Глава пятая

Анриэтта Дюпре приложила изумрудное ожерелье к своей изящной белой шее.

— Сколько вы хотите за него? — спросила она подчеркнуто холодным тоном — таким, каким всегда разговаривала с продавцами и слугами.

— Это ожерелье стоит десять тысяч франков, — ответил ювелир. — Но вам, Ma'm'selle, я готов продать его за семь с половиной.

— Немыслимо! — воскликнула Анриэтта, швыряя ожерелье на туалетный столик и поднимаясь с низкой табуретки.

Ее гибкое молодое тело под полупрозрачной тканью платья смотрелось восхитительно.

— Цена ему пять тысяч франков, не более! — заявила она.

Ювелир развел руками и покачал головой.

— На это я пойти не могу, Ma'm'selle. Семь с половиной тысяч — вполне подходящая цена для этого ожерелья. В прошлый раз я и так продал вам браслет почти за бесценок, надеюсь, вы помните?

— Ваша жадность не знает границ, мсье Фабиан! — выпалила Анриэтта. — Вы богатый человек. Сколотили целое состояние на продаже драгоценностей. Но даже не задумываетесь о том, что должны быть благодарны таким, как я, людям, давшим вам возможность заполучить столько денежек! — Она высокомерно вскинула голову. — Лорд Харткорт — далеко не бедняк, мсье Фабиан. А в Париже есть множество других известных ювелиров, которые с радостью подберут для меня более красивое ожерелье, чем ваше, и возьмут за него столько денег, сколько следует.

Мсье Фабиан, невысокий седой человек, внимательно посмотрел Анриэтте Дюпре в глаза.

Он привык продавать свой товар дамам demi-monde16 и знал, как никто другой, характерную примету этих особ — когда речь заходила о деньгах, они становились неслыханно скупыми.

Он почувствовал вдруг, что ужасно устал скандалить по поводу каждой сотни франков во время заключения той или иной сделки.

Продавать драгоценности представителям настоящей аристократии было куда приятнее. Например, герцогине Марлборо, которая вчера купила у него понравившееся ей кольцо с бриллиантом, даже не подумав торговаться. Конечно, не следовало сравнивать ее, американку, с Анриэттой Дюпре.

— Итак, как я уже сказал, Ma'm'selle, я готов продать вам это ожерелье за семь с половиной тысяч франков, — спокойно произнес мсье Фабиан. — Ювелиру тоже нужны деньги, вы ведь понимаете.

— Мсье Фабиан, вам совсем ни к чему ссориться со мной, — процедила Анриэтта сквозь зубы. — Я уверена в том, что мои условия вполне приемлемы для вас. Если вы с ними не согласитесь, я буду вынуждена пойти к мсье Люсезу.

Мсье Фабиан улыбнулся и с невозмутимым видом положил ожерелье в коробочку из красной кожи, отделанную бархатом.

— Мсье Люсез — мой кузен, Ma'm'selle. В данный момент он тоже переживает не лучшие времена и не может позволить себе продавать товар по слишком низким ценам. Даже самым постоянным из своих покупателей. Открою вам один секрет: мы заключили взаимное соглашение, согласно которому не имеем права делать клиентам большую скидку, чем та, какую я вам предлагаю.

С губ Анриэтты сорвалось смачное ругательство. Так выражались обитатели трущоб, а именно там она родилась и выросла.

— Хороший же вы торговец, мсье Фабиан! Оставьте ожерелье! Я попробую побеседовать с лордом Харткортом. Посмотрим, что он скажет по поводу вашей цены! — прокричала она.

— Очень хорошо, Ma'm'selle, — ответил ювелир. — Когда его милость увидит, как великолепно смотрится это ожерелье на вашей нежнейшей коже, он наверняка тут же согласится выписать мне чек. Au revoir17, Ma'm'selle. Всегда к вашим услугам.

Он поклонился и вышел из комнаты.

Анриэтта скорчила недовольную гримасу и гневно пнула шелковую подушечку, лежавшую на полу у двери.

— Негодяй! Паразит! — прошипела она. Но, взглянув на изумрудное ожерелье в незакрытой коробочке, мечтательно улыбнулась.

