— Идемте, дядя Френсис, — ответила Каролина и через холл повела его по лестнице наверх.

Она полагала, что лорд Милборн собирается осторожно сообщить леди Брикон, что тайна, которую она хранила столько лет, раскрыта, и теперь известно, кто такой Вейн на самом деле. Но, поднимаясь по лестнице, Каролина думала только об одном: Вейн больше не пленник! Он свободен, свободен от всех ужасов, терзавших и преследовавших его, свободен от Кэсси, свободен от страха сойти с ума!

Вейн свободен! Весь мир для Каролины засиял радужными красками. Пусть он беден и нет у него титула, но самое главное — он богат всем остальным. Разве здравый рассудок и крепкое здоровье не дороже всех богатств на свете? Что значит все это в сравнении с тем, что они могут принадлежать друг другу по-настоящему, как муж и жена, что они могут иметь детей, ничего не опасаясь, и что теперь ничто не омрачает их любовь, не угрожает ей?

Сердце Каролины пело, глаза сияли, словно звезды. Она не могла найти слов, чтобы заговорить с лордом Милборном, но чувствовала, что он, должно быть, понимает и молчит из сочувствия.

Они свернули в коридор, который вел к комнате леди Брикон, и вдруг услышали за собой шаги. К своему удивлению, Каролина увидела, что бежит Доркас — неуклюже, но быстро; чепчик и передник у нее сбились на сторону, по щекам текли слезы. Не говоря ни слова, она пробежала мимо Каролины и лорда Милборна и без стука ворвалась в комнату леди Брикон.

Встревожившись, думая, что Доркас, должно быть, помешалась, Каролина поспешила за ней следом и увидела, как служанка бросилась на колени у постели и воскликнула:

— О миледи, он жив! Мистер Ройд… жив! Ох, миледи, миледи!

Леди Брикон вдруг села и протянула руки к Доркас, но одновременно с этим она повернулась и на пороге увидела лорда Милборна. Она долго и пристально смотрела на него.

В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь рыданиями Доркас. Леди Брикон побледнела, побледнела так сильно, что Каролине показалось, будто она вот-вот упадет в обморок.

Лорд Милборн прошел вперед и взял ее руки в свои.

— Это я, Маргарет, — произнес он.

Леди Брикон вскрикнула — это был крик радости и удивления. На глаза Каролины навернулись слезы, и лишь сквозь ослепившую ее пелену она видела, как лорд Милборн поднес обе руки леди Брикон к губам и держал их с таким видом, словно никогда уже не отпустит.

Затем она увидела, что леди Брикон не падает в обморок, а улыбается, и глаза у нее блестят. В смущении, чувствуя, что сейчас она здесь лишняя, Каролина хотела выйти из комнаты, но в тот момент, когда она уже была у двери, лорд Милборн поднял голову и остановил ее.

— Каролина, не уходи, — сказал он. — Ты слышала уже многое, так что должна дослушать до конца. И вы тоже, Доркас, — добавил он доброжелательно, глядя на пожилую женщину, вытирающую глаза краешком передника.

— Френсис, милый Френсис, — тихо проговорила леди Брикон, — это действительно ты?

— Да, дорогая моя, это я. О Маргарет, если б ты только знала, что я пережил за все эти годы, когда не мог разыскать тебя. Я искал тебя в Йоркшире повсюду. Мне сказали, что твой отец умер, но никто понятия не имел, где ты живешь и жива ли ты.

— Но что же случилось с тобой, Френсис? — задала вопрос леди Брикон. — И что привело тебя сюда?

— Это совсем другая история, дорогая моя, — сказал лорд Милборн, поглядев на Каролину. — Позже я расскажу тебе обо всем. Пока же достаточно сказать, что, невзирая на удивительные превратности судьбы, ты вернулась в мою жизнь, и я могу объявить, что ты моя жена, а… Вейн — мой сын.

Леди Брикон слегка вздрогнула. Каролина увидела, что пальцы ее еще крепче сжали руку лорда Милборна, и она очень тихо произнесла:

— Значит, ты знаешь?

— Да, дорогая, я знаю.

