Нью-Йорк

11 час. 23 мин. вечера

В Нью-Йорке не бывает спокойно. Этот город, как гигантский человеческий муравейник, не стихает ни днем, ни ночью. При свете солнца оживлены одни улицы, в сумраке расцветают огнями другие. Утром лавина машин устремляется к офисам и конторам, вечером, точно стадо бизонов, она расползается по жилым кварталам и пригородам. Нью-Йорк не отпускает человека ни на секунду. И если даже житель Нью-Йорка спит, это еще не значит, что спит сам город.

Гриссом почувствовал это на себе, когда сквозь дрему ощутил тревожный, будоражащий мозг запах дыма. Ноздри его затрепетали. Он резко сел и отбросил клетчатый плед, которым прикрывал ноги.

У человека нет более заклятого врага, чем огонь. С древних времен живет в крови страх перед всесокрушающей силой пожара. Инстинкт хранит память о пепле, взметывающемся выше неба, о ревущем пламени, в котором корчатся слизываемые жаром деревья, о сухой раскаленной траве, вспыхивающей под ногами.

Перед огнем сознание человека бессильно.

И потому Гриссом несколько мгновений сидел

В лицо ударило раскаленным воздухом.

Дверь с треском захлопнулась. Зато в руке оказалась уже нагревшаяся телефонная трубка. Пальцы едва попадали на нужные кнопки.

Трубка полетела куда-то мимо держателя. Доктор Гриссом панически выбрасывал содержимое стенного шкафчика. Полетела на пол какая-то одежда, ботинки, выскочил и запрыгал по мебели теннисный мячик. Где же это, где, где, где?.. Наконец, выкатился шитель. Щелкнул переводной рычажок. Раструб был мгновенно наведен в сторону двери. Ударила струя пены. И точно это было последнее, что ее удерживало. Дверь, вышибленная напором огня, рухнула внутрь квартиры. Призрачные крылья пламени махнули по комнате. Затрещал столик, надламывая гнутые ножки. Лопнула и разлетелась керамическая ваза с букетом. Ковер на полу, обугливаясь, пророс огненными былинками.

Бесполезный огнетушитель выпал из рук. Доктор Гриссом вжался в простенок, видя, как приближаются его босым ступням желтые пляшущие язычки. Вот первой предупреждающей болью лизнуло кожу.

Он подскочил.

Крик захлебнулся. Жутковато малиновый клуб огня дохнул в комнату. Затрещал выгорающий воздух, и картины на стенах начали разворачиваться длинными дымящимися лохмотьями…

Через десять минут эвакуация была в полном разгаре. Люди, выведенные из квартир, спускались по лестнице, встревоженные, но в общем спокойные, а навстречу им, как марсиане, внезапно высадившиеся на Землю, в огнеупорных комбинезонах, в шлемах, с кислородными баллонами за спиной, перепрыгивая через две ступеньки, неслись пожарные.

Лестница было узкая, и чтобы разойтись, надо было прижиматься к стене. Ничего удивительного, что один из пожарных ударил плечом высокого мускулистого негра в джинсах и черной кожаной безрукавке. Секунду они недоуменно рассматривали друг друга: с одной стороны

Так оно, вероятно, и было. Потому что когда пожарные, отбив заднюю дверь, ввалились на нужный этаж, никакого пожара в тишине вечернего коридора не обнаружилось. Ровно светили лампы, отражающиеся в лакировке панелей, и уходили за поворот отделанные под темное дерево двери квартир. Нигде ни огня, ни дыма.

Впрочем, это еще ничего не значило. Существовала инструкция, согласно которой пожарный расчет обязан был совершить определенные действия. А потому сначала был отодвинут пожарный щит, за которым скрывался кран мощного водоснабжения, навинчен шланг и рукав его был протянут вдоль коридора, двое пожарных, действительно похожие на марсиан, замерли по бокам двери наизготовку, и лишь тогда командир расчета вытащил из кармана рацию и нажал кнопку вызова.

Дверь ахнула под согласованным ударом двух тел и, выдрав замок, распахнулась внутрь комнаты.

Не считая разбросанных по полу вещей, в квартире был абсолютный порядок. На экране работающего телевизора беззвучно металось изображение. Тишина, покой; лишь неуместная здесь пена огнетушителя вызывала тревогу. Да еще человек в халате, как эмбрион, скорчившийся у стены. Видимо, от сотрясения, когда вышибли дверь, тело его потеряло опору и мягко повалилось на бок.

Лейтенант присел и осторожно завернул ему веко.

Один из пожарных сразу же забормотал в рацию, а второй, откинув щиток на шлеме, обвел глазами потолок, пол, стены, вазу с цветами на столике музейного вида, картины в дорогих рамах и, вздохнув, расстегнул кольца, стягивающие на запястьях перчатки.

Малдер вошел к себе, щелкнул выключателем и резко остановился. На полу, так что не заметить было нельзя, лежала газета, сложенная точно для почтового ящика, а рядом с нею

Ничего себе

Он присел и, пока не прикасаясь ни к чему, осмотрел оба предмета. Газету, вероятно, еще можно было подсунуть, хотя, сложенная вчетверо, она было все-таки толстовата, но вот кассета сквозь дверную щель явно не пролезала. Значит дверь открывали. Следов взлома, однако, на замке видно не было. Впрочем, Малдер и не ожидал их найти. Если уж работают профессионалы, то какие можно найти следы. Если работают профессионалы, следов, конечно, не будет.

Он поднял газету. В рубрике новостей красным толстым карандашом было отчеркнуто: «Известный врач погибает у себя в квартире». Ниже помещался портрет

Малдер пожал плечами и вставил дискету в магнитофон. Сейчас же испуганный мужской голос спросил:

Малдер слушал, высоко подняв брови.

Скиннер откинулся в кресле и посмотрел на Малдера. Голос доктора Гриссома, казалось, еще звучал; пленка, однако, кончилась, и магнитофон остановился.

Малдер вытащил кассету из паза.

Он постучал пальцем по портрету доктора Гриссома.

