От автора

30 марта 1885 года в приграничной области русские устроили набег на афганцев, названный впоследствии «Мургабская битва», и заняли оазис Панджах. Это поставило Британию и Россию на грань войны.

Прошло несколько лет, и праведник Мулла-Кувалда, более известный как Безумный Мулла, зажег своими призывами огонь религиозного фанатизма по всей границе. Обезумевшие соплеменники сходились к нему тысячами. Понеся огромные потери убитыми и ранеными и оставив позади уничтоженные деревни и погибший урожай, Мулла бежал, а его последователи сдались.

Глава 1

1885 год

— Вон! Я не желаю тебя больше видеть! И нечего строить из себя леди! Ты спесивое ничтожество! Слышишь! Ни-что-жест-во! Посмотрим, как ты проживешь без денег и без моей помощи! Ну а если замерзнешь и умрешь, так тем лучше!

Выкрикивая эти оскорбления, графиня Линдейл, крупная, толстая, краснощекая женщина, вытолкнула за дверь девушку с такой силой, что та перелетела через порог и упала на ступеньку крыльца.

Дверь захлопнулась.

Леди Орисса Фейн так и осталась лежать на пороге, плохо сознавая, что произошло. У нее все еще кружилась голова от затрещин и очень болела рука — сильные, толстые пальцы мачехи оставили на нежной коже синяки.

Ее протащили из гостиной через весь дом, затем по холлу к парадной двери и вытолкнули на улицу.

Орисса уже давно поняла, что сопротивляться не имеет смысла, особенно когда графиня была так пьяна.

К несчастью, ее отцу пришлось прервать службу в Индии, ибо к нему перешел наследственный титул.

Обстоятельства требовали возвращения нового графа в Англию, чтобы уладить вопросы семейного состояния.

По прибытии на родину граф убедился, что от былого богатства остались только жалкие крохи!

Его брат, от которого он унаследовал титул, промотал львиную долю того небольшого капитала, что достался им от отца.

Миссис Смитсон с удивлением обнаружила, что добытый ею почетный титул вовсе не компенсирует стесненность в финансах и недостаток слуг — обстоятельства, в которых они вынуждены были существовать.

Однако она быстро сообразила, что падчерицу можно использовать как даровую служанку.

Для Ориссы жизнь стала кошмаром еще в Индии, когда умерла ее мать. В десятилетнем возрасте девочка оказалась вырвана не только из единственного мира, который знала и любила, но также и из рук своей няни, растившей ее с пеленок.

Домой в Англию ее отослали прежде отца, потому что жена полковника, уезжавшего более ранним рейсом, обещала позаботиться о «бедной крошке, лишившейся матери».

Англия показалась Ориссе страной холодной и темной, где человек никогда не может согреться и где так мало столь желанного солнечного света, того света, который в детских воспоминаниях о прошлом сливался с нежной любовью ее матери.

Ночью в холодной крохотной спальне ей снилась Индия, она слышала и монотонно журчащий говор, и плач малыша, и лай бродячих собак, и скрип колеса колодца.

— Мамочка… мамочка… — плакала она, уткнувшись в подушку.

Убедившись по опыту предыдущего брака, что вино — верное лекарство от всех бед, мачеха старательно поощряла ее отца заливать этим напитком все свои неприятности.

Но никогда раньше мачеха не позволяла себе так обращаться с ней, и уж тем более выгонять ее из собственного дома. Как правило, девушке удавалось ускользнуть наверх в свою спальню, а поскольку, находясь в подпитии, графиня не могла одолеть многочисленных ступенек, Орисса оказывалась в безопасности.

Скандал вспыхнул из-за пустяка.

Любви к своей падчерице графиня никогда не испытывала и постоянно обвиняла Ориссу в том, что девушка «спесива».

Вдова какого-то мелкого чиновника в Индии, она сумела с превосходной ловкостью пленить графа, когда тот возвращался в Англию, отчаянно одинокий после смерти жены. Миссис Смитсон была незнатного происхождения, и знакомство с графом сулило ей прекрасное будущее.

