Через некоторое время она вернулась с постельными принадлежностями.

— Что-нибудь еще, мисс?

— Нет, благодарю вас. Нам будет очень удобно, не беспокойтесь.

Когда хозяйка ушла, Лаэла отодвинула кушетку как можно дальше от кровати и стала поспешно раздеваться. Через окно было видно, как маркиз вместе с хозяином управляются с лошадьми. Они зажгли фонарь, и в его колеблющемся свете она видела склоненную голову Лайона, который чистил лошадей.

«Он такой замечательный! — подумала девушка. — Хвала Господу! Боже праведный, спасибо тебе за то, что я нашла его. За то, что ты помог мне найти его».

Окончив работу, хозяин предложил маркизу что-нибудь выпить. Маркиза давно мучила жажда, и он с удовольствием выпил большую кружку сидра.

— Пожалуй, я отнесу немного сидра сестре. Мы давно в дороге, думаю, ей тоже хочется пить.

— Да, пожалуйста! К сожалению, ничего не могу предложить вам из еды — только окорок, если угодно, и хлеб.

— Нет, спасибо! Мы не голодны. Но мне понравился ваш сидр, и я не против повторить.

Хозяин налил две полные кружки, и маркиз стал с ними подниматься наверх по деревянной лестнице. Осторожно, чтобы не расплескать напиток, он приоткрыл дверь и вошел в комнату. Возле кровати горели две свечи, но сама она была пуста. Маркиз догадался, что Лаэла устроилась в противоположном конце комнаты, на кушетке. Он уже приготовился заговорить с ней, когда вдруг внезапно вспыхнувшее пламя свечи выхватило из темноты ее лицо и он увидел, что глаза ее закрыты. Девушка крепко спала! Он поставил кружки возле кровати и подошел к кушетке, чтобы взглянуть на Лаэлу. Нет, решительно он не знал ни одной женщины, которая уступила бы кровать и перебралась на кушетку вовсе не для того, чтобы присоединиться к нему — такая мысль просто не пришла бы в голову Лаэле, — а для того, чтобы он удобнее устроился и лучше отдохнул на кровати. Он смотрел на спящую девушку. Светлые, пушистые волосы разметались по подушке, обрамляя серебристым ореолом ее юное личико. Руки лежали поверх одеяла. Черты лица размягчились, страх и ужас пережитого отступили. Она была сама безмятежность и спокойствие. У маркиза появилось непреодолимое желание опуститься перед ней на колени а целовать, целовать ее, пока она не проснется. Он знал, что его прикосновения дарят Лаэле то же наслаждение, которое испытывал он сам, целуя ее. Но нет! Лаэла слишком устала! И не только от дороги. Волнения, связанные с побегом, шок, который она испытала при попытке Дентон-Паркера ворваться в комнату. Все это не прошло бесследно.

«Я должен дать ей выспаться», — решил маркиз и невольно поймал себя на мысли, что впервые в жизни думает не о себе. Мужской эгоизм и жажда удовольствий уступили место жалости к этому невинному и доверчивому существу.

Он тихо прошел к кровати, стараясь не шуметь, разделся, достал ночную сорочку из сумки и, переодевшись, лег в кровать. Перед тем, как задуть свечу, он еще раз взглянул на Лаэлу.

И еще раз возблагодарил Бога за то, что нашел ее.

Девушке снилось, что кто-то целует ее. Казалось, что солнечный лучик скользит по телу, наполняя его теплом я светом. Все вокруг плыло в золотом мареве. Она открыла глаза и поняла, что это не сон — маркиз наяву целует ее. Лаэла обхватила его руками за шею и прижалась теснее. Он целовал ее до тех пор, пока она окончательно не проснулась.

— Я хотел бы остаться здесь вот так на весь день, целовать тебя и говорить много нежных слов. Но нам пора. Впереди еще долгая дорога.

Только теперь Лаэла заметила, что уже утро и маркиз давно одет.

— Я… я не слышала, как ты лег, — сказала она все еще сонным голосом.

— Да, ты крепко спала, когда я пришел. Спасибо тебе что уступила мне кровать. Но я бы мог устроиться и на кушетке.

— Нет, что ты! Ни в коем случае. Она слишком мала, а тебе надо было как следует выспаться… Но я хотела… дождаться тебя… и убедиться, удобно ли тебе.

— Что ж, отложим до следующего раза. Ты должна заботиться обо мне, — шутливо заметил маркиз.

— Я хочу этого больше всего на свете.

