Глава IV

Джерри вошел в гостиную, где его поджидала Оливия. Он был в костюме для верховой езды, и все выдавало в нем человека жизнерадостного и уверенного в себе.

— Доброе утро, Оливия! Ты еще спала, когда я приехал на завтрак. Как прошла ночь? Леноксу лучше?

— Да, немного лучше! Доктор сказал, что он доволен тем, как идет процесс выздоровления.

Оливия по очереди с Хиггинсом дежурила у изголовья герцога по ночам. Последние десять дней были очень трудными. У больного поднялся жар, рана воспалилась, и он непрестанно метался в бреду. Они с трудом удерживали его в постели. Но постепенно температура стала спадать, на смену пришел крепкий сон.

— Это все мамины травы, — подумала Оливия, — рана затягивается с каждым днем.

Бесси предлагала подменять Оливию по ночам, но у нее было слишком много работы днем и Оливия отказалась.

Обычно она проводила у постели герцога первую половину ночи, а в два часа ее менял Хигганс.

Сегодня, проспав почти до десяти утра, она чувствовала себя вполне отдохнувшей. На вид девушка была свежее, не такой изможденной, как раньше. Джерри пересек комнату и, подойдя к столику с напитками, налил себе бокал шерри.

— Как ты мог поступить так безрассудно и заказать мне все эти платья?

Проснувшись утром, Оливия с удивлением обнаружила у себя в комнате целую гору коробок. Когда она открыла их, то увидела новые платья.

Они были такими красивыми и нарядными! У Оливии никогда не было таких дорогих и изысканных вещей.

Ты их вполне заслужила! Ты примеряла их? Они должны быть тебе в пору. Бесси дала мне одно из твоих старых платьев, и я снял с него мерку.

— Прекрасно! Они сидят как влитые! Как тебе нравится то, которое сейчас на мне?

— Ты выглядишь просто очаровательно! — пылко заверил ее Джерри. — Впрочем, ты всегда прелестна!

— Но, Джерри, послушай! Не кажется ли тебе, что это пустая трата денег? Излишество, которое мы не можем себе позволить!

Джерри удобно расположился в одном из кресел.

— Я все обдумал! Когда Ленокс поправится, ему ничего не останется, как смириться с тем, что я натворил. Поэтому, пока есть время, давай радоваться жизни и постараемся также благоразумно позаботиться о своем будущем.

— Вот этого… не надо… делать, — запротестовала Оливия.

— Напротив, именно это я и хочу сделать. И в первую очередь позаботиться о твоем будущем и о будущем Тони и Вэнди. Кое-что я уже сделал! Надеюсь, ты одобришь.

— О чем ты?

— Я написал письмо в Оксфорд и заплатил за первый семестр учебы Тони в колледже святой Магдалены.

Оливия слабо вскрикнула:

— Но… Джерри! Это… же воровство! Герцог обязательно потребует деньги назад!

— Сомневаюсь! Он же не захочет выглядеть как последний дурак и объявить всему свету, какой он скупердяй!

Последовала короткая пауза. Затем Оливия произнесла:

— Не знаю… что и… сказать или… сделать.

— Тогда предоставь все мне. А я, поверь, наслаждаюсь всем происходящим. Сегодня утром я встречался с фермером Хэмптоном, и он очень одобрительно отозвался обо всех моих нововведениях. Разумеется, тех, что касаются его фермы. Все затраты я оплачу сам!

Оливия поняла, что спорить с Джерри бесполезно. За последние две недели он истратил столько денег, что это неминуемо должно привести герцога в ужас, и он обрушит на их головы суровое возмездие. Только вчера они вернулись с Тони из Оксфорда, куда ездили на распродажу лошадей. По возвращении они с триумфом объявили, что купили двух прекрасных жеребцов, причем, один из них шел под первым номером в списке для продажи.

Когда Оливия попыталась упрекнуть их, Джерри возразил:

— Если бы Уильям был жив, он бы обязательно купил этих лошадей! Конюшни тоже пришли в запустение, ведь пока болел кузен Эдвард, этим некому было заниматься.

— Но… что скажет… герцог? — испуганно спросила Оливия.

— Он должен только радоваться, что приобрел двух прекрасных лошадей по вполне приемлемым ценам!

