Герцог Гамильтон не мог этого обещать от себя. Он тотчас же отправился в Лондон для доклада о необычайном посещении.
Через два дня, 13 мая, чиновник Министерства Иностранных Дел мистер Керкпатрик прибыл в казармы Мэрихилс. Прежде всего, он рассеял сомнения о личности пленника. Мистер Керкпатрик служил в Берлине и лично знал Рудольфа Гесса. Он подтвердил: это был действительно Гесс.
Гесс начал с жалоб. Он прибыл сюда, как парламентер, а с ним обращаются, как с пленником. Его заперли в камере и приставили к нему солдата. Он хотел получить обратно свои лекарства и просил дать ему книги, в том числе «Трое в одной лодке» Джером К. Джерома. Он хотел также получить на память обломок своего самолета.
Затем он рассказал о своем путешествии. Оно было не легким. Он вылетел из Аугсбурга в 17 ч. 45 м., но когда достиг берегов Англии, было еще слишком светло для безопасного спуска. Он крутился целый час над Северным морем и, наконец, отказался от мысли спуститься в Дандженэл, как первоначально намеревался. Но он с трудом мог решиться на прыжок. Ему стало дурно при первой попытке. При вторичной попытке он прыгнул, но потерял сознание в тот самый момент, когда дернул веревку, чтобы открыть парашют. Он упал на землю в обмороке и был очень благодарен крестьянину, который его нашел и привел в чувство. Но он никак не ожидал, что будет заключен в камеру в Глазго.
Затем Рудольф Гесс изложил цель своего путешествия. Мысль эта впервые пришла ему в голову, когда он читал книгу об иностранной политике Эдуарда VII. Эта объективно написанная книга, – говорит он, – помогла ему понять основное заблуждение Англии: принцип, ставший традицией, согласно которому Англия считала своим главным противником наиболее сильную державу европейского континента, кто бы она ни была. Начиная с 1904 г., Англия поддерживала Францию против Германии. Поэтому Англия ответственна за войну 1914 года.
Далее мистер Керкпатрик должен был выслушать апологию Гитлера и его политики. Если фюреру пришлось присоединить Австрию при помощи силы, то это только потому, что ему не позволили сделать это легальным способом. Чехословацкий кризис возник потому, что французский министр Пьер Кот заявил, что Чехословакия должна стать аэродромом против Германии. Мюнхен был для Гитлера большим облегчением, но уже две недели спустя Чемберлен заявил, что Мюнхен позволяет Англии закончить свое перевооружение, и Гитлер понял, что он был обманут в Мюнхене. Затем Франция и Англия вмешались в дело вооружения Чехословакии, вследствие чего Гитлер увидел себя вынужденным покончить с этой вечной угрозой путем оккупации всей страны. Англия, на месте Гитлера, сделала бы то же самое.
Гитлер, – продолжал Гесс, – имел доказательства, что Польша приняла бы соглашение, которое ей предлагала Германия, если бы Англия не побуждала ее к сопротивлению. Следовательно, Англия ответственна за войну 1939 г., как она ответственна за войну 1914 года.
При оккупации Норвегии Гитлер имел доказательства, что он всего лишь на несколько дней опередил англичан; также, и при занятии Бельгии и Голландии у него были доказательства, что англичане готовились нарушить нейтралитет этих стран, чтобы напасть на Германию и завоевать Рур. Он заключал из этого, что его действия были всегда превентивными, следовательно, законными.
М. Керкпатрик, вероятно, был удивлен тем, что Рудольф Гесс прибыл издалека и с таким риском лишь для того, чтобы дать детски-наивный исторический обзор политики Гитлера и произнести обвинительную речь по адресу Англии. Но Гесс только подходил к самому главному, к цели своей миссии:
Англия накануне гибели. Он это готов доказать.
В Германии производство самолетов достигло громадных размеров и еще продолжает расти. Оно на много превысило продукцию Англии и Америки вместе взятых. Помимо того, американские самолеты весьма посредственны и германский воздушный флот их не опасается. Потери германской авиации оказались гораздо меньше ожидавшихся, к тому же кадры германских пилотов растут быстрее, чем соединения самолетов. У Англии нет никаких шансов нагнать свою отсталость, тем более, что потери ее индустрии от германских налетов все возрастали.
