— Как молода, и как чарующе, как неуловимо прекрасна, — пробормотал он.

Люси не совсем поняла, что значили его слова. Впрочем, ее это мало интересовало.

Она уже протянула руки маркизу, и с первыми звуками музыки они начали новый танец.

Когда его дама прижалась к нему настолько, насколько у нее хватило смелости, у маркиза мелькнула мысль: не должен ли он предложить ей отправиться в оранжерею, но он подумал, что это было бы откровенно вызывающе. Кроме того, его не покидало неприятное ощущение, хотя он не отдавал себе отчета, почему оно возникло, что Джордж Уимонд настроен решительно против него.

«Но я же не совершил ничего плохого», — подумал он, словно протестуя против несправедливого обвинения. Но лицо Люси, обращенное к нему, явно свидетельствовало не в его пользу.

Катаясь верхом по парку, он обдумывал запланированное на этот день развлечение для гостей. Назавтра они будут осматривать окрестности, а во вторник все вернутся в Лондон.

Тут маркиза неожиданно поразила мысль: из года в год все это повторяется и повторяется с незначительными изменениями в зависимости от времени года.

Зимой они охотятся в субботу, вечером танцуют, потом опять грандиозная охота в понедельник, и, конечно, каждый вечер обед, на котором присутствует столько же приглашенных, что и на том, который состоялся накануне.

Если в июле стояла жара, устраивался пикник у стен потешной башни, выстроенной на самой высокой точке поместья еще его дедушкой.

Пешком или верхом гости отправлялись потом к разрушенному аббатству, которое считалось местной достопримечательностью.

Ничего нового, но, думал маркиз, стоило ли придумывать новые развлечения, если все всегда шло по накатанной колее. В этом году, как в прошлом, в прошлом — как в позапрошлом.

По мосту, перекинутому через озеро, маркиз перебрался на другой берег.

Теперь он оказался в парке, окружавшем большой дом.

Каждый из владельцев Чейла вносил свою лепту в устройство парка, пока он не стал соперничать по красоте с ботаническим садом в Кью.

У самого озера его дед засадил два акра земли миндальными деревьями.

Теперь, подъезжая к ним, маркиз любовался их бело-розовыми цветами. Он не мог представить себе ничего красивее.

Подъехав к цветущим деревьям, маркиз остановил коня, любуясь, как миндальные деревья переходят в заросли сирени, и тут заметил, что он не один в этом райском цветущем саду.

Среди деревьев скользила чья-то фигурка в белом, и, приглядевшись, маркиз с удивлением узнал Айну.

Но он удивился еще больше, когда увидел, что девушка танцует среди покрытых цветами деревьев.

Осыпаемая легкими лепестками цветов, она казалась воплощением самой весны.

На минуту маркиз даже усомнился, действительно ли это Айна или только плод его воображения.

Лицо девушки было обращено к небу. .Обнаженные руки двигались, как у настоящей балерины, и каждое движение было исполнено истинной поэзии, словно питаемой соками земли.

Она словно едва касалась земли, кружась и то появляясь, то пропадая за стволами деревьев. При этом она, сама «того не ведая, приближалась к тому месту, где остановился маркиз.

Но раньше, чем она приблизилась к нему, волшебный танец кончился, словно смолкла только ею слышимая музыка.

Девушка присела на сухую траву, прислонившись к стволу дерева.

Маркиз видел, как она улыбнулась, когда падающий лепесток коснулся ее щеки. Потом она сложила вместе ладони и попыталась поймать другие лепестки.

Маркиз спешился и оставил коня пастись на свободе.

Кругом пробивалась свежая трава, и конь не стал бы уходить далеко от этого места. Сам маркиз направился к Айне.

— Девушка смотрела на небо, видневшееся сквозь ветви цветущих деревьев, и не замечала его, пока он не остановился рядом с ней.

Лишь тогда, словно его неожиданное появление вернуло девушку на землю из неведомого ему волшебного мира, она с некоторым смущением молча посмотрела на него.

Маркиз опустился на траву подле нее. Его высокие начищенные до блеска сапоги сверкали в лучах утреннего солнца.