Допив вино, Джерри закончил свою мысль:

— Я знаю, я веду себя в высшей степени экстравагантно. Но это совсем не те безрассудства, которым я предавался в Лондоне! Все, что я делаю здесь, — это на благо хозяйства и людей, которые живут и трудятся в Чэде.

— Я знаю! Но… мои платья…

— Ты тоже входишь в эту же категорию людей и являешься частью Чэда. И поверь мне, я не смог бы разъезжать по окрестностям на прекрасных лошадях в то время, как ты ходишь по деревне, одетая в лохмотья, как цыганка!

Оливия рассмеялась. Несколько парадоксальная логика Джерри убедила ее. И все же… и все же она боялась заглядывать в будущее. Одно она знала совершенно точно — герцог придет в ярость, когда узнает обо всем.

А пока… пока он лежал бледный, измученный и казался совсем нестрашным. Оливия даже забыла, как ужасно он повел себя при их первой встрече и как она возненавидела его. Перед ней был просто молодой человек. И он был тяжело болен, и он страдал… И она нянчилась с ним, как с беспомощным ребенком.

Они проводили долгие часы в разговорах с Хиггинсом, и он на многое открыл ей глаза — на характер герцога и на его прошлое.

— До своего вступления в армию, — рассказывал Хиггинс, — его сиятельство часто бывал дома.

— Расскажи мне поподробнее о его доме, — попросила Оливия. Ей хотелось понять, почему два брата так не похожи друг на друга.

— Его мать была сущим дьяволом, да прости меня господи за такие слова! Сказать, что она была подозрительной — это значит, ничего не сказать. В окружающих, она прежде всего, видела преступников, воров и только и мечтала, чтобы поймать кого-нибудь или уличить в чем-либо. Почему она была такой?

— А бог ее знает. Такой был ужасный характер. Она изматывала всех, кто работал в доме. А прислуга — так та просто стонала от нее…

— А что она делала?

Оливия понимала, что не должна задавать такие вопросы Хиггинсу, что это вмешательство в личную жизнь его хозяина. Но одновременно ей хотелось знать, что сделало герцога таким жестоким и бессердечным, таким законченным эгоистом по отношению к другим людям.

— Слуги говорили, что на кухне она считала крошки хлеба, упавшие со стола, и каждую каплю молока.

Оливия недоверчиво рассмеялась.

— Да, да! — подтвердил Хиггинс. — И постоянно внушала сыну, я сам это слышал не раз, что все люди злы и думают, как бы обворовать их, залезть в господский карман.

— Ей не повезло в браке. Поэтому, наверное, она вымещала все зло на остальных людях.

Оливия сидела у изголовья больного, стараясь удержать его, как только он пытался сделать малейшее движение.

Когда он затихал, она продолжала думать о том, какое глубокое влияние оказала на герцога его мать. Это она внушила ему, что весь мир против него.

Но ведь в армии, в полку все было по-другому! У нее еще не было повода поговорить со слугой об армейской жизни герцога. Но вот вчера вечером, когда они остались одни в ожидании доктора, она спросила:

— А солдаты, которые служили под началом его сиятельства, любили его?

Хиггинс задумался на некоторое время:

— Они боялись его… и одновременно восхищались им. Нельзя было не восхищаться его мужеством.

— Чем они восхищались?

— Герцог был отчаянным, храбрым человеком и вел себя в Индии как настоящий герой!

— Герой? — повторила удивленно Оливия.

— Да! Он спас жизнь двум нашим солдатам, когда они попали в плен! Солдат полка, которыми он командовал, все называли «тиграми».

— Потому что они были столь яростны?

— Потому что они были непобедимы! — с улыбкой ответил Хиггинс.

Оливия подумала, что, наверное, и в мирной жизни герцог сохранил привычки командира и ожидал от всех повиновения, как от солдат, не желая слушать никаких возражений.

Солдаты, по словам Хиггинса, восхищались своим командиром, но любили ли они его так, как любили в деревне Уильяма и Джона или ее покойную мать?

Увидев озабоченное выражение на лице Оливии, Джерри произнес:

— Перестань расстраиваться, Оливия! Радуйся жизни сегодня. Ведь завтра может и не наступить.

