СРАЖЕНИЕ С ГИДРАМИ

Со мной говорил Луи. В течение трех последних дней гидры нападали беспрерывно. Накануне они убили троих людей и двух быков. Теперь они пикировали поодиночке и летали над самой землей, где ракеты не могли причинить им никакого вреда. Положение становилось критическим.

— Я думаю, что лучше всего было бы покинуть этот клочок Земли, — ответил я. — Вдали от болот мы не встретили ни одной гидры.

— Это не так-то просто, но если… Ну вот, снова летят! — Из приемника отчетливо донесся вой сирены. — Не отключайся! — сказал Луи. — Постараюсь держать вас в курсе. Может быть, лучше будет…

Серия оглушительных взрывов помешала ему договорить, потом послышались выстрелы. Все, кроме Мишеля, который сидел за рулем, и Бреффора в башне, сгрудились вокруг приемника. Удивленный ссвис тоже прислушивался, но радио молчало. Обеспокоенный, я начал вызывать. Послышалось хлопанье двери, потом задыхающийся голос Луи:

— Спешите! Постарайтесь быть здесь до темноты. Теперь эта падаль цепляется за крыши, и нам трудно стрелять в них из домов. А выйти наружу — верная смерть. Их тут самое малое тысячи три! Поезжайте по улицам и снимайте их подряд. Только скорее! Кое-где они срывают черепицу!

— Мишель, ты слышал? Жми!

— Жму до полного, шестьдесят в час!

— Луи, мы будем в деревне часа через два, — проговорил я в микрофон. — Держитесь!

— Вы так близко? Нам повезло. На моей крыше сидит штуки три, но потолок здесь крепкий. Скверно, что я не могу ни с кем связаться по телефону.

— Ты один?

— Нет, со мной шесть добровольцев и Ида. Она просит передать Бельтеру, чтобы он не беспокоился.

— Где мой дядя?

— Заперся в обсерватории вместе с Менаром, им там ничего не грозит. Твой брат с инженерами в седьмом убежище. У них ручной пулемет, и, похоже, они им неплохо действуют. Мне надо связаться с другими группами.

— Только не выходи из дому!

— Не бойся, не выйду.

Бреффор наклонился из башни и крикнул:

— Тревога! Гидры.

Я взобрался к нему. Примерно в километре впереди нас на высоте пятьсот-шестьсот метров парила плотная стая больших зеленых гидр. Их было около сотни.

— Скорее ракеты, пока они не рассеялись!

Трубы ракетных подставок поднялись по бокам башни. Нагнувшись, я увидел, что Вандаль и Мартина уже укладывают ракеты на выдвижной лоток с одной стороны, а Бельтер и Поль — с другой.

— Бреффор, вниз! Наводи ракеты. Я останусь у пулемета. Я прицелился и скомандовал:

— Огонь!

Трассирующие пули устремились к гидрам, а за ними взвились ракеты, оставляя белые хвосты. Нам повезло: ракеты взорвались в самой середине зеленого облачка, и сверху полетели клочья мяса. На фоне неба казалось, что хлынул черный дождь. Уцелевшие гидры ринулись на нас, и с этого момента стрелял я один. Пока гидры вились вокруг грузовика, мне удалось сбить еще дюжину. Потом, словно сообразив, что мы неуязвимы, они метнулись в сторону и умчались над самой землей.

Без дальнейших происшествий мы добрались до рудника; здесь не было ни души. Через секунду дверь одного убежища приоткрылась, и кто-то помахал нам рукой. Мишель подвел машину вплотную к убежищу; только тогда я узнал мастера Жозефа Амара.

— Где остальные?

— Уехали на поезде. Они переделали его в бронепоезд и взяли все оружие.

— А вы?

— Остался, чтобы вас предупредить. Из Совета звонили, сказали, что вы должны подъехать. Ребята на паровозе придумали брандспойт с кипятком.

— Хорошо, лезьте к нам. Давно они уехали?

— Час назад.

— Вперед, Мишель.

Амар уставился на Взлика вытаращенными глазами.

— А это еще что за гражданин?

— Туземец. Потом все узнаете.

