Глава 1

Мэтью проснулся оттого, что голова раскалывалась. Головная боль и кисловатый привкус во рту напоминали ему о том, сколько было выпито накануне. Но не все ли равно, в конце концов? Никого не касается, отправился он спать трезвым или упился до бесчувствия. Никто и ничто его не связывает — он вольная птица. Всякие женские капризы больше ему нипочем. Он может жить в свое удовольствие — что и делает. А если это пока не приносит ему слишком много радости — ну что же, со временем привыкаешь ко всему.

Неужели и к этому можно привыкнуть? Перекатившись по измятой постели к краю кровати, Мэтью взглянул из-под тяжелых век на часы на тумбочке. Господи! Он удрученно вздохнул: перевалило за полдень. Не удивительно, что голова так гудит. Это и от голода, и от жажды — целые сутки у него во рту маковой росинки не было.

Сев в кровати, он выжидал, пока затихнет металлический звон в голове, мысленно пытаясь найти себе оправдание. Вчера он работал допоздна и лег за полночь. Новая компьютерная программа, над которой он трудится, кажется, превзойдет все предыдущие. Не страшно, если он немного выпил, чтобы взбодриться. Мэтью предпочитал не вспоминать о том, что прежде не нуждался в допинге — до тех пор, пока Мелисса не бросила его. Время наверняка залечит рану, нанесенную Мелиссой, как оно лечит все на свете. Как-никак у него есть работа, которая заменяет ему все.

Он заставил себя встать и, немного помедлив, пошатываясь, побрел по дорогому пушистому ковру в ванную. Перегнувшись через фарфоровую раковину, Мэтью с отвращением рассматривал себя в зеркале. Воспаленные глаза, нездоровый, землистый цвет лица и, в довершение ко всему, двухдневная щетина делали его похожим на бездомного бродягу, просящего на улице подаяние.

Нет, пожалуй, даже это сравнение не в его пользу, подумал Мэтью, потирая рукой колючий подбородок. Бродяг на их образ жизни обрекает нищета. У него же — прекрасный дом, любимая работа и, благодаря деловой хватке деда с материнской стороны, больше денег, чем он успеет потратить. Казалось бы, нет никаких причин стать алкоголиком, и тем более так выглядеть.

Поморщившись, Мэтью отвернулся от зеркала и шагнул в душ. Он, не раздумывая, обдал себя холодной водой. Черт! От холода у него перехватило дыхание. Выдавив из тюбика мыльный гель, вздрагивая и поеживаясь, он начал энергично наносить его на кожу, с ожесточением растирая свое протестующее тело под струями воды.

Выйдя наконец из облицованного мрамором душа, завернувшись в огромную кремового цвета банную простыню, Мэтью почувствовал себя немного лучше. Голова все еще гудела, но отупляющая сонливость рассеялась. Он был уверен, что скоро и это пройдет. Ведь он окончательно пришел в себя, был бодр и энергичен. А за компьютером он забудет обо всем…

Бритва маняще поблескивала, и Мэтью, вздохнув, обреченно взял ее в руки. В конце концов, уговаривал он себя, борода ему не пошла бы. Он принялся осторожно снимать щетину, стараясь не порезаться. Это оказалось не так-то просто: его неверная рука вздрагивала в самый неподходящий момент. Черт возьми, ему надо было сначала опохмелиться. Поразительно, что всего один глоток виски с утра может привести человека в чувство.

Процедура бритья была закончена без особых потерь. Мэтью бросил полотенце на холодный кафельный пол ванной и вернулся в спальню, морщась от запаха перегара. Ничуть не смущаясь своей наготы и того, что было довольно прохладно, Мэтью расшторил окна и открыл балконную дверь. Он немного постоял под ворвавшейся в комнату струей холодного воздуха, чувствуя, как его тело наполняется восхитительной бодростью, и принялся одеваться.

Когда в дверь спальни постучали, Мэтью рылся в гардеробе в поисках чистой рубашки. Обернувшись, он какое-то время молча смотрел на дверь и наконец, сдерживая раздражение, отозвался:

— Ну? Чего тебе?

Дверь, щелкнув замком, открылась, и в проеме возникла лысая голова камердинера.

— Ох, — произнес он, увидев Мэтью. — Вы уже встали, сэр. Завтракать будете? Мэтью поджал губы.

— Завтрак в половине первого, Дживз? Не смею надеяться. А вот сандвич я бы, пожалуй, съел. И сяду работать.

Дверь открылась шире, впустив верзилу, массивные плечи и брюшко которого были обтянуты безупречно белой сорочкой и втиснуты в дорогой шерстяной костюм цвета морской волны. Одежда изысканного денди нелепо смотрелась на мускулистом увальне, но Мэтью не приходило в голову посоветовать ему изменить свой стиль. Вошедший чрезвычайно гордился своим внешним видом.

— Вы поедете в офис, сэр? — полюбопытствовал он, острым взглядом окидывая беспорядок в комнате и открытый балкон. — Кстати, я бы вас попросил не называть меня Дживзом, мистер Патнем. Вы же знаете, что мне это не нравится.

Мэтью покорно кивнул и, потерпев неудачу в поисках чистой рубашки, схватился за вчерашнюю.

— Нет, сегодня я в офис не собираюсь, — начал он; камердинер тем временем пытался вырвать у него из рук рубашку. — Какого черта, Виктор, что ты делаешь?

— Судя по всему, сэр, вы только что приняли душ, — мягко настаивал Виктор, — и, я уверен, не наденете вот эту гадость, с таким… фи… запахом. В нижнем ящике у вас полно свежих рубашек. Скажите только, какая вам нужна, и я тотчас достану.

— Благодарю, Крейтон, я могу одеться сам, — заявил Мэтью, теряя терпение. — Почему бы тебе не убраться отсюда, пока я не закончил? Пойди приготовь кофе или что-нибудь поесть. Нянька мне не нужна.

— А я разве что говорю? — Виктор наконец овладел грязной рубашкой и смял ее в комок, настояв таким образом на своем. — Вид у вас как раз такой, словно вам нужна помощь. Вашей маме это не понравится. Совсем не понравится, вот увидите.

— Моей маме? — Мэтью смолк, вытаскивая чистую рубашку из ящика, указанного Виктором, и снова повернулся к собеседнику. — А при чем тут моя мать?

— Разве вы забыли? Через полчаса с небольшим у вас с ней назначена встреча. Вы вместе обедаете.

— О Боже! — Мэтью движением бедра задвинул ящик и натянул через голову черную спортивную рубашку, которая только подчеркнула землистый оттенок кожи, на что Виктор неодобрительно цокнул языком. Однако Мэтью в этот момент был погружен в собственные мысли. Перспектива обеда с матерью и необходимость выслушивать, как она будет клеймить и обличать его образ жизни, заставила Мэтью пожалеть о том, что он встал с постели.

— Значит, вы говорите, сандвич, сэр? — пробормотал Виктор, очевидно, сочтя более благоразумным дать хозяину передышку. Мэтью бросил на него угрожающий взгляд.

— Ничего съестного, — прорычал он, играя с таким трудом выбритыми скулами. — Быстро принеси мне пива, и без возражений. Ах да, и вызови такси. Вдруг мне повезет, и свободного такси не окажется.

Виктор, направившийся было к двери, остановился на полпути; на его широком лице появилась озабоченность.

— Я могу вас отвезти, мистер Патнем, — предложил он, но хозяин и бровью не повел.

— Я же сказал, что поеду на такси, — ответил Мэтью. — Иди и закажи его, Виктор. И поторопись с пивом!

Три четверти часа спустя Мэтью вышел из такси, сунув водителю пятифунтовую бумажку. «Спасибо», — сказал он рассеянно, жестом отказываясь от сдачи. Затем, ответив сдержанной улыбкой на приветствия швейцара, поднялся по ступенькам подъезда и сквозь вращающиеся стеклянные двери вошел в фешенебельный отель «Ритц».

Вход в ресторан находился в дальнем конце вестибюля, но напитки гости могли заказать в великолепный зимний сад с пальмами в кадках. Мэтью знал, что именно здесь он найдет свою мать, и не ошибся. Она ждала его, потихоньку потягивая минеральную воду — единственный напиток, который она позволяла себе в течение дня. Каролина Патнем, урожденная Аполлониус, настолько благоговела перед собственной внешностью, насколько ее сын пренебрегал своей, и гордилась тем, что ее свадебное платье до сих пор сидело на ней точно так же, как и тридцать лет назад.

Разумеется, при этом она не акцентировала внимания на том, что брак, для освящения которого предназначалось данное подвенечное платье, просуществовал совсем недолго. Она вышла за Джозефа Патнема, когда ей было всего восемнадцать, вопреки воле отца и матери, и вскоре поняла, что родители были правы. Англичанин, по их представлению, без гроша за душой, хорошего происхождения, но лишенный деловой хватки, Джозеф Патнем продержался рядом с ней ровно столько времени, сколько потребовалось для появления на свет их единственного отпрыска, а затем отправился на яхте в кругосветное путешествие, которое окончилось кораблекрушением у мыса Доброй Надежды. Конечно, узнав страшную новость, Каролина, как и положено, его оплакивала. Однако никто не стал бы спорить, что в конце концов она благополучно пережила трагедию, которая избавила ее от шумихи, а заодно и расходов, связанных с разводом. А Аристотель Аполлониус, предпочитавший (по понятным причинам) называться просто Аполлоном, с распростертыми объятиями принял назад в Грецию свою блудную дочь и маленького внука.

Однако повзрослевшего Мэтью это совсем не устраивало. Несмотря на то, что Каролина была у «Аполлона» единственным ребенком, а Мэтью, стало быть, единственным внуком и наследником гигантского состояния, скопленного судовладельцем за долгие годы, мальчик обнаруживал прискорбное нежелание пойти по стопам деда в смысле отношения к деньгам. Мэтью не любил силовых методов и не видел заслуги в том, чтобы использовать людей исключительно для личного обогащения. И, поскольку отец оставил ему хоть и мало, но достаточно средств, чтобы учиться в Англии в тех же школах, которые некогда посещал сам, Мэтью не преминул этим воспользоваться. А уж в этих привилегированных учебных заведениях, сочетавших спартанский дух с интеллектуальной средой, он приобрел циничное отвращение к богатству во всех его формах, Это было извечным камнем преткновения между ним и остальными членами семьи, а тот факт, что он после учебы поселился в Англии, послужил еще одним звеном в цепи разлада.

Вот поэтому Мэтью без энтузиазма смотрел на предстоящие обеденные посиделки в обществе своей матери. После их разрыва с Мелиссой мать не раз пыталась, хотя и безуспешно, уговорить его вернуться в Афины. Несмотря на то, что теперь у него была собственная компания, специализирующаяся на программном обеспечении для компьютеров, и он неоднократно заявлял о своем нежелании занять место в судоходной корпорации Аполлониуса, Каролина настойчиво добивалась своей цели.

Проблема состояла в том, что Мэтью опасался, как бы мать рано или поздно не добилась своего. Пока жив дед, он способен ей противостоять, но Аполлону уже за семьдесят. Кто знает, сколько ему осталось — десять, максимум двадцать лет, а какой предлог найдет тогда Мэтью, чтобы уклониться от исполнения семейного долга? Нравится ему это или нет, но сотни, даже тысячи людей связывали свою жизнь с «Аполлониус Корпорейшн», и он не сможет равнодушно наблюдать, как родня растаскивает по кусочкам то, что было создано дедом.

Старший официант узнал его, едва он вошел в ярко освещенный атрий. Хотя снаружи был унылый серый день начала апреля, в зимнем саду отеля «Ритц» все, как всегда, сияло и блестело.

— Доброе утро, мистер Патнем, — сказал официант и указал взглядом на элегантно одетую женщину, — ваша мать ожидает вас.

— Благодарю. — Мэтью едва заметно улыбнулся и пошел через зал. — Да, принесите мне, пожалуйста, шотландское виски с содовой. Я вижу, мама настроена благодушно.

Официант отошел, а Мэтью направился к матери, сидевшей на полосатой кушетке.

— Здравствуй, мама, — наклонившись, он привычно чмокнул ее, — извини, что опоздал.

Каролина Патнем взглянула на сына с укором, но ее глаза выдавали сдержанную гордость. Высокий, как его отец, и темноволосый, в материнскую родню, Мэтью повсюду привлекал внимание. Особенно женщин, что с раздражением признавала Каролина. Это неудивительно — ведь у него были те же черты, которыми когда-то очаровал ее Джозеф Патнем, а слабости, не сразу распознанные ею в муже, с лихвой компенсировались генами, унаследованными от деда, ее отца. Мэтью, хотя он этого ни за что бы не признал, был гораздо больше похож на него, чем, может быть, ему бы хотелось. Он был заносчив, упрям и до абсурда независим, как и дед. Вдобавок у него был вызывающий взгляд и грация мускулистого хищника, сочетание чувственности и грубой силы, перед которым трудно устоять.

Однако он себя распустил, подумала Каролина, заметив животик, обозначившийся у него над поясом. Подумать только — явился на обед к матери в джинсах и кожаной куртке! А все из-за этой стервы Мелиссы. Надо же — объявить, что она нашла себе другого! Наверное, все дело в том, что Мэтью не жаждал повести ее к алтарю.

— А я думала, у тебя теперь достаточно времени, чтобы не опаздывать, — заметила она, и приятный акцент ее речи слегка смягчил язвительность тона. — Мне известно, что в офисе ты не был. Я туда звонила, и Роберт сказал, что тебя нет;

— Увы, — недовольно пробурчал Мэтью. — Ты давно приехала?

— Сюда или вообще в Англию? — быстро парировала Каролина, поправляя пальцами, унизанными дорогими кольцами, тройное жемчужное ожерелье. Мэтью едва заметно усмехнулся.

— В Англию, — подыграл он ей. — Полагаю, ты заняла те же апартаменты, что и всегда?

— Да, и ты мог бы потрудиться прийти вовремя, чтобы проводить меня в ресторан. — Ее черные глаза вспыхнули гневом. — В самом деле, Мэтт, ты постоянно унижаешь меня. Вот заставил сидеть тут в одиночестве! А вдруг бы ко мне пристал какой-нибудь проходимец?

— В «Ритц» не пускают проходимцев, — примирительно сказал Мэтью, кивком поблагодарив официанта за принесенное виски с содовой. — Ты могла бы просидеть здесь целый день совершенно спокойно. Но, признаю, мне следовало позвонить. Еще раз прошу прощения.

Каролина хмыкнула, но выражение ее лица смягчилось, и она довольно сдержанно прореагировала на то, как резво сын махнул полпорции виски.

— Ну что ж, — сказала она, сделав глоток воды из стакана, — теперь ты здесь, и это главное. Я приехала вчера вечером и сразу же отправилась в Альберт-холл, на благотворительный гала-концерт. Твой дядя Генри составил мне компанию. Тетя Селия все еще не поправилась.

Мэтью кивнул. Жена его дяди никогда не отличалась хорошим здоровьем, хотя, по его мнению, большинство ее болезней были следствием излишней мнительности. Генри Патнем славился своей тягой к противоположному полу, а бедная тетя Селия дорого платила за собственную чрезмерную доверчивость. В этом смысле дела его матери обстояли лучше некуда. У нее всегда, на все случаи жизни, имелся провожатый, причем без всяких осложнений, которыми подобные свободные отношения чреваты для такой женщины, как она.

— Ты, как я себе представляю, по-прежнему шляешься по кабакам, и далеко не самым пристойным, — добавила она, разозлившись на то, что Мэтью заказал себе вторую порцию виски. — Мэтт, тебе не кажется, что ты ведешь себя глупо? Ради Бога, скажи, если уж ты потерял голову из-за этой девицы, почему ты на ней не женился?

Мэтью стиснул зубы.

— Тебе известно мое отношение к браку, — ответил он, — ну так оставь эту тему, ладно, мама? Черт возьми, я буду жить своим умом, если ты не возражаешь. А теперь скажи, чего ради ты меня пригласила? Неужели только для того, чтобы в очередной раз прочитать мне нотацию?

— Конечно, нет. — Каролина перекинула ногу на ногу, натянув шелковое платье. Глядя на нее, Мэтью понимал, почему брат отца так упорно за ней увивается. В свои сорок восемь Каролина выглядела лет на десять моложе, и Мэтью не удивился бы, если бы кто-нибудь из посторонних принял их за любовников, а не за мать и сына.

— Ты ведь знаешь, не правда ли, что в конце месяца у твоего деда день рождения? — начала Каролина издалека, и Мэтью настороженно поднял брови.

— Да ну, а я и забыл. Сколько стукнет старому разбойнику — семьдесят один?

— Семьдесят два, — сказала Каролина, не повышая голоса. — Если помнишь, в прошлом году ты не смог приехать на его день рождения, потому что он совпал с какой-то датой у родителей Мелиссы. Во всяком случае, — поспешно добавила она, не желая касаться неприятных воспоминаний, — нам бы хотелось, чтобы на сей раз ты был вместе с семьей. Аполлон пригласил всех, тебя не поймут, если ты не приедешь.

Мэтью покорно посмотрел на мать сквозь свой стакан:

— Ты хочешь сказать, тогда это ему очень не понравилось?

— Нет. — Каролина вздохнула. — В прошлом году это не было для него так важно! — раздраженно воскликнула она. И тут же, словно извиняясь за свою горячность, добавила:

— Что было, то было. Так ты приедешь?

— А что такого особенного в этом дне рождения? — нахмурился Мэтью.

— Ну, во-первых, он стал на год старше…

— А во-вторых?

— Во-вторых… во-вторых, он неважно себя чувствует, — неохотно призналась Каролина. — Ты ведь знаешь, у него всегда были слабые легкие. Я думаю, они стали причинять ему серьезное беспокойство, и он начал бояться, что умрет.

Мэтью скривил губы.

— Он мог бы облегчить участь своих легких, если бы отказался от этих чертовых сигар. Сколько штук он выкуривает в день? Пятнадцать? Двадцать?

— О нет, уж точно не так много! — ужаснулась Каролина. — Во всяком случае, Аполлон бы на это возразил, что если он не может жить, как ему хочется, то такая жизнь ему вовсе не нужна.

— Хм. — Мэтью понял, что разговор расстроил мать, и сдержался. — Ума не приложу, как мне быть с этим днем рождения. Ты же знаешь, семейные сборища не в моем вкусе.

Каролина фыркнула.

— Насколько я понимаю, любые компании не в твоем вкусе! Мэтт, ты становишься отшельником. Затворником. Нигде, кроме работы, не бываешь, ни с кем не общаешься…

— И откуда у тебя такие исчерпывающие сведения? — устало поинтересовался Мэтью. — Нет, не отвечай. Я догадываюсь: от нашего распрекрасного Виктора!

— Ну, может, я и перекинулась парой слов по телефону с твоим камердинером…

— Могу себе представить!

— ..но ты ведь знаешь, Виктор так о тебе беспокоится! Он не стал бы мне ничего говорить, если бы не считал, что действует в твоих интересах.

— Неужели?

— Ну да, — смиренно вздохнула мать. — Мэтт, я не хочу вмешиваться…

— Тогда не вмешивайся.

— ..Но я за тебя волнуюсь. И я очень хочу, чтобы ты избавился от этой… этой глупой страсти к Мелиссе Мейнверинг.

— Хорошо. — Мэтью поднял руку, подзывая официанта. — Пожалуйста, принесите нам меню.

Каролина хотела было возразить, но не стала. К чему возражения? — думала она, с материнской любовью глядя на сына, повернувшегося к официанту. Мэтью такой привлекательный мужчина; у него есть все для того, чтобы быть счастливым. Так нет же, он позволил этой дрянной сучке, в чьей маленькой пустой головке нет ни одной умной мысли, вдребезги разбить его сердце.

Спустя час, смакуя вторую чашечку кофе, Каролина отважилась еще раз затронуть больную тему. Пока они ели — а Мэтью, как она отметила, лишь поковырялся в тарелке, — разговор ограничивался вчерашним гала-концертом и приготовлениями к дню рождения деда. Их разговор был далек от откровенности, на которую она рассчитывала. Поэтому она решилась снова произнести имя Мелиссы. Как гнойник, который не пройдет, пока его не вскрыть, так и страсть сына к этой ужасной женщине не утихнет, если не будет излита в доверительной исповеди.

— Э-э-э… когда же Мелисса и ее князь собираются пожениться? — спросила она вымученным тоном. — Они ведь женятся, не так ли? На прошлой неделе я прочла об этом в одной бульварной газетенке.

Мэтью резко поставил чашку на стол. Это было можно предвидеть. Наивно было ожидать, что мать оставит его в покое. Разумеется, она права. В газетах писали, что дочь бригадира Альфреда Мейнверинга выходит замуж за князя, выходца из какой-то восточноевропейской страны. Бракосочетание назначено на июнь, и матери, несомненно, это так же хорошо известно, как и ему.

— Скоро, — бросил он, с холодной настороженностью встретив ее невинно-заинтересованный взгляд. — А что? Не думаешь ли ты получить приглашение? И как бы они тебя представили? Ах да, как мать лучшего в мире мужчины!

Каролина поджала губы.

— Смейся, сколько тебе угодно, но так оно и есть. Точнее, ты был бы таким, если бы перестал себя жалеть. Никогда не думала, что мой сын способен на такое безрассудство! В конце концов, может быть в тебе говорят отцовские гены.

Мэтью поморщился, а его мать, сердито отодвинув стул, встала из-за стола.

— Я иду к себе в номер, — заявила она и, понимая, какую бурю вызвала в его душе, добавила вполголоса, как бы сожалея о своей опрометчивости:

— Зайди ко мне завтра. И подумай о дедушкином дне рождения. Не стоит говорить, как он тебя ждет.

Именно об этом Мэтью и думал, пока шел домой. Его шикарная холостяцкая квартира, купленная им на собственные деньги, занимала весь последний этаж двадцатидвухэтажного жилого дома на Калвер Мьюз в Найтсбридже. Мэтью шел, наслаждаясь движением, хотя знал, что Виктор не одобрит его прогулку пешком. Удовольствие от ходьбы напомнило Мэтью, что он слишком давно не занимался гимнастикой, а настойчивое стремление Виктора повсюду сопровождать и охранять его оставляло ему мало возможности двигаться. Хотя день выдался холодный и собирался дождь, в парке желтели первые нарциссы, и уже зацветала ранняя вишня.

По ассоциации он вспомнил, как выглядит в это время года Греция, и особенно Дельфос, остров, на котором стоит дом его деда. Огромная вилла, в которой он провел детские годы, оставила в его душе неизгладимый след; как приятно будет повидаться с Яннисом, Никосом и многочисленными двоюродными тетками и троюродными сестрами и братьями, которых он помнит с детства.

Но, обогнув угол Гайд-парка, он уже не думал о своих сентиментальных порывах и готовности в кои-то веки поступить в угоду матери. Ему запали в душу ее слова о Мелиссе. И хотя Мэтью испытывал жгучую боль, представляя себе Мелиссу в объятиях Георгия Иванова, он не мог отрицать, что у нее были основания его бросить. Бог свидетель, у нее хватило характера на решительный поступок. Только одно омрачало его отношения с Мелиссой: он упорно не желал их узаконить. Не хотел себя связывать, как утверждала она во время их под конец особенно участившихся ссор, упрекая его за то, что он недостаточно ее любит.

Мэтью глубже засунул руки в карманы кожаной куртки. Любовь! Он криво усмехнулся. Вряд ли Мелисса понимает, что значит это слово. Если женщина клянется в своей любви столь жарко, как это всегда делала Мелисса, вряд ли она может так быстро разлюбить. У него мелькнула циничная мысль, что «любовь» Мелиссы легко перекупить, предложив цену повыше. Пусть он был ее первым избранником, устраивавшим ее с точки зрения секса, Иванов предложил ей брак и магическое обручальное кольцо на палец.

Что до него — он никогда не гнался за легализующим союз клочком бумаги. То, что было между ними — или, вернее, то, что по его мнению связывало их — гораздо прочнее любого брачного контракта, который при желании можно разорвать. Но он начал понимать, что Мелисса ждет от него нечто большее, чем доказательств вечной преданности. Она хотела чувствовать себя защищенной, жаждала стабильности, которую обеспечивает именно заключение брака.

Раз так, чему удивляться? — спрашивал он себя. Брак родителей не удался из-за того, что его отец был лишен честолюбия и обладал слабым характером. Мэтью уже давно понял, что не погибни тогда отец, они с матерью все равно бы расстались. Хотя мать порой любила предаваться сентиментальным воспоминаниям, она была дочерью своего отца. Мэтью с детства наблюдал, что в их семье бал правят деньги.

Глупо было думать, что Мелисса не такая, как другие.

На двадцать втором этаже Виктор поджидал его у лифта. Стоило Мэтью ступить на роскошный китайский ковер, целиком покрывающий паркетный пол, слуга поспешил ему навстречу, всем своим видом выражая осуждение.

— Вы шли пешком, — констатировал он, отряхивая капли дождя с куртки хозяина.

— Да, я шел пешком, — подтвердил Мэтью, направляясь по коридору в свой кабинет. — Роб не звонил? Он знает, что я обедал с мамой?

— Нет, мистер Прескотт не звонил, — сухо ответил Виктор, а затем добавил совершенно другим тоном:

— Вам письмо. Пришло с дневной почтой, пока вас не было. — Он смотрел выжидающе. — Хотите взглянуть?

Мэтью помедлил, остановившись на пороге кабинета.

— Слушай, в чем дело? Ты ведь знаешь, что дневную почту я всегда просматриваю за ужином. Скорее всего, это просто счета. — Он помолчал. — Или тебе что-то известно? Бычья шея Виктора покраснела.

— Ну, откуда же мне…

— Виктор! Камердинер вздохнул:

— Кажется, письмо от мисс Мейнверинг, — смущенно признался он. — Я подумал, может быть вы захотите прочесть, ведь… потому что…

— Потому что ты видишь, как я обливаюсь слезами, так что ли? — подсказал Мэтью, отбрасывая невольную мысль, что Мелисса, возможно, одумалась.

— Нет, сэр! — возмутился Виктор. — Просто я подумал…

— Где письмо?

Мэтью не мог ждать. Хотя здравый смысл подсказывал, что, если бы Мелисса захотела вернуться, она вряд ли бы сообщала об этом письмом, он хотел во всем убедиться сам. Черт бы ее побрал, выругался он про себя, что ей еще нужно?

Виктор поискал в небольшой стопке деловых писем и рекламных буклетов, лежавших на полукруглом полированном столике в прихожей. Письмо, хранящее знакомый запах лепестков розы, лежало в самом низу, и Мэтью отметил это, несмотря на свое нетерпение.

— Принести вам чаю, сэр? — спросил Виктор, пока хозяин распечатывал конверт, на что Мэтью отрицательно покачал головой.

— Ничего не надо, спасибо, — сказал он, проходя в кабинет. — Я скажу, когда проголодаюсь.

Виктор, казалось, был разочарован, но Мэтью ничем не мог ему помочь. Он не имел представления, почему Мелисса решила ему написать, и меньше всего хотел, чтобы Виктор заглядывал ему через плечо. Подчеркнув свое желание уединиться, он плотно закрыл за собой дверь кабинета и лишь затем достал из конверта письмо. Заметив, как дрожат его руки, он снова чертыхнулся.

Привычно оглядев аскетическое убранство кабинета, Мэтью привалился спиной к дверному косяку и принялся разбирать рукописные строчки. Почерк у Мелиссы всегда был не очень разборчивый, а в его теперешнем состоянии читать было особенно трудно. Однако он все же сумел уловить суть дела.

Как ни странно, это было приглашение. Мелисса звала его на вечеринку, которую она и ее жених устраивали в честь своей помолвки. Судя по всему, формальное оглашение помолвки состоялось во время ужина у ее родителей, а эта встреча была задумана как менее официальное мероприятие для близких друзей и знакомых.

Мэтью нервно вздохнул. Некоторое время он молча смотрел на листок, словно опасаясь, что он загорится в его руках. Потом, в сердцах швырнув его на письменный стол, подался вперед и уперся кулаками в исцарапанную столешницу красного дерева. Боже мой! — думал он, не веря своим глазам, — неужели Мелисса считает, что он может прийти на ее помолвку! Дурацкая идея! К тому же бестактная и жестокая.

Через несколько минут, когда к нему вернулось самообладание, Мэтью попросил Виктора принести бутылку шотландского виски. Он мог бы сразу догадаться, что это письмо не с доброй вестью. Мелисса жаждала отомстить ему и, видит Бог, была полна решимости утолить эту жажду.

Невольно выругавшись, Мэтью сжался в комок и, стиснув зубы, прислушался к отклику, которое это письмо вызвало в его душе. Впервые с тех пор как Мелисса его бросила, он почувствовал по отношению к ней отрезвляющее негодование. Она намеренно бередит его рану. И, судя по всему, надеется, что он откажется и не придет.

Бедный Георгий! — без всякой жалости подумал Мэтью. Вряд ли он в курсе, что Мелисса пригласила на их помолвку своего бывшего любовника. Какая ирония судьбы! Интересно, что за игру она затевает?

Конечно, она может захотеть вернуться. От этой мысли у Мэтью заныло внутри. Однако он отдавал себе отчет в том, что ее возвращение на прежних условиях немыслимо. Она достаточно ясно дала ему это понять, когда он умолял ее остаться.

Так чего же она хочет? Стравить своих любовников? Он криво усмехнулся. Забавное должно получиться зрелище. Их отношения, впрочем, всегда отдавали мазохизмом.

Глава 2

— Но зачем тебе это? — Пол Вебстер нетерпеливо взглянул на свою невесту. — Я думал, дела в кафе идут хорошо. Зачем тебе зарабатывать таким способом — ишачить на кого-то, по существу, быть прислугой?

— Это не так, — Саманта Максвелл старалась сохранить хладнокровие, — ты должен понять, что для меня это — совершенно новое дело. И если все получится, оно может оказаться по-настоящему увлекательным.

— Увлекательным! — фыркнул Пол. — Трудиться в поте лица без сна и отдыха!

— Ничего подобного, — рассудительно поправила его Саманта, — лишь иногда по нечетным числам. Это ничуть не помешает нам встречаться. Ты ведь ездишь к своим клиентам, ну а я буду ездить к своим.

— Ты просто ненормальная.

— Пусть так. — Саманта убрала за ухо мешавшую ей русую прядь и уткнулась в список продуктов, которые предстояло закупить. Присутствие поминутно дергавшего ее Пола, который упорно не желал принимать всерьез новую работу Саманты, мешало ей сосредоточиться.

— Я хочу сказать, — снова начал он, чувствуя, что задел ее за живое и стараясь говорить убедительно, — ты ведь не училась на повара. У тебя диплом филолога, Сэм. Ты могла бы преподавать английский, а вместо этого изображаешь кухарку, да к тому же на чужих кухнях. Саманта, вспыхнув, подняла глаза:

— Я никого не изображаю, — резко парировала она, — и делаю свое дело с удовольствием, нравится тебе это или нет. Ты, видимо, не в состоянии понять, что моя работа мне действительно интересна и может положить начало серьезной карьере.

— Стряпня для чужого дяди?

— Забота о питании людей, у которых нет времени или умения самим заняться этим.

— Повторяю — игра в кухарку на чужих кухнях!

— Как тебе будет угодно. — Саманта устала спорить. Она задумчиво оглядела пустое кафе с австрийскими шторами на окнах и льняными клетчатыми скатертями на столиках. — Я думала, ты порадуешься тому, как хорошо у меня идут дела. Кажется, это была твоя идея открыть кафе.

— Да, потому что после окончания университета ты сама не знала, чего хочешь, а здесь за аренду просили недорого. Но если бы я тогда знал, что ты захочешь обслуживать домашние ужины, я вряд ли бы высказал эту идею.

— Но ты ее все же высказал, — напомнила Саманта, поправляя серебряный прибор для специй и выравнивая веер алых столовых салфеток. — И я тебе за это очень благодарна. Это именно то, чем я всегда хотела заниматься. Мама и папа мечтали, чтобы я окончила университет, и столько сил положили на то, чтобы я смогла учиться, — вот я и не могла их подвести. И не жалею об этом. Университет мне много дал и в частности научил разбираться, что мне нужно и чего я хочу добиться в жизни.

— Как оказалось — успеха в бизнесе! — Пол покачал головой. — А я-то думал, ты хочешь за меня замуж.

— Так оно и есть. — Саманта подняла к нему лицо, в ее светлых глазах читалось тревожное ожидание. — Но для меня это не единственная цель в жизни. Пол, я хочу работать и сделать карьеру. Мне действительно это необходимо.

Пол вздохнул.

— И ты считаешь, что путь к успеху — расширить дело за счет обслуживания клиентов на дому?

— Пока не знаю. Я еще слишком мало этим занимаюсь, не успела понять. Но сам Бог послал мне эту встречу с Дженни. У нее в гостях я завязала очень ценные знакомства.

— Но твои клиенты живут в Вест-Энде! Мне не нравится, что тебе придется ездить в темноте в такую даль.

— О, Пол! — Саманта покачала головой и, устав обороняться, подошла и присела к нему на колени. — Тебе незачем беспокоиться. Я хорошо вожу машину, да и вечера становятся светлее.

— А что будет зимой? — не сдавался Пол, хотя близость невесты и возможность уткнуться носом в ее шею сильно его смягчили. — Хотя к тому времени мы уже поженимся, правда? И у тебя будет полно забот о муже.

— М-м-м, — ответ Саманты прозвучал неопределенно, но Пол, покусывающий мочку ее уха, был слишком увлечен своим занятием, чтобы заметить это. Однако когда его рука потянулась, чтобы расстегнуть молнию на ее блузке, Саманта воспротивилась. Не то, чтобы Пол ей не нравился — нет, наоборот. Но в отличие от него, ее настроение так быстро не менялось. Ей совсем была не свойственна привычка улаживать споры с помощью секса.

— Ну, ну, не надо, — она придержала застежку, вызвав недовольное ворчание Пола, легко соскользнула с его колен и изобразила на лице печальную гримасу.

— Ты представляешь, который час? — воскликнула она, оправляя, словно в ознобе, свою изящную черную блузку. — Я должна была зайти после работы к поставщикам, а теперь, если не потороплюсь, уже никуда не успею, все будет закрыто.

Пол мрачно посмотрел на нее, а затем, сдержавшись, покорно встал. Это был высокий, плотный, привлекательный блондин скандинавского типа. Он любил бывать на воздухе и регулярно играл в регби, чему и был обязан своим видом невозмутимого здоровяка. Он с гордостью считал себя мужчиной в прекрасной форме, хотя по мнению Саманты после матчей выпивал слишком много пива в спортивном ; клубе. И тем не менее он обладал покладистым характером, был добр и бесконечно ей предан. Они были знакомы уже давно: прошло больше шести лет с того школьного вечера, на котором они встретились.

— Знаешь, — сказал он, захватив пальцами прядь ее волос и разглаживая завитки. Сердце Саманты дрогнуло. — Наверное, я единственный парень в Нортфлите, у которого подружка все еще девственница. У которого невеста все еще девственница, — подчеркнуто уточнил он. — Мне что, придется дожидаться первой брачной ночи, Сэм? Ты так и не позволишь мне до этого момента до себя дотронуться?

Саманта подавила вздох и взяла со спинки стула жакет.

— Нет, я тебе ничего не запрещаю, — возразила она, досадуя, что Пол выбрал именно этот момент для очередного выяснения отношений. — Но ведь мы с тобой помолвлены чуть больше месяца. Дай мне время. Дай мне привыкнуть к этой мысли.

Пол поджал губы.

— Хотелось бы надеяться, что дело только в этом, — воскликнул Пол в сердцах. — Господи, Сэм, ведь ты живешь в двадцатом веке! И, как сама любишь напоминать, женщины должны быть равноправны с мужчинами!

— Равноправны в интеллектуальном плане, а не в сексуальном, — парировала она. Продевая руку в рукав жакета, она сломала ноготь о подкладку и тоскливо вздохнула. — Пол, не сейчас, прошу тебя. Я просто не в настроении.

— Я порой сомневаюсь, бывает ли у тебя вообще когда-нибудь настроение, — пробормотал он, и Саманта, уловив его тон, обернулась:

— Что ты сказал?

— Ничего. Забудем это. — Пол набросил на шею клубный шарф и направился к выходу. — Ну, так когда состоится эта вечеринка? И по какому поводу ее устраивают?

Саманта поняла, что его запал иссяк, опасность миновала, и пошла за ним следом.

— По случаю помолвки, — ответила она, запирая за собой дверь. — Это будет в следующий вторник, в доме на Итон-гейт. Со мной договаривался некто по фамилии Ледерер. Он, по-моему, там просто секретарь или что-то в этом роде.

— Итон-гейт, вот как? — Пол криво усмехнулся. Они подошли к его машине. — Ты в самом деле много ждешь от этой вечеринки?

— Я надеюсь, что начало будет удачным, — Саманта старалась сохранить воодушевление, охватившее ее после получения первого заказа. — Ну, что, до завтра?

— До завтра, если только мамина стряпня не слишком проста для тебя, — съязвил Пол, открывая дверцу.

Саманта вздохнула.

— Прекрати, пожалуйста! — воскликнула она. — Ну найди, наконец, в своей душе хоть каплю понимания, порадуйся со мной моему успеху! Я ведь не собираюсь всю жизнь оставаться официанткой.

— Я тоже не хочу, чтобы ты всю жизнь была официанткой, — ответил Пол, с трудом помещая свое громоздкое тело в маленькую спортивную «Мазду». И, расположившись, взял ее за руку. — Ну хорошо. Кажется, я действительно рад за тебя. Только не заносись слишком высоко, ладно? А то в результате ты раздумаешь выходить замуж за простого работягу — страхового агента.

— С каких это пор страховые агенты стали «простыми работягами»? — с облегчением улыбнулась Саманта. — Ну ладно, обещаю не заноситься. А теперь мне пора, или все на самом деле закроется.

Пол кивнул, и Саманта, дождавшись, пока машина отъехала, пошла к своему припаркованному на другой стороне улицы мини-фургончику. Для перевозки мелких партий продуктов, необходимых в кафе, до сих пор ей его вполне хватало. Но если новое дело — обслуживание домашних приемов — пойдет успешно, придется подумать и о транспорте. Ездить по пятьдесят миль из их маленького городка в Эссексе в Лондон и обратно со всем необходимым — на ее малыше будет ей не по силам. Особенно если иногда придется брать с собой Дебби.

Когда Саманта наконец добралась до дома, семья уже поужинала. Целый день кормя посетителей своего «Бочонка меда», сама она редко обедала на работе. К тому же кафе закрывалось в половине шестого, и пока Саманта и ее помощница Дебби Дональдсон успевали вымыть посуду, прибрать в зале и поменять на столах скатерти и салфетки, Саманта мечтала только о том, чтобы кто-нибудь за ней поухаживал и накрыл для нее стол.

— У тебя усталый вид, — сказала миссис Максвелл, ставя перед дочерью тарелку с домашним бифштексом и пирог с почками. Губы Саманты дрогнули.

— Неужели? — сказала она. — Спасибо. Именно это я и хотела услышать.

— Вот и услышала, — заявила мать, садясь напротив и с тревогой заметила, что глаза дочери затуманились. — Почему ты так долго задержалась? Отец и сестра уже час как поели. Не взыщи, если твой ужин подгорел. Он с половины седьмого в духовке.

Саманта усмехнулась.

— Все очень вкусно, — ответила она машинально, набивая рот мягким пирогом. — Ты ведь знаешь, мне нужно было заехать к поставщикам. Я тебе утром говорила.

— Так поздно?

— Я поздно ушла с работы, — Саманта облизала губы. — Еще Пол зашел, когда мы уже закрывались.

— А-а, — протянула миссис Максвелл, судя по всему, не удивившись. — И что он сказал? Саманта поморщилась:

— Как будто ты не знаешь!

— Да, он не пляшет от радости из-за того, что ты собираешься обслуживать эти частные вечеринки. Честно говоря, я его понимаю.

— О, мама!

— Никаких «о, мама»! Ты сама знаешь, что мы с отцом об этом думаем. Я так жалею, что ты встретилась с этой Дженнифер Грегори! Зачем только она сбила тебя с толку, никогда ей этого не прощу!

— Мама, ведь мы вместе учились с Дженни в университете. А это вы с папой настояли, чтобы я в него поступила. Ее фамилия теперь Спеллман, а не Грегори. Что бы ты ни говорила, я считаю, Дженни подала мне прекрасную идею.

— Тоже мне идея — готовить для посторонних. Быть служанкой в чужом доме.

— Прекрати! — у Саманты от возмущения задрожал голос. — Ты заговорила, как Пол. А все совсем не так. Я просто буду поставлять готовую еду на дом, вот и все. Это моя работа, мама. Разве в кафе я занимаюсь не тем же самым?

— Есть разница: кафе твое, или, во всяком случае, ты его арендуешь на те деньги, что тебе оставила бабушка.

— Неважно, я не откажусь от кафе, а заодно буду поставлять еду на дом — любому, кто закажет.

— Хм, — миссис Максвелл ее объяснения не убедили. — А они — я хочу сказать, эти друзья Дженнифер — знают, что ты в ресторанном деле новичок?

— Нет, я профессионал.

— Не думаю, что диплом вечерних курсов может заменить настоящую выучку, — не отступала мать. — Может, они думают, ты работала в каком-нибудь большом лондонском ресторане. Интересно, что бы они сказали, увидев твой «Бочонок меда»?

— Меня это не очень-то волнует! — воскликнула Саманта, отодвигая тарелку с почти нетронутой едой. — Что ж, спасибо тебе за поддержку. Это как раз то, что мне нужно. А теперь пойду приму душ, если не возражаешь.