Скиннер вздохнул и сцепил пальцы на груди перед галстуком. Он был без пиджака: жарко, солнце пронизывало кабинет, и листья пальмы в углу казались неестественно яркими. И таким же неестественно ярким казался государственный флаг за спиной Скиннера. Красные и синие полосы горели, словно только что нанесенные свежей краской.

Ирония в голосе отстраняла и указывала на начальственную дистанцию.

Малдер напористо произнес:

Скиннер промолчал.

Он поднял голову, и никелированная оправа очков блеснула на солнце.

Малдер настойчиво повторил:

Секунду Скиннер молча, будто вслушиваясь в солнечную тишину кабинета. А потом расщепил пальцы и жестковато опустил ладони на стол.

Бобины крутились, казалось, наматывая не только магнитофонную пленку, но и само время. Минута проваливалась за минутой, а никаких результатов пока выудить нет удавалось. Капризный женский голос забивал уши раздраженными интонациями. Избавиться от него было нельзя.

Малдер уже почти ничего не соображал. Он четвертый час слушал записи, предоставленные ему Центральным диспетчерским пультом полиции Нью-Йорка. Шесть огромных бобин, содержащих всю информацию за истекшие сутки. Сотни голосов, тысячи обращений

Голова у него гудела, и экран компьютера мерцал провалом в гипнотическую бессонницу. Глаза у Малдера слипались. Он уже почти ничего не соображал. И когда кто-то сзади осторожно потрогал его за плечо, видимо, сначала окликнув, но не дождавшись ответа, он вздрогнул от неожиданности и поспешно содрал наушники.

Энергичный молодой человек в стандартном сером костюме, по покрою которого уже было ясно, откуда он, наклонялся к столу, протягивая сложенный листочек бумаги. Галстук, твердый воротничок рубашки, идеальный пробор в волосах, чуть волнистых и явно жестких, что соответствовало профессии. Малдер таких терпеть не мог. Равнодушная приветливость, подчеркнутая улыбкой:

Малдер развернул бумагу. Брови у него поднялись, и он недоуменно воззрился на склонившегося перед столом человека.

Крайчек подержал ладонь на весу еще мгновение и

В комнате находилось несколько человек, и Малдеру казалось, что к ним прислушиваются.

А впрочем, не все ли равно?

Он выдержал паузу, осваивая информацию, откинулся в кресле и крепко сжал пальцами край нижней губы. Это свидетельствовало о напряженном внимании. Выдавил нечто вроде ответной улыбки.

Малдер промолчал.

Цепкие пальцы ухватили его за локоть. Крайчек приблизил лицо, и стало ясно, что за приветливостью его скрывается железная воля.

Он несколько понизил голос.

Малдер осторожно глянул направо-налево. Весь технический персонал усиленно делал вид, что не обращает на них никакого внимания. Ничего особенного, разговаривают двое агентов. Малдер отлично знал, что это не так. Инцидент разберут по косточкам, и волны от него пойдут в другие отделы.

Он медленно освободил локоть.

Крайчек недоверчиво посмотрел на него:

Малдер доверительно подмигнул:

Крайчек обезоруживающе улыбнулся.

Он тоже доверительно подмигнул и выскользнул в коридор.

Дверь захлопнулась.

Малдер с непонятным выражением лица смотрел ему вслед.

Академия ФБР

Куантико

штат Вирджиния

Скалли стояла в прозекторской Медицинского департамента Академии ФБР и унылым, но хорошо поставленным, ясным и звонким голосом опытного преподавателя диктовала застывшим напротив нее четверым практикантам, у которых на лицах отражалась такая же смесь внимательности и скуки:

Иногда она для порядка посматривала на голое тело, распростертое на клеенке стола, и тогда практиканты, как роботы, записывающие ее слова в тетради, однообразно поворачивали взгляды туда же, две секунды смотрели, а потом продолжали писать, словно в аккуратности записей и состоял смысл их жизни.

Она глубоко вздохнула, намереваясь разразиться длиннейшим словесным периодом, куда укладывались бы и сами «характерные изменения» и «патоморфологическая картина поражения электрическим током», и практиканты тоже вздохнул, готовые зафиксировать на бумаге все, что она им расскажет, однако в этот момент дверь в задней части прозекторской распахнулась и дежурный медик негромко позвал:

«Джордж Хенк» было условное имя Малдера. Они договорились использовать его, чтобы при разговорах не привлекать внимания посторонних. После расформирования группы они опасались всего. На этом настоял Малдер. И значит, у Малдера что-то случилось.

Сердце у нее сильно заколотилось.

Плотно затворив дверь в прозекторскую, она взяла трубку. И не называя Малдера по имени, даже не здороваясь, коротко спросила:

Скалли пожала плечами и достала из кармашка халата авторучку с блокнотом.

Институт Гриссома ПО изучению нарушений сна

Стэнфорд

штат Коннектикут, США

Здание находилось в «зеленой зоне», и однако на первый взгляд совершенно в нее не вписывалось. Словно сумасшедший абстракционист, наглотавшись наркотиков, взгромоздил друг на друга бетонные кубики и параллелепипеды, бессмысленные вольеры подъездов, идиотские стеклянные завитушки. Непонятна была логика торчащих плоскостей и углов, и непонятно было, как они не обрушивались, почти не сцепленные между собой никакими креплениями.

Малдер поежился, проходя низкую арку, над которой нависал козырек, весом, вероятно, в три тонны. Кому-то, может быть, подобная архитектура и нравилась, но только не ему. Он предпочел бы что-нибудь более традиционное.

Пожилая ассистентка в медицинском халате и шапочке ждала его посередине громадного вестибюля.

Рукопожатие у нее было крепкое.

Они прошли в коридор, по стенам которого светились небольшие экраны средних размеров. Свет был притушен, и хорошо были видны внутренние пространства палат, где либо сидели, либо лежали люди

Ассистентка профессионально поглядывала то в одну сторону, то в другую.

Малдер помолчал.

Он протянул руку:

По экрану соседнего монитора бежали разноцветные ломаные линии. Вдруг

Ассистентка мельком глянула на монитор.

Она опустила веки.

Малдер в задумчивости посмотрел на изображение пациента, к чьей обритой наголо голове были пристегнуты электрические контакты.

