ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Однажды, вскоре после того, как Артур Гартон женился второй раз, Флер неожиданно рано вернулась домой после вечеринки и застала мачеху в гостиной с молодым человеком.

Еще за дверью она услышала возню, а когда вошла, Сильвия и ее приятель отпрянули друг от друга. Своим появлением Флер нарушила очень интимную сцену.

Она долго не могла забыть испуганного, виноватого выражения их лиц, атмосферу неловкости, принужденности и свое собственное отвращение.

Этот момент живо возник в ее памяти, когда сэр Норман подошел ближе. Флер испытала острое чувство стыда.

Она пыталась принять небрежный, безмятежный вид, поддержать в себе дух вызова, внутреннего протеста, но сознавала, что отступила от своих моральных принципов, и это унижало ее в собственных глазах.

— Я искал вас, мисс Гартон, — сказал сэр Норман, и ей показалось, что голос его звучал особенно неодобрительно. — Моя мать проснулась, вы ей нужны.

— Иду. Я не знала, что уже так поздно.

— Это моя вина, Норман, — вмешался Энтони Эшвин. — Тебе следует возложить всю ответственность на меня.

— Именно это я и собирался сделать, — спокойно ответил сэр Норман.

Их обоюдная неприязнь была слишком очевидной. Флер торопливо направилась к дому.

— С вашего разрешения, я должна спешить, — сказала она, и, прежде чем кто-либо из мужчин успел ответить, ее уже не было с ними.

Пробегая по саду, Флер чуть не плакала.

— Ну что я за дура! — упрекала она себя. — Нужно мне было ввязываться во все это! Я ненавижу Энтони Эшвина! Я ненавижу всех мужчин!

Флер взбежала по широкой лестнице и, остановившись у двери спальни миссис Митчэм, поправила рассыпавшиеся волосы и постаралась отдышаться. Потом она постучала.

Ответа не последовало, и она постучала снова. Дверь внезапно открылась. За ней стояла Эванс, приложив пальцы к губам.

Прежде чем Флер успела вымолвить хоть слово, Эванс вышла в коридор и очень осторожно закрыла за собой дверь.

— Не шумите, — упрекнула она Флер. — Она еще не проснулась. После такой ночи отдых ей на пользу, не будем уж говорить, кто в этом виноват.

— Но я не понимаю. Я думала…

Флер умолкла. Значит, миссис Митчэм ее не звала. Сэр Норман солгал. Почему?

Вернувшись к себе в комнату, она вновь и вновь размышляла: какими он руководствовался побуждениями? Неприязнью к Энтони?

Неужели он мог настолько поддаться этому чувству, чтобы солгать человеку, состоящему у него на службе? Ведь эта ложь не могла не выплыть наружу!

«Я ничего не понимаю», — подумала Флер.

Она нервно металась по комнате, чувствуя, что появление Энтони вовлекло ее в цепь интриг, к которым благоразумнее было бы не иметь никакого отношения.

Бархем знал, что Энтони был у нее в гостиной. Сэр Норман застал их наедине в беседке… Все это было крайне неприятно и заставляло Флер чувствовать себя униженной.

«Я уеду», — сказала она себе.

Но Флер знала, что не хочет уезжать. Она не лгала, говоря Энтони, что полюбила Прайори.

«Через месяц-другой я уже достаточно оправлюсь, чтобы работать на производстве, — думала она, — и тогда мне в любом случае придется уехать».

Она знала, что сэр Норман мог бы освободить ее от этой обязанности, но сомневалась, что он захочет утруждать себя.

Может быть, он уже собрался отказаться от ее услуг, потому и отослал из сада, чтобы она не подавала прислуге дурной пример.

О чем же он говорил с Энтони, когда она ушла?

Эти вопросы, словно какой-то кошмар, преследовали ее, не давая покоя. Поэтому Флер обрадовалась, когда проснулась миссис Митчэм и Эванс явилась за ней. Все, что угодно, только не оставаться одной со своими мыслями, с этим ужасным внутренним беспокойством.

