Глава 15. Позолоченный дракон

Через мгновение Тонгор налетел на первого стражника. Словно лев, он подмял его под себя. Часовой, не успев вскрикнуть, отправился в Царство Теней. В тот же миг Чарн Товис нанес смертельный удар мечом второму стражнику, без стона рухнувшему на палубу.

К несчастью, получив укол в сердце, стражник в последнем усилии поднял руку с мечом над головой… Разжавшись, мертвая рука выронила оружие и, по злой воле судьбы, клинок упал не на доски палубы, а на металлическое основание Лампы Безумия. Звон стали о сталь пронесся по кораблю, словно сигнал тревоги.

Прежде, чем Тонгор успел разогнуться, опустив на палубу свою жертву, из люка, ведущего в матросский кубрик, высунулась встревоженная голова одного из пиратов и раздался окрик:

— Эй, что у вас там за шум, ребята?

В этот миг сверкнувший меч Тонгора перерезал любопытному горло. Безжизненное тело покатилось по трапу вниз и оттуда донесся грохот и треск ломающихся перил. Раздался настоящий сигнал тревоги, и тотчас же до слуха Тонгора и Чарна Товиса донесся топот десятков пар ног.

— Я задержу их на выходе из трюма! — крикнул Тонгор. — А ты — быстро к лампе! Разбей ее, сломай, сделай что-нибудь! И живо, приятель!

Сжав меч обеими руками, валкар метнулся к открытому люку. Длинный клинок сверкнул, описав дугу, и первые пираты, даже не поняв, что происходит, поплатились жизнью, высунувшись из люка.

Взмах за взмахом… один за другим падали под ударами валкар сраженные противники. Меч рассекал плоть, с треском раскалывал кости… Очередной пират появился в люке, подняв меч, чтобы отбить удар. Меч Тонгора, словно не заметив препятствия, выбил оружие из рук пирата и раскроил ему череп.

Мало что так любил могучий северянин, как хороший бой. А этот был одним из лучших в его жизни! Тонгор орудовал мечом не ведая усталости. Перекрыв выход из трюма, он оказался выше своих противников и получил второе, не менее важное преимущество: в узком проходе пираты могли нападать на него по одному. Один мертвый пират падал на другого, и за все это время Тонгор получил лишь один порез острием меча по груди и пару царапин на предплечьях.

С носовой надстройки, куда он отправил Чарна Товиса, не доносилось ни звука. Это насторожило Тонгора, но он долго не мог выбрать время, чтобы рискнуть хоть на миг отвести взгляд от наседающих противников. Но вот, улучив момент, когда очередной убитый пират повалился вниз, сбивая с ног своих товарищей, Тонгор обернулся, и в этот момент… кончик колдовского жезла Белшатлы коснулся его плеча. Тонгора словно ударило молнией.

Электрический разряд прошел по руке и всему телу валкара. Бессильные пальцы разжались, и тяжелый меч с грохотом рухнул на доски палубы. Прежде чем, собрав всю свою волю, Тонгор сумел пошевелиться, на него со всех сторон налетели пираты, повиснув на руках и ногах могучего северянина. Белшатла молча наблюдал за происходящим, холодно и беспощадно улыбаясь.

Последнее, что успел заметить Тонгор, было безжизненно лежащее рядом с невредимой Лампой Безумия тело Чарна Товиса. Затем, согнувшись под весом нападавших и градом их ударов, все еще полупарализованный, Тонгор чуть не упал на палубу.

Белшатла выскочил из носовой надстройки как раз вовремя, чтобы ударить Чарна Товиса парализующим тело жезлом и не дать ему разрушить дьявольское орудие. Видимо, какое-то предчувствие опасности заставило Белшатлу ночевать в тесной рубке на носу, а не в отведенной ему каюте на корме. Разделавшись с непосредственно угрожавшим его Лампе юношей, колдун подкрался к Тонгору сзади, намереваясь ткнуть его жезлом в затылок. Тогда Тонгор надолго потерял бы сознание. Но в тот самый момент Тонгор обернулся, и удар пришелся в плечо валькара, парализовав лишь часть тела, а не мозг.

