Глава 2

Орисса осторожно ходила по каюте, стараясь не побеспокоить спящего ребенка.

Нейла чрезмерно взволновала поездка по железной дороге в Тилбери, к тому же, когда бабушка привела его на борт, мальчик с неуемным любопытством стал носиться по всему кораблю.

Памятуя о мерах предосторожности, Орисса постаралась уехать из Лондона на более раннем поезде, чтобы не столкнуться с генералом и его женой прежде, чем они окажутся на борту «Дорунды».

До вагона Чарльз, конечно же, не мог проводить сестру — из опасения, что на вокзале кто-нибудь узнает его.

Но он довез ее в кебе из Итон-Плейс до Ватерлоо, где высадил, сказав на прощание:

— Уверен, с вами ничего не случится, если вы пройдете прямо к поезду.

Орисса озорно улыбнулась:

— Разве вы забыли, что я замужняя женщина и способна сама о себе позаботиться?

— О, не будь я уверен, что леди Кричли — сущий дракон в юбке и что она ярый противник любых потенциальных поклонников, я бы не находил себе места от беспокойства, пока вы путешествуете, — сказал Чарльз.

— Умоляю, не беспокойтесь, — попросила Орисса, — лучше позаботьтесь о себе, дорогой мой брат. Я буду постоянно думать о вас и молиться о том, чтобы с вами не случилось ничего дурного.

Она простилась с ним нежным поцелуем и вышла из кеба. В душе у нее все ликовало. От предвкушения приключения ее глаза горели, как звезды.

Она с трудом верила, что свершившееся — правда, что все препятствия устранены и она действительно на пути в Индию.

А препятствий оказалось немало.

Во-первых, утром нужно было суметь покинуть квартиру Чарльза.

Вечером после довольно продолжительного спора Орисса настояла на своем и легла на софе, предоставив Чарльзу его собственную кровать.

— Вы слишком велики для софы, — убеждала она, — а мне там будет очень удобно. Кроме того, я не могу раздеться, ведь мне больше нечего надеть!

В конце концов Чарльз сдался и отдал сестре несколько одеял из гагачьего пуха, презрительно заметив, что сам ими никогда не пользуется. Ей в таком мягком гнездышке было очень тепло, и выспалась она довольно неплохо.

К счастью, еще с вечера Чарльз велел денщику разбудить его в шесть часов, так как собирался прокатиться на лошади, прежде чем пойти в казарму.

Солдат крайне удивился, когда, войдя в гостиную, смежную со спальней господина, обнаружил Ориссу, свернувшуюся калачиком на софе.

— Докинс, — сказал ему Чарльз, — нам нужно вывести отсюда мою сестру так, чтобы ее никто не увидел.

— Это очень просто, сэр, — ответил Докинс. — Миледи может выйти через черный ход.

Немного помедлив и критически осмотрев вечернее платье Ориссы, Докинс заметил:

— Миледи, утро сегодня холодное.

— Что же дать вам надеть? — забеспокоился Чарльз, который совершенно забыл, что на сестре только вечернее платье.

Орисса беспомощно огляделась. Выход из трудного положения нашел Докинс.

Он снял с окна в гостиной одну из бархатных занавесок, срезал медные кольца, и у Ориссы оказался вполне приличный плащ.

— Я принесу ее обратно, миледи, тотчас же, как капитан отпустит меня. Мы обязаны беречь казенное имущество.

— Разумеется, — улыбнулась Орисса. — Я благодарна вам за находчивость.

Накинув поверх вечернего платья своеобразный бархатный плащ, Орисса больше не выглядела подозрительно, и что самое главное, ей было тепло.

Они решили, что Докинс наймет экипаж и поставит его у черного хода.

— Вы увидите, как мы подъедем, миледи, если будете следить за улицей из окна спальни, — объяснил Докинс Ориссе. — Тогда все, что вам нужно будет сделать, это побыстрее спуститься вниз по лестнице, там резко повернуть налево, и прямо перед вами окажется нужная дверь.

Орисса терпеливо ждала у окна, и хотя в столь ранний утренний час Докинс не сразу разыскал наемный экипаж, но в конце концов она увидела, как кеб подъехал к черному входу.

Попрощавшись с братом, она заторопилась вниз по ступеням.

Газовые фонари уже не горели, но утро занималось хмурым, так что на лестнице оказалось почти темно. И чтобы не споткнуться, девушка крепко держалась за перила.

Казалось, ничто не могло нарушить утреннюю тишину. Но едва она добралась до второго этажа, как одна из дверей открылась и оттуда вышел какой-то человек.

