— Кажется, я задержался, чтобы переброситься с Эдвардом парой слов, — вставил Джейк.

У меня заколотилось сердце. «Ах, Джейк, — подумала я, — неужели ты оставался с ним наедине… даже несколько минут?»

— Ну что ж, значит, мистер Баррингтон был один до вашего прихода, миссис Баррингтон.

— И тогда же он принял снотворное? — спросил Джейк.

— Нет, обычно он принимал его перед моим уходом. Эдвард не хотел чувствовать себя сонным, пока мы болтаем. Некоторое время я посидела с ним, как обычно, мы разговаривали. Эдвард выпил лекарство при мне, потом я взяла у него пустой стакан и поставила на тумбу.

— Не понимаю! — воскликнул Джеймс — В рождественскую ночь! Даже если он задумал это, наверняка выбрал бы другое время!

— Вы считаете это существенным? — резко спросила Клер.

— Видите ли, — пояснил Джеймс, — он подумал бы о людях, празднующих Рождество. Ведь он был из тех, кто всегда думает о других! Нет, тут какая-то ошибка! Во-первых, он не стал бы убивать себя, а если и стал, то не в рождественскую ночь!

— Тогда, — проговорила Клер, и я заметила, как сверкнули ее глаза, — это сделал кто-то другой!

И вновь повисло молчание, и никто из присутствующих не решался взглянуть друг на друга. Неожиданно я поняла, что не, в силах дальше выносить это. Я встала и сказала:

— Мне нужно кое-что сделать! — И вышла из комнаты.

Я плохо помню, что происходило в тот день, за исключением того, что он был похож на дурной сон. Послали сообщение мистеру и миссис Баррингтон. В Грассленд прибыли мои родители, они были глубоко потрясены. Приехали Амарилис и Питер.

Амарилис была крайне взволнована; она нежно обняла меня:

— Милая, милая Джессика, как все это ужасно! Бедный Эдвард! Но какие страдания сваливаются на оставшихся в живых! Он был таким хорошим, так любил тебя!

Я понимала, что бы ни случилось, я всегда найду у Амарилис поддержку и сочувствие. Я заметила, что Питер поглядывает на меня иронически: я даже не решалась думать о том, что может прийти ему в голову. Мать спросила:

— Не хочешь ли ты вернуться с нами в Эверсли? Отец говорит, что тебе не следует слишком нервничать. Он сам займется всем этим и добьется расследования. Возможно, тебе лучше побыть с нами до его завершения.

Я сказала, что предпочитаю остаться в Грассленде.

— А Тамариск? Может быть, лучше забрать ее с собой? А если будет противиться, можно попросить Джонатана убедить ее.

— Да, — согласилась я, — так будет лучше: здесь сейчас не до нее!

— Полагаю, скоро приедут Баррингтоны. Какой ужасный удар для них! Они были такой дружной семьей, а в Эдварде души не чаяли… особенно после несчастья!

День тянулся бесконечно. Наконец наступил вечер, и я обрадовалась, когда наступило время ложиться спать. В течение всего дня я избегала Джейка. А так много хотела сказать ему… и так сильно боялась говорить с ним. А вдруг, если я спрошу его прямо, он расскажет мне правду! Но хотела ли я знать эту самую правду? В глубине души я боялась ее.

Я легла в постель, но знала, что уснуть не смогу. Лежала, закрыв глаза, размышляла о событиях предыдущей ночи, пытаясь припомнить все подробности: что сказал Эдвард, что ответила я, не выглядел ли он как-то необычно? Я выискивала в памяти какие-то особые слова, что-то многозначительное. Я хотела убедить себя в том, что Эдвард сам лишил себя жизни. А если это так, значит, он сделал то, чего желал. Я припомнила, как он уговаривал меня потанцевать с Джейком. Тогда я оглянулась и увидела, как он задумчиво смотрит на нас.