Именно поэтому валькар не потерял сознания, а продолжал видеть, слышать и осознавать происходящее.

Даже безоружный, с парализованной рукой, варвар оказался серьезным противником. Прежде чем пираты смогли повалить его, нескольким из них пришлось испытать на себе дикую силу ударов здоровой руки и ног северянина, расплатившись за это сломанными ребрами, вывихнутыми челюстями, отбитыми внутренними органами и наиболее деликатными частями тела. Но все же численное превосходство было слишком велико, и через некоторое время Тонгор оказался лежащим на палубе без движения, со всех сторон облепленный пиратами.

— Колдун! Дай мне прикончить его! — прохрипел один из пиратов, занося над грудью Тонгора остро отточенный стилет.

Резкий окрик Каштара с капитанского мостика заставил пирата отвести клинок в сторону.

Подойдя к лежащему Тонгору, Каштар улыбнулся ледяной безжалостной улыбкой победителя.

— Ну и ну! Сам Повелитель Патанги прибыл ко мне, чтобы пригласить почетных гостей в свой город, — притворно приветливо произнес предводитель пиратов.

— Его нужно убить! Немедленно! — суетливо вступил в разговор Серый Колдун. — Слишком опасно оставлять его в живых, даже пленного. Многим доводилось брать в плен этого варвара, но ни один из этих людей не дожил до сего дня. У Тонгора какой-то талант сбегать из плена, расправляясь с теми, кто его захватил…

Каштар покачал головой.

— Может быть, ты и великий колдун, но ты еще и такой же великий дурак, серый пес. Ибо ты готов выбросить за борт подаренный нам богами ключ. Ключ, которым мы распахнем ворота Патанги. Ведь ни один из жителей города не устоит против наших требований, увидев нож приставленный к груди их повелителя.

Белшатла что-то хотел сказать, нерешительно подбирая нужные слова. Старый колдун чувствовал, что нужно убить отважного воина-северянина. Убить немедленно, пока он лежит неподвижный и беспомощный! Разве нужно бояться сопротивления крепости Патанги, раз у них есть Лампа Безумия? Но здесь командовал Каштар, а не Белшатла.

— Что будем с ним делать? — задал вопрос один из помощников Красного Волка.

— Привяжите этого пса к носу корабля, чтобы, когда мы войдем в бухту, все горожане увидели, что их могучий король — наш беспомощный раб.

На руки и ноги Тонгора надели кандалы и потащили его на нос судна и приковали там.

В этот миг над палубой прокатился крик, заставивший всех вздрогнуть и замереть, словно статуи.

— Отпустите Повелителя Тонгора, или вам всем конец!

Каштар резко развернулся на месте.

У Лампы Безумия стоял Чарн Товис, очнувшийся и пришедший в себя, пока все пираты занимались Тонгором. Обнаружив, что за ним никто не следит, молодой офицер встал рядом с лампой и, развернув ее, направил на палубу, включив и прогрев аппарат на минимальной мощности, точно так как рассказал ему Карм Карвус.

Все пираты, включая самого Белшатлу, побледнели, с ужасом глядя на смертоносную трубку, направленную на них. Никто, глядя на Чарна Товиса, не усомнился в том, что он готов выполнить свою угрозу.

Руки, удерживающие Тонгора, разжались, и северянин встал, гремя кандалами.

— Отлично сработано, Чарн Товис, — крикнул Тонгор, вырывая из рук одного из своих мучителей связку ключей.Сбросив кандалы, валкар немедленно поднял свой меч, валявшийся на палубе в луже крови.

Никто не заметил ухмыляющегося первого помощника Каштара — Дурангу Тула, пробиравшегося по внешней стороне борта, чтобы зайти Чарну Товису со спины. Неожиданно перевалившись через борт и вскочив на носовую надстройку, пират схватил офицера за плечи и отшвырнул от смертоносного аппарата.