Миссис Максвелл вздохнула.

— Извини, — сказала она, видя, что дочь встает из-за стола, — наверное, я погорячилась. Но я беспокоюсь за тебя, Сэм, очень беспокоюсь. Тебе не кажется, что с тебя довольно? Ты и так слишком много на себя взвалила — кафе практически на тебе одной, а хочешь взвалить еще больше!

Саманта остановилась.

— А ты подумала о том, что на поставке готовых блюд я заработаю больше, чем может дать кафе? Я не собираюсь бросать его, а только хочу расширить дело. И, если получится, смогу нанять повара. Тогда мы сможем разнообразить меню — и для кафе, и на вывоз.

Мать нахмурилась.

— Ну хорошо, а что Пол говорит?

— Он как раз хочет, чтобы я держала кафе, пока мы не поженимся. А потом — кто знает? Думаю, он не станет долго мириться с тем, что я работаю. Не дольше года.

— Ну что ж, — вздохнула миссис Максвелл, — по-моему, это разумно. В конце концов, пока ты не встретила эту Дженнифер Грег… Спеллман, ты была вполне всем довольна. Это она тебе разбередила душу своими глупостями. Видите ли, она устраивает вечеринку, а ее в последнюю минуту подвели. Не успели мы опомниться, как ты уже помчалась в Лондон, загоревшись этой великой идеей.

— Мама, тот прием превосходно удался! Все это говорили. Веришь или нет, хорошие поставщики готовых блюд для домашнего стола сейчас на вес золота! Далеко в прошлом времена, когда люди могли себе позволить держать собственного повара. Кроме того, сейчас не найти тех, кто захочет этим заниматься. Во всяком случае, готовить на чужой кухне, — поспешно добавила Саманта, г Поэтому на мою работу такой большой спрос. Мы приезжаем, сервируем стол готовыми блюдами и уезжаем. А принять гостей дома — для всех гораздо удобнее и душевнее, чем тащить их в ресторан.

Миссис Максвелл покачала головой.

— Все равно, мне кажется, ты плохо себе представляешь, во что превратится твоя жизнь!

— Ты имеешь в виду бесконечные телефонные звонки? — улыбнулась Саманта. — Но ведь это здорово! Может быть, я смогу, если получится, иметь такую работу каждый вечер.

— Ты серьезно? — испугалась мать.

— Да нет, я же тебе говорила. Для начала я буду брать один или два заказа в неделю. Затем посмотрю, как у меня пойдет дело. Сейчас я озабочена вечеринкой в следующий вторник.

— В Мэйфере?

— Точнее, это в Белгравиа, — поправила Саманта. — Хотя в общем, да. Это Вест-Энд. Хозяйка бала — счастливая невеста — подруга Дженни. А вечеринка будет в доме жениха.

Миссис Максвелл снова покачала головой.

— Смотри, Сэм, будь осторожна. Эти люди, знаешь, не такие, как мы, а ты девочка симпатичная, и все у тебя на месте — так что остерегайся.

— Хорошо, мама, — улыбнулась Саманта.

— Ну-ну, можешь смеяться. Но я дело говорю. Кое-кто считает, что за деньги можно купить все на свете.

Взгляд Саманты потеплел.

— Мне понятно, что ты за меня волнуешься. Но не забудь, мне уже двадцать четыре. И я знаю, что делаю.

Саманта заглянула в гостиную, поздоровалась с отцом и младшей сестренкой Пенни и поднялась к себе в спальню. Она чувствовала себя совсем разбитой, но это была скорее не физическая, а душевная усталость. Ей дорого давались споры с Полом и матерью. Им трудно втолковать, как важна для нее собственная карьера! Надо признать, что после окончания университета у нее не было серьезных планов на будущее. Между тем, ей всегда нравилось возиться на кухне, пробовать незнакомые рецепты и придумывать что-то самой. Но это было просто развлечением до тех пор, пока отец не подал ей идею продавать сандвичи.

Мистер Максвелл, управляющий в ювелирном магазине на Хай-стрит, имел обыкновение ходить на ланч в паб по соседству, где к пиву подавали сандвичи, и при этом всегда шутил, что пиво в этом деле — лишнее. Он подсказал Саманте бизнес — делать сандвичи и привозить их в фургончике для него и на продажу. Этим Саманта и занималась, пока Пол не предложил арендовать под кафе небольшое помещение. Саманта стала в нем, а не дома, готовить сандвичи, и ее клиенты забирали их сами. Очень скоро она расширила меню за счет салатов, запеканок и домашних пирожков. Она назвала свое кафе «Бочонок меда» и за два года неплохо преуспела. Даже наняла помощницу на полный рабочий день, а ее бухгалтерские книги показывали устойчивый рост доходов. Однако задуманное теперь — нечто для нее совершенно новое. И как трудно оказалось это осуществить, когда все вокруг в один голос твердят, что она берется не за свое дело.

Стоя под душем, она старалась не смотреть на собственное отражение в зеркальной стенке, страшась увидеть за темными ресницами выражение своих серо-зеленых глаз, менявших цвет в зависимости от ее настроения. Неужели я чрезмерно честолюбива? — думала она, выдавливая из тюбика шампунь и намыливая волосы. Не этого ли боится Пол? Она никогда не задумывалась об этом, но не могла отрицать, что новые планы захватывают ее. Нужно будет придумать название для новой фирмы, — подумала она. «Бочонок меда» пусть остается за кафе. Может быть, «Милая хозяюшка»?

Накрытый стол выглядел превосходно, несмотря на то, что без нервотрепки не обошлось. Началось с пустяка: Саманта обнаружила, что несколько порций заливного из копченого лосося потеряли форму при перевозке. Хорошо, что она предусмотрительно приготовила их с избытком и смогла выйти из положения.

Затем мисс Мейнверинг, невеста хозяина, устроила скандал, не увидев на столе икры, и жениху стоило больших усилий успокоить ее и убедить, что без икры можно обойтись.

Он очень мил, думала Саманта, складывая свои вещи перед тем как уйти. К тому же он еще и князь, хотя этот титул в наше время звучит экзотически. Впрочем, для нее все эти люди — так называемое высшее общество — почти такая же экзотика. Она с особой горечью осознала это после стычки с язвительной Мелиссой Мейнверинг.

Но все равно этот прием был для нее хорошей пробой сил и преподал ей полезный урок на будущее. Например, она поняла, что организовать фуршетт куда труднее, чем обыкновенный ужин. Только удача помогла ей на сей раз выпутаться и не ударить в грязь лицом. Зря она старалась сохранить пиццу горячей. Все равно она на столе моментально остынет еще до появления гостей. Хорошо, что ее пицца одинаково вкусна как в горячем, так и в холодном виде. Саманта догадалась нарезать ее не большими кусками, а мелкими ромбиками, которые легко накалывались на вилочки для коктейля.

К счастью, остальные блюда не доставили ей хлопот. Ее пироги и кулебяки аппетитно смотрелись на фоне тонких узорных салфеток. Мясные закуски и салаты Саманта украсила стебельками спаржи, а аромат бисквитов подчеркнула бутонами алых роз. Когда, наконец, все было готово и она могла уйти, подоспевшие первые гости принялись восхищаться плодами ее трудов. Оставалось только надеяться, что вкус еды вызовет такой же восторг, как ее вид. Согласно условиям этой формы обслуживания ей не придется задерживаться, чтобы самой убедиться в этом.

А жаль — ведь ей так понравилось работать на здешней кухне. Пол, выложенный кафельной плиткой, и массивная кухонная мебель красного дерева напоминали викторианские кухни, которые Саманта видела на картинках. Но никакая викторианская кухня не могла бы похвастаться такой чистотой и обилием технических новинок, превращающих стряпню в сплошное удовольствие.

Комнаты наверху тоже впечатляли. Двери между ними раздвигались, создавая громадное пространство для приема гостей, и хотя Саманте, пока она вместе с нанятыми по этому случаю официантами бегала вверх-вниз, накрывая на столы, некогда было особенно рассматривать обтянутые ситцем стены и высокие резные потолки, ей все стало ясно. Все говорило о том, что князь Георгий отнюдь не принадлежит к обнищавшей аристократии. Наоборот, судя по всему, он безмерно богат, и мисс Мейнверинг наверняка отдавала должное этому факту.

Недобрая мысль, — строго упрекнула себя Саманта, укладывая судки и тарелки в сумку-холодильник. В конце концов, о Мелиссе Мейнверинг ей известно только то, что она подруга Дженни и обожает икру. Если она, Саманта, хочет добиться успеха в своем новом бизнесе, ей придется научиться ладить со всеми. Даже с избалованными богатенькими фифами вроде этой Мелиссы, которые по любому поводу закатывают истерики!

Саманта была так поглощена своими мыслями и сборами, что буквально остолбенела от неожиданности, когда, обернувшись, увидела незнакомца, стоявшего прислонясь спиной к высокому холодильнику. Она считала, что одна на кухне: все нанятые на вечер официанты суетились наверху. Но этот человек не был официантом, и тут же Саманта заметила позади него полуоткрытую дверь.

До этого она не обратила внимания, что на кухне есть черный ход. В этом солидном респектабельном доме, стоявшем в ряду таких же георгианских построек, было три просторных жилых этажа, покоящихся на массивном цоколе. В цокольный этаж, где сейчас находилась Саманта, вела с фасада широкая парадная лестница, поэтому ей в голову не пришло, что может быть и еще одна дверь. Или что она может быть не заперта.

С пересохшим от волнения ртом, Саманта разглядывала незнакомца. Кто он такой? Кто-то из прислуги? Вор? Он не очень похож на англичанина, и хотя не кажется таким массивным, как Пол, обладает статным мускулистым телом. Она прикинула, что в нем не меньше шести футов — он ниже Пола, но производит впечатление более мужественного и сильного. Его темная густая шевелюра соскучилась по ножницам, а подбородок — по бритве. Слегка запущенный вид усугублялся тем, что он был одет во все черное.

Подавив страх, Саманта решила, что единственный выход для нее — усыпить бдительность незнакомца. Убежать от него не удастся: чтобы достичь двери ей надо обогнуть стол, тут он ее и поймает. Чутье подсказывало ей, что он обладает ловкостью хищника, что-то хищное было в его облике; может быть, все же он не тронет ее, если убедится, что она не представляет для него никакой опасности.

— Я… э-э-э… Вечеринка не здесь, а наверху, — промямлила она, дрожа, и чуть не вскрикнула, случайно задев рукой звякнувшую тарелку. О Боже! Она изо всех сил старалась не делать движений, которые могут его насторожить. Но если так и дальше пойдет, он поймет, что она парализована страхом.

— Знаю, — бросил он, не меняя позы. — Извините, если я вас напугал, — добавил он. — Гости Иванова уже, наверное, собрались?

Глаза Саманты сузились: он сказал «гости Иванова»! Значит, он знает, чей это дом. Хорошо это или плохо? Она слишком нервничала, чтобы сообразить.

К тому же его голос волновал ее. У него был хриплый грубоватый бас, но речь образованного человека, без лондонского уличного акцента, который можно было бы у него ожидать.

Мужчина пошевелился, и Саманта невольно попятилась. Она не знала, чего от него можно ожидать, и, заметив рядом с собой на столике нож, которым резала пиццу, машинально схватила его.

— Наверное, вас интересует, что я здесь делаю, — начал незнакомец с язвительной усмешкой, от которой у Саманты перехватило дыхание. Она бессознательно отметила, что нижняя губа у него, пожалуй, тонковата, а верхняя — пухлая и чувственная. Интересно, — неожиданно для себя подумала она, — это признак тонкой натуры или наоборот животного начала?

— Меня… нисколько, — пробормотала она, боясь, что ее голос прозвучал слишком высоко.

Саманта чуть подвинула вперед сумку-холодильник, чтобы незнакомцу не был виден нож, и крепче сжала рукоятку. — А вы… вы гость господина Иванова?

Его лицо озарила улыбка, обнажившая белые зубы, а мелькнувший в уголке рта язык довершил довольную гримасу.

— Господина Иванова? — переспросил он с ударением на первом слове, а она почему-то отметила про себя, что у него притягательная улыбка. — Из этого следует, что вы не очень близко с ним знакомы.

Саманта поджала губы. Он решил так потому, что она не сказала «князя Иванова»? Или потому, что назвала его господином?

— Я? Конечно, — сказала она, понимая, что незнакомец не ответил на ее вопрос. Ее пальцы крепче сжали нож. — П-почему вы не поднимаетесь к гостям?

Саманта сознательно шла на риск. Она не имела представления, что он станет делать, оказавшись среди гостей, но это в конце концов давало ей шанс вызвать полицию. А пока нечего было и пытаться изображать героиню — раз он такой здоровенный и сильный. Если у нее и хватит смелости пустить в ход нож, то только для самозащиты, и уж никак для того, чтобы помешать ему проникнуть к гостям. Ее бросало в жар от одной мысли о том, чтобы вонзить лезвие в его тело.

— И правда, — сказал он, сунув руки в карманы кожаной куртки, — почему бы мне туда не пойти? — При этом его тяжелые веки слегка опустились, затемнив и без того черные глаза. Надежда, едва забрезжившая перед Самантой, в миг исчезла. — Ну, так что же вы здесь делаете? пойти?

— Я? — ее голос больше смахивал на мышиный писк, и она закашлялась. — Я… я, — она что было сил старалась говорить непринужденно, — я накрывала на стол.

— Накрывала на стол, — повторил он с недоверием в голосе. Саманта подумала, что в длинном свитере и черных леггинсах она совсем не похожа на официантку. Она только что переоделась, сняв свою рабочую одежду — белую блузку и короткую черную юбку. И переодевалась она прямо здесь, всего пару минут назад, — с ужасом вспомнила она. Господи! Хорошо еще, что он не застал ее в лифчике и трусиках!

— Да, я обслуживаю этот прием, — подтвердила она, обрадовавшись, что хоть одной неприятности избежала. — А теперь вот заканчиваю тут. Собираю свои вещи.

Он задумался, сведя вместе свои прямые брови. У него и брови красивые, — снова отметила она, — густые и темные как и волосы; нос прямой, хорошей формы, высокие выдающиеся скулы над чуть впалыми щеками. В общем, призналась она себе, его лицо волнует и привлекает — и тут же мысленно выругала себя за легкомыслие. Господи боже мой, он ведь грабитель, а может быть и того хуже! Как можно думать о его привлекательности! Для этого надо совсем потерять разум!

Незнакомец сделал шаг к столу, и Саманта тут же забыла о его внешности. Ее снова охватил панический страх, и когда он протянул руку к ее сумке-холодильнику, у Саманты сдали нервы. Сжав обеими руками нож, она выставила его перед собой:

— Не смейте трогать! — закричала она, не в силах больше сдерживаться. — Отойдите от стола! Не то… не то я вас ножом… вот увидите!

Казалось, он был шокирован и обескуражен не меньше, чем она напугана. Он сочувственно посмотрел на нее, как смотрят на душевнобольных и, вынув руки из карманов, протянул их в примирительном жесте:

— Ну же, — сказал он, — успокойтесь…

— Держитесь от меня подальше! — Саманта дрожала как осиновый лист, отчаянно сжимая нож. Отступать ей было некуда. Она ясно показала, что не доверяет ему, и теперь он ее враг.

— Пожалуйста, — уговаривал он ее, — положите нож. Вы совершаете ужасную ошибку…

— А вы совершили ошибку, прийдя сюда, — парировала она, оглядываясь, чтобы прикинуть расстояние до лестницы. — Немедленно убирайтесь отсюда, если в вас есть хоть капля разума. Если, когда я вернусь, вы еще будете здесь, тогда полиция… ой!

Внезапным броском он оказался рядом и схватил ее за руку, крепко сжав запястье. Нож со звоном выпал, и, прежде чем Саманта успела опомниться, незнакомец резким движением прижал ее к себе.

Первой ее безумной мыслью было: она оказалась права, тело у него более сильное и упругое, чем у Пола. А вслед за этим она подумала, нет, он не джентльмен. Разве джентльмен может заломить женщине руку так, что она едва не сломалась. А зачем он прижал ее к себе, неужели боится, что она приемами карате сделает из него отбивную? Она, конечно, умеет делать отбивные, но только из баранины или свинины; не будь положение так серьезно, эта мысль могла бы ее позабавить.

Из ее горла вырвался страшный вопль, нечто среднее между истерическим смехом и стоном от боли. В ответ он чуть-чуть ослабил захват и немного отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Ты что, ненормальная? — воскликнул он, и Саманта с облегчением поняла, что он вовсе не так ужасен, как ей казалось минуту назад. Однако она почувствовала в его дыхании запах алкоголя.

— Не вам говорить это! — осмелела она, пытаясь освободить руку. — Это вы сюда вломились!

— Ты это серьезно? — спросил он, прищурившись, и Саманта подумала, что для мужчины у него невероятно длинные ресницы. Однако что-то слишком много внимания она уделяет его внешности, пора бы взять себя в руки. — Я сюда не вламывался, — добавил он с раздражением, — хочешь верь, хочешь нет, но меня пригласили.

— Неужели? — Саманта сильно сомневалась в том, что он сказал правду, но поскольку он все еще заламывал ей руку, причем довольно больно, выбора у нее не было.

— Именно так, — он позволил ей освободить затекшую руку, но по-прежнему прижимал ее к себе за талию. — Можно надеяться, что, если я тебя отпущу, ты не станешь снова выкидывать фокусы?

Саманта криво улыбнулась дрожащими губами.

— Нет… не стану, — сказала она, начиная осознавать двусмысленность ситуации. Понимал он это или нет, но она остро чувствовала опасность, исходящую от близости мужского тела, от его мускулистых бедер, грозивших оказаться у нее между ног. — Так вы уйдете или нет? То есть, я хочу сказать, пустите меня, я уйду! — прибавила она, покраснев.

К ее удивлению, черные, как уголь, глаза незнакомца стали еще темнее. Саманта ни за что бы не поверила, что такое возможно, но они потемнели за счет того, что в зрачках зажглось любопытство, а взгляд обрел глубину и мягкость.

— Мне уйти? Ты этого хочешь? — спросил он, и в его голосе послышались томные хрипловатые нотки, от которых у Саманты пробежали по телу мурашки. Господи Боже, он невероятно сексуален, — подумала она, теряя контроль над собой. Дело не в том, что он говорит, а в том, как, каким тоном. Она нервно провела языком по своим пересохшим губам.

— Я… — начала она, зная, как следует ответить, и все же не решаясь. И в этот миг тишину рассек, словно мечом, резкий, слишком хорошо запомнившийся Саманте голос:

— Мэтти! Мэтти, это ты? Господи, что ты тут делаешь?

В коротеньком платье из хрустящей голубой тафты по ступенькам спускалась Мелисса Мейнверинг. Платье откликалось на каждое ее движение и соблазнительно демонстрировало жемчужно-белое плечо, приглашая восхититься гладкостью кожи и округлостью зрелых форм.

Незнакомец напрягся всем телом — именно так можно было охарактеризовать происшедшую с ним перемену. Не сразу, но резко он отпустил Саманту и отпрянул от нее, попав в полосу резкого света, странно исказившего его лицо. Саманта попыталась овладеть собой, хотя это оказалось не так просто под испепеляющим взглядом Мелиссы.

Мелисса спустилась вниз; ее высокие каблучки уже стучали по кафельному полу кухни. Внимание ее было целиком поглощено незнакомцем, и, хотя ей явно не понравилась поза, в которой она их застала, увидев, что он отступил в сторону, она смягчилась.

— Ты все-таки пришел, — сказала она, не скрывая удовлетворения. — Я надеялась, что ты придешь.

— Неужели? — произнес он равнодушно, но Саманта поняла, что незнакомец старается скрыть свои истинные чувства. Она сразу отметила скованность и неуверенность, звучавшую в его голосе. Между ними что-то происходит — что, Саманте не известно, но у нее есть только одно желание — убраться отсюда как можно скорее.

— И все же это так. — Пристальный взгляд Мелиссы остановился на Саманте, заставив ее поежиться от неловкости. То, что они с Мелиссой уже успели схлестнуться наверху, усугубляло взаимную неприязнь. — Я вижу, мисс Максвелл тебя впустила.

— Я сам себя впустил, — возразил незнакомец, но Мелисса не унималась.

— Однако вы знакомы, не так ли? — испытующе произнесла она, нервно поглаживая свои локти тонкими пальчиками.

— Нет. — Тот, кого она называла «Мэтт», переминался с ноги на ногу, не вынимая рук из карманов кожаной куртки. — Мисс Максвелл? — бросил он вопросительный взгляд на Саманту, и та утвердительно кивнула в ответ, — мисс Максвелл решила, что я грабитель или вроде того.

Мелисса нахмурилась.

— Это правда? — спросила она.

— Увы, — вздохнула Саманта.

— Я сам виноват, нечего было лезть через черный ход, — заявил Мэтт. Он наклонился, поднял с пола нож, при этом покосившись на Саманту, и молча положил его на стол. — Ну так что, Мелисса, принимаешь поздравления? Нашла наконец чудака, который заглотил твой крючок?

Этот выпад поразил Саманту, а уж Мелисса — та просто взвилась.

— Ах ты подонок! — задохнулась она от гнева, удесятеренного тем, что другая женщина стала свидетельницей ее унижения.

Да, с тоской подумала Саманта, — эта вечеринка вряд ли добавит ей полезных знакомств, уж Мелисса постарается. И в то же время Саманта почему-то испытывала удовлетворение, видя, как этот человек — Мэтт? Мэтью? — несмотря ни на что сохраняет достоинство и самообладание.

— Извините… я пойду, — пробормотала Саманта, решив не испытывать судьбу; одно дело — оказаться нежелательной свидетельницей, и совсем другое — участницей их ссоры.

— Куда это вы собрались? — возмутилась Мелисса.

Саманта прикусила губу.

— Я уезжаю, моя работа окончена.

— Как бы не так! — Мелисса стрельнула глазами в сторону Мэтью. — Гости только начали ужинать. Через несколько часов можно будет убирать со стола. Посидите пока в ванной, или где-нибудь еще. Нам с мистером Патнемом надо побыть наедине.

— Ну уж нет. — Саманта побросала в сумки оставшиеся вещи и резко застегнула все молнии.

Пусть вся ее посуда разобьется в черепки, ей наплевать, лишь бы выбраться отсюда. — Я… вы… то есть я хочу сказать, князю известно, что я только накрываю на стол. Мы не договаривались, чтобы я убирала за гостями.

— Почему же нет? — Мелисса скорчила подозрительную гримасу, сделавшую ее, мягко говоря, мало привлекательной. — Вы ведь официантка, не так ли? Вот и занимайтесь своим делом.

— Я вовсе не официантка, — разозлилась Саманта, подхватывая на ходу свою куртку и сумки, — в мои обязанности входит привезти продукты, и все. — Готовить было куда легче, чем объясняться с Мелиссой. — А теперь, повторяю, мне пора. Уже поздно, а мне далеко ехать.

У Мелиссы был такой вид, будто она вот-вот бросится на Саманту, но она ограничилась саркастической усмешкой.

— Ну так можете сказать своему хозяину, что мы недовольны обслуживанием, — злобно заявила Мелисса. — Ах да, и не забудьте сказать про икру. Вы, надеюсь, знаете, что такое икра?

Саманта стиснула зубы, чтобы сдержаться и не уронить себя в глазах стоящего рядом смуглолицего мужчины, который наблюдал за происходящим с кривой усмешкой.

— Не забуду, — выпалила она, пробираясь к двери с сумками, задевавшими за стенные шкафы. Ну вот, почти дошла. Как бы исхитриться, — думала она, — чтобы открыть дверь, не выпуская из рук поклажу? И тут вмешался незнакомец.

— Позвольте, я помогу, — сказал он, услужливо распахнув перед ней двери и получив в ответ благодарную улыбку. — Будьте осторожны за рулем! — крикнул он ей вдогонку. В спешке Саманта ему не ответила. Оглянувшись, она увидела, как Мелисса, схватив незнакомца за руку, затащила его назад в дом. И последнее, что видела Саманта уже из окна машины — они стоят близко-близко друг к другу, и руки Мелиссы с алым маникюром обнимают его.

Глава 3

В «Бочонке меда» был час пик. Саманта раскладывала фирменную лапшу собственного приготовления в керамические горшочки перед тем как поместить их в микроволновую печь, когда увидела, что в кафе входит Мэтью.

Ей показалось странным, что она сразу заметила его. Позднее она говорила себе, что ее внимание привлек легкий шум, вызванный появлением среди завсегдатаев, всегда заполнявших кафе в этот обеденный час, — банковских клерков, продавцов и тому подобной публики, — человека в кожаной куртке. Как бы то ни было, глядя, как он шагает между столиками, она снова почувствовала страх.

Ее помощница Дебби Дональдсон, в обязанности которой входило обслуживание посетителей в зале и уборка посуды, перехватила его на полпути к прилавку, в котором были выставлены холодные закуски.

— Желаете столик на одного? — услужливо спросила она, испытующе разглядывая своими широко распахнутыми голубыми глазами его смуглое красивое лицо и крепкую мускулистую фигуру.

— Что? — не понял он, так как не сводил глаз с Саманты, которая продолжала торопливо наполнять формочки, притворяясь, что не видит его. — Ах да, конечно, — нетерпеливо согласился он, мельком окинув взглядом зал и переведя его на Дебби. — Вы мне найдете место?

— Разумеется.

Язычок Дебби маняще промелькнул между губами, и Саманта, про себя усмехнувшись тому, как впечатлительна молодежь, ощутила острый укол в сердце. Интересно, что он здесь делает? — подумала она и выругалась про себя, дуя на обожженный палец. Итон-гейт и Белгравиа отсюда неблизко. Как же он все-таки ее разыскал? И кто он такой, в конце концов?

Незаметно оглядев зал, Саманта увидела, что Дебби усадила Мэтью за маленький столик в эркере. Этот столик, один из двух, оставшихся незанятыми, обычно предназначался для мистера Гарриса, управляющего местным жилищным товариществом. Но Дебби была так увлечена, что не смотрела в сторону Саманты, и та не могла подать ей знак, что столик заказан. Все внимание Дебби было поглощено новым посетителем — как, впрочем, и внимание всех присутствующих женщин.

Что ж, их трудно за это осудить, с грустью признала Саманта, пытаясь сосредоточиться на своем занятии. Мэтью сегодня был чисто выбрит; его чуть узкие глаза и правильные, резкие черты лица выдавали затаенную чувственность. Две порции сосисок, булочка с корицей, два сандвича с кресс-салатом и яйцом, — твердила про себя Саманта, стараясь не перепутать заказы. Но ей мешало его присутствие, напоминая о случившемся позавчера, об их странной встрече на кухне в доме князя Георгия.

Она стремилась забыть о том, что там произошло. Ей не хотелось вспоминать чувства, пережитые в тот вечер. И это естественно, зачем ей зацикливаться на страхе, которого она натерпелась по его вине, уговаривала она себя. Но правда состояла в том, что, выбив нож у нее из рук, он заставил ее затем испытать совсем другие чувства.

Он обезоружил ее в прямом и переносном смысле слова, — подумала Саманта с ужасом, вынужденная признаться себе в этом. А кому бы захотелось держать в памяти то, что ей наговорила Мелисса Мейнверинг? Нет, это был просто ужасный вечер. Он заставил ее серьезно задуматься над тем, стоит ли продолжать едва начатое дело.

— Он сказал, что хочет поговорить с тобой. Саманта не сразу услышала, что Дебби обращается к ней, к тому же с обидой в голосе.

— Кто? — спросила она, даже не взглянув в зал, что вызвало у Дебби подозрение.

— А как ты думаешь, кто? — съязвила Дебби. — Вон тот остряк, что сидит у окна. Подумаешь, изображает из себя Мэла Гибсона.

Саманта быстро заморгала, на этот раз смутившись по-настоящему:

— Мэла Гибсона? — повторила она.

— Вот именно. И не говори, что ты его не заметила. Ты заметила его так же хорошо, как добрая половина женщин в этом квартале, — изрекла Дебби тоном, которым уличают в шалости пятилетнего ребенка. Саманта раздраженно вздохнула и по ошибке сложила вместе два намазанных пастой кусочка хлеба.

— Ну и что ему нужно? — спросила она, моля Бога, чтобы предмет ее раздражения не успел рассказать Дебби об их предыдущей встрече. Девушка в ответ пожала плечами:

— Не знаю. Он сказал только, что хочет с тобой поговорить. Это твой знакомый? Он что, приятель Пола?

— Ну, что ты, — вырвалось у Саманты, о чем она тут же пожалела и постаралась исправиться. — Сама посуди, разве он похож на приятелей Пола?

Дебби стрельнула глазами через плечо.

— Да уж, — согласилась она. — Не представляю себе Пола в кожаной куртке. Где бы он стал ее носить? — Она обернулась к хозяйке. — Так что, по-твоему, ему нужно? Может, он рэкетир? Может, он явился требовать деньги за нашу охрану?

Это позабавило Саманту, но ее нервозность не исчезла.

— Ну ты и скажешь — рэкетир! — Господи, Дебби не занимать воображения. Саманта задумалась. А что, если предположение Дебби не так уж абсурдно. Может быть Саманта как раз нуждается в защите. Но в защите от него самого!

— Так ты пойдешь к нему или нет? — настаивала Дебби, обиженная тем, что ее идея столь решительно отвергнута. — Я подумала, вдруг у него для тебя письмо или что-нибудь в этом роде. Знаешь, есть такие службы, которые развозят срочные письма. По-моему, он сюда на мопеде приехал.

— Неужели? — Саманта позволила себе еще раз взглянуть в его сторону. К ее радости, он смотрел в окно и не заметил этого. Но ее снова поразила собственная реакция — трепет от одного взгляда на этого мирно сидящего мужчину.

— По крайней мере мне так кажется. — Дебби отстранила Саманту и сама взялась за сандвичи. — Иди. Тебе лучше самой узнать, чего ему надо. У меня такое ощущение, что он отсюда не уйдет, пока не поговорит с тобой.

Судорожно вздохнув, Саманта оглядела свой передник. Первым ее побуждением было снять его, но она, разумеется, делать этого не стала. Можно предположить, что он пришел просто перекусить, как все остальные посетители, а попросил, чтобы она его обслужила только потому, что они раньше встречались, и ему приятней воспользоваться услугами знакомого человека. И потом, она представила себе реакцию Дебби, если бы принялась прихорашиваться для разговора с ним. Он и так произвел переполох одним своим появлением. Полу наверняка это станет известно, так зачем осложнять их и без того непростые отношения?

В конце концов она направилась к нему через зал, чувствуя дрожь в коленках. Завсегдатаи провожали ее кривыми улыбками и лаконичными репликами. Не то чтобы ей никогда не приходилось самой обслуживать посетителей. Наоборот, порой и она, и Дебби сбивались с ног, чтобы все остались довольны, особенно в конце недели. Но это совсем другое дело. Теперь же ей нелегко держаться естественно под пристальным взглядом Дебби.

Мэтью порывался встать при ее приближении, но тут же сообразив, что ситуация не та, остался в прежней раскованной позе, нога на ногу, небрежно перебросив руку через спинку соседнего стула.

— Вы извините, что я не встаю, — произнес он, когда Саманта подошла к его столику, и она невольно сразу напряглась.

— Что вам принести? — спросила она, благоразумно не замечая его попытки завести разговор. — Меню перед вами.

— Да, я вижу. — Он небрежно пробежал глазами меню. — А что бы вы мне посоветовали? — Он осмотрелся вокруг. — Похоже, здесь пользуется успехом лапша.

Саманта сжала кулаки в карманах передника.

— Что вы хотите? — спросила она, и оба понимали, что речь не о еде. — Я очень занята.

— Да, разумеется. — Он не сводил своих темных глаз с ее покрасневших щек и падающих на лоб влажных прядей. — Давно у вас это кафе?

— Два года, если вам это интересно. — Нервозность Саманты сменилась раздражением. — Послушайте, я не знаю, зачем вы пришли, но мне это неприятно. А теперь, если хотите пообедать — милости прошу. В противном случае мне придется попросить вас освободить столик.

На его губах промелькнула усмешка, но он послушно потянулся за меню.

— Я бы заказал сандвич с сыром, — сказал он после паузы. — О, и еще пиво. Если у вас оно есть.

Саманта была уверена: он понимает, что у нее нет лицензии на продажу алкогольных напитков, и просто издевается.

— Вместо пива будет фруктовый сок, — заявила она, отдавая себе отчет в том, что не имеет права отказать ему в обслуживании. И, вспомнив, что в тот злополучный вечер он был в подпитии, сухо добавила:

— Может, вам лучше пойти в паб?

— Нет, я останусь здесь, — ответил он, возвращая меню, — спасибо.

Саманта, поняв, что нет смысла тянуть время, повернулась и уверенным шагом вернулась на кухню. Однако она была выбита из колеи, что не укрылось от бдительного взгляда Дебби.

— Что он сказал? — спросила Дебби, сгорая от любопытства.

— Ничего, — хмуро ответила Саманта, понимая, что недомолвками может вызвать у девушки подозрение. — Он хочет сандвич с сыром и стакан апельсинового сока. Можешь ему это отнести.

— Я? — удивилась Дебби. — Почему же тогда он просил, чтобы ты его обслужила?

— Кто его знает, — Саманта принялась готовить сандвич. — Пойди лучше посмотри, не появились ли свободные места. Хоть ты и отдала столик мистера Гарриса, его надо будет где-то посадить.

Дебби поджала губки.

— С тобой все в порядке, Сэм? — не отставала Дебби, видя, что с хозяйкой что-то не так, и интуитивно желая помочь. — Ты какая-то грустная.

— Не глупи, Дебби, — Саманта через силу улыбнулась, помещая сандвич с сыром в гриль. — Просто меня огорчило, что ты не известно почему не хочешь… не берешь этот заказ, вот и все. А теперь поторопись. Все почти готово.

В следующие полчаса Саманта совсем закрутилась и почти забыла о незваном госте. Пришлось как всегда разогревать и украшать для подачи горячие блюда, готовить салаты и сандвичи, составлять в моечную машину грязную посуду. Если Дебби и находила, что Саманта молчаливее обычного, вслух она об этом не высказывалась, у нее тоже было полно работы. Только когда кафе почти опустело, Саманта заметила, что ее гость все еще не ушел.

— Пойди скажи ему, что мы сейчас закрываемся, — буркнула Саманта, но Дебби решительно покачала головой.

— Мы ведь закрываемся только в половине шестого. Ври ему сама, если тебе так хочется. Он был недоволен, когда я принесла ему заказ; так что не жди, что я буду за тебя расхлебывать кашу.

Саманта поморщилась.

— Я всего лишь прошу тебя мне немного подыграть. Он понятия не имеет, как мы работаем.

— С чего ты взяла? — Дебби снова с подозрением взглянула на Саманту, чем вызвала ее раздраженный вздох.

— Я не знаю, то есть не уверена. Но ведь раньше ты его здесь не видела, правда? Он явно не станет выяснять, когда мы закрываемся.

— Это написано на входной двери, — язвительно заметила Дебби, и Саманта была вынуждена признать, что совсем забыла об этом.

— О'кей. — сдалась она. — Пойду посмотрю, доел ли он свой сандвич.

При ее приближении к столику Мэтью поднял глаза и отложил в сторону газету.

— То, что надо, — произнес он, но нервозность помешала Саманте сразу понять, о чем речь. — Я имею в виду сандвич, — уточнил он, видя ее недоумение. — Как раз по моему вкусу. Вы кладете сыра ровно столько, сколько нужно.

Саманта вздохнула.

— Спасибо, — проговорила она, — это все? Хотите счет?

— Чего бы я хотел, так это чтобы вы присели со мной рядом, — спокойно, без тени насмешки ответил Мэтью. — Вы себя просто загоняли, по крайней мере за последний час, и заслужили передышку.

— Я передохну, когда уйдут все посетители, — твердо сказала Саманта, сожалея, что не успела принять душ прежде чем подойти к его столику. Ее заплетенные в косу русые волосы растрепались, а лицо было потное. Казалось бы, — с чего волноваться, в каком виде она предстанет перед ним, но ей это было не безразлично. У нее перед глазами стояло бледное утонченное лицо Мелиссы Мейнверинг и ее длинные изящные пальцы, ухватившие рукав кожаной куртки.

Пожав плечами, Мэтью поднялся, тем самым поставив ее в невыгодное положение. На своих низких каблуках Саманта была не выше пяти с половиной футов, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы при разговоре видеть его лицо.

— В котором часу вы закрываете? — спросил он, и Саманта, настроенная на то, что он спросит, сколько с него, отпрянула от неожиданности.

— Я… в половине шестого, — ответила она, сознавая, что ложь ее не спасет. — Э-э-э… с вас два фунта двадцать пенсов. Полтора за сандвич и семьдесят пенсов за сок.

Зря она поспешила спросить с него деньги. Надо было сказать, что его угощают за счет заведения. Но это привлекло бы внимание Дебби, и пришлось бы ей все объяснять.

— Что-что? — переспросил он. И, когда до него дошел смысл ее слов, достал из кармана брюк пятифунтовую бумажку. — Пожалуйста. А теперь… не посидите ли вы со мной где-нибудь после работы?

Саманта растерялась.

— К чему это?

— А почему бы нет? — пожал он плечами.

— Я не могу. — Саманта отрицательно покачала головой.

— Почему не можете?

Саманта оглянулась, чтобы убедиться, что Дебби не подслушивает, и показала ему подаренный Полом перстенек с бриллиантом на левой руке.

— Думаю, моему жениху это не понравится. Он шумно вздохнул.

— Я всего лишь приглашаю вас посидеть и выпить со мной рюмочку, другую. В мои планы не входит тащить вас в постель, — в его грубоватом тоне чувствовался сарказм.

Щеки Саманты запылали.

— А вам и не представится такого случая! — с жаром отрезала она, пытаясь справиться со своим возмущением. Интересно, Мелисса Мейнверинг его любовница? Наверное, поэтому он обращался с ней так пренебрежительно.

— Всякое бывает, — он явно не принимал ее отказ всерьез. — Ну так что, принимаете мое приглашение? Мы пойдем, куда скажете. Вы здесь ориентируетесь лучше меня.

Она представила себе, как они будут сидеть в каком-нибудь прокуренном баре в опасной близости друг от друга и словно наяву ощутила рядом его мощное сильное бедро, его горячее дыхание у своего пылающего виска…

Сделав над собой усилие, она отогнала эти мысли и попыталась сделать безразличный вид.

— Я не могу, — повторила она, сжимая в повлажневших пальцах полученную от него банкноту, — сейчас принесу вам сдачу.

Но, закрывая ящик кассы, она увидела, что его уже нет в кафе. Саманта чувствовала себя как дешевая девка, которой не заплатили. Не помогло даже появление Дебби, успевшей заглянуть ей через плечо. «О, чаевые», — воскликнула Дебби, продолжая вытирать столы. А Саманте хотелось выбросить эти деньги на улицу ему вслед.

Постепенно спускался вечер. После обеденных хлопот работы обычно бывало немного. Изредка заглядывали молодые мамы, прогуливающие своих чад, и женщины постарше заходили передохнуть от беготни по магазинам.

Дебби ушла за пять минут до закрытия. Саманта обычно позволяла ей уйти пораньше, чтобы она успела на свой автобус, отправлявшийся в пять тридцать пять. Иначе пришлось бы подвозить ее до дома, делая для этого изрядный крюк.

Сегодня вечером у Саманты было назначено свидание с Полом, поэтому, вывесив на двери табличку «Закрыт о», она заторопилась домой. Они с Полом собирались в кино, и он должен был заехать за ней в четверть восьмого. У нее было время для того, чтобы принять душ и, может быть, разобраться в своих чувствах.

Она вышла из кафе без двадцати шесть, включила охранное устройство и заперла дверь. Вечер был прохладный, накрапывал дождик. Саманта надеялась, что к Пасхе потеплеет. До нее осталось всего две недели, и самые смелые вишневые деревца в парке дерзнули раскрыть лепестки, срываемые и уносимые восточным ветром. Нынешняя весна была одной из самых холодных на ее памяти, и Саманта, пробегая к машине, плотнее запахнула пальто.

Машина завелась только со второй попытки, и Саманта тронулась с места. Фургончик до сих пор ее не подводил, хотя давно стало ясно, что пора поменять его на машину посолиднее.

А как это сделать, — с грустью подумала Саманта, если не расширять свое дело, отказаться от доставки еды на дом? Она выжидала просвета в плотном потоке машин, чтобы вклиниться. Для разъездов по городу фургончик ее вполне устраивал, а на большие расстояния она обычно не ездила, разве что вместе с Полом.

Размышления о покупке новой машины и расширении дела невольно вызвали в памяти образ того человека. Саманта не могла забыть о том, что произошло сегодня, хотя прилагала немало усилий, чтобы отогнать от себя мысли об этом. Надо признать, ее раздирало любопытство, для чего он ее разыскал. Как бы это ни казалось невероятным, не исключено, что он мог заинтересоваться ею, и при одной этой мысли ее охватывала дрожь.

Смотри на вещи трезво! — сердито одернула она себя, останавливаясь у светофора. Разве может такой человек, как он, обратить внимание на простую девушку вроде нее? Она не эффектна; в ней нет изысканности и особой привлекательности. Пожалуй, ее единственное достоинство — невероятно длинные ноги и божественно стройная фигура. По правде говоря, бюст у нее был немного великоват, а на мягкие русые волосы приходилось делать «химию», чтобы держалась прическа. После ее последнего визита в парикмахерскую прошло немало времени, волосы были ни то ни се, и на работе ей приходилось заплетать их в косу. А если взять в целом, — думала Саманта, — она совсем не то, к чему он привык, пусть даже он не такой богач, как его счастливый соперник князь Георгий.