Длительное путешествие предоставило миссис Смитсон прекрасную возможность доказать ему свою заботу и окутать вдовца такой душевной теплотой, которая его в какой-то мере утешила.

Граф Линдейл был по натуре человеком в высшей степени необщительным и, несмотря на то что он чрезвычайно счастливо женился, почти совсем не знал женщин.

Миссис Смитсон, цветущая, соблазнительная и в те времена довольно хорошенькая женщина, сумела снискать расположение графа настолько, что не прошло и трех месяцев после их прибытия в Англию, как она добилась желаемого и стала графиней Линдейл.

Орисса часто спрашивала себя: будь она тогда рядом с отцом на корабле, смогла бы она уберечь его от столь опрометчивого поступка, поступка, обернувшегося катастрофой для всей семьи?

Но когда она подросла и получше узнала свою мачеху, то поняла, как много в той железной решимости и непоколебимого упрямства, и усомнилась, что кто-нибудь, и уж в последнюю очередь она сама, сумел бы спасти ее отца от сетей такой хищницы.

— Ах, если бы только отец мог остаться в полку! — часто сетовала она своему брату.

Даже опьянев, графиня редко упоминала о своем первом браке, но через несколько лет для Ориссы уже прояснилась картина взаимоотношений между мачехой и ее первым мужем, картина, разительно отличавшаяся от той, которую миссис Смитсон так умело нарисовала графу, когда их слезы смешивались на борту корабля, где они вздыхали о своих утратах.

В жаркой Индии, возможно, и было простительно искать утешения в вине, но в Англии подобные злоупотребления лишь приводили к разрушению и здоровья, и характера как графа, так и его новой супруги.

Орисса же страдала больше всех.

И не только потому, что она, в сущности, превратилась в даровую служанку в высоком безобразном доме в Белгравии, но, что самое главное, ей приходилось ежевечерне испытывать стыд не только за своего отца, предававшегося обильным возлияниям, но и за мачеху, буйствующую мегеру.

Ни один порядочный слуга в том доме не задерживался, а друзья, даже те немногие, которых граф имел в Англии, скоро перестали навещать его.

Орисса оказалась отрезана не только от сверстников, но и от общества.

Для ребенка эта жизнь могла бы попросту стать одиночным тюремным заточением, если бы ее брат, виконт Диллингем, не настоял на том, что она обязательно должна получить образование.

Его полк стоял в Индии, но взяв отпуск и приехав домой, он сразу же потребовал от отца либо отдать Ориссу в школу, либо нанять для нее гувернантку.

К счастью, сама мысль о новой женщине в доме оказалась для графини непереносима, и поэтому Орисса стала посещать институт благородных девиц, который находился недалеко от их дома.

Она выросла в Индии и понятия не имела об интересах и пристрастиях юных англичанок, а так как пригласить подруг в гости она не смела, то и принять их гостеприимство не могла.

Однако она многому научилась.

Ее табель успеваемости, до которого никому не было дела, частенько доказывал, что она отнюдь не глупа и отлично учится, особенно по тем предметам, которые ей нравились, то есть по истории, литературе и географии.

Именно школьные занятия помогли ей открыть, что чтением можно спастись как от ворчанья и мелких уколов мачехи, так и от ее прямого рукоприкладства.

Увы, книг в доме не водилось. Для графини достаточно было полистать «Леди» или «Благородную даму», а ее отец выписывал «Морнинг пост» и тем был доволен. Так что другой литературы в дом не поступало.

Однако Орисса вскоре обнаружила, что существуют библиотеки, но вряд ли ей когда-нибудь удалось бы убедить своего отца, который к этому времени окончательно подпал под влияние властной супруги, оплатить вступительный взнос.