— Не говори так! Это очень мрачная мысль.

— Не более мрачная, чем представлять себе сейчас, что сделает с нами Ленокс, когда поднимется на ноги. Давай подождем этого момента и как следует подготовимся к нему! Оливия ничего не ответила, и после короткой паузы он продолжил:

— Да, ты напомнила мне! Надо сходить и посмотреть, как идут работы в доме священника! В деревне они сделали просто чудеса!

— Бесси рассказывала мне.

— Как ты думаешь, я должен назначить нового священника?

— Не сомневаюсь, что если он будет назначен, герцог сразу же невзлюбит его.

— Да, наверное, ты права, — согласился Джерри, — тогда лучше подождем.

Оливия прошептала чуть слышно:

— Куда мне… деваться, если он… вышвырнет нас из… Грин Гэйблз за то, что я… здесь натворила за время его болезни?

— Вышвырнет тебя? Не верю, что он посмеет повести себя таким образом! Ты выхаживаешь его как дитя. Фактически, ты спасла ему жизнь! Уверен, доктор расскажет ему об этом.

— Если он… перестанет выплачивать… мамины деньги, мы не сможем… оставаться здесь.

— Я уже говорил тебе, Оливия, ты должна экономить каждый пенни. Теперь, когда я купил тебе всю одежду, расходы должны быть сведены к минимуму.

— Да, это все замечательно, Джерри! И мои новые платья, и еда, которую готовит нам мисс Бэнкс! Это все как сон!

По распоряжению Джерри миссис Бэнкс готовила для герцога прямо здесь, в Грин Гэйблз. Ее доставляли сюда в карете каждое утро, а поздно вечером отвозили домой. Миссис Бэнкс ужасно гордилась этим.

— Я теперь как королева, мисс Оливия, — говорила она девушке. — Настоящая королева!

— Вам, наверное, будет неудобно работать в нашей маленькой кухне! А мы счастливы, что вы будете баловать нас своими кулинарными шедеврами!

Излишне было рассказывать миссис Бэнкс, сколь скудна была их еда до сих пор. Тони и Вэнди и так прожужжали все уши об этом. Даже Джерри был вынужден признать, что стал заметно набирать вес, и, если дела так пойдут и дальше, то в скором будущем ему для езды понадобится слон, а не лошадь.

Вместе с миссис Бэнкс ежедневно приезжали горничная и два лакея, которые подавали наверх и обслуживали всех остальных за обедом. Время от времени их навещал Аптон. Словом, дом кишел людьми и, казалось, еще немного и он не вместит всех желающих навестить их. Оливия была счастлива. Это так напоминало ей старые добрые времена, когда были живы отец и мать. Несмотря на серьезные обстоятельства, связанные с болезнью герцога, в доме царили жизнерадостность и смех. У Джерри всегда про запас была какая-нибудь забавная история, которой он смешил их по вечерам. Он постоянно рассказывал, как идут дела на шахте или с ремонтом домов в деревне.

Тони больше всего на свете интересовали лошади. Он пропадал в конюшне от темна до темна. Оливия никогда не видела его в таком приподнятом состоянии духа.

Вэнди тоже не была обделена вниманием. Сельская портниха, между прочим, замечательная мастерица, сшила ей два очень нарядных платья и уже работала над третьим. Вэнди была так прелестна в своих нарядах, что Оливия впервые за год решилась пригласить к себе на чай соседских ребятишек. Миссис Бэнкс испекла им вкуснейший торт и имбирные пряники в форме человечков и различных животных. Дети уплетали, как говорится, за обе щеки.

Оливия заметила, что матери, приехавшие вместе с приглашенными детьми, проявляли немалое любопытство к происходящему у них в доме. К этому времени уже все графство было в курсе того, что случилось в Чэде. И когда они с Джерри устроили в Чэде второй вечер для детей, то никто не ответил отказом на приглашение.

— Мы с нетерпением ждем возможности познакомиться с герцогом, — сказала Оливии одна из мамаш, — и, если он такой же очаровательный, как его брат, которого мы все знаем с детства, то его здесь примут с распростертыми объятиями.

