Глава 6

Новый день начался дождем и ветром, словно вторя печальным чувствам девушки, и солнце проглянуло сквозь тучи лишь к полудню во время ее занятий с профессором. Они сидели в классной, и урок казался Тине еще скучней, чем обычно.

Профессор был настоящим педантом, он исправляй малейшие ошибки в интонации, пунктуации и орфографии. Девушке казалось, что еще минута таких занятий — и она просто начнет кричать.

Ситуация усугублялась еще и тем обстоятельством, что после их побега сторожевые псы, барон и графиня, не сводили с них глаз и присутствовали даже на занятиях с профессором. Кендрик держался из последних сил.

— Мы сами виноваты, — твердила ему постоянно Тина, зная, что теперь новый побег невозможен уже окончательно.

После тяжелого немецкого обеда, столь невыгодно отличавшегося от изящной французской кухни, профессор наконец удалялся на отдых по крайней мере часа на два.

Это-то и натолкнуло Тину на некоторые соображения.

Занятия в Эттингене начинались очень рано, и потому барон с графиней тоже были не прочь отдохнуть после обеда, понуждая к этому и молодых людей.

Но, опасаясь, что их подопечные сбегут во второй раз, они взяли с них слово чести не покидать дома и не выходить никуда, кроме как в маленький садик при доме.

— Чтобы хоть на час избавиться от старых пугал, я готов пообещать все, что угодно! — воскликнул Кендрик, когда они с сестрой остались наконец одни.

— По ведь они всего лишь исполняют свои обязанности, — вздохнула Тина. — Бедные старики и так напуганы до смерти.

Кендрик промолчал и принялся за свежие газеты, но через минуту заявил:

— В доме невыносимо жарко. Пойду почитаю в сад, под деревья. Приходи и ты тоже.

— Сейчас, — откликнулась Тина, — только найду что-нибудь почитать.

— Не думаю, что тебе удастся обнаружить что-то стоящее в профессорской библиотеке, кроме исторических книг, — заметил брат, фыркнув.

Но Тина подумала, что сейчас даже исторические книги будут лучше, чем постоянные отчаянные мысли о возлюбленном и о невозможности счастья.

Кендрик собрал газеты в охапку и вышел в садик, а Тина все же решила отправиться в библиотеку.

На полках она нашла какие-то книги на французском и поочередно стала их снимать, пытаясь найти что-нибудь интересное. Неожиданно дверь сзади скрипнула, но девушка даже не подняла головы, будучи уверенной, что это пришел брат поторопить ее.

— Ты был прав, — пробормотала она, — все невероятно скучное!

— В таком случае, может, будет гораздо интересней поговорить со мной? — прозвучал смеющийся мужской голос.

Книги выпали у Тины из рук — на пороге профессорской библиотеки стоял граф.

Он выглядел таким красивым, таким высоким и элегантным, что в первое мгновение девушке показалось, что она грезит и видит перед собой лишь свою мечту. Но видение плотно прикрыло за собой дверь и сделало несколько шагов ей навстречу.

Тина стояла онемевшая, не в силах сдвинуться с места, а когда она сумела вымолвить первые слова, голос ее прерывался и дрожал:

— Ч-что случилось? Почему т-ты здесь?

— Я здесь потому, — улыбнулся граф, — что в жандармерии меня известили о том, что самая красивая женщина в Эттингене. да еще и с золотыми кудрями и синими глазками, есть не кто иной, как графиня де Кастельно.

— А ты… искал меня? — помертвевшим голосом спросила Тина. Граф подошел к ней вплотную.

— Ты почти свела меня с ума своим неожиданным исчезновением, не оставив ни адреса, ни какого-нибудь знака, по которому я мог бы отыскать тебя.

— По я написала, что нам… никогда не суждено больше увидеться.

— И я был в отчаянии! В таком отчаянии, которого не испытывал никогда в жизни!

