Цветы пустыни

Они заявили ему, что он не имеет права брать свою единственную дочь с собой в путешествие.

Все девять лет их брака его жена повсюду сопровождала профессора.

Это приводило в ужас ее отца и мать, а также трех сестер и двух братьев. Они невзлюбили Эдмунда с той самой минуты, когда он женился на Элизабет.

А то обстоятельство, что она была безмерно счастлива, путешествуя с мужем по всему свету, «словно цыгане», как выражались родные, никто не хотел принимать всерьез.

Ее отец принадлежал к одной из влиятельнейших фамилий графства и настаивал, чтобы его дочь вышла замуж за генеральского сына.

Юноша был покорен ее красотой с первой же встречи.

И он, вероятно, стал бы ее супругом, если бы не случилось так, что Элизабет встретила Эдмунда Тевина.

Он был героем ее девичьих грез, мужчиной, какие, она думала, существовали только в ее воображении.

Эдмунд Тевин, которому в то время было уже за тридцать, стал известен благодаря своим книгам о путешествиях по Аравии.

Он решил никогда не жениться, поскольку не имел намерения «сидеть сиднем»и жить на небольшие деньги, получаемые от отца. Средства на жизнь он зарабатывал литературным трудом.

Но так же, как и Элизабет сразу поняла, что нашла свою недостающую половину, он почувствовал то же самое относительно нее.

Они поженились через три недели после знакомства и сразу же отправились в Аравию — в свадебное путешествие.

Аравия в те времена была еще малоизученной страной.

Большинство племен, населяющих ее, относились к незнакомцам враждебно.

Любая другая женщина пришла бы в ужас — но Элизабет все это нравилось.

Она предпочла бы жить на краю пропасти с Эдмундом, чем восседать на английском троне без него!

Лишения и опасности, которые они пережили вместе, и книги, которые Эдмунд написал об их приключениях, укрепили их любовь, и они не расставались ни на день.

Только после того, как родилась Медина, Эдмунд согласился, что пора завести собственный дом.

Отец Элизабет подарил ему дом в своих владениях.

Там Эдмунд писал свои книги о путешествиях длиной в тысячи миль «, которые он совершил вместе с женой.

Но потом, когда они вернулись из Судана, Элизабет внезапно заболела неизвестной восточной болезнью. Ни один доктор не мог определить, что это за болезнь, не говоря уже о том, чтобы найти средство от нее.

Элизабет таяла день ото дня.

Она исхудала, от нее остались только глаза, по-прежнему полные любви к мужу, и губы, которые повторяли, как она любит его.

Она умерла, и дом, в котором они были так счастливы, стал для Эдмунда тюрьмой. Он понял, что должен бежать отсюда, и как можно быстрее.

Родные Элизабет предвидели, что, он так поступит.

Но они не ожидали, что он захочет взять с собой и Медину. Они обрушили на него лавину яростных протестов, но он даже не стал их слушать.

Им ничего не оставалось, как отступить, потому что он был отцом ребенка и мог делать все, что ему заблагорассудится.

Он уехал из Англии через три дня после похорон Элизабет и увез Медину с собой.

Девочку назвали Мединой, потому что, по словам Эдмунда, из всех городов, где ему довелось побывать, Медина была самым красивым и самым необычным.

Он не смог бы точно сказать, почему она показалась ему такой, но все же его не покидало ощущение, что Мадинаталь-Наби, Город Пророков, способен дать человеку гораздо больше, чем любой другой город мира.

Наверное, у каждого путешественника есть свое священное место, где его душа поднимается к небесам и он может коснуться звезд, которые всегда казались недостижимыми.

Именно таким местом была для Эдмунда Тевина Медина.

Поэтому он нарек дочь Мединой, и, надо сказать, англичане нашли это имя диковинным и нехристианским.

Путешествуя с отцом, Медина была полностью счастлива.

Для нее он был самым незаурядным и самым лучшим человеком во всем белом свете.

Он учил дочь всему, что знал сам, и в особенности — наречиям различных аравийских племен.

Медина с полным правом могла утверждать, что может отправиться в любую часть Аравийского полуострова и по выговору никто не отличит ее от туземцев.

Она нашла, что проще путешествовать с отцом под видом мужчины. Поскольку она ненавидела закрывать лицо, ей пришлось обрезать волосы.

Сначала Медина одевалась, как все арабские мальчики, а потом, повзрослев, стала носить одежду юноши.