У Ориссы упало сердце: она узнала майора Мередита.

Возвращаться назад было слишком поздно, и единственное, что ей оставалось, это поспешить мимо, всей душой надеясь, что он не увидит ее лица.

Она не удержалась и сквозь полуопущенные ресницы быстро взглянула на него — ей показалось, что даже в полумраке она разглядела презрение в его глазах.

Она устремилась дальше и пробежала по следующему лестничному пролету так, словно ее преследовали все гончие ада.

Она безошибочно отыскала дверь черного хода, которую ей описал Докинс, и почувствовала себя в безопасности, лишь спрятавшись в глубине наемного кеба.

Чарльзу о произошедшем она ничего не сказала, очень уж ей не хотелось огорчать его в последние минуты, которые им осталось провести вместе.

Он обещал вечером навестить ее, но вместо этого прислал записку, где сообщал, что очень занят, но все складывается как нельзя лучше.

«Леди Кричли, — писал он, — в восторге, что миссис Лейн станет присматривать за ее внуком весь долгий путь до Индии».

Тем не менее на следующее утро Чарльз приехал. К тому времени Орисса упаковала вещи и сообщила своему отцу и мачехе, что уезжает.

Когда она вернулась после той ужасной ночи, ей показалось, что графиня выглядит слегка пристыженной, понимая, видимо, что, выставив Ориссу из ее родного дома, она зашла слишком далеко.

И отец и мачеха не сказали ни слова о том, что Орисса провела ночь вне дома, а когда приехал Чарльз, графиня заняла явно оборонительную позицию.

— Мне кажется, — обвиняюще сказала она, — хотя бы из вежливости стоило спросить разрешения у вашего отца, а также у меня, прежде чем отправлять Ориссу к ее дяде.

Чарльз с отвращением посмотрел на краснощекую толстуху, которая, увы, носила фамилию его отца.

— Совершенно очевидно, что она не может оставаться здесь и терпеть от вас такие унижения, какие ей пришлось пережить позавчера вечером, — ответил он.

— Я делала все, что могла, для вашей сестры! — гневно воскликнула графиня. — Если она вздумала рассказывать обо мне небылицы, то уверяю вас, в ее вымыслах нет ни капли правды!

Чарльз не удостоил ее ответом, и графиня воинственно продолжала:

— Я намерена предотвратить отъезд Ориссы. Вы не ее опекун, ее отец жив, и, если он велит ей остаться, ей придется послушаться.

— Будьте уверены в одном, — твердо проговорил Чарльз, — я не позволю Ориссе задерживаться под этим кровом ни одного дня, независимо от того, что вы скажете или сделаете.

Оставив графиню, он пошел искать отца и нашел его в малой гостиной в дальней части дома, где тот сидел наедине с бутылкой.

Час был ранний, и граф пока был еще сравнительно трезв — когда они прощались, Орисса ясно почувствовала: ему искренне жаль расставаться с ней.

То ли из-за этого, то ли потому, что он стыдился поведения своей жены, но он так расщедрился, что дал Ориссе пять фунтов. Их она приняла с огромной благодарностью.

Накануне вместе с запиской Чарльз прислал ей двадцать фунтов, и она, хотя и сомневалась в правильности своего поступка, все же потратила несколько фунтов на ткани, чтобы в дороге сшить себе новые платья.

Она купила несколько отрезов очень недорогого, но хорошенького муслина. Она понимала, что не может приехать в Индию в том, что у нее было, и, уж конечно, ей не хотелось смущать дядю потрепанным видом своего гардероба.

Полковник Гобарт слыл человеком состоятельным, и Орисса, уверенная в его щедрости, не сомневалась — раз она поселится в его доме, у нее будет достаточно денег, чтобы обновить свой гардероб. Но пока она стыдилась своей ветхой одежды.

Все, что она носила, было сшито ее руками, кроме одного вечернего платья, приобретенного полгода тому назад. Первый туалет, купленный после двух— или трехлетнего перерыва.

Как удивительно много, думала она, можно сделать с несколькими ярдами лент и кружев, если только искусно владеть иголкой!

Получив отцовский подарок, она не пожалела о том, что была чуточку расточительна, покупая то немногое, что ей приглянулось.

Теперь ей будет чем заняться на борту корабля, а яркий муслин как нельзя лучше подходил для индийской жары.