— И вот… ты здесь…

— Здесь. И только благодаря второму твоему письму.

— Но я не писала обратного адреса.

— Это сделала за тебя почта. Когда я увидел на конверте штемпель Эттингена, то первым же экспрессом выехал в Виденштайн.

Тина безвольно опустила руки.

— Так вот как ты нашел меня… — Слезы текли у нее по лицу, и она не скрывала их.

— Да, так я и нашел тебя. — Граф крепко прижал ее к сердцу.

Что-то перевернулось у Тины в груди, и она подняла к любимому заплаканное лицо, которое он не поцеловал, а лишь ласкал долгим внимательным взглядом.

— Я нашел тебя и теперь хочу знать только одно: когда же ты согласишься выйти за меня замуж, поскольку жить без тебя, моя радость, я отныне не в состоянии.

Почти грубо он притянул ее к себе и прижался губами к ждущему рту.

И на сей раз поцелуй был обжигающ и требователен, и в нем пылал жар, не ответить на который Тина после всех вынесенных страданий просто не смогла.

На мгновение в мозгу девушки мелькнула мысль, что если бы таков был бы и первый поцелуй графа, то она непременно испугалась бы, но теперь поднявшееся в ней нечто дикое и снимающее все оковы позволяло с равной силой отвечать возлюбленному.

И снова он вознес ее к солнцу, которое жгло и нежило их своими лучами, — и Тина теперь уже точно знала, что это и есть любовь.

Граф целовал ее до тех пор, пока не ушли все горести и страдания, а тело не наполнилось могучей всепобеждающей радостью.

Тине казалось, что она неожиданно восстала из пепла, а сердце графа, бившееся у ее груди, говорило девушке о том, что и возлюбленный испытывает сейчас те же чувства, что и она сама, что отныне они единое целое и что уже ничто на свете не в состоянии их разлучить.

Когда же он отпустил ее. Тине показалось, что она летит в пропасть, и девушка действительно рухнула бы на пол, если бы граф не поддержал ее заботливой рукой.

Тогда она спрятала раскрасневшееся лицо у него на груди и едва слышно прошептала:

— Я люблю тебя… Люблю… Но я думала, что… никогда уже тебя не увижу…

— И я люблю тебя, родная, — и никогда уже больше не оставлю. Ничто отныне не помешает тебе быть моей.

Граф говорил уверенно и властно, и только нечеловеческим усилием воли Тина заставила себя вспомнить, что все, о чем он сейчас говорит, — невозможно.

— Я… я должна признаться тебе… — наконец решилась она.

Губы графа прижались к ее разгоряченному лбу.

— В чем? — удивился он. — Я уже знаю, что ты совсем не та, за кого себя выдавала, и что виконт Вийерни на самом деле оказался графом де Кастельно.

Тина подняла на него искаженное мукой лицо.

— Так ты знаешь, кто Кендрик на самом деле?

— В жандармерии мне сказали, что он твой брат-близнец, — улыбнулся граф. — Я был настолько рад этой новости, что отдал бы им несколько тысяч франков, если б только не боялся, что меня обвинят в даче взятки государственным чиновникам!

Граф, говоря эти слова, действительно выглядел таким счастливым, что у девушки не повернулся язык сказать ему всю правду.

Он снова настойчиво обнял ее.

— Но как тебе пришла в голову такая вульгарная мысль — явиться в Париж в обличье дамы полусвета? Мне, вероятно, придется серьезно пожурить твоего братца за такую авантюру. Позволить девушке появиться в обществе, где всякий может ее оскорбить, впутать в историю, которая еще неизвестно чем могла бы закончиться, если бы не мое вмешательство!

— Но ведь… ты вмешался… Ты спас меня от маркиза…

— Если бы я не мог тебя спасти, то даже страшно представить, как бы все это обернулось!

— По мне всегда казалось, что я просто… смогу убежать, — попыталась объяснить девушка.

— Убежать от маркиза, как ты убежала от меня, тебе вряд ли бы удалось.

