— Что вы можете мне рассказать об ощущениях, которые испытывают умершие люди? Как, собственно, воспринимается наступившая смерть?

— Как известно, описывают их довольно сходным образом: человек поднимается над собственным телом, душа летит по длинному коридору, в конце которого сияет необыкновенный свет… — Дана пожала плечами.

Малдер прислонился к косяку и старательно молчал, чтобы не отвлекать напарницу. Это он был инициатором встречи и почти все, что мог сказать профессор Варнес, слышал не впервые.

— А как ученый вы можете поверить, что все так и происходит? — Профессор перебежал к окну, перевесил плакат с изображением скелета чуть пониже и вопросительно уставился на Скалли.

— Ну… — замялась она на мгновение, — это что-то вроде диссоциативного галлюцинаторного синдрома. Видения, порожденные сумеречным состоянием мозга.

— Вы знаете, что некоторые люди, пережившие клиническую смерть, будучи взрослыми, больше не могут носить часы? Даже механические часы начинают врать. А электронные показывают черт-те что и довольно быстро ломаются совсем. Я понимаю, это звучит по-дурацки, но, похоже, этот ваш диссоциативный галлюцинаторный синдром сопровождается переходом огромного количества энергии в другую форму. Вот, — профессор извиняющимся жестом развел пухлые ладони.

— Доктор Варнес полагает, — счел возможным пояснить Малдер, — что именно энергетический переход вызывает ощущение кружения в полете. Если в посмертном видении есть этот элемент, у пациента могут проявиться впоследствии паранормальные способности.

— Рассмотрим далее. — Профессор перебежал к соседнему столу и аккуратно поставил на ребро картонную папку, придержав ее за завязки.

Скалли невольно представила себе этого округлого человечка на лекциях. Это вот так он и бегает, размечая каждое положение своей теории собственными перемещениями в пространстве. И ведь не суетится — каждое движение отточено, каждый жест просчитан.

Малдер ничего не представлял. Он на этих лекциях неоднократно бывал лично. Студенты смотрели и слушали их, как телеспектакль по еще не опубликованному роману Стивена Кинга. Вот и сейчас: профессор держит паузу, а взгляды слушателей против их воли прикованы к покачивающейся папке — упадет или нет?

Необходимая пауза закончилась. Мягкая профессорская ладонь коротким поворотом уложила папку на стол, сняв напряжение, чтобы можно было продолжить фразу:

— Люди возвращаются после смерти очень сильно изменившимися.

— В чем это выражается? — немедленно спросила Дана.

— Во-первых, глубокие личностные изменения — они устойчиво и достоверно фиксируются практически любыми тестами. Усиливается жажда жизни. Затем — проявление и обострение экстрасенсорных способностей.

Обычно в этот момент половина аудитории взрывалась восторженным вздохом, а вторая половина — разочарованным мычанием: «Экстрасенсы… Еще про зеленых человечков расскажите!»

Только, в отличие от авторов газетных сенсаций, доктор Варнес уже много лет имел дело исключительно с фактами, статистикой, сравнительным анализом, корреляциями… Человеку непредвзятому он мог бы доказать практически любое из высказанных утверждений.

— Ну а как насчет отрицательных последствий? — поинтересовался Фокс. Сунув руки в карманы, он старательно изображал свою полнейшую незаинтересованность в этом вопросе.

— Они проявляются значительно реже, но… Я бы сформулировал это так: видимо, существует окно смерти, во время которого тело, точнее, умирающая и воскресающая личность весьма уязвима и подвержена… — доктор замялся.

— Подвержена — чему? Я не понимаю, о чем вы говорите, — резко сказала Дана. Теперь она не сомневалась, что перед встречей Малдер проинструктировал профессора, чему следует уделить особое внимание.

Доктор захлопнул папку. Чувствовал он себя неловко. Тому, что он собирался рассказать, доказательств у него не было. И о репрезентативности выборки говорить не приходилось. В его практике этот случай был единственным.

