Мэрилендский Морской банк

Аннаполис, штат Мэриленд

20 декабря 1994, вторник

17:55

Скалли открыла дипломат, достала очередной бланк и принялась заполнять. Это бессмысленное бумагомарание продолжалось уже несколько часов — ведь в финансовом учреждении не принято читать книжку или глазеть на окружающих. В финансовом учреждении все должны заниматься делом. Правда, у Скалли и ее сегодняшнего напарника дело было не совсем обычным: они дожидались грабителей.

Итак, Уоррен Дюпре и Лула Филипс, супружеская чета. Кличка: «влюбленные». Специализация: вооруженный грабеж небольших банков. Действуют на протяжении полутора лет, преимущественно на территории штата Мэриленд (возможный, хоть и иррациональный мотив — месть властям), а также соседних штатов. Деятельность характеризуется дерзостью, бессмысленной жестокостью и, как ни странно, сравнительно малой эффективностью: ни один налет не принес грабителям больше двадцати тысяч долларов. С другой стороны, выработанная тактика сделала «влюбленных» неуловимыми. Налеты совершались молниеносно. Преступник в одиночку (партнер ждал в машине) врывался в здание банка, заставлял первого попавшегося кассира расстаться с наличностью и бесследно исчезал. Если сумма оказывалась маленькой, это ничего не меняло. Легко ловить обезьянок, которым жаль разжать кулачок и выпустить лишние орехи. Дюпре и Филипс, к сожалению, были умнее. Что там еще в досье? Ах да, главное: доказательств — никаких. Только разрозненные анонимные показания да еще логика и интуиция спецагента Уиллиса, который вел дело «влюбленных» уже полтора года.

Скалли знала об этой парочке довольно много, хотя сама их делом не занималась. Просто каждый раз, когда она сталкивалась со своим старым приятелем Джеком Уиллисом, тот, едва поздоровавшись, начинал говорить как заведенный: о результатах очередной баллистической экспертизы, о новых фактах из биографии, о трудном детстве, о патологическом заострении характера… В своих изысканиях Джек докопался до архивных упоминаний канадских предков Дюпре и убогих школьных сочинениях Лулы Филипс. К огромному, однако, сожалению, все следы, обнаруженные агентом Уиллисом, оказывались, как минимум, пятинедельной давности. Кроме трупов, естественно. И прямых доказательств причастности супругов к грабежам и убийствам у агента Уиллиса по-прежнему не было.

Но вот нынче утром Джек примчался к Дане окрыленный: неизвестный осведомитель по «горячей линии» сообщил о готовящемся ограблении Мэрилендского Морского банка. И теперь в кассовом зале полтора десятка полевых агентов Бюро изображали вдумчивую финансовую деятельность, нервно вздрагивая, когда в зал входил очередной клиент, и облегченно вздыхая, когда потенциальная жертва наконец убиралась восвояси.

Уиллис не находил себе места. Он переговорил со всеми агентами группы поддержки, упросив их не вмешиваться без крайней необходимости. Это было его дело, его и только его, главное дело в его жизни и он хотел завершить его сам. Дане было бы лестно объяснить свое участие в операции желанием Уиллиса сделать ее свидетелем своего триумфа. Но здравый смысл назойливо твердил, что у Джека и мысли такой быть не могло. Джеку нужен был надежный напарник, проверенный товарищ и хороший стрелок. Кто совмещает в себе все эти качества? Дана Скалли. Товарищ и напарник. А если осведомитель не обманул, то карьера одного из «влюбленных» сегодня же и закончится. И незачем, Джек, бегать, мотать головой и подпрыгивать всякий раз когда открывается входная дверь.

— Успокойся, все идет как обычна, — вполголоса проговорила она.

— Банк закрывается через пять минут! — Уиллис вертелся на месте, как разъяренный барс.

— Ты уверен, что твоя наводка точна? И это не розыгрыш или дезинформация?