К счастью, она была достаточно высокого роста, чтобы никто ничего не заподозрил.

Благодаря постоянной физической нагрузке и умеренной жизни, которую они с отцом вели в путешествиях, ее тело было сильным и стройным.

Только Селим знал правду, потому что они с отцом уже давно были друзьями.

Рвение, с которым он занимался изменением внешности Медины, ясно говорило о том, что Селим оценил ее ум и предусмотрительность.

Сейчас, глядя на ее горе, он понимал, какой пустой и безрадостной станет ее жизнь без отца, но все же сказал спокойно:

— Я должен был бы настоять на твоем возвращении в Англию. Но прежде чем ты уедешь на родину, я хочу предложить тебе принять участие в приключении, которое, я уверен, будет тебе по душе.

— В каком же? — спросила Медина.

Селим вновь придвинул к себе кальян:

— Сегодня ко мне приезжает англичанин. Его послал сюда мистер Бертон.

Медина подняла голову. К ней уже вернулись силы, и в глазах вспыхнул огонек надежды.

В эту минуту она была очень красива, хотя и не сознавала этого.

У нее был безукоризненной формы нос, твердо очерченный подбородок, длинная шея и гордая посадка головы, которую оценил бы любой знаток женской красоты.

— Что ему нужно? — спросила она, поскольку Селим замолчал.

— Он хочет проникнуть в Мекку, — ответил Селим. — И он не лжет, потому что Ричард Бертон сказал, что я стану ему помогать, только если он будет честен со мной.

— Он так тебе доверяет? Не знаю, мудро ли это.

— Он умный человек! И сумел оценить меня, — ответил Селим. — Я понял это по его глазам, и я могу читать в его мыслях.

Медина не была этим удивлена.

Она знала, что Селим наделен поразительной восприимчивостью, позволяющей ему понимать чувства и мысли других людей.

На всем Аравийском полуострове не было человека, который решился бы его обмануть, и всем было известно, что Селим никогда не злоупотребляет ничьим доверием.

— Зачем ему понадобилась Мекка? — спросила Медина.

— И снова он был честен со мной, — заметил Селим. — Он сказал мне, что поспорил с товарищем, но истинная причина лежит гораздо глубже!

Он на мгновение нахмурился и добавил:

— Я сразу понял, что он скрывается от кого-то — от женщины, я подозреваю! Чтобы избегнуть ее притязаний, он приехал в Аравию и решил предпринять это паломничество, на которое отважились бы немногие.

— Ничего удивительного! — сказала Медина. — Вспомни того человека, который два года назад умер столь нехорошей смертью!

В голосе ее прозвучал оттенок ужаса, и Селим не был этим удивлен.

Погонщики верблюдов рассказали, какая участь постигла человека, который нанял их и попытался пробраться в Каабу.

Ужасных подробностей его смерти хватило бы, чтобы дрогнуло сердце даже самого стойкого человека.

Несколько дней после этого Медина была сама не своя и почти все время молчала.

Было очень мало надежды, что она когда-нибудь забудет то, что услышала от погонщиков.

— Ты, конечно, попробовал его отговорить? — спросила она Селима.

— Я оставил эту попытку тебе.

— Мне?

— Ричард Бертон обещал этому англичанину, что я найду ему проводника, которому можно доверять.

— Ты хочешь сказать, что я… поведу его в Мекку?

— Путь до Мекки неблизкий, — с улыбкой сказал Селим, — и по дороге вам будет на что посмотреть!

Медина рассмеялась, и ее темные глаза осветились изнутри.

— О, Селим! — воскликнула она. — Какой ты хитрец!

Конечно, это разумно. Если бы ты стал его отговаривать, он мог бы попытаться добраться до Мекки без твоей помощи.

— Ты поможешь ему. — Селим сделал жест, который был гораздо выразительнее этих слов.

— Ну конечно! — сказала Медина. — А по пути я и впрямь увижу много нового.

Она на мгновение задумалась и добавила:

— Я хотела бы взглянуть на этого английского господина… Но сначала мне нужно поспать.

— Комната ждет тебя, дитя мое.

Медина поднялась на ноги и внезапно почувствовала, что ужасно устала.

— Еду тебе принесут, — продолжал Селим. — А когда ты закроешь глаза, подумай о том, что твой отец сейчас пребывает в покое с Аллахом.

