Осень подходила к концу — золотая и рыжая, словно на картинах русских передвижников. Солнце еще освещало по утрам резные ярко-желтые листья кленов, но ночные заморозки уже покрывали пушистым инеем пожухлую траву на газонах, прихватывая тонкой, протаивающей к полудню корочкой льда случайные лужи. Сквозняки, задувающие в щели домов, пахли дождем и прелью, и странный запах этот неизменно тревожил и бередил душу. Облака все чаще надолго закрывали небо, делая его по ночам беззвездным, непроницаемо-черным, как внутренность старой угольной печки. Мелко моросили тоскливые, муторно-тягучие дожди. Осень стояла на дворе и заглядывала в забранные решеткой окна полицейского управления города Обри, штат Миссури.

…Чувство, которое испытывал детектив Ханг-селл, было хорошо ему знакомо, и от того — еще более нелюбимо. Это было чувство собственного бессилия. С тех пор, как он, чемпион штата по боксу в сверхтяжелом весе, был вынужден уйти из большого спорта после травмы голеностопа, полностью посвятив себя полицейской карьере, Хангселл испытывал это чувство все реже и реже — разве когда кто-нибудь из домашних переключал телевизор на спортивный канал. Или когда на его участке происходило особенно тяжелое, запутанное преступление. Быстрое продвижение вверх по служебной лестнице помогает сохранять хорошую мину при любой игре. Но только не сейчас… Детектив прикрыл глаза. В первый раз это случилось семь лет назад, когда еще молодой Хангселл лежал на холодном полу ринга, и стоящий над ним рефери отсчитывал безвозвратно утекающие секунды, а у бывшего чемпиона не было сил даже просто повернуть голову и посмотреть в лицо удачливому сопернику. Сегодня утром, в тот момент, когда свет полицейского фонаря выхватил из темноты еще не тронутое окоченением истерзанное тело, скорчившееся в луже запекшейся крови, Хангселл почувствовал, что снова соскальзывает в тот давний кошмар. Самое обидное заключалось в том, что, появись полицейская машина хотя бы четвертью часа раньше, патрульным, возможно, удалось бы застать убийцу за работой…

— Этот подонок просто резал по-живому, представляешь? — детектив яростно потряс давно потухшей сигаретой перед носом у своего собеседника. — Он на ней буквы вырезал, ты можешь представить!..

В мужской умывальной комнате полицейского участка, где, по традиции, проходили все наиболее важные совещания и беседы с глазу на глаз, было накурено и жарко. Сизый сигаретный дым удушливыми пластами висел под потолком. Брайан Тильман, шеф полиции города Обри, тщательно вытер бумажной салфеткой лицо, пригладил перед зеркалом начинающие редеть на макушке волосы и только после этого неодобрительно покосился на Ханг-селла, облокотившегося на соседнюю раковину.

— Не пори горячку, Джон. И кончай, наконец, курить. Всякое случается. Раньше или позже что-то в этом роде должно было произойти. Мы не смогли предотвратить убийство, и нам, ничего не попишешь, остается только сделать все возможное, чтобы это преступление не осталось безнаказанным. А для этого лучше иметь свежую голову…

Детектив уныло махнул рукой:

— Ни черта ты не понимаешь, Брайан… Тебя там не было.

— Я читал твой отчет.

Хангселл отрицательно помотал головой:

— Не то… Читать отчет и видеть это своими глазами — совсем разные вещи. И знаешь, что в этом деле самое страшное?

— Ну, что? — Без всякого энтузиазма спросил Тильман.

— Жертва… Она оставалась в сознании, пока убийца проделывал с ней все это. Она все чувствовала, до последнего момента… Не могу понять, зачем ему это понадобилось?

Брайан поморщился:

— Не бери в голову… Мало ли чокнутых на улице. Хорошо, что не каждому, у кого с головой не все в порядке, приходит мысль взяться за нож или за бейсбольную биту… В конце концов, ты телевизор смотришь? В каждом втором фильме преступление совершает либо мафиози, либо маньяк-убийца. Может же в кои-то веки нечто подобное произойти и у нас, а?

— Я сегодня что-то совсем расклеился, — вздохнул Хангселл. — И то сказать, Обри не Нью-Йорк, не Лос-Анджелес и не Чикаго, у нас нравы всегда были как-то помягче. Ладно… забудь.

— Надеюсь, этот парень не надумает в ближайшие дни повторить свой бенефис, — нахмурившись, проговорил Тильман. — Ты готов? Тогда пошли… В этом деле слишком много темных пятен, но одно могу сказать точно: тот, кто это сделал, — настоящий псих… — Они вышли из умывальной комнаты и через общий зал. направились к кабинету начальника отдела. — Только псих может сегодня использовать в качестве орудия убийства опасную бритву…

— Эксперты проверяют место преступления, ищут отпечатки пальцев, но чует мое сердце, ни черта мы там не найдем.

— Если что — пускай сразу свяжутся со мной.

— О'кей, шеф. А как быть с прессой?

— Передай, что мы делаем все от нас зависящее. По крайней мере, это будет правдой. Главное — никакого упоминания о надписи «сестра»… А вот, кстати, и корреспонденты…

Захлопнув прозрачную дверь кабинета, сразу отделившую его от шума и гомона общего зала, Тильман склонился над телефоном:

— Алло, Робин? Мне потребуется твой отчет, и как можно скорее…

Хотя Тильман и старался изо всех сил гнать прочь тревожные мысли, а в разговоре с Ханг-селлом даже предпринял попытку напустить на себя беспечный вид, бессмысленная жестокость этого дела угнетала лейтенанта ничуть не меньше, чем детектива, в чью смену был обнаружен труп. От одной мысли, что где-то совсем рядом — буквально за стеной — ходит явный сумасшедший, чьей жертвой рке стала одна женщина и вполне могут стать другие, шефу полиции города Обри делалось не по себе. За годы, в течение которых Тильман занимал это кресло, он привык чувствовать ответственность за безопасность жителей Обри, и до сих пор ему вполне сносно удавалось охранять дремотный покой своего городка. Но одно дело — мелкие кражи, бытовые драки или баловство «травкой» в колледже, и совсем другое — убийство первой степени с отягчающими обстоятельствами. Достаточный повод, чтобы поставить на уши все муниципальные службы.

Оторвавшись от тягостных раздумий, Тильман с кряхтением протянул руку и взял со стола кружку с изрядно остывшим кофе. На мгновение его взгляд задержался на семейной фотографии, на которой он обнимал за талию полную улыбающуюся даму средних лет. Тильман вздохнул.

Он не успел донести чашку до рта, когда дверь без стука распахнулась и в кабинет буквально влетела детектив Морроу. На памяти шефа полиции редко случалось так, чтобы человек, получивший повышение от патрульного до детектива и сразу попавший в отдел по расследованию убийств, принимал серьезную перемену в жизни и в карьере с такой беспечной легкостью. Но эта высокая, статная женщина со светлыми волосами, волной рассыпающимися по плечам, чувствовала себя как рыба в воде. И мало кто из ее коллег мог с ней сравниться. Прирожденный полицейский, детектив Морроу прекрасно владела табельным оружием, на ежегодных соревнованиях наравне с мужчинами преодолевала полосу препятствий, а на боевых выездах вела себя смело и не по-женски рационально, не кидаясь под пули, и, тем не менее, сумела однажды самостоятельно задержать и обезоружить двух матерых домушников. Ну, и, кроме того, она была попросту красивой женщиной…

В данный конкретный момент, однако, брови одного из самых блестящих сотрудников полицейского департамента были нахмурены, на лбу залегла глубокая складка.

— Брайан, ты не мог бы уделить мне пару минут?

— Что, прямо сейчас? Вообще-то я работаю над расследованием убийства… А, ладно, заходи.

Морроу плотно затворила дверь и опустилась на стул.

— Почему ты вчера не пришел?

— Так ты об этом хотела поговорить?

— Я приготовила обед…

Тильман откинулся на спинку кресла и страдальчески завел глаза:

— Ну-у, я…

Резкий звонок внутреннего телефона перебил его на полуслове. Шеф полиции схватил трубку:

— Что там еще?

— Простите, на первой линии патологоанатом…

— Да, Робин, как у тебя дела? Да… Угу… Ну, это-то понятно… — Тильман сразу с головой ушел в разговор, который мог отсрочить неприятное объяснение. — Ага… Да, уже знаю…

Морроу вздохнула. Вытащив из пачки на столе чистый лист бумаги и ручку, она быстро набросала несколько строк и протянула листок Брайану. Тильман искоса взглянул на записку — и поперхнулся.

Через белоснежное поле тянулась наискось единственная строчка: «Я беременна».

— Подожди секундочку, Робин, — бросил Тильман в трубку, плашмя положил ее на стол и начал быстро писать на листке блокнота.

— Держи. Запомнишь? Вот этот адрес, в десять часов, завтра вечером.

— Это что, мотель?

— Да. Там мы сможем все обсудить поподробнее.

Только через минуту после ухода детектива Морроу Тильман оторвал взгляд от ее записки с надписью, скомкал лист и снова взял в руки телефонную трубку…

Неоновая надпись «Мотель „Блэк“ тускло фосфоресцировала на фоне беззвездного осеннего неба. Неисправная неоновая трубка вывески потрескивала и искрила. Этот мотель едва ли можно было отнести к первоклассным, хотя назвать его „притоном“ у Морроу тоже не повернулся бы язык. „Вот в этом весь Брайан, — подумала она ехидно. — Ни то, ни се, ни рыба, ни мясо, ни да, ни нет“. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что иногда такая позиция вполне оправдывает себя. Например, в переговорах при захвате заложников. Или — сейчас. Ключ от небольшого коттеджа приятно холодил пальцы.

Последние дни полицейское управление напоминало разворошенный пчелиный улей. Подробности загадочного убийства, в расследовании которого так или иначе оказалась задействована половина полицейских сил города, были никому не известны, и поэтому каждый делился своими соображениями, версиями и просто выдумками со всеми, кто соглашался слушать. Одна из немногих, детектив Морроу оказалась в исключительном положении. Ей было стыдно признаться самой себе, но все эти теории и версии, порой весьма оригинальные и остроумные, совершенно не трогали ее. Куда больше Би Джей Морроу сейчас волновало развитие отношений с Брайаном, в свете последних событий оказавшихся под угрозой. Она достаточно хорошо знала своего начальника, чтобы понимать: ее неожиданная беременность не заставит Тильмана бросить семью, — и внутренне уже успела смирится с этим. Но вот что касается ребенка… Тут уверенности не было. Избавиться от него? Или нет? Морроу, как и Тильман, не любила принимать непоправимые решения, те, которым потом нельзя дать обратный ход, но в данном случае… Безусловно, все это требовалось обсудить с Тильманом с глазу на глаз.