— Нет, все точно. Я достаточно долго гоняюсь за этой парочкой. Они должны объявится, я чувствую. Я им буквально в голову могу забраться!

— Главное, чтобы ты сам при этом голову не потерял.

Джек улыбнулся, глубоко вздохнул и постарался успокоиться.

— Ну что ж, агент Скалли, я понял намек. Ты, как всегда права. — Уиллис поднес к уху крохотный радиопередатчик: — Говорит «первый», вы слышите меня? Данные наружного наблюдения, пожалуйста.

— Сейчас, одну секунду… Мы проверяем…

Долгая-долгая пауза. И торжественное сообщение:

— Готовность номер один, объект на подходе.

Напротив входа в банк несколько минут назад припарковалась неприметная грязно-черная машина. За рулем сидела женщина. Ее лицо казалось некрасивым от усталости и тщательно скрываемого напряжения. Она отвела со лба растрепавшиеся кудри, внимательно оглядела улицу и высокие стеклянные двери банка. Ее спутник, выглядевший моложе и беспечней, положил себе на колени крупнокалиберный карабин и принялся вгонять в магазин тяжелые маслянистые на ощупь патроны. По сторонам он не смотрел: это не его забота. К тому же он знал, что Лула куда наблюдательней и наверняка заметила бы неладное быстрее, чем он сам. Правда, сегодня она была неразговорчивей обычного.

— Что с тобой, детка? Неужели нервничаешь?

—Да не то чтобы… — она не сводила настороженного взгляда с высоких дверей, — просто я не хочу, чтобы наше везение вдруг оборвалось.

Уоррен Дюпре отложил карабин, прищурил затуманившиеся глаза и вкрадчиво зашептал:

— А может быть, ты и есть моя удача, мой талисман. Когда я смотрю на звезды, мой звезды всегда одни и те же, — он обнял ее за плечи, притянул к себе.

— Одни и те же, мой дорогой, — повторила женщина, стараясь попасть ему в тон.

Он торжествующе усмехнулся и впился поцелуем ей в губы. Она нетерпеливо ждала, пока закончиться неистовый приступ нежности, — времени у них было мало. Ее партнер тоже понимал, что пора для лирики наступит чуть позже. Он заставил себя оторваться, быстрым движением натянул на голову уродливую хоккейную маску перехватил поудобнее оружие и распахнул дверцу автомобиля.

Дюпре пересек улицу одной стремительной пробежкой и ворвался в кассовый зал, с порога отшвырнув назад какого-то молодого прощелыгу.

— Все на пол! Немедленно! Вниз! Буду стрелять!

Пусть журналисты называют потом его крик истерическим воплем, пусть психологи авторитетно объявляют, что преступнику необходимо держать себя на взводе, чтобы решиться на насилие, — все это мусор. Главное — не замолкать ни на миг, не давать опомниться, раздавить, уничтожить, стрелять без колебаний, мразь, твари, сволочи, на пол, перестреляю…

Визг и ужас концентрическими кругами разошлись по залу. Почти все, видя вооруженного психопата, бросались на пол, прикрывая голову, старались спрятаться за мебель, забивались по углам — то есть вели себя как образованные цивилизованные люди. Только подбежавший на шум полицейский получил по голове прикладом и рухнул бесформенной грудой плоти. Еще несколько человек замешкались.

— Живо на пол! А ты чего стоишь? Сейчас перестреляю всех к чертовой матери, сволочи!

На ногах устояла только молоденькая кассирша.

— Деньги в сумку, быстро!

Пока все шло почти идеально. Посторонних в зале на момент нападения оставалось всего шесть человек. К счастью, никто из них не впал в панику, не заметался по залу, не стал разыгрывать из себя героя. Нет, один герой нашелся: охранник банка бросился наводить порядок. Просили же идиота не лезть не в свое дело!

Так. Все в безопасности. Женщина средних лет застыла было в ступоре, но агент, крутившийся рядом с ней последние четверть часа, пренебрегая косыми взглядами, сбил ее с ног и запихал под стол. Можно начинать.

