Была еще одна в гостиной и маленькие лампы в спальнях.

Она надеялась, что если их поставить внутри храма, то герцогу хватит света, чтобы сделать хорошие снимки бодхисаттв. Ее мучила мысль, что если бы он приехал пораньше, то можно было бы сфотографировать и Будду прежде, чем его украли.

С тех пор, как это произошло, она часто лежала без сна, стараясь понять, как могло случиться, что она не проснулась от шума колес повозки, проезжавшей к лесу мимо их дома. Более того, поскольку дорога была каменистой, она должна была бы услышать стук подков. В своих фантазиях она иногда думала, что Будда не украден человеческими руками, но вернулся в другой мир, где его возможно достичь только посредством молитв. Думая о том, что если воры вернутся, то они возьмут обоих бодхисаттв, она приходила в ужас. Может быть, они сумеют найти и в других помещениях сокровища, которые она еще не видела.

Ее мысли вновь и вновь возвращались к мистеру Бери, и она не переставала спрашивать себя, как могло получиться, что он так похож на строителя храма. Решив, что, может быть, она внушила себе это сходство, она снова забралась на галерею и раздвинула лианы, чтобы посмотреть на портрет царя. Опять она убедилась, что барельеф был очень похож на англичанина.

Конечно, она думала о нем как о человеке простого звания, и у нее мелькнуло в голове, что, наверное, он очень плохо вел себя в одной из предыдущих жизней, если ему пришлось перевоплотиться в таком низком сословии после того, как он побывал царем.

– Интересно, что он сделал? – подумала она.

Она решила, что если он настолько красив, то его грехи, наверное, как-то связаны с женщинами.

Поскольку она проводила все время с отцом и не говорила с ним почти ни о чем другом, кроме как о восточных религиях, которыми он так интересовался, она была абсолютно несведуща во всем, что касалось жизни светского общества. Она знала, что если бы ее мать была жива, то в прошлом году во время лондонского сезона, она была бы представлена ко двору королевы или принца и принцессы Уэльских.

Конечно, она посещала бы все балы, эти настоящие Эльдорадо дебютанток. Но поскольку Сарида ничего не знала о лондонском великосветском обществе, то она и не скучала по нему.

Ей было очень интересно узнавать странные обычаи и нравы тех стран, в которых они жили, знакомиться в Индии со множеством различных людей, начиная от махараджей и кончая мужчинами и женщинами низшей касты. Все это было для нее захватывающе увлекательным. Она умела находить красоту во всем, на что бы она ни смотрела, будь то храмы и дворцы Индии или великая сиамская река. Ей нравились улыбающиеся лица сиамцев, которые всегда казались счастливыми, а дружелюбие яванцев трогало ее всякий раз, когда она с ним сталкивалась.

– Мне так повезло, – часто говорила она самой себе. – У меня есть все.

Однако сейчас, когда она встретила мистера Бери, она поняла, что благодаря царю Ракаю Пикатану, его лицо и раньше являлось в ее мечтах. Теперь она чувствовала себя не так, как прежде, но причину этого не могла объяснить. Она лишь знала, что в тот момент, когда он появился на галерее храма, она ощутила его присутствие с такой остротой, какая ей была неведома раньше. Когда он крепко взял ее за руку, заставив пообещать, что она не будет связываться с ворами, в сердце у нее зародилось какое-то странное чувство, и оно не проходило, когда он уехал.

Ей хотелось поговорить с отцом и спросить его, считает ли он возможным, что мистер Бери – перевоплощение царя Ракая Пикатана.

Затем она вспомнила, что отцу не следует знать о том, что в храме что-то ней в порядке. Он был слишком болен, и его нельзя было тревожить.

Она очень хорошо помнила, как он был разгневан, узнав, как голландцы обошлись с Боробудуром. Тогда он настолько ослаб, что несколько дней не мог писать.

Почувствовав, что ей нужно побыть возле отца, она вошла в его комнату. Он уже лег, но все еще продолжал работать.

– Ты много написал сегодня, отец? – спросила она, присаживаясь рядом с ним.