— Я знаю, что отец хотел бы, чтобы ты… помог мне… И именно это ты уже сделал… — тихо сказала Медина.

Она поклонилась Селиму, надела махрану и закрыла лицо свободным концом.

Потом она вышла из комнаты.

Селим откинулся на подушки.

— Да не оставит ее Аллах своей милостью! — чуть слышно пробормотал он.

Глава 3

Расставшись с Ричардом Бертоном, маркиз первым делом отправился в самый большой в Каире книжный магазин.

Он купил по экземпляру всех книг об Аравии, которые там имелись.

Впрочем, их было немного, в основном французские или немецкие, но, к счастью, маркиз знал эти языки.

Еще ему встретилась книга, посвященная собственно; арабам, и маркиз решил, что она тоже может оказаться полезной.

Потом он поехал в британское посольство и, осведомился, нет ли у них человека, который мог бы учить его арабскому языку, а заодно составить, ему компанию в плавании по Красному морю.

— Вероятно, я задержусь на некоторое время в Порт-Судане, — высокомерно сказал он, — но это зависит от того, насколько интересной мне покажется эта часть побережья.

Секретарь посольства ушел, пообещав выяснить, что можно сделать, и вернулся с хорошими новостями.

— У нас в штате есть человек, милорд, — сказал он маркизу, — приехавший из Омана. Через месяц он выходит на пенсию.

Глаза маркиза вспыхнули. Он еще раз подумал, что судьба явно благоволит к нему.

— Он известный ученый, — продолжал секретарь, — и»я уверен, если мы отпустим его на пенсию месяцем раньше, он будет рад совершить небольшое путешествие на таком комфортабельном судне, как яхта вашей светлости.

Маркиз едва мог поверить в такую удачу.

С первой минуты знакомства со своим учителем арабского языка маркизу стало ясно, что это действительно весьма культурный и образованный человек.

Отплытие пришлось задержать на день, потому что арабу надо было собрать вещи.

Маркиз послал телеграмму Бертону, извещая его о том, что будет держать с ним связь через британское консульство в Адене.

Маркиз понимал, что в Южной Аравии больше нет места, где могут принять телеграмму.

Посол пригласил его отобедать, и из беседы с ним маркиз узнал об Аравии много такого, чего не знал прежде.

На следующий день он вернулся в Каир со своим преподавателем.

Едва они поднялись на борт «Морского Ястреба», маркиз принялся за изучение арабского языка с таким рвением, которое удивило бы его лондонских друзей.

Язык оказался не таким сложным, как боялся маркиз.

В то же время он понял, что на его изучение потребуется гораздо больше времени, чем он думал сначала.

Тем временем яхта миновала Суэцкий канал, который был вырыт за девять лет до этого, и вошла в Красное море.

Когда они достигли Джидды — ближайшего к Мекке порта, — маркиз убедился, что правильно сделал, послушав совета Бертона плыть дальше.

Один лишь зной сделал бы смертельными для маркиза сто тридцать миль, отделяющие побережье от Священного Города.

Маркиз был достаточно осторожен, чтобы не показать своему учителю, что особенно интересуется Меккой.

Все свободное время он посвящал изучению не только языка, но также обычаев различных народов и племен.

Познания Абдула Рая в этой области были необычайно обширны.

Он был вполне доволен предложением маркиза отправиться в Кану.

Там Абдул собирался сесть на корабль, который доставил бы его в Маскат.

Или же он мог присоединиться к каравану, возвращающемуся за новым грузом ладана в Дофар.

Маркиза весьма заинтересовала книга, которую ему подарил Бертон, и поэтому он искал другие труды, посвященные той же теме.

Раньше он обо всем этом и понятия не имел и теперь хотел узнать побольше о торговле благовониями.

Он с интересом узнал, что в римском мире ладан применялся в обрядах сожжения умерших.

Он прочел, что Нерон на похороны своей супруги Поппеи истратил столько ладана, сколько его собирали в Аравии за год.

И все же твердое намерение достичь Мекки не покидало его, и это было важнее всего остального.

Маркиз полагал, что хадж, предпринятый им, не только станет ответом на притязания Эстер, но и возвысит его в собственных глазах.

За время плавания по Средиземному морю маркиз, возможно, впервые за много лет взглянул на себя со стороны и не был в восторге от того, что увидел.