— От тебя… я и не хотела убегать… Но Кендрик сказал, что пресса может начать расследование в отношении нас.

— Думаю, что ваши родители, если они, конечно, живы, поднимут большой скандал, когда узнают о вашем столь недостойном маскараде, — немного сменил тему граф.

И тут Тина почувствовала, она все же обязана рассказать любимому всю правду, хотя одновременно с этим ей казалось, что все еще можно устроить, если попросить графа просто увезти ее с собой.

Ведь найдется же для них где-нибудь укромное местечко, где они спрячутся и где никто и никогда не найдет их… Но тут Тина вспомнила о рассказе Кендрика — и решила не рисковать жизнью возлюбленного, а уж если ему и суждено будет умереть, то лишь вместе с ней.

Граф осторожно приподнял ее подбородок.

— Ведь ты так хороша, так изысканна, как же ты не подумала о том, что любой мужчина, увидев тебя в обличье продажной женщины, захочет обладать тобой?! — В голосе графа даже прозвучали жесткие нотки, но Тина понимала, что это вызвано лишь страхом перед тем, что могло бы произойти.

— Это может показаться тебе… дурным… И, может быть, невоспитанным, но… ведь если бы я не оказалась в Париже, то не встретила бы тебя…

Граф усмехнулся.

— Такое объяснение извиняет многое, моя радость, но, с другой стороны, подобное поведение может привести к чрезвычайно нехорошим последствиям в будущем. — И, видя, что девушка не понимает, о чем он говорит, граф пояснил: — Теперь я не смогу взять тебя в Париж до тех пор, пока принц Наполеон не забудет не только о тебе, но и о маркизе де Саде.

— Но для меня Париж теперь… ничего не значит, если только я смогу быть с тобой. К сожалению, мне все-таки надо кое-что сказать тебе. — Голос ее так сильно дрожал, что граф мгновенно расстроился.

— Что случилось? Мы любим друг друга, и я хочу теперь только одного — поскорей повести тебя под венец, моя прекрасная виденштайночка!

— Но именно об этом я и хотела поговорить с тобой, — из последних сил прошептала Тина. — Я не могу выйти за тебя замуж.

— Почему?! — голос графа зазвенел металлом.

Тина заплакала и опустила голову, чтобы не видеть его изменившегося лица.

— Но прежде, чем я признаюсь тебе во всем… поцелуй меня еще раз, как целовал только что…

— Ты заставляешь меня беспокоиться, — нахмурился граф. — Ведь я нашел тебя только для того, чтобы навеки забыть все минувшие неприятности, чтобы любить и нежить тебя, чтобы не давать снова пускаться в рискованные авантюры… — Он снова улыбнулся. — Знаешь, я с самого первого взгляда на тебя понял, что в этих накрашенных губах и ресницах есть что-то фальшивое, а когда заговорил с тобой, то догадался и о полной твоей невинности, несмотря на то, что ты старалась играть, как настоящая актриса на сцене.

— Да? — слабо переспросила Тина. — И тебя это не шокировало?

— Шокировало меня, скорее, то, что ты согласилась не только поехать в тот вертеп на Монмартре, но и позавтракать с незнакомым мужчиной наедине в Буа.

— Но я вовсе не думала, что ты станешь целовать меня… А это оказалось так удивительно, так сладко, что я никак не могла увидеть в поцелуях нечто дурное…

— Это был первый поцелуй в твоей жизни? — тихо уточнил граф.

— Д-да.

— Так я и знал! Я знал это с того мгновения, как мои губы коснулись твоих! Я понял, что ты невинна и девственна?

— Слава Богу…

— И все же такого больше не должно повториться — и не повторится, ибо я всегда и везде буду с тобой.

Эти последние слова снова вернули Тину на грешную землю, и она задрожала от страха.

— Что же еще так волнует тебя? Скажи мне, моя радость, и мы покончим с неприятностями, чтобы перейти к обсуждению дел более интересных и веселых.