Стоя на четвереньках, Уиллис достал пистолет, снял с предохранителя. Скалли сделала то же самое. Обменявшись взглядами, оба федерала одновременно поднялись на ноги и взяли преступника на прицел.

— А ну брось оружие! — скомандовал Джек Уиллис. — ФБР! Бросай оружие! Немедленно!

Грабитель коротко оглянулся, оценивая ситуацию, вздохнул… и опустил ствол. Джек на долю секунды расслабился. Всего лишь на долю секунды, но это было слишком много. Не спускавший глаз с федерала бандит выстрелил на вскидку и развернулся к женщине-агенту.

Скалли, словно на стрельбах в тире, плавно нажала на спусковой крючок. Джек, отброшенный к стойке кассы крупнокалиберной пулей, еще падал, оскальзываясь развороченной спиной по блестящей металлизированной пластмассе, когда агент Скалли произнесла второй и третий выстрел. Один за другим.

Хоккейная маска сверкая нарисованными зубами, покатилась по полу.

Муниципальный госпиталь

Аннаполис, штат Мэриленд

20 декабря 1994, вторник

18:59

Машины «скорой помощи», стоявшие наготове неподалеку от здания банка, доставили оба тела в больницу почти молниеносно. Собственно с Дюпре можно было не торопиться: Скалли точно знала, что из трех ее выстрелов три были смертельными. Но Уиллис…

Еще в машине выяснилось, что пуля каким-то чудом не задела ни одного жизненно важного органа. Однако сквозная дыра в грудной клетке, массированная потеря крови и жестокий шок сделали будущее федерального агента не менее определенным, чем будущее преступника, застреленного за оказание сопротивления при аресте.

Врачам удалось остановить кровотечение и сделать успешное переливание крови. Тем не менее жизнь стремительно покидала тело федерального агента Уиллиса так же стремительно, как и тело ранившего его федерального преступника, с которым тоже возились, но скорее для того лишь, чтобы не было потом упреков в нарушении клятвы Гиппократа. Реаниматоры приложили бы больше стараний, если бы Скалли с ходу не отрекомендовала второго раненого как убийцу-рецидивиста.

Состояние Уиллиса было безнадежным. Во время операции он впал в кому, затем медики констатировали клиническую смерть. Преступника после положенных процедур уже накрыли простыней, а федерального агента все еще пытались достать с того света. Отступиться врачи не смели — Скалли буквально висела у них на горле.

Она стояла рядом с передвижной реанимационной койкой, цепляясь за поручень, не отрывая взгляда от кислородной маски на белом лице, и, не сознавая того, шептала:

— Что ж ты делаешь, Джек?

— Руки! — скомандовала главный врач бригады.

Скалли рефлекторно отдернула пальцы от никелированного поручня каталки. Тело раненого сотряс электрический разряд. Линия на кардиографе на мгновение дрогнула и снова вытянулась в ровную ниточку.

— Двадцать девять минут пятьдесят пять секунд… — медсестра вела неумолимый счет: именно столько Джек Уиллис был уже мертв. Клинически.

— Ну давай, Джек, давай! Выкарабкивайся! — шептала Скалли.

— Тридцать минут…

Реаниматор вздохнула и безнадежно приказала:

— Ладно, попробуем в последний раз. Триста шестьдесят джоулей. Руки!

— Пульса по-прежнему нет, — констатировал врач-ассистент.

Главврач стянула с лица защитную маску и повернулась к Скалли:

— Мне очень жаль. Мы сделали все, что в наших силах.

Медсестра уже сноровисто отключала кислород, перекрывала капельницы, отсоединяла шланги…

— Ну как? Все на сегодня? — как ни в чем не бывало спросил второй врач.

— Нет! — яростно проговорила Скалли. — Нельзя прекращать попытки.

— Прошло уже больше получаса с момента наступления смерти. Он необратимо мертв.