Через десять минут до нас начали доноситься взрывы, и наконец мы увидели деревню. Все окна и двери были забаррикадированы. Гидры сидели на крышах многих домов или совсем низко летали над улицами. Поезд рудника стоял на «вокзале»; стоило какой-нибудь гидре приблизиться к нему, как ее расстреливали из автоматической пушки.

— По местам! Поль — за руль. Мишель и Бреффор — с автоматами. Мартина, Вандаль, подавайте мне ленты. Бельтер и ты, Амар, будете вторыми номерами при автоматчиках. Взлика уложите в угол, чтобы не мешал. Готовы? Хорошо. Поль, подъезжай к паровозу!

Рудокопы поработали на славу. С помощью бревен, досок и металлических листов они превратили свой поезд в настоящую крепость на колесах. Вокруг него на земле валялось уже около сотни вздувшихся дохлых гидр.

— Черт возьми, каким образом вы столько насбивали? — крикнул я.

Машинист — это оказался Бирон — прокричал в ответ:

— Сам придумал! Мы их шпарим кипятком. Вот еще пожаловали, сейчас увидите. Погодите стрелять! — крикнул он тем, кто сидел в первом вагоне с двадцатимиллиметровкой.

— Не стрелять, — повторил я, обращаясь к своей команде. Приближалась стая гидр, штук тридцать.

— Когда прикажу, включайте насос, — сказал Бирон своему кочегару и просунул в бойницу шланг с медным наконечником и деревянной ручкой.

— Отведите грузовик!

Чудовища были уже метрах в тридцати и мчались с большой скоростью. Внезапно навстречу им ударила струя кипящей воды и пара, сразу сбив штук двенадцать. Остальные рассеялись. Вслед залаяла пушка из вагона, и мы тоже открыли огонь.

— Видели? — крикнул Бирон. — Проще простого! Мы бы уложили куда больше, сообрази я в первый раз подпустить их поближе. Сплоховал я, а теперь они вроде побаиваются.

— Хороша выдумка, она сбережет нам немало пуль. Надо будет усовершенствовать ваше изобретение. Я доложу Совету, и, думаю, вам вернут политические права. Сейчас мы едем в деревню. В каком доме Луи Морьер?

— Наверное, на почте.

— Значит, начнем с почты! Все на местах? Вперед, потихоньку. Цельтесь лучше и стреляйте реже, только наверняка.

По дороге к площади гидры нас не тронули, и мы спокойно доехали до почты. Крыша ее казалась сплошной шевелящейся зеленой массой. Каждая пуля попадала в цель, но, чтобы убить чудовище, зачастую приходилось делать несколько выстрелов; пустить в ход ракеты или тяжелый пулемет я не решался, боясь ранить друзей. Гидры словно замерли, вцепившись щупальцами в черепицу и глупо тараща глаза. Их неподвижность нас удивила: раньше чудовища казались умнее. Мы начали целиться тщательнее, стараясь сразу поразить нервный центр, и вскоре нам удалось снять с почты ее вторую, живую кровлю.

То здесь, то там над деревней взрывались ракеты. Два раза свистел паровоз, торжествуя новые победы кипятка. Освободив заложенную изнутри дверь, Луи выскочил из дому и прыгнул к нам в грузовик.

— Что нового? — спросил я.

— С вашим приездом дело пошло, но эта мерзость проникла в три дома. Убито еще человек десять.

— Кто?

— Альфред Шарнье с женой и одна из его дочерей. Пять крестьян, я их не знаю. Мадлена Дюшер, актриса, и трое рабочих. Телефонная линия повреждена где-то между почтой и заводом. Постарайтесь ее восстановить, а то я не знаю, что там творится. Я останусь на почте.

Луи вернулся в дом, а мы поехали вдоль телефонной линии. Метрах в пятидесяти от места обрыва на крыше дома притаились три гидры. Захватив кусок медного провода, я выскочил из грузовика и начал сращивать оборванные концы. Едва я кончил, над моей головой залаял пулемет: гидры неслись ко мне. Пользуясь старым приемом, я бросился плашмя на землю, а когда гидры проскочили мимо, быстро влез в машину. Мне пришлось еще дважды возобновлять эту опасную игру, которая могла кончиться трагически.