— Ты прощаешь меня? Я хотела сделать как лучше — для Вейна. Я верила, что ты погиб, и мне была невыносима мысль о том, что он будет жить в бедности и нужде. Ты на меня не сердишься?

Лорд Милборн наклонился и поцеловал ее руку.

— Разве я могу на тебя сердиться? Теперь все будет хорошо — я тебе обещаю.

Леди Брикон вздохнула с облегчением.

— А Вейн узнает, что ты его отец. Я всегда хотела этого больше всего на свете.

— Когда я искал тебя, то не знал о его существовании, — сказал лорд Милборн. — Теперь я рад этому. Мне было достаточно тяжело, оттого что я потерял тебя, Маргарет, и без мыслей о потере сына.

— Но что же случилось с тобой, дорогой? — вновь спросила леди Брикон.

— Похоже, я долго не могу дойти до главного, — с улыбкой ответил лорд Милборн. — Слава Богу, Маргарет, наша жизнь еще не кончена, и мы сможем обо всем рассказать друг другу! Если же говорить коротко, то со мной приключилось вот что. После того как меня насильно завербовали и отвели на «Триумф», нас, как вы слышали, обстреляли французы. Мы храбро сражались, но их было раза в четыре больше. Доркас говорила, что все-таки «Триумф» захватить не удалось, на помощь пришли другие британские военные корабли. Ничего этого я не знал. Меня ранило в голову, и, по-видимому, я упал за борт. Когда я очнулся, то обнаружил, что нахожусь на плоту вместе с другим моряком, который меня спас.

Я был очень плох и мало что помню, кроме необычайной жажды и стараний моего товарища проследить, чтобы я не свалился с плота. Мы продержались так дня два, пока нас не подобрали какие-то французские рыбаки. Они отвезли нас на побережье Бретани и отнеслись к нам очень милосердно, но я потерял память. Я понятия не имел, кто я и откуда. Местный лекарь заштопал мне рану на голове, но больше ничем не мог помочь. Более шести месяцев я пробыл с рыбаками как инвалид, совершенно беспомощный во всех отношениях. То, что они не отправили меня в тюрьму или не бросили обратно в море, говорит об их добром сердце. Позже, по счастливой случайности, я подружился с французским джентльменом, оказавшимся одновременно философом и любителем литературы. Мы много разговаривали, и он сообразил, что, несмотря на бедную одежду, я не крестьянин, каким выгляжу. Он взял меня к себе в дом и послал за врачом в Париж. Тот объявил мой случай интересным, но, по его мнению, я был неизлечим. Друг мой показывал меня другим врачам, и все они нашли, что ничего не могут для меня сделать.

Вернувшись к привычному образу жизни, я отдыхал, имел занятия, приличествующие моему положению, и ко мне постепенно вернулась память. И, прежде всего, Маргарет, я вспомнил твое лицо. Оно очень ясно возникло передо мной, но прошло много времени, прежде чем я смог вспомнить твое имя или даже то, что мы женаты. Постепенно, шаг за шагом, я все вспомнил. Меня немедленно охватило лихорадочное желание вернуться домой и найти тебя. С ужасом я осознал, что мы были врозь уже почти три года.

Друг мой дал мне денег для возвращения в Англию и договорился, чтобы меня перевезли, — это было делом нелегким, поскольку наши страны все еще воевали. Я вернулся назад и обнаружил, что ты исчезла, а твой отец умер. Старики, у которых ты жила возле Плимута, тоже умерли. Я чуть с ума не сошел, пытаясь отыскать твой след, но все попытки оказались напрасными.

Восемнадцать месяцев спустя мои обстоятельства совершенно переменились. Два моих кузена погибли, сражаясь против Бонапарта, а дядя, граф Милборн, умер. К своему удивлению, я оказался его наследником. Из человека бедного и не нужного никому, кроме тебя, дорогая моя, я стал богатым человеком, обладающим старым и почетным титулом. Можешь ли ты представить, как я хотел тебя найти?