«Когда Англия, – сказал Гесс, – в мае 1940 г. начала бомбардировать Германию, фюрер вначале думал, что она приняла это решение по ошибке, в силу минутного заблуждения. Он терпеливо выжидал, не желая отвечать тем же способом, – отчасти, чтобы избавить мир от ужасов беспощадной взаимной воздушной войны, отчасти из сентиментальной слабости к английской культуре и памятникам зодчества. Только после большой внутренней борьбы и спустя лишь долгое время он отдал приказ бомбардировать Англию».
Иначе говоря, если Англия покрылась развалинами и дымящимися пожарищами, то она сама этого хотела.
Покончив с воздушной войной, Гесс перешел к подводной. Германские подводные лодки строятся в громадном количестве. Производство их по частям распределено не только по всей территории Германии, но и по всей оккупированной немцами Европе; затем эти части соединяются в местах сборки, что облегчено сетью рек и каналов; многочисленные верфи спускают в реки Германии готовые подводные лодки. Англия должна считаться с колоссальным ростом германского подводного флота и с соответственными потерями своего тоннажа.
В германской системе нет слабых мест. На внутреннем фронте нет ни трещин, ни колебаний. Запасы сырья – в изобилии, так как, благодаря победам 1940 года, не только военные, но и экономические возможности были значительно расширены. Во Франции немцы нашли тысячи тонн зенитных снарядов, которые оказалось возможным применить в дело. Единственное, в чем был недостаток, это в жирах, но и этот пробел был заполнен различными способами.
Всякая надежда на революцию в Германии тщетна. «Фюрер пользуется неограниченным и абсолютным доверием германского народа».
Наконец, Гесс перешел к третьей, заключительной части своего изложения: к тому, что он предлагал Англии.
«Меня страшит, – сказал он, – мысль о продлении войны и о кровопролитии, которым она угрожает. Я прилетел сюда без ведома фюрера с целью убедить ответственных деятелей Англии в том, что Англия не может выиграть войну, а поэтому самое благоразумное – немедленно заключить мир с Германией.
Я давно и близко знаю Гитлера, познакомился с ним 18 лет тому назад в крепости Ландсберг. Я могу дать вам честное слово, что он никогда не питал дурных умыслов против Великобритании и никогда не претендовал на мировое господство. Он считает сферой германских интересов одну только Европу, полагая, что, выйдя из пределов Европы, Германия раздробит свои силы и тем подготовит свое разрушение. Он глубоко сожалел бы о распадении Британской Империи».
М. Керкпатрик отмечает в своем рапорте, что в этом месте Рудольф Гесс пытался вызвать у него дрожь ужаса, изображая, как «коварные американцы» питают намерение захватить себе Империю и для начала присоединить Канаду. Потом, возвращаясь к своей главной теме, Гесс рассказал, что всего 10 дней тому назад, 3 мая, Гитлер заявил ему, что у него нет никаких чрезмерных требований к Великобритании.
«Я прибыл с тем, – сказал Гесс, – чтобы предложить вам следующее соглашение: Англия предоставляет Германии полную свободу действий в Европе, а Германия предоставляет Англии полную свободу действий в районах ее Империи, с единственной оговоркой. Германии должны быть возвращены ее бывшие колонии, совершенно необходимые ей в качестве источников сырья».
М. Керкпатрик почувствовал, что они дошли до ядра всей проблемы. Он спросил:
– А что же Россия – в Европе она или в Азии?
– В Азии, – ответил Гесс, не колеблясь.
– В таком случае, так как Гитлер хочет иметь свободные руки только в Европе, он не сможет напасть на Россию?
Гесс ответил тотчас же.
«У Германии есть некоторые требования к России. Они должны быть удовлетворены либо путем соглашения, либо войной. Но слухи, распространяемые в настоящее время о близком нападении Гитлера на Россию, лишены основания».
Этот разговор происходил 13 мая 1941 г. Согласно плану германского Главного Штаба, приготовления к «плану Барбаросса» должны были быть закончены к 15 мая, и только балканские события вынудили Гитлера отложить на несколько недель нападение на СССР.