Едва он вышел на улицу, его окликнули:

Крайчек пристроился сбоку, нога в ногу, и энергично взмахнул рукой.

Малдер резко остановился. Крайчек

Несколько мгновений они словно мерялись силой взглядов: Малдер

Голос, казалось, о чем-то предупреждал.

Коротко пропел телефон. Малдер вытащил трубку и отвернулся.

Скалли сказала:

Он засунул трубку в карман и взялся за переднюю дверцу. Крайчек, решительный и спокойный, уже стоял перед ним. Поднял руку и показал зажатые в пальцах ключи от машины.

Насмешливо покачал ими перед лицом Малдера:

Академия ФБР

Куантико

штат Виржиния

Скалли взвесила печень, а потом руками, одетыми в хирургические перчатки, подняла желудок и тоже положила его в металлическую чашку весов. На электронном табло зажглись красные цифры.

Она зафиксировала их в журнале. Немного подумала и потянулась, чтобы снять с весов орган, напоминающий громадный осклизлый пельмень. В это время дверь отворилась, и в прозекторскую буквально ворвался Малдер в сопровождении Крайчека, не отстающего от него ни на шаг.

Скалли даже вздрогнула от неожиданности.

Взгляд ее выражал безмолвный вопрос.

Малдер приветственно махнул рукой:

Крайчек дружелюбно протянул руку, но, увидев перчатку, обтягивающую ладонь, остановил ее на половине движения. Тут же искренне засмеялся над своей ошибкой. Пожал плечами: я не виноват, ничего не поделаешь. Скалли, будто не заметив его порыва, перешла к телу, вытянутому вдоль хирургического стола. Скрюченные руки сухими птичьими лапками возносились над ребрами.

Не глядя ни на кого, она сказала:

Он настойчиво и непрерывно смотрел на Скалли, словно хотел, чтобы она прочла его мысли.

Крайчек протиснулся между ними:

Скалли с показным удивлением глянула на него. И вдруг развернулась так, чтобы Малдер, вынужденный повернуться вслед за ней, оказался спиной к Крайчеку, немного оттеснив его от стола.

Теперь они с Малдером разговаривали как бы отдельно.

Скалли пожала плечами:

Смотрела она куда-то ему за спину. Малдер, как ужаленный, обернулся. Крайчек, подавшись вперед и сведя к переносице брови, вдруг кивнул, и на лице его появилось довольное выражение.

Он словно услышал то, что и ожидал услышать.

Бруклин

Нью-Йорк

тем же вечером

В Нью-Йорке никогда не бывает спокойно.

Виллиг, развалившись, сидел в потрепанном, но уютном кресле перед работающим телевизором и, прихлебывая пиво из банки, смотрел одну из тех бесконечных, в меру муторных, в меру развлекательных постановок, что, по воле зрителей, с маниакальным количеством серий тянутся месяцы, годы, а иногда

Хорошо, что в мире есть хоть что-то более-менее постоянное. Можно уехать на Ближний Восток, например, открыть там свое дело, завести семью, настругать кучу черноглазых детишек, разориться, поучаствовать в двух-трех локальных конфликтах, получить ранение, попасть в госпиталь, чудом выжить, ощутить тоску от бескрайнего солнца, вернуться обратно в Америку, снять квартиру в каком-нибудь не слишком шумном районе, сесть вот так в старом кресле, включить телевизор и почти с умилением, переходящим в старческую икоту, неожиданно узреть на экране те же самые лица. Причем совершенно не нужно гадать, что было, пока ты отсутствовал. И не нужно напрягаться, чтоб заново, как несколько лет назад, поймать смысл событий. Смысл событий угадывается сам собой. Нужно лишь смотреть на экран и, не имея в голове ни одной мысли, пить пиво из холодильника.

Или можно уехать, например, в Юго-Восточную Азию. Виллиг вздрогнул. Нет, в Юго-Восточную Азию лучше не уезжать. Лучше открыть окно в вечерний туман и с двенадцатого этажа выпрыгнуть вниз, на асфальт. К черту, в преисподнюю Юго-Восточную Азию.

Пальцы у него немного дрожали. Чтобы успокоиться, он открыл новую банку пива. И в тот момент, когда Виллиг уже вытягивал губы, чтобы сделать первый, самый вкусный глоток, негромкий голос у него за спиной произнес:

Виллиг так и подскочил чуть ли не вместе с креслом. Локоть ударился о подлокотник, и банка с пивом, зашипев, покатилась под телевизор. Пенистая темная лужа распространилась от нее до самого кресла.

Из громадной тени угла, простершейся между дверью и входом в спальню, выдвинулась фигура высокого негра в кожаной безрукавке. Манжеты рубахи были закатаны почти до локтей; джинсы

Вдруг засветились зубы на лице, сдавленном с обеих сторон.

Виллиг торопливо пошлепал по кнопкам, чтобы выключить телевизор. Свет на экране свернулся, и наступившая тишина грозно зазвенела в ушах. Сердце у него чуть ли не выпрыгивало из груди. Он почувствовал, как в комнате душно и какой кисловатый запах исходит от пива. Точно оно испортилось неделю назад.

Дышать было нечем.

Тот, кого называли Пастором, сделал два шага вперед. Вильямс поспешно отступил на те же два шага и загородился креслом.

Повисла пауза. А потом Пастор медленно, будто вспомнив о чем-то, усмехнулся и подошел вплотную. Не спуская с Виллига взгляда черных глаз, ткнул того пальцем в живот. Больно, наверное, ткнул, потому что Виллиг поморщился.

Странным жестом, точно указывая собеседнику на то, что им обоим известно, он поднял руку и почесал низ затылка, заросший дикими волосами. И если бы кто-то смотрел не него в тот момент сзади, то увидел бы, что пальцы ощупали длинный шрам в основании черепа. Прикоснулись к нему, погладили багровый рубец, оставшийся от операции, и тревожно отдернулись.

Он резко отвернулся к стене, крепко сжатыми ударил по ней, словно хотел пробить выход из этого мира. Лицо скомкалось, будто резиновое, а из-под склеенных бессонницей век выкатились липкие слезы.

Пастор, обогнув кресло, приблизился к нему сзади.