Саманта сочла, что именно это последнее обстоятельство было причиной того, что он явился на вечеринку не так, как все гости. Ясно, что они с Мелиссой Мейнверинг знакомы гораздо ближе, чем думает ее богатенький жених. Но мисс Мейнверинг наверняка исподволь постоянно подыскивала себе варианты получше. Вот она и предпочла благополучие… чему? Любви? Саманта поморщилась. Скорее, похоти, — пренебрежительно подумала она, досадуя на то, что ее мысли приняли такой оборот, и все же живо вообразила Мелиссу в постели с ним, а, осознав, какие чувства вызывает в ней эта картина, расстроилась.

Кончилось тем, что весь вечер она старалась всячески угождать Полу. Конечно, он не понял, в чем дело. Просто решил, что она настроена к нему благосклоннее обычного. Это поставило ее в затруднительное положение, когда наступил момент прощания. Пол, естественно, предположил, что его настойчивость наконец-то будет вознаграждена, и поэтому, когда она наконец попала к себе домой, настроение у нее было удрученное. Почему она не может вести себя так, как другие девушки? — думала Саманта, расчесывая на ночь волосы. Конечно, большинство ее школьных подруг уже замужем, и для них не существует этой проблемы. Но она помнит, как они рассказывали о своих приключениях до свадьбы. А ведь ее чувство к Полу совершенно не похоже на то, о чем тогда говорилось шепотом.

На следующее утро, едва она пришла на работу, зазвонил телефон. Саманта сняла трубку и услышала незнакомый голос:

— Мисс Максвелл, будьте добры.

— Я слушаю, — ответила она, машинально нащупывая записную книжку. Утро выдалось солнечное, все вчерашние мрачные мысли рассеялись, и она заранее решила, что, если это звонок с приглашением обслужить какой-нибудь званый ужин, она его примет.

— Я слышал, что у вас есть отдел по доставке готовых блюд на дом, — произнес незнакомый мужской голос, и Саманта невольно опустилась на стул. Это сильно сказано: на самом деле для блюд, доставляемых на дом, выделен тесный чуланчик.

— Да, верно, — ответила Саманта. — На днях я организовала стол для пары вечеринок. А что вы хотите заказать? Выбор холодных закусок у нас самый обычный, но по вашему желанию он может быть расширен.

— Разумеется. — Мужчина немного помолчал, и Саманте даже показалось, что он думает о чем-то другом. Но он продолжил:

— Наверное, нам лучше встретиться и все оговорить. Это очень важное для меня мероприятие и поэтому не хотелось бы никаких проколов.

Саманта задумалась.

— А где вы устраиваете вечеринку, в Лондоне? — спросила она, припоминая, как складывается у нее неделя. Днем она занята в кафе, а вечера пока все свободны, если не считать свиданий с Полом, но какой-то встречей можно и пожертвовать.

— Это… в общем-то, деловой обед, — уточнил мужчина после паузы на другом конце провода. — Для вас это создает сложности?

— Обед? — встревожилась Саманта. Ей не приходило в голову, что она может получить и такое предложение. Для подобных случаев нужно иметь вторую помощницу, — грустно подумала она. Не стоит и мечтать, чтобы Дебби справилась в кафе одна.

— Да, это в Лондоне, — согласился мужчина — Компания называется «Джей Пи Софтвэр Интернешнл». Она находится вблизи Риджент-стрит, в северной части города. Стол нужно накрыть примерно на тридцать персон.

— Понятно.

Саманта напряженно думала. Ее привлекала идея найти клиентов для дневного обслуживания. У этой работы было много преимуществ, в том числе и то, что вечера оставались свободными. Если она сейчас откажется, в другой раз ее могут не пригласить. Интересно, откуда звонивший узнал о ней? Ей решительно пора завести визитные карточки.

— Ну что ж, мистер…

— Берджесс, — подхватил мужчина после небольшой заминки, на которую Саманта не обратила внимания.

— Что ж, мистер Берджесс, должна вам сказать, что прежде я обслуживала приемы только в вечерние часы, и другого опыта у меня нет. — Сказав «приемы», она состроила гримасу и приложила трубку к другому уху. Двух вечеринок в самом деле маловато для бахвальства. Ну и что такого? Ведь надо же когда-нибудь начинать.

— Означает ли это, что вы не сможете организовать обеденный стол?

— Не то чтобы не смогу, — вздохнула Саманта, — но…

— Предлагаю вам прийти и обсудить все у нас в офисе, — сказал мужчина, предваряя ее возражения. — Уверен, что мы с вами договоримся.

Договоримся? В первый момент Саманта испугалась, подумав, что переспросила вслух, но мистер Берджесс молчал, и она с облегчением поняла, что ей это показалось. Она же сомневается, что им удастся договориться; вот разве что мама согласится поработать за нее в кафе.

— Как… откуда у вас мой номер телефона? — спросила Саманта, чтобы потянуть время, и мужчина замялся:

— Я… ну, в общем, от одного приятеля, который недавно был на вечеринке в Итон-гейте, — сказал он, и, хотя Саманте было не до того, чтобы вслушиваться в его интонации, упоминание об этой вечеринке ее насторожило.

— А вас не затруднит сказать мне, от кого именно? — поинтересовалась она, понимая, что это ее, в общем-то, не касается, но чувствуя необходимость знать точно.

— Хм, да нет. — Мужчина снова замялся, и Саманта заранее испугалась имени, которое может услышать. — От одного парня по имени Мэтью Патнем, — небрежно произнес он. — А какое это имеет значение? Он ваш приятель или что-то в этом роде?

Глава 4

— Это был удачный ход, Виктор, — заметил Мэтью с одобрительной улыбкой, когда камердинер положил трубку. — Ты ей намекнул, что у меня мог быть тайный мотив рекомендовать ее, и сделал это виртуозно. Она столько сил потратила на отрицание какой бы то ни было связи между нами, что сама не заметила, как согласилась прийти.

— Ох, не нравится мне это, мистер Патнем, — заметил Виктор. — Скажите, ради всех святых, для чего вам путаться с какой-то дешевой официанткой из Нортфлита?

Мэтью сжал зубы и опустил на пол ногу, которой упирался в перекладину стола, пока Виктор говорил по телефону.

— Она не дешевая и не официантка! — возразил он, холодно взглянув на него. — И я буду, как ты изволил выразиться, путаться с кем пожелаю. Ты мне не указ и оставь меня.

— Слушаюсь, сэр.

Виктор ушел, но по его напряженной спине Мэтью понял, что его последние слова слуге не понравились. Они так много лет были вместе, и так хорошо изучили друг друга, что обижаться не было необходимости. И все же Виктор слишком близко принимал к сердцу все, что касалось личной жизни хозяина. И, хотя Виктору никогда не нравилась Мелисса, он в свое время смирился с тем, что их отношения с Мэтью могут перерасти в прочную связь.

Но так и не переросли, — усмехнулся Мэтью, с отвращением вспоминая вечеринку по случаю ее помолвки. С его стороны было глупо пойти туда. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы воздержался от такого шага и сто раз подумал, прежде чем позволить втянуть себя в ее игры.

Однако в каком-то смысле он ее победил, — признал Мэтью после некоторого размышления, вспомнив, как она вышла из себя, когда застала его с этой крошкой Максвелл. Да, Мелиссе явно не нравится видеть его рядом с другой женщиной, сколь бы невинным ни было это соседство.

После ухода девушки ему оказалось очень не легко сохранить хладнокровие. Мелисса не правильно истолковала его визит. Возможно, она надеялась, что он изменил свое отношение к ней. Уж кто кто, а она определенно вела себя не так, как подобает женщине, обрученной с другим человеком. Что же касается его, он всего лишь живой человек из плоти и крови, со всеми человеческими, в том числе и плотскими, желаниями.

Теперь он был доволен, что сам предложил ей тогда подняться к гостям. Играть в ее игры — одно дело, а соблазнить чужую невесту — совсем другое. Может быть, именно поэтому Мелисса придала такое значение его приходу в дом Иванова и весь остаток вечера висела у него на руке. Ей хотелось довести его до исступления, и она почти преуспела в этом.

Однако он не позволил ей восторжествовать. Отчасти назло Мелиссе, отчасти для того, чтобы немного развеяться, он приударил за Бриони Кларк, самой привлекательной, после Мелиссы, женщиной на вечеринке, к тому же ее ближайшей подругой.

По иронии судьбы Бриони попалась на крючок, а когда Мэтью понял это, ему показалось не столь уж и забавным ее обидеть, вследствие чего он ретировался задолго до окончания вечеринки, не заботясь о том, что подумает Мелисса.

Но, к его собственному удивлению, вовсе не Мелисса и не Бриони занимали его мысли, когда он ложился спать. Мэтью обнаружил, что думает об этой девчушке Максвелл, вспоминает, как она была напугана, когда едва не набросилась на него с ножом. Господи! — у него вырвался короткий смешок. Она действительно приняла его за злоумышленника. Хотя, надо признать, щетина на подбородке и весь его облик немало способствовали этому.

Тем не менее то, что его приняли за преступника, было для него внове. Всю жизнь он боролся за то, чтобы ни от кого не зависеть, но ни разу ни в чем не преступил закон. Разумеется, в студенческие годы он натворил немало такого, чего бы никогда не одобрили мать и дед, но все это были обычные великовозрастные шалости. А вот побывать в роли преступника — щекотало нервы и было по-своему притягательно. Он не то чтобы хотел повторить ситуацию. Она, в общем-то, была достаточно щекотливой. Но вот девушка, — как там назвала ее помощница в кафе — Сэм? — девушка определенно будоражила его воображение.

Вот почему он не поленился выяснить, как ее зовут и кто она такая. Это оказалось нетрудно. Секретарь Иванова был даже польщен тем, что Мэтью так понравилось угощение, что он захотел разыскать того, кто организовал стол. Секретарь и не подозревал об отношениях Мэтью с Мелиссой, и уж тем более о сцене, имевшей место с Самантой.

По правде говоря, Мэтью и сам не знал, как себя поведет, когда через пару дней отправился в Нортфлит. Возможно, Виктор попал в точку. Возможно, именно тем, что девушка принадлежала к другому кругу, и подогревался его интерес. У нее определенно не было ничего общего и с теми женщинами, с которыми он обычно имел дело. Суть была не в том, что она сама зарабатывала себе на жизнь. Многие из его знакомых женщин держали галереи, магазинчики, были журналистками и модельерами. Некоторые из них даже занимались предпринимательством, но, конечно, не таким, где надо приложить собственные руки, как, скажем, при содержании кафе. Нет, дело, скорее, заключалось в том, что она дала ему такой решительный отпор. Он ей явно не понравился, что тоже было странно, потому что он, хотя и не считал себя неотразимым, тем не менее привык пользоваться успехом у женщин.

Однако все это не оправдывало его поведения, даже в собственных глазах. Он и сам, откровенно говоря, не знал, почему так поступает. То, что она дала ему от ворот поворот, вынудило его прибегнуть к такой хитроумной комбинации. А зачем? Она вроде бы и так согласилась с ним встретиться. Правда, пока не знает, что именно с ним. Она думает, что ее примет Энди Лукас, его помощник.

Мэтью набрал на клавиатуре компьютера код программы, над которой работал в последние дни, но когда нужные данные появились на экране, он не смог на них сосредоточиться. Мысли о предстоящей встрече с Самантой Максвелл настолько ему мешали, что он чуть ли не готов был ее отменить.

В нерешительности он выключил компьютер и вышел из кабинета. Кончилось тем, что он решил пойти в офис, а что делать с крошкой Максвелл, он придумает потом. Господи, не так уж это важно! Она всего-навсего официантка! И должна быть до смерти рада, что он проявил к ней интерес.

Размышляя в таком духе, Мэтью стягивал спортивный костюм, в котором по утрам делал гимнастику. Раньше он бы и не посмотрел в сторону такой девушки, как эта Саманта. С другой стороны, прежде он со всеми женщинами обращался одинаково, ни для кого не делая различий. И уж точно не носился со своим происхождением, не считал себя из-за этого лучше других. Именно поэтому ему было сейчас так трудно в себе разобраться. Что ему нужно от этой девушки? Дружеское общение? Секс? Черт побери, что за глупость!

И все же, натягивая брюки и отыскивая в стопке чистых шелковых рубашек подходящую, он чувствовал неприятную тяжесть в паху при воспоминании о том, как было приятно прижимать ее к себе. Он заметил, что у нее красивая полная грудь и стройные длинные ноги. В ее лице не было ничего особенного: довольно пухлые щеки и великоватый рот. Но сколько чувственности было в нем! А когда рот приоткрылся от испуга, ее губы стали такими манящими! Кроме того, у нее были прекрасные зеленые глаза, продолговатые, слегка раскосые, опушенные темными ресницами — наверняка, подумал он, умело накрашенными.

Мэтью поморщился. Для человека, не желающего сознаться себе в том, что девушка ему понравилась, он запомнил слишком много подробностей. Он помнил и то, как ему не хотелось выпускать ее из объятий, когда вошла Мелисса. Правда, это можно объяснить и тем, что он знал, как отреагирует Мелисса, застав их в такой позе. Не потому ли он удерживал Саманту, что был уверен — Мелисса придет в ярость.

Когда Мэтью вошел в офис, генеральный директор компании Роберт Прескотт увлеченно обсуждал с коммерческим директором Мартином Райаном на пороге своего кабинета проблему компьютерных вирусов. Компания занимала два этажа высотного здания на Камберленд-плейс: на верхнем, куда Мэтью поднялся, находился его кабинет, зал для заседаний правления и кабинеты руководителей отделов. Остановившись в сторонке, Мэтью молча наблюдал за горячей беседой своих коллег. Наконец его появление было замечено.

— Знаю, — сказал Мэтью, — вы не ожидали сегодня меня видеть. А я подумал, не пора ли посмотреть, чем вы тут занимаетесь.

Роберт расплылся в улыбке, приглашая Мэтью к себе в кабинет. Они были давно знакомы и относились друг к другу с уважением.

— Рад тебя видеть живым и здоровым, — обратился к нему Роберт, а Мартин, уходя, отпустил что-то насчет того, как поступают и как не поступают нормальные люди. — А если верить твоей матушке, ты допился до чертиков, — добавил Роберт.

Мэтью рухнул в кресло напротив него.

— Моя мать любит преувеличивать, — заявил он, взяв со стола буклет с рекламой новой компьютерной техники.

— Неужели это правда? — усомнился он, полистав его. — Пишут, что новые портативные компьютеры весят меньше шести фунтов.

— Я об этом тоже наслышан, — поддакнул Роберт, решив дождаться, пока Мэтью сам решится рассказать о подлинной цели своего визита в офис. Вряд ли он пришел поболтать, это на него не похоже.

— Экраны у них, конечно, плоские.

— Конечно.

— Думаю, только самые дорогие из них по своим возможностям сравнимы с настольными.

— Очевидно, да.

Мэтью поднял глаза: односложные ответы коллеги насторожили его. Он грустно улыбнулся:

— Рад, что ты со мной во всем согласен. Роберт пожал плечами.

— А с чем тут можно не согласиться? Нам каждый день засылают десятки подобных буклетов. И в каждом рекламируется нечто грандиозное, прорыв в компьютерной технологии. Кое-что новое и правда иногда попадается, а в большинстве случаев — ерунда, сплошные краденые идеи.

Мэтью бросил буклет на стол.

— Ты рассуждаешь как законченный циник.

— Поневоле станешь циником в нашем бизнесе, — парировал Роберт, нажимая кнопку селектора. — Кофе выпьешь?

— Почему бы нет? Хорошо зарядиться кофеином в дружеском кругу.

Роберт отдал распоряжение секретарше и снова развалился в кресле, сведя вместе кончики пальцев.

— Ну что, — начал он елейным тоном, с трудом сдерживая любопытство, — ты дописал программу? Не этому ли мы обязаны честью видеть тебя в конторе?

— Не ерничай, Роберт. У тебя это плохо получается. И заметь, до недавнего времени я просиживал на работе не меньше твоего.

— О да! — Роберт не мог этого отрицать. — Думаю, раз в жизни ты бы мог послушать свою мать.

— А моя мать спит и видит, чтобы я бросил фирму на тебя, а сам переехал жить в Афины, — раздраженно воскликнул Мэтью. — Как тебе это нравится?

Роберт помрачнел.

— Мое мнение тебе известно, Мэтью. Я администратор. А ты — душа этого дела.

— Ну, с этим я бы мог поспорить, — спокойно возразил Мэтью и осекся, услыхав стук в дверь. Когда секретарша Роберта, поставив перед ними поднос с кофе, вышла, Мэтью продолжил:

— Но кто знает, как все повернется, когда деда не станет.

— Будем надеяться, что это случится не скоро, — твердо произнес Роберт и протянул ему чашку. — Тебе с сахаром, но без молока, не так ли?

— Спасибо, — Мэтью взял чашку и заглянул в нее. — Черно, как в адском котле. Как раз то, что я люблю.

— О'кей, — улыбнулся Роберт. — Так почему ты решил сегодня зайти? У тебя что-нибудь случилось?

— Можно сказать, да, — Мэтью сделал глоток, смакуя вкус ароматного кофе. — Черт! Горячо тоже как в аду! Неужели Джуди задумала выжечь мне язык под корень?

— Вряд ли, — Роберт маленькими глотками осторожно прихлебывал из своей чашки. — Наверное, она считает, что ты любишь погорячее. По слухам, так оно и есть.

— Ха-ха! — Мэтью бросил на него беззлобный взгляд. — Я и правда в некотором затруднении. В общем-то, это ерунда. Короче, мне нужна твоя помощь.

Роберт поставил чашку.

— Я тебя слушаю.

— Не так просто сказать, — вздохнул Мэтью.

— Почему? Это что-то очень интимное?

— Да, — выдохнул Мэтью.

— Только не говори, что ты снова встречался с Мелиссой.

— Я виделся с ней, — лицо Мэтью помрачнело, — но дело не в этом.

— Не в этом?

— Нет. По правде говоря, речь идет о другой женщине.

— О другой женщине? — усомнился Роберт.

— Именно. — Мэтью пожалел, что затеял этот разговор. — Я познакомился с ней на помолвке у Мелиссы.

— Ты что, ходил на помолвку Мелиссы?

— Я получил приглашение, — равнодушно признался Мэтью. — И что тут такого? Мы ведь цивилизованные люди, не правда ли?

Роберт покачал головой.

— Особенно ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Нельзя сказать, что после ухода Мелиссы ты вел себя очень цивилизованно.

— Может, и так. — С минуту Мэтью обдумывал эту горькую фразу. — Ничего не поделаешь, прошлого не изменишь. Так или иначе, жизнь продолжается.

— Так в чем же ты испытываешь затруднение? — полюбопытствовал Роберт. — Кто эта женщина? Я ее знаю?

— Вряд ли. — Лицо Мэтью смягчилось. — Ее зовут Саманта Максвелл.

— Она из Лондона?

— Нет. — Мэтью покачал головой. — Она живет в небольшом городке в Эссексе. Самая обыкновенная милашка из очень простой среды.

— Шутишь!

— Нет, не шучу. — Мэтью твердо решил не отвечать на выпады. — В конце концов, не важно, кто она. Важно, какая она.

— Рассказывай дальше.

Мэтью решил подступиться с другой стороны:

— Помнишь, ты говорил, что нам предстоит принимать представителей компании «Койсаки»?

— Ну да. Я уже с ними предварительно переговорил.

— Так вот. — Мэтью помедлил. — В общем, я подумал, не устроить ли нам для них обед здесь, в офисе. В зале заседаний правления. Я знаю, планировался ресторан, но мне кажется, в офисе будет удобнее и нам, и им.

— Хорошо, раз ты так считаешь. — Роберт прищурился. — Прости, пожалуйста, но при чем тут твоя новая любовница?

— Она мне не любовница, — сухо отрезал Мэтью. — Похоже, я ей даже не нравлюсь. Она… она занимается поставкой готовых блюд для приемов. И я, предвосхитив твое согласие, пригласил ее накрыть деловой обед у нас в офисе.

— С фирмой «Койсаки»?

— Да.

Роберт покачал головой:

— Только не говори, будто для тебя это единственный способ встретиться с ней!

— Ну, что-то вроде того.

— Она знает, кто ты такой?

— Нет.

— Так скажи ей.

— Не хочу. — Мэтью встал с кресла и прошел к окну. — Если бы ты ее знал, тебе бы и в голову это не пришло. Кроме того, она помолвлена.

— Господи, Мэтт! — Роберт допил кофе и отодвинул чашку. — Что ты такое говоришь! Не могу поверить, что ты все это нагородил только ради того, чтобы снова увидеть ее! Хоть голову мне оторви, я все же спрошу: а как же Мелисса?

— Что Мелисса? — Мэтью сунул руки в карманы брюк. — Надо сказать, для заботливого друга ты слишком любишь сыпать соль на раны.

— Не глупи! — Роберт вскочил на ноги. — Всего пару дней назад, ну хорошо, неделю, ты не отвечал на мои звонки, а теперь пришел и заявляешь, что пригласил какую-то девушку обслуживать обед с японцами. Если я правильно понял, ты познакомился с ней на вечеринке у Мелиссы?

— На самом деле вечеринку устраивал Иванов, — сказал Мэтью, приглаживая волосы. — Ну да. А она там организовывала стол. И все было очень мило. Думаю, ты останешься доволен ее работой.

Роберт был озадачен.

— Ушам своим не верю. Она что, необыкновенная красавица?

— Нет. — Мэтью пришлось сказать правду. — Я тебе уже говорил, она самая обыкновенная. У нее красивые глаза и красивая… — он хотел сказать «грудь», но поправился, — ..та, красивые ноги. Она… она для меня загадка.

— Наверное, потому, что тебя отфутболила, — сухо заметил Роберт. — Серьезно, Мэтт, ты понимаешь, что делаешь?

— Нет. — Мэтт грустно усмехнулся, и Роберт не нашел, что ответить. — Но Мелисса с ума сойдет, если узнает!

Секретарша Мэтью, стоя в дверях его кабинета, озадаченно смотрела на шефа.

— Что я должна ей сказать?

— Скажите, что мистера Берджесса нет на месте и что ее примет его заместитель. Хорошо?

Миссис Маккей вздохнула:

— А кто этот мистер Берджесс, мистер Патнем? — Ее честной шотландской натуре был чужд обман. — Что если она меня об этом спросит?

— Не спросит. — Мэтью подвинул кресло на колесиках, ставя его на место. — Вы просто так скажите, Мэри, будьте умницей. Да, и принесите мне досье на «Койсаки».

Вскоре миссис Маккей вернулась с нужными бумагами; ее простодушное лицо все еще выражало недовольство. Однако, проработав с Мэтью уже восемь лет, она привыкла поступать так, как он говорит. Кроме всего прочего, он был внимательным начальником, и она не уставала благодарить судьбу за то, что в свои сорок два у нее такое хорошее место. Она знала, почему ее положение так прочно. Всем сослуживцам было известно, что Мэтью сыт по горло молоденькими смазливыми секретаршами, которые только и думали, как бы женить на себе шефа. Мэри считала большой удачей то, что Мэтью ей доверяет, даже в таких щекотливых делах.

Дверь за ней закрылась, и Мэтью стал листать подборку материалов по «Койсаки». Эта японская фирма, представители которой прилетали в Англию в конце недели, искала партнера, через которого она могла бы продавать свою продукцию в Европе. Мэтью был очень заинтересован в таком сотрудничестве, так как оно открывало и для его компании возможность выхода на японский рынок. И, хотя обычно он доверял Роберту вести все переговоры, в данном случае ему хотелось участвовать в них самому.

Но сейчас, несмотря на важность ситуации, Мэтью не мог сосредоточиться. Захлопнув досье, он забарабанил пальцами по переплету. Вдруг она не придет? — думал он, вспоминая, как бесцеремонно она обошлась с ним прошлый раз.

Вдруг она узнает, что Виктор не имеет никакого отношения к компании, которая ее сюда пригласила? Или, наоборот, что к ней имеет отношение Мэтью Патнем? Вся его затея потерпит крах, если ей взбредет в голову проверить своего нового клиента. А он не сомневался, что она запомнила его имя, хотя и делала вид, что ей не до него.

От внезапного сигнала селектора Мэтью рванулся с места. Черт, он нетерпелив, как мальчишка. Слава Богу, миссис Маккей его не видит.

— Да, — сказал он, — в чем дело?

— Пришла мисс Максвелл, мистер… М-м-м… — Мэтью вздрогнул, когда она чуть не произнесла его имя, — провести ее к вам?

— Будьте любезны, — Мэтью сделал глубокий вдох и встал, не уверенный, что из всего этого что-то выйдет.

Миссис Маккей открыла дверь.

— Мисс Максвелл, сэр, — объявила она, с трудом удержавшись, чтобы по привычке не назвать шефа по имени, и пропустила Саманту вперед. — Вам принести кофе?

— Да, пожалуйста.

Мэтью произнес это машинально. Все его внимание было приковано к посетительнице: он жадно рассматривал ее волосы, слегка растрепанные ветром, ее светло-серый деловой костюм с юбкой выше колен. Она выглядела так же, как и прежде, только на этот раз не была поглощена работой; вся она выражала тревожное ожидание.

Увидев его, она тут же поняла, что ее провели. Саманта в растерянности оглянулась на выходящую миссис Маккей; ее бледное лицо залил румянец, сделавший ее еще привлекательнее. А Мэтью не мог не заметить, как она хороша. Она оказалась даже лучше, чем он ожидал. Ее большие зеленые глаза были прекрасны, хотя в эту минуту светились отнюдь не радостью.

— Вы, — сказала она с укором, когда миссис Маккей вышла, — вы ведь не мистер Берджесс!

Мэтью понял, что она отвергнет рукопожатие, и жестом пригласил ее сесть по другую сторону стола.

— А разве я это утверждаю? — спросил он, подняв бровь. — Разрешите представиться: я Мэтью Патнем.

— Мне это известно, — поджала губы Саманта.

— Отлично. Садитесь, пожалуйста. Сейчас подадут кофе.

— Не нужно мне вашего кофе, — отрезала она, обеими руками обхватив свой кожаный портфель. Она нервно облизнула пересохшие губы, а взгляд Мэтью жадно следил за ее дразнящим розовым язычком. — Объясните, пожалуйста, зачем вы меня сюда вызвали? Вы отняли у меня целое утро!

Мэтью разозлился. Что она о себе воображает? — подумал он. Она прекрасно знает, что ее вызвали для того, чтобы предложить работу и обсудить условия. Разве он дал ей повод думать, что все это не так?

— Прошу вас, сядьте. И успокойтесь, — посоветовал он, стараясь говорить как можно нейтральнее. — Или это ваша обычная манера вести дела? Должен сказать, никогда раньше мне не приходилось сталкиваться со столь враждебно настроенным партнером.

Она несколько раз судорожно глотнула воздух; грудь ее при этом высоко вздымалась, играя кружевным жабо кремовой блузки под жакетом. Она держалась очень прямо, отчего ее округлая грудь туго натягивала тонкую ткань. Мэтью почувствовал, как все его существо отвечает на этот волнующий призыв женственности, и сильнее вжался в кресло. К чертям вежливость, — решил он, сейчас для него важнее сохранить хладнокровие.

Но в этот момент мисс Максвелл, на которую, видимо, его слова возымели действие, вышла из оцепенения и присела на самый краешек кресла. Мэтью даже казалось, что она не сидит, а как бы зависла над креслом; колени ее были плотно сдвинуты. Однако она не опустила глаз, не потупилась, а лишь сильнее прежнего сжала в руках портфель.

Опалив его гневным взглядом, она отвела глаза, цвет которых менялся от Орехово-зеленого до серого, и принялась сосредоточенно разглядывать свой портфель.

— Я… правильно ли я поняла, речь идет о том, чтобы организовать деловой обед? — наконец спросила она, и Мэтью облегченно вздохнул. Так легко оказалось манипулировать ею, — разочарованно подумал он, стараясь полностью развеять ореол загадочности, созданный вокруг нее им самим. Но в глубине его души внезапно ожило воспоминание о том, как обошлась с ним Мелисса, и ему захотелось, чтобы Саманта отказалась от этого предложения, он даже утешал себя этой мыслью.

— Ну естественно, речь именно об этом, — ответил он, стремясь говорить как можно убедительнее. — Мой коллега сказал вам по телефону: мы даем деловой обед примерно на двадцать пять — тридцать человек. Нашими гостями будут японские бизнесмены. Поэтому не могли бы вы, скажем, включить в меню какие-нибудь национальные блюда?

— Японские? — глаза Саманты расширились, и у Мэтью мелькнула мысль, что в глубине этих глаз можно утонуть. Его так тянуло потрогать ее длинные, загнутые вверх шелковистые ресницы, погладить впадинку у виска, слегка прикрытую пышными волосами.

— Боюсь, я не сумею приготовить японские блюда.

— Вы не умеете? — Мэтью намеренно долго смотрел на нее в упор, пока наконец в ее глазах не промелькнул страх. Еще секунда, и он бы ее загипнотизировал, словно удав кролика. Но тут в дверь постучала миссис Маккей, и наваждение исчезло.

— Поставьте поднос сюда, — указал Мэтью, освобождая на столе место, и его голос прозвучал почти раздраженно. Миссис Маккей уловила это и ответила таким же выражением лица.

— Еще что-нибудь принести, мистер Патнем? — спросила она с усилившимся шотландским акцентом, который выдал ее недовольство.

— Нет, благодарю, — сказал он, нетерпеливо ожидая, когда она уйдет.

— Я буду рядом, если понадоблюсь, — многозначительно предупредила она, и Мэтью понял, что ее слова адресованы не столько ему, сколько мисс Максвелл.

Когда за секретаршей закрылась дверь, он решил использовать шанс, который давал принесенный горячий кофе.

— Не хотите ли составить мне компанию? — спросил он, не обращая внимания на ее напряженную позу, выражавшую явный протест: храбрость боролась в ней с благоразумием и победила.

— Спасибо, — согласилась она, избегая встречаться с ним глазами. — Мне с молоком и без сахара.

— Это сливки, — поправил он, покосившись на кувшинчик, а она сокрушенно вздохнула:

— Что ж, придется нарушить диету, — усмехнулась она, делая ему первую уступку. Саманта взяла протянутую чашку, стараясь не коснуться его руки. — Спасибо. — Она отпила глоток и огляделась по сторонам. — Красивый у вас кабинет.

— Я рад, что вам нравится. — Мэтью налил кофе и себе, но пить не стал. Откинувшись на спинку кресла, он спросил:

— Ну, а кто же сегодня присмотрит за вашим кафе?

Это была ошибка. Саманта замерла, и Мэтью понял, что невольно напомнил ей сцену, когда он явился к ней на работу. Ну и что в этом такого? Просто он, прогуливаясь, зашел перекусить, без особых дальнейших планов.

— Это так важно? — спросила она, холодно взглянув на него. Видно, она рассердилась и решила обороняться. Но получалось это у нее как-то по-детски.

— Вовсе нет, — ответил он и, подавшись вперед, облокотился на стол. — Вы всегда, общаясь с клиентами, так легко обижаетесь?

У нее порозовела шея, и краска мгновенно залила щеки.

— Извините, — через силу выдавила она, и чашка, которую она поставила на поднос, предательски звякнула. — По правде говоря, все это — я имею в виду организацию приемов — для меня дело новое, и я пока не уверена, что буду и впредь заниматься этим. — Она снова схватила в охапку свой портфель и встала, держа его перед собой, как щит. — Я… я ценю ваше доверие, но полагаю, что ничем не смогу быть вам полезной. У меня нет достаточно опыта, мне определенно не следовало занимать ваше время, да и тратить свое на подобные разговоры. Я уверена, что вы найдете кого-нибудь другого…

— Ах, так вы цените, и полагаете, что вам определенно не следовало бы, — язвительно передразнил он ее, хоть и понимал, что малейшая оплошность — и она уйдет, не оставив ему никаких шансов на новую встречу. Его губы дрогнули. — В чем дело, мисс Максвелл? Вы боитесь меня?

— Нет! — Возражение последовало молниеносно, но прозвучало не слишком убедительно. Ее пальцы, сжимавшие портфель, побелели. Хотя было ясно, что она предпочла бы держаться от него подальше, самолюбие, а может быть просто упрямство не позволили ей двинуться с места.

— Нет? — презрительно отозвался он, подходя к Саманте и стараясь сохранить самообладание. Мэтью ощутил аромат ее тела, запах крема и туалетной воды, усиленный нервным возбуждением. Пусть она говорит, что хочет, он волнует ее, да и сам испытывает непреодолимое желание прикоснуться к ней.

— Будьте добры, оставьте меня в покое! — строго сказала она, все еще надеясь одержать верх. Он тоже считал, что ей это удастся — но только если она решится позвать на помощь миссис Маккей.

— Пожалуйста, объясните, почему вы раздумали организовать у нас обед? — спросил он и машинально протянул руку к шелковистой прядке волос у нее на виске. Она резко откинула голову, но не оттолкнула его руку. Кончики его пальцев инстинктивно скользнули вниз по ее шее к вороту блузки.

— Да ведь это совершенно очевидно, — пустилась она в объяснения, как будто это был единственный способ отделаться от его ухаживаний. — Вам не нужны мои профессиональные услуги, мистер Патнем! Вы настроены только на сексуальные игры! Но уж, извините, меня они не интересуют и не заинтересуют никогда! Дайте дорогу, позвольте мне уйти!

Мэтью стиснул зубы. Не скажи она этого, он еще может быть отпустил бы ее просто так. Ему известно, что у нее есть жених. Она ведь хвасталась перстнем, подаренным им в честь помолвки. Да и сам он точно не знает, чего ему от нее нужно. Порой ему становилось совестно за свои тайные планы относительно нее и греховные мысли. В конце концов она порядочная девушка, а если ему нужно отвести душу, вокруг полно женщин совсем другого толка. Таких, которым нечего терять.

Однако то, что она пренебрегает им, задело его до глубины души. Одно дело — оставить ее в покое, но совсем другое — позволить ей почувствовать себя хозяйкой положения. Господи, неужели нельзя было обращаться с ним как-нибудь по-другому, не окатывать его ледяным безразличием? Разве она не понимает, что теперь его не остановить до тех пор, пока он не одержит над ней верх?

Он поднял на нее глаза и тотчас отметил, что, несмотря на свой отважный порыв, она тоже взволнована. Саманта изо всех сил пыталась успокоиться, и только то, что она сжимала в руках портфель, удерживало ее от нервных жестов.

Выдавая свое волнение, она то прикусывала, то облизывала влажным язычком покрасневшую и припухшую нижнюю губу.

— А ты никогда не играешь в эти игры, Сэм? — вкрадчиво спросил Мэтью, видя, какое впечатление произвело упоминание ее имени. Возможно, она и не подозревала, что оно ему известно. Она ведь не слышала, о чем он говорил с ее помощницей.

— Я… могу уйти? — спросила она, пропустив мимо ушей его вопрос. Ее голос прозвучал на тон выше обычного и очень сердито. Сердито и немного тревожно, показалось ему. Интересно, что она сделает, если он ответит «нет»?

— Почему бы нам не сесть и не поговорить обо всем спокойно? — предложил он, проводя пальцами вдоль борта ее жакета. Ее беззащитный вид больно кольнул его в самое сердце. Но, когда пальцы, продолжая свой путь, коснулись груди Саманты, он почувствовал удар током. Тонкая ткань блузки, отделявшая руку от теплой кожи, показалась бессмысленной преградой.

Прежде чем Мэтью успел сделать хотя бы еще одно движение, Саманта резко оттолкнула его руку и бросилась к выходу, но он каким-то звериным броском опередил ее, прижав дверь рукой над самой головой девушки.

Она обернулась, прижавшись спиной к косяку; в ее глазах застыл ужас. И не просто ужас — это мягко сказано. Она была потрясена, доведена до отчаяния и — затравлена. Да, именно затравлена: у нее был вид загнанного в угол зверька. Мэтью на мгновение почувствовал к ней жалость.

— Вы сошли сума! — задыхаясь, прошептала она, когда, уперев и другую руку в дверь, он окончательно отрезал ей путь к отступлению. — Я… я закричу!

— Кричи, что же ты молчишь? — небрежно бросил он, снова чувствуя, как его обволакивает запах ее тела. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее возбуждалась сама, и теперь он был уверен, что она не станет звать на помощь, не подвергнет себя столь явному унижению.

Но он ошибся, и понял это всего за миг до того, как она закричала. И, хотя он собирался вести с ней игру совершенно по другим правилам, у него остался единственный способ заставить ее замолчать. Выругавшись про себя, Мэтью пресек ее крик в зародыше, крепко, до боли прижав свой рот к ее губам.

Конечно, Саманта отчаянно сопротивлялась. Выронив портфель, она отталкивала Мэтью обеими руками. Ее круглые кулачки смешно колотили его в грудь. Но лишь когда она попыталась коленом ударить в самую уязвимую часть его тела, он навалился на нее всей своей тяжестью, припечатав к двери.

Ее подбородок ослабел. Он понимал, что не дает ей дышать, но это был единственный способ ее удержать, и, убрав руки с двери, он обнял ее шею. Он гладил ее, лаская и успокаивая, и, почувствовав, что ее силы на исходе, скользнул языком вглубь ее рта.

Саманта куснула его, но не больно, и несмотря на то, что она по-прежнему сопротивлялась, их поцелуй стал другим. Ее рот сделался мягче, губы сами собой приоткрылись, вбирая его. Ее руки, ранее лишенные свободы, цеплялись за лацканы его пиджака как за спасательный круг, а ноги беспомощно подались, когда он протиснул между ними бедро.

Она была такой мягкой, такой покорной: шелк и кружево, эдакая сладкая конфетка; ее язык и губы послушно отдавались ему во власть. Она вся дрожала, он это чувствовал, целуя ее; и вдруг между ними словно вспыхнуло пламя. Его тело отозвалось, налилось упругой тяжестью, в нем росло желание овладеть ею прямо здесь, прижав ее к двери. Или, может быть, на полу; голова у него пошла кругом от этой мысли. Поднять ее ноги, обвить их вокруг себя, погрузиться в ее горячую, влажную глубину…

Его почему-то не насторожило, что слишком уж гладко все идет. Ее внезапная слабость, покорность, явное физическое влечение. Можно было сразу заподозрить подвох.

Но он, по правде говоря, был слишком опьянен желанием, чтобы попытаться понять, чем заняты ее мысли и чувства. В его мозгу лихорадочно крутилась сцена, как это все произойдет: раздеть ее, заняться с ней любовью, показать, как превосходно они подходят друг другу. Он был так уверен в ее ответном желании, что имел неосторожность ослабить объятия и слегка отстраниться, чтобы вытащить ее блузку из-за пояса юбки. Он хотел просунуть под блузку руки. Мысль о том, что он вот-вот коснется ее нежной кожи и набухших сосков, жаждущих его ласки, лишала его рассудка.

А может быть, все с ее стороны было обманом? Но и в этом случае он должен был предвидеть ее действия. Она, наверное, просто выжидала момент, когда он проявит слабость и отпустит ее — и не замедлила этим воспользоваться.

Позднее Мэтью понял, что ее трюк удался только потому, что он сам расслабился. Если бы он был начеку, она бы ни за что не сумела нанести такой болезненный удар. И, пока он, цепляясь за пальму в кадке, пытался удержаться на ногах, она упорхнула. Он услышал крик испуганной миссис Маккей, когда пробегающая Саманта опрокинула корзину для бумаги, а затем грохот входной двери, подтвердивший, что гостья вне пределов его досягаемости. Ему же досталась унизительная необходимость объяснять секретарше, почему мисс Максвелл так поспешно скрылась, и проблема, как справиться с собственным разочарованием.

Глава 5

— Я тебя не понимаю. Почему ты не заявила в полицию?

— Потому. — Опустив голову, Саманта думала об одном: чтобы мать перестала смотреть на нее так, будто она совершила что-то чудовищное. — Это всего лишь портфель, мама. Было бы из-за чего шум поднимать.

— Не хотелось бы напоминать, но ведь этот кожаный портфель купили тебе мы с папой, — сухо отозвалась мать. — А ты говоришь, что потеряла его в метро и даже не заявила об этом в полицию!

Саманта сняла жакет и повесила его на спинку стула.

— Я же сказала, что заметила пропажу, только когда вышла из метро. — Она оглядела кафе: в зале не было никого, кроме пары подростков, сидевших за столиком у окна. — Ладно, забудем об этом. Спасибо, что заменила меня. Было много работы?

— Работы было много в обед, — миссис Максвелл с дочерью не церемонилась. — Надо сказать, я надеялась, что к обеду ты вернешься. А уже почти пять!

— Я знаю. Извини. — Саманта подготовилась к упрекам, пока бродила по улицам Лондона. — Тебе ведь известно, как это бывает. Автобусы переполнены, такси не поймаешь…

— Я ждала тебя к двум. Ну, в крайнем случае, к трем. — Миссис Максвелл ее объяснения не убедили. — Что, черт возьми, ты делала все это время? Ты приняла заказ?

— Вообще-то нет. — Саманта понимала, что врать не имеет смысла. Мать все равно узнает. — Я… им нужны национальные блюда. Японская кухня: суси и все такое прочее. Я не умею это готовить.

Миссис Максвелл удивленно взглянула на дочь.

— Разве они не сказали тебе об этом, когда вы договаривались о встрече?