Она напоила миссис Митчэм чаем и почитала ей. Наконец наступило время обеда. Переодеваясь, Флер с ужасом думала о том моменте, когда снова увидит сэра Нормана.

Она хотела было сказать, что у нее болит голова и она не выйдет к обеду, но, решив не трусить, заставила себя спуститься в столовую с высоко поднятой головой.

Если бы только там оказался Энтони Эшвин, думала она. Только бы не это унылое сидение наедине с сэром Норманом в молчании и неловкости, а теперь еще и в мучительном сомнении по поводу того, что он о ней думает.

К ее большому удивлению, обед начался вполне благополучно. Сэр Норман сразу же заговорил об ожидаемой на следующий день на заводе правительственной комиссии. В ее состав должен был войти министр авиационной промышленности, перед возвращением в Лондон приглашенный на завтрак в Прайори.

В связи с этим требовались особые приготовления. Они обсудили их, а затем сэр Норман продолжил свой рассказ о том, как расширилось производство со времени последнего посещения министра.

— Всего за несколько месяцев мы вдвое увеличили выпуск продукции. Это уже кое-что. При таких темпах к следующему году мы будем производить больше самолетов, чем любой из немецких заводов.

Он говорил с большим подъемом, и Флер впервые увидела, как близки ему интересы созданного им дела.

— Как вам пришла мысль создавать машины? — спросила она.

Сэр Норман слегка улыбнулся.

— Вам и в самом деле интересно?

— Ну конечно. — Охваченная неожиданным порывом проявить свою независимость, Флер добавила: — Если бы мне не было интересно, я бы не спрашивала.

— Пожалуй, — неожиданно согласился сэр Норман и начал свой рассказ.

Он рассказал ей, как мальчиком хотел иметь велосипед. Сама идея передвижения на колесах всегда привлекала его; достигнув своей цели, он стал мечтать об автомобиле.

Ценой больших усилий и тяжелой работы он стал механиком, а затем и компаньоном фирмы, занимающейся авторемонтом. В фирме их было трое, примерно одного возраста, и все они работали по восемнадцать часов в сутки, чтобы как-то сводить концы с концами.

В те дни, когда автомобили еще только зарождались, они придумывали множество всяких усовершенствований для машин, попадавших к ним в ремонт, и наконец у них возникла грандиозная идея создать собственную модель.

Они работали над ней день и ночь и, когда работа была завершена, поняли, что .создали нечто стоящее, чего еще не было на автомобильном рынке.

Вся трудность была в том, чтобы найти начальный капитал, но по счастливому совпадению, которые все-таки иногда происходят в жизни, они продали свою машину эксцентричному богачу, и он к ним очень расположился.

Он финансировал их проект, и они основали «Митчэм Моторс». Предприятие носило имя Нормана, так как он был старше остальных. Но когда дела пошли в гору, разразилась война 1914 года, и все они ушли на фронт.

Вскоре после прибытия во Францию Нормана ранило, и его отправили домой. Почти полгода он провалялся в госпитале с сильно изувеченной ногой, пока его не демобилизовали.

Их предприятие все еще держалось, но сначала погиб один его компаньон, затем второй.

В 1918 году он остался единственным владельцем, так как «три мушкетера», как они себя называли, завещали свои акции друг другу.

Сэр Норман оказался плохим рассказчиком. Он просто излагал неприкрашенные факты, не пытаясь произвести ни малейшего впечатления, но при всем том история выглядела достаточно драматично.

Флер могла домыслить многое из того, что осталось недосказанным, но когда сэр Норман дошел до своих послевоенных успехов, он тут же замолчал. Он ни слова не сказал о своей личной жизни, браке с Синтией и покупке Прайори.

Поняв, что его рассказ закончен, Флер испытала острое разочарование. Обед подошел к концу. Когда Бархем внес кофе, Флер встала.

— Мне пора к вашей матери, — сказала она. — Благодарю вас за рассказ. Это самая замечательная история, какую я когда-либо слышала. Быть может, вы позволите мне как-нибудь побывать на заводе. Мне было бы очень интересно.

Сэр Норман промолчал. Подойдя к двери, он обернулся.