В тот же миг меч Тонгора оборвал жизнь ближайшего к нему пирата, стоявшего между валкаром и Лампой Безумия.

В следующий момент палуба «Красного Волка» превратилась в кровавый д.

Белшатла хотел вновь ткнуть Тонгора своим жезлом, но тот увернулся, и парализующий удар пришелся в бок одному из пиратов.

Каштар успел прокричать приказ пиратам брать Тонгора живым и, обнажив свою тонкую шпагу, бросился наперерез валкару.

Вокруг Тонгора сверкало в воздухе множество клинков — сабли, кинжалы, мечи, скимитары и ятаганы… Словно загнанный тигр, северянин сражался один против множества врагов.

А на носу Чарн Товис, вскочив на ноги, подхватил с палубы свою шпагу и вступил в бой с Дурангой Тулом.

Тонгор продолжал пробиваться к лампе сквозь частокол нацеленных на него клинков.

Дуранга Тул, ухмыляясь, отбивал удары шпаги Чарна Товиса своим мечом. Пират был выше ростом, шире в плечах и мощнее, чем его молодой противник. Опыт тоже был на его стороне. Шаг за шагом молодой офицер отступал к носу корабля, пока не уперся спиной в борт. Из последних сил, призвав на помощь все свое искусство фехтования, Чарн Товис отражал атаки противника, не давая ему ударить себя в сердце или распороть горло.

По трапам, ведущим из трюмов, протопали десятки пар ног. Это все новые пираты спешили на помощь своим товарищам, чтобы поучаствовать в неравной схватке.

Шесть трупов лежало вокруг Тонгора, но теперь противники окружили его таким плотным кольцом, что он тратил все силы лишь на то, чтобы отбить сыплющиеся на него со всех сторон уколы и удары. Долго так продолжаться не могло. Северянин понимал, что рано или поздно коварный удар в спину тяжело ранит его, сделав беспомощным пленником пиратов. Но выхода не было, и могучий воин продолжал безнадежный бой.

Чтобы действительно не стать живым ключом от ворот своего города, Тонгор решил, что как только почувствует, что силы его на исходе, или если получит серьезную рану, то сам нанесет последний, смертельный удар себе в сердце или в горло. А смерть в бою, с оружием в руках, обагренным кровью множества убитых противников, — этого Тонгор не боялся.

Прижатый спиной к борту, Чарн Товис из последних сил отбивал сыплющиеся на него удары меча Дуранги Тула. В какой-то момент обрушившийся сверху тяжелый клинок пирата отбросил руку Чарна Товиса вниз вместе со шпагой, к самой палубе, оставив его на мгновение беззащитным перед вооруженным противником.

Со сверхъестественной отчетливостью молодой офицер видел каждую морщину на лице своего врага, отводящего меч для последнего удара в сердце. Чарн Товис видел, как выражение ненависти сменяется на лице пирата выражением презрения и торжества победителя, увидел, как вспыхнула радость в налитых кровью глазах…

Вдруг совершенно другие чувства отразились на лице Дуранги Тула: изумление, сменяемое ужасом. Занесенный для удара клинок дрогнул и отклонился в сторону.

Чарн Товис не знал, что вызвало такое удивление у его противника, почти парализовав того. Не тратя времени на выяснение, офицер воспользовался кратким преимуществом и в следующий миг из последних сил вонзил шпагу в грудь Дуранги Тула.

Кровь хлынула изо рта пирата, рухнувшего на палубу у ног Чарна Товиса.

А в следующий миг молодой офицер понял, что же так напугало его сильного и уверенного в себе противника.

Из густой пелены тумана медленно вынырнула и нависла над бортом пиратского корабля огромная блестящая голова дракона. Свет фонарей на палубе «Красного Волка» выхватил из темноты золоченую оскаленную пасть и прищуренный глаз.

В следующее мгновение палуба пиратского флагмана вздрогнула. Послышался треск ломаемых досок обшивки. Это отточенный нос «Ятагана» пронзил борт «Красного Волка» ниже ватерлинии.