Ее дорожная одежда — шерстяное платье цвета индиго и такой же плащ — была сильно изношена. Орисса опасалась, что люди станут обращать на это внимание, — она не понимала, что любой взглянувший на нее увидит только живость ее глаз, радость ее улыбки и великолепную магнолиевую белизну ее кожи.

— Берегите себя, — прощаясь, попросил Чарльз.

Со ступенек вокзала она последний раз помахала ему рукой и, повернувшись, пошла вслед за носильщиком, который катил тележку с ее багажом.

Проводив взглядом сестру, Чарльз приказал вознице:

— Теперь в Веллингтонские казармы.

Когда кеб тронулся, Чарльз стал думать о себе и мечтать о предстоящем ему вскоре путешествии.

Только на борту корабля Орисса сообразила, что не удосужилась напомнить брату о необходимости послать телеграмму дяде сразу после отплытия корабля.

Они сочли разумным повременить с отправкой телеграммы, пока Орисса действительно не покинет Англию, на случай если вдруг полковник Гобарт посоветует отложить поездку или вовсе станет возражать против приезда племянницы.

— Когда вы окажетесь в открытом море, он уже ничего не сможет изменить, — уверял сестру Чарльз.

— Вы действительно считаете, что я ему нужна? — с тревогой спросила Орисса.

Ее вдруг охватил страх. Неужели она ошиблась, позволив убедить себя, что дядя будет рад ее видеть?

— Я уверен, что нужна! — воскликнул Чарльз. — Но рисковать мы, конечно же, не будем. Как только корабль выйдет в море — но не раньше! — я пошлю ему телеграмму.

Больше они к этому вопросу не возвращались. Вообще-то Орисса хотела напомнить брату о телеграмме, но ей казалось, что в этом нет особой необходимости.

Чарльз, несмотря на свою общеизвестную забывчивость, не мог упустить из виду столь важный факт.

Орисса отбросила все свои тревоги, радуясь предстоящему путешествию.

Она постаралась выглядеть как можно скромнее и респектабельнее, когда генерал и леди Кричли, поднявшись на борт, послали за ней стюарда, приглашая прийти к ним в каюту.

«Дорунда», отправляющаяся в Индию, была кораблем новейшей конструкции. Ее черный корпус под полным парусным вооружением с четырьмя мачтами имел также и гребной винт.

Орисса не пробыла на борту и десяти минут, а стюард уже с гордостью хвастался ей, что корабельные машины отвечают всем современным требованиям и что при полной мощности котлов судно на испытаниях в Клайде развивало скорость до пятнадцати с лишним узлов.

Больше всего Ориссу порадовало то, что на корабле все было приспособлено для удобства пассажиров. Да, этот корабль сильно отличался от того, на котором она возвращалась из Индии шесть лет назад.

В длинном крытом пространстве под спардеком1 с каждого борта располагалось два ряда кают первого класса с койками на девяносто пять пассажиров.

Отдельные каюты, одну из которых занимала она и ее подопечный, были устроены так, что верхние койки складывались и убирались, а нижние, разделяясь надвое, превращались в сиденья, и между ними можно было поставить стол.

Таким образом в дневное время каюта размерами девять футов на шесть могла стать гостиной.

А кают-компании, простирающиеся из конца в конец вдоль всей верхней палубы, произвели на девушку огромное впечатление.

— В ресторанном зале для всех есть места; столы — в центре и по бокам, — гордо сообщил Ориссе стюард, — обедать могут сесть сразу все сто пассажиров.

Еще более поразительным было то, что корабль ночью освещался ослепительными электрическими лампами. Кроме этого чуда имелись еще орган и отличный рояль, но что больше всего восхитило Ориссу, так это элегантный резной шкаф с тремя сотнями книжных томов.

Она не была на палубах второго и третьего классов, но ей сказали, что и там царит необыкновенный порядок и уют.

— Это очень большой корабль, — постоянно твердил ей малыш Нейл после того, как она взяла его на свое попечение. И ей пришлось согласиться, что это действительно был большой корабль, самый большой, какой она когда-либо видела.

Генерал, как и следовало ожидать от военного человека, был крепким, худощавым, с прочной как пергамент кожей.

Он держал себя необычайно властно, Орисса невольно подумала, что, даже стараясь быть любезным, он обращается с ней, как с новобранцем.

Леди Кричли внушала ей еще больший трепет.

Это была холодная, суровая женщина, из тех, которые в юности, вероятно, блистали красотой, но индийский климат основательно иссушил ее тело и выбелил волосы, хотя ей было немногим больше пятидесяти.