— Когда моя мать уснет, мисс Гартон, не могли бы вы зайти на несколько минут в библиотеку? Мне нужно вам кое-что сказать.

— Это будет около десяти часов, сэр Норман. Поднимаясь наверх, Флер думала, что бы он мог ей сказать. Могло ли это быть что-нибудь по поводу Энтони? Но если сэр Норман и не одобряет ее поведения, что он может сделать? Ее свободное время принадлежит ей.

Помимо всего, сэр Норман вовсе не выглядел сегодня вечером недовольным, напротив, она никогда еще не видела его таким разговорчивым и оживленным.

«Эти люди просто не дают ему разговориться, — думала она. — В этом вся беда. Они позволили ему замкнуться в себе, так что теперь ему трудно выбраться из своей скорлупы».

Миссис Митчэм уже ждала ее. Чашка кофе стояла у постели старухи.

— Вы опоздали, — укорила она Флер. — Кто бы мог вас задержать? Красавчик Энтони?

— Я не видела его сегодня вечером, — отвечала Флер. — Сэр Норман рассказывал мне, как он начинал свое дело. Это было очень интересно.

— Дела, дела… вот все, о чем он думает, — презрительно сказала миссис Митчэм. — У него только завод на уме. Сначала были машины, потом самолеты.

— Но они принесли свою пользу, — заметила Флер. — Посмотрите, что сэр Норман смог купить на то, что он от них имеет.

Она не могла удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по бриллиантам, сверкавшим на увядшей шее миссис Митчэм и ее негнущихся безобразных пальцах. Капот старой женщины был заколот великолепной аквамариновой брошью в виде переливающихся цветов и листьев.

— Да, в этом есть свои преимущества, — согласилась миссис Митчэм и как ни в чем не бывало добавила: — Вы, верно, заметили эту брошь. Норман подарил ее на мой последний день рождения. Да, за деньги можно купить драгоценности, хотя я говорила ему, что не стоит их покупать такой старухе, как я. Лучше дарить их какой-нибудь молодой и хорошенькой.

— Почему это для него лучше, если он не хочет? — Флер сама удивилась внезапной резкости своего тона.

«Мне действует на нервы, — подумала она, — что все разговоры постоянно сводятся к любви, это лишнее. Женщинам в возрасте миссис Митчэм больше пристало заниматься вопросами религии или потусторонней жизни, а не желаниями плоти».

Но миссис Митчэм была неукротима. Она взглянула на Флер с усмешкой.

— Вы расстроены, расстроены и раздражены. В чем дело, милочка? Расскажите мне, Энтони увивался за вами?

— Если бы даже и так, я бы вам не сказала, — отрезала Флер. — Вам и так слишком многое известно.

— Значит, увивался! — заявила Миссис Митчэм с удовлетворением. — Я этого и ожидала, смотрите, только не попадитесь Норману. Он недолюбливает Энтони.

— Почему?

— Ну, во-первых, я всегда подозревала, что Энтони подстрекал Синтию на всякие проделки. Он постоянно тут околачивался и возил ее в Лондон, когда Норман был занят. Конечно, они были братом и сестрой, но кто знает — человеческая природа такая вещь, что все может быть.

— Я не верю, что между леди Синтией и ее кузеном были такие отношения.

У Флер не было никаких оснований для подобного замечания, кроме сильного убеждения, что Синтия не могла бы иметь Энтони своим любовником. Его приемы были слишком откровенны, слишком примитивны для такой умной и тонкой женщины, какой Флер представляла себе Синтию.

— А что вы об этом знаете? — спросила миссис Митчэм.

— Ничего, конечно, — смиренно отвечала Флер, чувствуя, что ее осадили, но ее убеждение осталось непоколебимым.

Был уже одиннадцатый час, когда миссис Митчэм наконец заснула. Флер уже направлялась в свою комнату, когда вспомнила, что сэр Норман хотел ее видеть.

«Что бы это могло быть? — думала она по дороге в библиотеку. — Наверное, меня все-таки уволят. Впрочем, какое все это имеет значение?»

