ГЛАВА 11

Потрясение — странная штука. На одних людей оно действует мгновенно, так что они падают в обморок, плачут или проявляют иные эмоции. У других же — возможно, такие встречаются гораздо реже — часто проходят часы и даже дни, прежде чем скажется потрясение.

Идя по коридору к спальне леди Брикон, Каролина чувствовала лишь отрешенность от окружающего мира. Она настолько отстранилась от реальности, что могла смотреть на себя и события последних двадцати четырех часов, как на необычайно яркие картинки, а не на неотъемлемую часть собственной жизни. Лишь любовь к Вейну по-прежнему оставалась чем-то живым и горячим, и Каролина цеплялась за нее, точно за якорь, без которого ее унесет неведомо куда по бурному морю ужасов и страхов.

Леди Брикон радостно приветствовала вошедшую Каролину.

— Каролина, дорогая, подойди и поцелуй меня, — мягко сказала она. — Сегодня мне хотелось увидеть тебя больше всего на свете, но твоя горничная сказала Доркас, что ты все утро не выходила из спальни, поэтому мне ничего не оставалось делать, как набраться терпения.

Каролина наклонилась и поцеловала ее.

— Если бы я знала, что вы хотите видеть меня, — ответила она, — то пришла бы немедленно.

Леди Брикон ласково похлопала ее по руке.

— Я всегда хочу тебя видеть. А теперь расскажи мне о венчании и о Вейне. Как мой сын?

Каролина заколебалась. Ей претило обманывать леди Брикон, но она понимала, что не должна тревожить ее жестокой правдой.

— У его милости все хорошо, — ответила она, наконец. — Я только что от него.

Несмотря на все усилия Каролины говорить естественным тоном, что-то в ее голосе заставило леди Брикон недоуменно взглянуть на нее. На секунду Каролина испугалась, что она спросит, не случилось ли чего-нибудь. Но, верная своей привычке избегать неприятных известий, леди Брикон ничего не сказала.

Нервничая, Каролина поспешно заговорила:

— Нас обвенчали в часовне. Церемонию совершал епископ, а кто-то — понятия не имею кто — играл на органе. Жаль, что вы не могли присутствовать в такой торжественный момент.

Наступила неловкая тишина. Каролина понимала, что ее гладкие фразы не успокоили леди Брикон, она догадывалась, чего хотелось ее милости. Она надеялась услышать, что ее сын счастлив, жаждала удостовериться, что эта свадьба, затеянная столь поспешно и при таких странных обстоятельствах, принесла ему радость, которой его жизнь давно была лишена, — леди Брикон, его матери, хорошо было известно об этом.

Но Каролина знала, что при всем старании не сможет произнести убедительно столь ложные утверждения, и вместо этого сказала:

— Во время венчания я заметила, что среди внушительного списка имен Вейна не было того, каким его называют все близкие,

— Да, действительно, Вейн — домашнее имя, — ответила леди Брикон. — Как ты, Каролина, только что сказала, при крещении ему дали ряд внушительных имен, вот я и решила называть его Вейном, потому что это простое имя, и потому что так звали человека, которого я когда-то очень любила, — он умер до рождения Вейна.

— Вот оно что, — произнесла Каролина, — а я все удивлялась.

— Твое удивление совершенно естественно, — заметила леди Брикон, — ведь все обращаются к моему сыну по имени, которым я стала его называть.

Наступило молчание, во время которого Каролина тщетно пыталась найти другую тему для разговора. Леди Брикон нарушила его, спросив почти умоляюще:

— Каролина, ты любишь его?

На этот вопрос Каролина могла ответить совершенно искренне:

— Да, мадам, я люблю его всем сердцем и душой.

— Я хотела удостовериться в этом, — радостно сказала леди Брикон. — Теперь, Каролина, ты сможешь о нем позаботиться. Частенько я начинала опасаться, что в нем есть что-то необузданное. Мне трудно выразить это словами; возможно, все молодые люди таковы; но тяжелее приходится тем, кто остался без отца, который мог бы направлять их. Если они богаты и занимают высокое положение в обществе, вокруг них вертится множество людей, готовых льстить. Но все равно очень важно обладать тем и другим, ибо бедность переносить тяжело, особенно человеку благородному.

Казалось, леди Брикон разговаривает сама с собой; за ее словами Каролина чувствовала глубокое беспокойство.

— Обещаю вам сделать все, что только в моих силах, чтобы Вейн был счастлив, — сказала Каролина и, вставая, добавила: — С вашего разрешения, я пойду, прилягу. Я что-то устала.