Восстановив связь, мы приступили к очистке крыш. Действуя по заранее намеченному плану, мы начали с площади, и через час здесь все было кончено. Затем грузовик двинулся по главной улице. Едва успели мы сделать первые выстрелы, как все гидры, словно по сигналу, поднялись в небо. Тотчас захлопали двери, мужчины и женщины выскакивали из домов с направляющими подставками, и в течение двух минут вслед чудовищам взлетело по крайней мере полторы сотни ракет. Все небо было усеяно черными и зелеными пятнами — гидрами и разрывами. Поднявшись еще выше, гидры собрались в облако и скрылись из виду.

— Интересная штука! — сказал мне Луи, когда мы вернулись к почте. — Едва прилетела эта зеленая дрянь, я почти перестал слышать твой голос по радио. Страшные помехи.

— Странно! — удивился я. — У меня было то же самое, когда над нами кружили коричневые гидры. Неужели эти твари подают друг другу что-то вроде радиосигналов? Наверное, поэтому они действуют так дружно. Надо будет поговорить с Вандалем.

В тот же вечер собрался Совет. Нас осталось всего семь человек, так как кюре и Шарнье погибли. Я сделал краткий отчет об экспедиции, представил Совету Взлика и членов нашего экипажа, которые присутствовали на заседании в качестве консультантов. Затем Луи рассказал о том, что произошло в наше отсутствие. Главной проблемой оказалась новая тактика гидр. Теперь они прилетали ночью, затаивались в кустах или кронах деревьев и оттуда внезапно нападали на прохожих. Люди боялись выходить из домов и передвигались только вооруженными группами.

— По радио ты предложил переселиться в район гор, — продолжал Луи. — Я целиком «за», но как это сделать? Если переезжать на грузовиках, у нас не хватит горючего, а пройти пешком такой путь между гидрами и ссвисами… И как быть с техникой? Даже на грузовиках мы не сможем перевезти паровозы, станки и прочее.

— У меня совсем другой план.

— Что же ты предлагаешь? Может купим билеты на самолет?

— Я предлагаю корабль.

— А где ты его возьмешь?

— Надеюсь, Этранж сумеет сделать нам чертежи. Сверхмощный крейсер со скоростью пятьдесят узлов нам не понадобится; достаточно будет маленького грузового суденышка. Наша территория подходит к морю. Морем мы доберемся до устья Дордони. Реку я исследовал от устья до скалистого моста, расположенного всего в двухстах километрах от Кобальт-Сити, и на всем протяжении она, бесспорно, судоходна. Всюду, где я делал замеры, глубина была более десяти метров. Море здесь спокойное. В сущности нам предстоит пройти по морю каких-нибудь семьсот километров да еще двести пятьдесят вверх по реке.

— Каким образом будет двигаться ваше судно? — спросил дядя.

— Поставим паровую машину или большой дизель с завода. Хотя горючее… Черт, если бы у нас было оборудование для буровой, я мог бы проверить, далеко ли здесь нефть!

— Оборудование есть, — сказал вдруг Этранж, — полный комплект. Когда проектировали вторую плотину, тут бурили пробные скважины и весь буровой инструмент остался на Заводском складе. Как раз перед самой катастрофой я получил письмо: изыскатели хотели забрать оборудование, но так и не успели.

— Ну, знаете, нам кажется, повезло куда больше, чем всем робинзонам, вместе взятым! На какую глубину рассчитана буровая?

— Они доходили до шестисот — семисот метров.

— Удивительно! Чтобы исследовать грунт для постройки плотины, такая глубина ни к чему.

— Я еще тогда думал, что компания, которая вела работы, заодно искала что-то другое. Нам же лучше! Кстати, среди моих людей трое когда-то работали на Аквитанских нефтяных приисках.

— Тогда все в порядке. Мы приступим к разведке завтра. Надеюсь, все согласны переселиться из этих мест?

— Надо проголосовать, — сказала Мари Прэль. — Я понимаю, здесь оставаться трудно, но отправиться в страну этих… — она кивнула на Взлика, который молча прислушивался к разговору. — Нет, надо голосовать!