Если Эдвард сам лишил себя жизни, значит, он этого хотел? Он имел право оставить этот мир, если жить в нем стало невыносимо. Но никто другой не имел права лишать Эдварда жизни! Если бы только я смогла убедиться в том, что Эдвард сам принял это решение, то сумела бы пережить эту трагедию. Никто… даже Джейк… не сможет сделать меня вновь счастливой, если это не так. Но как узнать правду?

Дверь спальни тихо открылась. Я подумала, что это Джейк, и уже собиралась протестовать, но вошла Клер. Она встала в ногах моей постели.

— Эдвард мертв! — сказала она так, будто мне это неизвестно. — Он должен был умереть, не так ли? Иначе как бы ты смогла выйти замуж за своего любовника?

— Что ты говоришь?

— Ты сама все знаешь! Я любила Эдварда так, как ты никогда и никого не сможешь полюбить! Когда я переехала к ним, мне было всего семь лет. Я была бедной родственницей. О да, все члены семьи были добры ко мне, но Эдвард — по-особому. Он заставил меня почувствовать себя личностью, не просто бедной родственницей, которую пришлось принять, ибо ей некуда было деться! До тебя он был совсем другим, он любил меня. Я уверена, он был способен на настоящую любовь ко мне, но появилась ты и все испортила!

— Мне очень жаль, Клер!

— Жаль? Я думаю, ты никогда не считалась с ним… или со мной, да с кем угодно, кроме себя! Ты ведь не собиралась замуж за Эдварда, а потом вдруг решила, что тебе этого хочется и сделала широкий жест, ведь верно? Эдвард был изуродован, не мог передвигаться и ты решила продемонстрировать всем свое благородство!

— Все было не так!

— Я знаю, как это было! Ты считала, что Питер Лэнсдон ухаживает за тобой, думая, что все мужчины должны влюбляться только в тебя. А когда выяснилось, что он собирается жениться на Амарилис, это оказалось для тебя ударом, и ты решила: «Ну и ладно, а я возьму Эдварда!» Так ты и поступила, а потом устала от своего мужа, верно? Это я могла бы посвятить свою жизнь уходу за ним, а ты завела себе любовника, лихого сэра Джейка!

— Ты ничего не поняла, Клер!

— Я все поняла! Неужели ты считаешь, что я слепа? Я знаю, что происходит, и у меня есть доказательства!

Я уставилась на нее, а она рассмеялась:

— Ведь Джейк писал тебе, не так ли? У меня есть два письма, написанные им тебе! Не думаю, что ты снова сумеешь устранить меня, ведь есть вещественные доказательства! Я покажу всем эти письма! Вы оба, ты и сэр Джейк, были возле Эдварда в ту ночь. Он или ты? Кто из вас сделал это? Возможно, ты, перед тем как пожелать мужу спокойной ночи? Ты сама дала ему яд, не так ли? Можно лишь гадать о том, кто из вас двоих влил в стакан смертельную дозу, но дала Эдварду ее ты!

— Клер, Клер, что ты говоришь?

— Ты и твой любовник убили Эдварда!

— Это неправда, я бы ни за что…

— Неужели? А кто же держал любовника под крышей его дома?

— Ты очень многого не знаешь!

— Знаю достаточно много, и не воображай, что я буду стоять и смотреть, как ты будешь открещиваться от всего! Я собираюсь отдать письма следствию, это — прямые доказательства!

— Это ничего не доказывает!

— Это доказывает, что два человека в этом доме желали смерти Эдварда. Оба оставались с покойным наедине в эту ночь и у обоих была возможность влить в воду смертельную дозу!

— Клер, это безумие!

— А мне кажется весьма убедительным!

С этими словами она вышла. Я легла ничком. Значит, у Клер были мои письма, и она собиралась предать их огласке? Письма докажут, что у нас с Джейком был мотив для убийства. Никогда я не решилась бы сделать плохо Эдварду, а Джейк?..

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз.