Голова и шея дракона снесла фальшборт флагмана пиратов. Не ожидавшие удара моряки повалились на палубу, потеряв равновесие.

А уже в следующий миг два десятка воинов, издав боевые кличи, спрыгнули с носа вонзившегося в «Красного Волка» корабля, сжимая в руках обнаженные клинки. Впереди всех мчался, словно бык, великан в стальной кирасе и рогатом шлеме, размахивающий огромным топором. Рыжая борода этого великана сверкала словно боевой штандарт.

Барим Рыжая Борода пришел на помощь друзьям и вступил в бой.

Глава 16. Лучи Безумия

Барим Рыжая Борода ждал столько, сколько мог, прежде чем направить свою галеру в борт «Красного Волка». Время, оговоренное с Тонгором, прошло; капитан подождал еще немного, но густой туман все так же продолжал волнами расходиться от флагмана, скрывая армаду от взглядов стражей Патанги. Затем до слуха Барима донеслись приглушенные туманом звуки боя, и могучий рыжебородый северянин понял, что его друзьям не удалось скрытно выполнить то, что было задумано.

Раздалась одна-единственная команда — и через несколько мгновений острый нос «Ятагана» вонзился в борт пиратского флагмана, заставив огромное судно вздрогнуть и нанеся ему огромную рану ниже ватерлинии…

Заранее оставив вместо себя Ангара Зенда, Барим спустился с капитанского мостика и, взойдя на нос, первым ворвался на пиратский корабль. Его сапог ударил в лицо одному из людей Каштара, который так и не успел сообразить, что происходит. Из-под подошв Барима брызнула кровь, но он, даже ни на миг не задержавшись, помчался дальше, издав дикий, почти звериный боевой клич.

Любимым оружием Рыжей Бороды был большой боевой топор. Орудуя им, Барим прорубал себе дорогу к центру палубы. Рядом с ним, по правую руку от капитана, двигался здоровяк Тангмар из Коданга, круша противников тяжелым ятаганом. Слева великан Роджир размахивал двуручным мечом. Эта троица сильнейших на «Ятагане» воинов словно тараном пробивала дорогу остальным, рассыпавшимся по палубе «Красного Волка», заставшим врасплох экипаж и охрану флагмана.

Стоя на носу корабля, Барим услышал донесшийся с середины палубы боевой клич племени Черных Ястребов. Он ответил криком своего родного племени — боевым кличем Белых Волков — и рванулся на помощь сражающемуся в одиночестве другу, прорубая себе дорогу сквозь строй врагов.

Флагман Таракуса был под завязку загружен отборными головорезами Каштара, в то время, как на борту «Ятагана» находился лишь обычный экипаж. Но на стороне нападавших было преимущество внезапности, которое Барим использовал сполна. Его отряд в считанные секунды заполнил палубу флагманского корабля, превратив ее в месиво дерущихся, раненных и убитых.

Распевая древнюю, первобытную боевую песню своего дикого народа, Барим Рыжая Борода прорубил себе дорогу к трапу, ведущему с носовой надстройки на палубу. Его голос, перекрывая шум боя, разносился вокруг. Капитан «Ятагана» шел на помощь своему земляку, другу и королю.

Старина Блай оказался крепко сложен и толстоват. Пожалуй, не погрешил бы против истины тот, кто назвал бы его жирным. Но под внешностью толстого круглолицего добряка скрывался настоящий воин. Потрясая мечом, размахивая сжатым в другой руке кинжалом, он, неожиданно вынырнув из тумана, производил жуткое впечатление.

Бок о бок с ним сражался его старый друг — Дурган, орудовавший красиво изогнутой саблей, причем с отменным мастерством. Золотая рукоятка, украшенная драгоценными камнями, не давала усомниться в том, что некогда, прежде чем попасть в цепкие, сухие, выдубленные морской водой и ветрами руки пирата, это оружие принадлежало офицеру высокого звания, адмиралу или благородному аристократу. Сверкая единственным здоровым глазом, Дурган сражался с завидным упорством и поразительной яростью.

