледяной Деве.
— Надеюсь, она действительно окажется ледяной по отношению к великому князю!
— Насколько я слышала, она пока не давала ему ни малейшего повода, — заметила Екатерина, — но, может быть, она тайно влюблена в кого-нибудь, а ее отец об этом не знает.
Герцог хотел было сказать, что Зоя едва ли способна обмануть кого-нибудь, и прежде всего своего отца, потому что это просто не в ее характере. Но потом подумал, что может оказаться в очень глупом положении, защищая девушку, которую видел всего один раз и о которой, в сущности, ничего не знает.
Какое ему дело до того, кто за ней ухаживает или предлагает ей покровительство?
Рассуждая так, герцог чувствовал, что его порядочность и сохранившиеся остатки уважения к женщине восстают при мысли, как такое одухотворенное и необыкновенное существо может принять безнравственное предложение великого князя только потому, что нет другого выхода.
Герцогу захотелось немедленно встретиться с Баллоном и поговорить о будущем его дочери. Например, он мог бы посоветовать Баллону отправить Зою в Англию, где она будет принята лучше, нежели в России с ее классовыми предрассудками.
Нигде в мире нет столько снобов, как при дворе русского царя.
Герцог понимал, что княгиня Всевольская и Екатерина Багратион правы, считая, что Зоя не может рассчитывать на замужество с человеком того круга, к которому принадлежала по рождению ее мать.
И все-таки герцог не мог допустить и мысли, что Зоя может спуститься с того пьедестала, на который он ее поставил, и погрузиться в грязь, неизбежную при том образе жизни, что готов был предложить ей великий князь. «Почему меня это так волнует?»— удивлялся герцог. Но разговаривая с друзьями или знакомясь с важными людьми из окружения царя, которым представляла его Екатерина, герцог ловил себя на том, что мысли его далеки от происходящего в гостиной, А ведь он обязан был бы внимательно прислушиваться к тому, что они говорят о войне и возможных последствиях вторжения Бонапарта.
После ухода царской четы гости также удалились. Герцог понял, что и ему нужно поспешить к себе, если он хочет успеть-переодеться к обеду в императорских апартаментах.
Екатерина сжала его пальцы, когда он целовал ей руку.
— Вечером возвращайтесь ко мне пораньше, я хочу поговорить с вами, — прошептала она.
— Только поговорить? — спросил герцог.
— Решение за вами, — мягко сказала Екатерина.
Но в ее глазах читалось приглашение, в их темной глубине полыхал огонь.
«Это все, чего я хочу», — говорил себе герцог, идя длинным коридором.
Однако, придя в свою спальню и переодеваясь к обеду, он вспомнил не о Екатерине, а о Зое. И опять подумал, насколько невероятны чувства и видения, которые он испытал в ее присутствии.
Наполовину одетый, герцог подошел к окну и посмотрел на последние лучи заходящего солнца, игравшие в водах Невы.
— Во всем виновата эта таинственная атмосфера! — сказал он себе и, как многие другие до него, добавил:
— И почему, черт побери, Петр не мог построить город где-нибудь в другом месте, там, где климат лучше?
Он стоял, глядя на воду и представляя себе этот пейзаж зимой, когда река замерзает и кажется, что и небо, и весь город-дворец тоже замерзли.
— Ледяная Дева!
Герцог вспомнил, как, слушая музыку, он перенесся в другой мир — мир, в котором царила весна. Наступит ли когда-нибудь весна для Ледяной Девы? Оттает ли это скованное льдом сердце?
Воображение вновь нарисовало ему картину весеннего сада и таинственную фигуру, идущую ему навстречу. Герцог обернулся и увидел слугу, державшего фрак. Герцог надел его и посмотрел на себя в зеркало. Фрак, сшитый Вестоном, придворным портным принца-регента, сидел на нем безукоризненно. Герцог уже заметил, что царь очень внимательно и даже с некоторой завистью смотрит на его костюмы.
Слуга достал из обтянутой бархатом шкатулки ордена и прикрепил их на грудь герцогу в строго определенном порядке.
Герцог еще раз посмотрел на себя в зеркало в позолоченной раме. Старинное зеркало было доставлено во дворец из Франции и представляло собой истинное произведение искусства.
Взглянув на часы, стоявшие на каминной полке, герцог увидел, что ему придется поторопиться, если он хочет попасть в царские апартаменты к назначенному времени. Чтобы попасть в занимаемую царем часть дворца, герцогу нужно было пройти множество бесконечно длинных коридоров.
В обычае русских царей было занимать часть Зимнего дворца, не принадлежавшую его предшественнику. Покои, которые теперь занимал Александр I, отражали вкус царя и его стремление к простоте.
Он был первым из Романовых, стремившимся обойтись без помпезности. Царь Александр не носил драгоценностей и запретил тем, кто встречался ему во время прогулок по набережной, спешиваться с лошадей.
Царь не любил выделяться среди своих гостей, стремился к простым манерам и любил употреблять фразы:
«Прошу прощения…», «Прошу вас оказать мне честь…»
К сожалению, в глазах русских престиж царя из-за этого падал, а не повышался.