— Бедный мой Френсис! Если б ты только знал, что я была здесь, тоскуя о тебе, вспоминая тебя, столь тяжело переживая разлуку с тобой, что после рождения третьего ребенка я не делала никаких усилий вернуться к прежней жизни. Я хотела остаться только наедине с памятью о тебе. Я думала, что поступаю как лучше для Вейна. После смерти отец оставил мне кое-какие деньги, но их было недостаточно, чтобы Вейн мог жить безбедно — так, как я этого хотела. Я обманула лорда Брикона. Мое единственное оправдание — это то, что он считал Вейна своим сыном и был очень счастлив.

— Не кори себя, Маргарет, — сказал лорд Милборн. — Мы поговорим об этом потом, а сейчас, любимая моя, я должен тебя покинуть.

— Френсис, нет!

Протест леди Брикон был словно крик.

— Очень ненадолго, уверяю тебя, но я должен отправиться с Каролиной на поиски Вейна. Его нет в замке, и это тоже связано с историей, которую сейчас слишком долго рассказывать. Да и потом, я думаю, на сегодня с тебя довольно волнений. Поверь мне, Маргарет, я вернусь к тебе, как только смогу. Совершенно необходимо, чтобы мы с Каролиной увиделись с твоим… и моим сыном.

— Я сделаю все, как ты хочешь, — ответила леди Брикон, — но, милый мой, дорогой мой Френсис, не задерживайся!

— Неужели ты думаешь, что это возможно? Мы были в разлуке столько лет, о стольком нам нужно рассказать друг другу.

Он вновь поцеловал ей пальцы, но она высвободила их и протянула к нему руки. Каролина отвернулась, чтобы не видеть их нежного объятия.

Лорд Милборн вышел из комнаты ее милости со счастливым лицом, отчего казалось, будто годы упали с его плеч, и он вновь стал молодым человеком. Но головы он не потерял и сумел отдать распоряжения самым действенным образом. Марии и камердинеру Вейна было велено укладываться как можно быстрее; для них и для багажа заложили карету. Каролина же вскоре оказалась в карете лорда Милборна, быстро катившей по Дуврской дороге. Лорд Милборн крепко сжимал ее руку, и ей чудилось, будто оба они охвачены тихим сиянием счастья, которое не выразить никакими словами.

Ехали они споро, и на ленч остановились в Сейл-парке, находившемся неподалеку от Кентербери. Здесь же, пока Каролина и лорд Милборн закусывали, переменили лошадей. Каролине казалось, что никогда Сейл-парк не выглядел прекраснее и приветливее. Знаменитые парки сверкали разнообразными красками. Солнце сияло на кирпичных стенах сочного красного цвета, на сверкающих, с молочным отливом стеклах окон. Белые голуби летали над устроенными в виде террас лужайками; лебеди отражались в зеркальных водах серебристого озера.

Однако нельзя было терять времени. Когда они тронулись в путь, Каролина, внезапно охваченная беспокойством, сказала:

— Вейн обещал, что будет ждать меня в Мандрейке. Дядя Френсис, вы не думаете, что он, считая, будто спасает меня от несчастья, куда-нибудь уедет?

— Куда бы он ни уехал, мы отыщем его, — уверенно заявил лорд Милборн, и Каролина, поглядев в его доброе лицо, придвинулась поближе.

— Дядя Френсис, до чего замечательно, что вы — мой свекор! Просто не верится. Я даже ущипнула себя, чтобы убедиться, уж не приснилось ли мне все это.

— Не могу представить, чтобы кого-то другого я назвал дочерью с большей охотой, — с улыбкой сказал лорд Милборн.

— Подумать только, когда-нибудь Сейл-парк станет нашим… — восторженно начала Каролина. — О, дядя Френсис, я вовсе не хотела сказать, что… это прозвучало так, будто я желаю вашей смерти, но я так ненавижу Бриконский замок!

— Я тебя понимаю, — успокоил ее лорд Милборн. — Да, Каролина, когда-нибудь Сейл-парк будет вашим — твоим и Вейна. Поскольку в нем больше ста спален, я надеюсь, вы не откажетесь занять часть Сейл-парка; во всяком случае, до тех пор, пока не найдете себе дом по вкусу. Вам незачем беспокоиться, что мы с Маргарет будем надоедать вам. Честно говоря, у меня есть все основания думать, что нам захочется уединения ничуть не меньше, чем вам с Вейном.