Именно это граф уже говорил ей в Париже перед их неожиданным бегством, и, конечно, надо было признаться ему во всем еще тогда… Слезы хлынули у Тины ручьем.

— Поцелуй же меня, поцелуй. — молила она, — и тогда я скажу тебе все…

Граф покорно обнял ее и целовал долго и нежно в губы, а затем жадными короткими поцелуями покрыл все лицо девушки.

Какое-то смятение охватило Тину, и еще неведомое желание неожиданно поднялось в ней и овладело. всем ее телом. Дыхание ее стало учащенным, губы пересохли, и она вся подалась к графу в диком порыве. Он снова припал к ее губам, и девушка почувствовала, что теперь скорее умрет, чем сделает свое признание, после которого они будут должны расстаться навсегда.

Глаза ее сияли, губы горели, и единственное, что смогла она вымолвить, были четыре жарких слова:

— Я… люблю… тебя… Жан! Так в первый раз назвала он любимого по имени, что еще больше укрепило ее в сознании их неразлучности, несмотря на титулы и ранги.

Они были просто мужчиной и женщиной — Жаном и Тиной.

Граф с высоты своего роста посмотрен на девушку, и на губах его появилась улыбка победителя над сдавшимся неприятелем.

— А теперь скажи мне все, что хотела.

И Тина, опасаясь, что власть его близости не даст ей произнести ни слова, отшатнулась от графа и встала у окна, выходившего в сад.

Но она уже не видела ни сияющего солнца, ни прекрасных цветов, ни зеленой травы, на которой по-прежнему лежал Кендрик, просматривая газеты. Вместо этого ее мысленному взору представлялся тронный зал во дворце, где восседали ее родители по торжественным случаям, а рядом по обеим сторонам невысокие резные стулья, тоже весьма походившие на троны, которые занимали они с Кендриком.

Так прошло несколько минут.

— Я жду! — раздался требовательный голос графа.

— Я… Я… — Губы, казалось, отказывались слушаться свою хозяйку. — Я… не та, за кого ты меня принимаешь, я…

— Ты не графиня Кастельно?

— Н-нет…

— Еще один обман? Тина кивнула.

— Тогда кто же ты?! Но позволь сказать мне прежде, чем прозвучит твое признание, что кем бы ты ни была. Тиной Бельфлер, графиней де Кастельно или еще Бог знает кем, для меня — ты женщина, которую я люблю и на которой женюсь несмотря ни на что!

— Ах, если бы только я могла выйти за тебя замуж… я была бы счастливейшим человеком на свете… — Слезы продолжали душить ее.

— Но почему ты не можешь этого сделать? Уже не можешь?

— Не совсем так…

— Но если ты помолвлена, то забудь! — вскричал граф. — Наверное, как это принято в большинстве французских семей, тебя еще девочкой обручили с каким-нибудь юношей из богатой семьи, не спросив вашего согласия? Но все это можно исправить! Ты в любом случае станешь моей женой, а не его!

И снова у Тины мелькнула спасительная мысль о побеге. Она была уверена, что Кендрик в любом случае помог бы им, из дома можно было бы ускользнуть ночью, перебраться через садовую стену и оказаться на французской территории еще до рассвета… А потом… Потом потребуется еще по крайней мере неделя, чтобы выяснить, кто помог ей совершить побег, а за это время они сумели бы уже обвенчаться совершенно законно и она была бы его женой как перед Богом, так и перед людьми… По история о кузине Гертруде снова пришла ей на память. Не случится ли подобного и с ними? Жизнью графа девушка не могла рисковать и потому решила быть откровенной до конца.

И, словно читая ее мысли, как случалось уже не раз, граф сказал:

— В любом случае ты должна сказать мне правду. Тина. Секреты между любящими людьми отравляют любовь и ставят меж ними ненужные преграды.

Это было правдой.