Помог случай. Ее дядя, полковник Генри Гобарт, преподнес ей на рождество желанный билет с оплаченным годичным взносом. Благодарность Ориссы была столь бурной и ошеломляющей и так его тронула, что полковник возобновлял запись год за годом.

Но даже он не подозревал, что тем самым бросил своей племяннице спасательный круг, круг, который не дал ей утонуть в черной бездне отчаяния.

Нисколько не улучшало жизнь Ориссы и то обстоятельство, что она все хорошела, и тем самым провоцировала ревнивую зависть графини.

Графине никогда не нравилось миниатюрное, хрупкое дитя, так непохожее на нее саму. Но то, что на Ориссу стали обращать внимание и все чаще называть красавицей, приводило в ярость женщину, отлично понимавшую, что зрелый возраст и частые, обильные возлияния совершенно уничтожили ее собственную былую привлекательность.

Ее жестокость к падчерице возрастала вместе с количеством потребляемого джина.

«И вот теперь вся клокочущая в ее душе ненависть и обида достигли высшей точки накала и выплеснулись наружу, поэтому она и выгнала меня», — думала Орисса.

Она встала и стряхнула с юбки налипший снег, пышный ковер которого устилал ступеньки.

Только теперь она почувствовала, как морозно на улице, а вечернее платье казалось слабой защитой от ледяного ветра.

Глядя на запертую парадную дверь с плохо начищенным латунным молоточком, она стала думать, как ей быть дальше.

Стучаться не имело смысла.

Мачеха — вот единственный человек, кто ее может услышать, но она сейчас ни за что на свете не откроет.

В это позднее время двое слуг уже давно спали у себя в бельэтаже, да и окна их выходили на другую сторону дома.

Но даже услышь они ее крики, подумала Орисса, вряд ли они посмели бы спуститься вниз, опасаясь еще больше разгневать графиню.

— Это означает, что мне нужно сообразить, куда можно пойти, — тихо прошептала Орисса.

Голова наконец перестала звенеть от затрещин, так щедро отпущенных ей графиней, и Орисса попыталась собраться с мыслями.

Неожиданно и очень кстати, потому что в Итон-Плейс ночью, как правило, необыкновенно тихо, она увидела, как двумя домами дальше по улице остановился наемный экипаж и высадил человека.

Приезжий расплатился с возницей и стал подниматься вверх по ступенькам дома. Спрятав деньги в карман, возница натянул поводья и подхлестнул усталую лошадь.

Экипажу предстояло проехать мимо Ориссы, и, не задумываясь, она подняла руку.

— Кеб!

Возница придержал лошадь.

Когда он смотрел с козел вниз на Ориссу, его лицо выражало именно то, что оно и должно было выражать.

Достойные леди не разгуливают по улицам в одиннадцать часов вечера, да еще в одиночку и к тому же в вечернем туалете.

— Куда изволите? — нехотя спросил возница. Орисса прекрасно понимала, что он сомневается, стоит ли брать эту странную пассажирку.

— Я была бы вам чрезвычайно признательна, — сказала она, — если бы вы отвезли меня на улицу Королевы Анны, дом двадцать четыре. Это за Веллингтонскими казармами.

Вежливое спокойствие ее голоса, видимо, убедило возницу, что она не из тех вульгарных женщин, за которую он ее принял вначале. Прежде чем он успел спуститься с козел, Орисса сама открыла дверь кеба и быстро нырнула в спасительное тепло.

Она опустилась на черное кожаное сиденье, порадовавшись, что спряталась наконец от холода, и только теперь почувствовав, как продрогла.

Многими своими печалями она была обязана сварливости мачехи и жестокости, с которой та обращалась с ней.

Орисса тяжко вздохнула и откинулась на спинку.

Чарльз не обрадуется, увидев ее, но в столь позднее время ей действительно не к кому больше обратиться. Так что ей ничего другого не оставалось, как ехать к нему и умолять о помощи.

Брат только неделю назад вернулся из Индии на родину, и она виделась с ним всего один раз.