— Впрямую не сказали. — Саманта почувствовала, что краснеет. Господи, до чего ей ненавистны все эти увертки! Не умеет она врать. И вообще ничего не умеет, только наживать всяческие неприятности.

— И тебе, — кольнула мать, — понадобилось шесть часов, чтобы это выяснить?

— Почти три часа ушло на дорогу, — парировала Саманта, на сей раз с легким сердцем оттого, что это была чистая правда. — Ты сама знаешь, какое движение в городе. Поэтому и такси я не могла поймать.

— Все равно…

— Ну ладно, — Саманта, облизнув губы, поняла, что на них нет помады. Проклятье, надо было улучить минуту и поправить макияж. А она с того момента, как убежала из кабинета Мэтью Патнема, бродила по улицам в полной прострации. Ей потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя. — Сначала мне пришлось ждать, потом, — через силу оправдывалась она, — потом мы пили кофе и разговаривали… ну, о других вещах.

— О каких других вещах?

— Да так, о том о сем. — Саманта пожала плечами и открыла ящик кассы, делая вид, что интересуется выручкой. — Ну, о чем обычно говорят люди, мама. О том, что погода холодная, о том, какое будет лето.

— Да, — усмехнулась мать, — похоже, ты попусту потратила время. Не только свое, но и мое тоже. Что ж, надеюсь, ты не станешь проделывать это слишком часто.

— Вообще не стану. — Саманта с треском захлопнула кассу, заставив Дебби испуганно выглянуть в зал. Однако Саманта не сомневалась, что та слышала весь разговор с первого до последнего слова. Секретничать в кафе было негде.

— Не станешь? — подняла брови миссис Максвелл.

— Нет, — сказала Саманта, взглядом показывая Дебби, что понимает: та все слышала. — Я решила не заниматься больше доставкой готовых блюд. Ты была права, мама, у меня нет опыта, да я и не умею делать это.

Вид у матери был удивленный:

— Но… я думала… разве ты уже не получила такие заказы?

— Получила, один, — нехотя призналась Саманта, думая, что надо бы принять аспирин. Голова у нее просто раскалывалась. — На официальный ужин в субботу. От человека, который был в гостях у Дебби и взял у нее мои координаты. Но больше я никаких заказов не приму. Это… это отнимает слишком много времени. А я не хочу такой большой нагрузки.

Ее решение обрадовало Пола — миссис Максвелл не замедлила рассказать ему обо всем. В тот же вечер, зайдя к ним домой, Пол едва успел снять пальто, как она выложила ему приятную новость. Саманта, у которой все еще болела голова, была не в том настроении, чтобы разделить их ликование. Будь ее воля, она бы им вообще ничего не сказала. Она бы просто прекратила принимать заказы, а там — пусть сами догадаются, почему. Однако ей пришлось выслушивать, как горячо поздравляют друг друга ее мать и жених, которые «так и знали, что этим кончится», и притворяться довольной, в то время как на самом деле у нее на душе скребли кошки.

Но их радость, вкупе с ее головной болью дали Саманте повод отказаться, когда Пол пригласил ее посидеть в пабе. Она сказала, что хочет побыть с ним дома. Конечно, это была правда. Но в эти минуты ее мучил стыд за то, что произошло днем, и это мешало ей с чистым сердцем принимать искренние ухаживания Пола. Ей казалось, что она предала его, да и себя тоже, и ей нужно время, чтобы успокоиться.

Хуже всего было то, что ей никак не удавалось выбросить из головы случившееся днем. Это и неудивительно, — решила она. В конце концов, женщины, которых пытались изнасиловать, нуждаются в том, чтобы все обдумать и проанализировать. Только вот ее никто не пытался изнасиловать, — горько думала она. Разве он напал на нее с применением силы? В общем-то, да. Однако ничего по-настоящему опасного с ней не произошло. Он не лишил ее невинности, не совершил ничего фатального. Да если бы он знал, что она еще девушка, он бы, скорее всего — от греха подальше! — обходил ее за километр. А в том, что ему это было невдомек, наверное, ее главное несчастье.

Наверное?!

Она до боли сжала кулаки. Вот в чем все дело! Слишком двойственные чувства она испытывает. Собственная реакция на поведение Мэтью — вот что беспокоит ее больше всего. Разумеется, ей может служить утешением, что при первой же возможности она унесла оттуда ноги. Она выскочила из его офиса как ошпаренная, как если бы за ней по пятам гнались черти. Его секретарша могла подумать бог знает что: Саманта вылетела, опрокинув мусорную корзину, и даже не сказала «извините». Уж конечно, с ролью деловой женщины такое поведение не вяжется. Но раз дело приняло такой оборот, она и сама была вынуждена поступить по-свински.

Саманта вздохнула. Все бесполезно. Она может обманывать себя сколько угодно, все равно деваться некуда: именно из-за того, что произошло в его кабинете, так ноет теперь ее сердце. Даже спустя несколько часов она словно чувствовала его прикосновения, ощущала во рту его язык. Прийдя домой, она приняла душ, села в кресло и стала разглядывать себя в зеркале, неожиданно обнаружив, что думает о себе как о женщине. Общение с Полом никогда не вызывало в ней подобных ощущений. До сих пор она думала, что такие чувства можно испытывать, лишь познав другого человека — познав в библейском смысле слова. Но оказалось, что все не так. Ответив на поцелуй Мэтью Патнема — а несмотря на все свое сопротивление она, в конце концов, это сделала, — она почувствовала, будто оказалась в другом измерении, будто ее попросту нет. Пламя, охватившее их, лишило ее способности думать. Она вся превратилась в желание. Ей хотелось, чтобы он в своих ласках шел дальше и дальше, делал с ней все то, что она запрещала делать Полу. Когда их губы слились, Саманта стала совершенно беспомощной, был даже момент, когда она готова была уступить, если бы он повалил ее на пол и…

Саманта задрожала как в лихорадке; тут же рядом возник Пол, подсел на подлокотник ее кресла и обнял за плечи.

— Э, да ты, похоже, простудилась! — озабоченно воскликнул он. — Наверное поэтому у тебя и голова болит. Здесь такие сквозняки повсюду!

Девушка пристально посмотрела на жениха, пытаясь угадать, понимает ли он хоть немного, что с ней происходит. Интересно, что бы он сказал, узнав, о чем она только что думала? Как бы он поступил, если бы, обнимая ее, вдруг почувствовал, что она грезит о другом мужчине? Что, глядя на его бледную руку с мясистыми пальцами, покрытую редким выгоревшим пушком, она сравнивает ее с другой рукой — смуглой, словно точеной, с длинными сильными пальцами, с рукой властной, как бы по праву лежавшей совсем недавно у нее на груди…

Она была противна самой себе. Боже, как только она могла такое нагородить! Ей стало стыдно. Да она в самом деле не в себе! Боже мой, нашелся желающий переспать с ней, а она размечталась о великой любви. Считает случившееся вполне нормальным и еще сравнивает этого… этого негодяя со своим женихом, с Полом! Все это было бы смешно, когда бы не было так… грязно. Да их и рядом нельзя поставить — Пола и Мэтью Патнема. Кажется, ей надо прочистить мозги.

И тем не менее Саманта вздохнула с облегчением, когда Пол решил уйти пораньше, сказав, что она неважно выглядит и ей лучше пораньше лечь спать; спокойной ночи, дорогая, увидимся завтра.

Саманта последовала его совету, однако заснуть ей оказалось не так легко. Она долго не могла найти себе места, ей было то слишком жарко, то холодно — в зависимости от того, что занимало ее мысли. Ее попытки обуздать собственное воображение оказались тщетными. Она хотела не думать о Мэтью Патнеме, но не могла себе этого запретить. И, когда ей в конце концов удалось уснуть, все тайны ее подсознания выплеснулись в навязчивый сон, предательски завладевший ее безоружной фантазией.

В течение следующих нескольких дней он не появился. Саманта, втайне надеявшаяся, что Мэтью снова заглянет в кафе, сама не знала, хорошо это или плохо. Она понимала, как в идеале должна вести себя в подобной ситуации — но разве жизнь подчиняется схемам? Почему она, заглушая голос разума, постоянно ждет чего-то и вместе с тем боится будущего? Каждый раз на исходе дня она радовалась, что ей не пришлось снова разрываться между стыдом и влечением, а наутро просыпалась с надеждой на встречу. Может быть все уляжется, и ей станет легче после вечеринки, которую она должна обслуживать в субботу. В связи с этим заказом у нее тоже масса забот и волнений.

Но вот наступила суббота. Все прошло без сучка, без задоринки. Прием проходил в доме приятеля ее бывшей университетской подруги Дженнифер Спеллман, и все гости очень хвалили Саманту. Настолько, что она чуть не пожалела о своем поспешном решении не заниматься больше этой деятельностью. В тот вечер она могла получить с полдюжины подобных заявок и все удивлялись, почему она отказывается.

По пути домой Саманта и сама подумала, что, наверное, напрасно так поступает. Но весь вечер в глубине ее души таилась надежда, что Мэтью заявится на эту вечеринку. С каким триумфом сообщит она ему тогда о своем решении прикрыть едва начатое дело. Вряд ли оно пойдет ей на пользу, но таким образом она покажет ему, какого она мнения о нем и людях его круга.

Но он не пришел, и она поняла, насколько ее переживания далеки от действительности. Она слишком переоценила ту роль, которую он отвел ей в своих играх. Она бросала ему в лицо, как ей казалось, такие тяжкие обвинения — а ему хоть бы что, он даже не потрудился оправдаться. С какой стати она вообразила, что он захочет видеть ее, особенно после той жуткой сцены в его офисе? Если офис был действительно его. А вообще-то — какая разница, его или нет.

Саманта была в смятении и не находила для себя выхода. Мэтью не проявлял желания домогаться ее, и, казалось бы, она должна радоваться этому. В то же время, отказываясь от обслуживания на дому, Саманта теряла последнюю надежду, что пути их пересекутся вновь, и это вызывало в ней отчаяние.

Поэтому когда в следующий понедельник, выйдя из кафе, Саманта увидела его, она потеряла дар речи. Наконец наступили теплые дни, солнце приятно грело плечи, пока она запирала дверь. Саманта подумала, что напрасно надела толстый свитер поверх рабочего костюма. Но она собиралась вечером съездить к поставщикам, а потом встретиться с Полом — к тому времени, наверное, похолодает.

Она могла и не заметить человека, прислонившегося спиной к стене между ее кафе и соседним киоском. Обычно в это время здесь было много народу. Неподалеку — автобусная остановка, а напротив — стоянка машин, так что место бойкое. Только когда он, оторвавшись от стены, подошел ближе, она поняла, что это Мэтью. Ее губы беспомощно задрожали, дыхание замерло.

— Привет! — сказал он, засовывая руку в карман пиджака. В другой он держал портфель, который она бросила в его офисе.

Саманта наконец обрела голос, но ее ответное приветствие прозвучало без желаемой враждебности. Однако взяв себя в руки, она тут же ринулась в атаку:

— Что вам нужно?

— Как вы поняли, я пришел вас повидать. — Мэтью показал на портфель. — И, разумеется, вернул это.

— Вы не очень торопились, — в голосе Саманты не было благодарности, но она ничего не могла с собой поделать. — Хотя все равно, спасибо.

— Не за что, — он огляделся вокруг. — Вы одна?

— А с кем я должна быть? — вскинула голову Саманта.

— Та девушка, как ее там…

— Вы имеете в виду Дебби?

— Да, точно, Дебби. Она не с вами?

— Нет, как видите, — буркнула Саманта. — Она уходит раньше, чтобы успеть на автобус. — Саманта помедлила. — А что? Зачем вам Дебби?

Он улыбнулся, чуть сощурившись.

— Ревнуете? — вкрадчиво поинтересовался он, и Саманта резко отпрянула. Ну уж нет, во второй раз он ее не проведет, — думала она, презирая себя уже за то, что слушает его. С какой бы целью он сюда ни явился, ей до этого нет никакого дела.

— Ну же, Сэм…

Его примирительный тон был оставлен без внимания. Саманта встала у кромки тротуара, чтобы перейти улицу. Ей не терпелось укрыться от него за потоком машин, но зеленый свет, как нарочно, все не зажигался.

— Сэм, — повторил Мэтью ей почти на ухо, взяв ее за локоть, — нам надо поговорить.

— Не вижу необходимости, — она попыталась оттолкнуть его, но безуспешно; ее нижняя губа обиженно надулась. — Знаете, у меня мелькала мысль, что вы можете прийти, чтобы извиниться, но ведь вы пришли не для этого, верно?

— Извиниться? — было ясно, что ему такое и в голову не приходило. — О'кей. Я согласен, если вам так угодно, — он состроил гримасу, которая по его мнению выражала раскаяние, — я прошу прощения.

— Вы притворяетесь! — вспыхнула Саманта. — Вы говорите это только для того, чтобы меня успокоить!

— Пусть так, — беззлобно согласился он, переведя взгляд на ее губы. — Не уходи. Саманте вдруг стало трудно дышать.

— Я… мне надо идти, — пробормотала она, но он только сильнее сжал ей локоть и привлек ее к себе. Пиджак у него был расстегнут, и она сквозь тонкую рубашку почувствовала тепло его тела.

— Нет, не надо, — возразил он, касаясь своим горячим дыханием ее волос. — Ну же, Сэм! Я всю неделю только о тебе и думал. И не говори, будто ты не думала обо мне… ну хоть немножко, а?

У Саманты перехватило дыхание.

— Пожалуйста, пустите меня!

— А ты не убежишь, если отпущу? Закусив губу, она отрицательно кивнула головой, и, к ее облегчению, он разжал руки. Отстранившись на безопасное расстояние и несколько раз глотнув воздух, она наконец сказала:

— Вы напрасно пришли. Зря только теряете время.

— Да, знаю, — усмехнулся он. — Ты не умеешь готовить японские национальные блюда. Саманта поперхнулась.

— Вы не способны говорить серьезно?

— Я стараюсь.

— Боже мой! — она воздела глаза к небу. Ей хотелось говорить с ним совсем не так, и он знал это. — Мистер Патнем…

— Мэтт.

— Мистер Патнем! — она упрямо покачала головой. — Что вам от меня нужно?

— Зайдем куда-нибудь посидеть, и я тебе скажу.

— Нет, — возмутилась она, — с меня довольно!

— Разве?

— Да. — Она перевела дух и решительно посмотрела на него. — Я не хочу с вами разговаривать.

— Я в это не верю.

Саманта беспомощно всхлипнула. Их пререкания на обочине чересчур затянулись. Машины мчались мимо нескончаемым потоком, и любая из них могла оказаться машиной Пола или кого-нибудь из ее знакомых. Как она станет потом объяснять поведение своего собеседника?

— У вас что, совсем нет совести?

— Ты о чем?

— О том, что я помолвлена и скоро выхожу замуж! — с вызовом бросила она. — Я знаю, в вашей среде на такие вещи смотрят по-другому, но в моей — если девушка собирается замуж за одного, она не станет крутить с другим!

Мэтью нахмурился:

— А почему мы считаешь, что в моей среде по-другому?

— Потому что так и есть. — Саманта запнулась. — Я… я вас видела.

— Видела меня? — он смутился. — Что видела?

— Видела вас… с той женщиной. С мисс Мейнверинг. Я видела вас вместе.

— Да? — казалось, он все еще не понял. — Ну и что же ты видела?

Саманта почувствовала, что краска заливает ее щеки.

— Это не важно.

— Нет, важно.

— Ох, ради Бога! — Саманта крепче сжала портфель. — Я вовсе не намерена потакать вашим порочным склонностям. Скажем так: я видела, что вы друг другу не чужие.

— Так и есть, мы не чужие. — Мэтью тяжело дышал. — Было время, когда Мелисса рассчитывала выйти за меня замуж. Тебе от этого легче?

— О! — Саманта ощутила внезапную слабость в коленях. — Я понимаю.

— Неужели? Сомневаюсь в этом. — Теперь он говорил насмешливо, снова притянув ее к себе и глядя сверху вниз. — Послушай, мне нужно выпить. Поедем со мной.

Саманта закусила губу.

— Я не пью за рулем.

— Ну, выпьешь лимонад.

Это прозвучало почти резко. Он терял терпение, она поняла это по выражению его лица. Ей достаточно продолжить в том же духе, и ему все это надоест. Он поймет, что она действительно была искренней. Что она не такая, как Мелисса Мейнверинг. У нее есть принципы. Но Боже мой, сколько в нем самодовольства!

— Сэм, прошу тебя!

Откровенная мольба в его голосе обезоружила ее. Она хотела прогнать его, хотела поступать только правильно, доказать, хотя бы себе самой, что ничего в ней не изменилось. Но это было не так. Она стала совсем другой и глупо было отрицать это. Прежней Саманты больше нет.

Горькая для нее правда состояла в том, что несмотря на все свои принципы ей ужасно хотелось принять приглашение Мэтью. Она чувствовала, что, если откажет ему сейчас, он больше никогда и никуда ее не позовет. Это ее последний шанс. Что, в конце концов, особенного в том, что ой разок угостит ее лимонадом? Это ровным счетом ничего не значит. Как он правильно заметил, когда приходил в прошлый раз в кафе, не в постель же он ее тащит!

— Ну хорошо… — сказала она, раскаиваясь в своей слабости. Ей вдруг показалось непростительным принять приглашение человека, который вел себя с ней так бессовестно. Разве она забыла, как он обманом завлек ее к себе в офис? И что там произошло?

— О'кей. — В его голосе послышалось облегчение. Она наконец поняла, что он к отказам не привык. — Я оставил машину за углом.

— Машину? — удивилась Саманта. — Вы хотели выпить, или мне послышалось?

— Ну да, так и есть.

— При чем здесь тогда машина? Он глубже погрузил руки в карманы.

— А ты думаешь, мы пойдем в один из этих пабов на Хай-стрит? — поморщился он. — Ну, раз ты так хочешь — , пожалуйста.

Но она не хотела. «Саманта знала, что пабы в этом районе пользуются дурной славой. Не дай Бог, кто-нибудь увидит ее там с Мэтью Патнемом. Она тогда будет скомпрометирована вдвойне.

— Мне все равно, — сказал он, видя ее расстроенный взгляд, — выбирай сама, ты все здесь знаешь лучше, чем я.

Саманта подавила вздох. Можно было это предвидеть. Такой человек, как Мэтью Патнем, не попадется на ее нехитрые уловки. Слишком он для этого искушен.

— Лучше поедем куда-нибудь в другое место, — пробормотала она еле слышно.

— Что-что? — переспросил Мэтью.

Она была уверена, что он все прекрасно слышал, но ей пришлось повторить; Мэтью ответил усмешкой, которая чуть не вывела ее из себя.

На улице за углом был затор, не в последнюю очередь образовавшийся благодаря черному «Порше», припаркованному так, что он загородил добрую половину улицы. Из-за этого машины, сворачивавшие на Хай-стрит, вынуждены были выезжать на встречную полосу, что совершенно немыслимо в часы пик.

— Кто же так ставит машину, — укоризненно сказала Саманта, когда они с Мэтью подошли к машине. — Этого следовало ожидать, — мрачно добавила она, слыша, как им сигналят со всех сторон. Мэтью изнутри открыл дверцу, и она проскользнула в машину, моля Бога о том, чтобы ее не увидел кто-нибудь из знакомых. Похоже, оправдаться ей будет трудно.

«Порше» тронулся с места, вписавшись в поток. Саманта, все еще не простившая Мэтью его обидной усмешки, негодующе хмыкнула. Что я здесь делаю? — думала она, — рискую всем не известно ради чего.

— Согласен, такая машина — дань условности, — отозвался Мэтью, думая, что ее недовольство связано с автомобилем, — но она не моя, а Роба, моего… одного приятеля. Он обожает подобные атрибуты благополучия, а я — нет.

Саманта заметила, что юбка у нее задралась, высоко открыв ноги, и исхитрилась натянуть ее почти до колен.

— Скажите еще, что не умеете водить. Вы за рулем, словно Робин Гуд в лесу, — сказала она без тени дружелюбия. И почувствовала приступ саднящей тоски, услыхав его короткий хрипловатый смешок.

— Ну, не совсем, — ответил он, взглянув на нее искоса, и она поняла, что ее неловкие телодвижения не остались незамеченными. — Во всяком случае, в Лондоне не очень-то разъездишься. Ты и сама это знаешь по своей работе.

— Разъезжать на машине не моя работа, — сухо отрезала она, стараясь быть осмотрительнее и натягивая пониже подол. — Я этим больше не занимаюсь. Не поставляю еду для приемов.

— Почему?

За разговором Мэтью успевал лавировать, осторожно выруливая на участке Фоллзуэй, где велись дорожные работы, что не помешало ему, задав этот вопрос, с любопытством взглянуть на Саманту. Это был удачный момент, заявить ему, что во всем виноват он, но она промолчала. Зачем давать ему такой повод для самодовольства? Ведь на самом деле это была ее ошибка, совершенная по наивности.

— Потому… потому что я только вечерами могу видеться со своим женихом, и вообще эта работа отнимает слишком много времени, — наконец сказала она. — Ой, а куда мы едем? Знаете, я не могу надолго задерживаться.

— У тебя свидание с твоим женихом? — скривился Мэтью.

— Именно.

— Тогда зайдем вон туда, — предложил он, показывая на вывеску паба, и в его голосе явственно прозвучал холодок. — И название что надо: «Черный ворон».

Саманта промолчала. Мэтью подъехал к стоянке, припарковался и, открыв дверцу, выставил наружу свои длинные ноги.

— Надеюсь, виски у них есть, и наливают они без обмана.

Саманта выбралась из машины сама, хотя в короткой юбке ей это было неудобно. Но она не захотела ждать, пока Мэтью обойдет капот и подаст ей руку.

— Вам не следует пить…

— ..за рулем; да, я знаю, — договорил за нее он. — Не беспокойся, му кардиа, для меня это дело привычное.

Саманта нахмурилась.

— Му… — как вы сказали? — переспросила она, не поняв, но почувствовав ласкающее слух обращение.

— Му кардиа, — повторил он и небрежно добавил:

— Это по-гречески. Ну, что идем? — кивнул он на вход в паб.

— По-гречески? — растерялась она. — Вы говорите по-гречески? — Саманта вскинула голову. — Вы… способный?

— Да нет. Просто моя мама гречанка, — небрежно бросил он. И, замедляя шаг в узком вестибюле, спросил:

— Куда пойдем, в бар или в зал? Выбирай.

Саманта ответила, что ей все равно, но потом, оказавшись с ним в полутемном закутке прокуренного бара, пожалела, что предоставила выбор ему. Именно в такое место, по ее представлению, он и должен был ее затащить. С одной только разницей: соприкасались их колени, а не бедра, как ей грезилось в мечтах — он сел напротив, и Саманта быстро отодвинулась.

Она попросила минеральной воды, и Мэтью, хоть и поморщившись, выполнил ее просьбу. Себе он заказал кружку пива, чему Саманта удивилась.

— Видишь, я последовал твоему совету, — сказал он. — Твой жених это пьет? Настоящий эль?

Меньше всего Саманте хотелось сейчас вспоминать жениха.

— Вообще-то да, — ответила она, почувствовав в его тоне брезгливость. — Но я думала, вам это неинтересно.

— Напротив, — он глотнул пива и промокнул рот тыльной стороной ладони. — Меня интересует все, что касается тебя. В том числе и твой жених.

— И вам не стыдно? — вспыхнула Саманта.

— Как видишь, не стыдно. За все, что связано с тобой, — грустно добавил он. — А что, я от этого теряю в твоих глазах?

Саманта не нашлась, что ответить, и он, немного помолчав, спросил:

— Расскажи о себе: чем ты занимаешься, что любишь? Чья это была идея открыть кафе? — Он помедлил. — Пола?

— Да, его. — Саманта сжала губы. — Пол… большая опора для меня. Во всем…

— Во всем, кроме того, что мешает вам встречаться?

— Что вы имеете в виду?

— Это он заставил тебя отказаться от обслуживания на дому, разве не так? — Мэтью говорил осторожно, было видно, что он тщательно подбирает слова. — И очень жаль, потому что я… у меня к тебе дело.

Саманта поборола искушение съязвить, что для таких «дел» ему, не меньше, чем Полу, помешала бы ее вечерняя работа, но она осеклась, чтобы вновь не оказаться игрушкой в его руках. Вместо этого она переспросила, стараясь говорить небрежно:

— Еще одно дело?

— Угу.

Мэтью заглянул в свою кружку и макнул в нее палец. Саманта невольно вспомнила, как эти красивые руки скользили по ее груди и явственно испытала те же ощущения. Случайно перехватив пристальный взгляд Мэтью, она поняла, что у него мелькнула та же мысль.

— Ну и как он? — грубовато спросил Мэтью, и Саманта смешалась.

— Я… извините… не поняла… Кто?

— Пол, — уточнил он, — тебе с ним хорошо? Я имею в виду, в постели, — добавил он с неслыханной наглостью. — Мне кажется, в этом плане у вас что-то не так.

— Вы же понятия не имеете…

— Не знай я, что у тебя есть жених, я бы сказал, что ты совершенно неопытна, — продолжал он, словно не слыша ее возражений. — Должно быть, он очень неловок, вот все, что я могу сказать.

— Если вы произнесете еще хоть одно слово, — прошипела Саманта, — я выплесну вам это в лицо.

Мэтью пожал плечами:

— Зачем же ты тогда пошла со мной? Саманта задохнулась от гнева: он еще спрашивает! После того как практически похитил ее из кафе! Мгновенно было забыто, что она сама, по собственной воле согласилась поехать с ним. Она здесь по его милости, и только он во всем виноват!

— Думаю, вам лучше отвезти меня назад, — едва слышно сказала она и попыталась выскользнуть из-за столика, но он преградил ей путь.

— Не надо так, — устало взмолился он, — не убегай опять. — Он поймал ее дрожащую руку. — Ну хорошо. Я вел себя гадко. Извини. Ну, теперь ты успокоишься?

— Нет! — Ее глаза горели яростью. — Так я и знала, что от вас ничего хорошего не дождешься! Вам доставляет удовольствие издеваться надо мной, да?

Его глаза потемнели.

— Есть вещи, которые нам обоим доставят удовольствие. — Она и ахнуть не успела, как от оказались сидящими рядом на деревянной скамейке. Его рука обняла ее за плечи, и Самаг понадобилось мобилизовать все свои силы, чтобы воском не растечься по сиденью. — Слушай, хватит нам валять дурака, — пробормотал он, другой рукой поворачивая к себе ее лицо. Он провел пальцем по ее полураскрытым губам. — Догадываешься, что я хочу сейчас сделать?

Саманта судорожно глотнула воздух. В баре стало нечем дышать, но вдохнуть в полную силу ей мешала мысль, что при этом поднимется ее грудь, почти не сдерживаемая кружевным лифчиком. Ее обжигало сознание того, что Мэтью не спускает с нее глаз.

— Ты догадываешься? — требовательно переспросил он, и она беспомощно покачала головой.

— Мне нужно идти, — прошептала она, опасливо озираясь на стойку, но бармен был занят, да и посетители не обращали на них никакого внимания.

— Никуда тебе не нужно, — мягко возразил он, наклонив к ней голову и слегка касаясь ее языком чуть ниже уха. — Признайся, ты ведь хочешь остаться. — Он прихватил губами мочку и слегка ее прикусил. — Просто тебя гложет чувство вины вот и все.

— Да, это так. — Она ухватилась за это объяснение, как утопающий за соломинку. — Мне здесь делать нечего. И не надо было мне сюда приходить. Вы должны отвезти меня назад.

Мэтью вздохнул, его рука соскользнула к ней на колени, к ее судорожно сжатым кулачкам. Она вырвала у него свои руки и вцепилась в сиденье, остужая горячие пальцы о прохладное дерево скамьи.

— Хорошо, я отвезу тебя назад, — сказал он наконец, и она удивилась, что эти слова не принесли ей желанного облегчения. — Но я думаю, ты должна хотя бы выслушать мое предложение, — добавил он, перенеся руку на ее упругое бедро. — В конце месяца у моего деда день рождения. Точнее, в субботу перед Пасхой. Моя мать созывает гостей, и я сказал ей, что ты, может быть, согласишься помочь.

У Саманты слова застряли в горле.

— У вашего… деда? — переспросила она, неестественно повысив голос.

Мэтью кивнул, скользя пальцами по ее бедру. Вот он достиг подола короткой черной юбки, но не убрал руку, а принялся гладить ее ноги в черных сетчатых колготках.

— По-моему, гостей будет человек пятьдесят или около того. — Его глаза ловили ее взгляд. — В общем, семейное сборище. Ну, что ты скажешь?

Саманта нервно передернула плечами.

— Я… я не сумею приготовить еду на пятьдесят человек, — нерешительно возразила она, чувствуя, как его обволакивающая улыбка наполняет желанием ее тело.

— А никто тебя и не просит, — прошептал он, завладевая ее приоткрывшимся ртом и проникая языком в его влажную глубину. — Просто нужно, чтобы кто-то помог маме, только и всего, — продолжал он, целуя ее в уголки губ, — я ей сказал, что ты для этого идеально подходишь. Саманта задрожала как в ознобе.

— Вы… вы сказали, что у вас мама гречанка? — заикаясь, выговорила она, разрываясь между желанием раз и навсегда оборвать эту связь и неодолимой потребностью, чтобы он целовал ее еще и еще, чтобы он вырвал ее из скуки прозябания и перенес в другую, в свою жизнь. — Где же она живет… она и ваш дед?

— Разумеется, в Греции, — объявил он, и, разбивая ее надежды, одним махом допил свое пиво. — Ну что? Ты согласна?

Глава 6

Мэтью, поеживаясь, вышел из воды на берег. В этот утренний час море, еще не согретое поднимавшимся солнцем, словно хранящее в своих глубинах память о прошедшей зиме, было холодным и бодрящим.

Небрежным жестом он отбросил назад волосы, согнав с них воду. Холодные струйки побежали по его мускулистым плечам, вдоль спины к поясу, заставив вздрогнуть. Приятно было чувствовать себя полным жизни, знать, что от намечавшегося было брюшка не осталось и следа. С тех пор как он бросил пить и снова регулярно делал зарядку, Мэтью почувствовал себя гораздо лучше и избавился от похмельного синдрома, который уже начал его пугать.

И этим он во многом обязан Саманте, с грустью подумал Мэтью, чувствуя, как его тело напряглось, что бывало всегда при мысли о ней. Тонкие трусы предательски выдавали его реакцию, о чем он особо пожалел, потому что дед, сидя на террасе виллы, внимательно смотрел на него. Старик всегда вставал в шесть, но Мэтью забыл об этом. Поленившись сменить трусы на купальные плавки, он считал, что мать все равно не увидит его в столь ранний час. Дед прилетел ночью, и Мэтью решил воспользоваться случаем его поприветствовать.

Подняв с песка полотенце, он вытер голову и плечи, а затем, обернув его вокруг пояса, по мелкому песку направился к ступеням, ведущим на террасу.

— Здравствуй, дед, — с нежностью в голосе сказал он, и Аристотель Аполлониус, склонив свою седую голову, встретил внука взглядом, в котором легкое недовольство смешивалось со сдержанной гордостью.

— Здравствуй, Мэтью, — отозвался дед, указывая ему на мягкое кресло по другую сторону лакированного столика. — Раньше ты не вставал так рано.

— Да. — В тоне деда сквозило осуждение и, хотя Мэтью хотелось поскорее уйти в дом, чтобы встать под душ, он решил ублажить старика и сел напротив него. — Захотелось выкупаться. Вода такая хорошая.

Дед говорил по-гречески, и Мэтью, зная, что и по-английски он говорит не хуже, отвечал ему все же на его родном языке. Он не хотел давать повод завести разговор о том, почему предпочел жить на родине своего отца, а не матера. И так из-за этого в отношениях с дедом образовалась трещина глубиной с Марианскую впадину.

— Ты уверен, что причина в этом, а не в том, что сегодня приезжает эта девица — забыл, как ее? Макс… Макселл?

— Максвелл, — терпеливо поправил Мэтью, понимая, что человека, который держит в памяти тоннаж доброй сотни нефтяных танкеров, вряд ли можно упрекнуть за то, что он забыл чью-то фамилию. — Ее зовут Саманта Максвелл. Наверное, мама тебе о ней говорила.

— Может, и говорила, — не стал спорить Аристотель. — Не могу же я помнить имена всех баб, с которыми ты спишь. Мэтью сжал челюсти.

— Это мама сказала, что я сплю с ней? — язвительно поинтересовался Мэтью, и дед заерзал в кресле.

— Не помню, может быть, — сказал он, поправляя воротничок белой льняной куртки. — Я же говорю, что становлюсь забывчив.

Мэтью бросил на деда лукавый взгляд.

— Неужели? Сомневаюсь, что ты повторил бы это в присутствии твоих конкурентов. Ты, никак, стареешь, дед?

— Старею, — дед гневно сверкнул глазами. — А тебе разве есть до этого дело? Неужели тебя волнует мое здоровье, внучек мой единственный? Ведь у тебя не находится другого времени меня повидать, кроме как в дни рождения.

— Не правда, — выдохнул Мэтью. — Я приезжал к тебе три месяца назад. В Афины.

— Вот как? — Аристотель поморщился. — Насколько я помню, все время, пока ты у меня якобы гостил, ты или пьянствовал, или спал.

— Да, но, — Мэтью почувствовал стыд, — тогда было другое дело.

— Какое еще другое дело? — ухмыльнулся старик. — Ты пил горькую, потому что какая-то шлюшка отказалась расставлять для тебя свои ножки! Твоя мать мне все рассказала! Она тебя жалеет, а я — нет!

Мэтью крепче сжал зубы.

— А разве я прошу, чтобы ты меня пожалел? — с вызовом спросил он, внезапно почувствовав горечь, которую испытывал всякий раз, вспоминая о предательстве Мелиссы.

— Нет, не просишь, — с болью в голосе сказал Аристотель. — Но это не значит, что я тебя прощаю. Ничего другого я от тебя не жду и на сей раз, когда эта девица Максвелл поймет, что теряет с тобой время даром.

Мэтью был готов броситься на деда с кулаками, но вместо этого небрежно откинулся в кресле и, глядя, как солнце играет в голубых волнах залива, с деланным равнодушием изрек:

— Такого не будет. А кроме того, к твоему сведению, я с ней не спал. Пока еще не спал.

— Но собираешься.

— Да. Собираюсь, — улыбнулся Мэтью. Дед ответил недовольной гримасой. Достав из нагрудного кармана сигару, он скомкал целлофановую обертку и пошарил в кармане, ища спички.

— Ну и кто она такая? — процедил он, достав коробок с названием одного из шикарных афинских ночных клубов на этикетке, и раздраженно чиркнул спичкой. — Каролина сказала, что она официантка. — Аристотель затянулся. — Ты что, не можешь найти себе женщину нашего круга, обязательно связываться с официанткой?

— Я и не знал, дед, что ты сноб, — спокойно парировал Мэтью, как ни трудно ему было сохранить хладнокровие. — И потом, раз уж на то пошло, она не официантка. Моя мать прекрасно знает — а, я уверен, она и это тебе донесла, — что Сэм держит маленькое кафе. Кроме того, до недавнего времени она поставляла готовые блюда для домашних приемов. Я-то думал, ты приветствуешь в людях предприимчивость. Ты всегда говорил, что сам разбогател благодаря только ей. Если же говорить о нашем круге…

— Хватит, Мэтью, — раздался голос матери, оборвавшей его на полуслове. Он хотел встать и уйти, не вступая с ней в пререкания, но тяжелый кашель деда заставил его остаться.

— Аполлон, разве ты забыл, что тебе сказал врач насчет курения! — закричала Каролина, вырвав у отца сигару и растоптав ее каблуком. — Почему вас нельзя оставить друг с другом наедине без того, чтобы через пять минут вы не перегрызли друг другу горло?

— Ну, это преувеличение, — спокойно заметил Мэтью, поднимаясь из кресла и поправляя сползающее полотенце. — Мне надо принять душ. Если вы не против, пойду смою соль со своего грешного тела.

— Ох, Мэтью! — мать поймала его за руку. — Надеюсь, дорогой, ты не наделаешь глупостей?

— Что ты имеешь в виду? — смутился Мэтью. — Каких глупостей, например?

— Например, не уедешь ни с того ни с сего.

— Вряд ли он уедет, раз сегодня приезжает его новая пассия, — сухо заметил дед, доставая новую сигару. — Пусть мальчик идет, Каролина. Мы с ним друг друга поняли. С тобой у нас такого взаимопонимания никогда не было.

Оставив мать на террасе читать деду нотации по поводу того, что, куря, он совершает самоубийство, Мэтью, ступая по мраморному полу, вошел в просторный вестибюль. Дикий виноград, полностью покрывающий его стены, создавал иллюзию уголка природы, хотя в разгар лета даже здесь приходилось включать кондиционеры. Вообще же эта вилла, построенная в минойском стиле, хорошо сохраняла прохладу. Многие дома на Дельфосе были выдержаны в этом стиле, и поэтому казалось, что в их стенах витает дух древней цивилизации.

Однако в том, что касается комфорта, дом деда отнюдь не следует старинным образцам, — думал Мэтью, идя по бесконечным коридорам к своим апартаментам. Пол под его ногами был выложен мозаикой из итальянского мрамора и покрыт мягкими бухарскими коврами, стены украшала искусная роспись. Яркие фрески рассказывали о предках деда, отец которого, прадед Мэтью, был выходцем из северной Африки; хотя старик не любил, чтобы ему напоминали о его арабских корнях, своего пристрастия к мавританской архитектуре он никогда не отрицал.

В доме, пожалуй, нет помещения, не поражающего своей роскошью, в каком бы стиле оно ни было отделано, — подумал Мэтью, открывая тяжелую деревянную дверь в свою гостиную. Эта часть дома, площадью более акра, была построена в те времена, когда дед еще мечтал о большой семье: вестибюли и гостиные были здесь гигантских размеров. Вилла была рассчитана и на то, чтобы принимать одновременно не менее двух десятков гостей. А те, кто выходил на ее утопающие в цветах террасы, мог полюбоваться совершенством открывающихся взору пейзажей.

Скалистый мыс, на котором стояла вилла, с трех сторон омывали сверкающие волны Эгейского моря, и Мэтью признавал, что трудно было бы найти более удачное место. А он еще сомневался, ехать сюда или нет.

То, что он приезжал сюда редко, постоянно обижало и расстраивало деда. Но если бы он наведывался чаще, — думал Мэтью с иронией по отношению к себе, — старик был бы разочарован еще сильнее. Разве не глупо с его точки зрения, принадлежа к семье крупнейшего судовладельца, открыто игнорировать возможности, дарованные судьбой, и заниматься бизнесом на свой страх и риск, как это делает Мэтью. Разве не глупо пойти против воли деда и жить на скромное наследство, доставшееся от отца?

Самое обидное то, что Мэтью так и не сумел внятно объяснить деду мотивы своего поведения. Аристотель-Аполлон, как он себя называл, — никогда не мог выбрать время, чтобы выслушать внука. Во всяком случае, оказывался занят всякий раз, когда внуку хотелось открыть ему душу, — поправил себя Мэтью, переступая через мокрые трусы и входя в византийскую роскошь ванной.

Выросший в доме деда в Афинах, отгороженном и в силу необходимости защищаемом от внешнего мира, Мэтью всегда стремился вырваться на волю. Он чувствовал себя пленником за оградой под током и мечтал играть с теми детьми, которые бегали снаружи. Школьные годы в Англии стали для него откровением, потому что Хертфордширская школа находилась в глуши, куда не простиралось влияние деда. Для Мэтью это было началом мятежа. Именно там он начал бунтовать против удушающего контроля со стороны семьи матери. Он не хотел той ответственности, которую дед намеревался на него со временем возложить. Он не хотел жить в мире, неотъемлемой частью которого было постоянное присутствие следующих повсюду по пятам телохранителей, в мире, где каждое его движение заносилось в протокол. Он хотел быть свободным и иметь возможность выбора. Он хотел быть Мэтью Патнемом, а не Мэтью Аполлониусом.

Естественно, это оказалось делом нелегким. Было все: и угрозы деда, и слезы матери. Но он все это преодолел. Он сам выстроил свою жизнь, и был кузнецом собственных бед, как он шутил иногда. Он понимал, что рано или поздно судьба замкнет за ним ловушку. Ведь он неминуемо унаследует состояние деда. Опека Виктора постоянно напоминала ему об этом. И хотя он мог еще какое-то время жить вполне беззаботно, его будущее было предопределено и поджидало его в конторах Пирея.

Мэтью вздохнул, подставляя лицо под струи горячей воды, падавшей из душа самой современной конструкции. Вода ласкала плечи, слегка обветрившие за время разговора с дедом. Разговора? — криво усмехнулся он. Вернее сказать, стычки.

Приглашать сюда Саманту было с его стороны крайне неблагоразумно. Не только потому, что это прибавляло головной боли деду, но и по другим, касающимся его лично, причинам. Откровенно говоря, он и сам не очень понимал, как это ему пришло в голову. Он был далек от такой мысли, когда поджидал ее у кафе. Приглашение как бы само сорвалось с его губ. Но что сделано, то сделано, отступать было поздно.

И все-таки он не мог избавиться от гнетущего чувства. Он пригласил ее сюда под вымышленным предлогом; и, как бы ни стремилось к ней тело, разум не находил ему оправданий.

Наконец, он знал, мать никогда не позволит, чтобы кто-то чужой нарушил выстроенный ею план домашнего праздника. Все приготовления были давно закончены, все продумано до малейших деталей. Кроме того, на вилле трудилась целая армия слуг, способная обслужить хоть пять тысяч гостей, не говоря уже о пятидесяти. Только неискушенность Саманты позволила ему сыграть с ней такую шутку. К тому же надо учесть, что девушка понятия не имеет, кто он такой на самом деле.