— Попробуйте еще раз, — Скалли заставила себя произносить слова почти спокойно. Ей надо было, чтобы ее послушались, а не выставили из реанимационного отделения. — Доведите до четырехсот.

— Мы его потеряли, — терпеливо объяснила врач.

— Я тоже врач. Или вы дадите ему еще разряд в четыреста, или я сама это сделаю.

Главврач, вздохнув, обернулась и скомандовала:

—Руки!

В несколько секунд отключенную аппаратуру вернули в рабочее состояние. Учитывая общее замешательство, главврач, прежде чем дать разряд, бегло осмотрела операционное поле, не замешкался ил кто, не касается ли раненого… Нет. Разряд! Уиллиса снова выгнула судорогой.

И одновременно тело, лежащее на соседней каталке, подскочила без всякого внешнего воздействия — да так, что окровавленная простыня чуть не съехала в сторону. Правда, этого никто не заметил.

По экрану, как и прежде, ползли две ровные линии. Ассистент досадливо пробормотал вслух:

— Пульса все еще нет.

— Дайте ему еще одну ампулу стимулятора, — уверенно распоряжалась Дана, — и еще раз четыреста джоулей. Давайте.

Ассистент встряхнул головой и взялся за шприц. Было ясно, что эта особа не отцепится. Главврач снова приложила к груди покойника оконечник дефибриллятора.

— Руки!

— И еще разряд, сразу же! Давай, Джек! — уже вслух подгоняла Дана застрявшего на том свете друга. — Давай же!

Тело на соседней каталке подскочило настолько резко, что рука, дернувшись, сорвалась с никелированного поручня и свесилась вниз. На загорелой коже между запястьем и локтем грязным пятном темнела причудливая полустертая татуировка — что-то вроде изогнувшегося крючком дракона.

И уныло молчавший до сего момента кардиограф запищал, отметив первый удар сердца, остановившегося полчаса назад.

— Смотрите-ка, — удивленно протянула врач. — Пошел ритм. Не спрашивайте меня, как это может быть и откуда он взялся, но он все-таки пошел.

— Давление восемьдесят… нет, уже девяносто на пятьдесят, — быстро считывала показания прибора медсестра, — состояние нормализуется, пульс устойчивый…

Скалли перевела дыхание, быстро заморгала, сгоняя навернувшиеся слезы, и пошла к выходу из реанимационной. По пути она едва не зацепила стоящие рядом носилки и мертвую руку, выскользнувшую из-под окровавленной простыни.

Выписка из истории болезни:

«Джек Уиллис. Возраст: 37 лет. Рост: 1 м 92 см. вес: 98 кг. Группа крови: А, резус

положительный. Поступил с проникающим ранением грудной клетки. Прооперирован 20. 12.94… Состояние клинической смерти… Послеоперационных осложнений не отмечено… Переливание крови — без осложнений… В настоящее время находиться без сознания. Пульс 76. Давление 110 на 60. Нуждается в постоянном контроле сердечной деятельности. Подключен к аппарату искусственного дыхания. Назначения: кислород, строфантин, преднизолон, солевые растворы…»

Муниципальный госпиталь

Аннаполис, штат Мэриленд

21 декабря 1994, среда

09:18

В больничной палате было очень тихо. Сюда поместили пациента, которому предстояло много дней провести недвижимо, оправляясь от тяжелейшего ранения. Сейчас он был уже вне опасности, но множество приборов, подключенных у изголовья, свидетельствовало о том, что пациент лишь скорее жив, чем мертв. И лежал он чересчур ровно, как никогда не лежит спящий, — так укладывают бесчувственное тело санитары.

Человек, лежащий на кровати, открыл глаза. Сердце забилось ровно и быстро — как положено здоровому мужскому сердцу, не испорченному никотином, алкоголем и посторонними металлическими предметами. Человек рывком сел в постели, сбросил на пол маску, сорвал с руки пластырь, выдернул из вены иглу капельницы, встали целеустремленно зашлепал босыми ногами к выходу. В голове мутилось, он плохо помнил, что произошло, но точно знал, что отсюда надо исчезнуть как можно быстрее. Для начала нужна хоть какая-нибудь одежда.