Дама пояснила, что от него ждут активного участия в местной светской жизни — охота, скачки и, конечно, руководство несколькими благотворительными фондами. Покойный герцог успешно занимался этими фондами вплоть до трагической гибели своих сыновей. — Как жаль, что покойный герцог последнее время перестал выставлять своих лошадей для участия в скачках, — воскликнула одна из дам, — но, думаю, мы сможем убедить нового владельца возобновить эту традицию.

— Не сомневаюсь, вам удастся это, — согласилась Оливия.

Многие гости интересовались герцогом в первую очередь как неженатым мужчиной и завидным женихом.

Оливия подозревала, что некоторые из них считают, что она сама пытается заарканить либо герцога, либо Джерри. И всякий раз, когда эта мысль приходила ей в голову, она внутренне содрогалась. Их с Джерри будущее было неопределенно.

Она заметила, что Джерри сильно изменился за последнее время. Он словно повзрослел и стал настоящим мужчиной. Вначале он действовал нерешительно и часто обращался к ней за советом и помощью. Но постепенно он взял инициативу в свои руки и начал самостоятельно и весьма успешно управляться со всем хозяйством. «Не мальчик, но муж», — наверное, сказал бы о Джерри ее отец, если бы увидел его сейчас. Но как далек был Джерри от мужчины ее мечты, от того принца, о котором она мечтала по ночам!

И когда он баловался с Тони или дразнил Вэнди, то напоминал ей такого же ребенка, как они.

— Обед подан, мадам! — доложил лакей.

Оливия пошла в столовую. На ней было новое платье, которое ей очень шло. Они с Джерри уселись за стол, вскоре к ним присоединились Тони и Вэнди, игравшие в саду.

— Знаешь, Оливия, — сообщил Тони, — Джерри починил фонтан!

— Правда? Как замечательно!

— Я собираюсь запустить туда золотую рыбку! — радостно защебетала Вэнди.

— Будь осторожна и не упади в воду! — предупредил ее Джерри. — Иначе рискуешь сама превратиться в золотую рыбку.

Вэнди захлопала в ладошки. Было видно, что эта идея привела ее в восторг.

— Тогда ей нужно пришить хвост, и она сможет плавать намного лучше, чем я в озере, — сказала Оливия.

— Ты плаваешь в озере? — спросил ее Джерри.

— Да, прошлым летом, когда было жарко, мы ходили на озеро. Но переодеваться за кустами — не совсем удобно.

— Чудесно! У меня идея! — воскликнул Джерри. — Надо построить большую купальню на другой стороне озера, там можно переодеваться, а я закажу в деревне лодку, чтобы проще было добираться.

— Как будет хорошо! — весело закричала Вэнди. — Хочу кататься в лодке.

Оливия посмотрела на Джерри с осуждением. Она слишком хорошо знала характер Джерри: стоит ему подать какую-либо идею, как он сейчас же бросается воплощать ее в жизнь!

— Купальня и лодка — это все лишнее сегодня! — сказала она строго, пытаясь урезонить фантазеров.

— Глупости! — возразил Джерри. И купальню, и лодку построят местные рабочие и стоить это будет недорого.

— Я знаю одного хорошего плотника в Литл Плауде, — поддержал его Тони. Это была одна из дальних деревень в имении герцога.

— Нужно пойти и поговорить с ним, — решительно заявил Джерри.

Оливия поняла, что спорить бесполезно. Она старалась больше не думать о том, как разозлят герцога эти дополнительные траты. Одновременно трудно было отрицать, что при Джерри вся деревня преобразилась. Люди выглядели сытыми и довольными. За первую неделю было истреблено столько, что это привело Оливию в ужас. Количество съеденных овец и телят, а также суммы счетов из продовольственных лавок были просто пугающими. Мистер Бэнтик, который показывал ей их, с сомнением качал головой:

— Не знаю, не знаю, мисс Оливия, что на это все скажет его сиятельство!

— Боюсь, он не придет в восторг! Хотя, с другой стороны, мистер Бэнтик, он должен быть нам благодарен, что мы спасли его дом. Иначе бы дворец сожгли дотла, а в деревне начался бы настоящий бунт!

Они закончили обедать.

— Поедешь с нами кататься верхом после обеда? — обратился к Оливии Тони. — Я покажу тебе некоторые новые трюки, которые я освоил.