Морроу поднялась на крыльцо коттеджа и начала в темноте нащупывать щель замка, когда в глазах у нее внезапно помутилось. Пальцы сделались непослушными и ватными; задрожали, подгибаясь, колени. Вывеска, силуэт коттеджа, машина у крыльца — все растаяло в белом, не дающем теней сиянии. Мир сжался в маленькую, ослепительно блестящую точку, но Морроу не почувствовала испуга. Ощущение было странным, как во сне, и в то же время — удивительно реальным. Волной накатил далекий гул… Нет, скорее рев автомобильного мотора. Отчаянно щурясь, Би Джей до слез всматривалась в мерное, чуть подрагивающее полыхание призрачного пламени.

Слепящий свет постепенно начал тускнеть, и вскоре женщина смогла разглядеть новенький форд тридцатых годов, катящийся по разбитой дороге. Видение было тускло-монохромным, как на старых фотопластинках, с которыми любил возиться ее отец, но достаточно контрастным, чтобы, приглядевшись, различить отдельные детали: покрытые черным лаком дверцы, хромированную решетку капота и даже рисунок, оставляемый колесами в густой дорожной грязи. На секунду в боковом зеркале отразилось лицо мужчины-водителя, лицо с плотно сжатыми губами и карими глазами, неотрывно следящими за дорогой. Автомобиль свернул на проселок и вскоре остановился. Водитель вышел из машины и выволок из-за заднего сиденья лопату, затем — завернутое в мешковину тело, похожее на сдутую шину от гигантского грузовика. Лопата легко вошла в мягкий податливый чернозем — только комья земли полетели в стороны. Свет фар бил мужчине в спину, и золотистый ореол окружал его крупную фигуру. Потом человек с лопатой разогнулся и повернул голову, так что детектив ясно увидела его бесстрастное лицо, — и в тот же миг видение померкло в ее глазах…

…Морроу подняла голову и непонимающе огляделась. Она стояла на коленях у края све-жераскопанной ямы, посреди голого осеннего поля. Руки ее были перемазаны землей, под ногами хлюпала раскисшая глина. Правая рука… В судорожно сжатом правом кулаке детектива что-то было. Нечто, вырванное из цепкой хватки разверстой могилы. Чувствуя предательскую дрожь во всем теле, Би Джей поднесла руку к самым глазам и с усилием разжала пальцы. Свет луны, пробивающийся в зазор между тучами, осветил потускневшую, покрытую пленкой патины, но все еще вполне узнаваемую полицейскую бляху старого образца.

— «Я чищу зубы только своей зубной щеткой», — с чувством продекламировал Молдер, разглядывая развешанные на стене снимки изрядно потрепанных временем челюстей. Снимков было много, и висели они ровными рядами, как солдаты на параде, — явно чувствовалась рука профессионала. — Эта картина слишком напоминает рекламный щит. Бр-р-р…

В одном из кабинетов штаб-квартиры Федерального Бюро Расследований было светло и тихо. Под окном чуть слышно жужжал кондиционер, ему неназойливо вторил вентилятор компьютера. Бледно-желтая обивка стен, белый пол — благодаря всему этому помещение, окрашенное в светлые тона, казалось просторнее, чем на самом деле, несмотря на множество самых различных и неожиданных предметов — от полуразобранного принтера до эскимосской ритуальной маски, — заполняющих комнату. В таком месте непременно должны обитать молодые энтузиасты, занятые проблемами, удачное разрешение которых могло бы осчастливить все человечество. Для таких людей лучший отдых — любимая работа. Да, собственно, именно такие люди здесь и работали…

— На поверхности левого коренного и правого коренного отчетливое повреждение, — ведя пальцем по снимку, сказала Скалли. — А вот и совпадающие по прикусу кусочки верхнего и нижнего резцов… Я бы сказала, что все совпадает. А кому это принадлежит?

— Спецагенту Джеймсу Чейни.

— Знакомое имя.

Молдер взял с одного из столов потертую размочаленную папку довоенного образца и протянул ее Скалли:

— Когда-то он был своего рода знаменитостью. Пятьдесят лет тому назад Чейни и его напарник, Тим Ле Беттер, работали над расследованием, как они тогда говорили, «убийств незнакомцев», — теперь мы называем это серийным убийством. Агенты исчезли, ведя дело о тройном убийстве в городе Обри, штат Миссури, в 1942 году. Тело Чейни нашли только два дня назад, и нашла его местный детектив, женщина, Би Джей Морроу.

— И что же тебя так заинтриговало? Что, над этим местом на днях видели летающую тарелку? — Поинтересовалась Скалли, рассеянно изучая содержимое папки. С фотографии, вложенной между двумя копиями декларации о доходах, на Дэйну смотрел молодой симпатичный человек в одежде, модной в конце тридцатых годов. Какое открытое и обаятельное лицо…

— Кстати, идея, которую выдвинули Чейни и Ле Беттер, в те годы была принята тоже не слишком-то тепло, — парировал Молдер. — А они всего-то навсего предлагали целенаправленно использовать в расследовании подобных преступлений знания о человеческой психологии.

— Для тогдашних их коллег это было примерно как вера в паранормальные явления?

— Угу, что-то в этом роде. Как красная тряпка для быка. Но есть и еще один момент. Мне стало интересно, почему это женщина-полицейский понеслась на машине по вспаханному полю без всякой причины, а потом остановилась и стала выкапывать кости человека, канувшего без вести полсотни лет тому назад.

— Поэтому мы и едем в Обри?

— Ну, в основном, — да. И еще потому, что меня всегда интриговали женщины, у которых вместо имени только инициалы — «Би Джей».

Обри встретил их солнцем и теплым, пахнущим дождем ветром. Осень неожиданно расщедрилась, спеша подарить напоследок несколько теплых ясных дней. Солнце отражалось от множества зеркальных поверхностей — от витрин магазинов, от чисто вымытых к зиме окон, от луж на тротуарах. Всю дорогу от полицейского управления до места преступления, которое они решили осмотреть в первую очередь, пока благоприятствует погода, Молдер гнал машину с опущенными стеклами.

На месте преступления было полно полицейских, — как показалось Молдеру, слишком много для преступления, случившегося пятьдесят лет назад, пусть даже его жертвой и стал федеральный агент. Такое ощущение, будто местное начальство просто-напросто решило занять хоть каким-то делом всех полицейских, не задействованных в повседневных операциях, и обследование места захоронения Чейни стало лишь удобным поводом. Полицейские беседовали вполголоса, кто-то переговаривался по рации, кто-то просто молча слонялся по перекопанному полю. Раздвинув плечом группку офицеров, Молдер подошел к глубокой яме, огороженной ленточками. Скалли двинулась следом, втягивая ноздрями запах свежей земли. Там, у самого края, агентов из Вашингтона уже ожидало местное полицейское начальство — шеф полиции Брайан Тиль-ман — и главный на сегодняшний день свидетель обвинения, детектив Би Джей Морроу.

— Детектив Морроу, — опытным женским глазом Скалли сразу отметила неестественно прямую осанку и мертвенную бледность лица женщины-полицейского, которую не могла скрыть никакая косметика, — как именно вы обнаружили останки?

— Я увидела, как в земле копается собака, подошла поближе и посмотрела.

— Но в отчете сказано, что в прошлый раз вы не могли объяснить свои действия, — щурясь на солнце, вмешался Молдер.

Засунув руки в карманы дорогого, без единой складки, пальто, он с искренним интересом принялся разглядывать лицо своей визави. Рядом с ним Скалли в своем светлом, не стесняющем движений плаще явно проигрывала по внешней эффектности.

— Было уже поздно, и я была слегка потрясена своим открытием, — детектив Морроу перевела взгляд с Молдера на Скалли и обратно. — Я была не в том состоянии, чтобы точно описать, что со мной случилось, поэтому мой доклад немного неразборчив.

— И что же вы делали тут в такой поздний час?

— Ну-у… Видите ли, моя машина слегка забарахлила. По-моему, полетел двигатель. Тут-то я как раз и увидела ту собаку…

— Где вы оставили машину?

— Во-он там, сэр, — несколько ошеломленная напором федерала, Морроу неопределенно махнула рукой в сторону далекого шоссе.

— Это ярдов четыреста-пятьсот… — прикинул Молдер. — И что, с такого расстояния вы смогли что-то разглядеть?

Детектив Морроу беспомощно оглянулась на стоящего в нескольких шагах шефа полиции, старательно глядящего в сторону и делающего вид, что ход этой беседы, до странности напоминающей допрос, его ни капельки не волнует.

— Да, сэр…

— И с такого расстояния вы углядели, как собака ковыряется в земле, да еще облачной ночью?

Не выдержав, Тильман наконец выплюнул травинку, которую до этого жевал, и всем корпусом развернулся к федеральным агентам:

— Если вас интересует, то она срезала угол через лес, чтобы добраться до телефона.

— Но в отчете сказано, что она звонила из мотеля «Блэк», который находится как раз в противоположном направлении, во-он там. Чтобы добраться до него, не надо срезать угол.

— Вас, похоже, больше всего интересуют обстоятельства, при которых нашли тело, — с плохо скрываемым раздражением заметил Тильман, — и почему на это место вообще обратили внимание, чем само преступление. Уж не подозреваете ли вы нашего детектива, мэм?

Скалли бросила быстрый взгляд на шефа полиции, всем видом выражающего сомнение в разумности линии, избранной чужаками, только и умеющими что путаться под ногами у занятых важным делом людей, потом выразительно посмотрела на напарника.

— Да нет, ничего подобного, — поспешил пойти на попятную Молдер, которого тоже не слишком прельщала перспектива размолвки с местными властями. — Просто я хотел бы задать еще пару вопросов детективу Морроу. Вы не возражаете?

— Хорошо, спрашивайте, — Морроу нашла в себе силы на бледную улыбку.

— Скажите, мисс, вы никогда не испытывали наплывов ясновидения, предвидения — ну, там вещие сны, видения наяву, что-нибудь еще в этом роде?

Женщина-детектив напряглась.

— Вещие сны?.. — задумчиво повторила она. — Сны…

— Агент Молдер, — досадливо скривившись, словно раскусил что-то горькое, перебил Тильман, — мне не хотелось бы показаться грубым, но у нас с детективом еще куча дел. Если у вас есть конкретные вопросы, непосредственно касающиеся этого преступления, — звоните, милости прошу. Вам окажут любую посильную помощь. Любая наша незанятая аппаратура, техника — все к вашим услугам. А мы с детективом сейчас вынуждены идти. Слишком много работы.

Он резко развернулся и зашагал к полицейской машине, беззвучно помигивающей предупредительным сигналом на обочине шоссе. Следом за ним нехотя последовала Морроу.

Скалли, молчавшая почти на всем протяжении столь содержательного разговора — судя по всему, подтвердившего самые худшие опасения офицера Тильмана по поводу уровня компетентности федеральных агентов, — проводила удаляющуюся парочку долгим взглядом, а потом повернулась к своему напарнику:

— Ну и скажи, для чего тебе это все понадобилось?.. Или ты до сих пор продолжаешь считать, что лучший способ расследования — прямая провокация?