Незаметно эти двое пробились к главной мачте, где, расправившись с несколькими пиратами и разогнав остальных, обнаружили, что могут перевести дух. Старина Блай не стал терять времени даром, а, обшарив лежащие рядом трупы, нашел то, что искал. Отбив у подобранной бутылки с вином горлышко, он с жадностью приложился к живительной влаге. Сделав несколько глубоких глотков, Блай передал оставшееся вино Дургану, который также не замедлил опрокинуть бутыль себе в глотку.

В этот момент враги снова бросились на закадычных друзей, и, запустив бутылкой в голову приближающегося пирата, ДЖурган принялся за дело. Выругавшись по поводу пропавшей бутылки, Блай последовал его примеру. Вскоре серия ударов, уколов, нападений и защитных финтов заствила обоих позабыть о жажде

Когда нос «Ятагана» вонзился в борт флагмана таракусского флота, многие на палубе «Красного Волка» попадали от неожиданного удара. Но Тонгор, заметивший сверкнувшую в свете фонарей позолоченную драконью голову, устоял на ногах.

Воспользовавшись мгновением передышки, валькар решил вырваться из круга наседавших на него противников. Одним движением опустив меч в ножны, все еще висевшие у него за спиной, северяние подпрыгнул и, ухватившись за ванты, подтянулся и залез высоко на снасти.

Отсюда он окинул взглядом палубу и с ликованием увидел грозную троицу — Барима и двух его помощников, — пробивающую дорогу остальным матросам «Ятагана».

Холодный ветер остудил разгоряченное схваткой лицо Тонгора. Прикинув, он понял, что уже перевалило за полночь, и, следовательно, пиратский флот уже должен оказаться в зоне видимости летающих патрулей Патанги.

Несомненно, с летающих лодок заметили приближающуюся полосу тумана, но вряд ли заподозрили, что под плотной завесой скрывается флот неприятеля. А значит — сигнал тревоги не был дан, и стража Патанги не готовится к обороне Города Пламени.

Но если уничтожить машину «, создающую туман, то пелена рассеется, и воины Патанги будут подняты по тревоге, чтобы встать на защиту родного города. Поэтому Тонгор решил воспользоваться смятением, царящим на палубе после неожиданной атаки Барима и его людей, чтобы пробраться к колдовской машине и уничтожить ее. С высоты, на которую он забрался, валкар хорошо видел это странное приспособление у мачты и длинный медный штырь, отходящий от него вверх, с конца которого непрестанно сыпались голубые искры.

Перерезав один из вантов кинжалом, Тонгор прыгнул и, не отпуская прочный канат из рук, одним махом оказался рядом с медной, потрескивающей и сыплющей искрами мачтой.

Матросы» Ятагана» вели бой уже почти по всей палубе «Красного Волка». Так получилось, что Барим и двое его лучших бойцов оказались в стороне от пьедестала, на котором была закреплена Лампа Безумия. Когда к ней пробились Горчак, Туран и улыбающийся смуглолицый Минга, Чарн Товис, сражавшийся здесь, с трудом сдерживал троих наседающих на него пиратов. Молодой офицер был счастлив перевести дух хотя бы на краткий миг, пока подоспевшие друзья занялись его противниками.

Неожиданно над всем хаосом сражения прокатился знакомый всем каркающий хриплый голос, заставив вздрогнуть всех находящихся на палубе «Красного Волка»— и пиратов Каштара, и воинов Барима.

У пульта управления Лампой Безумия стоял Серый Колдун — Белшатла.

Он развернул свой смертоносный инструмент таким образом, чтобы держать под прицелом палубу и сражающихся на ней людей.

Рука колдуна лежала на пусковом рычаге. Серые лучи пока не выбивались из смертоносной трубки, но машина была включена и готова в любой момент, по велению колдуна, превратить палубу в арену для сражения уже не противников, а просто безумцев.