— Хорошо, — согласилась Оливия. Она побежала наверх переодеваться в костюм для верховой езды, который тоже входил в число нарядов, приобретенных для нее Джерри.

— Мама всегда говорила: «Куй железо, пока горячо», — размышляла она по дороге, — вот я так и поступаю сейчас. И зачем напрасно печалиться о том, что будет завтра? Завтра и будет завтра!

Зная, как не любят мужчины ждать, она быстро переоделась и, пробежав по коридору, заглянула к герцогу. Он лежал тихо, но был уже не такой бледный, как сразу после ранения. Доктор посоветовал ей постепенно уменьшать дозу трав, которые действовали на больного как снотворное.

— Надо, чтобы он стал приходить в себя, — сказал доктор Эммерсон.

— Да, конечно, — тихо проговорила Оливия. Она молча стояла у постели больного. Он давно уже перестал быть тем ужасным нетерпимым человеком, которого она когда-то встретила в Чэде. Перед ней лежал красивый мужчина, выздоравливающий после тяжелого ранения. Он мог быть ранен на войне, но это случилось здесь, в мирное дело. Его чуть не убил человек, умирающий с голоду.

А что, если он поправится и все повторится? И кто-то другой уже не промахнется, а точно нанесет свой удар? И запылает в огне Чэд? И все вокруг придет в запустение?

Даже думать об этом было страшно. Инстинктивно Оливия положила свою ладонь на руку герцога, лежавшую поверх одеяла. Рука была теплой. Оливия поправила одеяло и тихонько вышла из комнаты. Она бежала по ступенькам, поспешно отгоняя от себя невеселые мысли, которые пришли ей в голову в спальне герцога. Джерри и Тони ждали ее уже на улице, сидя верхом на великолепных лошадях, которых они приобрели недавно на ярмарке. Их терпение было явно на исходе, когда в дверях показалась Оливия. Грум помог ей взобраться на лошадь, и они тронулись. На пороге их провожала Уэн-ди, махая вслед рукой. Через несколько минут за ней придет миссис Даусон, чтобы отвести к себе на чай. К ней в гости неожиданно приехали две племянницы такого же возраста, как и Вэнди. Девочка любила играться со своими сверстницами и с радостью собиралась в гости. Миссис Бэнкс испекла по этому поводу специальный пирог в подарок миссис Даусон.

Проезжая мимо дубовой рощи, Оливия заметила под одним из деревьев пятнистого оленя. За ними вряд ли станут охотиться сельчане. Все работали и были сыты. «Теперь они довольны, — подумала девушка, — а что будет с ними потом, когда герцог выздоровеет? Не покажется ли им все лишь прекрасным сном?»

Герцог открыл глаза и попытался вспомнить, где он. Над ним склонилось прелестное детское личико, и он решил, что, должно быть, смотрит на ангела. Два огромных голубых глаза в обрамлении пушистых и длинных ресниц внимательно и с любопытством рассматривали герцога. У ангела были светлые волосы, которые в лучах солнца, падающих из окна, образовали золотистый ореол вокруг бело-розового личика.

— Ты проснулся? — спросил детский голос.

— Где я? — едва слышно прошептал герцог.

— Ты в Грин Гэйблз, и я очень-очень сильно жалею тебя.

— Почему … ты … жалеешь … меня? — говорить было трудно, и герцог выговаривал слова по одному, делая паузы. Он уже где-то слышал это название — Грин Гэйблз, но где и когда, вспомнить не мог.

— Я жалею тебя, потому что Оливия говорит, что никто не любит тебя, — прощебетал ангел.

Странное утверждение! Оливия, Оливия… где он раньше слышал это имя? Опять провал в памяти. Он закрыл глаза.

— Ты очень устал?

— Да, я думаю, да. Я долго спал?

— Очень, очень долго, — ответил ангел. Этот ответ озадачил его, но мысли в голове начали путаться, и он снова провалился в сон. А ангел, ангел пусть летит к себе на небо, где ему и место.

Рядом кто-то тихо беседовал. Герцог попытался разобрать слова.

— Его сиятельство даже не пошевельнулся, пока я был здесь.

Герцог узнал голос Хиггинса, который ему был слишком хорошо знаком.

— Идите спать, мисс Оливия, а я подежурю до утра.