Варнес тяжело плюхнулся на стул напротив Скалли, чтобы видеть ее глаза. Она выпрямилась, как гвоздик. Профессор, оставив театральные эффекты, заговорил тихо. Правда, жестикулировать он так и не перестал.

— В моей группе добровольцев был пилот гражданской авиации. Его самолет потерпел аварию, летчик разбился вместе с тремя пассажирами. Это было несколько лет назад. Он помнит, как плыл, окруженный сияющей аурой, и чувствовал жгучее желание вернуться назад, в тело. Его оживили врачи «скорой помощи» на пути в больницу. Он — единственный оставшийся в живых после катастрофы. Вскоре после этого его стали посещать назойливые видения: как он занимается любовью с женой. Видения были очень подробные, детальные, до мелочи совпадающие с тем, как это происходило на самом деле. А потом ему стало казаться, что с его женой завел роман и еще один человек. Пилот так же детально видел этого человека занимающимся любовью. Это был пассажир. Нечто, составляющее его сущность, вселилось в пилота, и он воспринимал это нечто как самостоятельную личность.

— И что же дальше?

— Пилот чем дальше, тем сильнее утрачивал адекватное восприятие ситуации. Попросту говоря — сходил с ума. Официально установленный диагноз — шизофрения. В конце концов он задушил свою жену телефонным проводом.

«Телефонный провод! Ей богу, Стивен Кинг, да и только. Подобная история и должна заканчиваться такой вот выразительной подробностью». Скалли хмыкнула.

— Хорошенькая история, — как бы про себя пробормотал полувопросительно Малдер, наклоняясь к напарнице.

Скалли промолчала. Ей надо было подумать.

Окончательный вывод оформился у нее, когда вместе с Малдером они спускались по лестнице, направляясь к выходу с факультета.

— Собственно, все эти посмертные переживания довольно просто объясняются и без привлечения сверхъестественных явлений — подобный эффект может вызывать стимуляция центральной части мозга. Опыты, насколько я знаю, проводились… Но тем не менее — тем не менее, Малдер! — наш случай вполне объясним и без глубокого вмешательства в нервную систему — я ведь прекрасно понимаю, ты мне сейчас скажешь, что прямого воздействия на мозг Джека не было. Причины странностей в его поведении чисто психологические и медицинские.

— Например? — тут же спросил Призрак.

— Например, шок. Травма. Кислородное голодание. Личность Джека, по-видимому, претерпела некоторые изменения…

«Опять “Джек”, а не “Уиллис”, не правда ли? Ну же, Скалли, договаривай…»

— Как ты можешь судить о его личности?

«Рано или поздно об этом пришлось бы сказать. Лучше — сейчас».

Дана задумчиво улыбнулась:

— Мы встречались с ним почти год. Он был моим инструктором в Академии.

Малдер, хоть и ожидал чего-то подобного, встал как вкопанный.

— Какой, однако, поворот сюжета.

Дана приостановилась, не доходя двери, вернулась к застывшему посреди университетского коридора напарнику.

— У нас с ним день рождения — в один и тот же день. Три года назад мы вместе праздновали его в Стаффорде.

Малдер невольно улыбнулся. Такой женственной он Дану еще не видел. Куда-то подевались и непробиваемая самоуверенность, и железобетонная самодостаточность.

— …играли в бильярд, — продолжала рассказ Скалли.

Малдер перестал улыбаться.

— …Джеку было очень трудно расслабиться и отвлечься от дел. Для него это всегда было почти невозможно. Он всегда оставался напряженным, безжалостным и целеустремленным.

— Как ты думаешь, он предрасположен к психическим изменениям после пережитой смерти? — жестко спросил Призрак.

— Я считаю, что между двумя утверждениями — что Джек пережил клиническую смерть и что в него вселилась посторонняя личность — огромная дистанция. — Дана печально покачала головой. — Это не одно и то же, Малдер.