Ориссе показалось странным, что Нейла, казавшегося таким хрупким и болезненным, везут обратно в Индию, но его бабушка объяснила:

— Да, у мальчика слабое здоровье, но мы решили, что если индийский климат окажется губительным для него, то мы отправим ребенка обратно в Англию.

Она говорила, внимательно глядя на внука, и Орисса прочитала в ее глазах плохо скрытую досаду.

— Он постоянно тоскует по своей матери, — раздраженно проговорила леди Кричли, — и моя сестра, у которой он жил в Англии, решила, что единственным выходом будет отослать мальчика обратно к ней в Индию.

— Мне понятно его желание быть вместе с родителями, — вздохнула Орисса, думая о себе и о том, какой несчастной она себя чувствовала, когда ее увозили в Англию.

— Это беспокойство крайне утомительно для моей дочери, — продолжала леди Кричли. — У нее еще двое малолетних детей. К счастью, ее муж на несколько месяцев возвращается в Бомбей. Климат там не такой тяжелый.

Леди не сочла нужным поблагодарить Ориссу за то, что та взяла на себя заботу о маленьком Нейле, она искренне считала, что Ориссе повезло, коль скоро ее проезд так щедро оплачен. С этим мнением Орисса вполне готова была согласиться.

Но она поняла: Чарльз был совершенно прав, когда говорил, что леди Кричли очень бы не понравилось превратиться в компаньонку для леди Ориссы Фейн, а не командовать тихой, услужливой миссис Лейн.

Отплытие корабля сопровождалось обычной суматохой: переполох из-за пропавшего багажа, пререкания со стюардами и снующие повсюду матросы.

Стоя на палубе первого класса и наблюдая, как последние пассажиры поднимаются на борт, Орисса заметила, что по сходням палубы третьего класса взбирается, закинув за спину ранцы, довольно большое количество солдат.

Их провожали рыдающие жены и невесты, которые, стоя на причале, утирали платками слезы. Наконец под бравурные звуки оркестра провожающих, толпившихся на палубах, попросили сойти на берег.

К сожалению, Орисса не смогла дождаться того последнего момента, когда корабль отойдет от причала.

Погода была промозглая, к тому же начался дождь, а она не сомневалась, что Нейл нуждается в тепле.

Так что она повела мальчика в каюту, а само отплытие постаралась разглядеть в иллюминатор.

Увы, их каюта располагалась с другой стороны корабля, но когда наконец Орисса почувствовала, как задрожал от работы машин корпус, и услышала, как ставят паруса, девушка вдруг осознала: она прощается с Англией.

Она очень надеялась, что надолго.

Вскоре стюард принес в каюту чай, но Нейл слишком устал, чтобы есть аккуратные сандвичи или даже пирожные с кремом. Он только выпил немного молока и тут же задремал.

Каюта была рассчитана на четверых, но раз их только двое, то не будет особой необходимости раскладывать верхние койки.

Орисса вновь вызвала стюарда и распорядилась приготовить Нейлу постель. Затем она занялась распаковкой своих вещей, размещая их в комодах и в глубоких ящиках. Закончив, она с удовольствием отметила, что в ее каюте будет достаточно просторно во время долгого путешествия.

Генерал и леди Кричли жили в соседней, смежной с этой, каюте, но когда они пришли пожелать внуку спокойной ночи, мальчик уже крепко спал.

— Я рада, что вы уложили его, миссис Лейн, — сказала леди Кричли с легким оттенком одобрения в голосе.

— Я бы хотела спросить у вас кое-что, — тихо проговорила Орисса. — Вам угодно, чтобы я ужинала здесь, в каюте, или мне спуститься в ресторанный зал?

Леди Кричли чуть подумала, прежде чем ответить:

— Конечно, вы будете ужинать вместе со всеми, миссис Лейн. В конце концов вы делаете нам одолжение, присматривая за Нейлом в этом путешествии. Вас едва ли можно принять за гувернантку.

Ориссе показалось, что ее милость сама была не совсем уверена, что принимает правильное решение. Это действительно было проявлением истинного великодушия со стороны леди по отношению к женщине, которую она считала всего лишь женой скромного чиновника.

— Благодарю вас, — сказала Орисса.

— Вы, разумеется, попросите стюарда присмотреть за Нейлом, пока будете внизу, — продолжала леди Кричли, — но моя сестра уверяла, что у мальчика крепкий сон, хотя днем он подвижен и шаловлив.

Закончив беседу, леди Кричли выплыла из каюты, а Орисса с милой улыбкой закрыла за ней дверь.