Придя вечером к любовнице, лорд Харткорт застал ее лежащей на кровати с атласными простынями. На ней абсолютно ничего не было за исключением одной вещи — изумрудного ожерелья. На фоне ее белоснежной кожи оно выглядело бесподобно…

Заговорили об ожерелье некоторое время спустя.

— Откуда у тебя эта игрушка? — спросил лорд Харткорт, едва касаясь чудесных камней пальцами одной руки, а другой поднося к губам бокал с шампанским.

— Тебе она нравится? — промурлыкала Анриэтта, соблазнительно глядя на любовника из-под опущенных пушистых ресниц.

— Ты любишь изумруды? — поинтересовался лорд Харткорт. — Охотно соглашусь, что они тебе очень идут.

— Я от них в восторге, — прошептала Анриэтта. Ее глаза заметно погрустнели. — Но, к сожалению, я не могу себе позволить их приобрести.

Лорд Харткорт кивнул.

— Стоят они наверняка немало.

— Для такой вещи, как эта, цена, которую за нее просят, — сущий пустяк! — поспешно проворковала Анриэтта. — Это ожерелье принадлежало когда-то самой Марии Антуанетте. Его подарил ей шведский любовник. Это символ их любви. — Она подалась вперед, приближаясь к лорду Харткорту. Изысканный аромат духов, которым благоухало все ее тело, окутал его незримым облаком.

Он провел рукой по мраморной шее Любовницы, украшенной драгоценными камнями.

Посещать по пятницам это заведение вошло у них в привычку. Там было весело, но однообразно: всегда одни и те же лица, одни и те же блюда и напитки, одни и те же шутки, один и тот же гам.

— Наверное, все дело в том, что я стал чертовски безрадостно смотреть на окружающую действительность, — еле слышно пробормотал лорд Харткорт, выйдя из машины и направившись к мраморной лестнице парадного входа в английское посольство.

— Вас ожидает мистер Каннингхэм, милорд, — сообщил дворецкий, как только он вошел в холл, — Где?

— В ваших комнатах, милорд.

— Спасибо, Джарвис. На сколько назначен сегодняшний ужин? — спросил лорд Харткорт.

— На восемь часов, — ответил дворецкий. — В вашем распоряжении еще сорок минут, милорд.

— Знаки отличия надевать сегодня следует?

— На ужине будет присутствовать султан Марокко, — сообщил старший лакей. — Знаки отличия необходимы. Я уже сказал об этом вашему слуге.

— Спасибо, Джарвис.

Совершенно бессмысленный разговор, подумал лорд Харткорт, поднимаясь по лестнице. Нынешний слуга работал на него на протяжении пяти лет, работал исключительно исправно. Он передал бы ему все, что полагалось.

Бертрам лежал на диване в гостиной и просматривал свежие английские газеты, когда появился хозяин комнат.

— Привет, Вейн! — крикнул он, продолжая беспардонно лежать. — Я хочу поговорить с тобой.

— А я не имею ни малейшего желания тратить время на болтовню, — ответил ему кузен. — В восемь я должен явиться на официальный ужин. Хочу принять ванну, переодеться и быть внизу самое позднее за десять минут до начала мероприятия.

— У тебя еще уйма времени! — Бертрам хмыкнул. — А я всего лишь хотел показать тебе вот это.

Он поднялся с дивана и достал из кармана письмо.

— Прочти его вслух, мой дорогой друг, — сказал лорд Харткорт, проходя в спальню. — Я не намерен опаздывать. Сэра Джеймса хватит удар, если перед приездом первого гостя мы все, как ненужные предметы мебели, не соберемся к ужину.

Что в этом письме? И от кого оно?

Бертрам тоже перешел в спальню и уселся на край кровати.

— От герцогини! — провозгласил он. — И если ты растолкуешь мне, что оно означает, я буду тебе весьма признателен.

Сам я ничегошеньки не понимаю.

— Прочти его наконец, — скомандовал лорд Харткорт, снял пиджак, отдал его слуге и принялся развязывать галстук.