Утром я встала спозаранку. Отправившись в конюшню, оседлала лошадь. Мне нужно было выбраться из дому, побыть в одиночестве и подумать. Я поехала к морю и проскакала галопом по краю прибоя, но впервые это не доставило мне удовольствия. В голове билась одна-единственная мысль: письма у Клер, это она украла их! Мои предположения сбылись.

С Джейком я пока не хотела встречаться: я слишком боялась того, что могло выясниться. Был лишь один человек в моей жизни, к которому я могла обратиться в такую минуту, — моя мать. Я повернулась и поехала в Эверсли.

Увидев меня, мать ничуть не удивилась. Я сказала:

— Мне нужно немедленно поговорить с тобой… наедине.

— Конечно, — согласилась она.

Мать провела меня в небольшую гостиную. Захлопнув дверь, она сказала:

— Сюда никто не войдет!

И я рассказала ей обо всем: что Джейк и я были любовниками, об угрызениях совести, мучившими меня, и о моем стремлении не причинить боли Эдварду.

Мать понимающе кивала:

— Это естественно, Джессика! Тебя нельзя судить слишком строго!

Но когда я упомянула о письмах, присланных мне Джейком и украденных Клер, она нахмурилась.

— Из писем ясно, что мы — любовники! Что Джейк беспокоится и хочет, чтобы я уехала с ним. Клер угрожает использовать письма против меня!

Мать молчала. Видно было, что она очень расстроена.

— Боюсь, — заключила я, — что складывается впечатление: либо Джейк, либо я… или мы вместе… планировали убийство Эдварда!

— Эти письма не должны никому попасть в руки! — заявила мать.

— Клер всегда ненавидела меня: она любила Эдварда и надеялась выйти за него замуж. Возможно, если бы не я, ей удалось бы это. Клер не могла простить мне этого, и теперь у нее появилась возможность…

— Это надо предотвратить! Мы должны получить эти письма до того, как начнется расследование! — твердо заявила мать.

— Клер ни за что не отдаст их!

И мать произнесла слова, которые часто говорила в прошлом и над которыми я смеялась:

— Я поговорю с твоим отцом!

На этот раз я не засмеялась, а мать продолжала:

— Моя дорогая, сейчас тебе следует вернуться в Грассленд, а Джейку я бы порекомендовала перебраться в Эверсли. Будет лучше, если он сейчас расстанется с тобой: при данных обстоятельствах ему лучше быть у нас. Тамариск здесь, а Джонатан уделяет ей много внимания: это не очень хорошо для воспитания ребенка. Вскоре приедут Баррингтоны, Клер, конечно, будет в доме. Надеюсь, она не доставит нам слишком больших неприятностей?

Я прижалась к матери. Она расцеловала меня и сказала:

— Все будет в порядке! Твой отец и я позаботимся об этом.

Джейк согласился переехать в Эверсли. У меня не было возможности поговорить с ним до отъезда, но я и не искала ее.

Прибыли мистер и миссис Баррингтоны, с ними их дочь Айрин и ее муж. Все были безутешны. Миссис Баррингтон, прильнув ко мне, рыдала.

Позже, когда мы собрались вместе, она сказала:

— Он был столь благороден, мой милый Эдвард! Он всегда был таким добрым мальчиком, думал о других… Когда ты вышла за него замуж, он не мог поверить в свое счастье. Ах, наш бедный дорогой мальчик! И почему именно он должен был пострадать от этих дурных людей?! Но ты доказала свою любовь и преданность. Такого можно ожидать от очень немногих, и я об этом никогда не забуду! Ты составляла все его счастье! Я благословляла тот день, когда ты вошла в жизнь Эдварда!

Я подумала: «Клер обязательно поговорит с ней и покажет письма. Что тогда эта женщина подумает обо мне?

Что скажет, узнав, что я нарушила брачный обет? Тогда ей придется изменить мнение обо мне».