Виллиг, повернув голову, моргал, как ребенок:

Пастор положил руку ему на плечо:

Он подался чуть в сторону, одновременно разворачивая Виллига лицом к комнате, и ошеломленный Виллиг увидел группу людей, действительно выросших, точно из преисподней: мужчины, женщины, дети, в окровавленных рубахах навыпуск, в широких вьетнамских штанах, из которых высовывались босые ноги. Двое

Над плечом, как будто из другого мира, прошелестел голос Пастора:

Виллиг дрожал. Пастор приложил ладони к вискам, и шепот потек, проникая в сознание и успокаивая:

Он не убирал ладонь с плеча Виллига. Двое из молчаливой группы выступили вперед и вдруг оказалось, что они держат в руках тяжелые автоматы. Черные дырочки смерти уставились в сердце Виллига. Тот задрожал еще больше и начал дышать

Виллиг поспешно зажмурился, но веки почему-то были прозрачные. Они не закрыли этого мучительного ожидания. И потому Виллиг видел, как задрожали стволы автоматов, извергнув смертельный огонь, как вздыбилась штукатурка на стенах, расколотая горячими пулями, как брызнул стеклом телевизор, как полетели гильзы, звеня и раскатываясь по полу. Странно, что он успел все это увидеть. А потом сумасшедшая звериная боль вошла в сердце. Он упал, поглощенный ею, радостный, как ни странно, и, видимо, даже с чувством действительного успокоения. Наконец-то он заснет и никогда уже не проснется. И все же еще пару мгновений он видел

Пастор вздохнул и обессилено привалился к стене большим мятым телом…

Крайчек одну за другой прикреплял фотографии к рабочему стенду. Глаза у него поблескивали, а лицо выражало некое удовлетворение.

Малдер, сидевший на краю стола, вдруг немного привстал:

Снимок был сделан сзади, затылочная часть головы крупным планом; на толстой, орыхлевшей, по-видимому, с годами шее Виллига среди косматых волос, явно поднятых и раздвинутых, чтобы обеспечить обзор, виднелся шрам, будто кожа через всю шею была стянута грубым коллодием. Правда, багровый, естественный цвет рубца предположение о коллодии отвергал начисто.

Крайчек быстро пролистал свои записи.

Крайчек осторожно сказал:

Малдер стремительно перелистывал другое дело

У Крайчека брови поползли к самой прическе:

Они несколько остолбенело посмотрели друг на друга.

Лаборатория ФБР

Нью-Йорк

Малдер повел пальцем по экрану компьютера. Губы его шевелились, глаза были прищурены, словно он высматривал через прицел долгожданную цель. Быстро прогнал текст в конец алфавита.

Крайчек наклонился и тоже сощурился, вглядываясь в шрифт мелкой сноски. А потом выпрямился и задумчиво почесал висок указательным пальцем.

Лицо его стало озабоченным.

Медицинский центр Норт Ориндж

штат Нью-Джерси, США

Это был, конечно, не Институт доктора Гриссома,

Врач тоже был под стать этому учреждению: в явно давно не стиранном, расстегнутом, мятом халате. Швы на плечах расходились, и кончики ниток, уже размахрившиеся, свидетельствовали о полном упадке. Не все ли равно, казалось, напоминали они, трудись

Впрочем, говорил он, как все врачи решительно и энергично:

Малдер твердо сказал:

Малдер и Крайчек переглянулись, а затем Крайчек тоже осторожно спросил:

Врач сильно сморщился, будто раскусил что-то кислое. Они спустились в полуподвальное помещение, еще более запущенное и унылое. Здесь даже паутину в углах, видимо, не обметали, и она свисала пологами, где скапливался разный мелкий мусор. Железная дверь, перед которой они остановились, напоминала тюремную: тот же тяжелый засов, просунутый в массивные петли, решетка в окошечке и вытянутый паз для подноса с пищей.

Малдеру показалось, что врач просто боится.

Со скрежетом отодвинулся четырехгранный засов из петель. Дверь отъехала, взору предстала небольшая удлиненная камера: явно сыроватые бетонные стены, койка, застеленная одеялом, железная раковина с коробочкой мыла. Обстановка более чем аскетическая. Аугусто Коул, по-видимому, не тяготел к чрезмерной роскоши.

Правда, его самого спросить об этом было уже нельзя.

Малдер обозрел камеру и с обманчивой вежливостью повернулся к растерянному врачу.

Мигнул один раз, затем

Она оскорбленно поджала губы.

Он с явной тревогой посматривал то на Малдера, то на Крайчека.

Он тер щеки ладонями, как будто надеясь освободиться от нахлынувшего кошмара.

Крайчек присвистнул:

Зазвонил телефон в кармане, и Малдер отмахнулся от нелепой физиономии.

Нажал кнопку включения:

Незнакомый голос внятно сказал:

Он опять отвернулся, потому что все время чувствовал на себе пристальный, испытующий, недоверчивый взгляд Крайчека.

Малдер прошел вдоль стены, сложенной из крупных кирпичных блоков, и, миновав проем, который оказался именно там, где ему объясняли, спрыгнул с небольшого уступа внутрь громадного и, вероятно, гулкого помещения, представлявшего собой, по всей видимости, нечто вроде сборного цеха. Во всяком случае, купол цеха, с прикрепленным к нему блоками и рычагами, уходил на колоссальную высоту, а по его периметру, на уровне третьего-четвертого этажа, растянулась решетчатая узкая ферма с площадками, нависшими над пустотой.

С площадок этих, вероятно, производился монтаж.

И о том же свидетельствовал чудовищных размеров строительный кран, возносящий стрелу чуть ли не до самого купола. Гусеницы его находились на уровне глаз Малдера, а прожектор на ярко-желтой щекастой кабине выхватывал на другой стороне цеха металлоконструкцию непонятного назначения. Габариты ее также подавляли нормального человека. Все это напоминало стадион в отсутствие зрителей. Тем более что помимо прожектора на кабине железного мастодонта целая пачка огней била откуда-то слева, и в мертвой зоне под ними скопилась такая непроницаемая темнота, что разглядеть ничего было нельзя.