— Пойду подготовлю лошадей к отъезду. А затем мы позавтракаем и тронемся в путь.

Сопровождаемый ее улыбкой, маркиз вышел из комнаты, неся свои вещи. Лаэла быстро вскочила с кушетки и подбежала к окну.

«Какой он красивый! Неужели он и вправду любит меня? — задала она себе вопрос. — Такой высокий, стройный, умный, благородный… и я! Неужели это правда?»

Она застенчиво оглядела себя и начала поспешно одеваться. Маркиз тем временем запряг лошадей и попросил одного из местных мальчуганов подержать их, пока они позавтракают. Когда Лаэла спустилась вниз, он ждал ее за столом, накрытым к завтраку. Маркиз заметил, что, в отличие от томных лондонских красавиц, Лаэла поела плотно и с аппетитом. Ей явно понравилась и яичница с беконом, и свежеиспеченный хлеб с маслом и медом. Трактирщик и его жена не без любопытства наблюдали за ними — до сих пор маркизу удавалось избегать ответов на их прямые вопросы. Позавтракав, он щедро расплатился за ночлег и еду. Хозяин рассыпался в благодарностях. Изрядная сумма сразу заставила забыть о терзавших его сомнениях.

Солнце уже встало, когда они выехали со двора. Некоторое время они молча наслаждались красивым деревенским ландшафтом. По обе стороны дороги расстилались цветущие луга. Было тихо.

— Куда ты меня везешь?

— Туда, где смогу жениться на тебе, — ответил маркиз с нежностью.

Она взглянула на него своим лучезарным взглядом. Словно сотни огоньков зажглись в ее огромных глазах.

— Ты на самом деле… собираешься жениться на мне? — прошептала Лаэла и еще теснее прижалась к нему.

— Я люблю тебя. Думаю, и ты меня любишь. Так что же нам остается делать?

— О да! Я люблю тебя! Я… я люблю тебя больше всех на свете, но ты… И теперь… — Она замолчала, словно раздумывая, говорить ли дальше, потом добавила: — Но можешь ли ты жениться теперь? — И, не дожидаясь его ответа, продолжила: — Конечно, я стану… работать, я не хочу быть для тебя обузой… ни в коем случае. Но… но ведь тебе будет непросто найти новую работу, имея жену.

— И что ты предлагаешь? — спросил маркиз заинтересованно. Ему было любопытно, что скажет Лаэла.

— Я думаю… мы должны… проявить благоразумие. Мы… должны подождать, пока ты… снова не устроишься и хозяева… не будут возражать, что ты женат.

— Но ведь ожидание будет так мучительно для нас обоих! — запротестовал маркиз. — Я хочу быть с тобой, Лаэла, сейчас и навсегда!

— И я тоже! Но… ты был так добр… и участлив ко мне. И я не хочу, чтобы по моей вине… у тебя были какие-нибудь неприятности.

— Предоставь все это мне, — сказал с улыбкой маркиз, — и если ты не против, если ты вполне уверена, что хочешь быть со мной и жить в бедности, то…

— Быть с тобой — вот для меня главное, — поспешно перебила его Лаэла. — Я буду мыть полы, делать самую черную работу, просить подаяние на улицах, только бы быть с тобой, быть твоей… женой!

Последние слова она проговорила чуть слышно, словно стесняясь своего порыва.

Теперь маркиз знал, что он скажет Чарльзу. Он не верил в бескорыстную любовь, а теперь встретил ее. Он нашел Лаэлv и ему хотелось объявить всему миру, что она совсем не похожа на остальных женщин. Она любила его, именно его — простого кучера, а не богатого и знатного маркиза.

Да! Он проиграл пари Чарльзу. Но зато нашел жену. И в глубине души не сомневался, что Чарльз вернет ему Темпеста в качестве свадебного подарка.

Они ехали долго. Было уже далеко за полдень, когда путники подъехали к массивным чугунным с золотом воротам в имении Иглз. Он перехватил изумленный взгляд Лаэлы, рассматривавшей это великолепие. Старые вековые дубы обрамляли аллею, ведущую ко дворцу. Маркиз знал, где лучше всего остановить лошадей, чтобы перед ней раскрылась вся величественная панорама имения. Впереди виднелся прекрасный огромный дворец, построенный предками маркиза еще во времена королевы Елизаветы. Солнце отражалось в сотнях окон здания. На фоне голубого неба отчетливо выделялись монументальные скульптуры на крыше и лепнина на фронтонах и карнизе. Зеленый газон спускался вниз к озеру, и Лаэла зачарованно смотрела, как стая белых лебедей скользит по его поверхности. На лужайке возле дома весело ворковали голуби. Доносился легкий аромат цветущих магнолий и миндаля, которые плотным кольцом окружали дворец.