Человек прошел по коридору до соседней палаты, осторожно загляну внутрь. Пусто. В следующей, кроме больного, который не то спал, не то лежал без сознания, никого не было. Человек проскользнул в дверь, огляделся, перебежал в туалетную комнату. На вешалке болтались серый свитер и брюки. Размер оказался подходящим. Человек сорвал с ворота белую бирку с крупной надписью «Гольдбаум» и принялся одеваться.

Через несколько минут в палату заглянула медсестра:

— Как мы себя сегодня чувствуем, мистер Гольдбаум?

Дремавший пациент приоткрыл глаза и недовольно пробурчал, чтобы его оставили в покое. Сестра, нимало не смутившись, пообещала зайти попозже.

Во время этого коротенького разговора человек, уже переодевшийся в чужое платье, простоял в туалетной комнате, прижавшись к стене. В руках он сжимал гибкий катетер: вещь, которая спасает жизнь, может отнять ее еще легче. Когда медсестра вышла из палаты, он с облегчением откинул голову назад. И быстро скосил глаза вбок — туда, где ему почудилось какое-то движение.

Оно не почудилось. Человек резко оторвался от стены и уставился в лицо чужака. Он хорошо помнил это лицо — эту квадратную угрюмую морду, владельца которой он сам же и застрелил. Он хорошо помнил, как отбросило федерала, когда ему в грудь влетела пуля, способная уложить на месте даже буйвола. Человек с глухим рычанием рванулся навстречу ожившему покойнику.

Это было зеркало.

Не веря своим глазам, человек подошел вплотную, коснулся стекла, потом собственного лица.

Это было зеркало.

Человек сполз по стене на корочки и взялся за голову. Значит, это отражение. Значит, лицо — мое… Значит, я вернулся в чужое тело…

Надо полагать, нормального человека подобное умозаключение отправило бы в нокаут. Но тот, кого любой из участников вчерашней операции в Мэрилендском банке без колебаний назвал бы агентом Уиллисом, на удивление легко смирился с бредовой мыслью. Больше того — он продолжал размышлять, и ему нельзя было отказать в определенной логике: «Если я оказался в чужом теле, значит, мое собственное находится где-то еще. Бесхозное. То есть мертвое. И скорее всего, его следует искать в морге. В морге при госпитале. Где это может быть?..»

Человек сдернул с вешалки куртку и выскользнул в коридор.

Чертовски странно смотреть на собственное тело, находясь вне его. Не на фотографию, не на телевизионное изображение, не на скульптуру даже. Овальное лицо, обрамленное короткой бородкой на французский манер. Никогда не видел его под таким углом… Сеточка морщин вокруг глаз — никогда не обращал не них внимания. Но ведь они едва различимы. И сейчас-то заметил лишь потому, что вглядывался в каждую черточку — ведь это прощание. Можно попробовать вывернуть голову и внимательно рассмотреть собственный затылок. Нет, не получится — мышцы того тела, которое провело ночь в морозильной камере, порядком застыли. Можно обменяться с собой рукопожатием: «Привет, Уоррен! А я теперь… А кто я теперь? Как меня теперь зовут? Неважно. Это я выясню. Сейчас мне надо сделать одну очень важную вещь. Ты уж извини, приятель, но я в тебя не вернусь, а мне кое-что надо».

Человек приподнял зеленую прорезиненную простыню, откинул угол, с усилием разогнул — уже не в воображении, а на самом деле — руку… собственного тела, не так ли? Нервный смешок сорвался с его губ.