…Патологоанатомическая лаборатория «G», расположенная в новом корпусе полицейского управления, была законсервирована практически с момента ввода здания в эксплуатацию, то есть без малого пять лет, но спецагент Скалли, развив бурную деятельность, сумела с помощью Молдера за какие-то часы придать помещению вполне рабочий вид. В столовой еще не закончился обед (на который, кстати, у федералов так и не нашлось времени), а Скалли в аккуратном белом халате уже стояла у раздвижного стола, на котором были разложены кости эксгумированного скелета, и сосредоточенно рассматривала побуревшее от времени ребро в сильную лупу. Эта картина вызвала у Молдера ассоциацию с нью-йоркским Палеонтологическим музеем. Сам Призрак сидел на столе, непринужденно облоко-тясь на сложный, футуристического вида прибор непонятного назначения, выполненный из стекла и хромированной стали, и листал папку с личным делом Чейни.

— Кости очень хорошо сохранились, — не отрываясь от работы, сообщила Скалли. — Местная почва обладает хорошими консервирующими свойствами. Ага, вот, на верхних трех ребрах — какие-то надрезы… Не думаю, что здесь потрудились животные, — на следы клыков это никак не похоже.

— Вот, послушай, что писал Чейни, — откликнулся со своего места Молдер. — Это его дневник: «…Нам остается только удивляться, откуда берутся подобные чудовища. Могут ли они стать такими в процессе воспитания? Естественным ли образом вырастают существа, которые с самого своего рождения обречены калечить и убивать?..»

— Очень поэтично, — оборвала его Скалли, — но нам это ничем помочь не может. Там нет ничего об убийствах 1942 года?

— О-о, да, — Молдер перелистнул несколько страниц. — Тогдашняя пресса называла убийцу «Лезвием». Его жертвами становились женщины двадцати пяти-тридцати лет. Он бил их по голове — жертва обычно теряла сознание, — потом вырезал на груди слово «сестра» и выводил это же слово на стене кровью жертвы. Все пострадавшие женщины умерли от потери крови, а убийцу так и не нашли.

Скалли осторожно потрогала лежащий на столе череп, покрытый сеткой трещин, которые разбегались от пролома в районе виска, провела ладонью в тонкой резиновой перчатке по костяку.

— Молдер, смотри, у него порезаны ребра. Может, его и убил этот самый Лезвие?

Молдер спрыгнул со стола и встал рядом со Скалли.

— Очень может быть. Ты сможешь разобрать слово, если это действительно работа того типа?

— Нет. Но мы могли бы получить материалы дела сорок второго года прямо здесь, в Обри. И сравнить с тем, что у нас. Если в отделении, конечно, имеется цифровой сканер.

Сканер нашелся почти сразу и без всяких хлопот, — стоило только намекнуть дежурному офицеру, что возникла такая необходимость. Вскоре Скалли уже сидела перед монитором компьютера, задумчиво обкусывая бутерброд. Федералов угостили ребята из баллистической лаборатории этажом ниже, — по какой-то неведомой причине сканер раньше обитал именно там. Судя по всему, работающие в баллистической лаборатории ребята отнюдь не разделяли уверенности Тильмана, что представители ФБР рождены на свет лишь для того, чтобы задавать тупые вопросы и путаться под ногами. Второй бутерброд, пока еще целый и невредимый, пребывал в левой руке Молдера. Правой рукой федеральный агент как раз опускал на рычаг телефонную трубку.

— Ну, как там наши дела? — поинтересовался он. — Продвигаются?

— Я просканировала фотографии, которые сделаны на месте преступления, сделала рентгеновские снимки ребер и послала по модему в штаб-квартиру. Может, они там что-нибудь и найдут.

— А я вот позвонил в техобслуживание, — Молдер подошел к столу с компьютером. — Машина Би Джей только что прошла техосмотр, весь мотор перебрали по деталям. Она наврала нам, что двигатель отказал.

— Молдер, я не думаю, что Би Джей забралась так далеко от шоссе потому, что у нее забарахлил двигатель, — глядя в сторону, ровным голосом проговорила Скалли.

— То есть?

— Видишь ли, мотель «Блэк» — идеальное место встречи. Далеко от города, далеко от жены, в безлюдном и в то же время достаточно спокойном районе…

— О чем это ты?

— Господи, да это же очевидно: у Би Джей и у Тильмана роман.

— Откуда ты это знаешь?

— Женщины такие вещи чуют за версту… На это Молдер не нашел иного ответа, кроме глубокомысленного: «А-а-а…»

Попискивание динамика компьютера весьма своевременно прервало беседу. Изображение мигнуло, и на экране появились два окна со схематическими изображениями костных фрагментов — двух позвоночников с крепящимися к ним ребрами. Пальцы Скалли пробежались по клавишам.

— Смотри, справа — это ребра Чейни. Слева — препарированные ребра последней жертвы Лезвия. Тэ-эк… Сейчас я немного увеличу ребра жертвы, чтобы немного сгладить разницу полов… — картинка на экране мигнула, и изображение в левом окне стало больше походить на остов, красующийся в правом. — Теперь мы сможем сравнить характер повреждений… Сейча-ас…

Компьютер испуганно пискнул, и на экране замигали строчки: «Не совпадает». Скалли обес-кураженно замолчала.

— А, может быть, он вырезал на груди у Чейни что-нибудь другое? — выдал предположение Молдер.

— Попробуем и это, — уже без особого энтузиазма согласилась Скалли и застучала по клавишам. — Может, хотя бы какие-то буквы совпадут…

Увлеченные работой, федералы не заметили, как на пороге лаборатории появилась детектив Морроу. Она уже собиралась домой и успела переодеться в черный брючный костюм.

— Добрый вечер. Как там прогресс в расследовании? Дело продвигается?

— Может быть, и да, — неохотно проговорил Молдер. — Судя по всему, агент Чейни стал жертвой убийцы, на которого он охотился, и вот мы пытаемся выяснить, составляют ли порезы на его ребрах какое-то слово или нет…

Однако Морроу уже не глядела на агентов ФБР. Она, не отрываясь, смотрела на кости, в живописном беспорядке разбросанные на лабораторном столе, смотрела, — и, вместо освобожденного временем от груза плоти костяка, у нее перед глазами стояло перекошенное гримасой ужаса и боли холеное лицо, и — занесенное над ним остро отточенное лезвие бритвы. Страшное это мгновение, полное нечеловеческого страха и нечеловеческого же торжества, застыло и все длилось, длилось, длилось… Вероятно, агенты что-то заметили, потому что Молдер на полуслове прервал свою лекцию и спросил:

— С вами все в порядке?

Морроу вздрогнула, выходя из ступора.

— Извините, пожалуйста, — выдавила она. — Со мной что-то происходит… Я не очень хорошо себя чувствую в последние дни… Извините. — И она поспешно вышла, почти выбежала из лаборатории.

Обменявшись с напарником многозначительными взглядами, Дэйна поднялась и неторопливо последовала за детективом.

Как и следовало ожидать, она застала Морроу смывающей с лица вместе со слезами последние потеки туши. Оторвав ладони от влажного лица, Би Джей оглянулась на неслышно подошедшую Скалли, и ту поразили ее глаза: не слегка расширенные зрачки и красные от слез веки, а отстраненность взгляда — словно глаза детектива смотрели через мутную толщу лет. Впрочем, через секунду это прошло, но Скалли успела запомнить измученный, затравленный взгляд.

— Ну, тебе лучше? — сочувственно спросила она.

— Да, мне уже хорошо, — не очень дррке-любно откликнулась Морроу и потянулась за полотенцем.

— Тебе сейчас, наверное, трудно, — делая вид, что не замечает ее тона, продолжала Дэйна. — Я тоже когда-то имела привычку влюбляться в тех, с кем работаю… — Она вздохнула — на сей раз, вполне искренне. — Но тогда отношения на работе становятся такими запутанными… особенно, если он женат…

Би Джей замерла со скомканной бумажной салфеткой в руках.

— Ты ведь беременна, не так ли? — вскользь бросила Скалли.

Морроу молчала, закаменев лицом: губы поджаты, глаза смотрят в зеркало, и только на щеках начинают проступать яркие алые пятна. Не дождавшись ответа, Скалли развернулась и медленно двинулась к выходу.

— А что, уже заметно? — вопрос Би Джей догнал ее уже в дверях.

— Да нет, не очень, — пряча победную улыбку, поспешила успокоить Скалли. — И тут детектива Морроу, гордость полиции Обри, прорвало. Би Джей заговорила — быстро, захлебываясь, словно спеша выплеснуть все то, что накопилось в душе за месяцы вынужденного молчания, в течение которых она вынуждена была таить свои чувства от всех окружающих, а порой — даже от самой себя…

— Теперь я понимаю, почему мать родила меня одну, — говорила Би Джей. — Это совсем не так просто, как может показаться, пожалуй, это выше моих сил… Даже один ребенок — это слишком… Мать рассказывала мне про тошноту, но не рассказывала про кошмары. — Би Джей каким-то зябким движением провела рукой по растрепавшимся волосам.

— Какие кошмары? — Скалли насторожилась.

— Они всегда одинаковые, — тряхнула головой Морроу. — Я нахожусь в доме… В знакомом доме, знакомом до боли, — но я никак не могу вспомнить, откуда знакомом и в связи с чем… И в этом доме всегда есть женщина, которой больно, и есть зеркало, в котором отражается мужчина… — Она бросила такой тяжелый пристальный взгляд в зеркало над умывальником, как будто там был ее злейший враг. — Во сне я даже узнаю лицо этого мужчины… хотя утром, конечно, никак не могу вспомнить, кто это был. Я его не знаю. И главное, что я помню отчетливее всего, — это кровь. Много крови, лужа, отчетливо, как наяву…

Она осеклась и замолчала.

— Вы кому-нибудь рассказывали об этих кошмарах? — мягко спросила Скалли.

Морроу покачала головой, постепенно приходя в себя:

— Нет уж… наверняка все это последствия беременности. Если бы кто-то узнал, что я беременна… Брайан бы меня убил, расскажи я кому. — Она невесело улыбнулась.

— И что же вы будете делать?

— Ну, я не знаю… — сказала Би Джей и надолго замолчала.

— …Би Джей беременна, и Тильман — отец, — первым делом выпалила Скалли, вернувшись к Молдеру, дремлющему перед монитором в позе роденовского мыслителя.

Следом в комнату вошла Морроу — притихшая и поникшая. Впрочем, несмотря на заплаканные глаза и частично смытую косметику, обморочная бледность покинула ее лицо, и всем своим видом Би Джей демонстрировала бодрость и готовность к сотрудничеству.

— Э-э… Я выделил точки… — с полуслова, чтобы скрыть неловкость, начал свой отчет Призрак, стараясь не смотреть в сторону Би Джей, — совместил их и получил буквы.

Он ткнул пальцем в экран, где зеленые линии решительно перечеркивали грудную клетку, образуя легко различимые латинские литеры. Во втором окне четко высвечивалась изумрудным только одна буква.