— Что вы! Вы и так работали весь день. И сейчас заменяли меня, пока я была на вечере в Чэде! Был такой замечательный вечер! Все гости разъехались очень довольными. Давно я так не веселилась!

— Так и должно быть, мисс! И все же вам лучше лечь спать самой! Я думаю, его сиятельству уже намного лучше и сегодня ночью его можно оставить одного.

— Хорошо, Хиггинс! Раз вы так хотите, я отправлюсь к себе. А вы оставьте дверь открытой. В случае чего услышите, если его сиятельство опять начнет метаться.

— Конечно, мисс! Я так и сделаю. А вам спокойной ночи и сладких снов!

— Но вы… вы уверены, что мы поступаем правильно?

— Как в себе самом! Не сомневайтесь!

— Тогда… спокойной ночи! И спасибо, Хиггинс, за работу!

Герцог услышал шелест платья и легкие шаги уходящей Оливии. Следом тяжелой походкой удалился Хиггинс.

Герцог открыл глаза. Он вспомнил. С Хиггинсом разговаривала Оливия Лэмбрик. Он находился в ее доме, в Грин Гэйблз. Дом раньше занимал ее отец, священник. А потом он умер. Что потом? Герцог пытался мучительно восстановить разрозненные куски событий, но тщетно.

В памяти остались только граничащая с бешенством ярость, потом чей-то удар, внезапная сильная боль в груди и дальше беспамятство. Значит, его принесли сюда? Тогда, кто устраивает вечер в Чэде? И какое они имеют право делать это? Нет, он слишком устал, чтобы разобраться во всем. Глаза его непроизвольно закрылись, и он снова стал погружаться в сон.

Потом герцог очнулся днем. Да, он отчетливо осознал, что это день. Вокруг суетились какие-то люди. Они осторожно поправляли его кровать, стараясь ничем не побеспокоить. Очевидно, они не хотели будить его, да и сам он не желал просыпаться. Он с ужасом думал о том, что нужно будет с ними о чем-то разговаривать, о чем-то спрашивать, как-то отвечать. Нет, он еще слишком слаб! Потом в комнате установилась тишина, и герцог понял, что остался один. Думать не хотелось. Он вспомнил ангела, который сказал, что его никто не любит, и вдруг почувствовал чье-то присутствие. Он с усилием открыл глаза. Ангел вновь находился здесь, рядом, и выглядел еще более ангелоподобно, чем в прошлый раз.

Я принесла тебе розу! — девочка положила розу на одеяло.

— Спасибо! Это… очень … мило … с … твоей … стороны!

— Я думала, тебе будет приятно.

— Мне очень-очень приятно! — заверил ее герцог.

— Тебе кто-нибудь дарил розы раньше?

— Никто!

— Потому что тебя никто не любит! Хочешь, я тебя буду любить?

Ее глаза были синими-синими, как небо в погожий летний день. Слабая улыбка тронула губы герцога.

— Да! Я был бы… счастлив, если бы… ты… полюбила… меня.

— Я полюблю! — с готовностью пообещала Вэнди. — И Эмма полюбит тебя.

— А кто … это … Эмма?

Девочка достала куклу, которую прятала в складках платья. Она была старой и потрепанной, но, бесспорно, самой любимой игрушкой и самой большой драгоценностью. Вэнди всюду таскала ее за собой. Она ложилась с ней спать, брала с собой в гости, словом, та везде была рядом с ней. Девочка разговаривала с куклой, как с живым человеком, доверяя ей все свои немудреные тайны.

— Итак… это… Эмма! — сказал герцог.

— Эмма тоже думает, что это очень плохо, когда тебя никто не любит.

Герцог ничего не ответил, и после короткой паузы Вэнди продолжила:

— Все любили моего папочку, потому что он любил меня, и он любил всех, за кем смотрел и ухаживал. Я думаю, если ты будешь хорошо относиться к людям, то они тоже полюбят тебя!

— Сомневаюсь! Люди жестоки и очень неблагодарны.

— Я тебе благодарна!

— За что?

— За ту вкуснятину, которую я ем сейчас. Миссис Бэнкс приходит к нам каждый день и готовит здесь. И у меня больше не урчит в животике.

