Сидевший неизменно в Синоде Феофан, конечно, заинтересован был в том, чтобы внести желательные ему исправления в «искажаемую» в его глазах Петровскую реформу в годы «реакции» Екатерины I и Петра II. И с началом царствования Анны он поднял вопрос об исправлениях Синодского аппарата. 20-го мая 1730 г. Синодом получен высочайший указ: «Всем известно коим образом блаженные памяти Его Имп. Вел-во, дядя наш Петр Великий, Правительствующий Духовный Синод учредил… который тогда состоял в довольном числе персон, а ныне оный Синод не в таком состоянии, в каком прежде был. Того ради… благоизволяем оный Синод в добрый порядок привесть».
      «Того ради повелеваем Духовному Правительствующему Синоду, снесшись с Правительствующим Сенатом, общим советом учинить следующее: І-е: толикому ли числу персон быть в Синоде, коликое положено в Регламенте, или еще прибавить, и по сколько из каких чинов быть? ІІ-е: персонам, определенным в Синоде непременным ли быть или переменным? И ежели рассуждено будет быть переменным, то во сколько времени переменять? ІІІ-е: выбрать кандидатов по именам для избрания в число, какое определено будет, и оное все учиня, Духовному Синоду обще с Сенатом представить нам для конфирмации».
      «А понеже ныне в Синоде число персон зело мало, только четыре обретается, и так малому числу вступить в совет с Сенатом невозможно, того ради повелеваем Дух. Синоду, для совету вышеписанных дел, взять в прибавок из духовных персон, которые есть ныне в Москве, шесть персон, людей к тому достойных, и прилежно стараться немедленно по вышеписанному указу учинить, дабы в настоящих духовных делах непорядку и остановки не было».
      Во исполнение указа Синод тотчас же избрал в прибавку к своему только четырехчленному составу еще 8 сочленов с таким расчетом, чтобы в числе 12 его членов было шесть в епископском звании и шесть в звании архимандритов. Дополнительный высочайший указ давал всем им одинаковое звание «членов Синода». С этого момента в Синоде фигурируют новые члены-епископы: Леонид Сарский, Питирим Нижегородский и Иоаким Суздальский. Но по форме и букве закона все они просто назначенные одной государственной властью чиновники.
      Конференция Сената с Синодом открылась 9-го июня. С сенатской стороны присутствовали: госуд. канцлер гр. Головкин, кн. А. М. Черкасский (это — будущие Кабинет-министры), кн. Д. М. Голицын и ген. фельдм. Трубецкой. Вопрос сосредоточился, конечно, на пункте, особенно интересовавшем епископскую сторону; о сменяемости или несменяемости членов Синода. Сам Феофан понимал в это время крайности своего первоначального плана в Духовном Регламенте. Теперь все синодальные архиереи стояли дружно за преобладание в составе Синода архиерейского представительства, за несменяемость и за исключение членов из белого духовенства. Спорили об этом целых три заседания и заготовили для утверждения верховной властью два спорных мнения: Синода и Сената. На доклад Синода представлено обширное и патетическое опровержение Сената, написанное в духе первой редакции Дух. Регламента Феофана, со всей ее враждебной подозрительностью к русскому епископату. Поведение в этом вопросе Феофана остается загадочным. Связав себя с правительством Анны, Феофан не мог сливаться с архиерейской внутренней оппозицией ему. А лица, окружавшие трон, как раз настраивались по отношению к русскому епископату на тот отрицательный лад, какой характеризовал Петра и Феофана в момент начертания Регламента. Сенат с подозрением отвергал принцип несменяемости членов Синода, как попытку «получить большую власть и силу», и пугал правительство теми же опасениями, какие высказывались в Регламенте по отношению к правам патриарха. Сенат писал: «В Синоде весьма надлежит членам быть переменным. А ежели быть непременным, то не произошли бы таковые опасности, каковые в Регламенте на 6-м и 7-м листах Его Имп. В-во изобразить и напечатать указал. И хотя те опасности к единой персоне употреблены, а не ко всему духовному правительству, однако ж ясный и у всех еще в памяти образ тому был: что Федос, бывший архиеп. Новгородский, который, хотя не один в правлении Синодском был, но как член присутствовал вице-президентом, усилился милостью блаженныя и вечнодостойныя памяти Их Вел. Г. Имп. и Гос. Имп-цы происходил лукаво и вымышлено и ложными клеветами приводил многих в немилость Его Им. Вел-ва, о чем и письма у него вынуты. Потом же чинил и