Тем не менее, мы не можем быть уверены в фальши Рудольфа Гесса. Он не был военным и не имел доступа к документам ОКВ. Фаворит, первый адъютант Гитлера, он был несомненно в курсе его общих идей, но, вероятно, даже почти наверное, не был посвящен в детали его планов. То, что я выше отметил об особенностях разделения власти при Гитлере, делает весьма правдоподобным предположение, что человек в ранге Гесса не был посвящен в проект, о котором Гитлер неоднократно повторял, что он явится величайшим сюрпризом для истории и до последнего дня он должен быть покрыт глубочайшей тайной.
– А Италия? – спросил М. Керкпатрик, – известны ли вам ее требования?
– Нет.
– Это, однако, важно.
– Я не думаю, чтобы требования Италии были чрезмерными.
– Итальянцы не могут похвалиться успехами.
– Может быть. Но они оказали нам крупные услуги и, в конце концов. в 1919 г. вы довольно щедро вознаградили Румынию, которая тоже была бита.
Разговор продолжался два часа с четвертью. М. Керкпатрик нашел, что этого достаточно. «Я счел, – говорит он не без юмора, – что дальнейший разговор бесполезен и только лишил бы нас завтрака». Он поднялся и направился к двери.
– Ах, – вскричал Рудольф Гесс, – я забыл сообщить вам нечто существенное.
– Что?
– Предложения, которые я вам сделал, не должны рассматриваться настоящим составом вашего правительства. У. Черчилль, который с 1936 г. старался вызвать войну, и его коллеги, ведущие воинственную политику, – это не люди, с которыми фюрер хотел бы иметь дело.
Цель поездки выяснялась: Рудольф Гесс вылетел из Аугсбурга с тем, чтобы вызвать министерский кризис в Англии.
В следующие дни – 14 и 15 мая – Керкпатрик имел еще два разговора с Гессом. Он нашел его молчаливым. Добровольный посол находил, что обыкновенный чиновник Министерства Иностранных Дел не был ему равноценным партнером. Он несколько раз выражал желание говорить с ответственными лицами, при условии – подчеркивал он, – если они не участвовали в разжигании войны против Германии. Он заявил с достоинством, что он, министр Райха, не мог допустить, чтобы его ставили под беглый огонь допросов, так как он явился в Англию для переговоров, а не для допросов. Он требовал себе секретаря, переводчика, стенотипистку и двух советников-юристов – доктора Земельбауэра и Курта Мааса, содержавшихся в лагере для интернированных гражданских лиц близ Ливерпуля. Интересная деталь: Гессу были известны их лагерные номера: 43.125 и 44.012. Быть может, его путешествие не было импровизацией, а давно и хорошо продуманным и подготовленным шагом.
Несмотря на свое нерасположение к политическим разговорам с м. Керкпатриком, Рудольф Гесс прибавил к своему рассказу несколько деталей.
Он забыл упомянуть об Ираке. Англия должна эвакуировать Ирак.
– Но, поскольку мне известно, – заметил м. Керкпатрик, Ирак не находится в Европе.
– Жители Ирака взялись за оружие в нашу пользу и фюрер желает, чтобы это не было забыто в мирном договоре.
Ирландия, напротив, не входила в расчеты Германии. Гитлер ею не интересовался.
Гесс снова заговорил об Америке. Он хотел довести до конца дело, начатое накануне. Как могут англичане не разглядеть американской игры?
– Если мы сейчас заключим мир, американцы придут в ярость. Они хотят унаследовать Британскую Империю.
Англия рассчитывает на Америку. Это ее единственная надежда в безнадежной борьбе. Как она в этом ошибается!
«Мы предвидим, – сказал Гесс, – интервенцию США, но мы ее не боимся. Нам хорошо известно состояние американского воздушного флота и его строительства. Германия в состоянии преодолеть Америку и Англию вместе взятых».
В эти дни, 14 и 15 мая, Рудольф Гесс значительно усилил тон угрозы. Он, по-видимому, начинал нервничать.
«Вы должны хорошенько запомнить, – сказал он, отчеканивая каждое слово, – что Германия выиграет войну блокады. Вы не имеете представления о числе строящихся нами подводных лодок. Гитлер все делает в гигантском масштабе, и беспощадная подводная война при поддержке самолетов новых типов скоро приведет к полной и самой действительной блокаде Англии».
Гесс безжалостно отнимал у своего собеседника всякую надежду.
Напрасно было бы думать, что Англия может капитулировать, а Империя будет все же продолжать борьбу. Гитлер предвидел этот случай. Он отклонит капитуляцию Англии и будет продолжать блокаду до той поры, когда население острова будет буквально поставлено перед смертью от истощения.