Его губы плотно сжались. Будь у него хоть капля совести, он бы сразу сказал ей правду, вместо того, чтобы дурачить просьбами о мнимой помощи, которую здесь якобы нужно кому-то оказать. Ему следует, как только она приедет, тут же отослать ее назад — и баста. Назад к ее жениху, к ее спокойному тусклому существованию.

Но он уже знал, что не сделает этого. Она трогательна, невероятно простодушна и невинна — а он собирается разбить ей жизнь. Он использовал ее, чтобы заглушить свою тоску по Мелиссе. Но все ли в этом правда? И вдруг, впервые за долгое время он почувствовал, что стал совсем другим, что никогда раньше не терзался подобными сомнениями. И этим он обязан Саманте. Нет, непохоже, чтобы он был ей безразличен. Господи, в тот вечер в пабе он ощутил, как она ранима. И эта ее защитная маска презрения! Наивная уловка. Если бы она не хотела его видеть, ему бы не удалось вытащить ее на свидание. В то же время, чтобы уговорить ее, не понадобилось большой настойчивости…

Нетерпеливым жестом он сменил воду с горячей на холодную. Он чувствовал жар, весь горел и был возбужден до смешного, если учесть, что прошло более пятнадцати лет с тех пор, как одна дама, годившаяся ему в матери, научила его, как доставить женщине удовольствие. И как получить от нее удовольствие самому, — мысленно добавил Мэтью, выключая душ и доставая мохнатую банную простыню. Прошли годы с момента его приобщения к миру взрослых, немало женщин оценило его искушенность. И вот теперь Саманта…

Он нахмурился. Интересно, который час? Он вспомнил, что оставил свои часы в спальне, и, завернувшись в простыню, пошел туда.

Часы валялись у изголовья огромной кровати, занимавшей добрую четверть просторной спальни с высоким потолком. Он поднял часы, подобрал с пола небрежно брошенное зеленое с золотом гобеленовое покрывало и накинул его на постель. Время было раннее, стрелки только подходили к семи. Саманта приедет не раньше полудня. Конечно, если в последнюю минуту не передумает, и самолет не улетит без нее. Нет, конечно, она так не сделает. Она приедет, раз обещала. Она ему поверила.

Саманта не знала, что ее ждет после приземления в Греции, но меньше всего она была готова к тому, что ее встретит незнакомый человек.

Получив присланный Мэтью авиабилет до Афин и обратно, на котором были четко обозначены номер рейса и время вылета, она, естественно, предположила, что Мэтью будет ждать ее в аэропорту. Он сказал, что Дельфос, остров, где живут его дед и мать, от Афин достаточно далеко, но не сообщил никаких подробностей, как туда добраться. Значит встретит. Он ведь должен понимать, что она волнуется.

Однако ее встретил не Мэтт, а мужчина в униформе, правда по виду вызывающий доверие, который назвался Спиро Ниаркосом. Он, смущаясь, объяснил, что является сотрудником компании «Аполлониус Корпорейшн» и ему поручено ее встретить и сопроводить к месту назначения.

Саманте ничего не оставалось, как последовать за ним. Поначалу, глядя на его униформу, она подумала, что это шофер. Но он повел ее не к машине, а к серебристому вертолету с голубой надписью на борту: «Аполлониус Корпорейшн».

Когда вертолет набрал высоту и уже летел над сине-зелеными водами Эгейского моря, все прежние страхи и сомнения вновь обступили ее. Куда они летят? И действительно ли там, куда они летят, будут его мать и дед? А если их не будет, как ей тогда поступить? Ведь она согласилась на эту поездку, понимая в душе, что Мэтью Патнем хочет от нее большего, чем деловые услуги.

Боже мой!

На мгновение она прикрыла глаза, ужаснувшись собственному легкомыслию. Бессмысленно убеждать себя в том, в чем она убедила родителей и Пола, — это якобы всего-навсего командировка. Она прекрасно понимала, что это не так. Ну и что, если ей удалось их уговорить, видите ли, она не может упустить такую редкую возможность. Она лгала, изворачивалась, выдумывала оправдания, даже сослалась на Дженнифер Спеллман, которая была совершенно ни причем. А все почему? Потому, что она потеряла рассудок. Настолько, что возомнила, будто человек, подобный Мэтью Патнему, может и в самом деле заинтересоваться ею. И все же…

Она открыла глаза и увидела перед собой восхитительную картину. Это было так не похоже на вид из самолета, когда все на земле уменьшается до микроскопических размеров. Из вертолета ей были видны самые крохотные островки, яхты и лодки, скользящие по глади залива.

Значит, подумала она, семья Мэтью живет на одном из этих островков. Призвав на помощь свои знания из географии, она предположила, что дед у него либо рыбак, либо фермер. Скорее всего фермер, — поразмыслив, решила Саманта. Вот только непохоже, чтобы на этих мелких островах были какие-нибудь сельскохозяйственные угодья. Преимущественно они представляли собой нагромождение скал, и сверху можно было различить на них то несколько пасущихся овец, то группу фиговых или оливковых деревьев. Саманте казалось, что место тут неподходящее для званого ужина на пятьдесят человек. Но ведь она в сущности не знает, что это будет за вечеринка.

Она вздохнула с тревогой. С каждым мгновением в ней росло ощущение, что приезд сюда — ужасная ошибка. Что она знает о греках? О греческой кухне? Она где-то читала, что греки очень гостеприимный народ. Но то была статья из путеводителя для туристов, и в ней ничего не говорилось, как себя вести одинокой англичанке, бросившейся в неизведанное словно головой в омут.

Саманта взглянула на сидящего рядом пилота и увидела, что на его униформе тоже красуется надпись «Аполлониус Корпорейшн». Что все это значит? Что-то в этом названии показалось ей знакомым, кажется, эта компания связана с судоходством. Но с какой стати вертолет, принадлежащий судоходной компании, повез бы ее на Дельфос? Может быть «Джей Ни Софтвэр», принадлежащая Мэтью, является частью «Аполлониус Корпорейшн»?

Чем больше она размышляла над этим, тем более логичной представлялась ей такая версия. Она объясняла очень многое, не только то, что за ней прислали вертолет, но и то, что Мэтью не встретил ее в Афинах. Слава Богу, ей не пришлось тащиться к острову на пароме. Судя по расстоянию, которое они пролетели, это путешествие заняло бы весь остаток дня. И все же…

Саманта незаметно прижала руки к животу, чувствуя себя не совсем уютно от перепадов высоты. Факт остается фактом — приехав сюда, она серьезно рискует. Ей ничего не известно о семье Мэтью, да и о нем самом она знает слишком мало. Разве можно всерьез рассчитывать на то, что он поведет себя честно по отношению к ней, коль скоро он и сам фактически признал, что не до конца искренен. Чего же она все-таки хочет? Ведь ее будущее не здесь, а в Нортфлите, и связано не с ним, а с Полом.

Отчаявшись избавиться от этих навязчивых мыслей, Саманта вновь повернулась к пилоту. Она сидела рядом с ним, но из-за шума двигателей они могли переговариваться только по радио.

— Далеко еще? — спросила она, надеясь, что его познания в английском не ограничиваются тем формальным приветствием, которое было произнесено им при встрече.

— Мы почти прилетели, — ответил он вежливо, но Саманта даже почувствовав его сдержанность, все же не отступила.

— А мистер Патнем — э-э-э — часто пользуется вертолетом?

Это был глупый вопрос, и она надеялась, что ее собеседник не расценит его как попытку разузнать, не привозил ли Мэтью на остров других девушек. Строго говоря, он и в данном случае не сам пользовался вертолетом. Она вообще не знала, летает он на нем когда-нибудь или нет.

Во взгляде повернувшегося к ней пилота она прочитала недоумение и отнесла его на свой счет. Наверное он удивлен, что особенного нашел в ней Мэтью. Но пилот лишь пожал плечами и переключил внимание на приборы.

— Вертолет в его распоряжении в любой момент, — сказал он после долгого молчания, когда Саманта уже решила, что ответа ей не дождаться, — но, поскольку он живет в Англии, — медленно продолжал Спиро Ниаркос, — чаще всего я вожу его мать.

Саманта перевела дух:

— Его мать?

— Да. Кирию Патнем. — Он помедлил, а затем вежливо спросил:

— Вы ведь знакомы с ней, не так ли?

— Нет, не знакома.

Саманта ответила, не задумываясь; ее мысли лихорадочно вертелись вокруг сказанного Спиро. Кто же такая мать Мэтью, если ей не в диковинку летать на вертолете? И почему Мэтью не предупредил ее, что он не из обычной семьи?

Она решила, что сама во всем виновата. Ей надо было расспросить его понастойчивее, прежде чем соглашаться на эту поездку. Хотя у нее мелькала мысль, что тот, кто дает званый ужин на пятьдесят человек, скорее всего, не бедствует, но такое ей и в голову не приходило.

По правде говоря, она была настолько поглощена своими переживаниями и чувством вины перед Полом, что все остальное почти потеряло для нее смысл. Больше всего ее мысли занимали их отношения с Мэтью; и только когда Спиро Ниаркос упомянул его мать, Саманта поняла, насколько была наивна.

Что она здесь делает? — вновь и вновь спрашивала она себя. Что дает ей право играть в кошки-мышки с Полом, ставить под угрозу их отношения, которые длятся уже седьмой год? Если ей захотелось острых ощущений — а другого объяснения своим поступкам она не видит, — надо было выбрать для этого кого-нибудь из своего круга. А не позволять соблазнить себя человеку, статус которого начинал ее пугать.

— Нам осталось лететь меньше четверти часа, — сказал он и Саманта крепче сжала кулаки. А что если попросить его сейчас развернуться и отвезти ее назад в Афины? Скорее всего он откажется, — хмуро подумала она. В конце концов, зачем об этом думать? Все равно она не осмелится сделать это.

Вертолет снижался; море ослепительно сверкало в лучах солнца. Внизу волны обгоняли стремительно несущийся катер, а когда они опустились ниже, стал виден человек, мчащийся за ним на водных лыжах.

Саманта пригляделась пристальнее, но это был не Мэтью. Он был так же, как Мэтью, смугл, во оказался старше — лет пятидесяти с небольшим. Мужчина был коренаст, а его фигура выдавала склонность к обильным трапезам. Наверное, родственник, — подумала Саманта, отбросив свои догадки о дедушке-рыбаке. Что ж, поделом ей! У тех, кто пытается обмануть судьбу, никогда ничего хорошего не получается.

Остров был теперь прямо под ними; несмотря на все свои дурные предчувствия Саманта смотрела вниз с восхищением. Остров был невелик, но больше, чем она ожидала. Он поднимался из моря крутыми склонами, поросшими буйной зеленью. Узкий залив на северной оконечности острова окаймляли белые постройки; здесь, по-видимому, был единственный подступ со стороны моря. Саманта заметила несколько рыбацких лодок у причала и крохотную церковную колокольню. Затем вертолет развернулся в направлении южной части острова, к широкому, уходящему далеко в море мысу.

На мысу стоял дом (а может быть, это отель — гадала Саманта). Он тоже был белого цвета, ослепительно белого, режущего глаз. Башенки и арки придавали ему вид старинного замка. Здание было построено с размахом. Внутренние дворики утопали в цветах, были тут и теннисные корты, и увитые виноградом террасы, а внизу простирался широкий песчаный пляж.

Судя по всему, это и было их место назначения. Саманта ощутила легкую дурноту, когда Спиро посадил вертолет на специальную площадку, расположенную в четверти мили от дома. Если он и заметил реакцию своей пассажирки, то оказался достаточно деликатен, чтобы не подать вида. К тому же внимание Саманты тут же отвлек человек, который стоял, привалившись к каменной стене, в нескольких ярдах от площадки.

Это был Мэтью. Саманта даже не поняла, тревогу или успокоение внушил ей его вид. Она не могла сразу разобраться в своих ощущениях и не могла выйти из вертолета из-за страшной слабости в коленях.

Она понимала, что эта слабость вызвана встречей с ним. Она не видела его с того вечера, когда поддалась на уговоры приехать сюда. Он только позвонил всего один раз по телефону, но ведь это совсем другое дело. В новой обстановке он выглядит совершенно иначе, — с волнением думала Саманта, глядя, как, отделившись от стены, он направился к вертолету. В одних потрепанных шортах, с открытыми солнцу плечами и непокрытой головой, он мало напоминал того Мэтью, образ которого она хранила в душе. Сейчас было особенно заметно, что он не чистокровный англичанин. Он смотрелся иностранцем, и узнать его можно было только по ленивой усмешке, притаившейся в уголках губ.

Может быть, она ошиблась, подумала Саманта. Может быть, его мать просто работает в этом доме, то есть в этой гостинице? В конце концов, на вид у него нет ничего общего с тем плейбоем на водных лыжах…

— Привет, Спиро! — Мэтью подошел к вертолету и открыл дверцу с ее стороны. Мельком взглянув на ее напряженное лицо, он обратился к пилоту. — Все в порядке?

— Никаких проблем.

В голосе Спиро звучала теплота, и Саманта, исподтишка наблюдавшая, какими взглядами обменялись мужчины, поняла, что сбываются ее худшие опасения. Ведь помимо теплоты в тоне Спиро ощущалось почтение, такое, которое испытывают к хозяину. О Господи, почему Мэтью ее не предупредил?

— Отлично! — Мэтью перевел взгляд на осунувшуюся Саманту. — Сэм, — спросил он, понизив голос, — тебе нужна помощь?

Только не от вас! Она не произнесла этих слов, но все же была уверена, что он не мог не почувствовать ее враждебность. Видимо, поэтому он не стал тратить время на пространные приветствия. Должно быть, понял, что ей совсем не хочется сходить на землю.

Но и оставаться дальше в вертолете она не могла. Спиро ждал, и ей пришлось пошевеливаться. Саманта осторожно сняла шлемофон, положила его на панель и, нимало не заботясь о грации, выставила ноги из кабины.

Выпрыгнув, Саманта чуть не сшибла Мэтью с ног, и он едва успел поддержать ее, чтобы она не упала.

— Я сама справлюсь, — огрызнулась она, восстановив равновесие.

Мэтью пожал плечами и потянулся за ее багажом. Она взяла с собой только небольшой чемоданчик и полотняную дорожную сумку, которые Мэтью легко подхватил одной рукой. Он сказал что-то по-гречески, отказываясь от помощи Спиро, и добавил, обращаясь к ней:

— Пойдем. Иначе тебя унесет ветром от лопастей.

Саманта поджала губы, но возразить ей было нечего. Вертолетная площадка находилась всего в нескольких ярдах от песчаного пляжа. В воздухе еще не осела пыль после их приземления, а уж когда вертолет снова взлетит…

И потом, она не хотела долго оставаться на солнце; ей и так было жарко в куртке, а шерстяные брюки, которые были так кстати в Англии, просто прилипали к ногам.

Лопасти вертолета раскручивались все сильнее, и Саманта поспешила присоединиться к Мэтью. Сосредоточив внимание на взмывающей стальной птице, она старалась не смотреть на мускулистый торс Мэтью, но всем своим существом отзывалась на его присутствие. Он впервые предстал перед ней без обычной городской одежды — фактически, почти без одежды вообще, и ее не могло не смущать зрелище его широкой груди и покрытых грубоватым пушком мускулистых бедер. Он был очень смугл и излучал, как казалось Саманте, опасность. Он выглядел совершенно чужим — человеком, которого она видит впервые…

Глава 7

Стоя у распахнутого окна с французскими решетчатыми ставнями, Саманта любовалась видом на море. В полуденном воздухе витал запах мимозы, а в декоративных вазонах внутреннего дворика пламенела герань. Посередине его уютно расположился фонтан: вода игристой струйкой выливалась из кувшина в руках мраморной нимфы в бассейн у ее ног. Умиротворяющее журчание фонтана проникало в комнату Саманты и видны были лилии на глади бассейна.

За зеленой изгородью дворика начинались террасы парка, с последней из которых ступеньки вели к песчаному пляжу. Взгляду Саманты открывался живописный пейзаж: зеленовато-синие волны, набегавшие на прибрежную полосу, редкие белоснежные паруса у самого горизонта.

От этого вида захватывало дыхание, так он был хорош. Ничего подобного она уж точно не ожидала. Да; она приготовилась увидеть солнечные краски Греции, особенно яркие после английской зимы, но откровенная роскошь дома ошеломила и смутила ее.

Она взглянула на свой чемодан, лежащий на резной тумбочке в ногах кровати. Даже ее вещи блекнут среди такой обстановки. И выглядят столь же неуместными, как она сама, с горечью призналась себе Саманта. Не нужно ей было приезжать. Не нужно было пасовать перед его чувственностью. Разве может тот, кто живет в таком доме, нуждаться в ее помощи? Да это просто смешно. Все это сплошной обман.

Но ведь, если не кривить душой, она с самого начала понимала, что просьба Мэтью помочь его матери не более чем предлог, во всяком случае, не главная цель ее приезда. Так почему же ей сейчас так плохо? Неужели только потому, что все здесь оказалось не таким, как она ожидала, она испытывает эту опустошенность, словно у нее отняли что-то очень дорогое?

Саманта вздохнула и, отойдя от окна, принялась рассматривать отведенные ей покои с великолепными интерьерами, выдержанными в кремовых и розовых тонах. Когда ей показали ее апартаменты, она в первый момент решила, что тут какая-то ошибка. Гостиная с богатой мебелью, с диванами, обитыми нежнейшим бархатом, кабинет, украшенный деревянной резьбой, — все это не могло предназначаться ей. Так же как огромных размеров кровать в комнате с экзотическими драпировками и шикарно оборудованная ванная, в бассейне которой можно плавать. Все это не для тех, кто приезжает под вымышленным предлогом. И уж конечно, не такой прием она себе представляла, когда давала свое согласие.

А вот это действительно серьезная ошибка. Не видя этот дом, она еще питала какие-то, пусть жалкие иллюзии, что Мэтью, несмотря на его связь с такой шикарной женщиной, как Мелисса Мейнверинг, не слишком отличается от нее, Саманты. Это трудно объяснить, но где-то в глубине души в ней почему-то жила уверенность, что она и Мэтью могли бы…

Она тяжело вздохнула. Могли бы что? — с болью подумала она. Могли бы стать друзьями? Любовниками? Могли бы полюбить друг друга?

Теперь ее ужасала собственная наивность. Невозможно даже предположить, чтобы для человека, который живет в таком доме, могла что-то значить такая девушка, как она. Для чего бы он ее сюда ни пригласил — а теперь она знала точно, не для помощи по хозяйству, — ясно, что по отношению к ней у него нет серьезных намерений. Она его развлекает и забавляет — это да, но, кроме того, чтобы с ней переспать, ничего другого ему от нее не надо.

Он ведет себя как настоящий феодал, с грустью подумала Саманта, пытаясь выдернуть из-под крышки чемодана застрявшую лямку ночной рубашки. Она сюда привезена на потеху Мэтью. И он не остановится ни перед какими расходами — лишь бы она избавилась от своих глупых предрассудков.

Если бы только у нее была возможность переговорить с Мэтью до того, как Спиро Ниаркос улетел назад в Афины! Если бы у нее было на это время! Но этого не произошло. Не успел вертолет вновь оторваться от земли, как появился улыбающийся слуга и повел Саманту в ее комнаты. И, хотя Мэтью сам внес в дом ее чемодан и сумку, их тут же подхватил другой слуга.

Понимая, по всей вероятности, что она испытывает, Мэтью, однако, и не подумал проводить ее, предоставив это слугам. Вопреки ее ожиданиям, им не пришлось встретиться и за обедом — выйдя из ванной, Саманта обнаружила в комнате поднос с едой.

Может быть, думала она, он считает, что ей хочется отдохнуть. Ведь она выехала из Нортфлита очень рано и могла просто устать. На самом же деле нервное напряжение мешало ей расслабиться, а тревожные предчувствия все равно не дали бы ей уснуть. Как ни прекрасен был этот дом, этот остров, отдыхать здесь она не могла.

Он должен это понимать, раздраженно думала Саманта, постепенно справляясь с оцепенением. Потому и держится сейчас от нее подальше. Он знает, что она не может оставаться здесь, не может предстать перед его семьей, смешаться с гостями его деда, словно она одна из них. Не может, и все. И не сможет никогда. Он затеял это, чтобы сделать ее своей игрушкой, а она оказалась настолько глупа, что попалась на эту удочку.

Скорее всего, он вовсе не собирается знакомить ее со своими родственниками, думала Саманта, разглядывая в зеркале дешевенькие полотняные брючки и майку, надетые ею из-за жары. То, что ее поместили в шикарные апартаменты, отнюдь не означает, что и в остальном с ней будут обращаться как с другими гостями. Может быть, именно поэтому ей отвели так много места в доме: собственная гостиная, собственный внутренний дворик — что еще нужно? Почему она вообще решила, что Мэтью представит ее остальным членам семьи?

Саманта взглянула на часы. Уже четыре. Если бы ее не сковывало ожидание чего-то неизбежного, она вышла бы прогуляться по пляжу. Куда угодно, лишь бы вырваться из этой золоченой клетки и отделаться от мыслей, которые она навевает.

Разумеется, можно заняться распаковкой вещей. Она подумала об этом с горечью, понимая, что выбраться отсюда до окончания праздника все равно не удастся. А он начнется только завтра вечером.

За дверью гостиной раздался звук шагов, и у Саманты вдруг пересохло во рту. Но ее не окликнули. Наверное, кто-то из слуг пришел забрать поднос, а ведь она так и не притронулась к еде. В таком состоянии, как сейчас, она и думать о ней не могла.

— Тебе получше?

Саманта замерла, услышав вопрос, полный мягкой заботы, и, почувствовав укор совести, обернулась на голос. Но ведь она ни в чем не виновата, упрекнула себя Саманта. Во всяком случае, перед этими людьми. Увидев стоящего в дверях Мэтью, она почувствовала безысходность.

Тем не менее ее не оставила равнодушной его мужественная чувственность, подчеркнутая узкими полотняными брюками, тесно облегающими бедра, и сильные длинные ноги. Мельком взглянув на него, Саманта тут же отвела глаза, заставив себя смотреть куда-то мимо него.

— Нет, — с запозданием ответила она на его вопрос. — Мне не надо было сюда приезжать.

— Почему? — подался вперед Мэтью. Окинув взглядом увешанные картинами стены, дорогой толстый ковер на полу, он спросил:

— Тебе здесь не нравится?

Саманта покачала головой.

— Нет, — покривила она душой, — не нравится.

— Но почему? — Мэтью, запустив пальцы в волосы, отбросил непослушные пряди назад. При этом рубашка с ручной вышивкой, стоившая, как подозревала Саманта, целое состояние, обтянула его торс. — Разве тебе здесь неудобно?

— Удобно? — сдавленно отозвалась Саманта. — Это смотря что считать удобством.

Черные глаза Мэтью внимательно следили за ней.

— Не понимаю, — нахмурился он. — Кто-то сказал тебе что-нибудь неприятное?

— Нет. — Саманта крепко обхватила себя руками. — Нет, — повторила она, подходя к открытой двери, ведущей во внутренний дворик. — Я ни с кем и не разговаривала. Я ведь не говорю по-гречески.

Она почувствовала, как Мэтью прошел через комнату и встал у нее за спиной, но не двинулась с места, хотя ей хотелось держаться от него подальше. Они должны объясниться начистоту, твердо решила она. Пусть даже при этом они поссорятся, хотя поссориться с ним в этом доме было бы очень некстати.

— Тогда в чем дело? — спросил он у самого ее уха с характерной притягательной хрипотцой в голосе. И, слегка коснувшись пальцами ее пылающей щеки, продолжил:

— Разве так важно, что ты не говоришь по-гречески?

— Ах, перестаньте! — не выдержала Саманта, отталкивая его руку, — разумеется, дело совсем не в этом, что вам отлично известно. Господи, да за кого вы меня принимаете? Вам не приходит в голову, что я — живой человек, способный чувствовать? Ну, ясно, не приходит. Ведь я всего лишь официантка!

— Эй! — Мэтью властно положил ей на плечо свою теплую руку, и от этого прикосновения словно ток пробежал по всему ее телу. — Не сердись за то, что я не сказал тебе всю правду…

— Всю правду? — не дав ему закончить, она резко вырвалась, повернулась к нему лицом и закричала, глядя на него горящими глазами. — Всю правду? Да я сомневаюсь, чтобы в том, что вы говорили, была хоть капля правды!

Мэтью тяжело вздохнул.

— Тебе не нравятся эти апартаменты, — мягко произнес он. — Ну хорошо, согласен, они чересчур помпезны…

— Да мне нет до них дела! — Саманта понизила голос, поняв вдруг, что ее могут услышать в доме. — Перестаньте притворяться, будто не понимаете, о чем я говорю. Вы дали мне понять, что работаете в компьютерной компании…

— Так и есть.

— .. А на самом деле… — то, что он подтвердил свои слова, заставило ее задуматься. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что работаю в компании, занимающейся программным обеспечением для компьютеров.

— Но вам ведь незачем работать, — заявила Саманта.

— Как это незачем? Если компания обанкротится, я потеряю все свои деньги.

— Все ваши деньги? И я должна этому верить?

— Но это правда. Она покачала головой:

— А чей это дом?

— Моего деда.

— Чем же занимается ваш дед?

— Чем он… — Мэтью запнулся и поежился. — Так ты не знаешь? — пробормотал он. — Ну конечно, откуда тебе… — он издал странный жалобный звук. — Но ведь он… он…

Впервые она видела, как Мэтью мямлит, не находя слов, и внезапно ее осенило.

— Аполлониус! — воскликнула она. — Это было написано на вертолете. «Аполлониус Корпорейшн»! Ну конечно. Ваш дед, должно быть… как его имя? Аристотель? Да, точно. Аристотель Аполлониус. Боже мой! — Она побледнела. — Я права? Это ваш дед?

Выражение лица Мэтью было достаточно красноречивым, подтверждения не требовалось. Саманта обессиленно прислонилась к двери. Все время, пока она находилась на вилле, терзаясь своими взаимоотношениями с Мэтью, ей не пришло в голову задуматься, кто такой его дед. Ответ на этот вопрос оказался просто убийственным.

— Ну вот, теперь ты все знаешь, — сказал Мэтью странно ровным голосом. — Это что-нибудь меняет?

— Меняет? — задохнулась Саманта. — Естественно, меняет. — Ее передернуло. — Разве можно думать иначе?

— Нет, — вздохнул Мэтью, — наверное, ты права.

— Наверное, я права, — эхом отозвалась Саманта; она невольно как бы передразнивала его. — Господи, как вы не понимаете? Я приехала сюда потому, что думала… Ну, неважно, что я думала… Я приехала, считая, что вы — обычный человек, как все. Что вы не очень отличаетесь от меня. Ну, может быть, чуть больше преуспеваете. Но ничего сверхъестественного. И вдруг, и вдруг я узнаю, что вы — внук Аристотеля Аполлониуса! Вероятно, в один прекрасный день вы унаследуете этот дворец. Так же как и все остальное!

Лицо Мэтью потемнело:

— А для тебя это имеет значение?

— Конечно, это имеет для меня значение, — прищурилась Саманта. — Для чего вы привезли меня сюда?

— Для чего… я… привез? — теперь настала очередь Мэтью удивляться. — Я не совсем понимаю…

— Неужели? — Губы Саманты вздрогнули. — Ну так я вам скажу открытым текстом: я вам не девка! Я не из тех, кто продается! Вы не купите меня, как привыкли покупать все, что хотите!

— Сэм! — потемневшие глаза Мэтью смотрели с тревогой.

— Не смейте ничего говорить! — оборвала его Саманта, чувствуя, как подступают слезы; все ее силы ушли на эту гневную отповедь. — Просто дайте мне уехать отсюда. Сегодня же. Или завтра. Как можно скорее. Мэтью покачал головой.

— Ты хочешь уехать?

Он застыл, пораженный ее словами. Ей же казалось, что она теряет рассудок; Саманта не понимала, действительно она только что выкрикнула эти ужасные слова, или только подумала об этом.

— Да, — повторила она неуверенно, — я хочу уехать. А вы чего ожидали? Вы думали, когда я узнаю, кто вы такой, то сразу растаю?

Мэтью недоуменно смотрел на нее.

— Постой, — наконец сказал он. — Дай сообразить, что к чему. Так тебе… тебе здесь не понравилось?

— Это вы мне не понравились! — парировала Саманта, глядя на него с ненавистью. — Разумеется, я в восторге от этого дома. Иначе быть не может, дом просто великолепен! Но ведь не о нем речь! Речь идет о вас. А вы… столько лжи вы нагромоздили, чтобы завлечь меня сюда! У Мэтью был озадаченный вид.

— Ты сердишься, — констатировал он, и Саманта подумала: когда же до него дойдет смысл ее слов? — Боже мой, да ты и в самом деле сердишься.

— Ну конечно, сержусь! — воскликнула она и нахмурилась, заметив неожиданно появившуюся на его губах улыбку. — Рада, что вас это позабавило.

— Меня это вовсе не забавляет, — сдержанно отозвался он. Но улыбка все еще блуждала в уголках его глаз, вызывая в ней недоброе чувство. Он пожал плечами и придвинулся к ней вплотную. — Ты не перестаешь меня удивлять, Сэм. Вот это мне в тебе и нравится.

Саманта снова сжалась в комок. Перемена в его тоне была разительна, и когда он потянулся, чтобы взять ее за руку, ей оставалось только подивиться его нахальству.

— И таким образом вы думаете меня успокоить? — сказала она, понимая, что гнев для нее — единственная защита от тех чувств, которые он вызывает в ней. — Я хочу домой. А если… если вы будете меня удерживать, я позвоню Полу и попрошу, чтобы он меня отсюда забрал.

Губы Мэтью сжались.

— Да ну? — сказал он, притягивая, несмотря на сопротивление Саманты, ее руку к своим губам. Он поцеловал ее ладонь, потом провел по ней языком. — А если я скажу, что отсюда нельзя уехать, не получив на то разрешение моего деда? Пристань слишком мала, чтобы мог причалить теплоход, да и самолету сесть негде.

— Я вам не верю. — Саманта покраснела.

— Я говорю правду. — Мэтью смотрел на нее из-под полузакрытых век. — Стал бы я врать.

— Как же, — огрызнулась Саманта, вырывая руку. — У вас ведь совсем стыда нет! Вам безразлично, что я чувствую, вам лишь бы свое получить!

— Извини, но мне казалось, наши желания совпадают, — рискнул возразить ей Мэтью с мягкой настойчивостью. — А раз так, ничего для нас не изменилось.

— Вы с ума сошли! — Саманта была шокирована. — Вы разве не слышали, что я сказала?

— Слышал. — Он опустил глаза. — Тебя возмутило, что я не сказал тебе всей правды о своем происхождении. — Он пожал плечами, и Саманта, сбитая с толку его покорностью, вдруг почувствовала себя загнанной в угол; выбора у нее действительно не было — с одной стороны стеклянная дверь, с другой — рука Мэтью. — Прости меня.

— Простить? — Ее голос был похож на комариный писк. Мэтью дышал ей прямо в волосы, пуша на макушке легкие пряди. Он стоял так близко, так волнующе близко, что хотя и не касался ее, тепло, исходящее от его тела, вызывало у нее мучительную слабость. Каждое движение, каждый его жест воспринимался Самантой как прямая угроза, как сигнал опасности. Если у нее есть хоть капля здравого смысла, она должна сопротивляться изо всех сил.

Проблема была только в том, как привести этот здравый смысл в соответствие с тем, что она чувствует. Свои двадцать четыре года Саманта прожила в полной уверенности, что ни в какой ситуации не пропадет и справится с домогательствами любого мужчины, а теперь вдруг оказалось, что она не в силах справиться даже с собой. Ведь он солгал ей, больше того, солжет еще не раз, и все же она понимала, что, даже не прикасаясь к ней, он может вить из нее веревки.

— Да, прости, — повторил он, пропустив пальцы правой руки сквозь волосы Саманты и беря ее голову за затылок в ладонь. Мэтью кончиком языка провел ей по верхней губе. — Ты ведь не станешь портить наш с тобой праздник только из-за того, что я сказал тебе не всю правду?

Сердце Саманты билось, как птица в клетке. Она вся пылала от возбуждения, но вместе с тем и от страха. Она боялась его власти над собой и того, что могло случиться. Что-то ей подсказывало, что, если она сейчас не остановит Мэтью, для нее самой уже не будет пути назад. И это будет роковой, непоправимый шаг, о котором она, может быть, будет жалеть потом всю жизнь. И все же…

— Я… я не знаю…

Как слабо и беспомощно звучит ее голос! А ведь душа ее кричит ей — дура! Дура! — так громко, что как бы Мэтью не услышал. Но вряд ли он слышал даже то, что произносилось вслух. Большим пальцем левой руки он провел по ее губам.

— Пожалуйста, — сказал он своим хрипловатым голосом с невероятной мольбой, — ну пожалуйста. — Он склонил голову и потянулся к ее губам. — Прошу тебя, — умолял он, приникая к ее рту.

Его руки обвили ее, скользнули по спине вниз, к бедрам. Он прижал ее к себе, к своему упругому мужественному телу, заставив ощутить его напряженную мощь. Он сжимал Саманту в объятиях так крепко, что его жар воспламенял ее. Она чувствовала его близость каждой клеточкой своего существа, а его требовательные ласки лишали ее воли.

Он целовал ее еще и еще, овладевая ее ртом, сминая ее губы, передавая ей свое желание, которое было невозможно отвергнуть. Поначалу Саманта пыталась сопротивляться, но, когда он коварно нащупал самые чувствитенные уголки ее рта, разум ее пришел в смятение, а время остановилось.

Она стала отвечать на его поцелуи, и тогда инстинкт, который так и не удалось разбудить Полу, потребовал свое. Ей захотелось чувствовать его так же, как он чувствовал ее, захотелось насладиться осязанием его кожи. Ее пальцы легли ему на затылок, погрузились в шелковистую мягкую шевелюру. Потом ее руки скользнули вниз и обвились вокруг его мощных загорелых плеч.

— Сэм, Сэм, — страстно шептал он, спустив майку с ее плеча и целуя обнажившуюся тоненькую ключицу. Трепетными пальцами он провел по ее шее вниз, к ложбинке между грудей. — Ты такая чувственная, — пробормотал он, когда под тонким трикотажем обозначились ее напрягшиеся соски. Нетерпеливым жестом он резко потянул майку вниз и еще крепче прижал Саманту к себе. — Я так хотел увидеть тебя обнаженной… У тебя такое красивое тело!

— У м-меня? — заикаясь, пролепетала она, глядя на него снизу вверх, а Мэтью, охватив ладонью ее грудь, слегка сжал этот тугой бутон.

— У тебя. — Он опустил глаза. — Посмотри, разве есть на свете что-нибудь прекраснее?

Ей пришлось посмотреть, хотя любование собственным телом было для нее таким же новым занятием, как и бесстыдный отклик на его ласки. Мэтью тем временем полностью обнажил грудь Саманты и гладил, гладил ее своими жадными руками.

— Почему ты без лифчика? — поддразнил ее он, и Саманта залилась краской.

— Я… я просто не захватила ни одного без лямок, — попыталась оправдаться она, но Мэтью ее не слушал. Прижав голову к ее груди, он коснулся губами соска и слегка прикусил его.

У Саманты подкосились колени. Волна внезапной слабости ударила ее в живот и разлилась между бедрами. На миг откуда-то возникло чувство вины. Как могла она позволить Мэтью такие ласки, в которых всегда отказывала Полу?

Но чувство вины исчезло, как только он снова нашел губами ее рот. В мире не осталось ничего, кроме его губ и его желания, на которое она отзывалась всем своим существом. Мэтью прижимал ее к стене своим телом, а руками, не прерываясь ни на мгновение, гладил ее бедра и грудь, и влажную складочку под грудью. Он ласкал пальцами ее соски, влажные и помнящие сладкую боль от его поцелуев, слегка покусывал мочки ее ушей и касался языком эрогенных точек за ними.

— Я хочу тебя, — сказал он, целуя ее шею. — Я хочу погрузиться в тебя и любить тебя до умопомрачения.

— Правда?..

Это было все, что она смогла выговорить, и то еле слышно. Никогда прежде с ней не бывало такого. Никогда она себя так не вела; никогда не испытывала ничего подобного; никогда не знала, что значит потерять над собой контроль. Кровь стучала у нее в висках, а все ее прежнее здравомыслие разлетелось в пух и прах; она была само смятение, сама покорность.

— Правда, — выдохнул он и, подхватив ее пониже спины, крепко прижал к своему напрягшемуся мужскому телу. Его дыхание было частым и прерывистым. — Господи! Из-за тебя я чувствую себя изголодавшимся по женщине подростком!

— Из-за меня? — Саманта отвечала ему совершенно машинально. Разве могла она о чем-нибудь думать, пока Мэтью покрывал горячими быстрыми поцелуями ее запрокинутое лицо. Она чувствовала, что погибает, сгорает в огне его страсти.

И тут, когда все ее смятенное существо взывало к нему, моля, чтобы он отнес ее в постель и довел начатое до логического конца, в этот момент он мягким, но решительным движением отстранился от нее. Саманта недоуменно смотрела на него, а Мэтью прощальным жестом скользнул рукой от ее талии к судорожно стиснутым бедрам. В этом движении было отчаяние, безошибочно свидетельствующее, что он отступает.

— Из-за тебя, — сказал он, и ей понадобилось время, чтобы осознать, к чему относился его ответ. — Но даже подростки должны уметь иногда сдерживаться. — Его губы дернулись, и она поняла, каких усилий ему стоило оторваться от нее. — Мои родственники ждут нас с тобой к чаю. Мама чтит этот обряд со времен своего замужества.

Саманта невольно испустила вздох разочарования, услышав который, Мэтью замер. Он пожирал ее глазами, жадно впитывал в себя весь ее облик.

— Оденься, — через силу выговорил он, и Саманта машинально натянула майку, отмечая и в его фигуре явные признаки того, что он тоже все еще не справился со своим возбуждением.

— Я… я не знаю, что мне надеть, — засомневалась она, расправляя на груди помятую майку, и он на мгновение прикрыл глаза, как от боли.

— Хорошо, — сказал он, помолчав, одергивая брюки, — я этим займусь. — И вышел из комнаты, даже не кивнув ей на прощание.

Глава 8

Несмотря на укоризненные взгляды матери, Мэтью все же предпочел чаю нечто более крепкое, и когда Саманта вышла на террасу, он допивал уже второй стакан шотландского виски.

Появление Саманты ошеломило его.

Она выглядела потрясающе, он должен был это признать. В шортах до колен из бирюзового шелка в синюю и зеленую полоску и блузке с открытой спиной из той же ткани, с завязками на талии и на шее, которые он изъял из гардероба матери, девушка совершенно преобразилась. Волосы Саманты цвета меда и ее очень светлая кожа прекрасно гармонировали с этим нарядом, переливающимся в лучах послеполуденного солнца. В ней появилась какая-то неожиданная притягательная изысканность. Она казалась волнующе-незнакомой и чувственной. Золотые серьги придавали ее облику элегантную завершенность.

Однако поймав ее взгляд, Мэтью увидел неуверенность в ее глазах. Да, Саманта выглядела изысканной — но не была таковой, и он почувствовал непреодолимое желание быть рядом с ней и защитить ее.

Но его мать перехватила Саманту у горничной, которая провожала ее на террасу. Сузившимися глазами Каролина оценивающе оглядела нежеланную гостью. Мэтью счел, что у его матери слишком много нарядов, чтобы она могла помнить их все наперечет. Наверное, она просто удивилась, что такая девушка, как Саманта, смогла себе позволить такой дорогой вечерний туалет, и на вопросительный взгляд Каролины Мэтью ответил недоуменной гримасой.

На террасе находилось человек тридцать гостей, развлекавшихся кто как мог. Кроме матери Мэтью у Аристотеля больше не было детей, однако его собственные братья и сестры оказались гораздо более плодовитыми, поэтому на семейных сборищах всегда было очень многолюдно. Бесчисленные двоюродные дедушки и троюродные тетушки Мэтью жаждали приобщиться к легендарному гостеприимству Аполлониуса.

Мэтью пришлось проявить максимум терпения, пока мать представляла Саманту всем членам семейства. Конечно, он мог вмешаться и этим выдать свои чувства, но он не сделал этого. Несмотря на эмоции, которые вызвало у него появление Саманты на террасе, он все еще отказывался признаться себе в том, что его влечение к ней вызвано не жаждой новизны, а чем-то большим.

В то же время Мэтью раздражали его кузены, явно плененные застенчивой улыбкой Саманты и ее гибкой фигуркой. В конце концов, он привез ее сюда не для того, чтобы его греческие родственники пялились на нее влюбленными глазами, — думал он с обидой. И костюм своей матери он одолжил Саманте вовсе не для того, чтобы его троюродный брат Алекс нашел, что она совершенно в его вкусе!

Но коль скоро Мэтью решил, что не будет публично оказывать ей знаки внимания, ему не оставалось ничего другого, как скучать возле столика с напитками. И пока к нему не подошел дед, он был уверен, что его поведение осталось никем не замеченным.

— Стало быть, это и есть знаменитая мисс Максвелл? — сухо сказал Аристотель Аполлониус по-гречески. — Должен признаться, я представлял ее себе иначе.

Мэтью поднял брови.

— В самом деле? — вежливо поинтересовался он, наливая себе в стакан щедрую порцию виски, и повернулся к старику. — Составишь мне компанию?