Ей пришла дикая мысль, что сэр Норман, узнав о визите к ней Энтони прошлой ночью, решил сегодня помешать ему и поэтому вызвал ее к себе.

Открывая дверь библиотеки, Флер, сама не зная почему, чувствовала себя маленькой и незначительной — ученицей, которой предстояло предстать перед директором школы.

Сэр Норман на этот раз сидел не за письменным столом, а поодаль в большом кресле за книгой. Он отложил ее, как только Флер вошла в комнату, и встал.

— А, вот и вы, мисс Гартон, — произнес он. — Моя мать не ждала, что я поднимусь пожелать ей спокойной ночи?

— Не думаю, — сказала Флер.

При этом она с чувством неловкости вспомнила слова Эванс:

«Надеюсь, он не явится снова расстраивать ее. Пройдет не один день, прежде чем она оправится после последнего скандала. Так бывает при каждой очередной стычке. Она не успокоится, пока не выскажет все, чего бы ей это ни стоило».

— Уверена, что она не ждала вас, — прибавила Флер. «Может

быть, стоило предложить ему держаться от нее подальше, — подумала она, — пока миссис Митчэм не забудет об этом эпизоде».

Я очень рад, — сказал сэр Норман. — Трудно знать заранее, как она поведет себя в таких случаях. Иногда она прощает меня сразу же и приходит в ярость, если я не являюсь тут же разыграть роль кающегося грешника, а в других случаях я надолго попадаю к ней в немилость.

Он улыбнулся, и Флер невольно ответила ему улыбкой.

— Да, это, должно быть, нелегко, — сочувственно заметила она.

— Присядьте, — предложил он.

Флер опустилась на кончик софы, с волнением ожидая, к чему все это приведет.

— Вам здесь нравится? — неожиданно спросил сэр Норман.

Флер задумалась.

— Дом так хорош, что у меня нет слов, чтобы выразить восхищение, — сказала она наконец. — И мне доставляет удовольствие общество вашей матери. Она так не похожа на обычных женщин ее возраста.

— Это правда. Она всегда отличалась оригинальностью. В этом есть свои недостатки.

Сэр Норман снова улыбнулся, и глаза его блеснули. Флер смотрела на него с изумлением. «Почему он так изменился, — думала она, — и в чем смысл этого разговора?»

— Я рад, что вам здесь нравится. — Он встал и облокотился на каминную полку. — Я хотел вам кое-что сказать. — Флер затаила дыхание. — Я чувствую себя не совсем удобно. Надеюсь, вы поймете, если я покажусь неловким и нетактичным.

Флер начинала понимать, к чему он клонит. Она напряглась, ощущая растущее раздражение.

Последовала небольшая пауза, затем сэр Норман продолжил:

— Я отказал от дома кузену моей жены Энтони Эшвину.

— Из-за меня? — спросила Флер.

— Были и другие причины, но в основном речь шла именно о вас.

— Вы не имели на это никакого права, — горячо возразила Флер.

— Разве?

Флер почувствовала, что не может и не хочет возражать ему.

— Я не понимаю, — сказала она. — Что вы имеете в виду?

— Ничего. Я только излагаю факты. Энтони Эшвин — никчемный испорченный тип, вы — очень привлекательная молодая женщина. Меня не касается, чем вы занимаетесь в свободное время. Я имею право требовать от вас преданности долгу и эффективного его исполнения только в рабочее время. Но как ваш работодатель и хозяин дома, под крышей которого вы находитесь, я не имею права подвергать вас оскорблениям и заставлять вас общаться с людьми сомнительного поведения.

— Вам не кажется, что вы слишком сильно выражаетесь? — спросила Флер.

— В отношении джентльмена, о котором идет речь, я мог бы выразиться сильнее, — сурово отвечал сэр Норман.

— Но это невозможно. Неужели вы не понимаете, что, выгоняя из этого дома представителя семьи Эшвинов, в особенности капитана Эшвина, который жил здесь с младенчества, вы можете повредить себе лично? Он знает и любит этот дом, прислуга знает и любит его. Ваш поступок вызовет общее негодование, вас возненавидят…

Флер остановилась. Она хотела сказать «больше, чем вас уже и так ненавидят», но тут же осознала, что не имеет права так говорить, тем более что она не была уверена, насколько это верно.