— А раньше… до… того… как… она стала… приходить… урчало?

Вэнди кивнула головкой.

У нас часто не было ужина, и мы ложились спать голодными, а я долго не могла уснуть.

— А почему… у вас не было… еды? Оливия говорит, что у нас нет денег, чтобы покупать еду.

— Но вы же… что-то ели?

— Только кроликов и много-много картошки. А я это совсем не люблю! Зато сейчас мы едим такую вкуснятину! Сегодня на обед у нас была семга — целая большая рыбина!

Девочка склонила голову на бок:

— Семга была похожа на золотую рыбку, которую кузен Джерри обещал запустить в фонтан, только она была больше, намного больше!

— Твой кузен Джеральд здесь?

— Да, — ответила Вэнди, — он здесь. — Он сделал так, что все в деревне работают и получают большие-большие зарплаты. И поэтому Оливия очень-очень счастлива!

Последовало короткое молчание, потом герцог спросил:

— А что… он… еще… делает?

Внизу хлопнула дверь, и девочка поспешно соскользнула с кровати.

— Мне надо идти, — прошептала она. — Мне не разрешают приходить сюда, но мне так хотелось сказать, что я и Эмма любим тебя.

— Спасибо! — растроганно сказал герцог.

Но девочка уже убежала и вряд ли услышала его слова. Он с интересом стал размышлять над тем, что произошло за время его болезни. Сегодня утром он слышал, как кто-то бережно перевязывал его рану на груди. Но он не открыл глаза и не посмотрел, кто это. Ему ничего не хотелось, кроме одного — спать, никого не видеть и ни о чем не думать. Но мозг помимо его воли продолжал работать, и герцог стал анализировать то, что рассказала ему Вэнди.

Он уже точно знал, кто эта девочка. Это тот ребенок, которого он предложил отправить в приют. Но этого не произойдет, если ее сестра выйдет замуж за Джеральда.

А может быть, она уже вышла замуж за него? Нет, едва ли. Ведь он хотел их поженить силой. Но Джеральд! Он всем дал работу! Как он это сделал? И кто им платит? Эти вопросы стучали в его голове словно молоточки.

Нет, я… не должен… думать… об этом… сейчас. Я… хочу, чтобы… меня оставили… в покое!

Кажется, последние слова он произнес вслух. Или ему это померещилось?

И снова волна дремоты нахлынула на него и увлекла за собой туда, где не было боли, страданий, мучительных вопросов, на которые у него нет ответов.

Глава V

— Джерри опаздывает, — сказал Тони.

— Наверное, опять увлекся верховой ездой и забыл о времени, — ответила Оливия.

Они знали, что каждое утро Джерри объезжает фермы и лично следит за тем, как идут работы на шахте. Но завтракать обязательно приезжает к ним.

— Больше всего на свете я не люблю есть в одиночестве, — обычно говорил он.

Оливия не сомневалась, что если бы он мог, то с удовольствием бы поселился у них в Грин Гэйблз. Но дом был переполнен. И Джерри вынужден был жить в Чэде, нравилось ему это или нет. Наверное, ему было одиноко в пустынном и огромном дворце. Оливия вспомнила о герцоге. А ему, интересно, тоже было одиноко в этом чужом для него доме? И как он будет там жить совершенно один, когда поправится после ранения?

Все, что случилось с ним в последнее время, еще более ожесточит его против людей. Ему всюду будут мерещиться обман, подвох, ложь. Но что толку думать об этом сейчас?

За окном послышался стук копыт, и в следующее мгновение Джерри был уже в комнате.

— Ну, дорогие мои! — воскликнул он с порога. — Я все решил за вас. И сегодня вечером мы едем в гости. Нас пригласили на ужин.

— На ужин? — с изумлением переспросила Оливия.

— Да! Никогда не угадаешь, куда!

— Это что-то интересное! — вступил в разговор Тони.

— Грандиозное! Это слово больше подходит! Аптон просто потрясен приглашением.

Все рассмеялись, и Оливия сказала:

— Ну, не томи же! Так кто это?

— Леди Шелтон!

— Да, это действительно гранд-дама! — согласился Тони. — Во всяком случае, она никогда не считала папу достаточно знатным, чтобы приглашать его к себе.