Было совершенно очевидно, что Кричли взяла тон снисходительной доброжелательности к ничтожеству, оказывавшему ей услугу и взявшему на себя обязанности гувернантки.

Интересно, думала Орисса, как бы относилась к ней ее милость, знай она, с кем именно разговаривает. Потом она вспомнила наставления Чарльза тщательно скрывать свое настоящее имя.

— Он был для меня добрым ангелом, — напомнила себе Орисса. — Я обязана соблюдать осторожность.

Стюард сообщил ей, что в этот первый вечер после выхода в море ужин будет подан позже обычного.

— Шеф-поварам требуется время, чтобы наладить дело, — уверял он, — но на этом корабле еда будет первоклассной. Знаете ли вы, мэм, что холодильные камеры заполнены пятьюстами тоннами мяса, а в дополнительном отсеке хранится еще столько же!

— Боже мой! — воскликнула Орисса. — Невозможно, чтобы мы столько съели!

— Ну, это зависит от погоды, мэм, — с усмешкой откликнулся стюард. — Конечно, у страдающих морской болезнью аппетита не бывает.

Он поднял чайный поднос и добавил:

— Уверен, мэм, вы хорошо проведете сегодняшний вечер.

Орисса переоделась в свое лучшее вечернее платье. Ей на память пришли чьи-то слова:

«Первое впечатление самое важное. Люди редко меняют сложившееся мнение».

Однажды, оказавшись на распродаже в одном из огромных магазинов Кенсингтона, она приглядела отрез на платье переливчато-синего цвета. Отрез был как раз таким, какой она только-только могла себе позволить. Именно о таком платье она и мечтала — оно напоминало ей о чудесных синих мозаиках, украшавших индийские мечети.

Фасон она выбрала самый простой, а в качестве турнюра использовала огромный бант, но поскольку количество материала у нее было крайне ограниченно, платье очень плотно облегало фигуру спереди, подчеркивая тонкость ее талии и мягкий изгиб ее бюста.

Когда Орисса была наконец готова спуститься к ужину, она подумала, не слишком ли она самоуверенна и не сочтет ли леди Кричли, что она чрезмерно изящна или, возможно, излишне вызывающа для своего скромного положения.

Но на выбор оставалось либо красное платье, в котором в ту злополучную ночь ее выгнали на снег и на юбке которого красовались пятна, потому что она не успела их отчистить, либо зеленое.

Именно для строгого зеленого платья она покупала кружева и шелковые ленты, рассчитывая превратить его во что-нибудь более или менее элегантное.

На корабле было достаточно тепло, но на всякий случай, если она вдруг замерзнет, Орисса перекинула через руку шарф, когда-то принадлежавший ее матери.

Это был индийский шарф — тонкая сеточка с нашитыми на ней серебряными блестками, которые искрились и переливались от малейшего движения.

Она гладко зачесала назад свои черные волосы и, стараясь держаться уверенно, направилась в кают-компанию. Девушка очень волновалась, и. это придавало ей излишнюю чопорность.

Несколько минут назад она слышала, как леди Кричли и генерал вышли из своей каюты. Она, как и ожидала, нашла их в уютной кают-компании. Вокруг генерала и его жены уже собралось небольшое общество.

Когда Орисса робко приблизилась к ним, генерал заметил ее.

— А, миссис Лейн, вот и вы, — сказал он. — Пожалуй, пора спускаться к ужину.

— Гонг прозвучал несколько минут назад, — холодно проговорила леди Кричли, бросив взгляд на Ориссу, словно укоряя ее за опоздание.

Затем решительно, будто корабль, несущийся на всех парусах, леди Кричли поплыла вниз по лестнице в ресторанный зал.

В этот первый вечер на море у всех было превосходное настроение.

Летели вверх пробки шампанского, повсюду раздавались громкие возгласы — Ориссе даже показалось, будто люди стремятся перекричать шум машин.

Она ожидала, что генерал и леди Кричли сядут за отдельный столик, но им оказали особую честь и посадили на почетное место за капитанским столом, — по-видимому, как самых важных пассажиров на корабле.

Самого же капитана в ресторанном зале не было — он находился на капитанском мостике, выводя корабль в море. Да и за другими столиками свободных мест оставалось немало.

Орисса потихоньку оглядела присутствующих: полковник Онслоу с женой, они плыли в Александрию, еще один полковник, направляющийся на соединение с нильской экспедицией в Порт-Саид, и наконец четверо младших офицеров, плывущих в Бомбей.