Действительно ли его ненавидят? Что думает о нем прислуга? Быть может, как сказал Энтони, он просто никто, Мидас, над которым все смеются?

Она заметила, что сэр Норман как-то странно на нее смотрит.

— А вам это было бы неприятно?

— Мне? — переспросила Флер. — Ко мне это не имеет никакого отношения, но, раз вы уже заговорили откровенно, здесь что-то не так. Вы владеете этим замечательным домом, но вы несчастливы, все это видят. Вы дали вашей матери все, что только можно купить за деньги, но она была бы счастливее в менее роскошной обстановке.

Может, я говорю глупости, потому что сама не слишком умна — я полагаю, вы меня после этого в любом случае уволите, так что могу позволить себе сказать правду, — но я чувствую, что что-то не так… в вашей жизни и в ее.

Единственный, кто пребывает в довольстве и покое, — сам дом, и то только благодаря прошлому — настоящего у него нет.

Замерев, она закончила, всхлипнув:

— Простите, сэр Норман, я не должна была так говорить.

Норман Митчэм прошелся по комнате и остановился около нее.

— Вы правы, — сказал он, — правы, я никогда не был счастлив. Но вы думали о том, какой выход можно найти из этого положения?

— Выход? — тупо повторила Флер.

— Я знаю только один выход, — сказал он, и мрачная усмешка скривила его губы. — Мне нужно жениться и иметь ребенка, которому я мог бы оставить мои пресловутые миллионы. Мисс Гартон, будьте моей женой!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

-Вы с ума сошли?

Флер с трудом выговорила эти слова. Она была близка к истерике. Ей хотелось избавиться от всего этого, бежать куда-нибудь. «Это сон, — думала она, — кошмарный сон».

— Вы не соображаете, что говорите. — Она слышала, как дрожал ее голос.

— Мне очень жаль, что вам это представляется в таком свете, — спокойно сказал сэр Норман, и его уравновешенный, сдержанный тон подействовал на нее умиротворяюще.

— Значит, вы действительно…

— Хочу жениться на вас? Да, мисс Гартон, и простите меня, я не вижу в этом ничего странного. Не думаю, что я первый, кто делает вам предложение.

— Нет, но… это все так неожиданно, так странно…

— Странно, потому что исходит от меня?

— Я… я понятия не имела…

— Ну разумеется, нет.

Флер взяла себя в руки. Она не могла понять, почему ее охватила паника, почему ее» вдруг на какой-то момент охватил ужас.

«Я должна отнестись к этому спокойно», — думала она. Сердце ее отчаянно билось. Она так сжала пальцы, что побелели суставы.

— Дело в том, мисс Гартон, — продолжал сэр Норман, — что мне давно уже известно, в этом доме что-то не так. Я тоже люблю Прайори, возможно, слишком люблю, но это не имеет отношения к делу. Я понимаю, что в доме нужна хозяйка, женщина, которая присматривала бы за ним и за мной тоже.

В его улыбке было что-то странное, но Флер не смотрела на него; она уставилась на пустой камин, и в мозгу у нее вертелась одна и та же мысль:

«Сэр Норман хочет жениться на тебе, Прайори может стать твоим. Он его тебе предлагает — этот прекрасный изумительный дом».

— Я понимаю, — продолжал он, — что мое внезапное предложение могло вас поразить. Я не очень-то сведущ в таких вещах, но поверьте мне, оно ни в коей мере не является необдуманным. Мать рассказала, что в прошлом вы пережили большие испытания, что ваша жизнь не сложилась так, как вы этого желали; так что я взял на себя смелость предположить, что могу предложить вам другую жизнь, которая, в конечном счете, может вас устроить в такой же степени, как та, на которую вы рассчитывали.