– Но, – заметил Керкпатрик, – если дело пойдет только о поддержании жизни англичан, то потребуется совсем немного тоннажа.
– Вы ошибаетесь. Блокада будет настолько действительной, что вам не удастся прорвать ее; даже одно судно в день не сможет проскользнуть. Беспощадная суровость гитлеризма шла до конца в своих расчетах. Англия должна была стать заложником, который принудит Империю сложить оружие. – Англия должна понять, что надо сейчас соглашаться или потерять этот случай навсегда. Благожелательности Гитлера и его долгому великодушию по отношению к британской нации есть предел.
«Мое путешествие, – сказал Гесс, – дает вам последнюю возможность вести переговоры, не теряя достоинства. Если вы отвергнете этот шанс, это будет доказательством, что вы не хотите согласия с Германией. После этого Гитлер будет вправе – более того, это будет его долгом, – раздавить вас совершенно и держать после войны в состоянии, постоянного подчинения».
Это заявление было сказано с яростью. В тюремной камере бессильный пленник угрожал мощной Империи, стуча кулаком по столу: сказалась натура национал-социализма.
«Теперь, – заключил он, – я сказал вам все».
Перенесемся теперь в другой лагерь.
23 октября 1945 г. м. Томас, американский судебный следователь, спросил в Нюрнберге маршала Кайтеля, знал ли он Рудольфа Гесса и что ему известно о его бегстве.
«Я считал Гесса, – ответил Кайтель, – за человека разумного, спокойного и вдумчивого. В нем не было ничего грубого. Он был очень хорошим солдатом, получил превосходное военное воспитание и потому сохранил известное уважение к армии.
Он был крайне чувствителен, считался знатоком искусств и мог быть назван эстетом. Я никогда не замечал в нем признаков какой либо душевной болезни и я не в состоянии объяснить себе его потерю памяти.
Титул Гесса «заместитель фюрера» давал иногда повод к недоразумениям. Гесс замещал Гитлера только по партийной линии. В этой роли он, конечно, должен был знать о трениях, беспрерывно возникавших между партией и армией. Его влияние всегда было направлено к примирению, и мы заключили с ним соглашение для дружеского улаживания всех спорных случаев. Дело пошло совсем иначе, когда его заместил его адъютант Борман.
В первой мировой войне Гесс служил пилотом и он всегда отчетливо понимал громадную роль авиации в современном конфликте. Он горячо отстаивал идею постановки мин с самолета. Я вспоминаю, как Гитлер сказал однажды: «Гесс считает, что можно закупорить английские порты, спуская мины на парашютах. Пусть он работает над этой идеей. Я люблю дилетантов – они одни только имеют идеи».
«Я совершенно уверен, – говорит далее Кайтель, – что Гесс имел от Геринга разрешение пользоваться всеми самолетами, в которых он мог нуждаться. Он имел свободный доступ во все авиационные мастерские и на все опытные и учебные поля.
Отправляясь в Англию, он стартовал с заводов Мессершмидта в Аугсбурге. Несомненно ом взял с собою несколько запасных бидонов с бензином. Он объяснил, что намерен совершить дальний полет над Голландией и Северным морем. Это не могло возбудить никакого подозрения».
Гитлер узнал о бегстве своего заместителя в Берхтесгадене. Кайтель присутствовал при этом.
«Я как сейчас вижу, – рассказал он, – фюрера, шагающего вдоль своего большого кабинета; дотронувшись пальцем до лба, он сказал: „Гесс, очевидно, сошел с ума. У него, должно быть, мозг был не в порядке. Это ясно из письма, которое он мне оставил. Я его не узнаю. Можно подумать, что его писал кто-то другой“.
«Я знаю, – продолжал Кайтель, – что это письмо не было потом найдено, – оно, очевидно, было затеряно. Гесс писал в нем, что он считает продолжение войны бедствием и что он отправляется в Англию, чтобы сделать попытку прекратить войну, пользуясь своими знакомствами с влиятельными англичанами.
Гитлер приказал арестовать профессора Мессершмидта, но выяснилось, что тот не подозревал «о планах Гесса и не знал о его полете. Было также установлено, что и жена Гесса не была посвящена в планы своего мужа».