Малдер почувствовал раздражение. Это все напоминало дешевый шпионский роман, где герой и злодей, противостоящий ему, сталкиваются в подобном месте для последней решительной схватки. Только ведь он имеет дело не со шпионским романом. Впрочем, даже отсюда можно было извлечь довольно ценную информацию. Место встречи с головой выдавало непрофессионала. Человек, знакомый с работой секретных служб исключительно по романам. Это следовало учесть в будущих отношениях.

Он пересек рельсы, уходящие в какой-то местный туннель, и, сориентировавшись согласно полученным указаниям, углубился в мрачноватый проход между железными стеллажами. Там, в тени, которая обрисовывала лишь общие очертания, но не детали, у ребристой бочки, в каких обычно держат горючее, шевельнулась фигура, почти слитая с мраком, отбрасываемым плоскостью стеллажа, и на слабо освещенное место выступил человек

Как мгновенно отметил Малдер, он был специфически круглоголовый, плотненький, по-видимому, латиноамериканского происхождения, что подчеркивалось короткой стрижкой государственного чиновника и бородкой, охватывающей всю нижнюю половину лица.

Щеки, как у хомяка, выдавались по бокам головы.

Малдер сделал два шага вперед и тоже оказался в слабо освещенном пространстве. Он старался не производить резких движений.

Он теперь развернулся навстречу Малдеру. Взгорбились матерчатые погончики на плечах. Человек, по-видимому, сутулился

Человек, казалось, не обратил на это внимания.

Человек пожал плечами:

Ему хотелось как следует присмотреться к этому человеку.

Человек в плаще помолчал, вероятно колеблясь, а потом вытащил из-за полы пиджака широкий желтоватый конверт и одним движением, решительно протянул его Малдеру.

Голос его теперь был тверд.

Малдер поколебался, но взял конверт и как бы взвесил его на ладони.

Судя по тяжести, документов там было достаточно много.

Человек в плаще отрицательно покачал головой.

Человек в плаще повернулся и зашагал прочь.

«Сальваторе Майола»,

Человек обернулся, схватившись рукой за железную перегородку.

Он махнул ладонью и исчез за перегородками из гофрированного железа. Шорох торопливых шагов рассеялся в громадном пространстве. Сияли прожектора, голубоватый туман плавал между решеток стрельчатой фермы, вытянутая длань крана указывала на выход; пахло машинной смазкой, и нигде не видно было ни одного человека.

Крайчек выскочил на проезжую часть, когда Малдер уже повернул на улицу, ведущую к управлению. Он, как безумный, махнул руками и, кажется, что-то кричал. Еще немного, и он, наверное, кинулся бы под колеса.

Видимо, что-то случилось.

Однако прежде, чем затормозить у поребрика, Малдер незаметно опустил руку с руля и подсунул конверт, только что им полученный, под пачку различных бумаг, скопившихся у него в нижнем ящичке. Проверил

Так будет спокойнее.

Крайчек тем временем уже схватился за переднюю дверцу машины, распахнул ее и, вероятно, чтобы взять на себя инициативу действий, требовательно спросил:

Он уже давно усвоил, что лгать без необходимости слишком опасно. Любое конкретное сообщение можно проверить. Лучше уж вообще ничего не сказать, чем тебя уличат и придется оправдываться.

Малдер ему не ответил.

Машина остановилась, и оба они бросились по ступенькам крошечного отеля, а навстречу им выскочил человек, в котором за версту можно было признать полицейского:

Обмениваясь на бегу фразами, они миновали похожий на клетку для птиц вестибюль отеля, махнули испуганному портье, чтобы тот не высовывался и очутились на деревянной лестнице, до самого верха застеленной ковровой дорожкой, которая заглушала шаги.

Тут инспектор их немного притормозил.

Малдер вытащил пистолет.

Два отчетливых выстрела прокатились по лестничной клетке, и сразу же вслед за ними отчаянный женский крик пронзил здание от подвала до чердака.

Все инстинктивно присели.

Мелькнули перила, скудно освещенный коридор на втором этаже, снова

Дверь захлопнулась. Щелкнул изнутри замок. Малдер отмечал все эти детали точно со стороны. Сознание, как всегда в таких случаях, отключилось№ он принимал решения и двигался, словно на автопилоте. Мелькнуло

Окно на противоположном конце номера была открыто. Малдер перегнулся, всматриваясь в темноту, скопившуюся внизу. Разгонял ее только свет синеватого, какого-то надрывного фонаря, выхватывавшего мелкую плитку, которой был застлан дворик, остекленные ребра парадных, четыре автомобиля, приткнутых каждый на положенном месте, слева от входа, и громадную кирпичную стену, которая отделяла эту часть человеческой жизни от остальной. Она загораживала обзор. Полное спокойствие, тишина. Малдер, во всяком случае, никого не видел.

Лицо у Крайчека была растерянное:

Они и не могли ничего увидеть отсюда. Аугусто Коул стоял за этой самой стеной, тяжело дыша и прижимаясь к теплому кирпичу всем своим крупным тренированным телом. Голоса и кваканье «скорой помощи» доносились, уже заметно размытые расстоянием, но он знал, что сверху, из номера, сюда наверняка смотрят. Переходить улицу на другую сторону было опасно. Он зубами разодрал аптечную упаковочку, которую так сжимал в кулаке с того момента, как выпрыгнул из окна, заслышав приближающуюся сирену, шумно втянул в себя воздух, ловя губами таблетку ярко-синего цвета, проглотил ее, постоял секунду, чувствуя, как она царапает пищевод жесткими гранями, и пошел

Строчки возникали на экране компьютера, по мере того как Скалли их набирала. Пальцы ее, как бабочки, порхали над клавиатурой. От напряжения она непроизвольно покусывала губы. Следовало торопиться, Малдер мог позвонить в любую минуту. Она хотела бы закончить работу к этому времени. Тем более что при чтении документов у нее возникали и собственные соображения, которые она тоже впечатывала, выделяя, чтобы не перепутать, другим шрифтом.

Она на мгновение подняла голову, и в это время резко зазвонил телефон.