— Вчера вечером, — заговорил он, — вы сказали мне, что я мог бы быть Кубла-ханом. Теперь я могу добавить еще несколько строчек к тем, которые описали мой» величавый храм наслаждений «.

Айна улыбнулась, и он подумал, какая нежная, должно быть, у нее кожа, как тот лепесток, который только что упал на его руку. Он не ждал от нее никаких слов и стал читать:

Прикосновением душистых лепестков, касанием руки

Разбужен чудный эльф, танцующий в ночи,

Чтоб сердце вознести в небес лазурных даль,

Избавить от тоски и отдалить печаль

Хотя б на миг, пока мелодия звучит

И образ светлый в памяти кружит…

Айна вскрикнула и захлопала в ладоши.

— Восхитительно! Вы настоящий поэт!

— Это вы вызвали эти строчки к жизни, — признался маркиз, — но у меня не хватило времени, чтобы отшлифовать их.

— Они совершенны такие, какие есть, — сказала она. — Давно вы пишете стихи?

— Когда-то, еще учась в Оксфорде, — ответил маркиз, — я воображал себя вторым лордом Байроном, но я не смог бы стать таким знаменитым!

— Это не главное, — сказала Айна. — Вы выражали в стихах те чувства, которые вам было необходимо как-то выразить. Только это и имеет значение. — Почувствовав, что он не понимает ее, Айна сказала:

— Папа никогда не пытался продавать свои картины и никогда не желал их выставлять. Он стремился запечатлеть на полотне то, что видел, пока оно не исчезло. Он говорил, что заставляет время помедлить мгновение, прежде чем кануть в вечность.

— Я не ощущал ничего подобного с тех пор, как покинул Оксфорд и погрузился в пучину светской жизни, — улыбнулся маркиз.

— Не может этого быть!

— Но почему же, если это так?

— Мне кажется, если поэзия живет в вас, вы чувствуете это и понимаете, что она требует выхода. Если вы не находите возможности самовыражения, это причиняет вам боль.

А может быть, страдаете не только вы, но и мир, который вы, возможно, лишаете чего-то важного.

Маркиз с удивлением смотрел на свою собеседницу, но она, откинув голову, казалось, целиком погрузилась в созерцание цветущих деревьев над собой.

Подул слабый ветерок, и в воздухе закружились все новые и новые лепестки. Они ложились на светлые волосы Айны, на ее плечи. Маркиз подумал, что только в стихах он мог бы передать свое восхищение этой бесподобной картиной.

Словно зная, о чем он думает, девушка тихо проговорила:

— Вот сейчас прекрасные строки пришли к вам, и я уверена, в вашей жизни было много, очень много мгновений, когда поэзия в вас рождалась, но вы не записывали ни строчки, хотя и должны были бы сделать это.

— И сегодня вы упрекаете меня за это? — спросил маркиз.

— Я просто думаю, что вы упускаете возможности, которые могут никогда не повториться.

Надо сказать, маркиз был потрясен. Уже очень давно ни одна женщина ни в чем не упрекала его, кроме тех случаев, когда он давал ей понять, что у него пропал к ней интерес.

Почему же это дитя упрекает его за растраченные впустую возможности, когда он занимает превосходное положение и в графстве, и при дворе, и в светском обществе? Его ценят не только женщины, но и мужчины, много старше, чем он сам.

Он искал слова, чтобы убедить Айну, что она ошибается, но она сказала:

— Возможно, вы сбились с пути, так как успокоились и потеряли способность волноваться и изумляться.

— Но это не так! — запротестовал маркиз, но понял, что Айна его не слушает. Ее мысли блуждали где-то далеко, своими собственными путями, а ее сосредоточенность заставила маркиза почувствовать, словно она, подобно ясновидящий, проникает своим внутренним взором в его прошлое.

— Даже самые совершенные и красивые вещи могут стать слишком привычными, — произнесла она мягко. — Именно поэтому нужно всегда подниматься в горы, в прямом и в переносном смысле. Когда мы достигаем одной вершины, впереди видна уже другая. Папа сказал бы: виден новый горизонт, а за ним и другой, и так без конца.

— Вы действительно думаете, что в таком случае я был бы счастливее?