Свидетельство Кайтеля подтверждают английские документы: одиночное предприятие, романтическая идея, возникшая в несколько неуравновешенном мозгу. Двадцать лет ненормальной, беспорядочной истории, испещренной неожиданными событиями и переворотами, отучили гитлеровцев распознавать возможное от невозможного и мудрое от абсурдного.
Рудольф Гесс был одним из тех молодых людей, которых Гитлер безраздельно себе покорил. Фюрер был для них всем – Добром, Истиной, Непогрешимым. Он отправился в Англию, чтобы послужить, а не изменить ему. Доклады Керкпатрика показывают, что Гесс точно излагал идеи своего господина, вплоть до фантастических наивностей его по отношению Англии и Америки. Одной из них было ребячески дерзкое требование переменить правительство, не угодное Гитлеру.
Единственное сомнение, которое может еще возникнуть по поводу дела Гесса, следующее: действительно ли Гитлер ничего не знал?
Бегство Гесса вызвало в нем не ярость, а только изумление. Оно могло быть притворным. Впрочем, гнев также мог быть притворным.
В Англии Гесс держал себя так уверенно, что нельзя избавиться от впечатления, что он привез с собой подлинные предложения, а не собственные предположения, т.е. что он явился с мандатом.
Беспрепятственное повиновение было законом в национал-социалистической партии. Партия, – согласно определению, неоднократно повторенному Гитлером, – это порядок. Ее законы и дисциплина во многих отношениях напоминали духовные ордена. Если фюрер сказал Гессу: «ты отправишься в Англию с таким-то поручением и никто никогда не должен узнать, что это я тебя послал», то Гесс – этот довольно ограниченный фанатик – конечно, без всяких колебаний должен был в точности исполнить этот приказ.
Гитлер был накануне нападения на Россию. Он сознавал риск, который брал на себя, ведя войну на два фронта. Идея заставить Англию капитулировать при помощи грандиозного шантажа могла отлично уместиться в его маккиавеллиевском уме.
Угрозы, брошенные Рудольфом Гессом, вовсе не казались пустыми. Англия боролась одна. Лондон судорожно корчился под ударами германской авиации. Ковентри недавно было разрушено одним лишь налетом. Мидлэнд – центр военной промышленности – подвергался беспрерывным налетам; дневные и ночные тревоги были так часты, что уже они одни были достаточны для того, чтобы парализовать производство. Караваны английских судов, атакуемые в море стаями германских подводных лодок, несли страшные потери. Суда с грузами, которым удавалось ускользнуть от подводных лодок, еще не могли считать себя спасенными, так как порты назначения подвергались бомбардировке с воздуха и часто случалось, что оудз» уцелевшие от потопления, гибли от пожара.
Против небольшого острова, постепенно разрушаемого, стоял огромный нетронутый континент, работавший на одного господина. Если Гесс и преувеличивал, то он, во всяком случае, не лгал. Весной 1941 г., когда один сухопутный фронт уже не существовал, а другой еще не появился, вся Европа была одной сплошной фабрикой подводных лодок и бомбардировочных самолетов. Холодный расчет показывал, что Англии не избежать гибели. И этой приговоренной стране вдруг давалась возможность заключить почетный мир.
Миссия Гесса вовсе не была абсурдной. Скорее можно сказать, что она имела все шансы на успех.
Слава и величие Англии в том, что она устояла перед этим страшным искушением.
Ее бесстрастие имеет в себе что-то возвышенное. Когда двери камеры в Мэрихильс закрылись за М. Керкпатриком, Рудольф Гесс, третья персона Райха, уже не увидел более никого из англичан, кроме своих стражей. Он ожидал министров, пэров, быть может, даже короля. Но отныне он видел только сержантов.
10 июня, потеряв терпение, он написал меморандум-ультиматум. Он повторил слово в слово свои аргументы и свои угрозы.
«Гессу было ясно показано, – заявил Антони Иден в Палате Общин, – что не может быть и речи о каких-либо переговорах с Гитлером и его правительством. С момента прибытия в Англию Гесс рассматривался как военнопленный и он будет считаться таковым до конца войны».
Добавим от себя: а с момента окончания войны он был переведен на положение преступника.
XIV. Зарождение войны с Россией
Когда германская армия в сентябре 1939 г. обрушилась на Польшу, на французской границе было оставлено всего лишь пять дивизий. Ровно столько же было оставлено на всей территории завоеванной Польши в октябре того же года, когда германская армия перегруппировалась, чтобы обернуться к западу.