Маркиз молча ждал.

— Никогда… не видела ничего более прекрасного! — воскликнула Лаэла. — Кому принадлежит этот дом?

— Мне.

Веселым колокольчиком рассыпался смех Лаэлы. — Мы с мамой тоже всегда так говорили, когда видели что-нибудь необыкновенное. Ведь не обязательно владеть красивой вещью — главное уметь сохранить ее красоту в своем сердце, тогда она твоя навсегда! И никто не сможет отнять ее у тебя!

Девушка говорила с таким увлечением и убежденностью, что маркиз невольно признал правоту ее слов. Он ничего не сказал, однако они поехали дальше. Миновав мост через озеро, коляска въехала во двор перед дворцом, Лаэла, слегка нервничая, затеребила рукав спутника:

— Наверное, нам не стоит подъезжать… так близко! Еще подумают, что мы просим подаяние!

Коляска остановилась у высокой парадной лестницы устланной красным ковром. Навстречу им сбежали два лакея. Как по мановению волшебной палочки, в дверях появилась фигура дворецкого, а из конюшни к ним торопливо направлялся грум. Лаэла повернулась и вопросительно взглянула на маркиза.

— Все в порядке, дорогая, — успокоил он. В ее глазах застыло изумление. Маркиз спрыгнул вниз и, обойдя вокруг коляски, подал руку Лаэле, помогая ей сойти. Они поднялись по ступенькам парадного крыльца, и у двери их радушно приветствовал дворецкий:

— Добрый день, милорд! Рад видеть ваше сиятельство, хотя мы вас и не ждали!

При этих словах маркиз почувствовал, как рука Лаэлы, которую он держал, непроизвольно сжалась.

— Мы проделали довольно долгий путь, Маллинз. Поэтому я хочу, чтобы обед подали как можно скорее, и скажите миссис Мэдоуз приготовить королевскую комнату для мисс Хорн.

— Комнату королевы, милорд?

— Да, И пошлите грума с каретой за священником. Я хочу, чтобы он здесь был к двум часам.

— Хорошо, милорд!

Было видно, что приказания хозяина привели дворецкого в замешательство, но он был слишком хорошо вышколен, чтобы комментировать распоряжения маркиза.

Маркиз провел Лаэлу в комнату, в которой любил проводить время в одиночестве, когда жил в имении. Здесь стоял его письменный стол, в шкафах хранились его самые любимые книги, которые он часто перечитывал, хотя во дворце, помимо этого, имелась огромная библиотека, насчитывающая тысячи томов. Стены украшали гравюры на спортивную тему, над камином висел большой парадный портрет его матери. Она была прекрасна в торжественном наряде жены пэра Англии, в бриллиантовой диадеме маркизы Маунтигл.

Когда за дворецким закрылась дверь, Лаэла повернулась к маркизу — она выглядела испуганной и растерянной.

— Я… я ничего не понимаю. Почему мы здесь? И почему, обращаясь к тебе, он сказал милорд?

— Боюсь, мое сокровище, мне придется сознаться, что я обманывал тебя все это время. На самом деле я — маркиз Маунтигл, и это — мой дом.

Некоторое время Лаэла стояла неподвижно, словно окаменев, а затем с ее уст сорвался вопль отчаяния:

— О нет… нет! Это неправда! Этого не может быть! Она подошла к окну и отвернулась. Плечи ее сотрясались от рыданий.

Он приблизился к ней и, нежно обняв, прижал девушку к себе:

— Почему ты плачешь? Разве это так важно, что я не бедный кучер?

— Но я… но я думала, — проговорила девушка, всхлипывая, — что буду твоей женой.

— И ты ею обязательно будешь. Мы обвенчаемся в два часа, как только приедет священник.

— Нет, нет… конечно нет!

Он не поверил своим ушам, и тем не менее, слова были сказаны.

— Почему? — спросил он удивленно. — Почему ты сказала «нет»?

— Потому, что… ты слишком знатен, слишком богат. И живешь в таком прекрасном дворце. Ты не можешь жениться на такой простой девушке, как я!

— Почему нет?

— Потому что ты должен жениться на такой же знатной и важной даме… как сам.