Флер ничего не ответила; он немного помолчал, глядя на ее склоненную голову, а затем продолжил:

— Наша жизнь здесь, какой вы ее видите, может показаться вам скучной. Но если бы вы стали моей женой, все могло бы измениться. Вы смогли бы приглашать сюда погостить ваших друзей. Гостеприимство в военное время затруднительно, но ведь война не будет продолжаться вечно, и тогда вы сможете жить в свое удовольствие.

— Вы действительно думаете, что подобные вещи меня интересуют? — спросила Флер. — Я имею в виду развлечения, толпы людей в доме?

— А разве нет? Я думал, что все женщины любят общество и увеселения. У меня почти не бывает свободного времени, но я могу понять, что женщина должна чем-то заполнять свой досуг, а молодой женщине нужно общество ее ровесников.

Флер содрогнулась. Нарисованная картина казалась ей какой-то неестественной, насквозь фальшивой. «Чего он добивается, — думала она, — представить замужество с ним в более привлекательном свете, предложить мне нечто вроде взятки?» Все это было невероятно, самое необузданное воображение не могло породить ничего подобного. Она сообразила, что молчать дольше просто невежливо.

— Простите, у меня, должно быть, очень глупый вид. Я просто пытаюсь привыкнуть к мысли, что вы и вправду просите меня стать вашей женой.

— Вам нет необходимости отвечать немедленно. Может быть, вы хотели бы обдумать мое предложение?

— Да… то есть нет… Я хочу сказать… Сэр Норман, я должна быть с вами вполне откровенна. Я хочу, чтобы вы поняли — это невозможно.

— Почему? — спросил он отрывисто. Флер встала, глядя ему в лицо.

— Во-первых, я вообще не хочу выходить замуж. Во-вторых, я не смогла бы выйти замуж без любви.

— Вы можете выйти за человека, которого любите?

— Нет, — откровенно призналась Флер.

— Значит, одним возражением уже меньше, — сказал сэр Норман.

В его глазах вспыхнул огонек.

«Он станет бороться со мной, — думала она. — Он принял решение и намерен достичь своей цели, как это до сих пор ему удавалось во всем».

Флер чувствовала себя настолько отрешенной от всего происходившего, что мысль бросить вызов такому властному и решительному человеку показалась ей забавной.

— Ваше другое возражение, — продолжал сэр Норман, — что вы никогда не выйдете замуж, просто безответственно и необдуманно. Вы молоды и, как я уже сказал, очень привлекательны. Вы также, насколько я понимаю, малообеспечены. Сейчас вам легко заработать себе на жизнь, перед вами открывается множество возможностей, но задумывались ли вы когда-нибудь о будущем, о старости? Бедность может быть очень тяжела. В тот день, когда вы станете моей женой, я выделю вам определенную сумму, которая обеспечит вам независимый доход, что бы ни случилось со мной и как бы ни сложились наши отношения в будущем.

— Ваше предложение, конечно, очень заманчиво, — сказала Флер, — но не могу представить, чтобы я могла его принять.

— Ну что ж, во всяком случае, откровенно. А могу я спросить, почему?

— Брак нельзя заключать, как сделку.

— Большинство людей именно так и поступают.

— Может быть. Но они обычно стараются подсластить пилюлю.

— А я недостаточно ее подсластил?

— Я никак не могу вам объяснить, — отчаянно защищалась Флер. — Думаю, сэр Норман, нам лучше оставить эту тему. Давайте забудем об этом… об этом… предложении. Мне нравится ухаживать за вашей матерью, мне приятно здесь находиться, но я не смогу остаться, если между нами все будет не так, как прежде, если мы не сотрем из памяти этот разговор.

— Это невозможно, и вам это так же хорошо известно, как и мне. Что сказано, то сказано. Но у вас нет причин чувствовать смущение или неловкость. Мое предложение остается в силе. Я уже просил вас обдумать его. Пожалуйста, не давайте мне ответа сейчас — я предпочитаю подождать.

Больше сказать было нечего; Флер чувствовала это, но в то же время не могла на этом остановиться. Она забыла свою робость и смущение в чисто женском порыве любопытства.