— Пожалуй, нет. — Аристотель брезгливо покачал головой. — Не хочу терзать свою печень и туманить мозги. Я уже выпил перед обедом рюмочку, а кроме того, предпочитаю не терять голову и оставаться в здравом уме.

Мэтью отреагировал на этот тонкий упрек иронической улыбкой. Положив в стакан лед, он поднес его к губам.

— Ты прав, дед, — он нарочито смаковал виски, отпивая маленькими глотками, — в твоем возрасте очень важно следить за здоровьем.

— В твоем возрасте тоже, мой мальчик, в твоем тоже, — резко парировал старик, не так хорошо владевший эмоциями, как его внук. — Ради всего святого, Мэтью, почему ты все время злишь меня? Ты что, хочешь меня в гроб вогнать?

Мэтью плотно сжал губы.

— Не преувеличивай, дед. И если у меня есть намерения испортить себе жизнь, это мое личное дело.

— Я не согласен с тобой, — старик расправил плечи. Его всегда раздражало, что из-за своего высокого роста Мэтью как бы изначально, в прямом и переносном смысле смотрел на него свысока. — Ты прекрасно знаешь, чего все от тебя ждут. Тебе известно, что и я, и твоя мать хотим, чтобы ты женился, остепенился наконец. Ты надежда всей семьи, Мэтью. Ее будущее зависит от тебя. А ты постоянно причиняешь нам боль своими выходками.

Мэтью постарался сдержать раздражение.

— А что, по-твоему, я должен делать, дед? — вкрадчиво спросил он, не спуская глаз с Саманты, которая, смеясь, отвечала что-то одному из его родственников. Для человека, не владеющего греческим языком, она, безусловно, достигла больших успехов: ее понимали. Это не нравилось Мэтью, он нервничал, и когда дед снова завел старую песню, ему стало еще тоскливей.

— Ты не должен был упускать шанс жениться на Мелиссе Мейнверинг, — заявил Аристотель. — Ведь ты любил ее! Видит Бог, ты так тяжело перенес ваш разрыв. И вот теперь стоишь тут и заливаешь алкоголем свое горе, вместо того чтобы увиваться за молодой особой, к которой твоя мать проявляет повышенный интерес.

Пальцы Мэтью крепко сжали стакан. Его бесило вмешательство деда в его личную жизнь. Каждый раз одно и то же! Стоило ему показаться деду на глаза, он обращался с ним как с мальчишкой. Мэтью поднес было стакан к губам, но тут же опустил его — не потому, что старик был прав, а скорее потому, что никогда еще дед не был так далек от истины. Мэтью уже несколько дней мог совершенно спокойно думать о Мелиссе, не испытывая при этом прежней боли. Чувство горечи, с которым он жил с тех пор, как Мелисса сказала, что между ними все кончено, постепенно прошло. Конечно, он все еще испытывал обиду, но это был голос уязвленного самолюбия.

— Так чем, ты говоришь, она занимается? — спросил Аристотель.

— Сэм? — уточнил Мэтью, глядя на Саманту, которая постепенно двигалась в его сторону.

— Ну а кто же еще? — вздохнул дед. — Я что-то не припомню, чтобы мисс Мейнверинг работала.

— Разумеется, нет. — Мэтью заставил себя вежливо отвечать старику. Ему сейчас было трудно сосредоточиться на том, что дед говорил, но он и не хотел грубить в ответ на высокомерный тон Аристотеля, который развязывал ему руки. — Нет. Мелиссе нравится быть светской дамой, какая тут работа? Поэтому она и выходит замуж за Иванова. Он достаточно богат, чтобы позволить ей это.

— А ты недостаточно богат для нее? — Аристотель был настроен по-боевому.

— Я этого не говорил. Просто не люблю, когда меня к чему-нибудь принуждают, — спокойно возразил Мэтью.

— А мисс… э-э… Максвелл? Она ни к чему тебя не принуждает?

— Нет.

— Ну а чего она все-таки ждет от тебя?

— Ничего, — отрезал Мэтью. — Ей ничего от меня не надо.

— В это трудно поверить. — Аристотель мрачно смотрел на подозреваемую. — Расскажи-ка мне об этом кафе. Может быть, ей нужны деньги или еще что-нибудь?

— А я думал, ты уже забыл, чем она зарабатывает себе на жизнь, — хмуро сказал Мэтью. — Нет, насколько мне известно, кафе не испытывает никаких финансовых проблем.

Аристотель посмотрел на него снизу вверх.

— Ну и почему она здесь?

— Потому что я ее пригласил, — Мэтью потянулся было за стаканом, но потом, как бы отметая побудительный мотив, заставлявший его, по мнению деда, искать утешения в выпивке, засунул руки в карманы брюк. — Хочешь, я ее тебе представлю?

— Тебе нужен повод, чтобы вытащить ее из-под опеки матери? — заметил проницательный старик, и Мэтью бросил на него свирепый взгляд.

— Как это понимать?

— Ну… просто на протяжении последних пятнадцати минут ты смотришь на нее с явным нетерпением, — мягко ответил дед. — И если бы я был не в курсе того, что происходит, я бы подумал, что ты ревнуешь.

Мэтью сжал челюсти.

— Ты все прекрасно понимаешь, — процедил он сквозь зубы. — Если я и проявляю интерес, то, наверное, только потому, что моя мать никогда не отличалась особой доброжелательностью по отношению к посторонним.

— Угу. — Дед неожиданно быстро согласился с ним. — А эта девушка, она что-то значит для тебя?

Мэтью замер. Этот вопрос застал его врасплох.

— Не в том смысле, как ты думаешь, дед, — ответил он. Ему нужно было перехватить инициативу. Мэтью решил, что лучше не лишать деда иллюзии, будто он все еще страдает из-за разрыва с Мелиссой, нежели признаться, что в данный момент объектом его любви — пусть временно — является Саманта. — Она очень независима и этим привлекает меня, — произнес он безразлично. — Да и Мелиссе не мешает попробовать на вкус такую же пилюлю, какую я проглотил по ее милости.

— То есть, ты используешь эту молодую даму в качестве орудия мести? — Аристотель, похоже, был шокирован. Мэтью вздохнул.

— Не совсем так, — сказал он. — Но в основе наших отношений лежит сексуальное влечение в чистом виде. — Губы Мэтью сжались от спазма желания, вызванного собственными словами. Чтобы отвлечь внимание деда и избавиться от его назойливого вторжения в свой внутренний мир, он добавил:

— Мне нужна женщина, дед. Уверен, что ты еще не забыл, что это такое?

— Нет, — печально вздохнул Аристотель. — Увы, я еще помню зов плоти. Но бойся фальшивых чувств, Мэтью. Знаешь, как говорят: «Человек, играющий с огнем, может обжечься»?

Мэтью криво улыбнулся, но ничего не ответил. Ему стоило неимоверных усилий оставаться на месте. Саманта уже была представлена всем членам семейства, и теперь его мать старалась удержать ее возле себя, чтобы не дать ей прервать беседу Мэтью с дедом.

Это действовало ему на нервы. Мэтью почувствовал, как в нем закипает злость. Он был абсолютно уверен, что деду известно о кознях матери. Интересно, может быть, они сговорились заранее? О господи, что это — мания преследования? Он становится неврастеником. Чем скорее он получит от Саманты то, что ему нужно, и отправит ее укладывать вещи, тем будет лучше для всех.

Чтобы скорее покончить со всем этим, он, глубоко вздохнув и сказав: «Прошу прощения, дед!» — двинулся к намеченной цели. Ему было безразлично, что он раскрывает свои карты. Его не заботило, что подумают близкие и дальние родственники. Лавируя между стульями, шезлонгами и диванами в веселую полосочку, Мэтью приближался к Саманте, и слова, которыми он находу обменивался с окружающими, вряд ли можно было назвать любезными.

Саманта пила чай в обществе Каролины и дяди Генри. Она уже заметила, что он идет к ней, и кожей чувствовала его приближение. Разумеется, мать тоже его увидела, но она прекрасно умела скрывать свои эмоции.

Генри приветствовал племянника с присущим ему апломбом.

— Выслушал очередную лекцию старикана, Мэт? — спросил он после обычного обмена любезностями, и Каролина Патнем метнула в него сердитый взгляд.

— Наверняка Аполлон просто сказал, что очень рад приезду Мэтью, — тут же вмешалась она, в то время как ее сын с видом собственника положил руку на плечо Саманты.

Генри не успокоился и продолжал ехидничать.

— Вряд ли он этим ограничился. Человек, которому нравится, чтобы его называли Аполлоном, должен быть уж очень высокого мнения о себе. И все мы прекрасно знаем, какие надежды старик возлагает на внука.

— Однако, как я заметила, ты всегда принимаешь его приглашения! — горячо воскликнула Каролина, которая разрывалась между желанием заступиться за отца и боязнью упустить инициативу, в случае, если ей не удастся втянуть Мэтью и Саманту в общую беседу. — Мэт! — она схватила его за руку. — Разве ты не собираешься представить Саманту дедушке?

— Потом, — сказал Мэтью твердо. Он не имел ни малейшего желания затевать очередную словесную баталию с дедом. Оглядевшись по сторонам, он с облегчением увидел деда в обществе нескольких членов семейства. — Он сейчас занят, — добавил он, чувствуя, как Саманта противится его попытке увести ее. — Ты не возражаешь, если мы с Самантой прогуляемся? Я хочу показать ей пещеры.

— Да, но… — Каролина явно пыталась найти какой-нибудь повод, чтобы удержать их, но Мэтью не собирался церемониться. Он умышленно попрощался с ней и дядей по-гречески. И прежде чем Каролина успела еще что-нибудь возразить, он почти силой увел Саманту с террасы.

— Мог бы поинтересоваться у меня, хочу ли я гулять, — прошипела Саманта, когда они подошли к пологим ступенькам, ведущим к пляжу. — Конечно, я здесь, потому что ты пригласил меня, но у меня тоже есть свои желания, тебе это ясно?

— Ясно. — Мэтью предложил ей руку, чтобы помочь спуститься по ступенькам, но она отказалась, и его это задело. — Мы же с тобой не можем говорить в присутствии матери. Кстати, что ты о ней думаешь? Что она тебе наболтала?

Выражение лица Саманты было не слишком обнадеживающим. Она явно неуютно чувствовала себя наедине с ним, наверное, ей казалось, что в обществе других людей она в большей безопасности. Мэтью догадывался, что Саманта много передумала с утра.

— Твоя мать… Она была очень мила, — ответила Саманта, снимая туфли. — Интересовалась, как давно мы знакомы.

Мэтью искоса взглянул на нее.

— И что ты ответила?

— Что не очень давно, — уклончиво сказала Саманта и не последовала за ним вдоль пляжа, а пошла по мелководью прочь от берега, понимая, что тогда их будет видно с террасы. Мэтью пришлось тоже снять туфли и, набравшись терпения, последовать за ней.

Саманта ушла довольно далеко, когда Мэтью догнал ее и, заглянув ей в глаза, увидел, что они темны и печальны. Она явно не испытывала счастья, и он разозлился на себя за это.

— Ну так что еще сказала моя мать? — снова спросил он, шлепая по воде рядом. Саманта испуганно посмотрела на него.

— Ты же замочишь брюки! — крикнула она, но Мэтью не боялся этого.

— Я могу их снять, если хочешь, — произнес он и не без злорадства отметил, что она покраснела. — Ну же, Сэм, не возводи между нами барьер. Я считал, что мы заключили перемирие на эти выходные.

Она машинально облизала кончиком языка губы, и Мэтью удивился, как сильно это его возбудило.

— Я… я что-то ничего не помню насчет перемирия, — проговорила она, глядя на свои забрызганные водой шорты. — Ты даже не удосужился сказать, что мне делать, после того, как я переоденусь.

Мэтью нахмурился.

— Разве Росита не подождала тебя?

— Горничная? — Саманта пожала плечами. — Да, конечно. Но ты, наверное, догадался, каково мне будет общаться со всеми этими людьми! И вместо того, чтобы быть рядом, ты отдал меня на растерзание своей матери…

— Моя мать опередила меня, — сказал Мэтью, поправляя ей прядь волос, выбившуюся из прически. — Сэм, поверь мне, я хотел быть с тобой. Но иногда бывает лучше не вмешиваться в ход событий.

Она внимательно посмотрела на него.

— Твой дед говорил обо мне? Мэтью, помедлив, ответил.

— И о тебе тоже.

— Он был недоволен тем, что ты привез меня, не так ли? — Ее губы дрогнули. — Думаю, что твоя мать тоже не в восторге от этого.

— Почему? — Мэтью подошел совсем близко к ней. — Если она сказала что-то такое, что огорчило тебя…

— Нет, она не сказала ничего такого, — перебила его Саманта, не позволив ему дать выход гневу. — Просто у меня сложилось впечатление, что… ну, что она предостерегает меня. Она намекнула, что мне не следует воспринимать тебя слишком серьезно.

— Она так и сказала? — Совсем недавно Мэтью говорил себе то же самое, однако сейчас он почувствовал, что взбешен. Как мать смеет вмешиваться в их отношения с Самантой? И что ей вообще известно о его чувствах, если они видятся всего по несколько раз в год?

— Это не имеет значения, — Саманта отстранила его руку и отвернулась. — Ой, смотри, какая красивая ракушка! В юности я собирала ракушки и делала из них браслеты.

Мэтью тяжело вздохнул.

— А ты рассказала матери, при каких обстоятельствах мы познакомились? — он продолжал свои расспросы, идя за ней следом. Его руки скользнули по ее талии. Плевать, что их могут увидеть с террасы. Ему необходимо было прикоснуться к ней, чтобы ощутить райское блаженство от тепла ее бедер.

— Мэтт! — ее протест был не слишком решительным. Просто она больше его была обеспокоена возможными наблюдателями. — Твоя мать может увидеть нас, — добавила она, когда, приподняв ей волосы, он поцеловал ее в затылок. — О, Мэтт, ну пожалуйста, не надо. Что подумает твой дедушка?

— Он подумает, что я счастливчик, — хрипло пробормотал Мэтью, встав за спину Саманты, чтобы загородить ее своим телом от виллы на берегу. Его пальцы накрыли нежные округлости ее грудей. — Девочка моя, ты чувствуешь, что ты со мной делаешь?

— Не надо, Мэтт, — чуть слышно возразила она, скорее просто автоматически, и, прижавшись к нему, ощутила, что его тело подобно сжатой пружине. Она была охвачена желанием не меньше его и почти не слышала слов, которые он шептал ей на ухо.

— Пойдем посмотрим пещеры, — выдохнул Мэтью, повернул ее лицом к себе и заглянул в ее большие тревожные глаза. — По крайней мере, там нас никто не увидит.

Саманта судорожно проглотила слюну. Мэтью, видя, как при этом дрогнула ее шея, был поражен внезапно проснувшимися по отношению к ней собственническими чувствами: она принадлежит ему, лихорадочно думал он, и только ему, а не какому-то жениху Полу. Он сам отпустит ее, когда придет время, и очень может быть, это случится не так скоро, как он раньше предполагал.

— Ну, хорошо, — хрипло произнесла она, сдаваясь, и Мэтью готов был целовать ее прямо здесь, на виду у всех. Но он сдержался. Не только из благоразумия, но потому что от близости Саманты терял контроль над собой. Он повел ее вдоль берега к пещерам.

Пещеры пронизывали оконечность мыса с обеих сторон. Это был сплошной лабиринт, состоящий из множества гротов, ходов и залов, где в давние времена скрывались пираты и разбойники. В начале прошлого века пещеры служили убежищем для крестьян, бежавших от преследования турок. Как известно, не одну тысячу греков тогда погрузили на корабли и отправили в Константинополь, где продали в рабство.

К счастью, теперь там обитали только крабы и морские птицы. На гладком, мягком песке валялись морские водоросли, а не бочонки с ромом, а своды пещер отражали только дыхание моря.

Мэтью намеревался заключить Саманту в объятия, как только они скроются от любопытных глаз. Однако ее реакция на увиденное заставила его отложить свои планы. Саманта была в восторге, узнав, что они могут пересечь мыс под землей и очутиться на другой его стороне, куда не было иного доступа. Ее восторг передался и ему, и скоро они вместе искали ракушки и восхищались прожилками мрамора на поверхности скал. Мэтью даже смеялся вместе с ней, когда выскочивший из-за камня краб-отшельник пытался ущипнуть Саманту за палец ноги.

Она радовалась с такой непосредственностью, что он не мог не поддаться ее очарованию. Это вовсе не означало, что он захотел немедленно заняться с ней любовью. Конечно, ему хотелось этого все больше и больше, и он постоянно думал об этом. Но ему было с ней так хорошо, так легко и весело, что он неожиданно для себя понял: она по-настоящему нужна ему.

Это открытие не порадовало его. Он подумал с раздражением, что позволил своему либидо заглушить голос разума. Разве ему был нужен от нее не секс в чистом виде? Как только он удовлетворит свое желание, все прочие ее достоинства, все то, что ему сейчас так нравится в ней, отойдет на задний план.

А что если нет? — шепнул ему внутренний голос. А вдруг после того, как он переспит с ней, их отношения станут глубже и прочнее? После того, что он пережил с Мелиссой, Мэтью не хотел даже думать о новом романе, боясь еще одной душевной травмы.

Внезапно он принял решение: нет, он не должен этого допустить. События выходят из-под контроля и принимают опасный оборот. Мать и дед правы: ему не следовало привозить сюда Саманту.

Мэтью посмотрел на часы. Шестой час. Все гости уже разошлись по своим комнатам, чтобы отдохнуть и переодеться к ужину. Здесь, на Дельфосе, вели праздный и размеренный образ жизни. И слишком много времени оставалось на размышления.

Повернувшись, он увидел, как Саманта, сидя на корточках возле подземного прудика, подталкивает пальцем раковину крошечного наутилуса. Эта поза открывала его взгляду соблазнительную линию ее бедер, а в том месте, где блузка, оголявшая спину, неплотно прилегала под рукой, виднелась нежная округлость одной из ее прелестных грудей.

Мэтью сжал кулаки. Сейчас ему хотелось только одного: повалить ее на песок и целовать до изнеможения. Но вместо этого он отвел глаза и нервозно выпалил:

— Может, пойдем?

— Пойдем? — Саманта легким движением выпрямилась. Ее глаза выражали смятение. — Ну да… конечно. — Она окинула взглядом пещеру. — А мы еще вернемся сюда?

— Если захочешь. — Мэтью был груб, но ничего не мог с собой поделать. Засунув руки в карманы, он зашагал к дому.

Саманта молча шла за ним, но он чувствовал, что она, так же как и он, огорчена неожиданной переменой в его настроении. Это безумие, думал он. Его эмоции не имеют к этому никакого отношения. Он хотел ее — так почему же он повел себя как идиот и не овладел ею, когда она была к этому готова?

Мэтью почувствовал облегчение, когда увидел, что на террасе уже никого нет. Только горстка слуг, убиравших посуду после чая и убиравших на ночь стулья. Они вежливо улыбались Мэтью, но он догадывался, что их с Самантой длительное отсутствие не обошлось без комментариев. Вероятно, его судили и признали виновным во всех смертных грехах, с горечью подумал он. Греки уважительно относятся к женщинам, и у них не принято походя соблазнять их, воспользовавшись удобным случаем.

— Ты сможешь найти свою комнату? — спросил Мэтью, когда они вошли в просторный вестибюль, залитый золотистым светом угасающего дня. Он уже с каким-то отчаянием думал о графине с шотландским виски, который дед хранил в библиотеке, и его сердце глухо забилось, когда Саманта покачала головой:

— К сожалению, нет.

Она казалась чем-то озабоченной, она была оскорблена. Эти глаза, которые он видел потемневшими от страсти, теперь смотрели с тревогой. Мэтью был готов поклясться, что она вот-вот расплачется. О Господи! — подумал он с отчаянием. Что же теперь ему делать?

Засунув руки для большей безопасности поглубже в карманы, он бросил небрежно: «О'кей». Но когда она сказала, что попросит кого-нибудь из горничных проводить ее, Мэтью был уязвлен до глубины души.

— Не дури! — прикрикнул он на нее и двинулся по коридору. — Пошли. Я покажу тебе. К ужину ты сможешь прийти без посторонней помощи.

Саманта вздохнула. Он слышал ее тихое дыхание, но ни разу не обернулся. Она безропотно пошла за ним, видимо, поняв, что тянуть время не имеет смысла.

В длинных коридорах царил полумрак. Латунные светильники, горевшие вполнакала, бросали тени на ковры, покрывавшие пол, и Мэтью лихорадочно думал: лишь бы она не споткнулась и не упала! Он не знал, что может произойти, если ему придется прикоснуться к ней. Он чувствовал всей кожей каждое движение Саманты.

Но она не споткнулась, и они благополучно добрались до дверей ее апартаментов. Никогда еще вид этой двери не вызывал в нем радости, и Мэтью даже выдавил из себя улыбку, показывая, что они пришли.

— Ужин будет только в девять, — сказал он, неотвязно думая о графине с виски. — Если у тебя будут проблемы, воспользуйся телефоном.

Саманта кивнула. Вернувшись в дом, она так и не надела туфли, и теперь разница в их росте была особенно заметна. Но когда она, запрокинув голову, взглянула на него, ее глаза без труда поймали его взгляд.

— Что-то случилось? — спросила она мягко, и у Мэтью перехватило дыхание.

— Боюсь, я… — он не знал, что сказать, но она сама не дала ему продолжить.

— Я сделала что-то не так? — настойчиво повторила она и, подняв руку, коснулась его груди. Ее пальцы перебирали густые темные волосы, видневшиеся из-за расстегнутого ворота рубашки. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. За последние полчаса ты не проронил ни слова.

Мэтью с трудом перевел дыхание.

— Не выдумывай. Тебе показалось.

— Нет, не показалось. — О Господи! Похоже, она собирается выяснить с ним отношения! Ее лицо, казавшееся бледным при электрическом свете, стало непроницаемым. — Мне кажется, ты обдумал последствия моего приезда сюда…

— Нет! — Мэтью терял с трудом завоеванные позиции, но боялся окончательно потерять голову. — Нет, я… Просто нам обоим нужна передышка, вот и все… Я хорошо подумал и могу сказать…

— ..Что ты жалеешь, что привез меня сюда! — четко продолжила она и, минуя остолбеневшего Мэтью, прошла в комнату.

Саманта собиралась захлопнуть за собой дверь, но ему удалось придержать ее ногой.

— Сэм, умоляю тебя, — воскликнул он, входя в комнату вслед за ней. Он взял ее за руку и только тут понял, как опрометчиво поступил.

Она плакала. Так долго сдерживаемые слезы теперь катились градом по ее щекам, а она смахивала их тыльной стороной руки, храбро пытаясь выдержать его сердитый взгляд.

— О Боже! — Это зрелище не для него. Он не выносит слез. Но невозможно было смотреть на нее и не попытаться утешить. Только притянув ее к себе, Мэтью почувствовал облегчение.

— Прости меня, — бормотал он сдавленным голосом, слизывая слезинки, пока его язык не нашел ее теплые губы. — Я не хотел обидеть тебя. Я причинил боль нам обоим.

Звук, который она издала, можно было бы принять за вопль протеста, но руками она обхватила его голову, запустила пальцы в волосы на затылке и прильнула к нему всем телом.

Язык Мэтью уже ласкал мягкую поверхность ее неба, и она закрыла глаза, изнемогая от страсти.

Как приятно ее обнимать, думал он. Ее плечи были такими теплыми после прогулки по солнцу. Просунув руку за пояс ее шортов, он поразился силе, которую придало ему прикосновение к ее атласной коже.

Он хотел ее! Боже, как он ее хотел! Никогда прежде не жаждал он так сильно слиться с женщиной в единое целое. Страстное желание, которое она возбуждала в нем, делало его сопротивление нелепым и бессмысленным. К чему отсылать ее отсюда? Он знает, что, поступив так, он рано или поздно все равно последует за ней. Он не успокоится до тех пор, пока она не будет принадлежать ему, и к черту мысли о последствиях.

Она уже отвечала на его поцелуи, и ее язык настойчиво искал его. От соприкосновения с ее телом и запаха, выдававшего ее возбуждение, он терял голову. Мэтью был уверен, что какими бы ни были ее отношения с женихом, она никогда не отвечала так на его поцелуи. Удивительно было то, что при всей страстности, ее поцелуи были неумелыми и безыскусными. Похоже, ею двигал только инстинкт, и хотя она, наверное, уже имела некоторый опыт, в том, как она уступала ему инициативу, сквозила простодушная наивность.

Ее ягодицы были на ощупь как нежный шелк.

Его пальцы гладили и сжимали их. Он прижимал ее к себе все сильнее и блаженствовал, мечтая о прикосновении этой нежной кожи к своему телу.

Страстное желание делало его безрассудным.

Едва ли он помнил, что шел сюда, к ее комнате, с намерением отказаться от нее. Или то, как еще совсем недавно мечтал о том, как проведет этот вечер в сладостном ожидании грядущей ночи, как будет сидеть за столом напротив нее, любоваться ею и тешить себя надеждой, что, возможно, она согласится… Ни то, ни другое уже не имело смысла. Мечтать о том, как она отдастся ему, представлять ее стройное изящное тело, такое белое, на крахмальных простынях, становилось слишком опасным. Он вдруг почувствовал, что больше не может сдерживать себя.

Он хотел ее сейчас, сию минуту. Держать ее в объятиях, чувствовать, как ее податливое тело отвечает на его призыв, — это оказалось еще прекраснее, чем он представлял себе, когда собирался завоевать ее. Но не он был победителем. Это она соблазняла его, сводя с ума своей колдовской невинностью.

Мэтью протянул руку и прикрыл за собой дверь. А затем, не отрывая рта от ее губ, он повлек ее к кровати. Прикосновение к холодному покрывалу на какой-то момент отрезвило Саманту, и она резко села в кровати. Боясь дать себе время одуматься или поставить под сомнение правильность того, что он делает, Мэтью тут же опустился перед ней на колени. Раздвинув ей ноги, он приблизился к ней вплотную, взял в ладони ее лицо и, приоткрыв пальцами ее губы, просунул между ними язык. — Мэтт…

Она произнесла его имя восхищенно и вопросительно. В ее голосе не осталось и намека на сопротивление. Напротив, когда его пальцы, гладя ее шею, стали двигаться вниз, она сама придвинулась к нему так, чтобы ее груди касались его рук, и тихо застонала.

Мэтью почувствовал, что дрожит. Мягкие руки Саманты нежно гладили его плечи, и все его тело жаждало этой новой чувственной ласки. Боль между бедрами становилась невыносимой.

Он нащупал на ее шее концы завязок блузки и решительно потянул за них… Ее груди были такими же прекрасными, какими он их запомнил, и он зарылся в них лицом, а потом снова потянулся, чтобы развязать завязки у нее на талии. Наконец блузка была сброшена на пол. Ее груди покоились на его ладонях, а глаза смотрели на него чуть тревожно. Холмики ее грудей с розовыми сосками, казалось, стремились навстречу его губам. Когда его зубы охватили кончик одной из вершин, Саманта затрепетала. Никогда еще он не испытывал такого сильного возбуждения. Никогда еще кровь, насыщенная адреналином, не стучала так в его висках и не пульсировала с такой силой в его жилах. Сердце глухо билось, каждый нерв был как натянутая тетива.

Спокойнее, Мэтт, в последний раз попытался урезонить он себя, отстранившись от Саманты и глядя в пол. Но зрелище собственной возбужденной плоти и близость женщины, изнемогающей от желания, делали его усилия бессмысленными. В такой ситуации он не мог подчиняться рассудку. Его мозг, его тело пылали, и зов плоти был превыше всего.

Его рука скользнула вдоль ее тела. Он как бы прочертил линию от пояса ее шортов через плоский живот дальше вниз и, слегка нажав, почувствовал сквозь шелк, как что-то горячее словно пульсирует под его пальцами. Саманта вздрогнула. Он хотел тут же стащить с нее эти дурацкие шорты, чтобы ничто не разделяло его пальцы и ее тело и кончилась наконец эта пытка.

Но в то же время это самоистязание доставляло ему мучительное наслаждение. Он знал, что неизбежное для них теперь будет прекрасно, и хотел, чтобы она насладилась сполна. Мэтью притянул к себе ее руку, и ее тонкие пальцы безошибочно оказались там, где ему хотелось. У Мэтью перехватило дыхание.

Саманта дрожала так, что могло показаться, будто ей страшно. Но руки не убрала. Она с обезоруживающей готовностью стремилась усвоить все, во что он собирался ее посвятить. И когда ее пальцы неумело, но решительно расстегивали молнию на его брюках, он подумал, что ей многому предстоит научиться.

Он опрокинул ее на кровать и сначала лег рядом, а затем, расстегнув рубашку, склонился над ней так, что она почувствовала на своей груди тепло мохнатого зверя. Мэтью приподнял рукой ее голову, и их губы слились.

Было так приятно почувствовать ее под собой, найти пуговку на ее шортах и стащить их наконец вниз. На ней были кружевные трусики, но скоро и они полетели на пол, и ничто уже не мешало его пальцам ласкать сладостное влажное место между ее бедер.

— О боже, Сэм, — глухо застонал он, рывком освобождаясь от брюк. Такого со мной не было никогда, даже с Мелиссой, подумал он. Он был возбужден, как школьник во время первого опыта любви.

Когда его язык глубоко проник в ее рот, она с жаром откликнулась на его поцелуй, однако он почувствовал ее замешательство, и в нем вдруг заговорила совесть. Было совершенно очевидно, что она никогда не изменяла своему другу. И если бы не ее постоянные упоминания о женихе, он бы подумал, что она вообще никогда еще не занималась любовью.

Но он не хотел об этом думать. Она была слишком желанной и отвечала на его ласки. Ее губы, распухшие от поцелуев, дарили ему истинное наслаждение, а груди требовали его внимания., ..

Он перевел взгляд вниз, на ее бедра и плоский живот. Его пальцы вновь скользнули по холмику, покрытому мягкими курчавыми волосами, во влажную расселину. Она хотела его. Он тоже изнывал от желания овладеть ею немедленно, но понимал, что этот момент еще не наступил, и начал поглаживать большим пальцем горячий бугорок, пульсировавший под его рукой.

Она вздрогнула при первом его прикосновении и тихо застонала от истомы. Эти звуки сводили его с ума. Он хотел, чтобы она так же стонала, когда он войдет в нее. Он раздвинул рукой ее бедра и, нежно скользя языком по бархатной шее, стал толчками нащупывать прибежище для своей разгоряченной плоти. Ему было все труднее контролировать себя, и когда она попыталась увернуться, он не выдержал.

Он вошел в нее поспешно, быстрее, чем собирался, но внезапно почувствовал препятствие. Мэтью никак не ожидал, что она окажется девственницей, но впервые в жизни он не управлял своей страстью, и ничто в мире не могло его остановить, особенно после того, как каждое его движение стало вызывать в ней трепетное сокращение в ответ.

Он испытал оргазм почти сразу, излив в нее все, что жаждало выхода. Долгая мучительная борьба с собой совершенно измучила его, и он обессиленно вытянулся рядом с ней…

Глава 9

Саманта лежала, глядя в потолок. Даже при свете ночника хорошо была видна великолепная лепнина. Наверное, мастеру пришлось потратить немало труда для того, чтобы эти цветы и листья выглядели, как настоящие. Цветы и листья, лишенные дневного света, подумала она. Как и все на этой вилле, они были не тем, чем казались. Если бы Пол увидел ее сейчас, он бы ни за что ее не простил. Так почему же это для нее совсем не важно, почему она чувствует себя такой опустошенной?

Она хотела, чтобы Мэтью ушел. Он все еще неподвижно лежал рядом, отвернувшись от нее. Возможно, он не может прийти в себя от мысли, что лишил ее девственности. Если верить его словам, он вряд ли сможет простить себе это. Встаньте в очередь, подумала она безразлично.

Возможно, она сама себе этого никогда не простит.

Видимо, Саманта все еще была в шоке от случившегося. Все оказалось совсем не так, как она себе представляла. Она не ожидала, что будет так больно, хотя в этом нет ничего странного, если вспомнить неистовую силу его тела. Не удивительно, что женщины так боятся, когда их берут силой. Мэтью вел себя совершенно иначе, но все равно причинил ей боль. Саманту мутило от приторного запаха крови, которой были измазаны ее бедра.

Гораздо труднее ей было разобраться в своих ощущениях. Как назвать то, что лишило ее рассудка и, словно пламя лесного пожара, страстью сожгло ее тело, а теперь казалось ей чем-то не более реальным, чем мираж. Что произошло? Почему это чувство исчезло без следа? Наверное, причина кроется в собственном комплексе неполноценности.

У нее нет претензий к Мэтью. Она сама виновата во всем, что произошло, потому что шла на это с открытыми глазами.

Мэтью пошевелился, и Саманта вся напряглась. Если он прикоснется ко мне, я, наверное, закричу, подумала она. Господи, ну почему он не может просто встать и уйти! Сколько это еще будет продолжаться?

Но Мэтью не ушел. И не прикоснулся к ней. Он только повернулся к ней лицом и пристально смотрел на нее. Саманта сосредоточилась на изучении потолка.

— Я должен попросить у тебя прощения? — мягко спросил он. — Прости. Но я виноват не в том, о чем ты думаешь, а совсем в другом. Видишь ли, в последний раз со мной такое случилось, когда я был школьником.

Саманта неожиданно заинтересовалась и повернулась к нему.

— В самом деле? — ее сузившиеся глаза смотрели с явным недоверием.

— Да. — Темные глаза Мэтью словно пронзали ее насквозь. — Обычно я могу себя контролировать. А в этот раз не смог. Как я уже сказал, я сожалею об этом. Уверяю тебя, больше это не повторится. В следующий раз…

— В следующий раз?! Неужели ты думаешь, что у этой истории есть продолжение? — Его бесстыдство смутило ее, и она быстро отвела глаза. — Я не обвиняю тебя, но то, что произошло, было ошибкой. Этого следовало ожидать, и не надо было приезжать сюда, а теперь ясно, что я была права.

— Почему? — Мэтью смотрел на нее, приподнявшись на локте. — Потому что у тебя до этого не было мужчины? — Он лениво запустил пальцы в волосы. Заметив боковым зрением этот жест, Саманта впала в панику. — Ты должна была сказать мне об этом. Я знаю, что сделал тебе больно. Но, — добавил он, пожав плечами, — рано или поздно это должно было случиться.

— Ты так думаешь? — Саманта еле сдержалась, чтобы не ответить колкостью на его покровительственный тон. Панику же у нее вызвало то, в чем она не хотела себе признаться. Его нагота заботила ее гораздо больше, чем собственная, и она презирала себя за это. — Ну, я же сказала, что ни в чем тебя не виню. Я знала, что делаю, и просто… не обдумала все как следует.

— Никто никогда не обдумывает этого, моя милая, — ласково возразил Мэтью, и Саманта сжала кулаки, чтобы не поддаться его нежности. — Позволь мне не поверить, будто ты знала, что делаешь. Коли на то пошло, я и сам не ведал, что творил.

Его ласковая речь не усыпила бдительности Саманты.

— Думаю, будет лучше, если ты уйдешь, — прикусив нижнюю губу, сказала она, — уже поздно. Твоя мать тебя, наверное, ищет.

Мэтью пожал плечами. Под загорелой кожей отчетливо проступали мускулы.

— Это не слишком меня заботит, — проговорил он, не сводя глаз с ее тела. — А вот дверь мне, безусловно, следовало запереть. Есть вещи, не предназначенные для посторонних глаз.

Саманта резко подняла голову.

— Ты думаешь…

— Расслабься. — Он тихонько погладил ее, но Саманта даже не заметила этой ласки. Она пришла в ужас от мысли, что кто-нибудь мог видеть ее унижение. Сколько сплетен это вызовет!

— Лежи, не вставай, — сказал Мэтью минуту спустя и нехотя убрал руку с ее плеча. Слава Богу, что он не дотронулся до ее груди, подумала Саманта. Может быть, он не заметит, как ее соски снова набухли и затвердели от желания. Как я могу хотеть его с новой силой после того, что произошло. Это невозможно!

Мэтью выскользнул из постели, и Саманта невольно провожала его глазами, а он, не стесняясь своей наготы, прошел в ее ванную и скрылся за дверью. Вскоре она услышала шум льющейся воды. Бог мой, думала она, похоже, он принимает душ. Ну конечно! Он хочет смыть с себя следы их греха.

Она села, оглядела себя и осталась очень недовольна. Если бы здесь была еще одна ванная комната, тогда она могла бы вымыться до того, как он вернется! Ей пришла в голову дурацкая мысль, что пока она в таком виде, вряд ли найдется желающий прикоснуться к ней. Казалось бы, можно было при этом успокоиться, но покоя не было.

Мэтью отсутствовал целую вечность. Саманта уже собиралась встать и надеть халат, когда он наконец вернулся. Но он не принимал душ. Волосы его были сухими, и она не ощущала запаха мыла. Кожа его блестела от пота, и, когда он подошел к кровати, она заметила, что он снова охвачен желанием.

— Иди ко мне, — сказал он и, прежде чем Саманта успела прореагировать, поднял ее на руки.

Она стала понимать, что к чему, только когда он принес ее в ванную. Вместо того чтобы плескаться под душем, Мэтью пустил воду в огромную ванну, настоящий бассейн, и теперь, стоя на мраморном полу, смотрел на тихо льющуюся воду. А когда Саманта решила, что сейчас он опустит ее в воду и уйдет, дав ей возможность вымыться, Мэтью спустился вместе с ней вниз по пологим ступенькам в воду и посадил ее на выступ, который шел по всему периметру ванны ниже уровня воды.

Вода была в самый раз, не холодная и не горячая. Саманта почувствовала, как от ласкового прикосновения пахнущей сосновой хвоей воды расслабляется ее ноющее тело. Саманта могла бы даже поплавать в этой ванне, но она предпочла просто сидеть, нежась в теплой воде.

— Хорошо, правда? — пробормотал Мэтью, и у Саманты перехватило дыхание.

Его присутствие шокировало и волновало ее. Шокировало, потому что она никогда еще не принимала ванну вместе с мужчиной, а волновало ее сознание того, что и после случившегося она осталась желанной для него.

— Да… очень хорошо… Спасибо, — ответила она, внезапно осознав свою наготу. Она вся была как на ладони. Ни одна из ее прелестей не была скрыта от его оценивающего взгляда.

Черт побери, почему он не уходит? — думала она. Должен же он с его богатым опытом понимать, как неловко она себя чувствует. Наверняка ему это прекрасно известно.

Но вместо того чтобы вылезти из ванны, Мэтью потянулся к мыльнице, взял кусок мыла цвета слоновой кости и намылил губку, которую держал в руке. А затем, к немалому удивлению Саманты, начал намыливать ее руки и плечи, чем вызвал ее замешательство.

— Нет… Не надо, — запротестовала она, когда губка прошлась по одной из ее грудей.

— Почему нет? — Мэтью продолжал делать свое дело. Ее несчастный вид только слегка позабавил его. — Поверь, я вымою очень тщательно.

— Потому что… Потому что ты не должен делать этого! — почти закричала Саманта, когда губка двинулась ниже. — Мэтт, ну пожалуйста! Ты меня смущаешь!

Рука Мэтью замерла.

— Глупышка, — сказал он, придвигаясь к ней ближе и касаясь языком ее губ. — А ты представь себе, что я твой раб. — Он усмехнулся. — А я и есть твой раб. — Губка уже скользила вдоль ее бедра. — Ну же, Сэм, я не сделаю тебе больно, обещаю.

— Ох, Мэтт! — она почувствовала, что в ней возрождаются те же чувства, которые уже подвели ее однажды. Не может быть, говорила она себе. После того, что было, снова заняться с ним любовью? Да об этом нельзя даже думать без содрогания!

— О, девочка моя. — Он снял ее с выступа и заключил в объятия. — Боже мой, Сэм, что ты со мной делаешь?

Что она делает с ним? Саманта чуть не рассмеялась. А вот о н, что о н делает с ней? После того, как она понежилась в теплой воде, мысль заняться любовью уже не казалась Саманте столь ужасной. Она перестала размышлять над правильностью своих поступков.

Мэтью вынес ее из воды с величайшей осторожностью и завернул в огромную шелковую купальную простыню, которая окутала ее, как кокон. Затем, не обращая внимания на то, что с него самого стекала вода, он отнес ее на кровать и там продолжил вытирать.

Он вытирал ее груди, перемежая нежные прикосновения полотенца горячими поцелуями, он гладил ее стройные длинные ноги, а она слабела и льнула к нему. Она больше не думала о боли, которую он может снова ей причинить, а только хотела почувствовать его в себе…

Инстинкт взял верх. Едва ли она сознавала, что делает. Язык Мэтью был у нее во рту, его руки лежали на ее ягодицах; он старался прижать ее к себе так близко, как только это возможно. И тогда она обхватила его ногами вокруг пояса и позволила ему войти в себя. Как только они слились в единое целое, волна чувственной радости захлестнула Саманту и исторгла из ее груди крик, когда их страсть достигла апогея.

Когда Саманта одевалась к ужину, ее руки дрожали. Хотя она знала, что Мэтью будет рядом и поддержит ее, она бы отдала все на свете, лишь бы не встречаться с членами его семьи. Ей казалось, все сразу догадаются, что между ними произошло. Эта прогулка вдоль берега — цель ее была слишком очевидной. И, конечно же, они заметят следы его поцелуев. Правда, синяки не были видны благодаря закрытой блузе от Лоры Эшли, но все же она не сомневалась, что все заметят происшедшую в ней перемену.