— Для меня ты самая важная женщина в мире! А когда ты будешь носить мое имя и станешь маркизой, ты будешь очень знатной.

Она отрицательно покачала головой и спрятала лицо у него на груди. Он бережно поцеловал ее волосы. Маркиз всегда был уверен, что его предложение руки и сердца приведет в волнение любую женщину. Сама мысль о возможности стать маркизой Маунтигл должна приводить в трепет! Флер искусно изобразила этот трепет, рассчитывая в глубине души на более выгодную партию.

Но никогда, даже в самом кошмарном сне, маркиз и представить не мог, что ему скажут «нет».

— Послушай, Лаэла. Я хочу спросить у тебя что-то очень важное. Отвечай мне искренне.

— Ты знаешь… я всегда говорю правду, — прошептала девушка чуть слышно.

— Ты и в самом деле не лукавила, что согласна на любую черную работу — мыть полы и прочее, — только бы не разлучаться со мной?

— Да, разумеется. Я согласна на что угодно, лишь бы… сделать тебя счастливым.-

— Тогда я буду невыразимо счастлив, если ты останешься здесь. И я прошу — не отказывай мне и помоги в моих делах и обязанностях.

— Но… столько женщин свособны намного лучше меня сделать это.

— Это мне решать, дорогая! А я уверен, что никто лучше тебя не вдохновит меня в работе. Я боюсь только, что ты будешь постоянно заставлять меня работать, в то время как единственное, чего я хочу, — это быть с тобой и любить тебя!

Лаэла улыбнулась сквозь слезы.

— А я-то думал, что ты любишь меня!

— Я люблю! Я очень люблю тебя! О, Боже мой! Я… так люблю тебя. Но… но я думаю прежде всего тебе и о твоем благе.

— Тогда в чем дело? Если ты любишь меня, то должна выйти за меня замуж. Ибо я не смогу быть счастливым без тебя.

Она подняла на него глаза и внимательно посмотрела ему в лицо:

— Это правда? Ты клянешься всем святым, что… не можешь жить без меня?

— Клянусь!

— Хорошо! Я постараюсь! Я постараюсь стать тебе достойной женой. Но ты… ты должен учить меня и поправлять, если я что-нибудь сделаю не так.

Маркиз молча обнял ее и поцеловал. Зачем слова, если и без слов ясно, что любовь отныне и навечно соединила их. И даже обряд венчания не сделает их ближе друг другу.

Они обедали в столовой, великолепие которой поразило Лаэлу. Перед тем как она поднялась наверх, маркиз сказал ей:

— У меня для тебя есть приятная новость! Думаю, она тебя обрадует.

— Что именно?

— Я дал указание своему секретарю, чтобы он послал карету за твоим братом и его гувернанткой и привез их сюда. Лаэла замерла, словно боялась ослышаться. — У меня в имении, — продолжал маркиз, — живет один дальний родственник. У него двое сыновей приблизительно такого же возраста, как Пит. Я собираюсь пригласить их пожить у нас в доме, пока мы будем в свадебном путешествии. — Он поцеловал ее и добавил: — Думаю, мальчикам понравится кататься верхом на моих лошадях, удить рыбу в озере и заниматься сотней других дел, которые я так любил в их возрасте.

Лаэла молча слушала его. Глаза ее увлажнились, и слезинка, выкатившись из-под ресниц, побежала по щеке.

— Дорогая моя! Сокровище мое! Почему ты плачешь? Чем я тебя расстроил?

— Это слезы радости… и счастья. Ты так добр… и отзывчив, — пролепетала она, всхлипывая, — что вообще с трудом верится, может… ли человек так все понимать и… быть таким замечательным!

Маркиз заключил ее в объятия.

— Как… я смогу выразить тебе… свою благодарность… и сказать, какой ты чудный, изумительный и невероятно… добрый человек!

— У тебя будет время сказать мне об этом позднее, ~ с улыбкой ответил маркиз, — я с нетерпением жду этого момента. — Нежно вытерев ее слезы, он добавил: — А теперь ступай наверх и стань еще прекраснее, чем теперь. Я хочу запомнить на всю жизнь, как выглядит моя невеста в такой знаменательный день.

— Я постараюсь быть красивой… для тебя. Но каким бы ни было мое лицо, мое сердце принадлежит тебе без остатка!

— Это все, что мне нужно!

Он поцеловал ее, и девушка побежала наверх. В королевской комнате ее ждала миссис Мэдоуз, экономка маркиза.