— О, дядя Френсис; больше всего на свете мне бы хотелось жить в Сейл-парке! — воскликнула Каролина.

— Кроме того, — продолжал лорд Милборн, — есть еще Милборн-хаус в Лондоне и охотничий домик в Лестершире. Оба они, молодые люди, в вашем распоряжении. Есть множество дел, которыми вы захотите заняться вместе. Для Вейна будет полезно приобрести более порядочных друзей; я буду просто на этом настаивать. Каролина засмеялась.

— Да уж, его приятели и впрямь являли собой печальное зрелище. Но, дядя Френсис, вы же понимаете, каково ему было; он просто не мог вести себя иначе, когда над ним постоянно висела такая страшная угроза.

— Да, конечно, я понимаю, — согласился лорд Милборн. От счастья Каролина вздохнула.

— У меня такое чувство, будто с моих плеч свалились все заботы на свете; Вейн почувствует то же самое. Пусть Джервас Уорлингем наслаждается, пока может, привилегией зваться лордом Бриконом, ибо никто другой не захочет носить этот титул — могу поклясться, что на нем лежит проклятие.

Внезапно она воскликнула:

— Боже! Я только сейчас об этом подумала. Я же понятия не имею, как теперь будет зваться Вейн, ну и я, конечно.

— Теперь Вейн — виконт Шеррингем, — ответил лорд Милборн. — Честь имею приветствовать вашу милость.

— Вот имя, которое мне сразу же пришлось по душе! — объявила Каролина и тут же испуганно спросила: — Дядя Френсис, я ведь по-прежнему жена Вейна?

— Ну конечно, — подтвердил лорд Милборн. — Разумеется, имена на брачном свидетельстве придется изменить; я сам улажу этот вопрос с епископом, но ты являешься женой Вейна перед законом и перед Богом.

— Как чудесно это звучит!

Каролина вздохнула с большим облегчением; после этого она ехала в довольном молчании, положив голову на плечо лорда Милборна, а карета все мчалась вперед.

Час спустя, когда вдали блеснуло море, она воскликнула:

— Дядя Френсис, мы уже почти приехали! Господи, только бы Вейн ждал нас и не натворил глупостей!

Она чувствовала, как стучит сердце, и с нетерпением, которого не могла скрыть, смотрела на огромную крышу Мандрейка. Карета проехала через парк и торжественно вкатилась во двор. Лакеи в красных ливреях с серебряным кантом распахнули входную дверь. Позабыв о шляпе, оставленной на сиденье, о своих манерах, о лорде Милборне — обо всем, кроме желания увидеть Вейна, Каролина выпрыгнула из кареты и побежала по ступеням к двери, где стоял старый дворецкий, которого она знала с детства.

— Где Ньюман? — спросила она, переводя дыхание.

— Я пошлю за ним, если угодно вашей милости, — ответил дворецкий. — Вы найдете его милость и ее милость в Серебряной гостиной.

— Кого? — не поверила Каролина и, не дожидаясь ответа, помчалась через холл и открыла дверь гостиной.

К своему удивлению, в дальнем конце комнаты у камина она увидела трех человек: одним из них был ее отец, рядом стоял Вейн, а на диване, глядя на них, сидела ее мать; ее светлые волосы ореолом сияли на послеполуденном солнце.

— Папа! Мама! — невольно воскликнула Каролина, а затем через всю комнату радостно бросилась к мужу, протянув к нему руки.

— Вейн, Вейн! — воскликнула она. — Я ужасно боялась, что ты меня не дождешься!

Он мельком взглянул на Каролину и, к ее удивлению, прошел мимо нее навстречу лорду Милборну, который появился на пороге. Он шел, высоко подняв голову и расправив плечи, как на параде.

— Милорд, я готов следовать за вами, — отчетливо произнес он.

Лорд Милборн положил руку ему на плечо.

— Все в порядке, в этом нет необходимости, мой мальчик, — сказал он, а затем повторил дрогнувшим голосом: — …мой мальчик.