На холодном, как авторучка на морозе, пальце тускло сияло обручальное кольцо. Человек попытался снять его. Ничего не получилось. Конечно, кольцо давно вросло в его плоть. Но плоть должна остаться здесь, в морозильнике, а ему самому надо уходить. Еще один нервный смешок исказил лицо. Человек обернулся, прищурился, осматриваясь. Подошел к рабочему столу хирурга, выдвинул ящик, позвенел никелированными железками, выбирая подходящий инструмент… Выбрал. Вернулся.

Промерзшая рука по-прежнему оставалась на весу, в том же положении. Наверное точно так же она торчала бы из сугроба, похоронившего неудачливого скалолаза. Ну что ж. Пятидесятый калибр — тоже своего рода стихийное бедствие.

Человек примерился секатором к застывшей руке. Стиснул губы. Еще сильнее.

С сухим треском сломался ледяной сустав.

Муниципальный госпиталь

Аннаполис, штат Мэриленд

22 декабря 1994

четверг

10:40

Один из операционных залов отвели под следственные мероприятия, поскольку госпитальный морг под них приспособить не удалось. Малдер, которому пришлось добираться из Александрии через Штаб-квартиру в Вашингтоне, появился позже всех. Дана с надеждой спросила:

— Есть какие-то новости об Уиллисе?

— Единственная информация, которой располагает полиция, прежняя: пропал без вести. На работе не появлялся, дома не ночевал. По пути сюда я слышал что-то о расчленении.

—Да-а, — протянула Дана и повела напарника к передвижному столу, на котором лежало тело убитого преступника. — Безымянный палец на левой руке Дюпре был отделен хирургическими ножницами, — она приподняла простыню, демонстрируя бескровную культяшку. — Мы сняли отпечатки пальцев с инструмента. Они принадлежат Уиллису.

—Ты говоришь, он бегает за этой парочкой уже больше года?

— Да, — вздохнула Скалли. Картинка выстраивалась неприглядная, точнее — омерзительная.

— Он ведь жил этим делом? — не успокаивался Фокс.

— Да, последний год он занимался только этим.

— И постоянно думал только о нем?

Сжав на мгновение зубы, Скалли раздельно и четко повторила вслед за напарником:

— Да все, о чем он думал и говорил, было это дело.

— Как ты считаешь, что с ним могло случиться? — с сочувствием спросил Малдер.

— Посттравматический психоз, наверное. Примерно в таком состоянии солдат иногда расчленяет тело убитого врага.

Малдер решил, что правила вежливости соблюдены и смотреть на труп больше незачем. И отошел к письменному столу, на который бросил папку с делом «влюбленных».

— Но это не объясняет, почему он исчез неизвестно куда… — Фокс открыл папку, быстро перелистал несколько страниц, ткнул пальцем в фотографию. — Вот это напарница Дюпре. Что ты о ней знаешь? Лула Филипс, — прочитал он и поднял взгляд на Скалли.

Та привычно вздохнула и принялась отвечать урок:

— Они познакомились, когда она отбывала десятилетний срок заключения за убийство в тюрьме Луменс, в Мэриленде.

— А он снят в форме, — быстро произнес Фокс.

— Он работал охранником, пока директор тюрьмы не узнал об их романе. Такое трудно удержать в секрете. А у них — по словам подружки Лулы — был совершенно сумасшедший роман.

— Здесь написано, что она была выпущена второго мая девяносто третьего года.

— За неделю до первого ограбления в Аннаполисском отделении Национального банка, — подхватила Скалли, перешла поближе к напарнику и оперлась о стол. — Первый из серии практически идентичных случаев. И первая смерть. Шестидесятипятилетнюю служащую банка ударили по голове рукояткой пистолета. Впоследствии она умерла от кровоизлияния в мозг.

— За что? — коротко спросил Малдер. Ему эта информация на глаза не попадалась.

— Ее ударили только за то, что она недостаточно быстро перекладывала деньги в мешок. Чудесная парочка. Судя по всему, они работали по очереди. Пока один грабил, второй дожидался в машине. За время своей совместной деятельности эти подонки убили семь человек и похитили более ста тысяч долларов.