В Грассленд приехали мои родители. Они старались не говорить о случившейся трагедии, отец лишь однажды затронул эту тему, заметив:

— Бедный Эдвард, он не видел для себя будущего! Я чувствовал бы себя на его месте точно так же. Что ж, это достойный выход из положения.

Отец был твердо уверен, что Эдвард покончил с собой, а он был человеком, который умел навязать свое мнение окружающим.

Совсем по-другому может расценивать случившееся следствие. Мне никогда не приходилось участвовать в нем, я была незнакома с процедурой. Но я знала, что его решение окончательно. Именно следствию предстояло определить, что это было — самоубийство, несчастный случай либо убийство. В последнем случае делом должен заняться суд.

Это случилось накануне дня, на который было назначено следствие. Мать прислала в Грассленд записку, в которой просила меня приехать в Эверсли. Я немедленно отправилась туда.

Было далеко за полдень, и в доме было тихо. Мать ждала меня в холле.

— Джонатан взял с собой на прогулку Тамариск, Джейк тоже отправился с ними.

— Что случилось?

— Поднимись в свою спальню! Там твой отец.

— Что-то произошло?

— Да, доверься отцу.

Он действительно находился в моей спальне, и, к моему удивлению, там же была и миссис Баррингтон! — Она нежно поцеловала меня:

— Полагаю, ты удивлена, увидев меня здесь? — Отец тоже обнял меня и поцеловал.

— Садись, — сказал он, — все будет в порядке! Завтра начинается следствие, в результате которого будет вынесено решение: «Самоубийство».

— Почему? — пробормотала я.

— Я поговорил с Джейком! Теперь я знаю, что он не причастен к смерти Эдварда.

— Откуда ты знаешь?

— Это он мне сказал, а я знаю людей. Джейк был уверен в том, что, поговорив с Эдвардом, найдет с его стороны понимание и добьется для тебя свободы.

— Так он разговаривал с Эдвардом!

— Нет, но собирался поговорить.

— Тогда откуда же ты знаешь?..

— Тоби сообщил мне, что Эдвард разговаривал с ним за два дня до своей смерти. Он сказал, что не видит смысла в дальнейшей жизни: «Временами меня подмывает налить себе изрядную дозу этого лекарства. Я бы тихо заснул, и все проблемы были бы решены». Это очень важные показания, и Тоби намерен дать их следствию. Таким образом, выяснится, что ни у кого не было ни малейших причин желать смерти Эдварда!

— А как же письма? — спросила я.

Отец сунул руку в карман и достал оттуда два сложенных листа бумаги. Я выхватила их из его руки.

— Где ты взял их?

— Они у меня, а это самое главное! Я хотел, чтобы ты пришла сюда… для полной уверенности. Это те самые письма?

— Да, но я не понимаю…

На туалетном столике стояла зажженная свеча. Входя в комнату, я мельком заметила ее и удивилась — зачем она горит, если светло? Отец забрал у меня письма и поднес их к пламени свечи. Все наблюдали за тем, как они горят.

— Ну вот, — сказала мать, задувая свечу, — и конец делу! — Она покачала головой:

— Мне пришлось довериться миссис Баррингтон! Когда я посвятила ее во все обстоятельства, она поняла…

Она улыбнулась миссис Баррингтон, а та сказала:

— Да, дорогая моя Джессика! Ты в свое время сделала счастливым моего сына, и я буду вечно благодарна тебе! Твоя мать сумела объяснить мне, что ты любила того человека, а он тебя. Я еще больше благодарна тебе за то, что ты, несмотря ни на что, не оставила Эдварда, решив быть рядом с ним! Я решила помочь тебе! Клер — очень ревнивая натура. Она всегда была трудным ребенком, считала, что ею пренебрегают. Эдвард относился к ней с большим вниманием, чем остальные, и она очень любила его. Действительно, в свое время я думала, что они могут и пожениться, но все повернулось иначе, и с тобой мой сын был счастлив! Узнав, что существуют компрометирующие тебя письма, я решила раздобыть их и этим помочь тебе.