Гостиница для постоянного проживания «Десмонд Арм»

Аннаполис, штат Мэриленд

22 декабря 1994, четверг

11:56

Человек с внешностью Джека Уиллиса не сразу нашел нужную квартиру. Ему пришлось довольно долго крутиться по коридорам — к счастью, пустынным в это время суток. Зато теперь он прекрасно ориентировался в здании. И заодно присмотрел себе новое убежище. Ему очень не хотелось возвращаться в брошенный холодный дом, где он просел нынешнюю ночь не раздевая, свернувшись в скулящий комок на тахте. И ему срочно нужны были деньги. Ускользнув от копов, Лула вывезла из дома все ценные вещи, подчистую, оставив только тряпки. Или это братец постарался?

Человек резко остановился и со жгучей ненавистью уставился на дверь. Если бы Скалли увидела своего бывшего инструктора в этот момент, она бы, пожалуй, — прежде чем отвергнуть — отнеслась к фантастическому предположению Малдера с большим вниманием. Джек следил за гостиницей, где довольно долго жил младший брат Лулы Филипс, никчемный слабохарактерный балбес без определенных занятий. В конце концов Уиллис убедился в абсолютной бесполезности засады — это было примерно два месяца назад. Рассказывая о неудаче, он выглядел разочарованным и даже обмолвился о желании набить братцу Томми физиономию. Но — Скалли не сомневалась — Джек никогда в жизни не утратил бы контроль над собой настолько, чтобы позволить желанию взять верх над разумом.

А в гостинице имело место именно сокрушительное поражение разума. Человек ударом ноги вышиб дверь и ворвался в комнату. Лежащий на кровати парень, вместо того чтобы вскочить, только выкрикнул недоуменное ругательство и натянул одеяло до подбородка, а вторгшийся чужак, мгновенно оценив расстановку мебели и ситуацию, дернул на себя ящичек прикроватной тумбочки… Все правильно. Пистолет лежал там, где и должен был. В следующую секунду черный зрачок металлического ствола уставился в висок хозяина квартиры.

— Какой же ты предсказуемый, Томми, — недобро усмехнулся незнакомец. — Все твои привычки так легко угадать.

— Что тебе надо? Кто ты такой? — скомандовал чужак.

Он отвернулся, окинул взглядом убогое жилье и пошел в угол, где было выгорожено подобие кухоньки. Перепуганного и сбитого с толку хозяина можно было не опасаться.

— Я совершенно не одет! — взвизгнул Томми.

— Вылезай! — лениво бросил бандит. — Я не хочу в тебя стрелять, но ты меня вынудишь.

Парень тут же вскочил. Одеяло соскользнуло на пол, и оказалось, что «совершенно не одет» — вранье. На Томми были старенькие жеваные джинсы, правда сползшие с талии. По открытой безволосой груди мотался на шнурке аляповатый крест.

— Слушай, кто ты такой, а? Ты пришел от хозяина?

Незнакомец, не слушая, открыл холодильник и беспардонно принялся рыться в продуктах. Говорить о хороших манерах человека, вооруженного только что отобранным пистолетом, Томми бы не рискнул, даже будь он сам воспитан идеально. А теперь он даже обрадовался. Скорее всего, какое-то недоразумение. Путают.

— Я заплатил за квартиру, клянусь тебе. Можешь спросить Освальда.

Незнакомец вскрыл банку газировки, отхлебнул и рявкнул:

— Заткнись.

Грохнула дверца холодильника.

— Где она? — жестко спросил бандит, сузив глаза.

— Она — кто? — искреннее удивился Томми.

— Твоя сестра.

— Лула?