Пираты — друзья и враги — застыли, оцепенев от ужаса. Все уставились на направленный на них стеклянный серый глаз, как смотрит порой приговоренный на топор в руках палача.

Никто из пиратов не мог ничего предпринять ради своего спасения — так подействовала на людей угроза не погибнуть в бою, как мужчины, а окончить жизнь безумцами в сумасшедшей схватке с такими же обезумевшими несчастными.

Минга, Туран и Горчак оказались слишком далеко от колдуна — у верхних ступенек трапа, ведущего на носовую палубу.

Ближе был только Чарн Товис, но его отделяла о Лампы стена стражников Каштара, готовых к бою. Он ни за что не успел бы вовремя пробиться сквозь их строй.

Сверкающий серым огнем глаз Лампы был направлен прямо на могучую Фигуру Барима.

Рука Белшатлы потянулась к рычагу — и отпустила его!

Глава 17. Смерть Каштара

Всем показалось, что паралич ужаса продолжался по крайней мере несколько минут. Но на самом деле такие вещи длятся какие-то доли секунды.

Тонгор уже оторвался ногами от реи, на которой до этого стоял, и в полете к основанию медной мачты вдруг заметил стоявшего у пульта Лампы Смерти Белшатлу. От острого зрения валкара не ускользнуло и то, что Лампа была включена, а ее ствол направлен на группу матросов «Ятагана» во главе с Баримом.

Тонгор уже не мог изменить траекторию своего полета, чтобы приземлиться на палубе рядом с лампой. Но в его силах было выхватить из ножен тяжелый клинок Саркозана.

Огромное лезвие просвистело в воздухе. Скорость полета Тонгора помножилась на мощь его мышц — поэтому удар получился невероятной силы.

Свистящий клинок угодил Белшатле чуть пониже уха и перерубил шею колдуна, начисто отделив голову от тела. Седая голова старого колдуна скатилась с плеч и, подпрыгивая, покатилась по палубе, словно какой-то диковинный серебристый фрукт.

Фонтан черной крови брызнул из перерезанных вен и артерий. Обезглавленное тело покачнулолсь, словно колдун был пьян, и рухнуло на палубу. Падая, оно задело плечом лампу, сместив серый луч и передвинув рычажки на пульте управления.

Внутри аппарата низкое гудение перешло в пронзительный, леденящий душу свист; Зловещие серые молнии пробежали по стеклянным сферам, заискрились латунные провода… В следующий миг из основной трубки ударил бесцветно-серый луч.

Падая, тело Белшатлы сместило прицел лампы, и рождающий безумие луч пришелся не на группу матросов «Ятагана». а на виднеющийся сквозь клубы тумана силуэт ближайшего к флагману корабля армады — большой триремы, называющейся «Тарданской Девой». На ее борту плыли многие ближайшие сподвижники Каштара.

Не больше сотни ярдов разделяло два соседних судна. Скользнув по водной поверхности, серый луч уткнулся в борт «Девы»и растекся по ее палубе.

Экипаж и солдаты, плывшие на триреме, стояли плотной шеренгой вдоль борта. Несколько минут назад они услышали шум какой-то заварушки на борту флагмана, затем тяжелый удар тарана и звуки уже нешуточного боя на палубе «Красного Волка». Капитан «Тарданской девы» как раз собирался приказать спустить шлюпки, чтобы выяснить, что происходит на флагмане и не нужна ли помощь. Но стоило серому лучу коснуться заполненной людьми палубы, как трирема превратилась в арену схватки безумцев, забывших обо всем на свете.

Матрос набросился на матроса и пронзил кинжалом его сердце. Один товарищ по кубрику схватил другого, чтобы перегрызть ему горло и выцарапать ногтями глаза. В мгновение ока палуба наполнилась воющими безумцами, сцепившимися в последней отчаянной схватке, словно дикие звери.