У Клер есть шкатулка, которую Эдвард подарил ей на четырнадцатилетие. Ключ от шкатулки висит на брелке — тоже подарке Эдварда, а брелок хранится в ящике ее туалетного столика. Я догадалась, что эти письма должны храниться в шкатулке, и знала, где взять ключ. Бедняжка Клер, она всегда была завистлива! Мне кажется, это свойство было всегда присуще ей, даже если бы жизнь сложилась по-иному! Она никогда не забывала про свои неудачи и несчастья и считала, что другие должны страдать не меньше, чем она. Счастливой она чувствовала себя только в обществе Эдварда. Очень может быть, что он, и в самом деле, женился бы на ней, если бы не появилась ты. Думаю, в этом случае она, возможно, изменилась бы.

Так или иначе, я выбрала момент, когда Клер не было, зашла в ее комнату, взяла ключ, открыла шкатулку, и, как я и предполагала, там лежали эти письма! И я принесла их твоей матери…

— Вы сделали это… для меня? — воскликнула я.

— Не знаю, как мы сможем отблагодарить вас! — с чувством сказала мать.

— В душе я была убеждена в том, что Эдвард хотел бы этого. Уж менее всего он желал бы, Джессика, чтобы с тобой случилось какое-нибудь несчастье. Так что сделала я это и ради Эдварда, и ради тебя!

Отец подытожил:

— Теперь не может быть и речи о каких-то обвинениях!

Я была так взволнована, что не могла говорить. Отец взял меня за руку и усадил в кресло. Я сидела рядом с матерью, и она обнимала меня.

— Все пройдет, моя дорогая! Скоро все это будет казаться тебе кошмаром, о котором лучше забыть!

Я вернулась в Грассленд. У меня должно было стать легче на душе, но мрачное настроение не проходило. Я ощущала себя так, словно брела на ощупь в потемках, опасаясь в любой момент наткнуться на что-то страшное.

Мне хотелось видеть Джейка, отчаянно хотелось! Я хотела поговорить с ним, упросить рассказать всю правду. Он не сможет солгать мне! Когда-то он совершил убийство и не раскаялся в этом. Что за жизнь он вел на корабле, на котором плыли каторжники? Джейк наверняка видел там смерть в самых разнообразных формах. Возможно, он привык к этому. Разве не черствеет от этого душа? Разве не начинает человек меньше ценить чужую жизнь? Не заставляет себя добиваться желаемого любыми средствами? Да, я хотела видеть Джейка и в то же время боялась этого.

Подъезжая к дому, я заметила, что навстречу мне скачет всадник. Оказалось, что это Питер Лэнсдон, которого мне сейчас менее всего хотелось бы видеть.

— Джессика! — воскликнул он. — Амарилис решила навестить тебя. Она за тебя очень беспокоится. Ты ходишь словно в воду опущенная. Все это, конечно, ужасно!

Я молчала.

— Ты едешь из Эверсли? Вероятно, родители сейчас прилагают все силы, чтобы замять дело?

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Ну, в такой ситуации… жене всегда приходится тяжело! Когда муж иди жена таинственно умирает, первым подозреваемым обычно бывает его половина..

Я ненавидела Питера, его холодный презрительный взгляд. Как Амарилис могла любить такого человека? Как я могла когда-то считать его романтичным? Питер был существом, как хамелеон, постоянно меняющим свое обличье так же легко, как другие меняют одежду. И в этом был секрет его успеха.

— Я не сомневаюсь, — продолжал он, — что твои родители сумеют вытащить тебя из любой трудной ситуации. Как тебе повезло, что у тебя есть отец, не только любящий и готовый спасти дочь от любых неприятностей, но и имеющий возможности для этого.

— Правда все-таки будет установлена! — ответила я. — Это именно то, чего хочу я и чего хочет мой отец!