— Ну, конечно, дорогая, — ответила леди Брикон. — Вчерашний вечер был для тебя слишком напряженным. Доркас может проводить тебя в спальню и вызвать горничную.

— В этом нет необходимости, — возразила Каролина, но, даже произнося эти слова, она чувствовала себя слишком слабой, чтобы спорить, — сказалось потрясение, которое она испытала сегодня.

К тому времени как Каролина дошла до своей спальни, ее всю трясло; руки были холодны как лед. Послали за Марией. Каролина без возражений подчинилась тому, что ее раздели, уложили в постель и положили к ногам нагретый кирпич. В камине пылал огонь, но ее трясло по-прежнему; у Каролины было такое чувство, что она уже больше никогда не согреется. Казалось, холод пронизывал каждую клеточку тела. С физическими страданиями исчезло ощущение отрешенности, и теперь она опять видела хитрые глазки Кэсси, снова и снова слышала ее голос. Каролина застонала и зарылась лицом в подушку.

— Да вы больны, миледи! — испуганно воскликнула Мария. — Позвольте мне попросить его милость послать за врачом.

— Нет, нет, Мария, — отказалась Каролина. — Я знаю, что со мной. Уверяю тебя, врач мне ничем не сможет помочь.

Тем не менее, ее тревожило то, что, несмотря на груду одеял, она по-прежнему дрожала, зубы стучали, точно в лихорадке. Она попросила Марию узнать у Доркас, нет ли у ее милости бутылочки с настойкой опия.

— Мне кажется, если мне удастся уснуть, я проснусь совершенно здоровой. Просто я очень расстроена, а прошлой ночью не сомкнула глаз.

Мария сочла такое предположение разумным. Дав Каролине несколько капель настойки, она села у ее постели. Постепенно дрожь прекратилась, и Каролина заснула.

Она проспала всю ночь. Вначале это было глубокое забытье от лекарства, но проходили часы, на щеках ее вновь появился румянец, и она задышала во сне легко и ритмично, как дитя. Только тогда Мария на цыпочках вышла из комнаты и отправилась к себе спать.

Когда Каролина проснулась, солнце уже вовсю светило. Она потянулась и села. В первое мгновение ей трудно было поверить, что она проспала всю ночь. Она чувствовала себя отдохнувшей и бодрой; воспоминание о том, как она с трудом забралась в постель и тряслась от холода, казалось теперь всего лишь полузабытой выдумкой. Она встала с постели, подошла к окну и раздвинула шторы.

Парк внизу был золотым от солнечного света. Каролина зажмурилась в теплых лучах солнца.

— Нужно вставать, — сказала она вслух. — Не то все решат, что в моем лице заполучили ленивую хозяйку.

Она позвонила, и вскоре в комнату торопливо вошла Мария.

— Миледи, сегодня утром вы выглядите гораздо лучше! — воскликнула она.

— Лучше? — улыбнулась Каролина. — Я чувствую себя прекрасно, Мария. Принеси мне завтрак и приготовь ванну. Я должна заняться домом, а не прохлаждаться в постели.

— Очень я вчера переволновалась за вашу милость, — призналась Мария, суетливо передвигаясь по комнате. — Когда вечером укладывала вас в постель, вы выглядели так, будто призрак увидели!

— Может, так оно и было, — вздохнула Каролина. На мгновение над ней вновь нависла страшная тайна Вейна.

Но в это утро ничто не могло поколебать ее мужество. Она встретится с Вейном, поговорит с ним, разрушит стену отчуждения, которую он воздвиг между ними, и тогда вместе они обязательно найдут способ рассеять ужасы, вставшие преградой на их пути к счастью.

— Должен быть какой-то выход! — произнесла Каролина вслух.

— Что такое, миледи? — откликнулась Мария.

— Это всего лишь мои мысли вслух, — ответила Каролина. — Мария, если бы ты столкнулась с чем-то страшным, с чем-то, что угрожало бы твоему счастью, как бы ты поступила?

Мария на минуту задумалась.

— Наверное, если б до такого дошло, я бы молилась.

— А если бы молитва не помогла?

— Тогда, миледи, я бы просто постаралась не унывать — что бы там ни было, — практично сказала Мария.

— Мне кажется, ты права, Мария, — сказала Каролина. — Я попробую оба твои средства.

— Насколько я знаю, молитва никому не повредила, — заметила Мария. — А если, как всегда говорит моя мать, «Бог помогает тем, кто сам себе помогает», то, может, молитва подскажет вашей милости способ, как помочь самой себе.