– Не так много, как мне хотелось бы, – ответил тот. – Но моя книга почти окончена.

– Это просто чудесно! – воскликнула Сарида.

– А потом мы поедем домой, – сказал отец. – Пора открыть наш дом для приемов и вспомнить, что мы англичане.

Сарида засмеялась:

– Об этом я никогда не забывала, – сказала она. – И я знаю, что твоя книга увлечет каждого, кто ее прочтет.

– Я хотел бы на это надеяться, – сказал отец усталым голосом.

Он посмотрел на свою дочь и, помолчав, сказал:

– Может быть, я был неправ, когда увез тебя так надолго от твоего привычного окружения. Ты очень красива, моя милая, и когда мы вернемся, очень многие англичане тебе это скажут.

Сарида вспомнила, что один англичанин ей уже это сказал, но решила, что было бы ошибкой в этом признаться.

Отец откинулся на подушки.

– Как только я окончу книгу, мы вернемся, – сказал он твердо.

Его глаза были закрыты, и Сарида поняла, что он говорит это больше себе, чем ей.

Она осторожно взяла рукопись с постели и потушила свет. Выходя из комнаты, она знала, что отец не слышал ее шагов.

Сарида поднялась рано утром, потому что помнила, что вскоре после рассвета появится англичанин. Она не ошиблась. Когда она увидела, как он верхом подъезжает к дому, ее сердце дрогнуло от волнения. Он был один, без Хаджи, и она выбежала, чтобы поздороваться с ним. Герцог спрыгнул с лошади и, взглянув на Сариду, подумал, что она еще очаровательнее, чем была накануне.

Первые лучи рассвета, казалось, запутались в ее волосах. Он подумал, что невозможно выразить словами, насколько она не похожа на любую другую женщину из тех, которых он знал.

– Я думаю, – сказала Сарида своим тихим голосом, – что вам следует отвести лошадь в сарай за домом. Иначе, если кто-нибудь увидит ее, то обязательно поймет, что вы приехали из дворца.

Герцог заметил, что лошадь, на которой он приехал, была намного лучше виденных им по дороге или в городе. Поэтому он нашел предложение Сариды очень разумным и отвел лошадь в грубо сколоченный сарай, где для нее уже были готовы кормушка и ведро воды.

Затем, захватив аппарат, он вернулся к месту, где его ждала Сарида.

– Я отнесла туда все лампы, которые нашла, – сказала Сарида. – Надеюсь, их будет достаточно.

– Тогда не будем терять время, – сказал герцог, – пока никто не появился.

Они отправились к храму. Проходя под деревьями, герцог впервые обратил внимание на виднеющиеся вдалеке какие-то нагромождения камней, поросшие мхом и травой. Ему захотелось проверить, правда ли, что, как подозревает Сарида, поблизости расположен еще один чанди, и не заблуждается ли она, полагая, что это тоже ступа. Но потом решил делать все по порядку и вновь на коленях проник в храм вслед за Саридой. Одну за другой она зажгла лампы, и герцог убедился, что при таком свете сможет сделать хорошие снимки с каждого бодхисаттвы. Как и Сарида, он очень жалел, что не смог появиться здесь раньше, когда Будда был на месте. Он сделал несколько кадров, думая, что нынешняя съемка весьма существенно отличается от той, которую он делал вчера по просьбе султана. Герцог оставил Доусона во Дворце проявлять пленки. Ему пришлось повозиться с оборудованием темной комнаты, в которой он смог бы проявить и напечатать снимки. Он занимался фотографией уже несколько лет, с тех самых пор, как появились фотоаппараты. В своем доме в Бакингемшире он оборудовал фотолабораторию, потому что решил, что так будет быстрее, чем неделями ждать, когда профессионалы проявят и вернут ему пленки. Он прошел курс обучения у одного из опытнейших фотографов фирмы Кодак и, в свою очередь, обучил Доусона. Поэтому в поездках, особенно в Индии, он не должен был терять часы в жаркой и душной темной комнате, в то время, когда мог продолжать снимать. Герцог достиг больших успехов в фотографии, и его очень радовало то, что знатоки высоко оценивают его работу.