— Правда? Только правда и ничего, кроме правды? — спросил он, приподняв брови. — Есть небольшое дело, которое, по моему мнению, будет разумнее сохранить в тайне. Ты знаешь, что я имею в виду, поскольку мы уже обсуждали с тобой этот вопрос!

— Чего ты хочешь сейчас? — спросила я.

— Я не шантажист, а всего лишь использую возможность, которая мне предоставляется. Я был бы дураком, шантажируя тебя, в то время как за тобой стоит могущественный отец. Мы знаем друг о друге некоторые тайны, и я хочу от тебя лишь постоянного молчания. Предположим, всего лишь предположим, что следствие пройдет гладко и ты со своим любовником выйдете сухими из воды. Вы поженитесь, и тогда ты можешь подумать: «А какая разница, что у меня был любовник еще до смерти мужа? Дело закрыто. Почему бы мне не рассказать то, что я знаю о Питере Лэнсдоне и о его темных делишках в Лондоне?» Я хочу, Джессика, чтобы ты поклялась, что будешь молчать. И хочу, чтобы поклялась до начала следствия!

— А если не поклянусь?

— Тогда я буду вынужден сообщить следствию о том, что у тебя был мотив устранить мужа. Что я выяснил случайно, конечно, как ты тайком встречалась со своим любовником в Лондоне. Так что… я буду обязан намекнуть на то, что у тебя была причина устранить Эдварда!

— Я презираю тебя!

— Иногда приходится быть безжалостным для того, чтобы пробиться в жизни!

— Любопытно, что сказала бы Амарилис, узнав, за какого человека она вышла замуж?

— Амарилис предана человеку, за которого вышла замуж! Она ни секунды не жалела об этом.

— Это и странно!

— В этом нет ничего странного: разные люди и видят нас по-разному! Для тебя я — безнадежный грешник, для Амарилис — трудолюбивый и удачливый предприниматель, великолепный муж и отец! Когда я с Амарилис, я действительно такой, каким она меня представляет, а с тобой я — авантюрист! Я и то и другое, Джессика, такова жизнь! Конечно, я не верю, что смертельную дозу лекарства налила ты. Что же касается непредсказуемого и страстного Джейка?.. Поклянись, что будешь вечно хранить мою тайну. Тогда я не выступлю на следствии и не расскажу все, что знаю о тебе и Кадорсоне!

Я вспомнила, что когда-то Ли предсказала нам с Амарилис нашу судьбу. Тогда она сказала, что Амарилис пройдет по жизни радостно, поскольку не видит зла и опасностей, окружающих ее. Как она была права! Наверное, Амарилис всегда была такой, вот почему жизнь всегда поворачивалась к ней хорошей стороной. Она не видела зла, оно как бы не существовало для нее.

Я припомнила тетушку Софи, никогда ничего не видевшую вокруг, кроме зла, и прожившую всю жизнь несчастной. Мне показалось, что люди сами творят свое счастье или несчастье и что в их силах строить свою собственную жизнь, уж, во всяком случае, в такой ситуации.

— Ну? — спросил Питер. — Твой ответ? Мы даем оба обет молчания?

Я медленно произнесла:

— Я никогда не расскажу того, что знаю. — Он нагнулся ко мне:

— И я о тебе, дорогая Джессика!

Питер приподнял шляпу и поехал дальше.

Настал день следствия. Присутствовали Джейк и Амарилис с Питером Лэнсдоном. Джеймса и Тоби, как и нас с Джейком, должны были вызвать в качестве свидетелей: мы были последними, кто видел Эдварда живым.

Я сидела со своими родителями. Лицо отца было мрачным и напряженным, он выглядел старым и усталым. Я не знала, можно ли это отнести на счет бессонницы и озабоченности, но то, что он очень встревожен опасностью, нависшей надо мной, было несомненным.

Я наблюдала за Джейком, дающим показания. Он рассказал о том, как помогал Тоби перенести Эдварда в постель. Пришлось объяснять, что обычно это было обязанностью Джеймса, но, поскольку он повредил спину, этим временно занимался Тоби.