Стоявший на мостике капитан «Тарданской Девы» тоже попал под дьявольский луч, ударивший с борта флагмана. Повернув голову, оскаленную в звериной гримасе, старый морской волк одним уларом кортика сразил ничего не успевшего понять матроса, стоявшего у штурвала, а затем спрыгнул на палубу, чтобы присоединиться к кровавой резне. Погибший рулевой повалился всем телом на штурвал.

Неуправляемая «Тарданская Дева» отдалась на волю волн и течения. Не прошло и нескольких минут, как трирема ткнулась мощным, окованным медью носом в борт соседнего с ним судна. Удар пришелся вскользь. Медный таран не заткнул собой образовавшуюся дыру в досках обшивки, и тонны ледяной воды хлынули в трюмы второго корабля, тотчас же получившего сильный крен.

А Лампа Безумия продолжала излучать свое страшное сияние, несущее убийственное, кровавое безумие. Серый луч скользил дальше и дальше и вот уже на пяти пиратских кораблях началась бессмысленная резня. А затем еще и еще…

Пролетев как можно дальше на свисающем с мачты канате, Тонгор прыгнул вперед и перекувырнувшись в воздухе, приземлился на ноги у самого основания потрескивающей медной мачты.

По всему флагманскому кораблю шел бой. Избежав опасности быть сраженными Серой Смертью, пираты продолжили прерванную схватку с удвоенной яростью.

Первым сбросил с себя оцепенение Барим Рыжая Борода. Он издал свой леденящий душу боевой клич и вонзил топор в грудь ближайшего к нему стражника Каштара. В следующий миг, словно по команде, засверкали в воздухе клинок ухмыляющегося Тангмара и меч непроницаемо спокойного Ротира.

Карм Карвус бросился в бой вместе с матросами «Ятагана», высадившись на центральную часть палубы. Пробившись на носовую надстройку, он орудуя своим тонким мечом и следуя вдоль самого борта, сумел добраться к тому месту, где рассекали воздух клинки валкара и офицера стражи Патанги Чарна Товиса.

В последний момент путь ему преградил сверкающий дикими глазами полуголый великан с обломком весла в руках. Свирепый корсар с невиданной силой и скоростью крутил над головой тяжелой дубиной. Один удар таким оружием — и переломанные ребра Князя Царгола вонзились бы ему в легкие, а придись такой удар в голову, череп треснул бы, как ореховая скорлупа. Уворачиваясь от страшной дубины, Карм Карвус поскользнулся в луже липкой крови и упал на палубу, выронив меч.

Злорадно ухмыляясь, великан уже занес тяжелый обломок весла над головой для последнего удара, но неожиданно какая-то худенькая, почти мальчишеская фигура, перепрыгнув через упавшего князя, вонзила в грудь пирата кинжал почти по самую рукоятку.

Остро отточенный клинок попал в самое сердце. Корсара словно ударила молния — он вздрогнул, дубина вдруг выскользнула из его ослабевших рук и упала за борт. В следующий миг туда же полетел и поверженный великан. Карм Карвус увидел тонкую, изящную руку, протянутую ему, чтобы помочь встать, и поднял глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя.

— Яан! — только и смог выдохнуть Князь Царгола.

Саркая Кадорны лишь рассмеялась, глядя на удивленное выражение его лица. Карм Карвус строго-настрого приказал ей носа не высовывать из трюма «Ятагана» во время боя, и она обещала выполнить его распоряжение. Но останься она, где было условлено — и Князь Царгола уже отправился бы на встречу к Отцу Горму в Зал Героев. В общем, Карм Карвус не посмел осудить Саркаю Кадорны, а только лежал и удивленно рассматривал ее.

Никогда еще она не была так красива. Холодный ветер разрумянил ее щеки. Словно два черных самоцвета, сверкали ее чуть раскосые глаза. Тонкая шпага в изящной руке была в крови чуть не по рукоятку, что служило еще одним доказательством (если какие-либо доказательства еще были нужны) того, что Принцесса Яан действительно могла постоять за себя в бою и сражаться не хуже мужчины.