— Я думаю, вы нашли бы себя, — ответила Айна.

Маркизу казалось, что его собеседница словно опутала его какими-то колдовскими чарами. Чувствуя странное беспокойство, он постарался обратить все в шутку и насмешливо произнес:

— Вы говорите так, будто заглянули в магический кристалл или прочитали мою судьбу по картам.

Айна, словно не замечая его агрессии, спокойно ответила:

— Отчасти вы, видимо, правы. Именно это я и делаю. Но для этого мне не нужны ни карты, ни магический кристалл.

— Но как тогда?

Она повернулась к нему с улыбкой, и ему показалось, что солнечный свет струится из ее глаз.

— Так же как для папы его картины, а для вас ваши стихи, у меня есть способ выразить мои чувства и мысли.

— Какой же?

— Полагаю, мне следует заставить вас самого отгадать, в чем он состоит, а то ваши инстинкты совсем проржавели.

Господи, она подтрунивала над ним. Такого с маркизом еще не случалось.

Только теперь он заметил озорную ямочку у нее около рта, которая придавала ей шаловливый вид.

Сказав про себя, что Айна просто затеяла детскую игру, в которой он должен принять участие, маркиз немного подумал, потом сказал:

— Вы очень музыкальны. Когда вы сейчас танцевали здесь, мне почудилось, что вы слышите музыку, которая льется с небес.

— Вы правы, — без всякого смущения откровенно призналась Анна, — но не музыка помогает мне выразить себя.

— Тогда что же? Скажите мне!

Она, видимо, колебалась, и он поспешил заверить ее:

— Мы же договорились вчера вечером: все, что вы мне расскажете, останется в секрете, никто не узнает об этом.

— Я ждала, что вы это скажете.

— Выходит, я все же не совсем потерял природную интуицию.

— Или просто прочитали мои мысли.

— Этому я еще постараюсь научиться, — заметил он, — Но поведайте же мне ответ на вашу загадку.

— То, что помогает мне выразить свои ощущения, кажется весьма странным, честно говоря, даже несправедливо было требовать, чтобы вы догадались об этом.

Она помолчала, потом заговорила снова:

— Я не умею писать картины, как папа, но я пытаюсь рисовать. И мне интересно рисовать самых разных людей, которых я встречала, путешествуя по всему свету.

— Мне было бы любопытно посмотреть ваши рисунки, если бы вы согласились показать их мне.

— Но вас они могут возмутить.

— Почему?

— Видите ли, когда я рисую людей, мой карандаш каким-то странным образом изображает не только их характер, но либо то, кем они являются на самом деле, либо то, кем им следовало бы быть. Это происходит помимо моей воли.

Айна сильно сжала руки и продолжала:

— Мне довольно трудно вам это объяснить. Но вот, например, я рисовала одного арабского шейха, и он полагал, что я изображу его во всем блеске славы главы рода. Но когда рисунок был закончен, на листке бумаги оказался изображен совершенно нагой человек, воздевший руки к небу, словно в мольбе о помощи.

Маркиз, ошеломленный, слушал ее. Потом спросил:

— А меня вы рисовали?

Айна кивнула.

— И каким же ваш карандаш показал меня?

— Возможно, мне не стоит рассказывать вам, но ваши слова подтверждают, что вы сумеете понять меня.

— Я постараюсь выдержать все, как бы трудно мне это ни было, — пообещал маркиз.

— Когда я начала рисовать, я задумала изобразить вас царственной особой, каким вы мне показались при нашей первой встрече, возможно, даже в образе Кубла-хана.

— А получился нищий бродяга? — в голосе маркиза звучал недвусмысленный сарказм.

Снова Айна отрицательно покачала головой.

— Нет, на рисунке появился паломник, сидящий на обочине дороги спиной к горам, с которых спустился.

Стало тихо. Потом маркиз спросил:

— Вы сказали мне правду?

Айна не ответила. Она только молча повернулась к нему.

Ответ он нашел в ее глазах.

— Но вы же не могли знать, что между нами произойдет такой разговор!

— Я и представить не могла, что вы пишете стихи, — произнесла Айна. — По правде говоря, я безмерно восхищалась вами, потому что вы — часть Чейла. И тот рисунок, который набросала моя рука, поразил меня саму не меньше, нежели вас.