— Неплохие деньги, — флегматично прокомментировал Малдер. — А теперь их еще и не придется делить пополам.

— Мы разместили ее фотографии везде — в местных газетах, на телеканалах, они идут под рубриками «Разыскивает ФБР» и «Самые опасные преступники в Америке» и так далее… Я тебе что, наскучила?

Малдер ответил не сразу. Ему потребовалось видимое усилие, чтобы отвлечься от своих мыслей.

— Они были женаты? — наконец спросил он. Это была всего лишь догадка, но Призрак почти не сомневался, что прав.

— Да, — Ответила Скалли. — Они поженились в мае прошлого года, в Атлантик-сити. Ну и что?

— А то, что я не думаю, что имело место обыкновенное расчленение трупа на почве посттравматического психоза. И некрофилии там тоже не было.

Фокс несколько секунд, заметно волнуясь, всматривался в мертвое лицо Дюпре. А затем безжалостно произнес:

— У него срезан палец, на котором он носил обручальное кольцо.

Северная окраина Балтимора, штат Мэриленд

21 декабря 1994, среда

18:30

На северной окраине Балтимора множество пустырей. Этот, длинный, украшенный несколькими стихийными свалками, зажат между кварталом дешевой застройки и строящейся уже года три (и трижды за это время горевшей) муниципальной многоэтажкой. На пустыре с незапамятных времен уцелело несколько маленьких деревянных домиков, сдававшихся в наем за гроши.

Их трудно назвать комфортабельными, и главное их достоинство — не уют. Нет близких соседей — нет и слухов. Нет и желающих поправить свое материальное положение, сказав несколько пустячных фраз по телефону. Не надо вводить людей в искушение.

Человек с внешностью Джека Уиллиса долго смотрел сквозь дверное стекло. Никого. Он быстро обернул руку грубой тряпкой и ударил в стекло. Брызнули осколки. Человек сунулся внутрь, в образовавшуюся дыру, и осторожно, стараясь не порезаться об острые края, повернул дверную ручку. Изнутри дверь открылась легко. Лула иногда пеняла, что защелка замка не работает. Надо будет починить, хотя бы теперь…

— Есть здесь кто-нибудь? — человек спрашивал громко и уверенно, зная, что ему нечего бояться.

Три комнаты. Минимум мебели. Обшарпанные голубоватые обои. Распотрошенный шкаф. Холодильник остался включенным — это хорошо, потому что купить еды было бы не на что. Низко над домом с тяжелым гудением прошел самолет, и человек поднял голову, приветствуя привычный, почти домашний звук. Все остальное в доме теперь казалось чужим, даже стены, даже старенькая разбитая тахта…

— Малышка, малышка, малышка… — забормотал человек. В его голосе звучала тоска, неотличимая от боли.

Он опустился на колени у камина, запустил руку за фальшивую панель и долго шарил в занозистом пространстве тайника.

— Проклятье! — со злостью выругался он, когда понял, что поиски тщетны.

Руку вдруг нестерпимо засаднило. Человек поспешно задрал рукав и обнаружил на коже, повыше запястья, огромную ярко-алую опухоль удивительно знакомых очертаний.

Он смотрел на странное образование долго, но дотронуться не решался. Зуд постепенно стихал. Опухоль буквально на глазах уменьшалась. Она словно растворялась в теле Джека медленно просачиваясь сквозь кожу. Но полностью так и не исчезла.

Ее остатки осели на коже черно-красной татуировкой в виде извернувшегося дракона.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

22 декабря 1994, четверг

16:10

— Этот отпечаток большого пальца левой руки, — указала Скалли на ярко освещенный увеличенный отпечаток.

Малдер глубокомысленно уставился на фотографию:

— Значит, тот, кто последним воспользовался этими ножницами, держал инструмент в левой руке.

— Что значит «тот, кто последним пользовался»? — возмутилась Скалли. — Я же тебе говорю, это Уиллис.