— Вот, смотрите. Если вероятность девяносто процентов, то это буква «Р». Если снизить вероятность распознавания до семидесяти девяти, то у нас получаются еще «А» и «Т». А может быть, это и какие-то иные буквы. В конце концов, никто не может поручиться за почерк убийцы, особенно если учесть, что писал он бритвой на ребрах еще живых жертв…

— Может, это вообще не слово, а случайные царапины, — Скалли не спешила разделить даже этот, весьма относительный энтузиазм напарника.

— Если бы мы могли вскрыть могилы еще кого-нибудь из жертв Лезвия… — почти мечтательно пробормотал Молдер. — Мы бы наверняка определили, что и как…

— Но нам потребуется постановление суда… На это уйдет еще пара дней.

Тем временем Би Джей вновь склонилась над многострадальным костяком, беззвучно шевеля губами.

— «Брат», — произнесла она наконец.

— Что? — не понял Молдер, все еще погруженный в размышления об эксгумации.

— Я знаю, что здесь за надпись, — дрожащим голосом объяснила Морроу. — На ребрах написано «брат».

Пальцы Призрака забегали по клавишам.

— Точно! — выдохнул он, с обожанием глядя на новый рисунок, складывающийся на экране. — Вы правы!

Стопроцентно верная реконструкция…

— Би Джей! — на пороге лаборатории, нахмурив брови, стоял шеф полиции Брайан Тильман, собственной персоной. Заглянув напоследок пожелать припозднившимся федеральным агентам удачи, он никак не ожидал встретить здесь своего лучшего сотрудника, активно помогающего чужакам. — Би Джей, что здесь происходит?

— Да так, ничего особенного… — детектив Морроу обняла себя за плечи и зябко поежилась под грозным взглядом начальника.

— Ну, мы… — начал, вставая со своего места Молдер. но Тильман не стал его слушать. Шеф полиции сделал один широкий шаг и подхватил со стола папку с личным делом агента Чей-ни, раскрытую на фотографии одной из жертв Лезвия.

— А это у вас откуда? Это фото с места преступления! Они были опечатаны. Никому не разрешено иметь к ним доступ.

— Это ошибка, — стараясь сохранить вежливость, попытался объяснить Молдер. — Фото было сделано в 1942 году.

— Но убийство произошло три дня назад!

— Нет, — вступила Скалли. — Эти фотографии сделали федеральные агенты Ле Беттер и Чейни, расследуя убийства, случившиеся перед самым их исчезновением. В конце концов, посмотрите на переплет.

Брайан захлопнул папку и озадаченно уставился на украшающий переплет ветхий клочок бумаги с выведенными словами: «Дело закрыто. 1942 год.»

— Три дня назад убили молодую женщину, — после долгого молчания, не поднимая глаз, устало сказал он. — На груди у нее было вырезано слово «сестра». И это же слово — написано на стене. Только я, патологоанатом и мой ближайший помощник знали все обстоятельства дела…

На пороге лаборатории возник запыхавшийся детектив Джон Хангселл.

— Шеф, извините что прерываю, но только что сообщили: еще одно убийство!

Здание городского спортивного комплекса было достаточно велико, чтобы неподготовленный человек мог в нем запросто заблудиться. Шагая вслед за провожатым по бесконечным запутанным полутемным коридорам и петляющим гулким переходам, федеральные агенты оценили размах, с которым строители Обри подходили к вопросу обустройства мест коллективного отдыха населения.

В этот час в коридорах комплекса было безлюдно, под потолком горели редкие дежурные лампы. Глухая дробь шагов, усиливаясь, отражалась от свежепокрашенных стен.

В помещении пустого резервного бассейна агентов уже ждали. Усатый полицейский в легкомысленной летней форме помог Скалли и Морроу спуститься по еще влажной лестнице и подвел их к лежащему на дне бассейна телу. Покойницу обнаружил здешний сторож, когда совершал рутинный обход. Яркий свет переносного полицейского прожектора, косо падающий на стену, выхватывал размашистую, уже успевшую побуреть надпись «сестра». Через расположенные под потолком окна в зал врывались отсветы полицейских мигалок, сверкала фотовспышка: полицейские эксперты фиксировали следы, которые преступник мог оставить на подъезде к спорткомплексу. Впрочем, любой, у кого хватило бы решительности и смекалки, чтобы вскрыть хилый навесной замок черного входа и пробраться через лабиринт подсобных помещений и служебных коридоров, мог чувствовать себя здесь в относительной безопасности: на ближайшие три дня в спорткомплексе был объявлен выходной, а для того, чтобы старик-сторож мог справляться со своей работой в одиночку, здание было слишком велико.

— Жертву звали Верна Джонсон, — встретивший начальство полицейский откинул простыню.

Открывшееся взглядам зрелище тяжело было назвать сколь-либо эстетичным: обескровленное, посиневшее лицо покойницы перекосила предсмертная судорога, грудь покрывали глубокие резаные раны, складывающиеся в то же слово, что было написано на стене. Морроу, которую отделяли от носилок широкие спины мужчин, подалась вперед и тут же отшатнулась, с трудом сдерживая крик:

— Боже ты мой!

— Что такое, Би Джей? — встревоженно спросила Скалли.

— Это она, — чувствуя на себе удивленные непонимающие взгляды Тильмана и полицейских из опергруппы, проговорила Би Джей мертвым голосом. — Это та самая женщина, из моего сна…

В парке имени Авраама Линкольна, центральном месте активного отдыха жителей Обри, наступление осени чувствовалось особенно остро. Опавшая желтая листва устилала аккуратные дорожки; деревья растопыривали голые ветви, еще блестящие от недавнего дождя. Меж ветвей просвечивало неяркое утреннее солнышко. Би Джей любила этот парк. Она могла подолгу бродить по темным аллеям, выходя то к укромному пруду, то к спрятавшейся под сенью платанов летней эстраде, пустующей в это время года; могла часами сидеть на скамейке, наблюдая, как падают листья, а в летние дни любила полежать на мягкой шелковистой траве. Но сегодня парк ничем не мог помочь ей — разве что слегка успокоил расшатанные нервы.

…Аккуратно одетая девочка, игравшая с большой забавной собакой, поскользнулась на опавших листьях, и Би Джей сделала рефлекторное движение, чтобы подбежать на помощь, но тут же остановилась.

— Материнский инстинкт, — словно оправдываясь, проговорила она, обращаясь к Молдеру и Скалли. — Я очень остро его чувствую в последние дни.

Она снова опустилась на скамейку перед узким, мокрым от дождя деревянным столом. Дул не сильный, но промозглый ветер, заставляющий поднимать воротники плащей, и сегодня все прохожие были похожи на шпионов из старой комедии.

— Когда-то я этого терпеть не могла, — продолжила Морроу. — Мне не нравилось, что мама постоянно во всем предлагала мне свою помощь, как будто я не могу ни с чем справиться сама. Я клялась, что никогда не буду вести себя подобным образом.

— Рано или поздно мы все через это проходим, — глубокомысленно заметил Молдер.

— …Отец мой был полицейским, хорошим полицейским, одним из тех, кто делает эту профессию чем-то большим, чем просто забота о личной безопасности граждан и профилактика правонарушений. Таких всегда мало. Он и погиб на посту — получил заряд картечи от парня, который взял в заложницы собственную жену. Сколько себя помню, я никогда не представляла для себя иной работы, чем работа в полиции. Отец сказал бы, как мне кажется, что мы занимаемся ерундой, что нельзя найти преступника, основываясь на снах и видениях.

— Я считаю, что сны дают нам ответы на те вопросы, которые мы не осмеливаемся задать себе, когда бодрствуем, — заметил Молдер. — Вы сказали, что увиденный во сне дом был вам знаком?

— Там была та самая женщина. Я знала, что ей очень больно, и я смотрела в зеркало и видела отражение мужчины, но ничем не могла ей помочь…

— Как он выглядит?

— У него… — Би Джей в затруднении пошевелила пальцами в воздухе — …что-то вроде сыпи на лице. И глаза очень упрямые.

Вдалеке на шоссе прошелестела шинами одинокая машина.

— Можете вы еще что-нибудь вспомнить? Поймите, с первым же трупом ваши видения перестали быть вашей личной проблемой.

— За спиной у того мужчины, на стене… Там висит очень странная картинка. Здание, немного похожее на видоизмененный памятник Вашингтону. И такая большая круглая штука рядом…

— Вы не могли бы нарисовать?

— Да, конечно…

Морроу взяла ручку и блокнот и через минуту протянула обратно:

— Что-то вроде этого.

Равнобедренный треугольник рядом с неровным овалом напоминал рисунок первоклассника на уроке математики.

— И что же это? — с любопытством спросила Скалли, заглядывая через плечо напарника, и так и этак крутившего блокнот в руках.

— Треугольник со сферой… — задумчиво протянул Призрак. — Би Джей, вы никогда не бывали в Нью-Йорке?

Детектив отрицательно качнула головой.

— Там на Таймс-Сквер, в антикварном полно открыток с таким изображением. Это, если мне не изменяет память, символ Всемирной выставки тридцать девятого года.

— Так вы не знаете, кто был тот мужчина во сне? — спросила Скалли.

— Я? — Би Джей пожала плечами. — Нет. Понятия не имею…

Молдер тем временем буквально впился взглядом в лежащий перед ним схематичный рисунок — первую реальную зацепку, дающую шанс выйти на убийцу, вернувшегося к своему кровавому ремеслу пятьдесят лет спустя…

Следующий день в полицейском управлении прошел без особых происшествий. В отделение доставили нескольких пьяных, разняли семейную драку — одну из тех, в которой непонятно, кто кого избивает, жена мужа или муж жену; получили из министерства («мини-стервства», по выражению Тильмана) пару циркуляров «Разыскивается». Рутина. В этот день Морроу решила задержаться в конторе после работы. Не исключено, что убийца, сумевший пятьдесят лет назад виртуозно убрать со своего пути двух федеральных агентов, напавших на его след в Обри, засветился на каком-нибудь более мелком преступлении — вроде давешнего избиения. Вероятность обнаружить его, конечно, мала, но почему бы не предпринять такую попытку?

За окном уже стемнело, и общий зал давно опустел, а Би Джей все сидела за своим столом с лампой, отбрасывающей уютный круг света на бумаги, и переворачивала толстые картонные листы альбомов с наклеенными на них фотографиями осужденных преступников — в фас и в профиль. Еще несколько пухлых гроссбухов, отложенных на потом, громоздились на краю стола.

В коридоре, за фанерной перегородкой, кто-то из ночной смены громко прощался с шефом полиции:

— Уходишь? Что так поздно? Ну, спокойной ночи, Брайан…

За спиной у Би Джей заскрипела дверь, — это Тильман заглянул в общий зал.

— Ты что-то припозднилась, — он с кряхтением опустился на стул. Почему-то именно сейчас Морроу особенно отчетливо ощутила, что Брайан — не слишком молодой, усталый, уже не столь легкий на подъем человек. — Что ты ищешь?