Самого его Государя Высокому соизволению некоторые дела противные, желая себе сильного властолюбия и несытного сребролюбия и лакомства, нося на себе милость блаж. памяти Г. Имп. Петра Великого и Ее В-ва Г. Им-цы, взяв на себя неумеренную амбицию, еще при жизни Им. Петра В. некоторые противные воле Его В-ва дела показывал». Далее Сенат не без язвительности намекал на ряд доносов на корыстное хозяйство в его церковных имениях Феофана (Прокоповича), фактически несменяемого члена Синода и не дававшего хода возбуждаемым против него обвинительным делам. Заключение Сената таково: «И ежели впредь синодальные члены будут без перемены, то хотя бы от них кому какие противности и обиды ни происходили, бить челом и доносить на них не посмеют». Спор Сената с Синодом решен был при Дворе Императрицы именным указом от 21-го июля. Верховная власть не встала по букве ни на ту, ни на другую спорящие стороны. Принципиальный вопрос о непременности членов Синода был просто обойден в указе молчанием. Количество членов для Синода определено было в 9 человек. В это число членов Синода включено два белых протопопа. Получилось в Синоде архиерейское меньшинство, только четыре: Феофан и помянутые — Леонид, Питирим и Иоаким, а Георгий, Игнатий и Феофилакт исключены, как уже вовлеченные в процессы, или подозрительные. Наступившая полоса архиерейских процессов повела к оскудению состава Синода, дошедшего в 1738 г. только до четырех лиц, из коих лишь один был архиепископ, с ним два архимандрита и один протопоп. к концу Аннинского правительства 1740 г. в составе Синода было всего 3 лица: 2 архиерея и один протопоп. Широковещательный указ 1730 г. о каком-то возвращении Синода к первоначальной высоте Петровского времени был забыт в атмосфере Кабинетской диктатуры. Синод был унижен наравне с Сенатом. Верховники командовали, и «именные указы» Синод получал от трех Кабинет министров. О «высоко повелительных резолюциях» уже не упоминалось. Феофан, увлеченный своими розысками, унижал Синод, обращая его в одно из орудий Тайной Канцелярии. Даже назначение епископов и др. духовных сановников, вопреки Дух. Регламенту, который предоставлял Синоду власть предлагать на усмотрение императора двух кандидатов на архиерейство, при Анне Иоанновне грубо нарушалось. Синод делает предложение кандидатур с указанием распределения баллотировочных голосов, а ему присылается из Кабинета министров прямо высочайший указ с указанием архимандрита для поставления его в сан епископа. По Дух. Регламенту Синод распоряжался всеми назначениями на места архимандритов и игуменов без доклада какой-либо высшей инстанции. А теперь, независимо от представлений Синода, последнему присылались из Кабинета приказы то назначить, то убрать такого-то архимандрита. Даже низшие клирики иногда назначались «высочайшим» Кабинетским приказом.
      15.IV.1738 г. Коллегия Экономии просто изъята из ведомства Синода и передана Сенату. Вместе с ней туда же переданы бывшие еще при Синоде устарелые по имени учреждения: — Приказы Дворцовый и Казенный. С этой передачей Синод лишился всяких своих сумм, стал голым, бюрократическим учреждением, которое могло содержаться только жалованьем из обшей государственной казны. Синод должен был представить проект сметы его «штатов». Представленный им бюджет сводился к 32 867 руб. Сенат сократил эту сумму до 26 665 руб. Жалованье членам Синода по этим штатам положено: архиереям в 1 500 руб. годовых, архимандритам 1 000 руб., протопопам — 600 руб. Но и этого жалованья члены Синода не могли получить за целый ряд годов. Чем они кормились? Только доходами от своих епархиальных мест, что предшествующие правительства после Петра считали для членов Синода делом недозволенным. Положение, помимо материальной стороны, было несомненно унизительное.
      Может встать вопрос, почему в изложении судеб Св. Синода, как высшего церковного управления, уже в течение двух десятилетий мы не ведем речи о роли в нем обер-прокурора? Во-первых, в течение Аннинского десятилетия в 1730-1740 гг. обер-прокурора в Синоде, как и в Сенате генерал-прокурора, не было, в виду их отмены. Во-вторых, петровский обер-прокурор по началу был такой незаметной фигурой, без всякого влияния на ход синодских дел, что с позднейшей точки зрения ХIХ в. это требует даже особого разъяснения. Члены Синода первого десятилетия искренно не понимали роли этого впоследствии грозного «ока государева».