— О, с ними, я думаю, мы сговоримся, — возразил Мишель. — Впрочем, давайте проголосуем, так будет лучше.

Когда развернули бумажки, служившие нам бюллетенями, два голоса оказались «против»: Мари Прэль и учитель, остальные — «за».

— Знаете, дядя, мы, наверное, не сможем перевезти вашу обсерваторию, — предупредил я. — Во всяком случае, с этим придется подождать.

— Знаю, знаю. Но если мы останемся здесь, мы все погибнем.

ИСХОД

Через несколько дней мы отправились на разведку нефти: впереди ехал я на нашем броневике, за мной — три машины с оборудованием и еще один грузовик с горючим для мотора буровой. Мы приступили к работе немедленно. Как я и предполагал, нефть оказалась неглубоко: мы дошли до нее, пробурив скважину всего в восемьдесят три, метра. Не без труда наполнили мы цистерну наскоро оборудованного нефтевоза и отправили его в деревню, где уже сооружалась установка для перегонки нефти. Несмотря на свою примитивность, она дала бензин приличного качества.

Я пробыл на буровой два месяца. Взлик совершенно выздоровел и приехал ко мне; он делал удивительные успехи во французском языке, и мы болтали с ним, как земляки. Кроме того, он оказался прекрасным разведчиком; зоркий и неутомимый, он мог развивать скорость до девяноста километров в час.

Каждый вечер я связывался по радио с Советом. Чертежи судна были уже готовы, завод приступил к изготовлению отдельных частей, но жить в деревне становилось день ото дня страшнее. Гидры нападали постоянно, бороться с ними было трудно, и мы потеряли еще семнадцать человек и большое количество скота. Новости и письма на буровую привозили шоферы нефтевозов, которые проклинали все на свете каждый раз, когда им приходилось возвращаться с грузом на земную территорию.

Затем, оставив вместо себя на скважине бурового мастера, я вместе с Взликом перебрался в деревню. За два месяца здесь многое изменилось. По краям полей всюду стояли легкие, но достаточно прочные убежища, чтобы крестьяне могли без особого риска собрать урожай. Завод выпускал большое количество рельсов, у нас не было прокатного стана и приходилось их отливать; рельсы получались грубые, но достаточно прочные. Большая часть их пошла на сооружение железной дороги к побережью, где работала корабельная верфь. Киль судна уже стоял на месте. Оно должно было иметь сорок семь метров в длину, восемь в ширину и, по расчетам Этранжа, ходить со скоростью семь-восемь узлов. Рядом с верфью возвышались резервуары для горючего. К тому времени у нас было в запасе уже сорок тысяч литров.

Восемь месяцев работа шла с предельным напряжением.

За это время мы закончили корпус корабля и благополучно спустили его на воду. Теперь нужно было оборудовать судно внутри и построить мол для погрузки. К концу второго года пребывания на Теллусе наш первый корабль отправился в пробное плавание. Он хорошо принимал волну, имел незначительную бортовую качку, однако его крейсерская скорость не превышала шести узлов. Мишель и Бреффор совершили быстрый рейс до окрестностей Кобальт-Сити; они взяли с собой семена земных трав, чтобы к тому времени, когда мы перевезем скот, на месте уже было достаточно привычного для наших животных корма. С ними поплыл Взлик, которому мы поручили переговоры с его племенем. Потом он должен был нас встретить у слияния Дордони с Дронной. Перед отплытием Взлик открыл нам одну интересную подробность: оказывается, в Дронну впадает узкий, но довольно глубокий приток, который протекает всего километрах в тридцати от облюбованного нами места. Мишель исследовал эту речку: наш корабль не дошел до Кобальт-Сити на пятьдесят километров, но ниже по течению река была вполне судоходной.

Тем временем мы построили баржу с небольшой осадкой, которую можно было вести на буксире. И вот через два с половиной земных года жизни на Теллусе начался великий исход: на юг отплыл первый караван. На судне было семьдесят пять человек, оружие, инструменты, рельсы, листы дюрали и стали. Я был капитаном, Мишель и Мартина — моими помощниками. На баржу мы погрузили заводской паровозик, разобранный подъемный кран и горючее. Плыли осторожно, ощупью, все время измеряя глубину. Иногда приходилось удаляться от побережья, но море оставалось спокойным.