И граф должен знать ее, сколь бы убийственной она ни была. Тина решилась пожертвовать собой ради их великой любви.

Она набрала в легкие побольше воздуха и на одном дыхании, зажмурив глаза, выпалила:

— Я — принцесса Мария-Терезия Виденштайнская!

Наступило гробовое молчание. Слезы лились по щекам девушки, и она подняла руки к лицу, чтобы закрыться.

— Это действительно правда? — медленно и тихо переспросил граф.

Будучи не в силах говорить, девушка только кивнула.

— И вы, дочь короля, отправились в Париж изображать распутную женщину, не имея ни малейшего представления об этой стороне жизни?

— Я… Мы с Кендриком были так несчастны… — уже в голос заплакала Тина. — Папа сказал нам, что его отправит в прусские казармы в Дюссельдорф, чтобы сделать настоящим офицером….

— О, как я понимаю его чувства! — воскликнул граф. — Но как он посмел взять в Париж вас?!

— Мы всегда и везде… были вместе… И с его стороны было бы очень жестоко… оставить меня одну…

— Но ведь он мог бы взять вас ив качестве сестры!

— Но в таком случае, как он думал, мы не могли бы повеселиться, потому что мне нужна сопровождающая, ну и все прочее… И поэтому мы выбрали вариант… любовницы…

— Мне понятен ход размышлений вашего брата, но, с другой стороны, вся идея ужасна и безнравственна с самого начала. И где были ваши сопровождающие?

— Нам удалось убежать, потому что мы ехали как раз сюда, в Эттинген. Парижский экспресс остановился на узловой станции как раз тогда, когда там стоял и наш поезд… Мы просто перешли с одного поезда на другой, а этим двум старикам, что ехали с нами… оставили письмо, в котором написали, что если они… все расскажут папе, то им не миновать неприятностей…

— Весьма изобретательно. Но день расплаты все же настал. Что же вы намерены предпринять в отношении нас?

Тина порывисто подалась к графу.

— Я хочу выйти за вас замуж! Я только об этом и молюсь, чтобы быть с вами всю жизнь и обожать вас… Но это невозможно. Никогда.

— Отчего же? Неужели роскошь и обстановка королевского дворца для вас дороже нашей любви?

Тина отошла от окна и положила обе руки графу на плечи.

Он же продолжал стоять неподвижно, и холодная улыбка блуждала по его окаменевшему лицу.

— Я люблю, люблю тебя… и клянусь, люблю больше жизни… Если ты женишься на мне, я пойду с тобой на край света, куда угодно…

— По, будучи принцессой, вы не можете этого сделать.

— Но я хочу! Если же мы сможем быть вместе, только скрываясь и оставив все, то я согласна и на это!

— Но, даже несмотря на такие столь пылкие чувства, вы отсылаете меня?

— Я… вынуждена это сделать.

— Почему? — В глазах графа теперь стоял холод.

Тина умоляюще подняла на него глаза.

— Прошлой ночью я как раз говорила Кендрику, что не могу без тебя жить, что готова бежать в Париж хоть сейчас, чтобы найти тебя…

— Но Кендрик, конечно, совершенно разумно отговорил вас от этого безумного шага?

— Он сказал, что если я сделаю это, то… то ты можешь умереть! Граф невольно вздрогнул.

— Из чего же он сделал такой вывод?

— Такая история произошла с одной нашей кузиной. Она влюбилась в дипломата, в то время как должна была выйти замуж за короля Албании…

— И что же произошло?

— Они с дипломатом решили сбежать, думая, что про их планы никто не знает, но в последний день ее возлюбленный поехал на верховую прогулку и с ним произошел так называемый несчастный случай — он был найден около лошади со сломанной шеей.

— И вы думаете, подобное может произойти и со мной?

— Кендрик в этом просто уверен, а если ты персона менее значительная, то тебя просто посадят в тюрьму, обвинив, например, в шпионаже.