Банка полетела в угол, заливая шипящей газировкой стены и пол. Потерявший терпение незнакомец рванулся к Томми с такой яростью, что парень шарахнулся назад, споткнулся о кровать, завалился на спину, закрываясь руками, и сбивчиво заговорил:

— Я не знаю! Я не знаю, я клянусь тебе! Я просто жду, когда увижу ее в «Новостях». Я больше ничего тебе не могу сказать…

Неизвестно, сколько еще пришлось бы ему попусту молоть языком, в любой миг ожидая удара рукояткой по зубам, но Томми повезло.

— Смотри сам! — выкрикнул он, тыча пальцем в экран.

Человек оглянулся. Напротив кровати стоял старенький черно-белый телевизор. И во весь экран на зрителей надвинулось хмурое женское лицо с крупными тяжеловатыми чертами. Эту фотографию человек хорошо помнил. Она была не слишком удачна. Лула плохо получалась на фотографиях. Неподвижное изображение было бессильно передать очарование этой женщины.

Томми схватился за кроссовки и принялся торопливо обуваться. Он почти успокоился: да, действительно, случилось не совсем обычное, но не имеющее к нему прямого отношения недоразумение.

Незнакомец сдвинул шпенек регулятора звука — никакого эффекта, со злостью грохнул кулаком по крышке телевизора. Томми по-дурацки осклабился:

— Звук у него не работает. Ну что? Опередили тебя, приятель?

— Ты так считаешь?

Голос чужака звучал надломленно, и в нем слышалась отчетливая угроза. Томми снова забеспокоился:

— Нет, ничего я такого не считаю, что ты…

Выдающимися умственными способностями Томми Филипс не страдал, но благодаря многократной физической обработке лицевой поверхности твердо выучил: если имеешь дело с психом, лучше его не злить.

Незнакомец выключил телевизор и медленно выпрямился. Лицо его искривилось, губы задрожали:

— Я скучаю по ней, Томми. Мне ее так не хватает, так не хватает, просто ужас какой-то… Вот почему я вернулся…

Парень откинулся на спинку кровати. Было что-то очень знакомое в этих словах, в выражении глаз, в… нет, не в голосе — в интонациях…

— Подожди-подожди!.. Мы разве с тобой знакомы?

— Все, что я вижу, — я вижу через нее, ее глазами, — незнакомец продолжал говорить, не обращая внимания на своего невольного собеседника. Он не замечал даже, что творится с ним самим, не замечал, что тихонько всхлипывает, что слезы набрякли в уголках глаз…

— Слушай, — обалдело заметил вдруг Том, — у тебя кровь идет.

Человек опустил взгляд, заворожено коснулся расползающегося по серому свитеру алого пятна. Потом посмотрел на испачканную кровью руку и прошептал:

— Даже уродство красиво — и только благодаря ей.

Ностальгическое забытье в долю секунды превратилось в бешенство. Человек вскинул пистолет, рывком снял с предохранителя, прицелился. Томми рефлекторно поднял руки, вжался в спинку кровати и забормотал:

— Хорошо-хорошо, что ты хочешь, я все сделаю…

— Ты заманил нас в ловушку, Томми, — со сдавленной яростью бросил чужак. — Ты продал нас федералам.

Такую фразу мог произнести только один человек в мире. Забыв о незнакомой внешности, Томми всмотрелся в сумасшедшие глаза:

— Д-дюпре?

Он не сообразил, что для человека с пистолетом это означало только одно: «Больше ты еще никого продать не успел? И не успеешь».

Высокий угрюмый мужчина остановился у выхода из квартиры и принялся грызть ноготь. Денег у Томми оказалось даже больше, чем ожидалось. Значит, Лула уже успела подбросить братишке — сукину сыну! — очередную подачку. Но сама она здесь не появлялась. И федералы ее ищут. И его, наверно, ищут… А он же не знает как зовут этого типа, в чье тело он угодил! Человек нервно хохотнул. А что — они теперь сами сюда и придут. И сами скажут и кто он такой, и как его имя. И Лулу для него найдут — куда ж они денутся.