Обычно я находился на носу корабля или на капитанском мостике. Вода была удивительно зеленой. Неясные тени мелькали в ней вокруг судна, и сердце мое каждый раз сжималось от беспокойства: кто знает, какие чудовища могут обитать в этих глубинах! «Конкеран» — «Победоносный» — так мы окрестили нашего первенца — был вооружен двадцатимиллиметровкой и пулеметом, но все облегченно вздохнули только тогда, когда наконец дошли до устья Дордони.

Мы двинулись вверх по течению самым малым ходом, и, как оказалось, не зря. Несмотря на небольшую осадку, я дважды натыкался на мели в устье реки — к счастью, было время отлива, и с приливом судно пошло дальше.

Члены нашего экипажа, кроме Мишеля и нас с Мартиной, еще не сталкивались с животным миром Теллуса, если не считать гидр. Легко представить, с каким изумлением смотрели они на невиданных зверей. Как-то вечером одному тигрозавру удалось перепрыгнуть с берега прямо на палубу и ранить двух людей, прежде чем его расстреляли в упор из пушки. А когда мы были недалеко от устья Дронны, по берегу галопом промчались два ссвиса. Несколько минут спустя в том направлении, куда они скрылись, поднялись три столба дыма: условный сигнал Взлика.

Он ожидал нас один на мысу при слиянии двух рек. Около пятидесяти ссвисов его племени, построившись клином, стояли метрах в ста позади.

— Привет! — проговорил Взлик своим свистящим голосом.

— Привет, Взлик, — ответил я.

«Конкеран» застопорил машины, но якорь мы не бросали, опасаясь всяких неожиданностей.

— Поднимайся к нам, — предложил я.

Взлик бросился в воду и взобрался на борт по пассажирскому трапу. В этот момент механик высунулся из люка машинного отделения и разинул рот.

— Неужели нам придется жить с этими чудаками? Взлик повернулся и ответил:

— Не бойся, они добрые.

У механика была такая изумленная физиономия, что невозможно описать.

— Вот это да! Он говорит по-французски?! Его поведение меня удивило, но потом я вспомнил, что большинство жителей деревни видели ссвиса лишь мельком: он почти все время проводил со мной, а я большую часть времени пропадал в экспедициях. Ко мне подошли Мишель и Мартина.

— Ну как? — спросила Мартина. — Что вы ответите на наши предложения?

— Мы выбрали мир. Мы даем вам Сигнальную гору, по-нашему Нсса, даем всю землю между Везером, Дордонью и Дронной до Неведомых гор, по-нашему Бссер. За нами остается право прохода через эти земли. Взамен вы даете нам железо, сколько понадобиться для нашего оружия, и будете помогать нам в борьбе с черными ссвисами, или слвипами, с тигрозаврами и голиафами. Вы можете проходить через наши земли и рыть в них свои ямы, но не охотиться. Для этого нужно спрашивать разрешения у совета племени.

— Мы согласны, — сказал я. — Только насчет железа — нам понадобится время, чтобы его добыть.

— Знаем. Я рассказал ссвисам, как вы его достаете из земли. Вожди хотят вас видеть.

— Хорошо, идем.

Мы спустили на воду ботик и сели в него втроем: Взлик, Мишель и я. Мартина осталась на судне, незаметно приблизившись к пушке.

— Не нервничай, будь настороже, — сказал я на скверном английском языке, чтобы Взлик не понял.

Четыре хороших гребка — и ботик ткнулся носом в берег. Дюжина ссвисов приблизилась, разглядывая нас. Нам казалось, что все они совершенно похожи друг на друга, и, если бы Взлик смешался с остальными, мы уже не смогли бы его найти. Позднее, попривыкнув к их виду, мы, конечно, отличали знакомых ссвисов, хотя, по совести говоря, разница между ними была гораздо меньше, чем между людьми.