— Да вот, хотела кое-что проверить. Брайан с сомнением посмотрел на альбомы:

— Я не понимаю. Это том за 1942 год… Послушай, мне надо с тобой поговорить. Я мог бы сходить с тобой на прием…

— Знаешь, я что-то не уверена, что мне действительно этого хочется, — холодно заметила Морроу, не отрываясь от работы.

— Но мы же договорились, что так будет лучше для нас обоих! — Тильман начал закипать.

Раньше Би Джей в подобной ситуации попыталась бы свести все к шутке и поспешила бы загладить свою вину, но сейчас она продолжала спокойно, как ни в чем не бывало, листать страницы альбома.

— Я передумала, — после томительно-долгой паузы произнесла она наконец, поднимая глаза на своего возлюбленного. Или бывшего возлюбленного? Эта беременность проложила между ними пропасть пошире Долины Смерти.

— Как это передумала?!! — взорвался Тильман, с размаху грохнув кулаком по столу. — Нельзя же взять так просто — и все перерешить! Это ведь не только твое решение — оно наше общее! Как и ребенок! Нам вместе решать, что с ним делать!

Морроу непонимающе посмотрела на взбешенного шефа полиции, непосредственного начальника и еще недавно — да что там «недавно», все еще! — любимого человека. Потом перевела взгляд на фотографию, на которой случайно распахнулся лежащий перед ней альбом. Молодой человек с некогда симпатичным, но изъеденным оспой лицом, с поджатыми губами и решительным взглядом глядел на нее со снимка…

— О господи, Брайан, это он! — мигом обо всем позабыв, хрипло выговорила Морроу. И добавила, резко отодвигая стул и поднимаясь из-за стола:

— Мне нужно идти.

Молдер уверенно вел потрепанную «Вольво» на максимальной скорости, и деревья, растущие вдоль федерального шоссе номер 337, Миссури-Небраска, проносились мимо, размазываясь в серую полосу. Скалли придирчиво рассматривала лежащий у нее на коленях увеличенный фотопортрет опознанного Би Джей человека.

— Это тот, кого она видела во сне. По крайней мере, она в этом уверена. Некто Гарри Коукли. Он живет в Геймсвилле, у границы Небраски, после того как его выпустили из тюрьмы Мак-Алистер пятого декабря девяносто третьего года. В сорок пятом его обвинили в изнасиловании и попытке убийства женщины. Коукли успел вырезать слово «сестра» на груди жертвы, Линды Тибидо, а потом женщина все-таки вырвалась и позвала на помощь соседей, — Скалли взяла другую фотографию, с которой улыбалась молодая миловидная блондинка. — Ему дали пожизненное, и выйти он смог только по амнистии в связи с возрастом…

— И полиция так и не заметила сходства между убийствами в сорок втором и тем, что он сделал в сорок пятом? — хмыкнул Призрак.

— Нет. К чему им? Убийство произошло в соседнем штате, на чужой территории. Кроме того, они могли попросту не знать всех обстоятельств. Вспомни, какое это было время. Война… Если уж ФБР, потеряв двух специальных агентов, не сумело раскопать концов этого дела…

— Я, конечно, не хочу торопить события, но я бы сказал, что этот тип, Коукли, наш первый и единственный подозреваемый. Если этот хитрый сукин сын сумел в одиночку управиться с Чейни и Ле Беттером…

— Не забывай, Молдер, что человеку, о котором мы ведем речь, семьдесят семь лет. Уважительная причина, чтобы снять с него подозрение в последних двух убийствах, не находишь?

— Ну, некоторые старики в его возрасте еще играют в теннис… Может, к нему пришла вторая молодость?

— Это все равно многого не объясняет. Например, как Би Джей связана с этим делом.

Разве что криптоамнезия… — предположила Дэйна.

— Сознательно забытая информация? Откуда бы?

— Би Джей говорила, что ее отец был полицейским в Обри. Она вполне могла слышать, как; тот обсуждает дело сорок второго года, может быть, даже видеть фото Коукли.

— Это все равно не дает объяснения, почему она посреди ночи выехала во чисто поле, — выразительно пожал плечами Фокс, — и с первой попытки раскопала могилу агента ФБР, которого безуспешно ищут вот рке полстолетия.

— Что, если информация о предыдущих преступлениях, похороненная у нее в памяти, в сочетании с последними событиями вызвала у нее прозрение?

— То есть как это — наитие, что ли?

— Да, исключительное наитие…

— А ты еще называешь меня фантазером… У тебя вот тоже интуиция исключительная — и часто с тобой случаются «проколы истины»?

— Нет, что ты, — Скалли улыбнулась слегка завуалированному комплименту. — Ничего подобного у меня никогда не бывало…

С федерального шоссе машина свернула на разбитый проселок, обсаженный могучими облетевшими вязами, за которыми тянулись черные осенние поля. Наконец машина поравнялась со старым, неряшливым домом, обнесенным покосившимся, давно некрашеным забором. Картину заброшенности и запустения довершал остов какой-то домашней техники, догнивающий во дворе.

На стук в дверь долго никто не открывал, и озабоченный Молдер даже стал всматриваться в широкое окно, но так ничего и не сумел разглядеть: в доме было темно, как в старом, давно не проветривавшемся склепе. Между рамами скопились пыль, паутина и трупики мух. Наконец дверь с протяжным скрипом отворилась, и в дверном проеме появился сгорбленный старик с лицом, изъеденным оспой. От ноздрей старика к газовому баллону, закрепленному на тележке, ручку которой тот сжимал в руках, тянулся целый шлейф прозрачных пластиковых трубок.

— Гарри Коукли? — скорее для проформы поинтересовался Молдер. — Прошедшие годы и тяжелые испытания (а как иначе назвать пожизненный срок, который преступник отбыл едва ли не «от звонка до звонка»?) не сумели оставить на его чертах достаточный след, чтобы неузнаваемо изменить характерное лицо, опознанное Би Джей Морроу.

— Д-да…

— Я специальный агент Молдер. это специальный агент Скалли. Мы из ФБР.

Старик со вздохом отступил в глубь прихожей. Вслед за ним спецагенты поднялись в спальню, где Коукли, закурив вонючую сигарету, немедленно погрузился в глубокое кресло, установленное — и, как показалось Молдеру, намертво закрепленное — напротив допотопного черно-белого телевизора.

— Мистер Коукли, — Скалли осторожно оперлась о край журнального столика, стоящего рядом с креслом, — судя по нашим записям в сорок втором году, вы жили в городе Тернесси, штат Небраска, всего лишь в часе езды от Обри, штат Миссури. В то время в Обри были убиты три женщины, и их тела оказались изрезаны бритвой точь-в-точь так, как вы изрезали тело миссис Линды Тибидо в сорок пятом…

— Вы знаете, я не очень четко помню тот период, — хрипло перебил Коукли.

— Я уверена, миссис Тибидо его никогда не забудет.

Старик затянулся и сквозь клубы сигаретного дыма посмотрел в сторону занавешенного окна.

— Врачи мне тогда говорили, что я больной, — заметил он после непродолжительного молчания. — Они кормили меня пилюлями. Я свой срок отсидел. Теперь мне стало легче.

— Какими пилюлями вас кормили?..

— Такими красно-желтыми, сестренка, — старик ухмыльнулся.

— Вы узнаете этого мужчину? — Молдер достал фотографию. — Его звали Чейни.

Старик без интереса посмотрел на фото.

— Нет.

— Он был агентом Федерального Бюро, которого также убили в Обри в тысяча девятьсот сорок втором году, — Призрак свернул фотографию в трубочку и спрятал в карман. — Скажите, где вы были вчера без четверти девять вечера, мистер Коукли?

— Да здесь и был, где сейчас, — старик пожал плечами.

— У вас есть свидетели, которые могли бы это подтвердить? — преувеличенно вежливо поинтересовался Молдер.

— Да вы что, ослепли?!! — Коукли раздраженно ткнул рукой в сторону тележки с кислородным баллоном. — Я не могу из дома выйти без этой гребаной штуки, так и сижу здесь, перед этим гребаным телевизором, двадцать четыре часа в сутки! И в тот вечер, о котором вы говорите, сидел здесь, — по ящику еще крутили какую-то дурацкую передачу про какой-то Международный конгресс в Питсбурге, а потом…

— Ладно, ладно, это лишнее, — поспешила прервать поток излияний Скалли.

— Как скажете, — старик снова затянулся сигаретой, закашлялся. — Ну а теперь, сестренка, надеюсь, это все? А то мне надо сходить в туалет, и я не хотел бы делать это при посторонних.

…Близкий гром накатывался волнами, оглушительно и неритмично, словно какой-то начисто лишенный музыкального слуха божок, устроившись точно над черепичной крышей коттеджа, однообразно лупил по ударным, стремясь извлечь как можно более громкий звук. Детектив Морроу беспокойно разметалась на широкой кровати, стоящей посреди просторной спальни, вздрагивая во сне, когда вспышка молнии освещала комнату.

Снова гулко ударил гром, на сей раз совсем рядом, и порыв ветра распахнул неплотно закрытое окно. Потоки дождя, текущие по стеклу, хлынули внутрь, заливая подоконник. Беззвучно вспухла занавеска. Далеко-далеко, по федеральному шоссе, проползла машина, и свет фар слабо мазнул по стене над кроватью. Но не это разбудило Би Джей. Детектив Морроу рывком села в постели и судорожно сжала в руке старый отцовский пистолет, с которым с некоторых пор не расставалась даже по ночам. Холодный пот покрывал ее с ног до головы, а в глазах еще стояла картина из только что увиденного кошмара — отточенная бритва, занесенная над ее горлом… В спальне было темно, тихо и пусто, только снаружи ветер истерично хлопал оконными ставнями. Би Джей провела ладонью по лицу и замерла: ладонь была покрыта чем-то теплым, липким… и солоноватым на вкус. Чувствуя, как нарастает паника, Би Джей щелкнула кнопкой ночника, Да, так и есть: руки, грудь, лицо, все залито свежей кровью. Ночная рубашка промокла насквозь… Не чувствуя под собой ног, Морроу бросилась в ванную комнату — смыть, стереть, скорее избавиться от этого овеществившегося кошмара! Ее подташнивало. Встав перед раковиной, Би Джей принялась судорожно сдирать бурую подсохшую корку. И только сейчас, плеская горстями воду себе в лицо, Морроу заметила, что ее грудь представляет собой одну сплошную рану. Несколько неглубоких, уже начинающих запекаться порезов, сходящихся под неожиданными углами, складывались в слово «сестра», в последние дни прочно связанное для Би Джей с болью, страхом и унижением, — хотя сама она боли сейчас странным образом не испытывала. Би Джей в ужасе отшатнулась от зеркала и кинулась обратно в спальню. Там остался лежать пистолет, там был телефон, там, в конце концов, было окно, разбив которое можно бежать из этого ужасного дома… Очередная вспышка молнии застала ее у маленького настенного зеркала, и Би Джей замерла: в темном стекле отражалось лицо того самого человека с фотографии, стоящего в глубине комнаты и пристально глядящего на детектива. И взгляд его… этот взгляд… сочетающий безумие, упрямство и какое-то мрачное, нечеловеческое веселье… Остатки самообладания покинули Би Джей, и она с воплем обернулась.