Затем Джеймс рассказал о том, как отмерил дозу лекарства, вылил его в стакан воды и поставил у изголовья, на тумбу. Он вышел из комнаты вместе с Тоби, а сэр Джейк остался там на несколько минут, поговорил с мистером Баррингтоном и тоже вышел.

Настал мой черед. Я рассказала как вернулась домой в рождественскую ночь, что моего мужа вынесли из экипажа, посадили в кресло-каталку и ввезли в дом. После того как его уложили в постель, я навестила его, что было у нас в обычае. Вода со снотворным стояла на тумбочке, и я вручила мужу стакан, как делала всегда перед тем, как мы прощались на ночь.

— Не заметили ли вы чего-нибудь особенного?— Я ничего не заметила.

— Не заметил ли чего-нибудь ваш муж?

— Выпив лекарство, он поморщился, но такое случалось и раньше. Он заметил, правда, что лекарство горьковато.

— Говорил ли ваш муж или намекал каким-нибудь образом на то, что намеревается принять необычно большую дозу?

— Никогда! — ответила я. Вопросов ко мне больше не было.

Сенсацию вызвали показания Тоби. Он выполнял обязанности садовника, как сообщил он. Когда мистер Джеймс Мур повредил себе спину и поэтому не смог управляться с мистером Баррингтоном, он оставил свою работу в саду и занимался лишь обслуживанием больного.

— А не было ли такого впечатления, что мистер Баррингтон намерен покончить с собой?

— Да, был такой случай.

— Когда именно?

— Вечером, накануне Рождества.

— Что именно он сказал?

— Он взглянул на стакан и сказал: «Временами я чувствую, что являюсь для многих людей бременем». Он спросил, что я думаю насчет морали, когда человек лишает себя жизни. И еще добавил, что неужели мораль важнее, чем здравый смысл?

— А было ли мистеру Баррингтону легко добраться до бутыли, содержащей снотворное?

— Она стояла в тумбе. Я бы не сказал, что достать ее было легко, но мистер Баррингтон мог, постаравшись, дотянуться до бутыли.

— Разумно ли было оставлять ее в таком месте?

— Было невозможно убрать ее оттуда так, чтобы мистер Баррингтон не заметил этого, — сказал Тоби.

Было установлено, что бутылка находилась в доступном для больного месте и что он рассматривал возможность лишения себя жизни.

Решение гласило: «Самоубийство».

Я сидела в саду старого замка в Бургундии. Слышались крики детей Шарло и Луи-Шарля, игравших в мяч на поле возле замка. Вдали виднелись виноградники со зреющими гроздьями.

Через несколько недель начинался праздник сбора винограда. Я находилась во Франции уже восемь месяцев, покинув Англию вместе с родителями вскоре после завершения расследования смерти Эдварда. Мы решили, что нам лучше на некоторое время уехать.

Все эти месяцы родители поддерживали меня. Они знали: в душе я не верила, что Эдвард покончил жизнь самоубийством. Он всегда был стоиком и принимал жизнь такой, какая она есть. Даже если бы он узнал о моей любви к Джейку, то принял это как неизбежный факт, а к такому выходу, как самоубийство, никогда не прибегнул. Я знала, что кто-то влил в его стакан смертельную дозу снотворного.

Моя мать и миссис Баррингтон быстро все подготовили к отъезду. Обе были согласны, что мне следует уехать на некоторое время. Во-первых, я нуждалась в смене обстановки, во-вторых, была проблема с Джейком. Каково бы ни было решение, подозрения могли оставаться. Я не должна была быстро соединиться с Джейком, не следовало мне и видеться с ним. Я не была уверена в своих чувствах, меня грызли сомнения. Я не могла забыть его решительные слова: «Я найду выход». Всю жизнь эти слова меня будут теперь преследовать.