Взлик в нескольких словах передал, что мы приняли все условия. Ссвисы ответили традиционным приветствием, которое нисколько не напоминало цветистой речи земных дикарей из приключенческих романов моего детства. Тогда в залог дружбы я вручил каждому по отличному стальному ножу, какой уже был у Взлика. Судя по словам благодарности, подарок им понравился, но ни одна черточка не дрогнула в их лицах.

Мы вернулись на судно вместе с Взликом и медленно двинулись вверх по течению. Там, где Изель — так я назвал эту новую речку — изгибается широкой излучиной, нам пришлось остановиться: дальше начинались пороги. Здесь река образовала спокойную заводь шириной метров двести; в северный берег вдавалась небольшая бухточка, словно наметка будущего порта. Лучшего места было не сыскать. Я решил приступить к разгрузке, но уже темнело; мы бросили якорь и переночевали посредине реки.

Весь следующий день мы валили деревья для постройки пристани. Через неделю она была готова. Уложив рельсовый путь, мы приступили к самой сложной операции — выгрузке подъемного крана. Даже в разобранном виде он был невероятно тяжел, и нам не удалось избежать несчастья: около полудня молодой рабочий (всего двадцати пяти лет) Леон Белльер поскользнулся и был раздавлен упавшей на него балкой. Но даже горевать нам было некогда; мы похоронили юношу и в память о нем назвали эту бухту Порт-Леон.

Когда кран встал на место, работать стало сразу легче. Тем не менее выгрузка паровозика и трех вагонов доставила нам немало хлопот. Зато потом все остальное мы разгрузили играючи.

Мишель принял от меня команду судном, и «Конкеран» уплыл, а мы, оставшиеся шестьдесят человек, приступили к постройке бревенчатого форта, в котором можно было бы укрыться от тигрозавров и даже от ссвисов, если те почему-либо вздумают на нас напасть. Мы держали постоянную связь с Советом по радио. Бригада дорожников сразу начала укладывать рельсы железнодорожной ветки длиной пятьдесят километров, которая должна была связать Порт-Леон с Кобальт-Сити.

Мы успели уложить всего четыре километра пути, использовав на это весь запас рельсов, когда «Конкеран» вернулся с новым грузом. Этот рейс продолжался двадцать три дня. Нам доставили большое количество горючего, рельсов и маленький экскаватор. На судне прибыло также пятьдесят человек рабочих. С третьим рейсом приплыли первые семьи, женщины с детьми. Положение в деревне к тому времени немного улучшилось, однако гидры продолжали прилетать каждый день.

Со следующим рейсом прибыло несколько коров и овец, которых мы выпустили на участок, засеянный земными травами. Каждый вечер их загоняли в хлев при форте, опасаясь бродивших поблизости тигрозавров. Нам пришлось убить штук пять-шесть, прежде чем удалось их отвадить от наших пастбищ.

По мере того, как прибывали новые переселенцы, для них сразу строили временные хижины из расчета две комнаты на семью. Холостяки, которых, кстати, становилось все меньше и меньше, жили в общежитии. Постепенно Порт-Леон приобретал облик типичного городка американских пионеров Дикого Запада, только без стрельбы из револьверов и без салунов.

Настроение у всех было приподнятое: все были счастливы избавиться наконец от гидр. Железнодорожная ветка удлинялась с каждым днем. Сначала был отвоеван двадцатый километр, потом тридцатый, потом сороковой. На крайней точке железнодорожного пути выросла целая деревушка-крепость, которая двигалась вперед вместе с дорогой.

И вот пришел день, когда дорога дошла до долины, где должна была вырасти наша столица. К тому времени в земной деревне осталось всего человек полтораста; в основном это были рабочие, разбиравшие под руководством инженеров заводское оборудование. С ними были мои дядя и Менар: зная, что перевезти обсерваторию невозможно, они решили уехать только с последним рейсом. Перед объездом все здания были тщательнейшим образом законсервированы до поры до времени, пока у нас не появятся более совершенные транспортные средства.

Мы, разумеется, не могли взять с собой большой телескоп с зеркалом пять с половиной метров диаметром, но два других телескопа, в полметра и метр восемьдесят сантиметров, нам все-таки удалось перевезти.