— В случае шпионажа я буду не посажен в тюрьму, а расстрелян, — сухо заметил граф.

Тина вскрикнула.

— Так как же я могу позволить это?! Как я могу рисковать твоей жизнью?! Ведь я люблю тебя, люблю столь отчаянно, что, если бы не этот страх, я тотчас собрала бы чемодан и уехала с тобой прямо сейчас! Но если с тобой что-нибудь случится, мне останется тоже только… покончить с собой! — Последние слова Тина произнесла еле слышно, но граф уловил их.

Он решительно обнял девушку, что вызвало у нее новый поток слез.

— Я люблю тебя, — плакала она, — жить без тебя я не могу, без тебя словно сотни раскаленных ножей вонзаются в мое сердце! Но что же мне делать? Я не могу, чтобы ты ради меня… умер! — Рыдания готовы были перейти уже в истерику. По тут губы графа коснулись ее волос.

— Не плачь, родная моя, не плачь, наша любовь победит все преграды, и пусть мы встретились при таких странных обстоятельствах, ты никогда не пожалеешь об этом.

— Я и не жалею! Встреча с тобой — самое счастливое событие в моей жизни! По ведь тебе оно принесло так много горя, тебя мог убить на дуэли маркиз, а теперь мы и вовсе должны расстаться… И все это по моей вине! — продолжала рыдать девушка.

— Здесь вина не твоя, а, скорее, Судьбы. Это она сделала вас с братом настолько отважными, что вы отправились в Париж, она столкнула нас на Балу художников, она дала мне возможность вновь обрести тебя, когда я уже думал, что потерял тебя навеки.

— И все же ты должен покинуть меня… — Тина глядела на графа, заплаканная, с покрасневшим носиком, но даже и такой она казалась ему прекрасней всех на свете.

— Я люблю тебя, — повторил он. — Один Бог знает, как я люблю тебя, но и ты должна быть мужественной, моя девочка.

— Это не так легко… Ведь я сказала тебе еще не все…

— Что же?

— Папа с мамой уже приготовили мою свадьбу.

— Итак, ты помолвлена, но с кем?

— С… англичанином.

— И это ужасает тебя?

— Конечно! Англичане холодны, бесчувственны и жестоки… Мне придется всю жизнь жить среди таких бессердечных людей, людей, которые никогда не смеются и никого не любят… жить без тебя…

— Кто же этот суровый англичанин?

— Герцог Фэйверстоун. Он скоро приедет сюда на «Золотой приз». — Тина подумала, что граф не понял, и пояснила: — Это наши самые знаменитые скачки.

— Я наслышан о них. Но зачем тебе выходить за английского герцога?

— Потому что сейчас нет подходящих принцев в царствующих домах, а он родственник королевы Виктории.

— И ты думаешь, что будешь с ним несчастна?

— Как же иначе? Тем более после того, как полюбила тебя? — Тина тяжело вздохнула. — Моя сестра Мелани так отчаянно несчастлива со своим мужем, кронпринцем Фюрстенбурга… Так будет и со мной…

Граф немного помолчал, а затем решительно, но мягко уверил девушку:

— Итак, поскольку я не в силах буду вынести твое несчастье, моя радость, я спасу тебя.

— Спасешь? — изумилась Тина, и на мгновение свет надежды блеснул в ее глазах. Правда, он тут же погас, едва она прошептала: — Но ты не можешь ничего сделать. Кендрик не шутил, и папа никогда не простит мне бегства в Париж… Словом, я постоянно буду находиться в страхе и тоске за твою жизнь…

— Подумай, действительно ли моя любовь тебе дороже того, что может предоставить принцессе Виденштайнской английский герцог? Ведь если мы с тобой удалимся в изгнание, то нас ждет почти бедность, а готова ли ты к ней после столь многолетней привычки к хорошим платьям, драгоценностям, комфорту, слугам? Лишиться всего этого — ради одного мужчины?!