Она действительно изменилась и стала другой — но только не для него. Несмотря на то, что за какие-то несколько часов он буквально перевернул весь ее мир, Саманта знала, что самое главное осталось неизменным — она как была, так и есть хозяйка кафе «Бочонок меда», а Мэтью по-прежнему внук Аристотеля Аполлониуса.

«По-прежнему»? Не совсем так. О Мэтью она теперь этого сказать не могла. До сегодняшнего дня она даже не знала, что он является владельцем «Джей Пи Софтвэр Интернешнл». Она нахмурилась. «П» — конечно же, Патнем. Все было ясно как дважды два. Ей нужно было только немножко пошевелить мозгами, пока не стало слишком поздно.

Да, теперь уже поздно, подумала она. Что бы ни случилось в будущем, этот день для нее — начало новой жизни. До недавнего времени она наивно полагала, что сама может распоряжаться своей судьбой. Теперь ясно хотя бы одно: ей придется сказать Полу, что она не может выйти за него замуж.

Саманта посмотрела на свою руку. Хотя она успела поносить обручальное кольцо всего несколько недель, теперь она чувствовала себя неуютно без этой узенькой полоски металла на пальце. Кольцо символизировало дом, спокойствие, размеренную жизнь, — все то, что всегда так много для нее значило. Теперь она знала, что, сняв его в самолете, совершила очень серьезный поступок. Я отказалась от своих убеждений, с ужасом подумала Саманта.

Она судорожно вздохнула. Что же теперь делать? Здравый смысл, покинувший ее после первого прикосновения Мэтью, снова возвращался к ней. Ну хорошо. Она провела с ним несколько часов в раю. Но, даже не имея никакого опыта любви, она прекрасно понимала, что то же самое могло у него быть и с другой женщиной. А может, и не с одной. С этим надо смириться, как бы ни было больно.

Что же она имеет в итоге? Чего можно ждать от их отношений в будущем? В лучшем случае, несколько недель любовной связи, без каких бы то ни было взаимных обязательств. Или же ей уготована участь Мелиссы, которая прибегает ко всяческим уловкам, лишь бы встретиться с ним. Даже если для этого ей приходится использовать другого мужчину. Саманту кольнула догадка, что появление Мэтью на помолвке Мелиссы не было случайным, как он пытался это представить. Он сказал, что Мелисса собиралась выйти за него замуж! Уж на это Саманта никак не рассчитывала.

Вздохнув, она взглянула на себя в зеркало. Ее наряд смотрелся замечательно, чего нельзя было сказать о ней самой. Она принадлежит к другому миру. И то, что всего несколько минут назад Мэтью дрожал от страсти в ее объятиях, не имеет никакого значения, как и то, что она, похоже, влюбилась в него. Она только затягивает агонию. Он ее не любит. Он просто хочет ее, вот и все. Вряд ли Мэтью когда-нибудь кого-нибудь любил. Любовь — и брак — не входили в его планы. Что же ей делать — ведь она мечтает именно об этом! У них всегда будут разные цели.

Одна часть ее души рвалась отсюда прочь — уехать, не встречаясь больше с Мэтью. Перспектива провести с ним остаток уик-энда тревожила ее. Нужно решительно покончить с этой связью, пока она полностью не разрушила ее жизнь. Чем больше они будут вместе, тем труднее будет сделать это. Она не хотела привыкать к нему. Она не хотела, чтобы он разбил ее сердце.

Но другая, чувственная ее половина, смотрела на вещи иначе. Сорок восемь часов — немалый срок, говорила она себе с оптимизмом. Может быть, Мэтью еще влюбится в нее. И, в конце концов, почему бы не воспользоваться тем, что ниспослано Богом, и быть благодарной, пусть за короткое счастье.

«Отличный шанс!» «Смотри на вещи трезво, Сэм!» — звучало два голоса в ее душе, пока она яростно расчесывала перед зеркалом волосы. Это реальная жизнь, а не миф фантазий и грез. Да и так ли уж стоит выходить замуж за человека, у которого хватило бесстыдства соблазнить чужую невесту?

Она отшвырнула расческу и отвернулась от зеркала. Что толку смотреть в собственные виноватые глаза? Если бы она не приняла приглашения Мэтью, ничего бы не произошло. Так что она одна виновата в том, что привычное течение ее жизни было нарушено.

Стук в дверь прервал ее мысли и положил конец печальному самоанализу. Несмотря на то, что всего несколько мгновений назад ее раздирали сомнения, Саманта, ни секунды не мешкая, пошла открывать дверь. Она не прислушалась к голосу разума. Я ничего не могу с собой поделать, сказала она себе. Вернувшись в Англию, она скажет Мэтью, что не может больше с ним встречаться. Ну а пока она бессильна.

Час назад, когда он вышел от нее, Саманта заперла дверь — для самозащиты, но больше для успокоения совести. Видимо, только поэтому он постучался, подумала она. После того, что между ними произошло, она не рассчитывала на его сдержанность.

Она открыла дверь, но на пороге стоял не Мэтью, а его мать. Саманта с недоумением смотрела на нее, и в ней нарастала тревога.

— Саманта, — Каролина Патнем (или она носит фамилию Аполлониус? — почему-то подумала Саманта) обезоруживающе улыбалась, — можно мне войти?

— Конечно… — Что еще она могла ответить? Саманта шагнула в сторону, пропуская ее. — Что-то случилось?

Глупый вопрос. Наверняка что-то случилось, иначе мать Мэтью не стояла бы сейчас перед ней. Саманта представила себя и Мэтью обнаженными, в различных позах… О Боже! Неужели Каролина видела это?! Саманта была в панике. Ведь Мэтью сказал, что дверь не была заперта.

Каролина молча подождала, пока Саманта закрыла за ней дверь, а затем прошла на середину комнаты.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — сказала она, и Саманту охватил ужас от того, что с Мэтью могло что-то случиться. Она прижала руки к горлу, потому что ей стало трудно дышать. Но, развеяв одни, Каролина вселила в ее душу новые страхи.

— Мэтью попросил меня передать вам, что ему пришлось вернуться в Лондон.

— В Лондон?

Каролина Патнем кивнула.

— Да. Дело в том, что с Мелиссой — это девушка, на которой, как мы все надеемся, Мэтью скоро женится, произошло… произошел несчастный случай… Разумеется, как только Мэтью об этом узнал, он тут же поспешил в Лондон, чтобы быть рядом с ней.

Саманта испытывала противоречивые чувства — тревогу, страх, возмущение. Как Мэтью мог вернуться в Лондон и бросить ее здесь одну, пусть даже ему очень срочно надо было уехать? Разве он не знал, в каком глупом положении она окажется? Как он мог с ней так поступить?

— Я, конечно, понимаю, что для вас это потрясение, — услышала она голос Каролины и постаралась не выдать своего волнения. Саманта не собиралась показывать ни Мэтью, ни его матери, насколько она унижена, и сделала вид, что просто обеспокоена.

— О Господи, — произнесла она, незаметно вытирая о юбку потные ладони. — Какая неприятность!

— Да. — Каролину было непросто обмануть. — Он причинил вам боль, не так ли? Я этого боялась.

— Ну что вы! — Саманта ответила более поспешно, чем ей бы хотелось, но слова Каролины больно задели ее. Она не хотела, чтобы ее кто-то жалел. — Наши отношения никогда не были достаточно серьезными, миссис Патнем. Если Мэтью говорил вам, что это не так, он сильно преувеличивал.

— О нет. Нет, он этого не говорил. — Саманта поморщилась. Она и не сомневалась, что он ничего подобного матери не говорил. — Просто я Знаю сама, что мой сын может быть бессердечным.

Саманта не знала, что ответить. «Я согласна с вами»? Это первое, что пришло ей в голову. Но тогда слишком явно прозвучит обида, которую она отчаянно пытается скрыть.

— Как бы то ни было, я… просто хотела предупредить вас, — продолжила Каролина после небольшой паузы. — Конечно, все мы будем очень рады, если вы захотите остаться здесь до конца уик-энда…

Это намек, с горечью поняла Саманта. Никто не хочет, чтобы она находилась здесь, и меньше всех — мать Мэтью. Ведь это не обычный прием, а семейное торжество. Теперь, когда Мэтью уехал, у нее нет никакого права остаться.

— О, это очень мило с вашей стороны, — проговорила она. Каролина настороженно смотрела на нее. Неужели эта женщина думает, что она не распознает блеф, и сдуру примет это приглашение? На какое-то мгновение у Саманты было искушение помедлить с ответом, чтобы позлить Каролину и этим хоть немного отыграться. Но она не стала этого делать. — Большое спасибо, но я, пожалуй, лучше уеду, если вы не против.

У Каролины явно отлегло от сердца. — Ну конечно, я не против, — ответила она. — Но боюсь, вы сможете улететь только завтра утром, не раньше. Вас устроит, если Ниакрос заедет за вами в половине десятого? Или, может быть, попозже?

— Половина десятого меня вполне устраивает, — твердо произнесла Саманта, и Каролина улыбнулась.

— Хорошо. Я поручу моей секретарше узнать расписание самолетов. Ежедневно из Афин в Англию вылетает несколько рейсов. Думаю, проблем не будет.

— Прекрасно. — Саманта вымученно улыбнулась и ждала, что Каролина наконец уйдет. Она успешно выполнила свою миссию, чего же она ждет?

— Эээ… насчет ужина… Саманта замерла.

— Что?

— Я… Мы… Вероятно, вы предпочтете поужинать здесь, в своей комнате… Мы вполне понимаем ваше желание… — вкрадчиво проговорила мать Мэтью, и хотя еще минуту назад Саманта только об этом и мечтала, Каролина задела ее самолюбие.

— Вовсе нет, — ответила она, представляя себе, что подумают о ней члены этой семейки, если она не выйдет к ужину. Бедная глупая телка, скажут они, — правда, на их языке это, может быть, прозвучит иначе, — после того, как Мэтью бросил ее, она стыдится показаться на людях.

— Я с удовольствием присоединюсь к вам, если вы не возражаете, — сказала Саманта. — Вечер такой чудесный! Разве можно провести его в комнате!

И вот она примостилась на краешке балюстрады террасы, глядя на луну, а ее глаза полны непролитых слез. Саманта изо всех сил старалась выглядеть беззаботной, но отнюдь не была такой толстокожей, какой ее, по-видимому, считала Каролина. От нее требовалось немалое мужество, чтобы ходить по залу, в котором было много народу, и делать вид, что у нее есть право находиться среди этих людей. Сегодня днем ее представили очень многим, и, по крайней мере, один из присутствующих, Алекс, не скрывал желания занять место своего кузена Мэтью. Но поскольку рядом с ней не было человека, который привез ее сюда, она чувствовала себя здесь совсем, совсем чужой. И когда все встали из-за стола, она вышла на воздух, чтобы побыть одной.

Она думала о Мэтью. Что он сейчас делает? Интересно, почему его присутствие оказалось так необходимо? Может быть, несчастный случай произошел с князем Георгием? Или Мелисса просто расторгла помолвку? Что бы там ни произошло и что бы Мэтью ни говорил, вся семья ждет, что он женится на Мелиссе. Но как он поступит с ней, с Самантой? Было ли для него то, что между ними произошло, просто игрой, или он хотел заставить Мелиссу ревновать?

Саманта постаралась отогнать грустные мысли и найти утешение в том, что ее окружало. Вечер был чудесный. Вода в лунном свете казалась темной и загадочной, а бархатный небесный свод усыпан серебром. Из дома доносились монотонные звуки бузуки. С моря дул бриз, довольно прохладный. Он доносил до нее легкий запах сигарного дыма. Такая ночь предназначена для любви, но Мэтью, вместо того чтобы быть с ней, умчался в Лондон утешать женщину, которая помолвлена с другим.

— Вам не нравится здешний вид, мисс Максвелл?

Саманта вздрогнула. Грубоватый голос с сильным акцентом прозвучал из темноты откуда-то справа от нее. Она была уверена, что на террасе никого кроме нее нет, а все гости дружно танцуют под греческую музыку, которая, как она считала, располагает к импровизации. На предстоящее завтра торжество специально приглашены музыканты. Саманте это, как и многое другое, поведал Генри Патнем перед тем, как она, устав выдерживать испытующий взгляд Каролины и скрывать свое отчаяние, решила покинуть общество и спрятаться от посторонних глаз на темной террасе.

Повернув голову, она увидела светящийся кончик сигары. А когда ее глаза привыкли к игре теней, она увидела Аполлониуса, который, сидя в плетеном кресле, внимательно смотрел на нее.

Каролина несколько часов назад представила ее старику, причем сделала это весьма неохотно и только потому, что того требовали приличия, но не более. Она постаралась сделать так, чтобы Саманта не задержалась возле него и не сказала лишнего. Мать Мэтью быстро увела ее под предлогом, что ее надо познакомить еще с кем-то из гостей. Саманта и не предполагала, что он вспомнит, кто она такая. Однако, оказывается, он даже помнит ее имя.

— Простите, — произнесла она, слезая с балюстрады и собираясь уйти. — Я не знала, что нарушила ваше одиночество.

— Вовсе нет. — Старик нахмурился. — Прошу вас. — Он указал ей на кресло рядом. — Составьте мне компанию.

Саманта замешкалась.

— Вы так любезны… Но, право, я уже собиралась уходить…

— В самом деле? — Он приводит ее в замешательство. Так же, как Мэтью. — А мне показалось, что вы чувствовали себя очень уютно, пока я не заговорил. Вы показались мне немного печальной, но я не заметил, чтобы вы очень спешили спрятаться в своей комнате.

Саманта перевела дыхание.

— Я… я думаю, что нам с вами нечего сказать друг другу, мистер Аполлониус, — тихо сказала она. — И… мне пора собираться. Утром я уезжаю.

— Да. Каролина сказала мне об этом. — Он помолчал. — Это ваше решение?

— Да, — кивнула Саманта.

— Мой внук знает об этом? Резкие слова были готовы слететь с ее губ. Но, сделав над собой усилие, она сказала:

— Возможно. — И вытерла о юбку вспотевшие ладони. — Это не имеет значения. Его здесь нет. И мне вообще не следовало сюда приезжать.

— Так почему же вы приехали?

Дед Мэтью поднес к губам сигару и внимательно смотрел на нее. Хотя Саманта ожидала подобного вопроса, все же она оказалась к нему не готова. Вполне резонно, что он хочет знать, почему она здесь. Но у Саманты было ощущение, что ответ ему заранее известен.

— Потому что… Потому что Мэтт — Мэтью пригласил меня, — ответила она, глядя через его плечо на освещенные окна виллы. — Мне очень жаль, что вы считаете это бестактностью. Но… я ничего не знала о… вашем внуке, пока не увидела… всего этого.

Глаза старика сузились. Может быть, от дыма сигары, а может, он ей не поверил. Саманта не была уверена.

— Что вы хотите сказать? — спросил он. — Чего вы не знали?

— Видите ли… — Саманта не хотела затрагивать эту тему, тем более она была уверена, что ей все равно не поверят. — Я допустила ошибку, вот и все, — сказала она, пожимая плечами. — А в чем вы не правы, так это в том, что мне не нравится здешний вид. Здесь просто чудесно.

Аристотель сжал губы.

— Вы не знали, что Мэтью мой внук? — настойчиво спросил он.

— Нет.

— Вы знали его фамилию?

— Да, знала — Патнем.

— А как насчет компании, владельцем которой он является?

— Я не знала, что эта компания принадлежит ему. Да, мне было известно о существовании «Джей Пи Софтвэр».

Старик внимательно изучал ее лицо.

— Это было сказано с чувством. Должен ли я понимать так, что у вас были какие-то дела с фирмой? И вы познакомились с моим внуком на деловой почве?

— Нет. — Саманта покачала головой. — Совсем нет.

— Ну так расскажите же мне. — Старик снова указал рукой на кресло. — Сначала сядьте.

Саманта сжала кулаки, но у нее не было сил сопротивляться. Поэтому, хотя неохотно и с опаской, она подчинилась, предварительно отодвинув свое кресло на несколько сантиметров.

— Хорошо. — Аристотель был явно удовлетворен ее покорностью. — Теперь мне не надо запрокидывать голову, чтобы видеть ваше лицо. И кроме того, человеку в моем возрасте так приятно побыть в обществе красивой женщины.

Саманта сидела с застывшим лицом. Для чего он это говорит, думала она. Ему не стоит говорить ей такие вещи, только для того чтобы заставить рассказать о том, как она здесь оказалась. В конце концов, это не секрет. И Каролине, наверное, все уже известно.

— Итак, — поторопил он ее, — расскажите, как вы познакомились с моим внуком. Саманта опустила голову.

— Это долгая история.

— В нашем распоряжении целая ночь. Саманта с грустью посмотрела на него.

— Я уверена, вы все знаете.

— Нет, я не знаю. Он сказал мне, что у вас маленькое кафе, и это все. Мне любопытно узнать, как он вам представился.

Опять он об этом! Его интересует только одно: почему она притворяется, что не знала, кто такой Мэтью, когда его дед так знаменит! Наверное, он думает, что Мэтью с этого начал. Если он действительно так считает, он знает своего внука так же плохо, как она.

— Был прием, — медленно проговорила она. — Я его обслуживала. Мэтью был там.

Конец истории.

— Не конец, а начало, — поправил ее Аристотель, дымя сигарой. — Наверное, мой внук попросил вас о встрече?

— Нет, не тогда, — вздохнула Саманта. — Послушайте. Я была, я и сейчас помолвлена с другим человеком. Я сказала Мэтью, что не могу встречаться с ним. Но он не привык получать отказ.

— Это похоже на моего внука, — сухо заметил старик. — И в конце концов, похоже, он добился своего.

— Можно так сказать, — согласилась она, разглаживая дрожащими пальцами юбку на коленях. — Он прислал ко мне какого-то человека, которому поручил заказать обслуживание приема для фирмы «Джей Пи Софтвэр». А когда я пришла туда, оказалось, что там сидит Мэтью.

Аристотель нахмурился.

— Он прислал к вам другого человека? Кого же?

— Я не знаю. — Саманта пожала плечами. — Берджесс — кажется, так кто-то назвал его. Если это его настоящее имя.

— А! Виктор.

Саманта не могла скрыть своего любопытства.

Старик кивнул.

— Да. Виктор Берджесс — камердинер моего внука или что-то в этом роде. Дело в том, что Мэтью отказался иметь телохранителя. И тогда к нему приставили Виктора.

— Телохранителя?! — Саманта смотрела на него с недоумением. — Но для чего Мэтту телохранитель?

— Он мой внук, — просто ответил Аристотель. — К огромному моему сожалению, вокруг слишком много дурных людей, которые могут причинить вред членам моей семьи.

— Похитить? — Саманта была в ужасе.

— Похищение, вымогательство, убийство… Все идет в ход, мисс Максвелл. А Мэтью такой независимый. Именно поэтому он и создал собственную компанию. Он хотел доказать, что не нуждается ни во мне, ни в моих деньгах.

Саманта перевела дыхание.

— О, я уверена, что это не так…

— В самом деле? — губы старика скривились в усмешку. — Но насколько хорошо вы знаете моего внука? — Он помолчал. — Боюсь, не слишком. В один прекрасный день ему придется все же занять мое место.

Он нервно раздавил в хрустальной пепельнице остаток сигары. Саманта смотрела на него, и ей стало по-настоящему жаль старика. Она не сомневалась, что несмотря ни на что, он очень любит своего внука. Его переживания выдавала глубокая печаль, сквозившая в каждом слове о внуке.

— Я, пожалуй, пойду, — тихо проговорила она, но, протянув руку, старик удержал ее.

— Вы сказали, что помолвлены. Почему же вы приехали сюда с Мэтью?

— Потому что я была дурой, — ответила Саманта и, вырвав свою руку, поднялась с кресла. — Не беспокойтесь, мистер Аполлониус. Я не стану больше встречаться с вашим внуком.

Глава 10

— Где она?

Мэтью в гневе мерил шагами спальню своей матери. Сжавшись от страха, она физически ощущала исходившую от него агрессивность. Его отражение в зеркале, перед которым она сидела, излучало угрозу. Крася ресницы, она не могла сосредоточиться на собственном лице. Впервые в жизни он пугал ее.

— А ты как думаешь, где? — воскликнула она, делая отчаянную попытку продолжить свое занятие. Но ее рука, державшая щеточку, дрогнула, и тушь оставила на щеке черный след. — А, черт, — пробормотала она. — Мэтью, уйдешь ты от меня, наконец?

— Я уйду, когда дождусь ответа, что ты ей наговорила, — мрачно заявил он. — Ты же знала, что я вернусь. Я сказал, что обязательно буду на чествовании Аполлона — и вот я приехал. Так какого же черта ты отослала ее в Англию? Я просил тебя объяснить ей… — Он выпрямился. — Господи, и зачем я доверил это тебе? Надо было самому поговорить с ней.

Каролина безуспешно пыталась вытереть тушь салфеткой. Ее передернуло.

— Как я поняла, ты пытался поговорить с ней сам, — ответила она.

Он бросил на мать яростный взгляд. Слегка запнувшись, она продолжала:

— Но ты же сам сказал, что она не открыла тебе дверь.

— Я сказал, что дверь была заперта, — возразил Мэтью. — Я не говорил, что она не захотела открыть дверь. Может быть, она была в ванной или еще где-нибудь и не слышала, как я стучал. Да мало ли что могло быть! — Его глаза потемнели. — А ты так жаждала, чтобы я поскорей уехал.

— Я беспокоилась из-за Мелиссы, — попыталась оправдаться его мать. — И ты тоже — иначе ты бы не помчался туда сломя голову.

— Верно. Но мы оба знаем, что это было глупо, не так ли? — презрительно произнес он. — Скажи-ка, а ты случайно не замешана в этой истории?

Каролина возмутилась, но Мэтью был беспощаден.

— Ты вполне могла приложить к этому руку, — проговорил он и, засунув руки в карманы своих темных брюк, снова нервно зашагал по комнате. — Ты же все время уговаривала меня жениться и остепениться. Неужели ты всерьез рассчитывала, что эта трогательная попытка Мелиссы привлечь к себе внимание сработает? Последняя попытка — после того, как все предыдущие не увенчались успехом.

Каролина поморщилась.

— То, что ты говоришь, Мэтью, бессердечно и жестоко.

— Однако это правда, — холодно констатировал он. — Полдюжины таблеток парацетамола вряд ли стоят времени и усилий, которые на нее потратили врачи и медсестры! Теперь давай посмотрим, что произошло. Иванов обнаружил, что она с кем-то спит. Не со мной, — быстро добавил он, еще до того, как Каролина успела об этом подумать. — Мелисса похотлива. Она всегда была такой. И вот выясняется, что Иванов не может… сделать ее счастливой в этой области, скажем так. — Он криво ухмыльнулся. — Она не стесняется в выражениях. Достаточно сказать, что она заявила, будто некоторые части его тела так же холодны, как его родные степи.

— Я не желаю тебя слушать. — Каролина взяла баночку с увлажняющим кремом и начала отвинчивать крышку. Ее пальцы слегка дрожали. — Никогда не поверю, что Мелисса так глупа!

— Конечно, нет. — Мэтью немного смягчился. — Но когда бывают задеты наши чувства, все мы делаем глупости.

Мать резко повернулась к нему.

— Ты, наверное, сожалеешь, что не женился на ней, когда у тебя была такая возможность?

— Нет. — Мэтью снова помрачнел. — Я хочу сказать, что это ты сделала глупость, отослав Саманту в Англию. Ты и в самом деле думаешь, что это что-нибудь изменит? С глаз долой — из сердца вон? Так ты думала?

Ноздри Каролины дрогнули.

— Не хочешь ли ты сказать, что продолжишь встречаться с этой женщиной?

— Несомненно. — Мэтью помолчал, стоя у нее за спиной. — И не называй ее «этой женщиной». Ее зовут Сэм — Саманта. Советую тебе привыкать.

Щеки его матери порозовели, но она не сдавалась.

— Ну хорошо. Конечно, я не могу помешать тебе, — сказала она, накладывая крем на то место, где еще оставался след от туши, — но тебе, должно быть, интересно будет узнать, что я не отправляла мисс Максвелл в Англию. Она уехала по собственному желанию. Это была ее идея.

— Я тебе не верю.

Мэтью просто выпалил эти слова. Но впервые с той минуты, как он ворвался в ее комнату, Каролина почувствовала, что он дрогнул. Боже праведный, думала она, в то время как ее пальцы продолжали автоматически втирать крем в кожу. Мэтью не уверен в этой женщине! У него есть сомнения на ее счет.

Каролина заморгала и вытерла пальцы клочком ваты. За последние сутки она перебрала множество вариантов, но мысль о том, что эта весьма заурядная девица, возможно, «ровно дышит» к ее сыну, даже не приходила ей в голову. Да, она действительно хотела уехать немедленно. Но Каролина прекрасно знала, что сама подтолкнула ее к этому решению. А что, если девушка не была так расстроена, как ей показалось? Ее реакция была достаточно спокойной. Правда, Каролину не проведешь. Она сочла, что это всего лишь маска, под которой Саманта скрывает свои истинные чувства. А вдруг ей действительно безразличен ее сын — а он-то как раз без ума от нее?

Эта догадка была просто невыносимой. Да нет же, разумеется, он метнулся к этой девушке из-за размолвки с Мелиссой. Он все еще увлечен Мелиссой.

Но если это так, почему он здесь? Ведь помолвка Мелиссы с князем Георгием расторгнута. Мелисса все еще хочет быть с Мэтью, это не вызывает сомнений. Поэтому она и позвала его в трудную минуту, когда ее увезли в больницу. Бедняжка, все эти промывания желудка и прочие неприятные процедуры… И надо же, какое совпадение: Мэтью был с этой девушкой; когда стало известно, что Мелисса пыталась покончить с собой. Его отъезд должен был вызвать размолвку с Самантой и положить конец их отношениям. Каролина и представить себе не могла более удобного случая. И вот теперь, когда все, казалось бы, так удачно складывалось, события приняли совсем нежелательный оборот.

Каролина вздохнула. Она не всегда бывала в восторге от Мелиссы и, конечно, до глубины души была возмущена ее решением порвать с Мэтью — решением, которое так больно ранило ее сына. Но Мелисса хороша собой и прекрасно воспитана, она была бы вполне приемлемой женой, если бы только Мэтью вообще хотел жениться. Но он никогда не жаждал этого.

Его нельзя строго за это судить. Мэтью видел ее собственное двойственное отношение к браку и знал о многочисленных приключениях «на стороне» собственного дядюшки. У него перед глазами никогда не было примера супружеской идиллии. Его лучший друг дважды развелся, а греческие родственники сохраняли узы брака только в интересах семейной династии и продолжения рода. Да и ее отец завел себе любовницу сразу после того, как она появилась на свет, когда, к его разочарованию, выяснилось, что его жена больше не сможет иметь детей. Женщины нескончаемой чередой сменяли одна другую в этом доме. В этой атмосфере рос ее сын. Так стоит ли удивляться, что он взбунтовался против такого лицемерия? Кроме того, он знал, что женитьба положит конец его независимому образу жизни, и он больше не сможет игнорировать свою принадлежность к этой семье.

Каролина задумчиво провела рукой по щеке. Нет, наверное, это не так. Она все преувеличивает. Просто она заметила в Мэтью перемену и стала переживать из-за несуществующих проблем. Он всего лишь злится, что она расстроила его планы на уик-энд. Ничего, в конце концов, одну ночь он может обойтись без женщины!

— Я сказал, что не верю тебе, — Мэтью чуть ли не скрежетал зубами, стоя у нее за спиной и гневно глядя на ее отражение в зеркале. Каролина с трудом оторвалась от собственных мыслей. Она надеялась, что Мэтью не догадается, о чем она думает. Это были мысли «не для печати».

— Но это действительно так, — ответила Каролина после некоторой паузы, так как не сразу вспомнила, о чем идет речь. — Она сама настояла на том, чтобы уехать рано утром. — И, переплетя пальцы рук, уже уверенным тоном продолжила:

— Думаю, она уехала бы еще вечером, если бы я не уговорила ее дождаться утра. Мэтью сжал губы.

— Что за черт! — процедил он сквозь зубы. И хотя Каролину раздражало, когда сын срывался, в тот момент она чувствовала только тревогу.

— Мэтт, успокойся! — беспомощно воскликнула она и, не зная, как спасти положение, попробовала пошутить:

— Похоже, ты влюбился в эту девушку! Отец Саманты пришел в кафе в понедельник, в обеденное время. В этом не было ничего необычного. Однако, вопреки заведенному порядку, он не сел на свое обычное место за столиком, а, улыбнувшись Дебби, подошел к прилавку, за которым его дочь готовила.

— Сэм, — произнес он, оторвав ее от работы. — Могу я поговорить с тобой?

— Папа! — Саманта не знала, что и ответить. Странно, что он решил осуществить задуманное здесь, в кафе. Она догадывалась, что его волнует, но все же не была совсем уверена.

— Так мы можем поговорить? — повторил отец, и Саманта покосилась на Дебби, возившуюся около кассы. — Пожалуй, да, — ответила она, глядя на свою помощницу. — Мы можем пройти в контору, — добавила она, вытирая руки салфеткой. — Деб, подмени меня, ладно? Я вернусь, как только освобожусь.

Дебби, заинтригованная визитом мистера Максвелла, утвердительно кивнула в ответ, и Саманта, волнуясь, провела отца в маленькую конторку. Ясно, Дебби захочет быть в курсе, что стряслось. Мистер Максвелл никогда раньше не вмешивался в управление кафе, значит, думала она, дело серьезное.

— Мама просила, чтобы я поговорил с тобой, — сказал отец без всяких предисловий, как только за ними закрылась дверь. — Она очень переживает эту историю с Полом. Неужели ты всерьез собираешься расторгнуть помолвку? Вы же с ним неразлучны столько лет!

Саманта вздохнула.

— Помолвка расторгнута, папа. Мы объяснились с Полом вчера вечером. Кстати, насчет того, что мы были неразлучны. Возможно, это не пошло на пользу нашим отношениям. Мы были так близки, что никого вокруг не замечали.

Мистер Максвелл не знал, что возразить.

— Сэм… — он беспомощно развел руками. — Сэм, ты не можешь так поступить из пустого каприза.

— Это не каприз, папа. Я не могу встречаться с Полом: это было бы нечестно по отношению к нему. Я не люблю его, и, наверное, вообще никогда не любила. Я имею в виду, по-настоящему.

— По-настоящему! — нетерпеливо перебил ее отец. — А «по-настоящему» — это как? Ты сама-то знаешь? Я лично не знаю. Это все богачи, с которыми ты общаешься в последнее время. Это они сбили тебя с пути истинного, так ведь? Внушили тебе, что надо делать деньги и быстро богатеть.

— Это не так! — возмутилась Саманта. — У меня нет никаких таких планов. Я же говорила тебе, что буду, как и прежде, работать в своем кафе. С разъездами по домам покончено. Что мне еще тебе сказать?

Мистер Максвелл поморщился.

— Объясни мне тогда, почему ты так сразу вдруг решила насчет Пола. Мама сказала, что тут не замешан другой мужчина. Это правда?

У Саманты перехватило дыхание.

— Да. Да, это правда, — сказала она твердо. — Я просто вообще не хочу выходить замуж. Ты что-то имеешь против?

— Да, имею. — Ее отец выглядел очень расстроенным. — Ты же знаешь, что мама уже готовилась к свадьбе. Она даже начала составлять список гостей, и мы с ней обсуждали, что тебе подарить. Мы подумали, что те две тысячи фунтов по твоей закладной пришлись бы кстати. И поскольку Пол — агент по торговле недвижимостью, он мог бы присмотреть для тебя что-нибудь подходящее…

— Нет, папа.

— Что ты хочешь сказать? Конечно, он…

— Я хочу сказать: нет. Я не собираюсь выходить замуж за Пола, — сказала Саманта бесцветным голосом. — Мне так жаль, что ты разочарован, да и мама зря мечтала о дочери-невесте. Но на этот раз я поступлю так, как сама считаю нужным. Я, а не вы.

— На этот раз? — нахмурился мистер Максвелл. — Ты хочешь сказать, что до сих пор мы вмешивались в твою жизнь?

— О, папа! — простонала Саманта. — Я знаю, что вы все старались делать мне на благо. Но поверь мне, этот брак был бы ошибкой! Теперь я знаю это. Хорошо, что я вовремя это поняла. По крайней мере не придется пережить ужасную процедуру развода.

Отец внимательно посмотрел на нее.

— Ты сказала: «Теперь я знаю это». Почему теперь? Значит, что-то произошло?

Саманте хотелось закричать. Но вместо этого она засунула руки поглубже в карманы фартука и храбро встретила взгляд отца.

— Ну хорошо, — сказала она срывающимся голосом, хотя изо всех сил старалась говорить твердо. — У меня был роман с другим человеком. — Она подождала, пока до отца дойдет смысл сказанного, и быстро добавила:

— Но все уже прошло. Я больше не буду с ним встречаться.

— Но ты же сказала маме…

— Я солгала. Или, точнее, я не сказала ей всей правды. Сейчас у меня действительно никого нет. — Помолчав, она неловко добавила:

— Что было, то было, и нет ничего.

Отец был потрясен.

— Роман, — тихо проговорил он. — Ох, Сэм!..

— Это еще не конец света! — воскликнула Саманта, чувствуя, что она на грани нервного срыва. — Я же сказала тебе, что с этим покончено, ничего страшного не произошло! — Она надеялась, что это действительно так. Мэтью, наверное, думал, что она принимает таблетки. До тех пор, конечно, пока не обнаружил, что он — ее первый мужчина. Но тогда было уже слишком поздно.

— Это ведь была любовная связь, — слабо запротестовал отец, и Саманта поняла, какой же он наивный, в его-то возрасте.

Отчасти, думала она, это ее вина. Дружба с Полом оградила ее от проблем, с которыми сталкивались ее ровесники, и потому все домашние были настроены слишком благодушно. Но такое безмятежное существование возможно в тиши музея, а не в реальной жизни.

— Прости меня, папа, — сказала она, чувствуя себя виноватой за то, что обрушила на него эту новость. — Я не хотела огорчать тебя.

— Ничего, ничего. — Мистер Максвелл покачал головой. — Ты рассказала об этом Полу?

— Пока нет. — Саманта пожала плечами. — Он… Он еще надеется, что я передумаю. Но он вряд ли будет так же настойчив, когда узнает, что я натворила.

— Ох, Сэм, — вздохнул отец, — я потрясен. Никогда не думал, что ты на такое способна.

— Да, — согласилась Саманта. — Если тебя это хоть немного утешит, я скажу тебе, что и сама не думала, что способна на такое.

Остаток дня не предвещал ничего хорошего. Отец ушел, так и не поев, а Саманта была усталой и подавленной. Она снова чувствовала себя как первоклашка, получившая нагоняй от директора школы. Ей двадцать четыре года, и уже два года у нее собственное дело, но до сих пор она не обрела подлинной самостоятельности. О господи, твердила она себе, с ней не произошло ничего особенного! Почти все ее подруги прошли через это еще в школе!

Но подруги тогда не были обручены, — возразила она себе. И уж если ей так хотелось расправить крылья, почему она не выбрала для этой цели кого-нибудь другого. Скажем, человека, которого она могла бы по крайней мере уважать? Мэтью Патнем бессовестный лгун. В нем нет ни грамма порядочности. О чем он думал, когда соблазнил ее и тут же бросился к своей Мелиссе? Она надеялась, что та, другая, пошлет его к черту. Он это заслужил. Заслужил хотя бы за то, как он обошелся с ней, Самантой.

Заслужил ли? Саманта вздохнула. По правде говоря, себя она осуждала не меньше. И особенно ее удручало то, что если бы Мэтью не бросил ее так откровенно, она продолжала бы встречаться с ним до тех пор, пока бы ему не наскучила. Сознавать это было так унизительно! Саманта знала, что он еще хочет ее — особенно после тех незабываемых часов, которые они провели в ее постели. Когда его мать заявила, что он уехал в Лондон к Мелиссе, она сначала не поверила и подумала, что миссис Патнем все выдумала. Поэтому она и заставила себя остаться на ужин. Но это оказалось правдой. В этом она убедилась за ужином, ловя на себе взгляды членов его семьи — сочувственные или злорадные. А старик Аполлониус только подтвердил ее подозрения. Она совсем не знала Мэтью.

Во всяком случае, теперь к ней вернулся рассудок, успокаивала себя Саманта чуть позже, когда Дебби уже ушла, чтобы успеть на автобус, и она осталась наедине со своими мыслями. Хорошо, что она быстро раскусила Мэтью и ей не пришлось потратить недели, а может быть и месяцы на то, чтобы понять, что он — человек, на которого нельзя положиться. Он причинил ей боль, но она с ней справится. А пока прошло слишком мало времени, чтобы успокоиться.

Саманта уже собиралась идти домой, когда раздался стук в дверь.

— Закрыто! — крикнула она, подхватив сумку и ключи от конторы и пробираясь между столиками к выходу. Напоследок она поправила жалюзи и открыла дверь.

Понедельник — день тяжелый, и не было ничего удивительного в том, что кто-то из клиентов захотел, чтобы его обслужили после закрытия. Наверное, кто-то из мелких торговцев с рынка не прочь выпить чашку чая с булочкой, перед тем, как уехать домой.

— Сожалею, но мы…

Перед ней стоял Мэтью. Куда только подевался ее практический ум и здравый смысл. У Саманты подкосились ноги.

— Можно мне войти? — спросил он, почему-то впившись взглядом в ее губы, и Саманта судорожно вздохнула. Она ожидала увидеть кого угодно, только не его, и теперь не могла прийти в себя.

— Нет, нельзя, — сказала она наконец. — Я уже ухожу, — добавила она, как будто это имело отношение к делу. Мэтью загородил ей дорогу.

— Пожалуйста, пропусти меня.

Он не двинулся с места и к тому же уперся одной рукой в косяк. Заняв эту ключевую позицию, он смотрел на нее сверху вниз, и Саманта пожалела, что открыла дверь.

— Мне нужно поговорить с тобой, Сэм, — сказал он, и хотя Саманта не сомневалась, что для него это всего лишь продолжение игры, она не могла не заметить, что в его воспаленных глазах нет и намека на насмешку. Напротив, они были грустны и смотрели на нее выжидательно. Он так пристально разглядывал ее лицо и фигуру, что, будь на его месте кто-то другой, она бы расценила это как наглость. Но сейчас она так волновалась, что ей было не до того.

— Я думаю, что нам не о чем говорить, — вызывающе произнесла она, лихорадочно соображая, как бы проскользнуть мимо него. — Послушай, ведь мы уже все обсудили, но это ничего не изменяло. У нас с тобой нет ничего общего. Я была дурой, когда согласилась поехать на Дельфос, но теперь я постараюсь выкинуть эту прогулку из головы.

— Ты сама знаешь, что это не правда. — Его голос звучал резко. Мэтью выглянул на улицу, чтобы удостовериться, что их препирательство не привлекло внимания прохожих на Хай-стрит. Потом неожиданно убрал руку с косяка и буквально втолкнул Саманту в пустое кафе, закрыв плечом дверь за собой.

— Ну а теперь, — сказал он, расстегивая кожаную куртку, из-под которой виднелась темно-зеленая шелковая рубашка с открытым воротом, — давай без глупостей, хорошо? У меня к тебе вопрос. Я хочу знать, почему ты от меня сбежала?

— Я сбежала от тебя?! — Саманта задохнулась от возмущения, но от его наглости у нее неожиданно появились силы. — Прости, но у меня сложилось впечатление, что это ты меня бросил. Кстати, как поживает мисс Мейнверинг? Не сомневаюсь, что ей стало гораздо лучше после того, как она тебя увидела.

Мэтью стиснул зубы.

— Ну, хорошо. Наверное, я это заслужил. Я уехал, не повидавшись с тобой, но ведь Каролина все тебе объяснила, не так ли? Звонила мать Мелиссы, сама она была в невменяемом состоянии. Думаю, положение показалось ей более серьезным, чем было на самом деле. Она обрисовала его так, что я даже не стал задавать вопросы, а просто схватил Спиро, мы полетели на вертолете в аэропорт, и первым же рейсом я вылетел в Лондон.

Саманта старалась не показать, что ее задевает трогательная забота Мэтью о Мелиссе, но с каждым словом его рассказа она становилась все холоднее. Его самонадеянность потрясла ее. За кого он ее принимает?!

— Эта история не имеет ко мне никакого отношения, — сказала она, чувствуя, что не может спокойно выдерживать его взгляд. Щелкнув замком сумочки, она с деловым видом сунула ее под мышку, стараясь не смотреть на его загорелую грудь, чтобы не вспоминать ощущения от прикосновения своих пальцев к шелковистым темным волосам.

— Не говори так! — у Мэтью вырвалось что-то вроде стона, и он отошел от двери. — Сэм, ты должна мне поверить. Я бы ни за что не уехал, если б знал, как обстоят дела на самом деле. Ее мать мне сказала, что она пыталась покончить с собой, и ее едва живой увезли в больницу. Что я должен был делать? Бог мой, она говорила так, как будто я во всем виноват!

— А ты не виноват? — вырвалось у Саманты.

— Нет. — Мэтью запустил пальцы в волосы и нервно теребил их. — Сэм, Мелисса и я… Это в прошлом. Мне совершенно безразлично, увижу я ее еще когда-нибудь или нет.

Саманта подняла голову, но пламя, полыхавшее в его глазах, заставило ее снова отвести взгляд. Она почувствовала, что ее шею заливает краска и судорожно прижала руки к горлу.