Человек тщательно обтер пистолет, вышел не лестничную площадку и швырнул оружие в мусоропровод. Пусть найдут. Что еще надо? Голова постоянно кружилась, и человек старался мысленно удерживать перед глазами всю цепочку рассуждений, опасаясь сбиться. Что же следующее… Ах да. Переодеться. Во что? Переодеться в… Придется идти в магазин и купить.

Человек прижал ладонь к подсохшему кровавому пятну на свитере. Боли он не чувствовал — только неприятное ощущение на заскорузлой коже. И как ни странно, кровь уже перестала течь.

Место преступления

Гостиница для постоянного проживания «Десмонд Арм»

Аннаполис, штат Мэриленд

23 декабря 1994, пятница

13:00

По сложившейся традиции Скалли всегда выслушивала рапорт полицейского офицера. Но на этот раз ее обязанность успел взять на себя руководитель местного регионального отделения ФБР Дэниел Браскин — и теперь пересказывал полученную информацию коллеге из Вашингтона.

— Вообще что-то похожее на выстрел соседи слышали вчера, около полудня. Но забеспокоились только сегодня утром, когда никто не ответил на стук. Видимо, парень не слишком часто выходил из дому. Только тогда и сообразили. По вызову девять-один-один приехал патрульный и обнаружил, что крысы нашли труп первыми. Жертву зовут Том Филипс. Как только мы установили личность, сразу сообщили вам.

— Он действительно родной брат Лулы?

— Фамильное сходство между ними найти теперь трудновато: ему в лицо выстрелили из сорок пятого калибра, а потом еще и крысы поработали…

«Почему люди так идиотски шутят при самых неподходящих обстоятельствах? Шутил бы дома — если уж вообразил, что у него есть чувство юмора», — досадливо подумала Скалли.

— Что на него есть? — вслух спросила она.

Малдер с рассеянным видом бродил по комнате, то и дело поглядывая на главный предмет обстановки — широкую кровать с растекшимся кровавым пятном на грязной подушке.

Браскин открыл блокнот:

— Филипс жил здесь последние шесть месяцев. Несколько раз попадал к нам — в основном за хранение наркотиков. Ничего серьезного. Нигде не работал. Источник средств существования неизвестен. По слухам, ему помогала сестра, но саму ее здесь никогда не видели.

Теперь Призрак внимательно рассматривал старенький телевизор — эдакий гибрид комода с аквариумом. Еще раз поглядел на кровать и спросил:

— Телевизор был включен, когда нашли тело, или нет?

Вопрос Малдера прозвучал невпопад. Браскин сбился с доклада. Скалли посмотрела на напарника с легким неудовольствием.

— Нет. А что? — ответил наконец Дэниел.

— Ну, поскольку я не вижу книг, надо полагать, что чтение к любимым занятиям Томми не относилось. А исходя из того, в каком положении лежал труп, можно легко представить, что убитый в момент выстрела смотрел телевизор.

— Э-э… Ну, возможно, ты прав. Поговори с экспертами, может быть, вы и найдете что-нибудь…

Из коридора донесся резкий мужской голос:

— Прочь с дороги! По правилам мне разрешен пропуск на место преступления.

— Сначала вы должны предъявить мне документы, — молодой полицейский, дежуривший у дверей, даже не повысил голос. Мало ли кто и как пытается прорваться туда, где было совершено убийство. Патрульные ко всему привыкают быстро. На репортера этот тип, конечно, не похож, и морда слишком угрюмая, и костюм строгий, и плащ черный — ни дать ни взять фэбээровская униформа. Но без удостоверения он может быть похожим хоть на Ронни Рейгана.

Скалли и Малдер переглянулись.

— Похоже, ты была права, — тихо сказал Фокс. — Он не в себе.