У герцога было несколько альбомов с фотографиями, и гости, навещавшие его в замке Ингл, рассматривали их с большим интересом.

Разумеется, влюбленные в него женщины выпрашивали некоторые из них на память. Они также навязывали ему свои снимки, надеясь, что он будет хранить их у сердца. Однако его гораздо больше захватывала художественная задача создания такого портрета, который удовлетворял бы его самого, чем все восторги по поводу предмета изображения.

Но теперь, когда он делал в храме снимок за снимком, он поймал себя на мысли, что должен непременно сфотографировать Сариду. Он был уверен, что ее портрет сможет соперничать; а скорее даже превзойдет те, которые ранее образовали в его альбоме серию «Красавицы Малрборо-Хаус».

Она без толку пропадает здесь, на Яве. Мысленно он предупредил себя, что было бы ошибкой слишком увлечься Саридой, какой бы очаровательной она не была.

Но когда они вышли из храма на солнечный свет, он убедился, что не смотреть на нее невозможно, и продолжал смотреть.

Сарида носила зеленый саронг, и поэтому ее тело казалось частью деревьев, трав и цветов. Однако ее лицо могло быть высечено из камня с таким же изяществом, как и бодхисаттвы или как рельеф с галереи. Герцог поставил аппарат на камень и сказал:

– Вы еще не показали мне скульптуру принцессы. Мне не верится, что ее нет на галерее.

– Конечно есть, – ответила Сарида. – Но, как и можно ожидать, она меньше, чем царь. Принцесса робко примостилась рядом. Конечно, он же мужчина, и поэтому гораздо важнее, чем она.

В ее голосе прозвучал вызов, заставивший герцога рассмеяться.

– Покажите мне принцессу Шайлендру, чтобы я мог убедиться, что она так же красива, как в моих ожиданиях.

Вслед за Саридой он поднялся на галерею.

Когда они подошли к рельефному портрету царя, она отвела в сторону лианы, и он снова смог увидеть свое собственное лицо. За ночь ему удалось убедить себя, что, вероятно, он ошибался, или, может быть, Сарида внушила ему мысль об этом сходстве. Но теперь, когда он опять смотрел на рельеф, не оставалось ни малейших сомнений, и любой, даже самый скептически настроенный, наблюдатель подтвердил бы, что лицо царя было его собственным лицом. Оспаривать это было бы нелепо.

Когда Сарида раздвинула другие лианы, он увидел рядом с царем скульптурный портрет принцессы. Она была гораздо меньше, чем царь, и камень почти не был поврежден. Казалось, что ее лицо изваяно не более года назад.

Герцог смотрел на него, и Сарида, не сводя взгляда с его лица ожидала реакции. Он изучал рельеф, думая, что еще раз увидел то, что ожидал увидеть, а не то, что было в реальности. На мгновение он даже закрыл глаза. Но изваяние не сдвинулось с места и не изменилось. И, как бы он ни отказывался это признать, это было изображением Сариды. Увиденное так его потрясло, что он спросил ее, чуть ли не грубо:

– Полагаю, что вы ждете, чтобы я это сфотографировал?

– Я думаю, что вы сфотографируете царя, – ответила Сарида.

Герцог хмурился, возвращаясь назад за фотоаппаратом. Может быть, ему снится сон? Может быть, это какой-то трюк? Как это возможно – обнаружить на Яве свой собственный портрет, а рядом портрет ныне живущей девушки? Ему пришло в голову, что кто-то его разыгрывает. Возможно ли, что это мистификация, придуманная султаном, чтобы привлечь внимание к происходящему в Джокьякарте? Он понимал, однако, что это невозможно.

Как бы он не хотел в это поверить, но рельефы, изваянные в девятом столетии, изображали его самого и Сариду.

Он сделал снимки, и Сарида, не говоря ни слова, вновь закрыла изображение лианами. Теперь никто из проходящих по лесу, даже зная о существовании храма, не увидел бы ничего, отличающего его от окружающего пейзажа.