Он был так занят, что они не успели толком поговорить, и она еще не рассказала ему, в какое отчаянное положение пришли дела в доме в Итон-Плейс и насколько невыносимым стало ее существование.

Виконт Диллингем вернулся в Англию не отдыхать, а затем, чтобы получить назначение в Египет в британский экспедиционный корпус, который с сентября необъяснимо медленно продвигался вверх по Нилу к Хартуму, в помощь генералу Гордону.

— Это великолепная возможность сделать карьеру! — заверял Чарльз свою сестру. — Я так жду это назначение.

— Но там будет опасно! — возражала Орисса.

— Война всегда опасна, — с улыбкой отвечал он, — но Египет — прекрасная перемена обстановки; кроме того, я давно мечтал принять участие в настоящих боевых действиях.

— О, Чарльз, пожалуйста, берегите себя, — взмолилась Орисса. — Случись с вами беда, у меня… никого больше не останется.

Тогда Чарльз в ответ ласково обнял ее. Так что Орисса ждала только новой встречи, чтобы рассказать ему о своих невзгодах.

Предполагалось, что офицеры, прежде чем отправиться на соединение с армией лорда Уолселея, которая едва доползла до Судана, пройдут краткий, но интенсивный инструктаж, где им расскажут о предстоящих трудностях.

Но поскольку Веллингтонские казармы оказались неспособны вместить всех, квартирмейстеры подыскали помещение поблизости, на улице Королевы Анны.

«Это мужской пансион, — думала сейчас Орисса. — Что, если меня не впустят?»

Эта мысль привела ее в отчаяние, и на какой-то миг она даже растерялась. Однако быстро сообразила, что в крайнем случае она пошлет брату записку, и если Чарльз будет дома, а не в гостях, он не откажется помочь ей.

Орисса измучилась, дожидаясь, пока кеб доедет до улицы Королевы Анны. Но приехав на место, она с испугом вспомнила, что нужно платить. Затаив дыхание она заглянула в свой кошелек и с облегчением обнаружила, что немного денег у нее с собой все-таки есть.

Дело в том, что молоденькая горничная, нанятая мачехой совсем недавно, оказалась нечиста на руку. Ни драгоценности, ни одежду она не трогала, зато монеты, независимо от их достоинства, немедленно исчезали, будь то оставленные в ящике стола или на туалетном столике.

Орисса, лишенная карманных денег и только изредка получавшая от отца несколько фунтов на одежду, и то лишь тогда, когда граф бывал в хорошем настроении, не могла позволить себе из-за мелкой воришки потерять даже несколько пенни.

Поэтому она привыкла постоянно носить с собой кошелек, даже когда спускалась к ужину. И теперь, пересчитав деньги, она с радостью обнаружила, что в состоянии заплатить за экипаж.

— Поразительно, — прошептала она, — как все оборачивается к лучшему.

Добавляя карманы к каждому из имеющихся у нее платьев, Орисса досадовала на скверную привычку горничной воровать.

Но так как Орисса всегда сама шила себе платья, подшить карман не составляло для нее особого труда, зато теперь все сложилось как нельзя лучше, ибо было бы крайне неприятно, приехав к Чарльзу на квартиру, не иметь денег расплатиться за экипаж.

Как только лошадь остановилась, Орисса вышла из экипажа и спросила, сколько она должна за проезд.

Заплатив, она добавила чаевые. Возница вежливо дотронулся до своей шляпы, но она, даже не оглянувшись, поспешно взбежала по ступеням нужного ей дома.

Дверь не запиралась, так как в холле всегда дежурил солдат. Он сидел за чем-то напоминающим стойку портье.

На вошедшую девушку он посмотрел с нескрываемым изумлением. Действительно, догадалась она, это выглядит очень странно, если холодной январской ночью кому-то вздумалось выйти на улицу без верхней одежды.

— Я хотела бы видеть виконта Диллингема, — торопливо проговорила Орисса.