— Одно я хотела бы знать, — сказала она. — Говоря мне о всех выгодах положения вашей жены, вы не назвали мне подлинную причину вашего предложения. Зачем вам жена? Потому, что вы одиноки, или потому, что вам нужен наследник?

Странное выражение промелькнуло у него на лице. Она не могла понять, что оно значит. Затем вялым ровным тоном он ответил:

— Я бы хотел, чтобы мой ребенок продолжал мое дело и унаследовал этот дом, но я готов ждать.

У Флер было такое чувство, будто он хотел сказать что-то еще. Сейчас, когда они стояли друг против друга, ей показалось, что он тоже испытывает робость. И снова она не смогла удержаться от вопроса:

— Кто же унаследует Прайори после вашей смерти, если у вас не будет детей?

Он сделал какой-то неопределенный жест — то ли нетерпения, то ли равнодушия.

— Прайори принадлежит мне, и я могу оставить его кому захочу.

— Оно должно достаться кому-то из Эшвинов.

— Почему?

По его виду она поняла, что вызвала у него раздражение.

— Потому что Эшвины всегда жили здесь. Я читала историю этой семьи. Здесь каждый камень пропитан их кровью, все здание, мебель, картины — часть их наследия.

— Но теперь это все мое. — Норман Митчэм почти выкрикнул эти слова. — Это мое, и я могу распоряжаться всем, как хочу.

Он прошелся по комнате и остановился перед картиной, висевшей над камином. Это был портрет лорда Грэнтона. графа в пятом поколении, с женой и детьми на фоне Прайори.

— Я помню, как впервые увидел этот дом, — сказал сэр Норман, не сводя глаз с портрета. — Я занимался браконьерством с двумя другими оборвышами, пытаясь поймать на ужин кролика или фазана. Дело было вечером, мы вышли из рощи к северу от въезда в усадьбу и увидели перед собой Прайори.

Он замолчал. Молчание длилось долго.

— Да? И что же? — напомнила ему Флер.

— Мне кажется, с того самого момента я и решил завладеть им, — продолжил сэр Норман. Он повернулся к ней. — Вы сейчас сказали, что в моей жизни что-то не так. Я не знаю, что. вы имели в виду. Правда, я потерял жену. Мы не подходили друг другу; глупо было думать, что из нашего союза могло что-нибудь получиться. Но я приобрел определенное положение, во всяком случае в деловом мире, и у меня есть Прайори. Вы по-прежнему считаете, что что-то не так?

— Вы не похожи на счастливого человека. Вы счастливы? Вы можете по всей совести сказать, что обрели счастье?

— Что такое счастье? — спросил сэр Норман. — Если это значит честно работать, сознавая, что ты делаешь все, что можешь, — значит, я счастлив. Если это значит осуществить свое желание, опять-таки я счастлив.

Сэр Норман говорил с вызовом в голосе, и Флер понимала, что он пытается убедить ее против собственного внутреннего сознания, что она права.

— Но вы одиноки, — сказала она. — Вы, должно быть, очень одиноки.

— Если вы так думаете, почему бы вам не осчастливить меня, приняв мое предложение?

— Вы уклоняетесь от ответа, — возразила Флер. Впервые она чувствовала себя с ним совершенно свободно, естественно, непринужденно. — Вы одиноки, и вы это знаете. Что за жизнь вы ведете? Весь день работаете, а вернувшись домой, сидите вечерами один. О чем вы тогда думаете? Читаете или обдумываете дела на заводе?

Он немного поколебался. Флер чувствовала, что он сомневается, сказать ли ей правду. Потом с улыбкой, в которой она интуитивно ощутила проявление крайней застенчивости, сказал:

— Буду с вами откровенен. Я занимаюсь самообразованием. Понимаете, у меня никогда не было времени учиться, и вот теперь по вечерам я читаю. Иногда, должен признаться, я засыпаю над своими уроками.

— А что вы читаете?

Он снова заколебался, но потом ответил:

— Преимущественно «Британскую энциклопедию». Мне представляется, что там содержатся достаточно обширные сведения «обо всем, что нужно знать образованному человеку.