Они медленно направились в сторону дома.

На полпути герцог довольно резко спросил:

– Как вы можете объяснить то, что вы мне только что показали?

– Думаю, что вы знаете ответ, – очень спокойно сказала Сарида.

– Вы в самом деле ждете, что я поверю в перевоплощение, в то, что буддисты называют кругом перерождений? – поинтересовался герцог.

Хотя она промолчала, ответ ее был заранее известен.

То, что он сумел прочесть ее мысли, сделало его еще более агрессивным. Дело в том, что герцог боялся всего, чего не мог понять. Увиденное было новым для него, а поскольку легкого и ясного объяснения происходящему он найти не мог, то не хотел об этом думать. Сарида поняла, что он зол на самого себя. Когда они подошли к дому, она сказала:

– Я уверена, что отец захочет вас увидеть после того, как вы позавтракаете.

Герцог колебался. Ему одновременно хотелось и уехать и остаться. Не в силах разобраться в собственных чувствах, он понимал лишь, что они его тревожат. Пока он раздумывал, Сарида взглянула через плечо и слегка вскрикнула. Герцог оглянулся и заметил вдалеке трех всадников, приближавшихся по той же дороге, откуда раньше приехал он сам.

– Кто это? – спросил он.

– Голландцы, – ответила Сарида. – Быстрее, нельзя, чтобы они вас увидели.

Герцог последовал за Саридой в дом. Они никого не встретили в гостиной и хотя ему никто этого не сказали герцог понял, что мистер Мартин еще не проснулся.

Не говоря ни слова, Сарида быстро подошла к двери в противоположной части гостиной и открыла ее.

– Запритесь здесь, – шепнула она. – И сидите тихо.

Герцог со своим фотоаппаратом быстро вошел в комнату, которая, как он догадался, была спальней Сариды. Она была маленькой, но красиво обставленной – да полу лежали ковры местной работы, диван был покрыт изысканно вышитой тканью и на нем были разбросаны атласные подушки. На стене висели две старинные японские гравюры, а цветы в нескольких вазах наполняли комнату весенним ароматом. На столе, который, как заметил герцог, Сарида использовала как туалетный столик, стояло зеркало. Вероятно, Сарида отыскала его в одной из местных лавок – оно насчитывало не одну сотню лет и было выполнено с таким совершенством, каким обладают только вещи, сделанные на острове Бали.

Собственно, вся комната отражала то, что по ожиданию герцога, и могло быть вкусом Сариды.

Он все еще продолжал стоять у запертой двери, когда услышал, как лошади подъезжают к дому и всадники спешиваются. Очень осторожно он выглянул в маленькое окошко, занавешенное белой кисеей. Теперь он мог увидеть приехавших.

Один из них был крупным человеком крепкого телосложения в форме голландского полковника, опухшее лицо которого выдавало то, что он слишком много пьет. Герцог был уверен, что перед ним представитель тех людей, которые обращались с яванцами не просто грубо, но так, как будто те были грязью под ногами.

Действительно, по нормам западной цивилизации он являл собой тип грубый и жестокий. Два солдата, составлявшие эскорт, должны были подтвердить его значительность.

Полковник распахнул дверь дома без стука, что само по себе было оскорбительным. Когда он зашел в комнату, Сарида вышла из спальни отца.

– Гудеморген, Сарида, – поздоровался голландец.

– Доброе утро, полковник Ван Кеерк, – ответила Сарида. – Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались «юффроу».

Полковник засмеялся:

– К чему такие формальности между нами? Я пришел спросить вас, Сарида, не поужинаете ли вы со мной сегодня вечером?

После некоторой паузы Сарида сказала:

– Ваше приглашение для меня большая честь, но, к сожалению, я не могу оставить отца.

– С ним все будет в порядке, – сказал полковник. – Если вы захотите, чтобы здесь оставалось больше слуг, чем сейчас, то я пришлю несколько человек. Или, если угодно, пару солдат.

– Мне очень жаль, мейнхеер, но это невозможно.