Простенькое вечернее платье Лаэлы из белого муслина было уже выутюжено и приготовлено для нее. Девушка переоделась. Миссис Мэдоуз помогла ей заколоть на голове фату из брюссельского кружева, которое сразу украсило ее скромный наряд, сделав его богатым и изысканным.

Затем она надела небольшую диадему из бриллиантов в форме полевых цветов, которую маркиз специально выбрал для нее, и такое же колье.

Когда Лаэла взглянула в зеркало, то с трудом узнала себя. Неужели это та скромная девушка, которая старательно шила день и ночь, чтобы собрать немного денег для уплаты ренты за домик?

Лакей принес ей букет белых орхидей — они только что распустились в одной из оранжерей дворца.

— Вы очень хороши, мисс! — сказала экономка, когда Лаэла стала спускаться вниз по лестнице. — О такой хозяйке мы все, старые слуги, и мечтали для нашего маркиза!

— Благодарю вас! — прошептала Лаэла. — Хочу только надеяться, что и впредь… не разочарую вас.

— Этого никогда не произойдет, — ответила миссис Мэдоуз уверенным тоном. — И да благословит вас Господь в этот счастливый для вас обоих день!

Лаэла медленно сошла вниз. В холле ее уже ждал маркиз. Он был очень элегантен в вечернем костюме, с голубой лентой ордена Подвязки на груди. На фраке были приколоты и другие ордена — два за отвагу на войне. Лаэла заметно волновалась, и, прежде чем взять ее руку в свою, маркиз нежно поцеловал ее. Затем они медленно пошли по галерее, ведущей в домашнюю часовню в конце здания.

По дороге маркиз нежно произнес, обращаясь к Лаэле:

— Я люблю тебя, Лаэла! Именно о такой женитьбе я всегда мечтал: без всякого шума и помпезности, в домашней церкви с моим священником и наедине с женщиной, которую люблю.

Улыбка Лаэлы красноречивее всяких слов сказала ему, сколь много значат для нее эти слова, — ее до глубины души тронула их искренность и нежность.

И действительно, маркиз говорил чистую правду. Ведь случись ему жениться на ком-нибудь другом — непременно нужно было бы устраивать пышную церемонию бракосочетания в соборе святого Георгия на Гановерской площади, затем прием в Карлтон Хаус и большой бал, где собрался бы весь высший свет Лондона и где заядлые сплетницы непременно бы стали перемывать косточки его жене, ставя ей в вину, что она «не их круга».

«Все правильно, — подумал он. — Это хорошее начало. Свадьба и должна отличаться от того, чего от нее обычно ждут».

Они вошли в красивую часовню с цветными витражами на окнах. И когда Лаэла вместе со своим избранником преклонила колени перед алтарем, ей почудилось, что ее мама и отец тоже незримо присутствуют здесь, а в небесах звучит ангельский хор, благословляющий их.

Когда же священник скрепил их союз словами молитвы она точно знала, что любовь уже прежде соединила их навсегда. Бог благословил их брак, и не потому, что маркиз был богат и знатен, а потому, что любил ее всем сердцем. И для нее маркиз был тем избранником, о каком она всегда мечтала. Когда церемония завершилась, молодые вернулись в гостиную, где их ждали все старшие слуги — многие из них, подобно миссис Мэдоуз, прислуживали в доме не Один десяток лет. Они подняли в честь своих хозяев бокалы с шампанским, а маркиз в ответ поблагодарил слуг за их теплые, сердечные поздравления и за долгие годы безупречной службы и, выразив надежду, что они помогут его жене освоиться с ее новыми обязанностями, закончил словами:

— Я знаю всех вас с детских лет, вы всегда делали этот дом для меня родным. Я хочу, чтобы и для моей жены, потерявшей родителей, этот дом тоже стал родным, и, конечно, для наших детей и внуков!

Слуги еще раз поздравили их. На глазах миссис Мэдоуз блестели слезы. Старые слуги, которые помнили маркиза еще ребенком, тоже плакали.

Присутствующие еще продолжали пить за здоровье новобрачных, а маркиз повел Лаэлу наверх. Вначале он показал ей будуар, из которого одна дверь вела в ее спальню, а другая — в спальню маркиза. Это была великолепная, изящно убранная комната. В ней хранились сокровища и предметы искусства, которые на протяжении столетий собирали женщины из рода Маунтигл. Но Лаэла не успела ничего рассмотреть — маркиз ввел ее в свою комнату. Массивная кровать на высоком постаменте была украшена у изголовья родовым гербом Маунтиглов. И будуар, и спальня были убраны цветами, тонкий аромат лилий витал в воздухе.