Комната была пуста — только за окном не на шутку разгулялась последняя в этом году осенняя гроза…

По странному стечению обстоятельств, в ту ночь, когда в отделение позвонила взволнованная женщина и сообщила, что в ее дом с непонятной целью проникла неизвестная, дежурным по участку снова оказался Джон Хангселл. Можно представить, каково было его удивление и чувство неловкости, когда прибывшие на место происшествия оперативники сообщили, что в неизвестной взломщице была опознана детектив Морроу, лучший детектив отдела по расследованию убийств. По словам оперативников, Би Джей явно была не в себе.

Она проникла в дом, буквально сорвав хилую щеколду, вся мокрая от дождя и пропитавшей одежду крови, и тут же, в прихожей, при помощи стоявшего в углу металлического прута взломала старые половицы и попыталась спуститься вниз, — вовремя подоспевшие полицейские едва успели остановить ее. Но недоумение Хангселла возросло еще сильнее, когда несколькими минутами позже ему сообщили, что в проломе, сделанном детективом Морроу, обнаружился старый скелет, хозяйственно завернутый в полуистлевший холщовый мешок…

В отдельной палате Мемориального госпиталя было светло и чисто. Раздражали только неистребимый запах лекарств и озабоченно снующий персонал в белых халатах. Подождав, пока медсестра, помогавшая заторможенной из-за действия транквилизаторов Би Джей одеться, уйдет, Молдер плотно закрыл дверь в коридор. Скалли, улыбаясь, шагнула к кровати детектива и протянула ей объемистый бумажный пакет.

— Я подумала, что это вам может понадобиться.

— Спасибо, — Би Джей благодарно улыбнулась, вытягивая из пакета мягкий домашний свитер, — это именно то, что нужно.

За прошедшие дни лицо ее осунулось, щеки и лоб покрылись нездорового вида пятнами.

— Вы поранили руку, — заметила Скалли. Морроу опустила глаза, — по сравнению со всем остальным эта ранка выглядела ничего не значащим пустяком…

— Вы можете рассказать, что у вас произошло? — вступил Молдер.

— Коукли. Он был в моей комнате.

— Коукли? — Скалли наморщила лоб. — На вас напал Коукли?

— Да. Наверное, он напал на меня, пока я спала.

— Вы уверены, что это был он? — недоверчиво переспросил Молдер.

— Я знаю, что это был он. Я видела его отражение в зеркале — близко, как вас сейчас. Он был в точности похож на свою фотографию…

— Какую фотографию? Ту, что была сделана в тюрьме? — все еще не мог поверить Молдер.

— Да.

— Но ведь это было почти пятьдесят лет назад! Тогда он был совсем молодой!

— Это был Коукли, говорю же я вам, клянусь, это был он!

— Я скажу Тильману, чтобы его арестовали, — успокаивающе произнесла Скалли и повернулась к напарнику.

Молдер чуть заметно пожал плечами.

Обычно процедура снятия показаний проводилась в полицейском управлении Обри — как и во всех остальных полицейских управлениях штата — в специально оборудованном помещении, так называемой «допросной комнате». Но на сей раз дело затрагивало слишком многих людей, и шеф Тильман, под свою ответственность, приказал доставить подозреваемого в личный рабочий кабинет, не менее надежный, чем камера, но при этом способный вместить всех заинтересованных лиц. Помимо прочего, такой маневр позволял Брайану на правах хозяина решительно взять ход допроса в свои руки. После вчерашних событий шеф был настроен грозно. Достаточно было посмотреть на его насупленные брови и встопорщенные усы, чтобы у вас пропало всякое желание шутить. Впрочем, ни Молдер. опиравшийся на крышку массивного швейцарского сейфа в углу, ни Скалли, пристроившаяся на краю письменного стола, не испытывали ни малейшего желания перехватывать у Тильмана инициативу. На улице стояло раннее осеннее утро, прозрачное и спокойное. Было решено начать работу как можно раньше, чтобы вынуть «старого душегуба» — иначе шеф полиции в частной беседе Коукли теперь и не называл — из належанной постели тепленьким, что, как известно, не способствует душевному спокойствию. А «работать» с человеком, в любой момент готовым выйти из себя, как успел выяснить за годы практики Тильман, гораздо легче, чем с человеком спокойным и невозмутимым.

— Где вы были вчера вечером? — угрюмо спросил шеф.

Его слегка оттопыренные уши просвечивали на солнце, пробивавшемся сквозь щели в ставнях.

— В Гонолулу, — сердито буркнул старик. — Именно там. Где же мне еще быть?

— Вы были в Обри, не так ли?

Жестокий приступ кашля, скрутивший Коу-кли, лучше всяких слов ответил на этот вопрос. Несколько минут старик перхал, согнувшись в три погибели и ухватившись рукой за грудь.

Однако главного полицейского Обри не так-то легко было сбить со следа, даже если след этот на первый взгляд и выглядел ложным.

— Очень артистично, — пригвоздил Тиль-ман. — Но не убеждает. Как вы проникли в дом инспектора Морроу?

— Я только и могу проникнуть что в свой сортир, идиот! — выдавил Коукли сквозь зубы.

— Жертва недвусмысленно указала на вас, мистер Коукли.

— Не выйдет! Я уже расплатился за свое преступление! Вешайте своих «глухарей» на кого-нибудь другого!

— Ничего, я прослежу, чтобы ты расплатился сполна! — в голосе шефа полиции прорвалась затаенная ярость — это дело задевало его лично.

— Да я пальцем не трогал эту бабу, начальник! — старик сжал кулаки, в груди у него заклокотало. — И больше ни на один вопрос я без адвоката не отвечу! Найдете мне адвоката — тогда, может, и поговорим.

— Кажется, я наконец нашел наиболее рациональное применение для отдельных материалов дела, — заметил Призрак.

Стоило им вернуться в отель, где они снимали два номера (причем «штабным», по обоюдному молчаливому согласию, был выбран именно номер Молдера), и Фокс немедленно завалился с ногами на гостиничную кровать, лузгая подсолнечные семечки и сплевывая кожуру на полувековой давности фотографию .Коукли.

— Да? — Скалли, увлеченно шелестевшая бумагами за столом, даже не повернула головы.

— Рационализация с дальнейшей утилизацией. А что у тебя?

— Предварительные результаты анализа крови, найденной под ногтями Верны Джонсон из спорткомплекса. С кровью Коукли совпадают структуры Ди-Кью Альфа, Дэ-один, Эс-восемьдесят…

— Короче, это кровь Коукли? — Молдер поднялся, заправляя выбившуюся рубашку в брюки.

— Похоже на то. Представь только, какой сильный психоз у этого человека, если через пятьдесят лет он все еще совершает убийства.

— Да уж, «старый душегуб», тут наш приятель Тильман прав… Но ведь он по какой-то непонятной причине оставил в живых Би Джей?

— Это не первый случай. Миссис Линда Тибидо тоже вьокила в сорок пятом после его нападения.

Молдер покивал, соглашаясь с какими-то своими мыслями.

— Я думаю, самое время нанести визит миссис Тибидо, — заметил он, снимая с вешалки пальто.

Дом семьи Тибидо располагался в часе езды от Обри, в поселке Эдмонд, штат Небраска. Большой, опрятный, свежевыкрашенный коттедж — по нему сразу было видно, что, несмотря на все превратности судьбы, его хозяева не махнули на себя рукой, как это сделал некогда Коукли.

— …Это фото сделано за три недели до происшествия, — миссис Тибидо с легкой грустью глядела на портрет молодой женщины на стене. Точно такая же фотография была подшита к делу Коукли. Сейчас миссис Тибидо выглядела под стать своему старому дому: крепкая пожилая леди, опрятная, аккуратно одетая, — и только на лице, там, где маньяк прошелся некогда бритвой, белели сохранившиеся навечно шрамы. — С тех пор я никогда больше не фотографировалась.

— Скажите, это ваш муж? — Молдер с неподдельным интересом разглядывал увешанную фотографиями стену над лестницей, ведущей на второй этаж.

Скалли, слегка склонив голову к плечу, пристально смотрела на старую даму, ища следы пережитого. Но нет, ничего особенного не чувствовалось ни в облике, ни в словах этой женщины — разве что нарочитая педантичность и демонстративная аккуратность…

— Да, это Мартин. Он умер в прошлом июне. Это был очень хороший человек, — если бы не он, я не пережила бы случившегося.

— Я знаю, история давняя, — извиняющимся тоном сказала Скалли, — но не могли бы вы рассказать, что конкретно произошло в ту ночь, миссис Тибидо?

— Коукли напал на меня здесь, прямо на лестнице. Дело было поздним вечером. Прекрасно помню, как лунный свет отражался от лезвия бритвы. Бритва у него еще была такая… Знаете, наверное? Дорогая, с ручкой из слоновой кости. И он все повторял, — Тибидо прикрыла глаза, чтобы поточнее припомнить детали той страшной ночи, — «Кто-то должен взять ответственность на себя, сестренка, и это буду не я!» — женщина помолчала минуту, собираясь с мыслями. — На суде защитники рассказывали, что отец часто избивал его, что Коукли был единственным сыном в семье, где, помимо него, было пять девочек, и как его жестоко наказывали за каждый проступок. Но, если вы спросите меня, я скажу: этот человек был чудовищем с самого рождения.

Молдер оторвался от созерцания старой черно-белой фотографии, на которой миссис Тибидо и ее муж, оба молодые и загорелые, беспечно улыбались на фоне символа Всемирной выставки 1939 года.

— Детей у вас нет?

Тибидо отрицательно качнула головой:

— Нет.

— Дело в том, — продолжил Молдер, — что, согласно нашим архивам, вы оправились от двух ранений за полтора месяца. Но через девять месяцев после происшествия вы снова легли в больницу.

— У меня были осложнения, — быстро сказала миссис Тибидо, и упрямые складки залегли вокруг ее губ.

— Что случилось с ребенком? — прямо спросил Молдер, и Скалли вскинула на напарника удивленный взгляд. — С ребенком Коукли?

Миссис Тибидо потупилась:

— Мартин любил говорить: нельзя винить ребенка только за то, что он появился на свет. Но этот ребенок… Он был для меня исчадием ада. Я не могла его оставить. В этом доме, память о том страшном человеке… — она сбилась и развела руками.