Он понял, как понял еще раньше Руперт, что впустую растрачивал время на женщин, которые иногда и способны разжечь в мужчине огонь страстей, но не дают никакой пищи для его души.

В этом смысле Эстер с ее неземной красотой, по сути, ничем не отличалась от прочих красавиц.

Он истратил на них уйму времени, не говоря уже об огромном количестве денег.

Попытка Эстер навязать ему чужого ребенка оскорбляла его и приводила в бешенство.

И все же маркиз был достаточно честен, чтобы признать, что рано или поздно что-то подобное неизбежно произошло бы.

И корень зла был не только в Эстер, но и в нем самом.

»Как я мог быть настолько наивным, — сердито спрашивал себя маркиз, — чтобы доверять ей и, расставаясь с ней, надеяться на ее порядочность?»

Тот же самый вопрос он задавал себе, еще когда «Морской Ястреб» боролся с бушующим морем в Бискайском заливе, и ярость его вздымалась, подобно зеленым волнам, обрушивающимся на яхту.

Потом он сказал себе, что Эстер не стоит его гнева и он сам во всем виноват.

Маркиз понимал, что на самом деле к настоящему времени он уже должен был бы жениться и жить с семьей, заняв свое законное место не только при дворе, но и в графстве, как в свое время его отец.

Однако, зная себя, он отдавал себе отчет в том, что любая из юных прелестниц, которых его родственники считали возможными претендентками на роль маркизы Энджелстоун, наскучила бы ему через пару недель Маркиз знал, что в аристократических семьях деньги всегда достаются старшему сыну, который наследует титул и поместье.

А младших, как правило, отправляют в привилегированное частное учебное заведение и потом — в университет.

Но судьба девочек в этом смысле была гораздо менее завидна: за редким исключением их учили гувернантки, чьи знания лишь немногим отличались от их собственных.

В результате девушка приобретала изящные манеры и умение хорошо одеваться, но ее ум совершенно не развивался.

Все ее интересы и все умение вести беседу сводились к бесконечному пересказу сплетен.

»Как избежать участи жить с такой женой?»— думал маркиз.

Ответ был очевиден, и он в очередной раз дал себе слово никогда не жениться.

Однако жить без женских чар и обаяния невозможно, и маркиз легко поддавался на уговоры искушенных в любви красавиц высшего света.

Как правило, это были замужние женщины или вдовы, абсолютно непохожие на неискушенных, застенчивых и неуклюжих девиц, которых маркиз не раз встречал на своем пути, хотя и избегал.

Эстер открыла ему глаза на опасности, с которыми можно столкнуться, имея дело с вдовой.

А в прошлом маркизу не раз приходилась проявлять осторожность и изворотливость, чтобы не возбудить ревности в чьем-нибудь муже.

Оскорбленный джентльмен, безусловно, вызвал бы его на Дуэль, а дуэли были запрещены королевой.

И все же лучше запрещенная дуэль, чем шантаж со стороны Эстер.

— Будьте прокляты женщины! Будьте прокляты все женщины! — восклицал маркиз, пока «Морской Ястреб» нес его по Средиземному морю.

И теперь, изнывая от жары в Красном море, он говорил то же самое.

Маркиз даже не ожидал, что книга, которую Ричард Бертон ему подарил, произведет на него такое впечатление.

Он читал о волшебных свойствам ладана и о том, что Моисей верил, будто его воскурение способно отвести Божью кару.

Он узнал, что впервые ладан упоминается в древнеегипетской «Книге Мертвых»в качестве средства, гарантирующего благополучный переход в мир духов.

Читая эту книгу, он все яснее понимал, зачем Ричард Бертон подарил ее ему.

Хотя из других книг маркиз тоже почерпнул немало полезного, он снова и снова возвращался к «Духам богов».

Ему казалось, что он вновь чувствует аромат ладана, знакомый ему по католическим церквам, только теперь этот запах приобрел для него совершенно иной смысл.

К тому времени, когда «Морской Ястреб» пришвартовался к заброшенной пристани Каны, маркиз уже мог вполне сносно изъясняться по-арабски и понимать, что говорят другие.

Он щедро заплатил своему преподавателю, а потом отправился на берег, искать друга Ричарда Бертона, Идя по городу, он ощущал небывалый душевный подъем и волнение.

Это было похоже на то, что он испытывал на скачках, когда до финиша оставались считанные ярды и можно было надеяться на победу в очень сложном заезде.