Малдер сообщил явно пониженным голосом:

Скалли вздохнула:

Поглядывая по сторонам, они пересекли шоссе, забитое транспортом, и, чуть задержавшись при входе, чтобы оценить обстановку, вошли в кафе, где солнца было, казалось, больше, чем посетителей.

Это была, видимо, типичная придорожная забегаловка, куда проезжающие заскакивают на полчаса, чтобы утолить голод. Новые лица вряд ли могли бы привлечь здесь внимание. И тем не менее, едва они появились, человек в куртке официанта бросил на них быстрый настороженный взгляд, а затем еще больше согнулся, вытирая стойку между подносами и горой грязной посуды.

Малдер сунул руку за пазуху, чтобы вытащить удостоверение, однако Сальваторе Майола воспринял этот невинный жест по-своему. Длинное и какое-то испуганное лицо его, покрытое рыжей щетиной, мотнулось; он отступил на шаг и вскинул руки, забыв выпустить тряпку, которая отвисла до локтя.

За правым ухом его была заложена сигарета. Видимо, Сальваторе Майола как раз собирался перекурить, когда его оторвали.

Малдер поспешно предъявил раскрытое удостоверение.

Сальваторе Майола немедленно опустил глаза. Вероятно, он хотел казаться спокойным, но его выдавали растерянные мелкие движения пальцев, которые теребили тряпку, и выдавал голос, дрогнувший, когда он ответил:

Сальваторе Майола вскинул на них затравленные глаза, несколько мгновений молчал, а потом кивнул

Сальваторе Майола порывисто, как будто последний раз в жизни, вздохнул и попытался ухватить поднос с грязной посудой. Ему, по-видимому, нужна была причина, чтобы скрыться отсюда.

Крайчек осторожно переместился так, чтобы отрезать выход на кухню.

Майола сразу же замер.

Здоровенный мужчина в джинсах и клетчатой рубахе с закатанными рукавами, по виду типичный шофер, протиснулся между ними и, не торопясь, смерил Крайчека, а затем Малдера оценивюще-вызывающим взглядом:

Он был явно не прочь поставить на место нагловатых пришельцев. Однако Сальваторе Майола был другого мнения на этот счет.

Джеремия был разочарован:

Он вернулся за столик, и двое его друзей в точно таких же джинсах и клетчатых рубашках с закатанными рукавами молча выслушали, что он им доложил.

Сальваторе Майола пробормотал:

Сальваторе Майола кивнул и все-таки подхватил поднос с грязно посудой. Посмотрел на Крайчека, который с подчеркнутой вежливостью, уступил ему дорогу. Вдруг поставил поднос обратно и решительно обернулся.

За столиком он сразу же вынул из-за уха сигарету и закурил. Крайчек жестом показал Малдеру, что шрам не шее присутствует. Малдер мигнул, давая понять, что тоже видел его. Сальваторе Майола заговорил между мет

Майола посмотрел на него:

Он затянулся сразу на половину сигареты. В образовавшейся паузе слышно было, как переговариваются мужчины за столиком у окна.

В их сторону они уже не смотрели.

Малдер негромко сказал:

Сальваторе Майола выпрямился, и на лице его выступили капельки пота.

скоростное шоссе на Лонг-Айленде

Пробка на шоссе было чудовищная. Она тянулась насколько хватало глаз; настолько во всяком случае, насколько Малдер мог видеть, приоткрывая дверцу и выпрямляясь, из салона машины. Сплошной железной змеей уходили вперед трейлеры, легковушки, микроавтобусы, и не было никакой надежды, что хотя бы в ближайшие полчаса удастся протолкнуть вдаль эту громадину. Двигались они так: проедут метров пятьдесят и опять остановятся. Чад отработанных газов висел над колонной.

Малдер закашлялся и убрался внутрь, щелкнув дверцей.

Крайчек, будто не слыша, уставился в габариты ближнего автомобиля.

Мелодично запел телефон, и Малдер выхватил трубку из кармана. Говорила Скалли, и по торопливой ее интонации, чувствовалось в каком она нетерпении.

Он посмотрел на часы. Шесть сорок одна… Колонна дернулась и прошла вперед метров двадцать.

И остановилась опять.

Малдер помотал головой:

станция в Бронксе

платформа прибытия

Стрелка на старинных вокзальных часах дрогнула, переместилась и показала девятнадцать тридцать восемь, когда Малдер и Крайчек выскочили из машины и, расталкивая встречных, точно сумасшедшие, понеслись через вокзал к платформе, куда прибывал поезд.

Состав, естественно, уже замер там, где ему и положено, а пассажиры, кто с ручной кладью, кто без нее, неторопливо шествовали вдоль вагонов. Впрочем, можно было надеяться, что еще не все потеряно, но тут Малдер, внезапно остановившись, потряс в воздухе кулаками.

Он рванул к противоположной стороне перрона. Встречные шарахались, но даже не успевали посторониться. Малдер проходил сквозь них, как ящерица по извилистому проходу. На него оглядывались, и это не прошло незамеченным. Коул, стоявший у таксофона сбоку от главного здания, повернулся и проводил его внимательным взглядом. А затем повесил трубку и неторопливо двинулся в ту же сторону. В отличие от Малдера он к себе внимания не привлекал. Малдер же, с трудом затормозив у края перрона, сделал отмашку Крайчеку

Доктора Джеральди пока видно не было. Крайчек знаками показал, что у него тоже ничего подозрительного не наблюдается. Поток пассажиров постепенно редел. Малдер нервничал, ощущая, что все идет как-то не так. Его познабливало от предчувствия неудачи. Если доктора Джеральди не удастся перехватить на вокзале, значит, надо будет организовать немедленный поиск его в ближайших гостиницах, выставить специальное охранение на похоронах Гриссома и во что бы то ни стало найти врача раньше, чем до него доберется Коул. Неужели они все-таки где-то ошиблись?