— Я… Меня все это не слишком волнует. — заявила она наконец, глядя в сторону и пытаясь сосредоточиться на том, что на столике у окна не хватает меню. — Это твое дело, как ты обращаешься со своими бывшими подружками. Я уже сказала все, что думаю. Мне надо, чтобы ты ушел и оставил меня в покое. Тебя не волнуют мои проблемы, так не вмешивайся в мою жизнь!

— Как бы не так! — С этими словами он быстро преодолел разделявшее их пространство и с совершенно определенными намерениями опустил руки ей на плечи. — Ты ведь хочешь меня, — пробормотал он прерывающимся голосом, приподняв ей пальцем подбородок так, чтобы видеть ее лицо. — Нет, смотри мне в глаза. Мы хотим друг друга, Сэм. Ты знаешь это не хуже меня. Господи, детка, неужели ты думаешь, что я позволю тебе улизнуть от меня?

Саманта дрогнула. Она снова была перед выбором и снова оказалась к нему не готова. Его сильные руки, тепло его кожи, исходящий от него запах мыла, заглушавший резковатый запах его тела, все, что было им, вновь заставило ее потерять голову. Она даже не мечтала, что он когда-нибудь придет к ней, она даже представить себе не могла, что, вынудив ее вернуться в Лондон, он снова захочет увидеть ее.

Воспоминание о том, как хорошо им было вместе, отозвалось в ней мучительной болью. Она мечтала о наслаждении, которое познала с ним.

Это всего лишь вожделение, напомнила она себе. Он хотел и хочет ее, но не более того. Она убеждала себя в этом, пока добиралась с Дельфоса домой. Он никогда не притворялся и был с ней по-своему честен. А главное — она не вписывается в его мир. У их отношений нет будущего.

Поэтому, хотя на это потребовалась вся ее сила воли, Саманта заставила себя не отвечать на его ласки, когда он заключил ее в объятия. При этом она не пыталась сопротивляться ему, уже зная, что сопротивление не приведет ни к чему хорошему. Ну а мериться с ним силой было просто смешно. У нее не было желания разжигать пламя, которое могло уничтожить их обоих.

— Черт тебя побери! — Мэтью взял ее лицо в свои сильные ладони и посмотрел в потемневшие печальные глаза. — Черт побери, — пробормотал он снова. — Не надо так со мной, Сэм. Ты ведь знаешь, как я отношусь к тебе. Я приехал бы раньше, но обещал старику быть на его торжестве. Я почти не спал с пятницы, с тех пор, как улетел с Дельфоса.

Саманта старалась быть твердой. Мэтью в любом настроении казался привлекательным. Сейчас же был просто неотразим.

— Я… ничего не могу поделать, — отрывисто произнесла она. — Думаю, тебе следовало остаться с Мелиссой. Не сомневаюсь, она была бы только счастлива.

— Да заткнешься ты наконец с этой Мелиссой! Знать ее не хочу!

— Твоя мать говорила мне другое. Эти слова вырвались у нее, и она тут же об этом пожалела, но было уже поздно. Мэтью нахмурился, и его пальцы до боли сжали ей скулы.

— Моя мать? — повторил он. — Что именно сказала тебе моя мать? Саманта поежилась.

— Она… она сказала, что ты… что она… Она надеется, что ты женишься на Мелиссе.

— О Господи!

— И… что все члены семьи тоже на это надеются.

— Уж я тебя, мамочка, отблагодарю за заботу. — В устах Мэтью это прозвучало как угроза. — И ты ей поверила?!

Саманта пожала плечами.

— Я уже сказала тебе, что ко мне это не имеет никакого отношения. — Помолчав, она упрямо продолжила:

— Я пришла к выводу, это, наверное, к лучшему, что все так случилось. Мы принадлежим к разным мирам, Мэтт. Наши отношения были обречены с самого начала, и тебе это известно.

— Ты так не думаешь.

— Думаю. — В его лице появилась некоторая растерянность, которую она истолковала как молчаливое подтверждение своих слов. — У наших отношений никогда не было будущего. Я для тебя была просто чем-то новеньким. Я принадлежала другому человеку, и ты не мог смириться с тем, что я предпочла тебе Пола.

Мэтью поджал губы.

— С Полом ты не спала.

— Да, не спала. — Саманта подняла голову. — Потому что он уважал меня как личность.

— К черту уважение! — отрезал Мэтью. — Просто он не вызывал у тебя тех чувств, которые вызываю я. Не преуменьшай того, что было между нами. Нам было хорошо вместе.

— Это было не настоящее, — возразила она, хотя ей было совсем непросто такое произнести.

— Не правда! — Мэтью провел пальцами по ее шее, потом его руки коснулись ее груди и скользнули вниз по бедрам. Лаская ее, он не сводил с нее глаз, и Саманте становилось все труднее изображать безучастность. — Не правда! Все было настоящим. Мне хорошо с тобой, как ни с кем и никогда, — хрипло прошептал он. — Ты нужна мне, Сэм. Ты такая теплая и страстная, и бесконечно желанная. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне и осталась со мной. Сейчас я живу в квартире, но если хочешь, мы купим дом. Нет ничего невозможного, потому что я люблю тебя. Если я тебе не совсем безразличен, Сэм, ради всего святого, не отталкивай меня.

Саманту била дрожь. Она не могла поверить своим ушам. Мэтью сказал, что любит ее. Он только что признался ей в любви, она не ослышалась. Господи, что же ей теперь делать?

Замешательство, отразившееся на ее лице, обнадежило Мэтью. Он склонился к ней и стал ласкать языком ее ухо.

— Не смотри на меня так удивленно, — прошептал он, прижимая ее бедра к своему животу. — Неужели ты думаешь, мне приятно постоянно пребывать в состоянии неудовлетворенного желания?

Саманта не могла говорить. Ее щека прижималась к мягкой коже его куртки, а его шея была всего в нескольких сантиметрах от ее губ. Сквозь тонкую ткань рубашки темнели волосы на его груди, а она знала, что такая же густая поросль у него на животе, и в самом низу… Она помнила свои ощущения от соприкосновения этих упругих пружинок с ее кожей. Удивительно, насколько близким и знакомым стало для нее его тело и как ярки воспоминания, пробужденные его словами.

— Я… не могу, — произнесла она наконец, стараясь высвободиться, и Мэтью испустил сдавленный стон.

— Почему это ты не можешь? — он прижался лбом к ее лбу. — Ты хочешь меня, я знаю это. И когда-нибудь обязательно полюбишь. Я готов все для этого сделать, лишь бы мы были вместе.

— Ну; а я не готова. — Его губы были напротив ее рта, и она чувствовала непреодолимое желание прикоснуться к ним. — А… Мелиссе ты говорил то же самое? — спросила она, упираясь руками в его грудь. — До того, как она обнаружила, что ты не собираешься на ней жениться?

— О Боже! — простонал Мэтью. — Ведь я, кажется, уже сказал: забудь о Мелиссе! У меня с ней были совершенно другие отношения. Возможно, в свое время я заблуждался, что люблю ее, но теперь-то я знаю, что это не так. — Мэтью усмехнулся. — Такие дела.

Саманта судорожно глотнула.

— Как мне тебя понимать? — Она знала, что он ответит, но решила себя не щадить. — Ты… делаешь мне предложение?

— Предложение?..

Пока Мэтью не отвел глаза, она успела заметить в них изумление. Ее сердце оборвалось. Ну конечно. Разве она ждала чего-то другого? Мэтью не нужна жена — тем более такая, как она. А что ему нужно, ясно как день.

Саманта отпрянула от него, но он быстро обрел свою обычную самоуверенность.

— Сэм, — начал он, стараясь мягкостью голоса сгладить смысл своих слов. — Не кажется ли тебе, что на данный момент достаточно и одной помолвки?

— Ты…

Она была не в состоянии продолжить. Пока Саманта пыталась найти слова, чтобы заставить его уйти, дверь отворилась и в кафе вошел Пол Вебстер.

— Сэм, — воскликнул он, удивленно приподняв брови. Голос его звучал холодно и подозрительно. Он посмотрел на Мэтью, затем перевел взгляд на Саманту. — Есть проблемы?

Саманта чуть не расхохоталась. Нужно же было такому случиться, чтобы Пол появился именно в этот момент! Конечно, возвращая ему накануне вечером кольцо, она не рассчитывала, что он сразу поверит, что ее решение бесповоротно. Но все же она никак не ожидала, что он на следующий день заявится к ней в кафе как ни в чем не бывало. Саманта не знала, радоваться ей или огорчаться.

Мэтью с прищуром посмотрел на Пола. Было ясно, что он не слишком рад его появлению. Саманта вспомнила, что не успела рассказать Мэтью о своем разрыве с Полом. Интересно, волнует ли его, как она объяснилась с женихом? Рассказала ли она Полу, что он соблазнил ее?

Разумеется, нет. Вряд ли Мэтью станет переживать за кого-нибудь другого, тем более за нее, как ни горько это признать. Она обманывала себя, когда думала, что много для них значит. По большому счету и одному, и другому до нее нет дела.

— Все в порядке, — сказала она наконец, понимая, что нужно как-то выходить из положения. Сейчас был неподходящий момент для разжигания страстей. Чтобы не причинять Полу лишнюю боль и сохранить чувство собственного достоинства, необходимо было избавиться от Мэтью.

— Мистер… Патнем… как раз собирался уходить, — она враждебно посмотрела на Мэтью, и он не посмел ей возразить. Пройдя мимо Пола, Саманта, открыла дверь. — Благодарю вас за ваше предложение, — холодно сказала она Мэтью, — но я не предоставляю такого рода услуги.

Глава 11

Мэтью стремительно вошел в кабинет и застыл в дверях, увидев за своим столом человека, откинувшегося в кресле.

— Дед! — воскликнул он, стараясь за любезной улыбкой скрыть свое раздражение. — Я и не подозревал, что ты здесь, в Лондоне.

— Я знаю, — его дед вдруг заговорил по-английски. — Я просил твою мать не говорить тебе о моем приезде.

— В самом деле? — Мэтью вопросительно поднял брови. — Наверное, у тебя были на то основания?

— Да. Я хотел быть уверен, что ты не успеешь найти предлог, чтобы улизнуть у меня из-под носа, — мягко ответил Аристотель. В его темных глазах, так похожих на глаза его внука, светилось злорадное удовольствие. — Я также, хотел удостовериться, что твоя мать ничего не преувеличивает.

Лицо Мэтью помрачнело.

— Моя мать?

— Ты не думал, что она поделится со мной своими переживаниями относительно тебя? — спросил старик, несколько оживляясь. — Мэтью, прошло полгода после моего дня рождения! Шесть месяцев с того момента, как ты сказал мне, что не хочешь больше видеть эту Мейнверинг!

— Ну и что? — пожал плечами Мэтью.

— Так почему же тогда Каролина жалуется, что ты днюешь и ночуешь в своем офисе? — Аристотель взглянул на массивные золотые часы, украшавшие его запястье — Тебе известно, что уже десятый час вечера? Что ты здесь делаешь? Пытаешься уморить себя работой?

Мэтью сжал губы.

— Не будь смешным!

Что ты находишь смешным? — рассерженный старик резко наклонился вперед. — Ты давно не смотрел на себя в зеркало? У тебя больной вид!

— Я не болен. — Мэтью, вздохнув, опустился на стул напротив деда. — Я просто устал, вот и все.

— Устал!

— Да, это так. — Мэтью закинул ногу на ногу. — Если хочешь, я могу рассказать тебе, чем сейчас занимаюсь. Но ведь ты обычно говоришь, что тебя не интересуют дела «Джей Ни Софтвэр».

— Не интересуют.

— Ну вот. — Мэтью распрямил плечи. — Ты не желаешь слушать, а то бы я рассказал тебе о том, как я усовершенствую программу перевода с английского на любой иностранный язык и наоборот. И не только это. Я сейчас экспериментирую…

Сердитым жестом старик прервал его.

— Ты прав. Я действительно не желаю слушать о том, как ты преуспеваешь в сведении на нет всех моих усилий по обеспечению будущего моей корпорации. Не сомневаюсь, что, будь твоя воля, ты заставил бы меня продать все авуары и оставить без работы тысячи людей. Но я не могу так поступить, и меня бесит, что ты не хочешь понять мои мотивы.

— Это не так, — тихо пробормотал Мэтью, но старик все же услышал его слова. — Конечно, я понимаю, что ты чувствуешь, дед. Что бы ты ни думал, я знаю свои обязанности. Но я уже не мальчик, и могу сам о себе позаботиться.

— Ты так думаешь? — теперь в голосе деда звучало не раздражение, а обеспокоенность. — Мэтью, твоя мать очень за тебя волнуется. Честно говоря, теперь, увидев все своими глазами, я тоже обеспокоен. Каролина сказала, что ты ничего не ешь и заметно похудел. Уж не начал ли ты снова пить? — он сделал неопределенный жест в сторону внука. — До такого состояния, как у тебя, одной работой себя не доведешь. Мэтью откинул голову назад.

— Перестань, дед. Я в порядке, честно. И я не пью — во всяком случае, не злоупотребляю спиртным. Всем нам, и даже тебе, иногда требуется легкий допинг.

Дед покачал головой.

— Все дело в той женщине, — с горечью вымолвил он.

— В какой женщине? — Мэтью снова подался вперед, его темные глаза смотрели настороженно.

— Ну, в этой Мейнверинг, естественно, — раздраженно посетовал дед. — Я одного только не понимаю, почему ты не женишься на ней, чтобы покончить со всем этим? Ты же знаешь, она обручилась с Ивановым только потому, что хотела таким образом вернуть тебя, ты же сам мне об этом говорил! Она все еще в Лондоне. Мне это известно от Каролины. Вот только на днях твоя мать встретила ее на каком-то благотворительном приеме. Может быть, эта женщина глупа, но она любит тебя, это несомненно.

— Дед! — Мэтью резко оборвал монолог старика. — Сколько раз говорить тебе, что меня больше не интересует эта… — он нетерпеливо хрустнул пальцами. — Меня больше не волнуют чувства Мелиссы. Я знаю, почему она устроила этот спектакль с таблетками. Ей донесли, что на Дельфосе я не один, но она рассчитывала, что я послушно побегу к ней, как собачонка, стоит только позвать. Правда, это не сработало. Нет, я не отрицаю, что поехал к ней. Но разве можно было поступить иначе — ведь я не знал, насколько серьезно ее состояние. Однако не могло быть и речи о том, чтобы возобновить наши отношения. Поверь, дед, все мои чувства к Мелиссе умерли!

— Тогда почему…

— Что почему? — Мэтью смотрел на него устало и безучастно. — Ради всего святого, дед, неужели вам с матерью нечем больше заняться?

Старик нахмурился. Его седые кустистые брови почти сомкнулись. Дед и внук были очень похожи. Старик пристально смотрел на Мэтью, как бы пытаясь проникнуть в его душу. И когда его внук отвел глаза, он ахнул, не веря, что его догадка кажется верна.

— Ну конечно! — воскликнул он, хлопнув себя ладонью по лбу, как бы в наказание за то, что не сразу догадался. — Я был глупцом! Я же видел все своими глазами! Это она, не так ли? — та, другая, хозяйка кафе!

— О, ради Бога! — Мэтью вскочил на ноги. — Дед, прекрати! Почему ты не хочешь поверить, что я просто очень много работаю? И часто забываю поесть — признаю и это. Но я не один такой. Много людей работает так же напряженно. Из-за того, что я немного сбавил в весе, ты позволил моей матери притащить тебя сюда, чтобы разыгрывать роль строгого папаши? Так вот, в этом нет никакой необходимости. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня водили за ручку!

Эта вспышка ничуть не вывела из себя Аристотеля.

— И поэтому в твоей жизни нет места женщине? — мягко спросил он. — Напряженная работа предполагает обет безбрачия?

— Возможно. — Мэтью, поборов раздражение, попытался улыбнуться. — Возможно, — повторил он, подойдя к окну. За окном мерцали огни большого города. Он засунул руки в карманы и, глядя на свое отражение в темном стекле, мечтал о том, чтобы дед ушел. Хватит с него причитаний по поводу того, что он похудел. С этой проблемой он как-нибудь справится. Он боялся другого — как бы крыша не поехала.

— Так твоя связь с мисс Максвелл оказалась не слишком удачной? — услышал он за своей спиной голос деда и сжал кулаки.

— Смотря что ты имеешь в виду, — ответил Мэтью. На него снова нахлынули мучительные воспоминания о Саманте, особенно сильно терзавшие его с наступлением темноты, и пальцы словно ощутили ее нежную кожу… Отчаянно пытаясь избавиться от наваждения, он, утратив бдительность, заговорил:

— Если ты хочешь узнать, оставил ли я заметный след в ее жизни, тебе лучше спросить об этом у ее мужа.

— У мужа? — переспросил Аристотель, и в стекле отразилась его застывшая фигура. — Когда ты привозил ее на Дельфос, она не была замужем.

Мэтью искоса взглянул на него.

— А если б и была? Почему это должно тебя волновать? Помнится, ты сам, и не раз, приводил в этот лом замужних женщин.

— Это не относится к делу, — неожиданно устало приговорил старик. — Женщины, которых я знал, были искушенными. Они знали, на что идут, и были старше. А эта девушка, Максвелл, она молода и, как мне кажется, невинна.

Мэтью уставился на него.

— Откуда ты знаешь? Ведь ты даже не поговорил с ней!

— Ошибаешься. — Старик назидательно поднял руку. — В тот вечер, когда ты уехал к Мелиссе, мы с ней беседовали на террасе. Она чувствовала себя такой несчастной — я видел это. Думаю, это оттого, что твоя мать была более чем бестактна.

Мэтью вспомнил, как бросился к матери после того, как побывал у Саманты в кафе. Он был тогда в отчаянии, и Каролине пришлось принять на себя главный удар. Но даже она не поняла тогда, как глубоко он задет.

— Ведь ты не объяснился с ней сам, прежде чем улететь в Лондон, — с нажимом произнес старик, и Мэтью, который ни с кем ни разу не обсуждал эту тему, покачал головой. — Нет. Она заперла дверь и не слышала, как я стучал…

— А Спиро, конечно, уже ждал тебя… Мэтью кивнул:

— Конечно.

— Но потом, вернувшись в Англию, ты видел ее?

Мэтью помедлил с ответом.

— Мельком. Минут пятнадцать, если быть точным.

Дед нахмурился.

— Ты не извинился? Мэтью вздохнул.

— Конечно, извинился! — воскликнул он. Рассказывать кому-то о своих переживаниях было слишком тяжело, и Мэтью устало добавил:

— Я набрался храбрости и сказал, как я к ней отношусь. И попросил ее жить со мной, а она меня отвергла.

— Ты попросил ее выйти за тебя замуж?

— Нет, не замуж. — Голос Мэтью звучал бесстрастно. — Она ведь все же была помолвлена с другим.

— А, ну да. — Дед кивнул. — Но ведь помолвку можно расторгнуть, не так ли?

— Возможно, — Мэтью тяжело вздохнул. — Может быть, я не хотел жениться. Может быть, я боялся, что вы не допустите этого брака. Может быть, я просто думал, что, женившись, потеряю себя и превращусь в истукана, какого вы с матерью хотите из меня сделать. А кроме того, — давай посмотрим правде в лицо — я не знаю о браке ничего хорошего…

— И я виноват в этом, — резко закончил дед. — Все эти женщины, о которых ты говорил… Ты, наверное, считаешь, что я должен был с большим уважением относиться к твоей бабушке?

— А ты сам так не считаешь? — сухо спросил Мэтью, и старик рассмеялся. — Возможно, ты прав. Но твоя бабушка была совсем не такой, как мисс Максвелл. Она вышла за меня замуж не по любви. Ариадна стала моей женой, потому что этого хотел ее отец. Дело в том, что он желал слияния его компании с моей. — Лицо старика исказила гримаса. — Это было началом «Аполлониус Корпорейшн», понятно? Как далеко мы продвинулись с тех пор!

Мэтью пожал плечами.

— Действительно.

— Итак… — старик помедлил. — Мисс Максвелл теперь миссис?..

— Вебстер, — мрачно ответил Мэтью. — Ее жениха звали Пол Вебстер, я просил Виктора это выяснить.

— Серьезно? — на старика это произвело впечатление. — А когда состоялась свадьба? Мэтью отвернулся.

— В июне, в июле — не знаю. Какая разница? Разве это имеет значение?

— Имеет, если это не дает тебе покоя, — нетерпеливо ответил старик. — Не хочешь ли ты сказать, что не знаешь наверняка, поженились они или нет? Как не стыдно, Мэт! Разве этому я тебя учил?

Мэтью прошел к своему столу.

— Ты забыл, что я ей не нужен, дед. Я узнал об этом в тот день, когда пришел к ней извиняться. Стоило только появиться ее жениху, она не знала, как от меня избавиться.

— Ну, хорошо, — старик, повернувшись, смотрел на него, явно стараясь найти какой-нибудь выход. — Ты говоришь, тогда они еще были помолвлены?

На лице Мэтью отразились все чувства, которые он испытывал.

— Спасибо тебе, дед, но ничего из этого не выйдет. У Сэм был шанс, и она им не воспользовалась. Она попробовала яблоко, и оно пришлось ей не по вкусу.

На улице завывал ветер, что-то упало и покатилось по внутреннему дворику, который ее отец замостил в прошлом году. Было жутковато слышать, как неодушевленные предметы шевелились под порывами ветра, словно живые существа, хотя все окна и двери были заперты. Эту бурю метеослужба предсказывала заранее.

Саманта поежилась. Зря, наверное, она не послушалась матери и не поехала вместе со всеми в Тенериф. Сидела бы сейчас в баре, потягивала коктейль и думала только о том, в каком купальнике пойти завтра на пляж. Но в июле она подхватила грипп, проболела до сентября и теперь не рискнула снова закрыть кафе, чтобы не лишиться последних клиентов.

Хотя, по большому счету, никого это не волнует, подумала она тоскливо. Теперь на Хай-стрит у нее появились конкуренты, и удерживать клиентов становилось все трудней. Но самое главное — она охладела к своей работе. Саманта очень тяжело болела и после болезни потеряла интерес ко всему.

Нет, это не совсем так, подумала она, взяв газету и просматривая вечернюю телепрограмму. На самом деле интерес ко всему она потеряла в тот день, когда Мэтью пришел к ней в кафе. Саманта смахнула слезы, которые в последнее время часто наворачивались у нее на глаза. Она не должна была его прогонять.

Она была не в состоянии просмотреть программу, поэтому, отбросив газету, потянулась к коробке с шоколадными конфетами и надкусила одну. С апельсиновым кремом, отметила она равнодушно. Эти конфеты она купила в тот злосчастный день, чтобы хоть чем-то порадовать себя, но было совсем не весело есть их в одиночестве.

Саманта окинула взглядом уютную гостиную и попыталась вспомнить, что хорошего было и есть в ее жизни. У нее хороший дом, хорошая семья и, хотя она с такой готовностью жалеет себя, все у нее в порядке. Дела в кафе наладятся, когда она подыщет себе новую помощницу. Кто бы мог подумать! Саманта покачала головой. И как это Дебби угораздило так скоропалительно выйти замуж! Впрочем, для будущего ребенка, наверное, так будет лучше.

Ее глаза снова наполнились слезами, и она нетерпеливым движением смахнула их рукой. Казалось бы, сама она должна радоваться: ей повезло. Она тоже могла оказаться в такой же ситуации, как Дебби. И что бы она делала с ребенком? Что подумал бы о ней ее отец? Саманта вспомнила свои переживания на протяжении той пары недель, пока она не убедилась в том, что не беременна. Был момент, когда ей хотелось, чтобы ребенок был — ребенок Мэтью. В память о нем и о том, что было между ними. Крошечное существо, нуждающееся в ее любви.

Какой-то шум на улице вывел ее из состояния задумчивости. А потом в пустом доме зазвенел резкий настойчивый звонок. Саманта посмотрела на часы. Половина десятого. Кто бы это мог быть, так поздно? Ее нервы напряглись. Кто мог знать, что она дома одна?

Пол!

Она вздохнула и неохотно поднялась с дивана. Только Пол знал, что все домашние уехали. Только Пол мог прийти так поздно. И хотя до нее дошли слухи, что Пол встречается с другой девушкой, отец мог попросить его зайти к ней. Мистер Максвелл все еще надеялся, что его дочь передумает. О том, что новой девушке Пола это вряд ли придется по душе, он не подумал.

В холле было темно, и Саманта, охваченная внезапным страхом, решила не зажигать свет. А вдруг эти не Пол? Сколько раз она со всех сторон слышала предостережения, что женщинам опасно открывать двери после наступления темноты. Она не хотела стать первой жертвой какого-нибудь убийцы — убийца же должен с кого-то начать!

В дверь больше не звонили, и она в нерешительности прислонилась к стене. Наверное тот, кто звонил, уже ушел. Может быть, в почтовый ящик бросили какой-нибудь рекламный проспект?

Вздохнув, Саманта выпрямилась. Это просто смешно, подумала она. Она не сможет расслабиться, пока не откроет и не убедится, что за дверью никого нет. А вдруг это вор, который хотел удостовериться, что хозяев нет дома? Саманта решилась. Она откроет дверь и продемонстрирует, что в доме есть люди.

Быстро, чтобы не передумать, она приоткрыла дверь и выглянула наружу. В лицо ей ударил порыв ветра, в холл залетели сухие листья. Незапертая калитка раскачивалась на петлях, но неожиданный посетитель, похоже, ушел.

Но тут она услышала стон и от испуга вскрикнула. На ступеньках, скрючившись как от боли, сидел человек. Ее первой реакцией было поскорее захлопнуть дверь и позвонить в полицию. Но что-то знакомое было в его облике.

Боже! У нее пересохло во рту, и она опустилась на корточки рядом с ним. Голова его безвольно болталась, и ей нетрудно было повернуть ее лицом к свету.

— Мэтт! — выдохнула она, с тревогой подумав, что у нее начались галлюцинации. Как мог он оказаться здесь, на ступеньках ее дома? Ведь он не знал, где она живет!

Но это был он. На нее смотрели такие знакомые, слегка затуманенные, темные глаза.

— Сэм, — позвал Мэтью, и она была готова поклясться, что в его голосе прозвучало облегчение. — Черт, Сэм, вот проклятье — кажется, у меня отказали ноги.

Саманта беспомощно смотрела на него. Она все еще не могла поверить, что это действительно он. Казалось бы, сбылись ее мечты, и ей так захотелось обнять его. Но снова здравый смысл остановил ее.

— Ты… болен? — спросила она, впиваясь ногтями в ладони, чтобы удержать себя и не прикоснуться к нему. Мэтью покривился.

— Да нет, — ответил он. — Не думаю. Дай мне руку, помоги подняться, хорошо? Вот что значит выпить виски на голодный желудок.

Саманта моргнула.

— Ты хочешь сказать… ты пьян? — Она выпрямилась, почувствовав презрение к себе. Ну конечно, он думает только о себе, а другие его мало волнуют. А она-то размечталась, увидев его у своих ног! Она пока не знала, что привело его сюда, но ясно одно: ей это не сулит ничего хорошего.

— Нет, я не пьян, — пробормотал Мэтью и, схватившись за дверной косяк, поднялся на ноги. — Просто мне нужно было съесть что-нибудь перед уходом из офиса… — Он нахмурился и устало откинул со лба отросшие волосы. — Я не помню, когда ел в последний раз.

Саманта не знала, верить ему или нет. Отступив на шаг, она посмотрела на него более внимательно. Непохоже, чтобы он был пьян — просто у него усталые глаза. Он был бледным и измученным, к тому же сильно похудел. Но теперь, встав во весь рост, он выглядел скорее жертвой, чем грешником.

Глядя на него, она вспомнила, что сама одета неподходящим для приема посетителей образом. Линялые полотняные брюки, старый свитер и вязаные тапочки не слишком красили ее. Кроме того, уже несколько недель она ничего не делала со своими волосами, только наспех расчесывала их. Ни стрижки, ни прически — прямые пряди, разбросанные по плечам.

— Как… как ты сюда попал? — спросила Саманта. Она не могла заставить себя спросить, почему он явился.

— Вот в этой машине приехал, — сказал он, указывая на неприметный черный «Салун», припаркованный у обочины. — И, предваряя твой вопрос, отвечу: я немного выпил только здесь, в местном трактире. Мне нужно было хлебнуть для храбрости, но, боюсь, я хлебнул что-то не то.

— Хлебнуть для храбрости? — недоверчиво переспросила Саманта. — К чему тебе храбрость?

— А ты как думаешь, зачем? — устало спросил Мэтью, прислоняясь к двери. — Можно, я войду? Мне нужно поговорить с тобой.

Саманта не двинулась с места.

— Как ты узнал, где я живу? Мэтью вздохнул.

— Я нашел твой адрес в телефонном справочнике.

— Нашего номера в телефонном справочнике нет.

— О Господи! — Покрасневшие глаза Мэтью смотрели в ее глаза. — О'кей. Я поручил кое-кому найти тебя. Могу я теперь войти? Или мне нужно попросить разрешения у твоего отца?

Саманта облизнула губы.

— Моего отца здесь нет. Его ресницы дрогнули.

— Но ведь это его дом? — осторожно произнес он, и она кивнула. — Ну что ж, — он явно вздохнул с облегчением, — тогда давай найдем другое уединенное место, где мы могли бы поговорить.

Саманта судорожно вздохнула.

— О чем?

— О нас с тобой.

— О нас с тобой? — Саманта невольно отпрянула. Воспользовавшись ее замешательством, Мэтью вошел в дом и, прислонясь к вешалке, чтобы удержаться на ногах, закрыл дверь. Затем обессиленно закрыл глаза и схватился за дверную ручку, чтобы снова не упасть.

— Прости, — проговорил он невнятно, открывая глаза, и Саманта, внезапно забыв о своих обидах, подставила ему плечо. Она помогла ему пройти через холл в гостиную. Мэтью опустился на диван. Саманта с тревогой смотрела на него.

При свете он выглядел еще хуже. Его глаза были воспалены, а в лице не было ни кровинки. Он откинулся на подушки, как будто не отдыхал уже несколько дней. И хотя она уверяла себя, что все это не имеет к ней никакого отношения, ее сердце переполнило сострадание.

— Твоих родителей нет дома? — спросил он, явно пытаясь скрыть свою слабость, и Саманта решила, что лгать нет смысла.

— Да, — ответила она, — сегодня утром они уехали в отпуск. В Тенериф. Мэтью выпрямился.

— Надолго?

Саманта помедлила с ответом, но тут же отругала себя. Какую угрозу он представляет для нее, ведь он почти инвалид!

— Они уехали на две недели, — ответила она, по-прежнему в нерешительности стоя у двери. — Хочешь сандвич или что-нибудь еще? Ты же с обеда ничего не ел…

— Я ничего не ел уже Бог знает сколько времени, — резко ответил Мэтью, придвинувшись к краю дивана, как будто собираясь встать. — Сэм… — Он помолчал. — Сэм… ты все еще собираешься замуж за Вебстера? Я должен это знать. Я должен знать свои шансы, хватит ли у меня сил вынести…

— Вынести — что?

— Это! — Он нетерпеливо посмотрел на нее и с трудом встал. — О Господи, Сэм, ну ответь на мой вопрос! Ты еще помолвлена с Вебстером или нет?

Она шагнула к нему. Беспокойство о его здоровье отодвинуло все ее сомнения на второй план.

— Садись, — сказала она и попыталась снова усадить его на диван. — Сядь, пока не упал. Слушай, я пойду приготовлю тебе сандвич, а после мы поговорим.

— Ну уж нет! — прорычал он яростно и, опускаясь на диван, силой посадил ее рядом. — Ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя. Можешь ты хотя бы не мучить меня?

Саманта не сводила с него глаз. Она ощущала у виска его теплое дыхание, слегка отдававшее виски. От него исходил запах мыла, сигарет и терпкого осеннего воздуха. Она не видела его несколько месяцев и все же чувствовала, что ей знакома каждая его черточка. Ей нестерпимо хотелось прикоснуться к нему, убрать с его лба длинные непокорные волосы.

— Я расторгла помолвку с Полом, — ответила она наконец, понимая, что никуда ей не деться. — Несколько месяцев назад… Сразу после той ночи… на острове.

— Не может быть! — Мэтью сжал ладонями ее лицо, и она почувствовала, как дрожат его пальцы. — Сэм, ты хочешь сказать, что в тот день, когда я приходил в кафе, вы уже не были помолвлены?

Она кивнула.

Мэтью покачал головой:

— Но почему тогда… — Он осекся, но потом все же продолжил:

— Это из-за меня? Бог мой, я хочу сказать, я, наверное, разрушил твою жизнь?

Саманта вцепилась в отвороты его куртки. Ей не хотелось ни о чем думать, а только быть как можно ближе к нему.

— Моя жизнь кончилась после того, как ты ушел, — хрипло произнесла она, глядя на него мокрыми от слез глазами.

— Почему ты мне ничего не сказала? — спросил он, гладя ее волосы. — О, Сэм, я думал, что ты этого хотела…

— Я боялась, — призналась она, подняв руки к его лицу. — Я любила тебя… и боялась.

Не было смысла отрицать это. Он может взять реванш, если захочет. Она не остановит его. Пока они вместе, ее жизнь имеет какой-то смысл.

— Ох, Сэм!

С его губ сорвался стон, и он обнял ее. Его руки защищали ее. Баюкая, он прижимал ее к себе так, будто собирался никогда не выпускать из своих объятий.

Прошло несколько минут, прежде чем они снова заговорили. Это были минуты теплоты и ласки, от которой замирало сердце. Мэтью не мог отпустить ее, и их поцелуи, поначалу такие нежные, закончились страстным поединком языков.

Наконец он оторвался от нее и прижался лбом к ее лбу.

— Ты же не прогонишь меня снова, правда? — хрипло спросил он. — Я бывал не прав, я знаю, но ведь теперь можно все исправить!

Саманту била дрожь, но она все же смогла отрицательно покачать головой. Она подумала, что ей будет нелегко убедить своих родителей, но она все равно будет с ним. Она не может жить без него.

— Ну, хорошо, — сказал Мэтью, и она почувствовала, что силы оставляют его, — Мы поженимся после того, как я посплю.

— Поженимся?

— Да, поженимся, — ответил он, выпуская ее из своих объятий. — Сэм, не спорь — пожалуйста! Во всяком случае, пока я не высплюсь.

Она так удивилась, что он недоуменно посмотрел на нее, но тут же, отключившись, повалился на диван.

Услышав шум воды, доносящийся из душа, Саманта поняла, что Мэтью проснулся. Она не заметила, когда он поднялся наверх, но дом всю ночь так сотрясался под порывами ветра, что уши уже не реагировали ни на какие звуки, скрипы и завывания.

Она мало спала в эту ночь. Ее мозг лихорадочно работал. Кроме того, одной мысли, что Мэтью спит внизу на диване было достаточно, чтобы сердце ее билось учащенно. Она щипала себя, чтобы убедиться, что это не сон. Но когда та, спустилась на цыпочках вниз, чтобы укрыть его одеялом и оставить еду, его бледное, такое родное лицо было прямым доказательством реальности происходящего.

Саманта взглянула на часы. Седьмой час. Не удивительно, что на улице еще совсем темно.

Интересно, заметил ли Мэтью сандвичи и термос с кофе, которые она ему принесла. Во всяком случае, у него хватило сил подняться наверх в душ. Было что-то умиротворяющее и вселяющее надежду в том, что он где-то рядом.

Она старалась не думать о том, что он наговорил накануне, до того, как усталость окончательно сморила его. Он просил ее выйти за него замуж — казалось бы, она должна быть на седьмом небе от счастья! Однако его предложение заставило ее вспомнить, кто он такой. Она любит его, но вряд ли этого достаточно.

Где-то неподалеку от ее двери скрипнул пол, и у Саманты перехватило дыхание. Но дверь не открылась. Она выскользнула из постели и пошла посмотреть, что он делает.

Мэтью выходил из комнаты ее родителей. На нем не было ничего, кроме полотенца вокруг бедер. Мокрые волосы прилипли к шее.

— Что ты тут делаешь? — спросила она шепотом, и тут же вспомнила, что нет никакой необходимости шептать. Однако было что-то волнующе-порочное в том, что они были вдвоем в доме ее родителей, и когда он, обернувшись, посмотрел на нее, Саманта почувствовала в ногах слабость.

— Я искал тебя, — просто ответил он, и она заметила, что он выглядит гораздо лучше. Он подошел к ней и оценивающим взглядом окинул ее скромную батистовую ночную рубашку. — Пойдем в постель, — проговорил он низким голосом, — еще ночь.

Когда несколькими часами позже Саманта проснулась, Мэтью уже не спал. Он молча любовался ею. Несмотря на их близость, Саманта все еще заливалась краской под его внимательным взглядом, и она инстинктивно потянула на себя одеяло, так что ему досталась только одна ее грудь.

— Я люблю тебя, — выдохнул он, лаская языком ее затвердевший сосок. — Я уже говорил тебе об этом?

— Неск-несколько раз, — заплетающимся языком выговорила она. Ее рука гладила его затылок. — Ох, Мэтт, я так рада, что ты пришел!

— И я тоже, — сказал он и подвинулся так, чтобы она могла почувствовать его желание. — Ну так когда же ты собираешься сделать из меня добропорядочного семьянина?

— Ох, Мэтт! — Она чуть-чуть отодвинулась от него. — Ты не обязан жениться на мне! Я не ставлю тебе никаких условий. Во всяком случае, пока.

— А я ставлю условия. — Мэтью снова придвинулся к ней и навалился на нее своим сильным мускулистым телом. — Ты что думаешь, я позволю тебе снова бросить меня? Ну уж нет. Ты будешь миссис Мэтью Патнем. Я хочу, чтобы все четко знали, кто ты такая.

Саманта прикусила нижнюю губу.

— В том числе члены твоей семьи?

— Особенно члены моей семьи, — с нажимом произнес Мэтью и запечатлел продолжительный поцелуй в уголке ее рта.

— Чтобы твои дети знали, кто их отец? — мягко спросила она, и Мэтью застонал.

— Знаешь, — сказал он, — я действительно думал о том, что ты могла забеременеть. — Он провел пальцем по ее губам. — Ты ведь не принимала таблеток, правда? — И когда она отрицательно покачала головой, продолжил:

— Хочешь верь, хочешь нет, но я надеялся, что ты забеременела. Я бы сделал тогда все, чтобы вернуть тебя.

Саманта нахмурилась.

— Однако ты же не вернулся ко мне.

— Нет, вернулся. — Он погладил ее плечо. — Я не мог прийти к тебе, потому что ты продолжала встречаться с этим Вебстером. Я не знал только одного: вышла ты за него замуж или нет. Но — спасибо деду — я все же набрался мужества выяснить и это.

— Что ты хочешь этим сказать? Откуда тебе известно, что я виделась с Полом? Щеки Мэтью слегка порозовели.

— А ты как думаешь?

— Ты установил за мной слежку?

— Ну и что, — он нимало не смутился, — сначала я не мог поверить, что ты не расторгла этой помолвки. Но когда… стали поступать отчеты о том, что ты…

— Для Пола не существует слова «нет». Я рассказала ему о тебе…

— В самом деле? — Мэтью скривил губы.

— ..Но он все равно приходил ко мне. — Она помолчала. — Но теперь с этим покончено. У него новая девушка.

— Правда? — Помедлив, Мэтью спросил:

— А как ты к этому относишься?

— Я довольна. Чувствую облегчение. — Саманта зашевелилась под ним и взмолилась:

— Мэтт, я не могу дышать.

— Вот и прекрасно, — самодовольно заявил он, но все же подвинулся так, чтобы его бедро осталось у нее между ног. — О Боже! Который час? В половине первого у меня деловой обед.

Саманта испуганно осмотрела на него.

— Ты пойдешь? — спросила она его. Лукавая улыбка, появившаяся на лице Мэтью, сделала его еще более привлекательным.

— Но только вместе с тобой, — сказал он ласково. — Это будет весьма кстати: я обедаю с матерью в «Савое».

— Неужели?

У Саманты пересохло во рту, и Мэтью засмеялся над произведенным эффектом.

— Ей уже пора познакомиться с будущей миссис Патнем, — твердо сказал он. — Не волнуйся, она прекрасно знает, что уже потерпела поражение.

— Что ты имеешь в виду?

— Вчера дед доходчиво объяснил ей, что она разрушила мою жизнь. Он сказал ей, что если бы она не вмешалась и не отослала тебя в Англию, мы, скорее всего, уже были бы женаты.

— Я тебе не верю.

— Это правда, — Мэтью усмехнулся, — стал бы я лгать!

— Ты уже солгал однажды, между прочим, — сказала она строго, но Мэтью, пожав плечами, ответил:

— Только ради того, чтобы добиться того, что хотел. А я хотел тебя с той минуты, как только увидел впервые.

— Но.. — Саманта сделала последнюю попытку остаться серьезной, — я не знаю, хочу ли я быть такой, как твоя мать. Она была богатой, но, по-моему, счастливой от этого не стала, так ведь?

— Я тоже не хочу, чтобы ты была такой, как моя мать, — горячо откликнулся Мэтью. — Поэтому я убедил деда сделать ее номинальной главой «Аполлониус Корпорейшн», когда он отойдет от дел. Мы с тобой будем жить в Лондоне, и я буду по-прежнему руководить «Джей Пи Софтвэр». К тому времени, когда Каролина устанет отдавать распоряжения, мы уже будем нянчить наших внуков. — Он улыбнулся. — Ну так как, выйдешь ты за меня замуж?

Саманта сказала «да» с таким чувством, будто перед ней распахнулись врата рая…