— Извини, пожалуйста… — не отрывая взгляда от человека, скандалившего с патрульным, Скалли оставила напарника и пошла к выходу. — Джек!.. — тревожно окликнула она. Тот, кого она назвала Джеком, повернулся. На Дану уставились воспаленные блестящие глаза.

И перед этими глазами немедленно появилось дрожащее, но отчетливое изображение: молодая рыжеволосая женщина с пистолетом в руках. Руки трижды вздрагивают от отдачи. И картинка переворачивается, разлетаясь на множество осколков…

— Какие-то осложнения? — женщина обратилась одновременно к обоим мужчинам. Ее срывавшийся голос выдавал сильное волнение.

— Да нет, никаких осложнений, — ответил скандалист. Слова следовало подбирать как можно тщательней. Не приходилось сомневаться, что бывший хозяин тела и эта женщина друг друга знали. — Просто у меня нет с собой документов. Может быть, достаточно просто сказать этому джентльмену, кто я такой?

— Все в порядке, сержант, — быстро проговорила она. — Это агент Джек Уиллис, отдел насильственных преступлений, из Вашингтона. Пропустите его, пожалуйста.

— Я только выполняю свой долг, мисс, — флегматично отозвался полицейский.

Дана за руку вытащила Джека в коридор.

— Бог ты мой! Уиллис, что с тобой случилось? Тебя добрая половина Конторы ищет! Где ты был?

— Да, я понимаю, конечно, но… Я какой-то сам не свой в последнее время. Я когда очнулся…

— Джек, я как врач настаиваю, чтобы ты немедленно отправился обратно в больницу.

— О нет-нет-нет! — перебил ее мгновенно разозлившийся мужчина. — Ни за что! Я остаюсь здесь.

— Тебе нельзя оставаться! — глаза у Скалли сделались совершенно круглыми.

— Кто это сказал? С какой стати?

— Джек, ты едва выжил после серьезного ранения. Чудо, что ты вообще на ногах держишься.

— Слушай, — мужчина перешел не шепот, — это ведь квартира Томми Филипса, правда?

— Джек, — начала было Скалли, — можно тебя спросить…

— Его убили из сорок пятого калибра или нет?

— Да, это так, — после короткой паузы ответила она.

— Я был прав! Так вот — это оружие выбирала Лула. Я знаю этих людей, я знаю их лучше, чем кто бы то ни было! И если я прав по поводу оружия — мы уже на полпути к разгадке.

Дане было трудно согласиться, но она хорошо знала Джека. Когда его захлестывало, разумные аргументы действовать переставали. Чтобы отправить его сейчас в госпиталь, ей понадобились бы санитары. И он бы ей этого не простил.

— Я понимаю, — мягко начала она, — ты начинал это дело…

— И я же его и закрою — чего бы мне это ни стоило! — придушенно выкрикнул он.

— Хорошо. — «Только бы Джек не сбежал снова! Удрать из больницы с дырой в грудной клетке — сумасшествие какое-то!» — Но я настаиваю: сразу же после того, как мы закончим здесь работать, ты отправишься в госпиталь, где проведут полное физическое и психическое освидетельствование. И если по результатам тебе назначат постельный режим, ты больше бегать не будешь. Мы перевезем тебя в Вашингтон, и будешь нормально долечиваться. Это совет не только коллеги, но и друга, не спорь, Джек! — «Только бы он опять не исчез!»

— Хорошо, — повторил он вслед за женщиной. — Условия честные.

И прошел мимо дежурного полицейского в комнату. Дана поплелась было следом, но передумала и решила постоять в коридоре. Если Джеку опять вздумается прогуляться, она его встретит.

— С возвращением тебя, — улыбнулся Уиллису высокий молодой брюнет.

— Джек, — представился он, протянул руку в ответ и только потом сообразил, что, скорее всего, этот проклятый Уиллис уже встречался со всеми присутствующими.

— Рад, что ты снова среди живых, — поздоровался второй.