Развернув письмо и отдалив его от себя на расстояние вытянутой руки, Бертрам начал читать:

Уважаемый мистер Каннингхэм!

Племянница сообщила мне, что вы любезно пригласили нас на прогулку в Буа завтра утром. К сожалению, принять ваше приглашение мы не можем, поскольку мисс Уидон приехала в Париж только вчера и еще как следует не отдохнула с дороги. Надеюсь увидеть вас, а также вашего кузена, лорда Харткорта, на своей завтрашней вечеринке.

Искренне ваша

Лили де Мабийон.

Бертрам возмущенно швырнул письмо на стол и уставился на кузена.

— Ну и что ты думаешь по этому поводу?

— Думаю, что на твое приглашение ответили вполне вежливым отказом, — невозмутимо продолжая раздеваться, ответил лорд Харткорт.

— Вежливым? — вскрикнул Бертрам. — Получить подобный отказ от Лили де Мабийон — настоящее оскорбление! Ты ведь понял, на что она намекает? На то, что ее девочку кто-то должен сопровождать на прогулках, а еще на то, что я не имею права приглашать ее. Лили де Мабийон, подумать только! Что за игру она затеяла? Никогда не поверю, чтобы племянница Лили сидела взаперти и была праведницей! Никто в это не поверит!

— Насколько я понял из твоей пылкой речи, — спокойно сказал лорд Харткорт, — ты считаешь, что герцогиня должна принять тебя с распростертыми объятиями. Так? Но, дорогой мой, она наверняка желает найти для племянницы нечто более солидное: маркиза, графа, барона. А ты всего лишь «уважаемый мистер Каннингхэм», и у тебя частенько не бывает наличных, ей об этом, конечно, известно.

— Считаешь, все дело в деньгах? — мрачно спросил Бертрам.

— Предполагаю, что так, — ответил лорд Харткорт. — В конце концов, любой человек мечтает о лучшей доле для своих потомков, это вполне естественно.

— Черт возьми, Вейн! Если уж ты считаешь, что я не гожусь в ухажеры даже для племянницы Лили де Мабийон, я имею все основания серьезно на тебя обидеться, — пробурчал Бертрам. — Естественно, я далеко не царь Крез и не обладаю несметными богатствами, но, во всяком случае, во сто крат лучше тех отвратительных типов, которые крутятся вокруг игорных столов в гостиной герцогини.

— Насмотревшись на них, она и не хочет, чтобы вокруг ее племянницы крутились недостойные личности, — сказал лорд Харткорт.

— Ну это уже слишком! — прогремел Бертрам. — Теперь ты по-настоящему меня оскорбил! Никак не ожидал, что ты будешь так настойчиво защищать позицию Лили. Она радоваться должна! Ее племянница не успела появиться в Париже, как ей тут же уделили внимание.

Лорд Харткорт усмехнулся.

— Это только начало. Когда герцогиня приоденет свою девочку, на ней сосредоточится внимание многих. Вот увидишь.

Бертрам поднял вверх указательный палец.

— Ты кое о чем мне напомнил! — объявил он с таинственным видом. — Чуть не забыл рассказать тебе об этом. Слышал последние сплетни?

— Сплетни, о чем бы они ни были, меня интересуют крайне редко, — ответил лорд Харткорт устало.

Слуга подал ему халат, и, надев его, он направился в ванную комнату.

— Эй, подожди! — крикнул Бертрам. — Ты должен узнать эту новость! Я слышал это уже от двух человек, не думаю, чтобы оба лгали.

Лорд Харткорт приостановился у входа в ванную.

— Ладно, рассказывай свою сплетню, только побыстрее, — с легким раздражением произнес он.

— Болтают, — начал Бертрам с воодушевлением, — будто сегодня днем Лили возила свою племянницу к Ворту и будто на девочке не было ничего, обрати внимание, абсолютно ничего, кроме шиншилловой накидки стоимостью в несколько миллионов франков! Лили упросила Борта сшить малышке какую-нибудь одежду, сказав, что, если он им не поможет, ей будет нечего носить, совершенно нечего!

Лорд Харткорт криво улыбнулся.

— Догадываюсь, кто сообщил тебе эту новость. Наверняка не мужчины.