– Нет ничего невозможного, если дело касается нас, – возразил полковник. – Мне хочется поговорить с вами, мне хочется остаться с вами наедине, а здесь это невозможно. Сарида молчала, и через минуту он сказал:

– В половине седьмого я пришлю за вами экипаж.

– Я уже сказала, мейнхеер, я не могу принять ваше приглашение, – ответила

Сарида. Полковник подошел к ней ближе:

– Перестаньте играть со мной в эти игры. Вы знаете о моих чувствах к вам, и вы знаете, что я могу для вас сделать.

Он замолчал, подозрительно посмотрел на нее налившимися кровью глазами и продолжал:

– Я нашел дом недалеко от казарм. Там вам будет очень удобно. Если угодно, вы можете перевезти туда отца, но при этом дайте ему ясно понять, что там он будет у меня дома, и я имею право навещать вас, когда захочу.

– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду, – ответила Сарида. – Насколько мне известно, мейнхеер, в Голландии у вас есть жена и дети. Я не думаю чтобы вы об этом забыли.

– Что это еще за разговоры? – спросил полковник сердито. – И какое это имеет значение для нас, если мы здесь, а они за тысячи миль отсюда, в Европе?

– Для меня это имеет значение, – продолжала Сарида. – И потому, полковник, вы должны отдавать себе отчет, что я не могу принять ни ваше предложение, ни ваш дом, который вы предлагаете мне разделить с вами.

– Вы ведете себя просто смешно, – интонации голландца изменились. – Неужели вы не понимаете, насколько лучше вы будете жить? Я богат, я подарю вам драгоценности, красивые платья, вы будете жить с комфортом, которого не имеете в этой глуши.

– Мы с отцом очень счастливы и здесь, – сказала Сарида. – Он уже почти дописал книгу, а как только он ее закончит, мы вернемся в Англию.

Полковник помолчал, а затем сказал:

– Вы серьезно думаете, что я позволю вам уехать? Вы забываете, Сарида, что для передвижения по стране вам необходимо разрешение от голландских властей. Я легко могу сделать так, что вы не сможете сесть на корабль и уехать с Явы.

– Но я же британская гражданка.

– Может случиться так, что это будет трудно доказать, – сказал полковник, и в его голосе послышались мрачные нотки.

Он поднялся с места:

– Мой экипаж заедет за вами в шесть тридцать. И если он вернется без вас, то вы уже не сможете здесь оставаться. В том случае, если я реквизирую этот дом, он станет моим, а не вашим.

Сарида вздохнула:

– Кажется, вы угрожаете мне, полковник. И я об этом очень сожалею. Прошу вас вспомнить, что мой отец больной человек и, как я уже сказала, я не могу оставить его одного.

Она говорила так убедительно, что голландец, уже направлявшийся к двери, остановился.

– Очень хорошо, – сказал он. – Если он так болен, как вы говорите, я дам вам время, пока он поправится. Но завтра вечером вы со мной поужинаете.

Не дожидаясь ответа Сариды, полковник вышел из дома, не закрыв за собой дверь. Не двигаясь с места, она видела, как он садится на коня, которого держали двое солдат. Он обернулся, посмотрел на нее, и выражение его красного лица заставило ее содрогнуться. Затем все трое умчались, и стук копыт их лошадей постепенно затих вдали.

Только когда они уже почти скрылись из глаз, герцог отпер дверь спальни. Как он и предполагал, Сарида стояла посреди комнаты и смотрела в раскрытую дверь. На ее лице было написано отчаяние.

Герцог подошел к ней.

– И давно уже эта свинья приезжает сюда и ведет себя таким наглым образом? – спросил он.

– К несчастью, он увидел меня две недели назад, когда я отправилась в город за покупками, – сказала Сарида. – Я слышала, как он спрашивает лавочника, кто я такая. А поскольку в Джокьякарте все всех знают, тот и рассказал ему.

– И после этого он нанес вам визит?

– Да… Он появился со своими солдатами.

– И что случилось?

– Он стал… говорить мне комплименты, пригласил меня поужинать… и я отказалась.