      Все административно организационные преобразования Петра были сознательно построены на синтезе личного начала с коллегиальным. В известном труде проф. Градовского «Высшая администрация в России ХVIII столетия и генерал-прокуроры» автор так мотивирует происхождение Петровской обер-прокуратуры: «велико было доверие Петра к коллегиальной форме, но еще больше было его недоверие к членам Коллегий». Поэтому, как только в 1722 г. Петр назначил для контроля Сената генерал-прокурора, так тотчас же, в параллель ему, для Синода создал должность обер-прокурора. Указ Петра был краток: «выбрать из офицеров доброго человека, кто б имел смелость и мог управление Синодского дела знать. И быть ему обер-прокурором и дать ему инструкцию, применяясь к инструкции генерал-прокурора Сената». В дополнительно последовавшей затем инструкции даются и общие определения новой должности и некоторые детальные ее функции. Общая задача должности определяется образным выражением «ока государева». Ее государственный, а не церковный интерес выражается в определении обер-прокурора, как «стряпчего по делам государственным». Формальные права обер-прокурора, их функции определялись так: «чтоб не на столе только дела вершились, но самым действом по указам исполнялись». Служебные обязанности его описывались так. Он присутствует на заседаниях Синода, следит за закономерностью его постановлений, в случае нарушения закона он ход дела останавливает, а в случае непослушания Синода, доносит непосредственно своему верховному начальству. Но дальнейшие инструкции, пояснявшие функции обер-прокурора, были противоречивы, запутывали его отношения к верховному источнику власти. Было указано Синоду, что в случаях походного или военного отсутствия императора из России, сам Синод, признавая за своим обер-прокурором важные и тяжкие проступки, имел право арестовать «око Государево» и отдать его под суд, но наказания не чинить без прямых указаний верховной власти. Никакого давления на свободу мнений и действий Синода ни в идее, ни в инструкциях обер-прокурорской власти не намечалось. В этой атмосфере неопределенности, непонимания Синода, и его отношения к новой должности, как к пятому колесу, и началась деятельность новых государственных чиновников в некоей творческой свободе. Каждый из первых обер-прокуроров окрашивал свою деятельность свойственными ему интересами. Первый об. прокурор, полковник И. В. Болтин, несколько раз проявлял усердие по части экономии казенных средств. Например, новоназначенные члены вновь учрежденного Синода, Регламент которого был подписан Петром только 14-го февраля 1721 г., «на радостях» выписали себе жалованье от 1-го января. Для Болтина это был случай проявить свое контрольное право хотя бы и в применении к прошлому моменту, предшествовавшему даже самому учреждению должности обер-прокурора. Но Петр Великий был так рад беспрепятственной реализации новозадуманного аппарата управления церковью, так успокоен молчаливым приятием его руководящей группой епископов, что не имел никаких мотивов отравлять эту свою радость денежными придирками к тем, кто ему помог осуществить его мечту. Синод победил об. прокурора. И победитель и побежденный еще не понимали всей парадоксальности этого факта на фоне всей дальнейшей истории. Непонимание и самим Петром и всем синодским ведомством принципиальной роли об. прокурора символизировалось еще и тем, что жалованье ему было положено убогое в 330 руб. годовых. Тогда как, напр., секретарю Синода Тишину было положено 1 000 руб. Уродливость была в том, что это свое грошовое жалованье Болтин до 1724 г. никак не мог получить из казны и в конце 1723 г. подавал через Синод слезницу на Высочайшее имя «о своей скудости… и по тому моему челобитью прошу, чтоб Ваше Святейшество благоволили сообщить ведение Прав. Сенату, дабы за Вашим предстательством по тому моему челобитью милостивое рассмотрение учинили». Синод, снисходя к тяжелому положению Болтина, в кредит выплатил ему из своих сумм единовременно 300 руб. (!!). Никто временно не догадывался, что «око Государево» без личных докладов Государю есть пустое слово, власть без власти. И потому положение Болтина в Синоде было унизительное. Даже Московская Духов. Консистория оспаривала пред Синодом право об. прокурора делать ей указания. Болтин явно нервничал. Он добивался, чтобы члены Синода дали ему сведения об их доходах от епархий и монастырей. По ходу дела Болтин потребовал, чтобы секретарь Синода Тишин явился к нему на дом. Тишин наотрез отказался. Болтин, по букве закона, послал к нему на дом капрала для сдачи шпаги. Но Тишин капралу шпаги не сдал, ибо считал себя стоящим по службе в майорском ранге. Болтин потребовал у Синода «сатисфакций о непослушании и противности», но так их и не получил. Синод не признавал за Болтиным права даже представлять к наградам исполнявших его поручения. Сношения с Верховной властью велись через Феофана, через него же получались и личные высочайшие указы. Болтин был ненужным пятым колесом, маленьким чиновником.