— Тогда я буду молиться, — сказала Каролина, — мне просто крайне необходимо найти выход из моих трудностей.

— А пока ваша милость молится, я принесу вам завтрак, — заключила Мария. — Чего вам хочется?

— Мне все равно, — сказала Каролина. — Я просто чрезвычайно голодна.

— Это добрый знак, миледи!

Мария улыбнулась и заторопилась из комнаты.

Оставшись одна, Каролина вновь подошла к окну, но мысли ее были далеки от зрелища, представшего перед ее взором. Мария права, думала она. Нужно молиться — просить вразумить ее, как она должна поступать, чтобы действительно помочь Вейну.

Ей вдруг страстно захотелось увидеть родителей. Если бы только они были рядом, если бы только она могла рассказать обо всем лорду Валкену и услышать его серьезный, спокойный голос, который бы, несомненно, объяснил ей, что делать! Но родители были далеко, и посоветоваться было не с кем.

Каролина с тревогой думала о письме от кузины Дебби. Она ждала его сегодня. Миссис Эджмонт, конечно же, будет потрясена и взволнованна поступком Каролины, совершенным в отсутствие родителей. Но что же ей оставалось делать, — спрашивала себя Каролина, — как не выйти замуж за Вейна? Да, конечно, он сделал ей предложение под влиянием слепой ярости, но она твердо знала: лучше обвенчаться с ним таким образом, чем не обвенчаться вообще. Даже теперь Каролина не жалела о случившемся. Лучше ей быть женой Вейна со всеми его страшными тайнами, чем вовсе не выйти замуж, ибо она знала: встретив Вейна, ощутив, как его руки обнимают ее, почувствовав его губы на своих губах, она никогда не сможет полюбить никого другого.

Она была предназначена для Вейна с того момента, как они появились на свет. Вспоминая, как странно они встретились, Каролина подумала, что пути Господни воистину неисповедимы и таинственны и что каким-то образом, хоть это и не подвластно разумению смертных, замысел и предопределение лежали в основе всего.

Каролина молилась, спрятав лицо в ладонях, когда Мария вернулась с завтраком. На подносе стояли серебряные блюда с яичницей и ветчиной, с холодным мясом и с отборными кусочками лосося. Золотилось масло с фермы, источал аромат мед бриконских пчел. Принесла Мария и блюдо с красной клубникой, и кувшинчик сливок, чтобы полить ее.

— Спасибо, Мария, — произнесла Каролина, когда та поставила поднос рядом с ней.

— Миледи, там внизу мисс Харриет Уонтидж, — сказала Мария. — Она очень хочет видеть вашу милость; я сказала ей, что узнаю, примете ли вы ее.

— Харриет! Так рано! — воскликнула Каролина.

— Уже одиннадцать.

— Какой позор! — Каролина улыбнулась. — Харриет решит, что я — ленивая лондонская мисс, которая никогда не встает раньше полудня. Придется объяснить ей, что мое сегодняшнее поведение — исключение, а не правило.

— Не пойму я, ваша милость, какая разница, что подумает мисс Уонтидж, — пренебрежительно отозвалась Мария. — В конце концов, она всего лишь дочь викария.

Каролина засмеялась.

— Мария, да ты ужасный сноб!

— Да, миледи, — почтительно согласилась Мария. — Пойду, скажу лакею, чтоб он проводил мисс Уонтидж наверх.

Каролина ела клубнику, когда объявили о приходе Харриет. Она встала и поспешила к дверям поприветствовать подругу.

— Харриет, мне очень стыдно, что в такой час ты видишь меня неодетой, но вчера вечером я настолько утомилась, что Мария дала мне настойку опия, и я только что проснулась.

— Прости за то, что я тебя потревожила, — извинилась Харриет, — но я должна была тебя увидеть. Каролина, мне просто необходимо с тобой посоветоваться!

— Тогда садись и рассказывай, — предложила Каролина. — Мария принесет тебе горячего шоколаду.

— Нет, нет, пожалуйста, не беспокойся, — отказалась Харриет. — Мне ничего не нужно. Мне даже кажется, я больше уже никогда не смогу есть. Каролина, я так взволнованна и так дрожу, что просто не знаю, как мне быть.

Каролина взглянула на Харриет смеющимися глазами.

— В таком случае, как я понимаю, Харриет, ты влюблена?

Впалые щеки Харриет покрыл густой румянец.

— О, Каролина, неужели это так заметно?