Настроение у него ухудшалось с каждой секундой. Он по-прежнему танцевал, чтобы держать в поле зрения всю платформу. То и дело он оглядывался на точно также танцующего между пассажирами Крайчека. Больше он сейчас ничего не мог сделать. И в тот момент, когда Малдер решил, что

Это был именно доктор, сомневаться не приходилось. Слишком характерная внешность, чтобы спутать его с каким-нибудь другим человеком. У Малдера стремительно оборвалось сердце. Потому что одновременно за спиной доктора Джеральди выросла зловещая, вся темная какая-то фигура Аугусто Коула. Коул настигал Джеральди сзади и уже поднимал на вытянутых руках пистолет с длинным дулом. Вероятно, у него был навинчен глушитель.

В этой ситуации решали даже не мгновения, а их ничтожные доли. Отмахнув Крайчеку и надеясь, что тот не прозевал сигнал тревоги, Малдер свободной рукой в свою очередь выхватил из кобуры пистолет и, чтобы отвлечь Коула и сбить его с толку, закричал:

И не дожидаясь, пока Коул отреагирует, нажал на курок.

Грянул выстрел поверх голов. Пассажиры шарахнулись. Малдер рванулся вперед, не видя перед собой ничего, кроме безумных насмешливых глаз Коула. Почему-то он видел их необычайно отчетливо. И тут сокрушительный удар в грудь отбросил его от доктора Джеральди, а второй такой же удар безжалостно швырнул на асфальт.

Малдер потерял сознание. И когда Крайчек, сопровождаемый полицейским, оба

Ничего подозрительного на перроне не наблюдалось. Тем не менее полицейский на всякий случай не убрал пистолет, чтобы контролировать обстановку, а растерянный Крайчек присел возле Малдера и осторожно перевернул тело.

Пулевых ранений он на теле не видел. И к тому же Малдер, будто включенный, внезапно открыл глаза, медленно сел, видимо пока плохо соображая, где он и что с ним, и вдруг, точно подброшенный вскочил на ноги:

Малдер приложил обе руки ко лбу и сморщился.

Он пошел вперед, внимательно рассматривая пассажиров. Ответом ему были испуганные и раздраженные взгляды.

Крайчек растерянно произнес:

Станция в Бронксе

помещение службы безопасности

Картинка на смотровом экране застыла, в правом нижнем углу замерла оцифровка, фиксирующая реальное время съемки, а потом всплыла надпись, свидетельствующая, что пленка закончилась.

Сбоку от смотрового экрана был прилеплен большой портрет Аугусто Коула.

В тесноватом помещении службы безопасности Бронкса скопилось десять или одиннадцать человек: несколько полицейских, еще не отошедших от возбуждения перестрелки, тучный начальник станции, который то и дело вытирал платком мощный затылок, дежурный по станции, двое одинаковых мужчин в штатском, наверное, агенты ФБР, курирующие этот район. Народу более чем достаточно. Все смотрели на Малдера. Или во всяком случае ему казалось, что

Он нервно облизнул губы.

Крайчек осторожно тронул его за плечо:

Они отступили в крохотный коридорчик, другим своим концом выходящий на улицу и, не уговариваясь, плотно прикрыли дверь в помещение. Крайчек сразу же оттеснил Малдера в дальний угол.

Крайчек несколько секунд смотрел на него ничего не выражающим взглядом.

Затем в лице его что-то дрогнуло.

Крайчек поднял бровь

Малдер прервал его:

Шепот был быстр и яростен. Малдер двумя пальцами оттянул нижнюю губу, как будто хотел оторвать, отпустил и с недоумением посмотрел на свою пустую ладонь.

Приоткрылась дверь, и из помещения высунулся полицейский.

Они вернулись обратно, и тот же полицейский возбужденно указал на смотровой экран.

Кадр сменился, и оцифровка времени показала 19 часов 38 минут. Машины у железных контейнеров, где ее засекли, действительно не было.

Вереница вагонов на ближайшем пути загораживала фонари, которых и так на этом участке вокзала было негусто, и потому решетчатая нога семафора утопала во тьме, однако ножи, которые один за другим Коул выкладывал на обложку Библии, смертельно блестели: гладкие широкие заточенные лезвия, прочно насаженные на рукояти. Их было общим числом штук семь или восемь.

Ужасающая картина.

Джеральди рванулся, но нейлоновые веревки держали крепко. Они врезались в грудь и заставили его чуть ли не задохнуться от боли. Порвать их было предприятием безнадежным.

Джеральди обмяк.

Коул выпрямился и посмотрел на него долгим изучающим взглядом. Как будто хотел понять, что собственно этот человек пытается ему втолковать.

Тогда Коул неторопливо развернулся и со всего маху хлестнул доктора по лицу.

Пощечина отдалась эхам.

Коул произнес, улыбаясь, словно нечто приятное:

Длинные зловещие тени вытянулись по земле. Словно приближалась к решетчатой ноге семафора воинская шеренга. Джеральди не верил своим глазам. Из кромешного мрака, из ночи, как будто и в самом деле из преисподней, один за другим выходили солдаты особого подразделения «Джей Си». Такие, какими он их все эти годы помнил: в потрепанных пятнистых комбинезонах, в военных кепи, с закатанными рукавами. Вот первый из них нагнулся и уверенно взялся за рукоятку ножа, лежащего с краю.

Аугусто Коул поднял ладонь, точно благословляя:

Он застыл, будто статуя.

И тогда Джеральди вдруг понял, что его ждет. Он пискнул, как заяц, и задрожал, обвисая на жестких веревках. Он уже не пытался молить о пощаде. Он просто ждал, чтобы этот ужас кончился, как можно скорее.

А первый солдат шагнул к семафору и высоко, почти до невидимых звезд, поднял руку.

Машина резко затормозила, их обоих бросило вперед, чуть ли не на ветровое стекло, дверцы встопорщились, как крылья жука, наколотого на булавку, и только тогда Малдер услышал протяжный человеческий крик, вытягивающийся из-за пакгаузов.

Крик повторился, и теперь место, откуда он исходил, выделилось вполне отчетливо. Действительно

Они перепрыгивали через какие-то загородки, через кучи жирного угля, через полосатые рейки, по-видимому предупреждавшие об опасности. Свет двух фонарей метался то на вагоны, то обратно на землю. И вдруг выхватил из темноты грузное, обвисшее на веревках тело. Человек был привязан к решетчатому основанию семафора. Блеснули в скользнувшем луче стекла очков, которые ему, вероятно, уже не понадобятся.