— Третий этаж, мэм. Имена на дверях, — по-военному кратко отчеканил солдат.

— Благодарю вас, — сказала Орисса и поспешила вверх по ступеням.

И лестница была очень крутой, и Орисса торопилась — вот почему, свернув на площадку второго этажа, она чуть было не столкнулась с каким-то мужчиной, который только что вышел из одной из комнат.

Он был довольно высок и одет в парадный голубой китель с галунами и красный жилет. Он так удивился ее присутствию, что в других обстоятельствах такое пристальное разглядывание она сочла бы оскорбительным для себя.

В смущении, торопливо отвернувшись, девушка устремилась вверх по следующему пролету, ощущая на себе пронзительный взгляд серых глаз незнакомца.

Она знала, что он стоит и смотрит ей вслед и не уйдет, пока она не скроется из виду.

Орисса ускорила шаг, и к тому моменту, как она достигла третьего этажа и увидела табличку на одной из дверей площадки — «капитан виконт Диллингем», — она основательно запыхалась.

Она постучала, но поскольку помнила, что тот человек все еще наблюдает за ней снизу и, вероятно, прислушивается, стучала она очень тихо.

Никакого ответа. Подождав, она постучала вновь, а потом, заметив на двери ручку, решилась повернуть ее.

Дверь тут же открылась.

Девушка оказалась в небольшом узком коридорчике, в котором напротив друг друга были еще две двери.

— Чарльз!

Это был даже не крик, а скорее всхлип, так как к этому времени ее всю трясло.

— Кто там? — откликнулся ее брат.

Одна из дверей приоткрылась, и она увидела Чарльза, одетого по-домашнему, в брюках и рубашке.

— Боже мой, Орисса! — ахнул он. — Что вы здесь делаете?

— Мне пришлось прийти, Чарльз, — простонала Орисса. — Она выгнала меня, и сегодня вечером я не могу вернуться домой.

Объяснять, кто такая «она», необходимости не было.

— Черт побери! — воскликнул Чарльз. — Это уж чересчур! И вы с этим миритесь?

— А что я могу сделать?

Тут он заметил, что она вся дрожит.

— Входите и присядьте у камина, — пригласил он сестру. — Вам не следовало появляться здесь.

— Мне больше некуда было идти, — повторила Орисса.

Она подошла к камину и села на коврик, протягивая озябшие руки к огню.

— Вы имеете в виду, что она в прямом смысле выгнала вас из дома? — шагая за ней через комнату, недоверчиво переспросил Чарльз.

— Собственными руками, — заверила Орисса. — Если бы не мои густые волосы, у меня вся голова была бы в синяках.

Она слабо улыбнулась. Для нее было истинным облегчением сидеть здесь рядом с братом, поэтому произошедшее казалось ей теперь скорее забавным, чем трагическим.

— О Боже! — воскликнул Чарльз. — Как вообще произошло, что наш отец связался с подобной женщиной?

— Вот уже шесть лет я задаю себе тот же самый вопрос, — вздохнула Орисса. — Когда я вспоминаю, какой доброй и нежной была мама…

Не договорив, она осеклась.

Прошло много лет, но до сих пор при упоминании о матери она с трудом сдерживала горькие слезы.

— Я знаю, — посочувствовал Чарльз, садясь в кресло подле камина, — но дальше так продолжаться не должно.

— Да, конечно, ведь в следующий раз вас может не оказаться, — согласилась Орисса.

— Вот уж где вам не следует находиться, так это здесь, — проворчал Чарльз. — Надеюсь, что никто не видел, как вы приехали.

Орисса заколебалась.

Ей вовсе не хотелось огорчать его, рассказав правду. И в то же время она никогда не лгала своему брату.

— К сожалению, кто-то… был… там… на втором этаже, — пробормотала она, — такой высокий, со стальным блеском в глазах.

— О, дьявол!

Орисса испуганно вскинула на него глаза.

— Хуже и быть не могло! — услышала она. — ^Наверняка это был Мередит.