— Вы несказанно удивили меня, — возмущенно заметил маркиз. — Но если вы изобразили меня пилигримом, тогда что я ищу? Что пытаюсь отыскать?

Он задавал эти вопросы, а сам думал о Чейле, о своих громадных владениях, снова вспоминал о своем неоспоримо высоком положении в обществе.

— Все очень просто, — мягко сказала Айна. — Все мы ищем самих себя, а для себя самих — настоящего счастья.

Ее слова, ее нежный голос трогали его. Маркиз чувствовал, что ему необходимо освободиться от этих волшебных чар. Он с некоторой тревогой ощущал, как они все сильнее опутывают его, словно девушка произносила над ним заклинание.

Он хотел уйти. Хотел избавиться от тех мыслей, которые она разбудила в нем, и он чувствовал, что она лишила его покоя, разрушила его самодовольство. Он поднялся.

— Уже поздновато, — сказал он, — и, если честно, я проголодался.

Она не ответила, и маркиз пошел прочь, но потом оглянулся. Она опять смотрела куда-то в небо. Ему показалось, она успела забыть о нем. Он хотел было спросить ее, не собирается ли она вернуться в дом, но вопрос показался ему бессмысленным, и он направился к своей лошади.

Сев в седло, маркиз еще раз взглянул на Айну.

Она сидела там, где он оставил ее, но он совсем не удивился бы, если бы она исчезла и оказалось, что вся их беседа не больше, чем плод его воображения.

— Проклятие! — раздраженно пробормотал он. — Эта девчонка слишком непредсказуема для своего возраста?

Он затосковал по здоровому прозаическому английскому завтраку и неспешной мужской беседе о лошадях.

— Все это просто бред, суеверная ерунда! — громко произнес он. Но он знал, что сам себя обманывает.

Лорд Уимонд зашел в спальню жены, где та завтракала, сидя в кровати.

На ней был изящный кружевной чепец, прикрывавший ее светлые волосы, и пеньюар, украшенный кружевом и бархатными бантами. Она выглядела прелестно.

Однако Люси не удостоила мужа ни одной улыбкой, поскольку, как она часто говорила, только за завтраком она оставалась одна и поэтому предпочитала, чтобы ее на это время оставляли в покое.

— Что случилось, Джордж? — спросила она недовольным тоном.

— Вы будете сердиться, моя дорогая, — начал лорд Уимонд, — но я получил письмо от лорда Марлоу, в котором он весьма решительно настаивает на моем присутствии на званом обеде, который устраивается сегодня вечером в честь председателя жокейского клуба.

— Сегодня вечером? — переспросила Люси.

— Это означает, что мы должны уехать отсюда еще до чая.

— Мы? — Люси слегка повысила голос.

— Естественно, он приглашает и вас, дорогая.

— Я совершенно не намерена принимать приглашение лорда Марлоу, я считаю оскорбительным приглашать людей в последний момент!

Лорд Уимонд заглянул в письмо, которое держал в руке.

— Марлоу объясняет все весьма достойно, — сказал он. — Помимо всего прочего, возник спорный вопрос, который необходимо обсудить перед встречей членов жокейского клуба, назначенной на четверг. Для нас, старых членов клуба, очень важно обсудить все заранее и решить, как следует действовать.

— Лошади! Лошади! — воскликнула Люси. — Вы, мужчины, когда-нибудь говорите о чем-нибудь еще? Ну хорошо, дорогой Джордж, естественно, вам следует поехать, но нет никакой необходимости мне сходить с ума от скуки, слушая вашу нескончаемую болтовню на эту тему.

В ее голосе слышалась откровенная злоба.

Как все женщины, она всегда относилась со своего рода безотчетной ревностью к занятиям мужа, ко всему, что вызывало его интерес и отвлекало от нее самой.

— Вы хотите сказать, что не поедете со мной? — спросил лорд Уимонд.

— Давайте внесем ясность, Джордж, — заявила Люси. — Для меня совершенно невозможно ехать с вами. На сегодня здесь назначен званый обед, на который приглашены наши лучшие друзья и кое-кто из молодых людей, специально для Айны.