Побежденная Польша была разделена. Германские и советские войска заняли позиции вдоль демаркационной линии, начертанной месяц тому назад Риббентропом и Молотовым. В нескольких местах немцы, увлекшись преследованием неприятеля, перешли демаркационную черту. Но они спокойно вернулись назад. Ни с одной стороны не было инцидентов.
Этот раздел Польши казался символическим. Полтораста лет тому назад такой же раздел Польши создал между Пруссией и Россией узы солидарности, которые сохранялись больше ста лет. В наши дни история идет быстрее. Не прошло и двух лет со дня заключения пакта между СССР и Германией, как эти страны оказались в состояние войны.
Об этих двух годах в Нюрнберге скопилось 185 документов, как политического, так и военного характера, найденных в архивах германского адмиралтейства. Эти документы позволяют проследить почти день за днем постепенное ухудшение отношений и путь к открытому конфликту.
Первый из документов помечен 21 августа 1939 г. – днем заключения пакта с Москвой. Последний – 22 июня 1941 – днем начала войны с СССР. Начинается с союза, кончается борьбой не на жизнь, а не смерть.
Вначале Германия была вполне удовлетворена союзом. 17 сентября начальник оперативного отделения морских сил отмечает вступление советских войск в Польшу, как событие, обещающее самые счастливые последствия; 23 сентября адмирал Рэдер совещается с фюрером по поводу использования русских подводных лодок и Мурманска, как базы для германских вспомогательных крейсеров, для стоянки, а также для ремонта и убежища.
25 сентября германское адмиралтейство занимает позицию явно советофильскую. Германский морской атташе в Москве доносит, что у него нет ни малейших сомнений относительно лояльности СССР. Несколько дней спустя адмирал Рэдер предписывает проштудировать вопрос о совместных действиях с красным флотом. Запрошенное по этому поводу министерство иностранных дел, столь же советофильское, отвечает, что можно рассчитывать на самое широкое содействие советских сил.
10 октября адмирал Рэдер сообщает фюреру, что германский вспомогательный крейсер вооружается в Мурманске и что русские предлагают хорошо расположенную базу вблизи этого порта. Сотрудничество начинается многообещающе. Рэдер надеется, что при помощи русских удастся создать базу в Норвегии, быть может, Трондхейм.
Но уже на следующий день легкие морщины появляются на гладкой до сих пор поверхности германо-советских отношений. СССР и Англия подписали соглашение об обмене: русский лес за английский каучук и цинк.
Однако, германское правительство быстро оправляется от этого тревожного сигнала. Оно даже надеется получить, обойдя русских, партии неприятельского каучука и цинка. «Кроме того, – заявляет адмиралтейство, – так как отправка леса будет происходить из Мурманска на нейтральных судах, то мы всегда будем иметь возможность вмешаться.»
17 октября германское правительство приходит к заключению, что ремонт германских военных судов на русских верфях, так же как и вооружение вспомогательных крейсеров в русских портах, нежелательны по, соображениям политического и военного характера. Наоборот, приготовления для северной базы идут полным ходом. Германский морской атташе в Москве требует от Берлина прекращения слежки за СССР, дабы не портить с ним отношения.
24 октября германский посол, в свою очередь, сообщает из Москвы, что советское правительство выполнит свои обязательства по отношению к Германии и что оно не допустит ни прохода англо-французской эскадры через Дарданеллы, ни антигерманской позиции Турции.
Спустя два дня, начальник оперативного отделения морских сил высказывает следующее суждение:
«Экономическая помощь со стороны России имеет для нас решающее значение. Нам сделаны такие щедрые предложения, что мы можем не бояться блокады Германии британским флотом. Германия должна в свою очередь дать доказательства своей щедрости».
31 октября – речь Молотова: он заявляет, что дружба Германии и СССР будет длительной, при этом он сурово нападает на Англию, которая проводит морскую блокаду с нарушением международного права.
2 ноября советский морской комиссар прибывает с визитом в Германию. «Мой ответ, – говорит он адмиралу Рэдеру, который его принимает у себя, – будет не на словах, а на деле».