– И он не отстает? С тех пор он вас запугивает? – спросил герцог.

Сарида кивнула. Затем с ужасом в голосе она спросила:

– Что мне делать? Что мне сказать ему?

– Я хотел бы с ним сам разобраться, – гневно сказал герцог.

– О нет, вы не должны этого делать, – запротестовала Сарида. – Если вы так поступите, он наверняка выяснит, что вы приехали из Индии.

Герцог хотел возразить, но она продолжала:

– Вы ничего не сможете сделать. А они могут догадаться, что вы приехали сюда, имея на то особые основания.

– И тогда они найдут храм, – сказал герцог.

– Найдут и разграбят, – сказала Сарида с отчаянием.

– Совершенно ясно одно, – сказал герцог после долгого молчания. – Вам ни в коем случае нельзя оставаться наедине с этим человеком, чем бы он вам ни угрожал.

– Я знаю это, – ответила Сарида. – И уже много раз я отговаривалась. Я объясняла ему, что отец сильно болен, что его нельзя оставлять одного. Теперь, как вы сами слышали, его терпению пришел конец.

Герцог подошел к открытой двери. Он стоял и смотрел на безлюдный пейзаж, думая, как неудачно сложилось, что она вместе с отцом оказалась в таком уединенном месте, где люди вроде полковника Ван Кеерка могут их преследовать. Он достаточно хорошо знал таких распущенных людей, и мысль о том, что один из них может приблизиться к такому утонченному и прелестному существу, как Сарида, казалась ему убийственной.

Он сказал себе, что это нормальное чувство, какое и должен испытывать всякий порядочный человек при виде юной девушки, преследуемой отвратительным распутником. Но потом он признал, что все же его чувства имеют более личный характер, и что он и Сарида связаны друг с другом какими-то таинственными узами, происхождение которых он не мог понять.

Он обернулся к ней:

– Послушайте, – сказал он Сариде, – я подумаю и найду способ, чтобы помешать Ван Кеерку ужинать с вами завтра вечером.

Он решил попросить султана пригласить голландца на ужин или, на худой конец, зайти к полковнику и заставить того, по меньшей мере, отложить свое приглашение. Еще не зная, как это сделать, он был совершенно убежден, что сумеет что-то предпринять.

В этот момент до его сознания дошло, что Сарида стоит рядом с ним и держит его за локоть.

– Пожалуйста, – попросила она, – не вмешивайтесь в это дело. Есть гораздо более важные вещи, которыми необходимо заняться.

– Если вы говорите о храме, – сказал герцог, – я могу только напомнить вам, сколько времени он уже просуществовал. Сейчас самая насущная, самая неотложная проблема – это вы сами.

– Это не имеет значения, – ответила Сарида.

Герцог посмотрел на нее с недоверием.

Он не мог представить себе ни одной женщины из тех, которых знал, считающей какой-то храм, пусть самый прекрасный и единственный в мире, важнее собственной безопасности. Однако Сарида говорила с ним совершенно искренне. Для нее храм был гораздо значительнее, чем собственные чувства и риск, которому подвергалась она, молодая привлекательная девушка.

– К черту все это, – выругался про себя герцог. – Скорее я убью эту свинью, чем позволю дотронуться до Сариды.

Он не анализировал своих чувств, он знал только то, что именно так он и поступит.

Вскоре настало время герцогу возвращаться во дворец. Полковник уже отъехал так далеко, что встретиться с ним на дороге стало маловероятным, а в Джокьякарте никто не знал, куда он уехал.

– Я проявлю фотографии, – сказал он Сариде. – Если они получились недостаточно хорошо, то завтра нужно будет повторить попытку.

Он уже собрался обойти дом, чтобы забрать лошадь, когда Сарида остановила его:

– Скорее всего… я просто разнервничалась из-за приезда полковника Ван Кеерка… Но не могли бы вы вернуться сюда сегодня вечером.

Казалось, что слова срываются с губ против ее воли, и герцог понял, что она через силу заставляет себя произнести их.