— Я тоже этому рад. Что тут у вас?

— Агент Малдер нашел отпечаток на экране телевизора. Правда, частичный, но уже ясно, что он не принадлежит жертве.

«Очень осторожно! Каждое слово — очень осторожно. Проклятие, стереть отпечатки по всей комнате — и начисто забыть самый заметный предмет! А теперь поздно. Эксперт уже снял отпечаток».

— Отличная работа, агент Малдер, — криво улыбнувшись, пробормотал он вслух. — Вы произвели на меня впечатление.

Фокс мог бы сказать то же самое. У Джека Уиллиса изменилось выражение лица. Глаза запали и глядели чересчур настороженно. Он явно нервничал и был не уверен в себе. Часто облизывал губы. И вообще, лучше не скажешь — он произвел на Призрака сильное впечатление. И — весьма неприятное.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

26 декабря 1994, понедельник

Около полудня

Человек с внешностью Джека Уиллиса провел полтора дня в весьма напряженной работе. Эта рыжая («которая меня застрелила») оказалась невероятно упрямой. Она таки отвезла его в госпиталь и нахально настояла на своем присутствии при медосмотре. Врачи возились долго — главным образом потому, что никак не могли поверить собственным глазам: чудовищная рана, едва не отправившая Уиллиса к праотцам всего два дня назад, закрылась и почти не причиняла раненому неудобств. Агента выписали, вернули ему одежду, служебное удостоверение, связку ключей, бумажник и торжественно проводили к выходу. У выхода рыжая нахалка снова вцепилась в Уиллиса, словно репей, недвусмысленно заявив, что собирается собственноручно уложить больного приятеля в постель… то есть отвезти домой. На этот раз ее вмешательство пришлось кстати: раненый понятия не имел, где находиться квартира от его ключей. Этот неприятный факт удалось списать на усталость и частичное выпадение памяти. Кстати квартирка у агента ФБР оказалась крохотной, со спартанской обстановкой. С приличной жратвой там тоже было скверно: покойник соблюдал какую-то дурацкую диету. Зато кое-какие полезные документы нашлись, в том числе дневник, который воскресший Уиллис изучал все воскресенье.

Следующий день прошел на пределе нервного напряжения: шесть часов тестирования, постоянные поздравления от не разберешь кого, сложные маневры по определению собственного рабочего стола… Слава богу, что характер у этого типа было тяжелый и особо близких друзей вроде не обнаружилось. Кроме той рыжей — Даны Скалли. Напарник звал ее только по фамилии.

Сегодня основной задачей стало получить положенное по закону табельное оружие, поскольку, обезоруженный, Уиллис чувствовал себя хуже, чем голый. Дорвавшись до служебного тира, он наконец расслабился и позволил себе немного отдохнуть. Синяя мишень, символизирующая человеческую фигуру, — это, конечно, суррогат, но превращать ее в решето было принято.

Здесь и нашел спецагента Уиллиса спецагент Малдер. Наушники Фокс предусмотрительно не захватил, и наблюдать за стрельбой ему пришлось, заткнув уши пальцами.

— А ты неплохо стреляешь, — приветливо улыбнулся он.

— Ну, ты же понимаешь… — Уиллис подтянул мишень к себе и открепил продырявленный лист. — Если я после госпиталя снова беру в руки пистолет, я должен немного потренироваться.

— Я бы на твоем месте не стал беспокоиться — стреляешь ты великолепно.

Длинный зануда приноровился ходить по пятам, то и дело забегая вперед и заглядывая Уиллису в лицо. Тот с трудом сдерживал раздражение.

— Что-нибудь еще?

— Да… я зачем, собственно, пришел. У Скалли день рождения. — Малдер достал из внутреннего кармана пиджака открытку и тонкий фломастер. — Я хотел тебе предложить: может, распишешься?