— Мне… очень жаль, — пробормотала Орисса. — Это… так… важно?

— Ну да что уж, теперь делу не поможешь, — вздохнул Чарльз.

— Но почему? Кто он такой?

— Достопочтенный майор Майрон Мередит, — процедил Чарльз, — и я у него в черных списках.

— Почему? — допытывалась Орисса. — Хорошо, пусть он майор, но что за власть он имеет над вами?

— Он не обычный майор, потому, и опасен, — ответил Чарльз. — Он здесь по особому случаю. Как мне кажется, он из разведслужбы. Во всяком случае, в Индии он обладал большим влиянием.

— А почему вы у него на плохом счету? — строго допытывалась Орисса.

— Были кое-какие неприятности, — признался Чарльз.

— Какие именно?

— Вы излишне любопытны, — поморщился он, — одно могу вам сказать, она была очень хорошенькая.

— О, так это женщина!

— Разумеется, женщина, как и всегда. Может ли быть иначе? — в свою очередь, удивился Чарльз.

— А майор Мередит здесь при чем?

— При том лишь, что она оказалась женой одного из офицеров! Он довольно долго объяснял мне, что такое офицерское братство, «честь полка» и наш престиж в Индии, и еще многое другое в том же духе!

— Разве майор Мередит в нашем полку? — удивилась Орисса.

Из поколения в поколение королевские Чилтерны были семейным полком Фейнов и Гобартов. Сын наследовал отцу и деду, и все они относились к этому полку как к личной собственности.

— Слава Богу, нет! — ответил Чарльз. — Он числится в Бенгальском уланском полку, но постоянно находится при штабе. Хотел бы я, чтоб он остался здесь! Не будь он таким чересчур любопытным, ни одна душа не обнаружила бы мою маленькую проделку.

— И что же это за маленькая проделка?

— О, волшебная прогулка на холмы, и я считал, что мы удачно скрылись! Но будьте уверены, майор Мередит непременно окажется там, где не надо!

Вспоминая обладателя пронзительных серых глаз, Орисса охотно верила брату.

— Честно говоря, я ненавижу его, — продолжал Чарльз. — Убежден, именно он довел Джералда Дюара до самоубийства!

Орисса резко вскинула голову.

— Он застрелился? — переспросила она. — Но почему?

— Вот это я и хотел бы знать! — яростно выкрикнул Чарльз. — Джералд был славным малым и моим лучшим другом. Но, когда он ездил в Симлу, у него там была связь с женщиной. Она тоже была чертовски привлекательна!

— Но майору Мередиту-то зачем понадобилось вмешиваться? — удивилась Орисса.

— Я бы сам с удовольствием спросил его об этом, — отозвался Чарльз, — если бы посмел. В любом случае Джералда не вернешь, он застрелился, а нам сказали, что это, мол, несчастный случай. Как будто я могу в это поверить!

— Мое присутствие здесь… Что может сделать майор Мередит относительно этого? — печально спросила Орисса.

— Ничего хорошего, тем более что я в некотором роде обещал впредь быть осмотрительным с прекрасным полом, — ответил Чарльз.

Помолчав, он с улыбкой добавил:

— Только «в некотором роде»! Но это, конечно, не означает, что я могу принимать женщину в армейском пансионе.

— Но скажите ему, я ваша сестра! — воскликнула Орисса.

— Вы полагаете, от этого что-то изменится? — спросил Чарльз. — Как я объясню, что мою сестру выгнали из дома посреди ночи и ей некуда было идти?

И он гневно продолжил:

— Нет, черт меня побери, я не позволю, чтобы кто-либо из полка узнал, в каком состоянии сейчас мой отец! Когда он командовал полком, его все уважали, очень уважали. Вы знаете это не хуже меня.

— Да, я помню. Мама всегда гордилась им, — прошептала Орисса.