— Миссис Тибидо…

— Я отдала ребенка в агентство по усыновлению, — с большим неудовольствием призналась женщина. — Тоже мне, ребенок… Ему сейчас, должно быть, лет пятьдесят… — Она зашаркала к висящему на стене портрету и вынула из-за рамки ветхий пожелтевший квадрат плотной бумаги. — Бот адрес бюро по усыновлению. Если вы его найдете… — она снова сбилась. — А-а, ладно, ничего ему не говорите…

Молдер лежал на узком диване, задумчиво глядя в потолок. Не то чтобы Призрака всерьез интересовала структура трещин в осыпающейся гостиничной штукатурке, — просто у него больше не было сил видеть кипы фотографий, выписок из протоколов, отчетов, смет и прочих «секретных материалов» полувековой давности, в кажущемся беспорядке разбросанных по всей комнате. Даже с кровати Скалли его согнала, чтобы разложить там последнюю порцию полученных из полицейского отделения бумаг.

— Как и следовало ожидать, кости, найденные в фундаменте дома, куда вломилась Би Джей, принадлежат напарнику Чейни, Ле Бет-теру, — подала голос Дэйна. — Коукли снимал этот коттедж в сорок втором году. Кроме того, на месте преступления, под домом, детективы нашли проржавевшую насквозь опасную бритву с костяной рукояткой. Они пытаются снять отпечатки пальцев, хотя вряд ли получится. Коукли пока отпустили за недостатком улик.

— Достаточно того, что Тильман один раз арестовал его без законных оснований. Ведь в ночь нападения Би Джей видела человека много моложе.

— Но ты же знаешь, в каком состоянии она была! Скорее всего, ей попросту померещилось.

— А, может, она действительно видела более молодого человека? — предположил Молдер. — Скажем, внука Коукли, Коукли-млад-шего? Как тебе такая версия? Он действительно может походить на ту старую фотографию.

— Что, внук Коукли вдруг взял да и напал на Би Джей? Знаешь, какова вероятность такого стечения обстоятельств?

— А по-моему, достаточно реалистичная версия! — воодушевившись, Молдер рывком сел на диване. — Знаешь, иногда генетическая предрасположенность к чему-либо проявляется через поколение. Это, кстати, объяснило бы и состав крови из-под ногтей Верны Джонсон. Иногда у родственников встречаются схожие типы крови… Кстати, ты так и не выяснила, что там с агентством по усыновлению?

— Вряд ли Мендель разрабатывал свою теорию с расчетом на серийных убийц, — скептически заметили Скалли, но все-таки пододвинула телефон поближе и начала набирать номер.

— Когда я был ребенком, — глубокомысленно начал Молдер, беря горсть семечек, — мне часто снились кошмары. Прямо кладезь для нашего брата, психолога. Порой я просыпался среди ночи от жуткого ощущения, что я последний человек на земле. И тогда я слышал вот это, — он демонстративно хрустнул семечком.

— Что «это»?

— Мой отец сидел по ночам у себя в кабинете и щелкал семечки…

Скалли плотнее прижала трубку к уху — она наконец дозвонилась.

— Алло, дайте мне Валладау. Это агент Скалли, — и, прикрыв ладонью динамик, бросила Молдеру: — Ну, и при чем здесь Коукли?

— Все мы представляем собой среднее арифметическое от черт наших предков. Но что, если от поколения к поколению передаются не только базовые генетические признаки? Что, если я люблю семечки потому, что генетически предрасположен их любить?

— Дети — это не твои любимые подсолнухи, они не растут сами по себе. Иногда их кое-чему и обучают.

— Да, но существует масса случаев, когда близнецов разлучали сразу после рождения, воспитывали в совершенно разной среде, а потом они женились или выходили за муж за схожих людей и даже называли своих детей одинаково. В конце концов, о чем-то похожем писал еще Юнг. Разве его «коллективное бессознательное» — это не генетическая память, Дэйна?

Скалли собиралась парировать, но тут в трубке снова зашуршало, и она подняла руку, делая Молдеру знак помолчать.

— Да, Денни… Да, спасибо… Я непременно ему передам. — Она аккуратно, как стеклянную, положила трубку. — Денни отыскал информацию о сыне миссис Тибидо и Коукли. Парень был полицейским, и в приюте ему дали имя Рэймонд Морроу.

— Отец Би Джей?!

— Угу.

— Получается, что Би Джей — внучка Коукли! И она отвечает за убийства… Ну-ка, одевайся и пошли!

Уже на крыльце Молдера догнал вопрос Дэйны:

— Ты полагаешь, Би Джей способна на подобную жестокость?

«Хотел бы я знать, — подумал Молдер, — кто из нас на что в конечном счете способен».

— Не знаю, — честно ответил он, забираясь в машину. — Но Коукли был способен. И не исключено, что Би Джей сейчас ассоциирует себя с этим маньяком.

— Призрак, но это же чушь собачья! — Скалли опустилась на соседнее кресло. Мотор заурчал, и машина мягко тронулась с места.

— Я думаю, память Коукли и его стремления на генетическом уровне передались его внучке, и потому Би Джей начала убивать.

— Ты что, серьезно веришь, что эта женщина, Морроу, и есть тот убийца, который вырезает своим жертвам на груди слово «сестра»?

— Да.

— Но это же никак не объясняет ее собственные раны!

— Может, это вроде стигматов у излишне впечатлительных верующих? В любом случае, она в последнее время сама не своя, это даже я заметил.

— Ладно, уговорил. Но что мы теперь будем делать?

— Предупредим миссис Тибидо. Если Би Джей действительно одержима Коукли, если то, о чем мы тут теоретизировали, и в самом деле произошло, очень может быть, что она попытается завершить дело, начатое в сорок втором году.

В течение многих лет большая пятничная уборка была для миссис Тибидо неизменным элементом бытия, своеобразным ритуалом, без которого старая женщина уже не мыслила своей жизни. Выстирать и погладить белье, подмести комнаты и кухню, пройтись по полу влажной тряпкой, начисто вымыть окна, обмахнуть щеткой потолок, навести лоск в ванной, почистить кухонную плиту… С тех пор как не стало Мартина, полностью выполнять эту программу сделалось сложнее, но миссис Тибидо не собиралась сдаваться. Когда-то забота о поддержании порядка в доме оказалась тем якорем, который помог ей удержаться на поверхности жизни, и сегодня, когда отголосок тех давних событий вновь, как в дурном сне, прозвучал совсем рядом, она была рада снова обратиться к старому проверенному способу. И способ не подвел: глухая тоска, которую всколыхнули заданные молодыми агентами из ФБР вопросы, отступила, и планка настроения медленно, но неудержимо поползла вверх. К тому моменту, когда дело дошло до чистки плиты, миссис Тибидо даже начала что-то негромко напевать про себя. В аккуратном чепце и переднике с цветочками она буквально олицетворяла полноценную, цветущую старость, — по крайней мере, если не обращать внимания на старые, давно ставшие почти незаметными, но все-таки не исчезнувшие шрамы.

Мурлыча под нос мотив без слов, миссис Тибидо не слышала, как человек, тихо вошедший через незапертую дверь, взял поставленный рядом с гладильной доской утюг и на цыпочках двинулся в кухню. Когда тихие шаги за спиной заставили ее наконец обернуться, пришелец был совсем рядом: молодая женщина со странно знакомым лицом, перекошенным почти карикатурной гримасой ярости, заносила для удара тяжелый остроносый утюг…

Последующие события распались для миссис Тибидо на ряд не связанных между собой фрагментов, и только много позже ей удалось сложить из этих обрывков более-менее связную картину, в точности которой, впрочем, полной уверенности у пожилой женщины не было. Чутье, позволившее ей некогда пережить встречу с Коукли, не подвело и на сей раз. Миссис Тибидо успела отшатнуться, уклониться от сокрушительного удара утюгом и, схватив со стола пластиковую бутылку с жидкостью для чистки, обдала нападающую густой едкой струей. В следующую секунду она уже бежала в спальню, где в верхнем левом ящике стола много лет хранился заряженный и взведенный пистолет Мартина. Дрожащими руками она выдернула ящик и еле успела схватить тяжелый, маслянисто-черный «браунинг» — как раз в тот момент, когда в комнату ворвалась ее преследовательница.

— Кто-то должен взять вину на себя, — невнятно проговорила молодая женщина.

Она хрипло дышала и ожесточенно терла глаза. Взгляд ее, не задерживаясь, скользнул по черному зрачку ствола, и кривая усмешка тронула бескровные губы. Медленно, словно загипнотизированная, она сделала шаг вперед. Мелкая сыпь, покрывающая лоб и щеки, медленно наливалась кровью.

— Кто-то должен взять вину на себя, — повторила она, и в руке у нее блеснула опасная бритва со светлой костяной рукояткой, — и это буду не я…

— Между прочим, я не боюсь, могу и выстрелить, — не отводя ствол пистолета от нападающей, нервно проговорила миссис Тибидо и сделала маленький шаг, отступая на лестницу. Шаг, еще шаг…

— У тебя его глаза, — внезапно сообразила старая женщина.

Теперь она стояла на промежуточной площадке лестницы и сверху вниз смотрела прямо в подернутые мутноватой пеленой глаза убийцы… В глаза своей внучки. Морроу мотнула головой и вдруг заметила висящие на стене фотографии. Те самые, из сна! Только во сне умирала другая.

— Ты — это он! Ты моя внучка! Ты соображаешь, что делаешь?

— Заткнись! Ты все равно умрешь! — детектив Морроу оторвала взгляд от фотографий, быстро шагнула к старой женщине, с легкостью отвела в сторону дуло пистолета, рванула халат у нее на груди — и замерла.

На груди миссис Тибидо белела сетка старых, давно зарубцевавшихся, но все еще заметных шрамов, складывающихся в легко различимое слово: «сестра». То самое, которое столько раз на все лады повторялось в последние дни.

То самое, которое короткими скупыми штрихами было начертано на груди у самой Би Джей. Не обращая внимания на упавший на пол пистолет, детектив Морроу непослушными пальцами потянула вниз застежку своей молнии.

Вырезанные пониже шеи буквы у обеих женщин были похожи, словно две капли воды.

— Он сотворил это с нами обеими! — невольно вырвалось у миссис Тибидо.

Би Джей сфокусировала безумный, мутный взгляд, и сверкающее на солнце отточенное лезвие снова взвилось над головой пожилой женщины.

Миссис Тибидо кулем осела на пол — ноги больше не держали ее.

— Что ты делаешь! Это он виноват! Не-е-ет!!! Лезвие коротко свистнуло, рассекая воздух.

Машина федералов плавно затормозила у крыльца. Мельком окинув взглядом распахнутую настежь дверь коттеджа (едва ли такая неаккуратность была в характере миссис Тибидо), Молдер осторожно вошел в прихожую.

— Миссис Тибидо! — напряженным голосом позвал он. — Где вы? Миссис Тибидо!

— Ну-ка… — Скалли бесцеремонно оттерла напарника плечом и легко взбежала по лестнице.

Миссис Тибидо сидела на площадке, там, где лестница изгибалась под прямым углом, — именно здесь Би Джей настигла ее. Глаза пожилой дамы были закрыты, руки бессильно сложены на груди, но на виске отчетливо пульсировала синяя жилка.