– У вас предчувствие, будто что-то случится? – спросил он.

– Я пытаюсь убедить себя, что у меня разыгралось воображение… но что-то все же надвигается, я это знаю.

– В таком случае, я приеду к вам, как только смогу отделаться от султана.

– Вы, правда, приедете? – Сарида подняла взгляд, и он увидел, что она по-детски верит в него.

Он сказал себе, что ей больше не к кому обратиться за помощью, и он, англичанин, – единственный человек, которому она может доверять.

– Я приеду, – пообещал он.

Он повернулся, чтобы сесть на коня:

– А пока вы сидите с отцом, а если вернется Ван Кеерк, не оставайтесь с ним с глазу на глаз.

– Я не сделала бы этого и сегодня утром, если бы отец уже проснулся, – сказала Сарида. – Мне хотелось бы, чтобы вы поняли – я не хочу его волновать… когда полковник Ван Кеерк мне угрожает. Отца это приведет в ярость.

– Его можно понять, – сказал герцог. – Этот человек позорит мундир, который носит. Я не оставлю этого дела, и когда вернусь в Англию, сообщу о нем голландским властям.

Герцог сказал это не подумав и увидел, что Сарида смотрит на него с удивлением. Ей показалось странным, что голландцы смогут обратить внимание на слова рядового англичанина, не облеченного властью. Герцог понял, что должен исправить ошибку, сделанную им, когда он заговорил от своего собственного имени.

– Главное не думать о неприятном, – сказал он другим тоном. – Идите в храм, Сарида, и помолитесь Будде, как вы это делали вчера. Я знаю, что он защитит вас.

Он увидел, как глаза Сариды загорелись.

– Вы все понимаете! – воскликнула она. – Вы действительно понимаете им

– Конечно, – ответил герцог.

Он знал, что это была правда, и нет больше надобности притворяться. Это была правда.

По дороге обратно во дворец герцог признался себе, что глубоко увлечен Саридой и полон решимости ее защитить.

Более того, он хотел спасти ее от такой жизни, которая, как он предчувствовал, рано или поздно закончится катастрофой.

Он знал, что его нынешнее чувство совсем не походило на то, что он испытывал раньше по отношению к другим женщинам. В прошлом его желание обладать ими было всецело физическим – он стремился к ним с такой силой страсти, что они охотно отвечали взаимностью.

Сарида не была похожа на них. Это отличие было настолько разительно и необычно, как и невероятное сходство ее и его самого с рельефом принцессы Шайлендры и царя Ракая Пикатана.

– Послушайся я голоса разума, – внушала ему какая-то частица рассудка, – я бы тотчас вернулся в Индию, забыл обо всем, что со мной случилось на Яве, и о том, что я когда-нибудь встречал девушку по имени Сарида.

Но в то же время его душа, та часть его существа, о которой он не вспоминал долгие годы, говорила ему совершенно другое. Он нашел Сариду, и теперь ему казалось невозможным снова потерять ее. Он мог читать ее мысли, он знал, что когда она молилась, она вступала в мистический таинственный мир, куда ему хотелось за ней последовать. Как женщина она была настолько прелестна и в то же время настолько чиста, что он боялся прикоснуться к ней.

Всю дорогу его мучили вопросы, на которые он не мог найти ответа.

Он знал, что Сариду нужно спасти от полковника, точно так же, как нужно спасти храм от голландцев, а сокровища храма от воров.

Но это еще не все. Он заберет Сариду и ее отца назад в Англию на своей яхте. Что произойдет, когда они окажутся дома?

Она уже жила в его мыслях, а если быть честным с собой, то и в его сердце. Он думал о ней почти каждую минуту, пока не заснул, а после этого она царила в его сновидениях.

– Я уже не мальчик, чтобы влюбиться так безоглядно, что весь мир для меня исчез из-за одной женщины, – сердито постарался он внушить самому себе.

Тем не менее когда он вошел во дворец и направился к павильону, где должен был встретить султана, то чувствовал, что Сарида идет рядом с ним. Ни для него, ни для нее уже не было спасения.