— Конечно, заметно, — подтвердила Каролина. — Ты никогда еще не была такой хорошенькой.

Харриет покраснела еще больше.

— Никогда не думала, что доведется услышать, как меня называют хорошенькой, — застенчиво сказала она, — но, Каролина… он так считает.

— Ты говоришь о мистере Страттоне? — решилась спросить Каролина.

Харриет кивнула.

— И он… он сделал тебе предложение? — продолжала Каролина.

Харриет опять кивнула. Видимо, от волнения она не находила слов.

— Но это просто замечательно! — воскликнула Каролина. — Ну, Харриет, ты, конечно же, согласилась?

В ответ на эти слова Харриет сцепила руки.

— Просто не знаю, что и сказать. Я люблю его глубоко и почтительно, но… он хочет, чтобы я убежала с ним и… О, Каролина, как я могу обмануть папу?

Каролина вздохнула и отодвинула в сторону поднос с завтраком.

— Рассказывай все по порядку, — велела она. Харриет, которая чуть ли не лопалась от возбуждения, с готовностью начала:

— Это случилось в тот вечер, когда состоялась твоя свадьба. Не помню точно, как это произошло, но я оказалась в парке с мистером Страттоном. Он заговорил о моем отце, и я объяснила, как могла, стараясь не выказывать папу в черном свете, что он отказал мистеру Страттону от дома из-за того, что тот беден. «Сэр, не судите моего отца слишком строго, — сказала я. — Поскольку мы сами живем в крайне стесненных обстоятельствах, он питает отвращение к бедности и больше всего не любит напоминаний о ней». Мистер Страттон — он говорит, что теперь я должна называть его Томасом — спросил: «А как вы к этому относитесь, мисс Уонтидж?» Я искренне ответила, что мало, о чем знаю, кроме бедности, и что мы, слабые женщины, редко боимся того, с чем хорошо знакомы, даже если в этом мало приятного. Тогда он спросил: «А если бы вы, мисс Уонтидж, влюбились в человека бедного?» Я ответила с достоинством: «Если бы я в кого-нибудь влюбилась, то мне, мистер Страттон, было бы безразлично, король он или нищий. Я бы любила его ради него самого и с радостью заботилась бы о нем, даже если бы он потребовал, чтобы я для него мыла полы и готовила». И тогда, Каролина… О, я едва решаюсь сказать тебе…

Харриет замолчала, чтобы перевести дыхание. Глаза ее сияли.

— Рассказывай дальше, — затормошила ее Каролина. — Такого захватывающего рассказа я еще не слышала.

— И тогда он повернулся ко мне, — продолжала Харриет, — взял за руку и сказал: «Мисс Уонтидж, могли бы вы полюбить меня только ради меня самого?» Каролина, на мгновение у меня сердце словно перестало биться; я думала, что сейчас упаду в обморок прямо у его ног.

— Но ты не упала, — Каролина чуть-чуть улыбнулась. — И как же ты поступила?

— Я сказала… Каролина, как ты думаешь, я вела себя слишком нескромно и неподобающе для девушки?.. Я сказала: «Но я и вправду люблю вас, сэр, и мне безразлично, если вы и нищий, потому что для меня вы всегда будете королем».

— Браво, Харриет! — воскликнула Каролина. — А что случилось потом?

— Боюсь, — чуть слышно произнесла Харриет, — меня настолько ошеломила собственная смелость, что я позволила ему поцеловать себя. О, Каролина, я даже теперь краснею при мысли об этом!

— У тебя гораздо больше здравого смысла, чем я думала, — заметила Каролина. — Продолжай.

— Ну, а после этого я вспомнила папу, и когда мистер Страттон… то есть Томас… заявил, что придет к нему на следующий же день просить моей руки, в страшном страхе я умоляла его не делать этого. Ведь ты прекрасно знаешь, Каролина, мой отец выгнал бы его кнутом! Я сказала об этом Томасу и добавила, что если папа рассердится на меня по-настоящему, то отправит к своей сестре, тете Роксане, в Рамсгит. Она такая же суровая, как и папа, и никогда не позволит мне увидеться с Томасом.

— А что на это сказал мистер Страттон? — полюбопытствовала Каролина.

— Он сказал, что в таком случае нам остается только одно — бежать в Гретна Грин20.

— И ты согласилась?

— Вот почему я и пришла к тебе, — ответила Харриет. — Каролина, скажи, что мне делать? Что мне делать?!

— И спрашивать нечего, — отозвалась Каролина. — Ты должна ехать с ним в Гретна Грин.