Стройные длинные ноги плотно обтягивали шерстяные брюки, белая блуза подчеркивала правильную форму груди, алая повязка перехватила водопад черных волос, — еще никогда Яан не казалась Принцу Царгола такой желанной.

Вскочив на ноги и наклонившись к девушке, Карм Карвус обнял ее и привлек к себе, крепко обняв свободной от оружия рукой. Он поцеловал ее прямо посреди яростного боя, на залитой кровью и устланной трупами палубе. Яан ответила на его поцелуй. Ее губы были чувственны и требовательны, а рот — влажен и сладок.

Тонгор бросился к искрящемуся медному штырю, чтобы сломать, уничтожить машину, скрывающую корабли пиратов. Но тут же перед ним сверкнуло стальным блеском лезвие сабли.

На пути валкара встал сам Каштар.

Лицо предводителя пиратов исказилось в гримасе ярости. Налитые кровью глаза горели жаждой убийства и мести. Пот ручьем стекал с его лба, смешиваясь с кровью, сочившейся из свежего шрама над бровью, полученного в этом ночном бою. Черные, смазанные маслом волосы растрепались и космами разлетелись по плечам пирата.

Каштар был без рубашки, и его сильное, жилистое тело блестело от пота!

— Дикий пес из валкаров! — прохрипел пират. — Сегодня я наконец-то насажу твое вонючее сердце на острие моей сабли!

— Попробуй, — с ухмылкой ответил Тонгор. — Если сумеешь, кровавая свинья из грязного таракусского хлева!

Два клинка скрестились в яростной схватке, зазвенели — словно вступительный аккорд к страшной музыке битвы. Меч валькаров — тяжелый и длинный, больше подходил для бесшабашной схватки, чем для дуэли с опытным фехтовальщиком. Способный прорубать прочные доспехи, меч терял свое преимущество в поединке с быстрым, не защищенным броней противником, вооруженным легким, удобным для фехтования оружием. Но могучие мускулы, крепкие сухожилия и невероятно быстрая реакция Тонгора компенсировали медлительность его двуручного меча. Отбив первый яростный удар сабли Каштара, северянин встал в боевую стойку и приготовился к серьезному бою.

Каштар был опытным, умелым воином. Сабля сверкала в его руках, словно молния. Но откуда бы она не летела в противника, ее везде встречал неодолимым заслоном меч Тонгора. Снова и снова наносил удары пиратский адмирал, но каждый раз между лезвием сабли и телом противника вставал широкий клинок Саркозана.

Пот уже потоками лился по спине и тяжело вздымавшейся и опускавшейся груди пирата. Стекая по лбу и смешиваясь с кровью, он превращался в соленую розовую жижу, заливавшую и разъедавшую Каштару глаза. Сам еще не веря, Каштар почувствовал, что силы его на исходе. Все труднее ему становилось наносить молниеносные удары, все тяжелее казалась сабля.

Красный Волк вдруг понял, что, скорее всего, ему не удастся победить Тонгора в честном бою один на один.

Это ощущение было для него новым и здорово напугало его. Никогда еще Каштар не встречал воина, устоявшего против града его сабельных ударов. А сейчас, несмотря на напряжение всех мышц, всего тела, ему так и не удалось нанести ни малейшей раны, ни царапины своему могучему противнику.

Тонгор сражался спокойно и уверенно. Его дыхание даже не участилось. Казалось, валькар вообще не знает, что такое усталость. Жестокое удовлетворение сверкнуло в золотых глазах северянина, заметивших бессильное бешенство, страх и растерянность на лице своего противника. Валькар без труда отбивал все удары Каштара.

Ледяная волна ужаса окатила предводителя пиратов.

Каштар держался из последних сил. Измученным легким не хватало воздузха, мышцы молили об отдыхе. Пират понял, что на самом деле Тонгор просто играл с ним, как кот с мышью. Такое распределение ролей было совершенно новым для Красного Волка и абсолютно его не устраивало.