Спускаясь по узкой улочке, ведущей к дому Селима Маханы, маркиз не замечал, что те немногие люди, которые наблюдают за ним, смотрят на него так, словно с трудом верят, что это не пришелец с другой планеты.

Чужеземец в Кане был весьма редким явлением.

А те, кого заносило сюда, не слишком интересовались полунищими торговцами и женщинами под паранджой, снующими по маленькому городскому базару.

Заручившись обещанием Селима подыскать ему хорошего проводника, маркиз вернулся на яхту, радуясь, что преодолел первое препятствие на пути в Священный Город.

Пока все шло даже лучше, чем ожидалось, и маркизу оставалось только молиться, чтобы не оказаться разочарованным, когда он придет к Махане на следующий день.

Маркиз хорошо знал, что на Востоке все делается без спешки, и понимал, что ему, вероятно, придется задержаться в Кане на неделю, а то и дольше.

Однако он с первого взгляда почувствовал, что Селим Махана — человек исключительный. Он был не из тех, кому маркиз мог бы отдать приказ и ждать, что его воля будет исполнена «с особым усердием».

Он отдавал себе отчет в том, что Селим сам обладает правом требовать подчинения, и он должен уважать это право, если не хочет уйти с пустыми руками.

Маркиз был достаточно проницателен, чтобы понять: в этом деле главную роль играют не деньги.

Было в Селиме что-то такое, что отличало его от других арабов, с которыми маркизу довелось за это время встречаться, а также от большинства англичан, да и вообще от обычных людей.

Маркизу пришло в голову, что, помогая тому ил» иному человеку. Селим Махана руководствовался какими-то своими, недоступными другим людям соображениями, Он напоминал художника-ковродела, ткущего замысловатый узор, или писателя, как Ричард Бертон.

Маркиз не сомневался, что Селим верит, будто его направляет рука Аллаха.

Поэтому он заранее был готов к тому, чтобы всецело доверить свою судьбу Махане и согласиться на любые его предложения.

От маркиза не укрылось, что пока он прощупывает Селина с помощью своей интуиции, тот делает то же самое ют отношению к нему.

Позже, ночью, лежа у себя в каюте, маркиз подумал, что это — часть тайного знания Востока.

Здесь человек судил человека, основываясь на своем впечатлении от него, а не, на том, что мог прочесть о нем на клочке бумаги.

Возвращаясь на следующий день к дому Маханы, маркиз чувствовал, что перед ним открылись новые горизонты.

И хотя в этом он не был так уж уверен, в душе его тоже зарождалось что-то новое, распускаясь, как «цветок лотоса».

Маркиз нашел Селима в той же комнате и в той же позе, что накануне.

Он сел напротив хозяина на шелковые подушки, и молодой араб принес чая в пиалах — низких широких чашках без ручек.

Когда слуга ушел, маркиз был уже не в силах сдерживать любопытство.

— Вы нашли мне проводника? — спросил он.

— Я нашел вам, милорд, самого лучшего и самого опытного проводника во всей Аравии!

Маркиз понимающе кивнул, зная, что это обычная восточная склонность к преувеличениям. , — Он юн, — продолжал Селим, — но Аллах наделил его свойствами мудреца.

Маркиз удивленно поднял брови, а Селим, нимало не смущаясь, уже говорил дальше:

— Али — сын шейха, и поэтому перед ним откроются двери, закрытые для других. Вы можете всецело доверять ему и без страха отдать свою жизнь в его руки!

— Я понимаю, — сказал маркиз, — и очень вам благодарен. Когда я смогу увидеть этого юношу?

— Али Мурад здесь. Я пошлю за ним.

Селим хлопнул в ладоши, и занавеска, прикрывающая одну из дверей, слегка пошевелилась, выдавая присутствие за ней человека.

Селим отдал отрывистое распоряжение, и занавеска пошевелилась еще раз.

— Как вы думаете, у меня есть надежда попасть в Мекку? — спросил маркиз.

Задавая этот вопрос, он думал, как поступить, если Селим, как и Ричард Бертон, скажет, что это невозможно.

Но араб просто ответил:

— Кейр иншалла.

Маркиз знал, что это значит: «Если будет на то воля Аллаха». Это был типично восточный уклончивый ответ, и маркиз мог предполагать, что Селим ответит именно так.

Занавеска открылась, и в комнату вошла Медина.