      Очутившись под пятой у Феофана, как лицо зависимое и гонимое, Болтин незаметно, как бы по долгу своей контрольной роли, спутался с партийно враждебной Феофану интригой Феодосия (Яновского). Тот затеял против Феофана задиристое дело о недочете сумм по Псковскому архиерейскому дому. Болтин назойливо не раз напоминал об этом деле в заседаниях Синода. Когда, наконец, Феофан добился у Екатерины ареста Феодосия по виновности политической, то и Болтин, как не исполнивший своего дозорного долга, посажен был в крепость. Вместе с указом 1725 г. о ссылке Феодосия подписан указ и о ссылке Болтина в Сибирь, пока с правом получения там какой-нибудь службы. Но Феофан доконал его. Приказал докопаться в архиве до разных формальных «упущений» Болтина, и тот вдогонку был лишен и этого права. Лишь через два года Болтин был прощен и сделан вице-губернатором в Сибири.
      После Болтина об. прокурором был назначен лейб-гвардии капитан А. П. Баскаков. Контрольное положение его могло бы быть сильнее его предшественника. Специальная инструкция возложила на него регулярные доклады верховной власти о делах Синода. Но, увы, инстанцию верховной власти в этот момент заменял уже В. Т. С. И по-прежнему, довольно абсурдно Баскаков принужден был через Синод плакаться о неуплате ему жалованья. Синод по-прежнему пренебрегал протестами об. прокурора и даже направлял к нему свои «указы», напр., о возврате вещей, отобранных у арестованного Феодосия Яновского. Это почти анекдотично, что чиновники Синода отказывались вести деловой об. прокурорский журнал. Баскаков просил Синод дать экзекутору соответствующую инструкцию. Синод обсудил дело, составил справу и отослал ее об. прокурору «при указе», что экзекутор не нуждается в новой инструкции и что об. прокурорский журнал вообще «излишен». Нельзя было не оскорбиться таким положением и в 1726 г. Баскаков перепросился во второй Апартамент Синода чиновником по экономическим делам, а в Синод был назначен уже просто прокурор (ибо произошла общая перестройка Структуры власти) Раевский, служивший в Московском монастырском приказе. Характерна реакция Синода на эту перемену. Синод не обрадовался избавлению от контролера с высоким титулом, а обиделся. Конечно, за понижение в сравнении с Сенатом, где об. прокурор оставлен. Синод, выслушав указ, положил его в папку «нерешенных» дел, в надежде выхлопотать изменение закона. Баскаков, поэтому, уже сидя во втором Апартаменте, еще долго числился и об. прокурором Синода. Сидя в экономическом Апартаменте, он допекал Синод за различные, по его мнению, «излишние» сборы. Синод не сдавался, и Феофан (Прокопович) в царст. Анны добился смещения Баскакова, припутав его к делу митр-тов Георгия (Дашкова) и Игнатия (Смолы) с обидной мотивировкой в указе (2.??I.1730 г.): «Алексея Баскакова за оплошку против должности об. прокурорской вычесть у него из жалованья за четверть года и от об. прокуроров отставить». Так об. прокуроры летели как пух от одного дуновения Феофана.
      Нового назначения на место Баскакова не было. Аннинский Сенат 1730 г. отменил самый орган ген. прокурорского надзора. Правительство перешло на Кабинетскую систему. Лишь по кончине Анны в 1740 г. Сенат вновь получил ген. прокурора в лице кн. Трубецкого. Трубецкой задумал не возвращать контролеру Синода звания об. прокурора, а дать только прокурора и даже испросил у Бирона назначения таковым ген. провиантмейстера, Н. С. Кречетникова. Не успел последний приехать из Москвы, как совершился переворот. Бирон свергнут. Наступило регентство Анны Леопольдовны. Все назначенцы Бирона уволены. Новому Кабинету Министров Сенат докладывал, что прокурорские обязанности можно было бы поручать старейшим членам Коллегий, в частности, в Синоде — «одной из первых духовных персон». Полная утрата первоначального смысла и роли Петровской обер-прокуратуры!
      Синод просто начал жить без всякой об. прокуратуры. Это был лишь краткий миг. Воцарилась Елизавета.

«Бироновщина» в церкви

Архиерейские процессы. Дело Воронежского архиепископа Льва (Юрлова)