— Миссис Тибидо! Что случилось?

— У нее была бритва… И она пыталась меня убить, — с трудом выговорила женщина. — Но что-то ее остановило… Какая-то мысль, о чем-то более важном…

— Куда она направилась? — поинтересовался подоспевший Молдер, пряча на место оружие.

— Я не знаю…

Скалли едва заметно кивнула Молдеру, и тот, мигом стушевавшись, заспешил к телефону.

— Говорит агент Молдер. Мне срочно нужна скорая к двести тридцать восьмому дому по пятьдесят четвертой улице, северная сторона. Кроме того, нужно срочно начать розыски Морроу… Да, именно так — детектива Би Джей Морроу. Можете считать, что она вооружена и очень опасна.

— Би Джей отправилась к Тильману, — уверенно сказала Скалли, подходя к Молдеру. Пока тот дозванивался до участка, она помогла миссис Тибидо подняться и проводила ее в спальню. — Убийства начались после того, как она узнала, что беременна. Би Джей ищет кого-нибудь, кого она могла бы обвинить во всех своих бедах разом.

— Не думаю, Скалли, — Молдер сосредоточенно набирал новый номер. — То есть логика в твоих словах налицо, но выводы… Если Би Джей на кого и имеет зуб, так это на Коук-ли. Теперь она знает, что малопочтенный старец — ее дед, и попытается свалить вину на него, — он помолчал, прислушиваясь к длинным гудкам в трубке. — Коукли не подходит к телефону. Я поеду туда.

К счастью, травмы, полученные миссис Ти-бидо, оказались не столь серьезными, как могли бы быть, и уже через полчаса она могла давать показания Скалли, которая решительно взяла дело в свои руки. Именно за этим занятием их и застал шеф полиции Тильман, ворвавшийся в кабинет, временно переданный федералам в безраздельное пользование. Брайан кипел от бешенства. Не успел он отойти от утреннего разговора с этим престарелым маньяком, оставившим его в итоге в дураках, как незваная гостья, столичная штучка начала невесть что плести про лучшего сотрудника вверенного ему управления… Вид Тильмана столь красноречиво не обещал никому ничего хорошего, что полицейские, до сих пор стоявшие, прислонившись к стене, непроизвольно вытянулись во фрунт.

— Агент Скалли! Мне нужно с вами поговорить !

— Извините, офицер, но мы готовим заявление.

— Вы обвиняете Би Джей в убийстве?

— Давайте поговорим позже и в другом месте, а?

— Нет уж, я хочу получить ответ именно здесь и сейчас!

— Вы видели досье на Морроу, которое мы собрали?

— Нет! В конце концов, мне наплевать, в чем вы ее обвиняете, — в любом случае это ложь! Детектив Морроу мухи не обидит!

— Ваша детектив Морроу, — Скалли постаралась вложить в реплику максимум сарказма, — только что вломилась в дом к этой женщине и напала на нее с бритвой!

— Быть того не может! — Тильман выглядел озадаченно. — Она и на задержаниях-то старалась обойтись без кровопролития…

Миссис Тибидо повернула к шефу полиции лицо, перечеркнутое наискось давними шрамами.

— Это правда, — тихо подтвердила она. — Все было именно так…

В то время, как его давняя жертва давала свидетельские показания в участке, «старый душегуб» Коукли и знать не знал, что из «номера первого» в списке подозреваемых превратился в наиболее вероятного кандидата на роль следующей жертвы. Неизвестно, порадовала бы его весть о подобном изменении статуса или нет, но такая информация сама по себе ему явно не помешала бы, — тогда он, возможно, хотя бы поплотнее закрыл окна и двери своей халабуды, гордо именуемой домом.

Коукли сидел в кресле перед экраном черно-белого телевизора и, астматически дыша через тянущиеся к кислородному баллону трубки, краем глаза следил за развитием событий в старом, еще довоенной выпечки детективе Хичкока, когда странные скрипы и посторонние звуки в коридоре привлекли его внимание. Положив шланг на журнальный столик и щелкнув клавишей пульта дистанционного управления, старик тяжело поднялся на ноги.

— Кто там?

В темноте прихожей шумно завозились.

— Кто?.. — снова спросил Коукли и умолк. Би Джей выступила из темноты, медленно поднимая руку с бритвой, и, словно в танцевальном па, шагнула к старику. Волосы ее спутались и сбились в один огромный колтун, на щеках проступила жутковатого вид сыпь, тонкие губы были искусаны в кровь; глаза, напоминающие колодцы в никуда, горели мрачным безумием. За последние дни лицо ее осунулось, помолодело и утратило женственную округлость, — единственный зритель, Коукли, правильно истолковал все эти изменения.

— Н-нет, — выдавил он, отступая в коридор.

Похоже, с выдержкой у бывшего убийцы дело обстояло похуже, чем у его давней жертвы, миссис Тибидо.

— Ну и как ты себя чувствуешь, находясь по другую сторону бритвы, братишка? — с непередаваемой издевкой поинтересовалась Би Джей, поворачивая бритвенное лезвие то так, то этак. В глазах ее сквозь безумие проступала убийственная решимость — та самая, которую Коукли столько лет имел возможность наблюдать только в одном месте — в зеркале, во время бритья, да и то лишь на самом донышке собственных глаз.

— Остановись! Нет! Не надо! — голос старика сорвался на визг.

Вж-жик! Отточенная сталь блеснула серебряной рыбкой, и кровавая полоса перечеркнула обвисшую майку на груди Коукли.

— Остановись, прошу тебя!

— Ты знаешь правила, — произнесла Би Джей непреклонным голосом отца Коукли, наказывающего сына за проступок, которого тот не совершал, и хрипло расхохоталась. — Пока ты жив, ни один твой поступок не подлежит забвению! Для этого ты должен умереть!

Молдер, объехав остов большого старого автомобиля, припарковал машину на задах дома Коукли и вошел через черный ход. Поднимаясь по лестнице, он достал пистолет из наплечной кобуры.

— Коукли! — позвал он. Ситуация с миссис Тибидо повторялась, как дурной сон. — Коукли!

Наверху раздался чуть слышный стон, и федеральный агент поспешил на звук.

Старик лежал на полу, весь в крови, и тихо скулил. Когда Молдер, сунув пистолет в карман, наклонился над ним, чтобы оказать первую помощь, Коукли открыл глаза и уставился на что-то за спиной у федерального агента. Молдер начал поворачиваться, но тяжелый удар по затылку отправил его в нокдаун.

Би Джей действовала стремительно, а безумный натиск убийцы-маньяка соединился в ее действиях с навыками профессионального полицейского. Перевернув на спину не успевшего опомниться спецагента, она склонилась над ним, готовая нанести финальный удар зажатой в кулаке бритвой. Еще не пришедший в себя Молдер заворочался, пытаясь вырваться, но Морроу только плотнее прижала его коленом к полу и поднесла лезвие к самому его лицу. Сейчас перед ней был не тот человек, с которым она бок о бок работала вот уже несколько дней, не товарищ и коллега. Перед ее внутренним взором стояло лицо Ле Беттера — проклятого копа, шпиона, врага, от которого следовало, наконец, избавиться раз и навсегда.

— На этот раз ты умрешь истинной смертью, коп…

Отчетливый щелчок снимаемого предохранителя прервал ее фразу. Морроу порывисто обернулась на звук. В двух шагах от нее стояла Скалли — бледная, напряженная, со взглядом почти столь же безжалостным, как и у самой Би Джей, и пистолет в руках специального агента не дрожал. На лице Дэйны отчетливо читалась готовность без колебаний и при первой же необходимости бить на поражение. Один взгляд на Скалли в этот момент мог бы напугать любого, — но Морроу с некоторых пор перестала бояться смерти.

…Из другого угла комнаты на Би Джей смотрел Брайан Тильман, смотрел поверх прицела пистолета, и в глазах бывшего любовника застыла неземная тоска. Но и предательство обезумевшую женщину уже не пугало. С того момента, как; Би Джей сказала Брайану о своей беременности, она была готова к разрыву. Бритва у горла федерального агента осталась недвижимой.

— Постой, Би Джей, не надо! — срывающимся голосом крикнул Тильман. — Опомнись! Что ты делаешь!

— Отпусти его! — властно приказала Скалли. — Детектив Морроу, освободите специального агента!

Морроу медленно покачала головой.

— Нет, — и, помолчав секунду, добавила: — И я не Би Джей.

— Ты Би Джей, — сквозь сжатые зубы выдавил Молдер.

Он уже пришел в себя и поэтому перестал сопротивляться — только глядел, как загипнотизированный, на тускло поблескивающий кончик лезвия, щекочущего ему подбородок.

Бритва дрогнула. Палец Скалли плотнее лег на спусковую скобу.

И в этот момент старик, о существовании которого все, кажется, успели позабыть, привлек к себе всеобщее внимание: издав горлом хлюпающий звук, он резко дернулся, вытянулся и застыл.

— Он мертв, — очень тихо проговорила Скалли, но, тем не менее, ее услышали все.

Как-то мгновенно съежившись и обмякнув, словно из нее выпустили вдруг воздух, Морроу выпустила из пальцев опасную бритву и скатилась с груди Призрака. Тильман едва успел подхватить несчастную женщину. Ее пустые глаза глядели в никуда.

— Все в порядке… Все будет хорошо… Все хорошо… — ласково пробормотал он, осторожно поставил ее на ноги и повлек к двери. — Ну, пошли, пошли…

Скалли подбежала к Молдеру, пластом лежавшему на полу, и молча помогла напарнику встать, — тот с благодарностью кивнул и, пошатываясь, побрел к двери. Дэйна хотела было сказать ему, что самое страшное позади, что ничего подобного больше не повторится, что, наконец, все будет хорошо… Но не решилась. Дэйна тяжело вздохнула и, догнав Молдера, поддержала его под руку.

Неопубликованный отрывок из черновика статьи Молдера и Скалли для реферативного журнала Национального психо-физиологического общества США:

«Мы провели исследование с целью обнаружения рецессивного гена-мутанта, включающегося при невыясненных обстоятельствах и активирующего описанные выше процессы, но определенных результатов пока не получили. Обследование пациентки X. не показало никаких физиологических изменений. Проведены анализы крови с целью определить, была ли беременность катализатором для подобной трансформации. Кроме того, нам пока не удалось определить, как результат трансформации повлиял на развитие плода. Хромосомный анализ не показал никаких генетических отклонений. Известно только, что ребенок будет мужского пола. Пациентка X. вторую неделю находится в отдельной палате тюрьмы для душевнобольных, где за ней установлено круглосуточное наблюдение, чтобы исключить возможность суицида. За это время она дважды пыталась сделать себе аборт. Отец ребенка подписал петицию об усыновлении, так что после родов наблюдение за ребенком может быть затруднено. Однако имеющиеся данные пока не позволяют нам сделать какие-либо выводы относительно того, что же стало настоящей причиной подобного болезненного состояния…»