Даже отец с трудом бы узнал ее в этом юноше, одетом, как одеваются арабы знатного происхождения.

Селим дал ей «аби»— белую накидку, которую носят шейхи и принцы.

Под аби на Медине была рубашка из чистого шелка и легкий розовый кафтан, перехваченный на поясе кушаком, за который был заткнут кинжал, украшенный драгоценными камнями.

Наряд довершали шаровары, стянутые у щиколоток, и желтые сандалии.

В одной руке она держала перламутровые четки, а в другой — жасминовую трубку с янтарным мундштуком.

Когда Медина, переодевшись, взглянула на себя в зеркало, ей стало смешно, но она понимала, что Селим был прав, говоря:

— Нужно сразу дать англичанину понять, что ты равна ему по происхождению и не являешься просто слугой, которому ты служишь.

Для пущей маскировки она надела большой белый тюрбан и очки в уродливой стальной оправе.

Никто не догадался бы, что перед ним — женщина.

Медина не раз видела шейхов, и для нее не составляло труда держаться так же властно, как они, и копировать их величавые жесты.

Селим низко поклонился ей, она же в ответ лишь слегка кивнула.

Потом она кивнула маркизу; он не встал, когда она вошла, но сделал это сейчас и протянул ей руку.

— Вот Али Мурад, милорд, — сказал Селим. — Но вы оба будете выглядеть совсем по-другому, когда выступите в путь со своим караваном.

— Он уже составлен? — спросил маркиз.

— Этим займется Али, — ответил Селим. — Он знает, кому из погонщиков можно доверять и у кого самые лучшие верблюды. — Он помолчал и спокойно добавил:

— Никто не должен знать, кто вы такой, поэтому в полдень ваша яхта покинет Кану и пойдет вдоль побережья на юг.

Маркиз не отвечал, но слушал очень внимательно.

— Примерно в двух милях отсюда, — продолжал Селим, — есть бухта, где можно остановиться. Потом вы вернетесь и будете гостем в моем доме.

— Я понял! — воскликнул маркиз. — Это для того, чтобы погонщики не заподозрили во мне иностранца!

— Для них будет несчастьем сделать такое предположение, — согласился Селим.

— Тогда кто же я? — с улыбкой спросил маркиз.

— Вы — товарищ Али, торговец ладаном и миррой, и у вас есть покупатель, который ждет вас в Медине.

Глаза маркиза вспыхнули. Теперь план Селима стал ему ясен.

— Все, что от вас требуется, — продолжал араб, — это предоставить действовать Али. Путь, которым вы отправитесь, использовался на протяжении сотен лет и известен под названием «Тропа благовоний».

— Вы увидите много интересного, — сказала Медина.

Это была первая фраза, которую она произнесла за это время.

Она заставила себя говорить низким голосом, что было не так уж трудно, потому что, хоть она и проспала всю ночь, усталость еще не покинула ее.

— Я хочу, Али, — сказал Селим, — чтобы вы вернулись с его светлостью на яхту, взяв с собой только Нура.

— Кто такой Hyp? — спросил маркиз.

— Это особо доверенный слуга Али, которому вы можете поведать свою тайну, потому что он будет заботиться о вашей маскировке и станет вашим телохранителем на время путешествия.

— Понимаю, — сказал маркиз.

— Больше никто, милорд, и это крайне важно, не должен заподозрить, что вы не араб.

— Очень удачно, — вставила Медина, — что у него темные волосы. Хна сделает его кожу смуглой, а через несколько дней солнце избавит нас от необходимости пользоваться краской.

Селим засмеялся:

— Это так. Он должен быть арабом и говорить как араб, или молчать.

— Я немного изучил арабский язык, — сказал маркиз по-арабски, — но я понимаю, что мои знания несовершенны.

Медина издала восхищенное восклицание.

Его произношение было гораздо лучше, чем она думала.

Зная от Селима, что маркиз учил язык только то время, которое требовалось, чтобы доплыть сюда из Каира, Медина сделала вывод, что он, несомненно, очень талантлив.

А едва войдя в комнату, она была поражена его внешностью.

Она ожидала, что у него будет такой же скучающий и высокомерный вид, как у большинства англичан.

Но Медина была совсем не готова к тому, что он окажется самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо видела.

Ее отец пренебрежительно отзывался о своих английских родственниках, а также о родных ее матери.