Малдер присел и потрогал свесившуюся на грудь тяжелую голову. Ручей темной крови медленно оттекал от тела.

Малдер побежал в узкий проход между вагонами. Впереди была чернота, как провал в преисподнюю. Позади же него набирал громкость и накал торопливый голос:

Коул подтянулся на руках, перекинул тело через бетонный край перекрытия, который был точно обгрызен, опираясь на костяшки, выпрямился во весь рост и, вялой трусцой пробежав до конца пустой секции, внезапно остановился.

Секция заканчивалась обрывом. Впереди открывалась громадная трепещущая россыпь огней ночного Нью-Йорка: знакомые очертания небоскребов, освещенные проспекты, где, как насекомые, сновали машины. Спасение, но, к сожалению, абсолютно недосягаемое. Потому что между ним и ближайшей улицей было метров тридцать пустого пространства. Секция, видимо, выдавалась из недостроенного здания, и внизу, как жадная смерть, торчали обрезки труб и углы арматуры.

Пути дальше не было.

И возвращаться обратно тоже уже не имело смысла. Малдер шел за ним по пятам, он это знал. И когда за спиной раздался напряженный, готовый сорваться голос: «Коул! Отойдите от края!»

И Малдер, наверное, это тоже почувствовал, потому что, не торопясь, нагнулся и положил фонарь, и освободившийся рукой подкрепил пистолет, направленный на резко выделяющуюся среди ночного квадрата фигуру.

Тогда Коул все-таки обернулся, держась за шею, и подставил лицо рассеянному свету далекой лампочки. Горела она где-то на другом конце мира.

Снизу донеслось надрывное завывание сирены. Мелькнули проблесковые маячки. Вероятно, подъехала к вокзалу «скорая помощь».

Коул прислушался и кивнул со странным удовлетворением:

Лицо его исказилось.

Малдер осторожно сказал:

Коул, держась за шею, медленно покачал головой:

Он, расширив глаза, смотрел на что-то за спиной Малдера. Малдер повернулся, стараясь, чтобы движения были спокойные. Крайчек с пистолетом в руках приближался к ним от обгрызенного края секции. Фонарь его тоже лежал на полу, а пиджак и колени

Он наконец остановился.

Коул только мигнул.

Жутковатая улыбка появилась на лице Аугусто Коула. Вероятно, так мог бы улыбаться мертвец, только что вылезший из душной могилы. Ничего человеческого, ничего, что бы напоминало ему о жизни. Аугусто Коул повернулся боком и вскинул правую руку. Пистолет внушительных размеров глянул на Малдера черным зрачком.

Это был вовсе не пистолет, а

Малдер вдруг понял, что сейчас произойдет.

Два выстрелы грянули, почти слившись в один. Гулкое эхо прокатилась по всем этажам недостроенной бетонной коробки. Откуда-то потек тонкой струйкой песок, наверное, сдвинутый сотрясением. Аугусто Коул схватился за грудь и повалился лицом вперед

Затылок ударился о бетон. Лицо повернулось на бок, и веки застыли на половине движения.

Малдер молча обернулся на Крайчека. Тот торопливо сказал:

И тогда Малдер согласно кивнул.

Что-то мешало ему сразу уйти отсюда. Ах, да… Библия, уроненная Аугусто Коулом, лежала неподалеку от неподвижного тела.

Он прошел мимо полицейских машин, столпившихся у вокзала, будто стадо животных, и непрерывно мигающих маячками. Нашел свою машину, сел в нее и несколько мгновений сидел, как будто ничего не видя и не слыша из окружающего. Потом открыл ключом нижний ящичек на панели и сунул руку под пачку бумаг. Вдруг

Крышка треснула и отскочила.

Желтого конверта в ящичке уже не было.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

Скалли была растеряна. Она поглядывала на Малдера, словно была виновата в том, что случилось:

Кто-то ворвался ко мне в кабинет, влез в мой компьютер, забрал с собой все документы и стер все файлы. Отчет, который я подготовила для тебя, исчез.

Он все время оглядывался, но в закутке, ведущем к вспомогательной картотеке, не было ни одного человека. Сюда вообще редко кто заглядывал. И он бы почувствовал, если бы за ними велось специальное наблюдение. Правда, чтобы следить, вовсе необязательно ходить хвостом за объектом слежки. Существует аппаратура, которая берет звук просто с невероятного расстояния. Впрочем, наплевать; сейчас это уже значения не имеет.

Он кивнул Скалли:

Малдер посмотрел на Скалли и глубоко вздохнул. Он ничего не ответил…

Совещание было открыто в десять утра. Трое людей сидели за громадным столом, простершимся по кабинету от окна до выхода. Шторы на окне были не отдернуты, а лишь подвязаны по бокам, и внезапно яркий световой треугольник мешал вглядываться в присутствующих.

Собственно, совещанием это назвать было нельзя. Здесь все решал один человек, занявший сейчас место председательствующего. Остальные двое, расположившиеся справа и слева, были просто статистами. Они и вели себя как статисты

Зато председательствующий явно знал, что ему требуется. Он, кисловато морщась, перелистал картонную папку с надписью «Секретные материалы», захлопнул ее, снял очки в роговой строгой оправе, закурил, не торопясь, и выпустил дым, вспыхнувший на солнце синей переливающейся струей.

Крайчек, замерший в другом конце кабинета, вздрогнул от неожиданности и дернул волевым подбородком.

Один из статистов повернул голову к председателю и как будто мысленно произнес какую-то фразу, которую председательствующий воспринял. Возникла пауза. Крайчек нервничал. Он неплохо понимал этих людей, хотя работал с ними недавно. Полусонный их вид его не обманывал. Они были опасны, как хищники, защищающие добычу. Речь здесь шла не только о Малдере, но и о нем самом.

Он решительно произнес:

Папка была принята и перелистана так же, как предыдущая. Председательствующий ничем не выразил своего отношения к прочитанному. Лишь опять затянулся и снова выпустил синий дым.

Председательствующий кивнул. А потом медленно, сознавая весомость этого жеста, опустил докуренную сигарету в пепельницу и сильным нажатием пальца затушил ее.