— И пусть майор Мередит думает все, что угодно, — твердо проговорил Чарльз. — В конце концов я не единственный баловень женщин среди офицеров. И если ради меня они настолько теряют голову, что готовы прибегать сюда, что я могу поделать?

— Абсолютно ничего! — воскликнула Орисса, и они оба расхохотались.

Чарльз всегда отличался легкомыслием и задором, подумалось ей, и никто, даже майор Мередит, не вправе был ожидать, что молодой офицер станет вести монашеский образ жизни, сколько бы ему ни читали мораль.

Когда они вот так сидели вместе, любой незнакомый с ними человек не нашел бы никакого сходства между братом и сестрой.

Фейны на протяжении веков — а это был очень древний род — всегда были либо блондинами, либо брюнетами.

Фейны-брюнеты появились в этом роду в правление Карла Второго, когда один из предков, вернувшись домой из Кадиса, привез с собой черноволосую сеньориту с кожей цвета магнолии. И все ее дети пошли в нее.

Чарльз был блондином. Светлые кудри и голубые глаза в сочетании с красивыми чертами лица делали его неотразимым в глазах женщин.

Орисса же своим обликом напоминала испанку.

Ее украшали длинные блестящие иссиня-черные волосы, а также огромные, бездонные глаза, временами, особенно когда ее охватывала тревога или гнев, становившиеся почти лиловыми. Кожа, как и у ее далекой прародительницы, была цвета магнолии. Девушка выглядела изящной до хрупкости и обладала неописуемой грацией.

Любая одежда, какую бы Орисса ни надела, была ей к лицу и сидела на безупречной фигуре удивительно элегантно, так что другие женщины рядом с ней казались вычурными неряхами.

Сейчас в отсветах огня ее головка сияла, а кожа отливала почти ослепительной белизной, которую подчеркивал пурпурный цвет ее платья. Любуясь сестрой, Чарльз сказал:

— Мне придется что-то с вами делать, Орисса.

— Жду ваших предложений, — отозвалась она.

— Ведь у нас должны быть родственники.

— Во-первых, их немного, — ответила Орисса, — а во-вторых, отец, вернее, «она» — с ними перессорилась. К нам уже давно никто не ездит.

— Ах, если бы мамины родители были еще живы!

— Или если бы дядя Генри был в Англии! — вздохнула Орисса.

— Дядя Генри! — радостно воскликнул Чарльз. — Вот и выход!

— Что вы имеете в виду?

— Вам следует поехать к нему. В конце концов он одинок, и вы могли бы быть ему полезны. Я думаю, он будет рад вам.

— Вы хотите сказать… в Индии? — Ориссе стало трудно дышать.

— Конечно, — заверил Чарльз.

И он увидел, как внезапно озарилось ее лицо.

— О, Чарльз, если б я только могла!

— А почему бы и нет? — спросил он.

— А вы уверены, что дядя Генри позволит мне жить в его доме?

— Я только что думал об этом, — признался Чарльз, — но так и не нашел причины, которая бы этому помешала. Вы всегда были его любимицей. Он постоянно интересовался, есть ли у меня весточки от вас. Конечно, обременять себя заботой о ребенке ему было сложно, но вы ведь теперь выросли.

— Вновь оказаться в Индии… О, это будет божественно, — промолвила Орисса, боясь поверить словам брата. — Я каждую ночь вижу Индию во сне!

— Это действительно так много значит для вас? — удивился Чарльз.

— Это мой единственный дом, — ответила Орисса. — Там я была счастлива… невероятно счастлива, пока не умерла мама.

— В таком случае мы непременно и любым способом должны доставить вас к дяде Генри. Дайте подумать… когда я уехал, он остался в Дели. Полк пробудет там еще по меньшей мере месяц-другой.

Глаза Ориссы сияли.

— Но ведь мне понадобится написать ему, и пройдет какое-то время, пока я получу ответ. Как же быть?

Чарльз задумчиво молчал, и Орисса поняла, что он ищет выход. Наконец он воскликнул:

— Я придумал!