Все они были ограниченные, подозрительные и замкнутые люди, поэтому она не надеялась, что маркиз будет чем-то от них отличаться.

Ее поразили целеустремленность и энергия, исходящие от этого человека, который, как она думала, окажется очередным богачом, который пресытился жизнью и ждет новых ощущений.

Она чувствовала, и была уверена, что не обманывается, что маркиз хочет попасть в Мекку не только затем, чтобы потом иметь возможность этим похвастаться.

Медина не сомневалась, что духовный центр всего мусульманского мира означает для него что-то большее.

Ей захотелось его испытать.

Без всяких предисловий она села перед ним, скрестив ноги, и, глядя ему в глаза, чтобы удостовериться, что он понимает ее, спросила:

— Что вы ищете?

У маркиза был наготове десяток разных ответов, но он выбрал тот, который, вероятно, дал бы на этот вопрос и отец Медины:

— Знаний!

На мгновение Медина была так поражена, что не могла вымолвить ни слова.

Потом в голове у нее мелькнуло, что, возможно, Селим посоветовал ему так сказать.

Однако она видела по его глазам, что он говорит честно и не притворяется, чтобы заслужить ее одобрение.

— Вы найдете их, — сказала она. — Но, быть может, не совсем тех, которых вы ждете.

— Я сам не знаю, чего жду, — ответил маркиз. — Но я хочу учиться, и вот я — прилежный ученик у ваших ног!

Он говорил на арабском языке, и потому эти слова не прозвучали двусмысленно, как если бы маркиз сказал их по-английски.

Селим хлопнул в ладоши.

— Хорошо, очень хорошо! — похвалил он. — Вы быстро учитесь, милорд!

— У меня был хороший учитель, — ответил маркиз. — Теперь он покинул меня, но я надеюсь, что если этот юноша продолжит со мной заниматься, то, когда мы достигнем Мекки, я буду говорить по-арабски, как любой из вас.

— Если будет на то воля Аллаха, — пробормотал Селим.

Они еще немного побеседовали, а потом Али и маркиз пошли к пристани.

Увидев «Морского Ястреба», Медина была восхищена.

Она часто жалела, что они с отцом не могут позволить себе путешествие на каком-нибудь из тех фешенебельных океанских лайнеров, которые плавали через Красное море в Индию.

Однако она никогда не стремилась к роскоши и не мечтала иметь что-нибудь такое же дорогое или красивое, как эта яхта.

Когда она поднималась на борт с маркизом, матросы бросали на нее удивленные взгляды, но делали это украдкой, потому что были хорошо вышколены.

Салон с зелеными стенами и ситцевыми шторками тоже привел ее в восторг.

Медина не могла вспомнить, когда в последний раз сидела в настоящем кресле.

Капитан повел яхту вдоль побережья к бухте, о которой говорил Селим.

Когда «Морской Ястреб» вновь встал на якорь, Медина выглянула в иллюминатор, но, как и ожидала, не увидела ни домов, ни людей — только желтый песок до самого горизонта.

Она предложила маркизу поесть перед дорогой, потому что с наступлением сумерек они должны были ехать обратно в Кану.

— Конечно, Селим предложит вам угощение, — сказала она, — но с этого дня вам долго не придется пробовать английских блюд, и вам, вероятно, будет трудно привыкнуть к нашей еде, тем более что во время путешествия она станет довольно однообразной.

Маркиз рассмеялся:

— Я обещаю не жаловаться слишком часто и надеюсь, Али, вы оцените искусство моего кока, потому что по требованиям английского вкуса он считается очень хорошим.

Он сказал это, думая, что Медина незнакома с английской едой.

Медина едва удержалась, чтобы не сказать маркизу, что они с отцом знакомились с кухнями многих народов и пришли к выводу, что им обоим больше по душе французская.

Пока длился обед, солнце постепенно клонилось к горизонту, превращаясь из ослепительно белого шара в багровый, и первые звезды уже начали зажигаться на небосводе.

Медина ела не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком.

Когда стюарды вышли из салона, маркиз сказал:

— Я жду, что вы расскажете мне о себе. Признаться, я поражен, что в вашем возрасте вы удостоились чести быть рекомендованным Селимом Маханой в качестве лучшего проводника.

— У нас еще будет время поговорить обо мне, — уклончиво сказала Медина. — Я вижу, у вас много книг. Они принесли вам пользу?