— Я проверял: Уиллис держал пистолет в правой.

— Мог бы и у меня спросить, — возмущение Скалли нарастало, — я бы тебе без всяких проверок сказала, что Уиллис — правша.

— Между тем, — гнул свое Малдер, — все видеокамеры в банке показывают одно и то же: Дюпре — как раз левша.

— Я не очень понимаю, куда ты клонишь, — встревожено проговорила Дана.

— Сколько Уиллис провел в коме, прежде чем вы его вытащили обратно?

— Чуть больше тридцати минут.

— Посмотри, пожалуйста, эту кардиограмму. Запись сердечной деятельности Уиллиса непосредственно после возобновления. Ты врач. Как по-твоему, на что это похоже.

Скалли развернула хрустящий лист линованной бумаги кардиографа.

— Да на что угодно, — пожала она плечами, — неполадки в приборе, перегрузка, скачок напряжения в сети, кусок старой записи…

— Но… — Малдер шумно выдохнул и продолжил, — похоже это на что?

Скалли смирилась. Тот ответ, которого добивался Малдер, был и впрямь очевидным, хотя и бредовым.

— На два сердца.

«Этого ты от меня добивался?»

— На два, а не на одно, — Призрак почувствовал, что слишком торопится. Для Скалли требовалась более подробная аргументация. — Ты ведь, наверное, знаешь: Дюпре и Уиллис впали в кому одновременно.

— Та-ак, — потянула она, — и что же?

— То есть формально оба человека какое-то время были мертвы.

— Формально — да. Но Уиллиса мы оживили.

— Вы оживили его тело, — поправил Призрак.

— Малдер! — начала Скалли.

Но он не позволил ей договорить, подскочил, навис над ее рыжей шевелюрой. Скалли пришлось вывернуть шею, чтобы смотреть напарнику в глаза.

— В палате интенсивной терапии одновременно умерли двое мужчин. Один из них в конце концов вернулся обратно. Мы его воскресили. Вопрос только в том: кто из них вернулся.

Скалли тяжело сглотнула и опустила взгляд.

На ее уставился с фотографии Уоррен Дюпре, молодой, безбородый, не убивший еще ни одного человека.

Биологический факультет

Мэрилендский университет

23 декабря 1994, пятница

09:30

Профессор Варнес с радостью согласился дать агентам ФБР небольшую консультацию, но сразу предупредил, что времени у него мало и он не сможет отдать им свое внимание безраздельно. Теперь он носился по огромному кабинету, служившему одновременно учебной аудиторией для избранных студентов, перекладывал по дороге какие-то бумаги, воздвигал и рушил стопочки из картонных папок, переставлял учебные пособия… Видимо, готовился к следующей лекции. Весь Мэрилендский университет знал, что лекции профессора отличаются от эстрадных шоу только отсутствием цветомузыки и более высоким уровнем профессионализма. А Малдер уже давно понял, что заставить профессора просидеть неподвижно хотя бы пару минут может только заданный в лоб бестактный вопрос, требующий полного сосредоточения.

Но разговаривал профессор весьма доброжелательно. Он оказался симпатичным, молодо выглядящим стариканом, из тех, что ежегодно, не прилагая к этому никаких усилий, поражают сердца десятка-другого первокурсниц и пожизненно становятся кумирами лаборанток, аспиранток и ассистенток собственной кафедры. Среднего роста, седой, аккуратная гладкая прическа; белый тщательно отглаженный халат уже давно не сходится на животе, поэтому появилась привычка не застегивать «эту тряпку, которая бессовестно садится после каждой стирки»; под халатом — элегантнейший черный костюм и чертовски дорогой галстук; голос обворожительный, любой проповедник за такой продал бы душу кому угодно… И, как ни смешно, экстравагантная манера поведения была обусловлена наивным стремлением педагога заставить студента додуматься до истины самостоятельно. Кстати, именно этому педагогу это удавалось.