Больше Каролина не могла сдерживаться. Она подлетела к Вейну и возбужденно заговорила, так что слова вылетали, перебивая друг друга:

— Вейн, все и вправду в порядке! Мне самой едва верится! Ты — не лорд Брикон, ты — лорд Шеррингем, и теперь больше нет никаких тайн! Никаких призраков! Никакого ужаса! Больше тебе никогда не придется бояться! Титул этот принадлежит Джервасу, его же обвиняют в убийстве.

Вейн уставился на Каролину, словно она сошла с ума. Решительно вмешался лорд Валкен.

— Что все это значит? — спросил он. — Не разберу ни начала, ни конца. Френсис, ты можешь объяснить толком?

— Конечно, могу, — отозвался лорд Милборн. — Ты, Джастин, и ты, Серена, должны меня поздравить. Сегодня я — самый счастливый человек в целом свете. Я отыскал жену и — сына.

— Сына? — воскликнул лорд Валкен.

— Вот именно, — подтвердил лорд Милборн. — И что самое удивительное — оказалось, что он женат на твоей дочери, Джастин.

Выражение совершенного изумления появилось на лицах лорда Валкена и Вейна. Тогда леди Валкен встала и, подойдя к лорду Милборну, подняла к нему свое прекрасное лицо.

— Я не совсем поняла, что произошло, Френсис, но ты наш самый старый и самый лучший друг, и если ты счастлив, мы тоже счастливы.

Лорд Милборн наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку; в следующее мгновение Каролина порывисто бросилась в материнские объятия.

— Мама, мамочка! — заговорила она. — Все так замечательно! Я так счастлива! Не знаю, с чего и начать рассказывать. Но почему вы здесь? Я думала, вы с папой в Европе.

— Мы действительно там были, — мелодичным голосом ответила леди Валкен. — К счастью, мы остановились примерно в миле от Кале, там нас нашел грум, которого кузина Дебби прислала за нами, когда ты вышла замуж. Ох, Каролина, негодная ты девчонка, как ты могла так поступить?

— Но, мам… — робко начала Каролина. Леди Валкен рассмеялась.

— Не бойся. Мы на тебя больше не сердимся, милая, после того, как познакомились с твоим мужем. Несмотря на печальный рассказ, который он сам поведал с откровенностью, достойной самого большого уважения. В нем есть все, чего мы только желали для тебя.

Она улыбнулась Вейну. Каролина тоже взглянула на него, и как-то само собой ее рука оказалась в его руке, и он сжал ее с такой силой, что пальцы у нее онемели. Наконец Вейн заговорил.

— Это действительно правда, сэр? — спросил он у лорда Милборна голосом тихим и не совсем твердым.

— Абсолютная правда, — подтвердил тот. — Ты — мой сын, рожденный от брака твоей матери со мной прежде, чем она вышла замуж за лорда Брикона, считая меня погибшим. Ты никак не связан с семейством Уорлингем и с их дурной наследственностью.

— Слава Богу!

Казалось, восклицание само сорвалось с губ Вейна. Он посмотрел Каролине в глаза, и они забыли обо всем на свете. Они не видели понимающих улыбок, которыми обменялись между собой лорд и леди Валкен и лорд Милборн, не заметили, как маркиза, взяв обоих мужчин под руки, тактично увела их через открытую дверь на террасу, залитую солнцем.

Так стояли они, рука об руку, по-прежнему глядя друг другу в глаза.

Внезапно Вейн глубоко вздохнул, точно все беды последних лет покинули его сердце. Медленно он отпустил руку Каролины, и угрюмые складки — следы напряжения и усталости — исчезли с его лица, словно их стерла чья-то невидимая рука.

Он стоял, глядя на прекрасное лицо; на упрямый маленький подбородок девушки, чьи мужество и решительность с торжеством провели его сквозь ужасы и отчаяние, которые напугали бы большинство представительниц ее пола чуть ли не до смерти. Он смотрел на красивый нежный рот с розовыми губами. И, наконец, он взглянул ей в глаза, полные любви, сияющие той неиссякаемой силой духа, которая — он хорошо это знал — будет направлять его и светить ему всю жизнь.

В этот момент Каролина осознала произошедшую с ним перемену. Никогда больше не повести ей его за собой, никогда больше не заставить подчиниться ее приказаниям. Она может улещать, упрашивать и уговаривать его, но он будет ее властелином.