Вот одно из этих дел: 12 декабря крейсер «Бремен», нашедший убежище в Мурманске, появился неожиданно в устье Эльбы. Это было посрамлением британского флота, который проглядел возвращение гигантского парохода. «Русские», – сказало по этому поводу германское адмиралтейство, – оказали ценное содействие этому предприятию».
В начале войны немцы оставили постройку линейных кораблей, сосредоточив все усилия на подводном флоте. Остовы недостроенных гигантов остались на стапелях. И тут СССР явился с неожиданным предложением: купить у Германии эти остовы, чтобы закончить отстройку их при помощи германских техников. Он остановил свой выбор на крейсерах «Принц Евгений» и «Зайдлиц», линейном корабле «Лютцов» и на двух законченных башнях для сверх-крейсеров, временно означенных буквами Х и И. Германское адмиралтейство относилось к этому предложению сочувственно, и адмирал Рэдер рекомендует фюреру быть «щедрым».
23 ноября обзор общего положения привел к заключению, что поведение СССР продолжает быть вполне удовлетворительным. По мнению германских моряков, влиянию СССР Германия обязана тем, что скандинавские и юго-восточные державы сохраняют нейтралитет. Пока Сталин жив, позиция СССР останется неизменной и, во всяком случае, перемена ориентации возможна только после нескольких лет, необходимых для внутренней консолидации. «Впервые за последние 50 лет Германия спокойна за свои восточные границы и может вести войну на одном фронте».
Таким образом, после трехмесячного опыта, Адмиралтейство твердо продолжает поддерживать союз. Министерство иностранных дел, где Риббентроп считается отцом пакта с Москвой, еще тверже стоит на той же позиции. Экономические круги в общем разделяют эту точку зрения. Германия ясно ощущает благие последствия соглашения с СССР: она не боится английской блокады и ускользает от стратегических клещей войны на два фронта.
Но под этой реальностью, заверенной официальными документами, существует другая, более глубокая и скрытая: она таится в уме Гитлера.
Он не теряет из вида своих конечных целей. Зная, что экспансия Германии к востоку неминуемо встретит сопротивление России, он предвидел столкновение. 23 ноября 1939 г. он признался своим генералам, что стремление России к Персидскому заливу и к Балканам перекрещивается с линиями германской политики. Он сказал им, что СССР будет соблюдать пакт лишь постольку, поскольку это будет ему выгодно, и естественно, что он, Гитлер, сохраняет за собой право поступать так же. Вооруженное столкновение, – сказал он, – рано или поздно неизбежно.
Россия и Германия теперь снова имеют общие границы. Один лишь вопрос беспокоит и смущает фюрера: что творится за железным занавесом, которым СССР отгородился от Германии и остальной Европы?
«Положение в Польше, – говорит Кайтель, – скоро обострилось. Русские постоянно перелетали в нашу зону. Со своей стороны, мы организовали разведки на очень большой высоте. Фотографии показывали большие сосредоточения войск, проведение стратегических дорог и создание подозрительной сети аэродромов. В то же время количество наших войск в Польше по-прежнему оставалось крайне незначительным, так как все наши силы были на Западе.
Кроме того, экономические отношения также изменились. Русские не выполняли условий московского соглашения. Они присылали к нам бесконечные экономические миссии, которые предъявляли всяческие требования и в то же время занимались разведкой. Это выводило фюрера из себя».
Однако, он должен был сдерживаться и терпеть. Он был слишком занят делами на Западе.
Война СССР с Финляндией, начавшаяся 30 ноября, затягивалась. Она ввела всех в заблуждение насчет военной силы Советского Союза, не потому, чтобы он умышленно вначале дал себя бить, – как тогда необоснованно полагали, – но потому, что советская армия не была подготовлена к горной местности Финляндии и план. кампании был неудачно составлен. Германия не помогала ни той ни другой стороне. Она наблюдала и делала выводы.
31 декабря 1939 г. Главный Штаб германской армии счел возможным сделать следующее заключение:
«Количественно советская армия представляет собою гигантский военный аппарат. Все построено на массе. Организация, снаряжение и методы командования – плохи. Принципы командования хороши, но командный состав слишком молод и неопытен. Части войск не одинаковы по качеству, кадрам не хватает индивидуальности. Простой солдат хорош, грубоват, нетребователен. Боеспособность войск в серьезной битве сомнительна. Русская армия не является равноценным противником армии, располагающей современным вооружением и хорошо управляемой».