Маркиз закрыл дверь и воскликнул:

— Наконец мы одни, дорогая! И ты теперь моя! Никто на свете не сможет отнять тебя у меня, и я смогу наконей сказать, как сильно я люблю тебя!

Лаэла потянулась к нему, и маркиз стал целовать ее, вначале нежно, слегка касаясь губ, словно находясь еще под впечатлением только что закончившейся церковной службы. Но постепенно страсть и близость ее тела начали пьянить его. Он сиял диадему с ее головы. Следом упала на пол кружевная фата потом платье, и наконец он отнес ее в постель.

Невозможно было выразить словами тот восторг, который дарили ей его поцелуи. Она трепетала в его объятиях, и когда несколькими мгновениями позднее он присоединился к ней, она молча прижалась к его плечу и закрыла глаза.

— Моя желанная! Радость моя! — сказал маркиз с необыкновенной нежностью в голосе. — Как рассказать тебе, как выразить словами, что ты значишь для меня? Нет, никогда прежде я не знал, что такое быть счастливым на самом деле!

Она еще теснее прижалась к нему и произнесла едва слышно:

— Мне… мне надо что-то сказать тебе!

Маркиз оцепенел. У него мелькнула мысль, что вот сейчас она сделает ему страшное признание. Наверное, и у нее в прошлом были поступки, за которые ей теперь стыдно, и она хочет исповедаться в них. Как Флер, как другие женщины, которых он знал в прошлом. О Боже! Он не хотел разочарований, особенно теперь, в последнюю минуту. Он так верил ей, так верил, что она не такая, как все, что уже был готов просить ее замолчать и ничего не рассказывать ему. Пусть оставит свой секрет при себе!

Но маркиз слишком хорошо знал себя: потом он будет мучиться всю жизнь, терзаемый подозрениями, быть может более страшными, чем истинное положение вещей.

— Что, что ты хочешь сказать мне? — спросил он отрывисто. Лаэла немного помолчала.

— Я знаю… ты скажешь, что я глупенькая… и наверное, не стоит говорить тебе это… но…

Маркиз молча ждал, чувствуя, как все индевеет него внутри. Лаэла снова спрятала лицо у него на плече и прошептала:

— Я.. я часто думала, но я не представляю, как могут… двое людей, как мы… любить друг друга… и боюсь… вдруг сделаю что-нибудь не так и ты разлюбишь меня.

Последние слова он едва расслышал. Вздох облегчения вырвался из его груди. Мир опять был прекрасен и полов света. На мгновение маркиз закрыл глаза — он не мог говорить от переполнявших его чувств. Наконец он произнес:

— Дорогая моя, единственная, счастье мое! Моя нежная маленькая и невинная жена! Разве я хочу, чтобы ты узнала о любви мужчины и женщины не от меня?

Он начал страстно целовать ее — грудь, губы, лицо. Ее дыхание стало прерывистым. Она словно задыхалась в объятиях мужа.

— Я… я люблю тебя, Джон! О… как я люблю тебя!

— Ты моя, моя Лаэла! — сказал он голосом глубоким и страстным. Потом в нем зазвучали металлические нотки: — И я убью всякого, кто посмеет прикоснуться к тебе. Думаю, что смогу убить и тебя, если только узнаю, что ты мне неверна!

— Как… ты мог подумать такое! Ведь я люблю тебя. Я… обожаю тебя. Ты для меня… как бог… И прошу тебя… мой возлюбленный муж, научи же меня скорее, как сделать тебя счастливым!

Маркиз нашел ее губы и припал к ним долгим и страстным поцелуем. Он никогда не целовал ее так, но теперь Лаэла не боялась этого. Что-то дикое и первозданное нахлынуло на нее, его поцелуи и ласки жгли ее, словно раскаленное железо. Она вся пылала как в огне. И этот пожар разжег в ее груди он, ее муж, ее возлюбленный!

— Я… я люблю тебя… — хотела сказать она, но слова уже были не нужны.

Теперь она принадлежала ему. Свершилось то, о чем еще недавно она не смела и мечтать.

Казалось, разверзлись небеса, и она увидела божественный свет. И хор ангелов запел дивную и торжественную песню в честь их любви — любви земной и возвышенной, той любви, о которой мечтают все. Но лишь немногим счастливцам суждено с ней встретиться.