— О, Чарльз!

— Честно говоря, я думал о плате за ваш проезд. К несчастью, сейчас я совсем без денег.

— Понимаю… милые леди… дорогое удовольствие, — поддразнила Орисса.

— Совершенно верно, — признался Чарльз. — Так что… Откровенно говоря, конечно, можно занять где-нибудь нужную сумму, но, признаться, это было бы для меня очень затруднительно. Может быть, вы согласитесь на нечто другое?

— На что именно? — спросила Орисса.

— Сегодня утром, когда я получал в канцелярии штаба распоряжения на завтра, вошел генерал сэр Артур Кричли. Он командующий группой войск в Бомбее.

Не произнося ни слова, Орисса напряженно вглядывалась в лицо своего брата.

— Генерал обратился к адъютанту, — продолжал Чарльз, — и спросил, известен ли ему список пассажиров на «Дорунде».

«Нет, сэр», — ответил адъютант.

«Мне нужно найти достойную доверия леди, — продолжал генерал, — которая бы согласилась присматривать за моим маленьким внуком во время путешествия. Предполагалось, что с нами поедет кузина, но с ней произошло несчастье, и ей пришлось отложить поездку, причем в самый последний момент».

«Очень жаль слышать это, сэр», — заметил адъютант.

«Крайне досадная неприятность, — говорил генерал. — Я не могу требовать от жены, чтобы она занималась пятилетним ребенком в течение всего путешествия. Для нее это было бы слишком утомительно».

«Безусловно, сэр».

«И нет никакого смысла нанимать няню здесь, когда в Бомбее, в доме моей дочери, уже есть няня».

«Вы совершенно правы, сэр, я понимаю», — -согласился адъютант.

«Может быть, вы сходите в контору судоходной компании и узнаете для меня, найдется ли среди пассажиров леди, которая согласилась бы присмотреть за ребенком в обмен на ее проезд в Индию первым классом, — сказал генерал. — Я готов оплатить билет, но, разумеется, в один конец!»

«Я понимаю, сэр», — ответил адъютант.

Когда Чарльз замолчал, Орисса взглянула на него и с надеждой воскликнула:

— Вы полагаете, я могу поехать? А если они уже кого-нибудь нашли?

— Они не нашли, — ответил Чарльз.

— Почему вы так уверены в этом? — спросила Орисса.

Ее брат загадочно усмехнулся:

— Адъютант поручил мне найти Хью, младшего лейтенанта, и послать его в судоходную контору. Но я забыл об этом, поскольку очень спешил!

— О, Чарльз! — воскликнула Орисса. — Вы верны себе!

— По-моему, это судьба! — убежденно проговорил Чарльз.

— Похоже на то, — согласилась Орисса — А как вы собираетесь представить меня?

Немного помолчав, Чарльз сказал:

— Вот что нужно учесть. Я знаю леди Кричли, она ни за что не примет в компаньонки юную незамужнюю девушку. Она даже в Бомбее всегда решительно возражала против таких кандидатур. Она убеждена, что вокруг юных леди непременно начнут увиваться холостые офицеры, и раз девушка собралась ехать в Индию, то разумеется, чтобы выйти замуж. Относительно таких искательниц приключений она отзывается весьма пренебрежительно.

Орисса встревожилась.

— Тогда она меня и видеть не захочет.

— Не захочет — если она заподозрит, что вы не замужем!

Орисса стрельнула в него озорным взглядом.

— Вы хотите сказать, что мне надо притвориться замужней? — спросила она.

— Почему бы и нет? — заметил ее брат. — В конце концов, если окружающие узнают, кто вы, неизбежно возникнет масса вопросов. Им будет странно не видеть возле вас компаньонки. И придется объяснять, почему вы плывете в Индию одна. Но если вы представитесь как миссис такая-то, — улыбнулся он, — и будете в пути заботиться о ребенке, кому придет в голову о чем-то спрашивать?