Он вошел в ванную и плотно закрыл за собой дверь.

— Черт возьми, Вейн! — заорал Бертрам. — Хотя бы скажи, что ты думаешь по этому поводу!

Он подскочил к двери ванной и прокричал еще громче:

— Ты считаешь, это правда, Вейн? Насколько я понял, в это верит весь Париж!

— Понятия не имею, — ответил лорд Харткорт из-за двери. — Не терял бы лучше времени, Берти! Иди и приведи себя в порядок к вечеру. Если твоя английская пташка намеревается сегодня куда-то выйти, она пойдет в «Максим».

— Боже мой, а ведь ты прав! — воскликнул Бертрам довольно. — Увидимся позже, Вейн!

В ванной уже шумела вода — лорд Харткорт наверняка не слышал последних слов кузена.

— Доброго вечера, Хиксон, — пробормотал Бертрам слуге, вешавшему в шкаф костюм лорда Харткорта, и устремился к выходу.

— Доброго вечера, сэр, — ответил Хиксон с почтением.

Как только дверь за Бертрамом закрылась, он проворчал вполголоса:

— Ох уж эти женщины! Мужчинам они всегда стоят крайне дорого.

На туалетном столике лежала кучка соверенов18, высыпанных из карманов лордом Харткортом. Хиксон взглянул на нее с печальным вздохом.

На девушку-француженку, с которой он встречался, у него уходила практически вся зарплата.

«Маме я не посылаю ни гроша вот уже целых две недели, — подумал он и к его щекам прилила краска стыда. — Есть в этих француженках нечто такое, что действует на тебя как магическое заклинание. Оно проникает тебе под кожу, примешивается к крови, и ты не в состоянии ему противостоять…»

Он аккуратно сдвинул монеты в сторону. Никогда в жизни ему не приходило и в голову брать деньги хозяина. Но заработка катастрофически не хватало, и в последнее время он нередко подумывал обратиться к лорду Харткорту с просьбой повысить жалованье. Те небольшие суммы, которые раньше ему удавалось высылать матери, очень ей помогали, но жизнь без прелестных ручек, все время что-то требовавших, уже не представлялась возможной.

Ужин в посольстве ничем не отличался от других официальных вечеров, проходивших в обшитом панелями зале. Стены этого просторного помещения украшали золотые орнаменты, в люстре красовались хрустальные орхидеи. За спинкой стула у каждого из присутствовавших стоял лакей.

Рядом с лордом Харткортом сидела обворожительная графиня Уорик. Она беспрестанно развлекала его, рассказывая пикантные новости английского двора, которые щедро приправляла революционными социалистическими идеями. Эти политические убеждения, к ужасу всех своих друзей, она поддерживала довольно давно.

— Как поживает его величество? — поинтересовался лорд Харткорт.

— Становится все более полным, — ответила графиня. — А временами бывает крайне вспыльчив. Но все еще заглядывается на женщин. Миссис Кеппел продолжает его восхищать. Без нее он шагу не может сделать.

Она вздохнула, по-видимому, вспомнив о тех временах, когда ее считали одной из красивейших женщин в Англии.

— Люди стареют, и с этим ничего не поделаешь! Берите от молодости все, что можете, лорд Харткорт. Она никогда не повторится!

— Ваша красота неподвластна времени, — заметил лорд Харткорт тоном человека, не делающего комплимент, а констатирующего факт.

Графиня улыбнулась — светлой благодарной уверенной улыбкой женщины, привыкшей блистать на протяжении долгих лет.

— Спасибо, — ответила она. — Откройте мне один секрет: в кого вы влюблены в настоящий момент?

Лорд Харткорт пожал плечами.

— Ни в кого, — честно ответил он.

— Да вы что! — воскликнула графиня. — Тратить столько драгоценного времени впустую! Мужчина всегда должен быть влюблен, причем влюблен больше, чем женщина в него. Это единственный путь сохранения баланса полов.

— Наверное, мне следует прислушаться к вашим словам, — ответил лорд Харткорт, сдержанно улыбаясь. — По-видимому, вы в этих делах человек опытный.