— Конечно, о чем речь! — в голосе предательски прозвучало облегчение, но оно могло сойти и за радость. Да-да, это можно подчеркнуть: — С радостью распишусь. Всегда рад отпраздновать что-нибудь приятное.

Уиллис зачиркал по поздравительному адресу. Малдер, сохраняя на губах улыбку, внимательно следил, как коллега выцарапывает несколько слов. Левой рукой.

— Прошу.

Он вернул подписанную открытку, и в голосе снова прозвучало чувство, которое вовсе не следовало проявлять открыто: «Ну, теперь ты наконец оставишь меня в покое?»

Призрак вприпрыжку побежал в родной подвал.

«Результаты тестирования… Интеллект… несколько снижен. Тревожность… существенно выше нормы. Профиль личности… искажен, показатели не валидны, интерпретации не подлежит. Понятное дело. Невроз… естественно, есть. Самооценка… как и раньше, заниженная. Что еще?.. Вменяем. По сем стандартным тестам разброс в пределах нормы, кроме невротических и отдельных психотических симптомов. Какого еще черта надо Малдеру от человека, перенесшего такую травму? Может, хоть теперь отцепится?»

Дана сосредоточенно барабанила по клавиатуре, когда ворвавшийся напарник торжественно положил на клавиши поздравительную открытку с идиотскими цветочками.

— С днем рождения, Скалли.

Она сплела пальцы и внимательно посмотрела на Призрака, ожидая объяснений. Вполне оправданно было бы обидеться, но каждый раз, когда Малдер вытворял что-нибудь странное, причины его поступка оказывались разумными. Если ему, конечно, не взбрело в голову мило пошутить.

— Ты на два месяца поторопился.

— Это от Уиллиса, — невозмутимо пожал плечами Призрак. — Ты ведь сказала, что вы родились в один день?

— Да.

— Так вот, — хладнокровно продолжил Фокс, — для него это известие — новость. Я попросил подписать адрес — он его и подписал. Одной левой.

Малдер отошел к своему столу и плюхнулся в кресло.

— То есть ты его испытывал, — медленно произнесла Скалли, заводясь.

— Да, — твердо ответил Призрак. Уж чего-чего, а вины он за собой не чувствовал. — После того как выяснил, что пропали улики по делу об убийстве Томаса Филипса.

— Какие улики?

— Отпечаток пальца с телевизора. Лучшее, что у нас было. Прямая ниточка к убийце. Кто-то украл его прежде, чем в лаборатории успели сделать дактилоскопию.

Скалли подошла к напарнику и, поскольку тот остался сидеть, посмотрела на него сверху вниз:

— И ты уверен, что ответственность за это лежит на Уиллисе?

— Я не уверен, что Уиллис — это вообще Уиллис. Ты, по крайней мере, можешь наконец смириться с очевидным фактом: пока он было при смерти, произошло какое-то сверхъестественное превращение.

— А ты можешь наконец смириться с тем, что это самое обыкновенное дело, а не «секретный материал»? И отвязаться от человека, которому и без тебя плохо. И ему есть чем заниматься. Да, у него несомненный посттравматический шок, я это вижу. И изменения в характере. Возможно, левшой он было в детстве, и травма вытащила это из памяти. В литературе и не такие случаи описаны. Но он прошел две независимые экспертизы — и медицинский осмотр, и психологическое освидетельствование. То, что он не помнит мой день рождения, еще не означает, что в него вселился демон. Он и раньше не помнил, что надо поздравить меня с днем рождения. Я и сама это не всегда вспоминаю, — улыбнулась она.

— А ты не забыла, как раньше выглядела его подпись? — Малдер был терпелив, как с больным ребенком. — Смотри: это — копия формы о выдаче служебного оружия, выписанная за день до того, как Джека Уиллиса застрелили.

Скалли, удержав на языке реплику: «Прекрати говорить о нем как о покойнике!» — склонилась над страницей.