Эти мысли и его внимательный взгляд заставили Каролину покраснеть; она вдруг неожиданно оробела. Вейн улыбнулся — это была улыбка молодого и беззаботного человека. Он поклонился и заговорил впервые с того момента, как они остались вдвоем, голосом глубоким и тихим; в то же время в нем явно слышался смех:

— Ваш покорный слуга, леди Шеррингем. Каролина чувствовала себя на седьмом небе; глаза ее зажглись лукавством, и она ответила:

— Что вы, сэр, сомневаюсь, чтобы я имела удовольствие быть с вами знакомой.

— Должно быть, у вашей милости поразительно короткая память. Мне же помнится поцелуй через окошко кареты, золотой день, украденный у вечности и проведенный среди сосен, обед наедине, когда нам пищей служил нектар.

Каролина подняла брови.

— Боже, как странно! Я, напротив, едва припоминаю виконта Шеррингема.

— Но вы бы хотели познакомиться с ним поближе, мадам?

Каролина поджала губы.

— Признаюсь откровенно: я не очень в этом уверена. Он красив, это правда, но меня предупреждали, что волки часто прячутся в овечьей шкуре. Он может быть… жестоким, если пожелает.

— Действительно, настолько жестоким, что однажды оставил вашу милость одну, тогда как, будь он хоть сколько-нибудь поотзывчивей, обязательно бы остался. Я прекрасно помню этот случай. Вашу милость освещало пламя камина. Сначала на вас был белый пеньюар, но потом…

К щекам Каролины прилила кровь, и она подняла руки:

— Довольно! Довольно! Это слишком. Извините меня, милорд. Мне нужно переодеться и поправить волосы.

Все еще краснея, Каролина повернулась и устремилась к дверям. Но едва она к ним приблизилась, как Вейн сказал тихо, но так, что невозможно было ослушаться:

— Подойди сюда!

Она остановилась, но не обернулась, а ответила, стоя к нему спиной:

— Я… вернусь… позже.

— Каролина, подойди сюда.

Голос его звучал повелительно, хотя глаза по-прежнему улыбались.

— Ты мне… приказываешь?

— Да, и ты должна подчиниться.

— Вот как! А позволительно ли спросить почему?

— Подойди сюда, и я скажу тебе.

Каролина, наконец, обернулась. Она взглянула на Вейна, перевела дыхание, и губы ее раскрылись. Медленно, очень медленно она возвращалась назад, не сводя с него глаз. Щеки ее раскраснелись, тонкое кружево платья трепетало на взволнованно вздымающейся груди.

Она подходила все ближе, но Вейн не двигался ей навстречу, а ждал, пока она не остановилась рядом с ним. Глаза ее опустились под взглядом его глаз. Несколько мгновений он молчал, наблюдая за ней, и, наконец, очень мягко спросил:

— Ты боишься меня, Каролина?

Она взглянула на него и опять быстро опустила длинные ресницы.

— Скажи мне, — произнес он, когда она ничего не ответила.

— Н… немножко, я думаю, — прошептала она.

— Посмотри на меня! — приказал он, но она была не в силах даже пошевелиться из-за сладкой дрожи в руках и ногах.

Тогда Вейн обнял ее. Она хотела уткнуться лицом ему в плечо, но он взял ее рукой за подбородок и повернул к себе.

— Каролина, завтра мы уезжаем в Париж — ты и я, — мягко сказал он. Глаза ее расширились, и он добавил: — Мы отправляемся в свадебное путешествие. Мы будем только вдвоем. Страшно тебе будет остаться наедине со мной, милая, сумасбродная, непокорная любовь моя?

— О Вейн!

Каролина задрожала от прикосновения его руки.

— Но даже если тебе будет страшно, любимая, это тебе не поможет, ибо я хочу кое-что напомнить.

Вейн обнял ее сильнее. Каролина увидела, как в глазах его вдруг вспыхнул огонь, почувствовала, как бьется ее сердце, и ощутила, что внутри нее разгорается ответное пламя.

— Я хочу напомнить тебе, красавица, — повторил Вейн, шевеля губами совсем близко от ее губ, — что ты моя. Моя — отныне и навеки — моя жена.

Примечания