Я знала, как трудно покинуть Англию моему отцу: он всегда недолюбливал Францию и французов, и я предполагала, что он будет скучать по Англии. Однако его желание быть с матерью и со мной пересилило. Он согласился, что мне будет лучше уехать подальше от Грассленда. Я же была настолько безразличной, что позволила им позаботиться обо всем.

Тамариск пожелала остаться в Эндерби вместе с Амарилис. Полагаю, она была счастлива, поскольку постоянно виделась с Джонатаном. Баррингтоны вернулись в Ноттингем, забрав с собой Клер. Они собирались погостить в Шотландии у Айрин.

Джейк отправился в Корнуолл. Я кое-что слышала о нем, точнее, получила от него несколько писем. «Одно твое слово, — постоянно напоминал Джейк, — и я немедленно приеду и заберу тебя». Существовал обычай, в соответствии с которым вдове следует выждать, по крайней мере, год после смерти мужа, прежде чем снова выйти замуж. Джейку же было наплевать на все обычаи, он готов был жениться на, мне прямо сейчас.

«Приезжай сюда, — писал Джейк. — Ты будешь далеко от дома, на другом конце Англии. Я жду тебя и тоскую. Надеюсь, ты вспоминаешь обо мне? Здесь никто не знает о случившемся, а в Лондон мы начнем ездить лишь после того, как ты все забудешь. Да и кого волнуют обычаи? Уж во всяком случае не тех, кто по-настоящему любит».

Перечитывая письма, я живо вспоминала Джейка. Я постоянно думала о нем и видела в своих снах.

«Что я буду чувствовать, если он приедет? — спрашивала я себя. — Смогу ли я когда-нибудь видеть его и не вспоминать одновременно ту самую комнату в Грассленде, с тумбой возле кровати и стаканом, стоящим на ней?»

Что же все-таки произошло той ночью? Узнаю ли я когда-нибудь об этом? Смогу ли любить того, кто убил моего мужа? Имею ли я право подозревать любимого человека? Я ни в чем не была уверена.

Возможно, именно поэтому мать и привезла меня сюда. И отец пересилил свое желание остаться дома.

Я с благодарностью принимала заботы обо мне. Я полагалась на родителей, была просто вынуждена делать это. Я не стремилась обратно в Англию… пока. Мне нужно было разобраться в своих чувствах. Если я вернусь — то Джейк немедленно приедет ко мне. А что я буду чувствовать? Что мне следует делать? Спросить: «Джейк, скажи мне правду! Это ты убил Эдварда?» Он скажет «нет», но поверю ли я ему? В этом я была не уверена. А если я любила Джейка, могла ли я быть не уверена в нем? Но если бы я по-настоящему любила, для меня не имело значения, что он сделал на самом деле?

Наступало главное событие года: сбор винограда. Я помогала как могла и видела крестьян, приехавших за много миль собирать урожай.

Стоял теплый вечер, все праздновали успешное окончание сезона. В моей комнате был балкон, я могла выйти на него и, перегнувшись через железные перила, вдохнуть ночные запахи. Отсюда виднелись башенки замка, который с такой любовью реставрировали Шарло и Луи-Шарль. Где-то вдали слышались звуки скрипок и пение работников.

По булыжникам двора застучали колеса. И вдруг… я увидела Джейка! Он поднял голову, и несколько секунд мы смотрели друг на друга. Потом я повернулась и побежала вниз, к нему. Джейк обнял меня:

— Я здесь, и больше никаких расставаний!

— Джейк… Джейк…— от волнения перехватывало дыхание. Он обнимал меня так крепко, что я с трудом дышала. — Как… как ты сумел добраться сюда?

— На крыльях любви! — ответил он и рассмеялся. — Мне очень хотелось быть с тобой! Я не уеду без тебя. Хватит ждать, все неважно… кроме того, что мы вместе!

Я поняла, что и меня не волнует больше ничего. Пропали всякие сомнения. Мне было неважно, виноват ли Джейк. Важно лишь то, что он приехал ко мне!