Герцогу же царь нравился, он считал, что Александр старается править страной по-другому, не как его сумасшедший отец или деспотичная бабка, императрица Екатерина.
Герцог прекрасно понимал, насколько трудно изменить что-либо в русской иерархии, которую во дворцах чтили гораздо больше, чем волю царя.
В то же время из отчетов британского посла герцог знал о неимоверной бедности населения России. Он понимал, что, находясь в огромных великолепных залах Зимнего дворца, нельзя узнать настоящей России, которая лежит за его стенами.
В отчетах посла упоминались грязные трущобы недалеко от дворца, где мужчины и Женщины ютились на деревянных скамьях или на груде тряпья, брошенного на грязную, мокрую землю.
В одном из своих отчетов британский посол писал:
«Шестьдесят, восемьдесят или сто тысяч людей в России голодают. Здесь редко встретишь лицо с ясным взором, лицо, не покрытое прыщами и не расплывшееся от пьянства. Закутанные в тряпье, часто в синяках, слишком низко павшие, чтобы протестовать, они стремятся только выжить, чтобы, их не закопали в промерзлую землю. Они отбросы, нации, насчитывающей восемьдесят миллионов. Ничего нельзя для них сделать, и они никого не интересуют ни в малейшей степени».
Герцог вдруг почувствовал, что задыхается. Он не мог объяснить себе, почему ему вдруг захотелось отгородиться от этого общества, хотя он приехал из Лондона, чтобы лучше узнать его и в некотором смысле оно оказалось более блестящим и привлекательным, чем он ожидал «Я должен вырваться отсюда», — подумал герцог и сам удивился, насколько сильным было это желание.
Таня ворвалась в спальню, где Зоя пришивала к платью оторвавшееся кружево.
— Мама едет с визитом к своим знакомым и берет меня с собой, — сказала она. — Я спросила, поедешь ли ты с нами, но она хочет, чтобы с ней поехала только я.
— Ну конечно, — ответила Зоя. — Когда ты вернешься, я буду здесь.
— Но я хотела, чтобы ты поехала с нами. — Таня надула губки. — Потом мы могли бы вместе посмеяться и обсудить гостей и их разговоры.
— Если твоя мама хочет, чтобы ее сопровождала только ты, — заметила Зоя, — то тут ничего не поделаешь. Но ты ведь можешь запомнить все, что там увидишь и услышишь, а потом расскажешь мне, и мы посмеемся.
— Мне это не нравится, — недовольно сказала Таня. — Я не понимаю, почему мама такая противная. Она же знает, как нам хорошо вместе.
— Три женщины без сопровождающего их мужчины приведут в замешательство любую хозяйку, — улыбнулась Зоя. — Поезжай и хорошенько повеселись, дорогая. Когда вернешься, мы с тобой придумаем новый танец, это будет наш сюрприз для твоей матери.
— Я предпочла бы танцевать с тем красивым английским герцогом, который был у нас вчера, — сказала Таня. — Мама говорила мне о нем. Оказывается, у герцога есть симпатичный брат, с которым я смогу познакомиться, когда мы поедем в Англию.
Зоя отметила для себя слово «мы», но ничего не сказала. Она только поправила волосы Тани под шляпкой с высокой тульей и нежно поцеловала подругу.
— Не заставляй маму ждать. Ты выглядишь очаровательно, уверена, сегодня тебе наговорят много комплиментов.
— И все-таки я бы очень хотела, чтобы ты поехала с нами!
Таня выбежала из комнаты, не закрыв за собой дверь.
Зоя встала, чтобы закрыть дверь, но потом передумала и, отложив кружево, которое она пришивала к платью, вышла из комнаты и спустилась по лестнице.
Сейчас в доме никого не было, и она могла поиграть на фортепиано. Как раз сегодня утром из Москвы привезли новое сочинение, и ей хотелось его разучить.
Ноты прислал ее отец вместе с письмом, в котором писал о своем успехе на недавнем концерте. А еще он писал:
«Здесь ходит много слухов, царит совершенно необоснованная паника. Я так рад, что ты сейчас в Санкт-Петербурге, хотя мне тебя ужасно недостает. Не дождусь того дня, когда мы опять будем вместе. Ни о чем не волнуйся, веселись. Я тебя люблю, моя дорогая дочь, и всегда, когда играю» нашу» музыку, чувствую, что ты рядом «.
Зоя перечитывала письмо снова и снова.
Нет никого, похожего на отца, думала она. Кто еще мог бы сказать именно те слова, которые ей хотелось услышать, слова, от которых радостно сжималось ее сердце.
Это правда, что, исполняя некоторые произведения, они чувствовали себя настолько близкими, что Зою охватывало чувство огромного счастья.
Девушка чувствовала, что их душевная близость в какой-то мере восполняет отцу потерю жены, которую он глубоко и преданно любил всю их совместную жизнь, с того дня, когда они вместе убежали из дома князя Стровольского.
— Вот какую любовь я хотела бы встретить в жизни, — говорила себе Зоя.
Перед ее глазами был пример счастья ее родителей и она знала, что никогда не снизойдет до любви, которая не будет столь же сильной и искренней. Полюбивший ее мужчина должен стать частью ее, а она — частью его.