Она заметила, что этот последний аргумент частично убедил мужа, и поспешила добавить:

— Теперь мы должны учитывать интересы девочки, а для нее очень существенно дать возможность укрепиться дружеским отношениям, которые возникли во время танцев. Мне показалось, что лорд Флит явно заинтересовался ею, а вы знаете, он весьма и весьма подходящий молодой человек.

— Ради всего святого, Люси, дайте ребенку возможность осмотреться, прежде чем вы выдадите ее замуж за первого встречного.

Люси подавила желание ответить:

— Чем скорее, тем лучше!

Вместо этого она заявила:

— Вы должны признать, сэр, пока я делаю все возможное для вашей племянницы. За один только вечер она познакомилась здесь в Чейле со столькими весьма привлекательными и неженатыми молодыми людьми! Ни в одной танцевальной зале Лондона ей бы этого не удалось. Лорд Флит, о котором я уже упомянула, и этот красивый мальчик Бранскомб — оба весьма подходящие партии.

— Я не говорю, что для нее будто плохо, если в конечном счете она выйдет замуж за кого-нибудь из них, — примирительно произнес лорд Уимонд, — но не подталкивайте ее к этому, Люси. Я не буду принуждать дочь Роланда выходить замуж, если только она сама этого не пожелает.

Люси широко открыла глаза, и ей удалось придать лицу удивленное выражение.

— Неужели я могу пожелать ей плохого! — возмутилась она. — Я всего лишь забочусь о малютке Айне, как вы меня и просили.

В голосе ее послышались жалобные ноты, что для мужа означало сигнал опасности.

— О да, да, моя дорогая. Конечно, вы все делаете правильно, — заторопился лорд Уимонд, — и, если вы уверены, что не возражаете против моей поездки к Марлоу без вас, я уеду после чая, а вернусь рано утром, еще до того, как вы будете готовы отправиться в Лондон.

— Не стоит спешить, — заметила Люси. — Я уже предупредила Элис, что мы поедем на вечернем поезде, и она обрадовалась тому, что мы можем остаться на ланч.

— Тогда решено, — сказал Уимонд. — Я пойду распоряжусь, чтобы уехать около пяти.

— Уверена, вы останетесь довольны.

Что-то в голосе жены заставило лорда Уимонда насторожиться, и он остановился, не дойдя до двери, повернулся и опять подошел к ее кровати.

— Ведите себя достойно в мое отсутствие, — предупредил он. — На мой взгляд, Чейл ведет себя слишком уж свободно с вами. Если у меня с ним возникнут какие-либо проблемы, предупреждаю, вы гостите здесь в последний раз!

— Джордж! — В этом восклицании Люси были возмущение, ужас и негодование. — Как можете вы говорить подобные вещи! И кому, мне! Как будто я чем-то нарушила правила приличия с момента нашего приезда сюда!

— Мне не нравится, как он смотрит на вас, — настаивал лорд Уимонд.

Люси с картинным возмущением пожала плечами, она считала этот жест очень» французским «.

— Мой дорогой Джордж! Вам следовало бы давно привыкнуть к тому, как мужчины смотрят на меня. Тут я не могу ничего поделать, их привлекает моя красота, как когда-то, давным-давно, привлекала и вас.

Она подождала, не ответит ли лорд Уимонд, но, поскольку он молчал, она печально добавила:

— Я думаю, вы очень несправедливы ко мне и злитесь зря! Если я и была мила с Ирвином Чейлом, то лишь настолько, чтобы сгладить те неудобства, которые могли возникнуть у него из-за внезапного приезда вашей племянницы, а также поощрить его желание пригласить молодых людей, чтобы составить ей компанию, чего обычно не бывает в этом доме. Я думала, вы будете мне благодарны.

Люси сделала вид, что готова разрыдаться, и Джордж Уимонд поспешил успокоить ее:

— Ну хорошо! Хорошо! Я погорячился. Видимо, я слишком ревнив. Простите меня.

Люси подарила ему слабую, дрожащую улыбку.

— Я прощаю вас, дорогой Джордж, но вы не должны дурно думать обо мне. Вы же знаете, в моей жизни, кроме вас, не существует мужчин, и никогда не существовало!

Лорд Уимонд не сомневался в этом. Люси всегда была холодна, и никто не знал это лучше, чем он.

Наклонившись над кроватью, лорд Уимонд поцеловал жену в щеку.

— Вы слишком хороши, в этом вся беда.

— Я хочу, чтобы вы гордились мной, Джордж.

— Я и горжусь, — ответил он.

Он вышел из комнаты с улыбкой; и не успела дверь за ним закрыться, как Люси захлопала в ладоши, глаза ее засияли.

О такой удаче она молилась, на нее надеялась, и вот теперь, вдруг, когда она меньше всего ожидала этого, чудо случилось.

Она тихо вздохнула и откинулась на подушки. Многие мужчины отчаянно желали увидеть такое выражение ее глаз, такую улыбку на ее губах, но их всегда ждало разочарование.

В тот вечер на обеде Айна опять оказалась подле мистера Тревелина, как и в день приезда.

Он был очень внимателен к ней и, если замечал, что она осталась одна, подходил и начинал беседу или находил кого-нибудь, кто делал бы то же самое.

Он вел себя так, словно выступал в роли второго хозяина дома вместе с маркизом. Айна отметила это про себя сразу, но только этим вечером, одеваясь к обеду, она с удивлением узнала истинное положение Тревелина в домашней иерархии Чейла.

— Тетя Люси утверждает, будто лорд Флит был приглашен специально ради меня, — рассказывала она Ханне, — но, по правде говоря, мне он кажется довольно скучным.

— Говорят, у него великолепное поместье недалеко отсюда, — заметила Ханна.

— По тому, как тетя Люси говорила о нем, — задумчиво продолжала Айна, — она надеется, что лорд Флит влюбится в меня, но я сделаю все, что только смогу, чтобы предотвратить подобное несчастье!

— Ну-ну, не принимайте поспешных решений относительно этого молодого человека. Я не говорю, будто его светлость — это ваша судьба, но рано или поздно вам придется выйти замуж, и я хотела бы видеть вас хозяйкой собственного дома и супругой пэра.

Айна расхохоталась.

— О, Ханна, ты стала настоящим снобом, не успели мы попасть в Чейл. Я уверена, ты думаешь не столько о моем счастье, сколько о своем положении среди слуг в этом доме, если я надену корону пэров!

— Вот и не правда, мисс Айна, и вы это знаете! — решительно запротестовала Ханна. — Я хочу, чтобы вы нашли счастье, такое, как у ваших родителей было, но я хочу, чтобы у вас был и свой дом, куда вы могли бы вернуться, если когда-нибудь отправитесь странствовать.

Айна знала, что Ханна всегда страдала от невозможности вернуться на старое место. Ведь если они и возвращались куда-нибудь, дом все равно оказывался другой.

Она мечтала о своем доме, да Айна и сама хотела бы иметь его, но для нее было важнее, кто еще будет жить с ней в этом доме.

Она вспомнила о лорде Флите и слегка поморщилась. Ей не больше хотелось выйти за него замуж, чем попытаться полететь на Луну.

Потом она подумала о князе, и ее всю передернуло. Ей хватало проницательности, чтобы разгадать, что означают его постоянные попытки остаться с ней наедине. Она нисколько не сомневалась, что он стремится коснуться ее. Пока ей удавалось перехитрить его. Она решила для себя, что лучше на всю жизнь остаться старой девой, чем выйти замуж за пожилого человека, которого влечет к ней только ее молодость, как отголосок его собственной давно миновавшей юности.

— Полагаю, тетя Люси желает избавиться от меня, — сказала она вслух, — но клянусь тебе, Ханна, я никогда не выйду замуж только для того, чтобы доставить удовольствие ей или еще кому бы то ни было. Я выйду замуж лишь тогда, когда мое сердце подскажет мне, что передо мной тот, кто для меня единственный на всем белом свете.

Она тихо вздохнула и добавила:

— Но, возможно, он и не почувствует того же в отношении меня.

В ее последних словах прозвучала плохо скрытая грустно Ханна возилась у платяного шкафа, готовя ей наряд, и не слышала этого.

Как ни глупо это было с ее стороны, но Айна грустила, потому что ни вчера, ни сегодня маркиз не подходил к ней, Она не сомневалась, что он намеренно избегает ее.

Но не понимала, почему. Вспоминая их разговор под цветущими миндальными деревьями, она никак не могла решить, на что он сердится.

» Глупо было говорить ему о моих рисунках, — упрекала она себя, — но мне отчего-то захотелось рассказать ему о том, о чем я никогда никому, кроме папы, не рассказывала «.

Не лукавя с собой, она знала, что ей хочется говорить только с ним и ни с кем больше на этом рауте.

Возможно, это объяснялось тем, как много она заранее слышала о нем. Но, главное, она чувствовала, как что-то в ней тянется к нему и находит в нем отклик.

Интуитивно она знала: он понимал ее, как никто другой.

» Мне хочется поговорить с ним, — думала девушка. — Я знаю, он занят, он хозяин, ему надо позаботиться о множестве всяких мелочей, но мог бы он все-таки найти минутку для меня «.

Но потом Айна старалась убедить себя, что хочет слишком многого. Маркизу хватало забот с более взрослыми дамами, которые предъявляли немало требований.

Кроме тети Люси, которая, казалось, хорошела на глазах, была еще милейшая миссис Маршалл и темноглазая графиня, похоже, отдававшая предпочтение князю, когда тот не преследовал Айну.

Среди приглашенных были и другие дамы, красивые, изысканные, элегантные. Айне иногда казалось, что ее платья выглядят убогими по сравнению с великолепием одежд великосветских красавиц.

Да и могла ли она соперничать с такими искушенными дамами, прославленными повсюду на Британских островах?

— Если во время обеда меня посадят рядом с лордом Флитом, — сказала она Ханне, — надеюсь, этот милый мистер Тревелин окажется с другой стороны. Похоже, он всегда с интересом меня слушает.

— Нет никакого смысла тратить на него время! — мрачно предупредила Ханна. — Он давно в сетях, как вы и сами должны были сообразить.

— О чем это ты? — удивилась Айна.

— Он фаворит самой маркизы. Повсюду сопровождает ее, всегда готов к услугам, является по первому ее зову. Это мне внизу сказали. Говорят, из всех ее поклонников он самый лучший.

Айна замерла, не дыша.

Она прекрасно поняла: Ханна рассказала ей об этом, чтобы ее воспитанница не стала впустую мечтать о мистере Тревелине.

Но ей-то, разумеется, и в голову не приходило ничего подобного. Он казался ей слишком старым.

Конечно, он не годился ей в отцы, как князь. Он был к ней добр и внимателен в тот вечер, когда они только что приехали, и незнакомая обстановка пугала и настораживала ее.

Но Айна никак не могла даже вообразить себе, что он, как сообщила ей Ханна, поклонник совсем старой маркизы.

Слова Ханны словно открыли ей глаза. Она поняла, что все на этом приеме образовывали любовные пары. Все, за исключением нее.

Маркиза и мистер Тревелин; князь и темноглазая дама.

Были еще несколько таких, явно не супружеских пар, которые проводили все время друг с другом. А маркиз?

Похоже, ни с кем. Неужели это так? Сердце в груди девушки так и подпрыгнуло. Выходит, парой для него могла бы быть она, Айна.

— Мне он нравится! Он мне очень нравится! — говорила она себе, чувствуя непреодолимое желание спуститься вниз и повстречать его.

— Я хочу поговорить с ним, и, возможно, он уже написал мне еще одно стихотворение.

Айна запомнила и записала те строки, что маркиз читал ей. И, когда несколькими минутами позднее она спускалась по лестнице, даже не вспомнив, что надо подождать тетю Люси, эти поэтические строчки звучали в ее сердце. Она словно опять слышала глубокий голос маркиза:

—»…эльф, танцующий в ночи, чтобы сердце вознести в небес лазурных даль… бесам из Ада всякий раз, когда я вспомню…«

— Я бы с радостью сделала это для него, — прошептала Айна, — но неужели я и правда смогла бы сделать нечто столь чудесное?

Кто знал ответ на этот вопрос?!