— Мне очень жаль! Как мне хотелось тогда помочь вам бежать из Грассленда!

— Если бы это удалось, до конца дней своих я находился бы в розыске! А сейчас я свободный человек, я отбыл свое наказание! Мне повезло: я мог бы оказаться среди каторжников, прикованных друг к другу цепью.

Я содрогнулась.

— Попробуйте представить: на работе за ними следит вооруженная охрана, с ног у них никогда не снимают цепей. И так они живут — в связке с сотней других несчастных! Но зачем я рассказываю вам все это? Ведь я хотел, чтобы этот день был счастливым!

— Я думаю, вам нужно рассказать об этом… хотя бы раз. Освободитесь от этого груза и никогда больше не вспоминайте об этом!

— Я не встречал таких людей, которым бы хотел все рассказать. С вами все по-другому: вы были моим другом… с того самого дня, когда застали меня в том доме.

— Как все это несправедливо: вы убили человека, который заслужил это, спасли честь девушки, а за вами еще охотились, называли преступником!

— Теперь, позвольте, я расскажу вам о том, как мне повезло! По прибытии нас вывели на палубу, и нашим глазам предстала прекрасная гавань. Не знаю, как описать ее… Маленькая бухточка, песчаные пляжи, а за ними — кружево кустарника! Все это было так прекрасно, что занимался дух… Жаркое солнце, воздух, наполненный ароматами, великолепные птицы — какаду, попугаи… потрясающих расцветок! Должно быть, многое изменилось с тех пор, как в этих местах побывал Кук. Появились постройки — небольшие домишки поселенцев. Низкие холмы, лощины и кусты, которые иногда растут у самого края прибоя… Просидев несколько месяцев в тесном трюме, оказываешься ослепленным этой неожиданно открывшейся взгляду красотой, глубоко вдыхаешь этот волшебный воздух и чувствуешь — до чего все-таки прекрасно жить!

Пришлось еще в течение нескольких дней оставаться на борту корабля — ждать людей, которые должны были стать нашими хозяевами на срок приговора. В газетах появилось объявление о прибытии новой партии заключенных. Нас выводили на палубу, выстраивали и нас выбирали предполагаемые владельцы. Должен сказать, что это был один из самых унизительных моментов в моей жизни: к нам относились, словно к скоту! Я вновь расстраиваю вас, а ведь хотел рассказать о том, как мне повезло. Меня выбрал скотовод, у которого была небольшая ферма в нескольких милях от Нового Южного Уэльса. Он оказался неплохим человеком. Ему был нужен хороший работник, а я был молод и силен, и срок был всего семилетний, а это значило, что я не был закоренелым преступником.

Джо Кливер выбрал меня, и с этого момента я вновь начал напоминать человеческое существо, хотя жизнь моя была нелегкой. Только тогда я понял, насколько легко прожил двадцать лет своей жизни. К работе отвращения у меня не было, я даже любил ее. Я получил одеяло и спал в хижине вместе с двумя другими работниками.. Там же мы готовили еду и кипятили воду в жестянках. Восемь фунтов мяса, десять фунтов муки в неделю и кварта молока в день — таким был наш рацион, а трудились мы с восхода до заката. Это была тяжелая жизнь, но она начала мне нравиться. Джо Кливер приметил меня, потому что я показал ему приемы работы, которые приносили хорошие результаты. Через год я уже спал в доме, и хозяин часто советовался со мной.

Я кивнула, хорошо представляя себе все это: Джейка можно было выделить где угодно!

— Шли месяцы, годы, прошло семь лет, и я стал свободным человеком! Джо не хотел расставаться со мной: он выделил мне участок земли и оказал кое-какую помощь. Сначала я обзавелся несколькими овцами, потом у меня появилось их много. Джо сказал, что из меня получится удачливый скотовод: не успею оглянуться, как обзаведусь собственным приличным хозяйством. Потом пришли новости из дома: умер брат, и я унаследовал семейное имение и титул!

— И вы бросили все, что у вас было, и возвратились домой? И не вернетесь больше в Австралию?

— Возможно, когда-нибудь и вернусь. Вам хотелось бы увидеть те края?

— Меня всегда интересовали новые места!

— Там постоянно все меняется. Я видел, как изменилось это место за проведенные там годы. Джо часто брал меня с собой в Сидней. Он говорил, что я умею торговаться, а ему это никогда не удавалось. Видимо, я был более красноречив, а может, более настойчив? Мы с Джо стали добрыми друзьями. Да, так о чем я?.. Ах, да, про то, как растет город! Там, где совсем, недавно были тропы, появляются настоящие улицы… Там много природных богатств… Да, я был бы не прочь вернуться туда!

— А что стало с землей, которой вы владели?

— Я передал управление ею другому человеку, так что мне все равно придется вернуться туда.

— Но не остаться?

— Нет, мой дом — в Англии, в Корнуолле! Вы знаете Корнуолл?

Я покачала головой.

— Вам там понравилось бы! Корнуолл отличается от остальной Англии: он ближе к природе. И не только это: у корнуолльцев полно суеверий, в этих краях есть нечто сказочное! Вы, столь практичная и здравомыслящая, относитесь, наверное, к этому скептически?

— Боюсь, я не такая здравомыслящая, как это может показаться.

— Я в этом уверен!

— Как вы можете быть в чем-то уверены? Вы меня почти не знаете! Вы познакомились со мной, когда я была еще ребенком, и с тех пор до вчерашнего вечера мы не виделись.

— С первого момента нашей встречи я не переставал думать о вас!

Я рассмеялась:

— Полагаю, это просто галантность: мужчины считают, что постоянно должны говорить женщинам нечто подобное.

— Это правда! — Джейк. — знаете, когда я был заперт в этом ужасном трюме, мне помогали подавить свою бессильную ярость на судьбу лишь воспоминания о маленькой девочке с чистым взглядом, которая была такой искренней, такой открытой. Девочка, которая спасла мне жизнь! Забыть того, кто спас твою жизнь, невозможно!

— Вы преувеличиваете, не я спасала вашу жизнь, это мой отец сделал все, что мог!

— Но на этом настояли вы! Пэнфолд рассказал мне обо всем, когда приходил в порт попрощаться со мной перед отплытием.

— Я чувствовала себя виноватой…

— Потому что за вами следили, когда вы шли в тот дом? Да, вы поддерживали меня все дни того ужасного путешествия. И потом, когда я жил в хижине, я вспоминал вас. Частенько я говорил себе: в один прекрасный день я стану свободным, вернусь и разыщу Джессику! К тому времени она будет взрослой…

— А вы никогда не думали о Долли?

— Изредка. Бедняжка Долли!

— А я полагала, что именно она должна была присутствовать в ваших мыслях!

— Долли? Она появилась… и исчезла. Думаю, она отнеслась ко мне точно так же.

— Неужели вы думаете, что такая девушка, как Долли, способна завести интрижку, получить удовольствие, а потом перестать думать об этом? У Долли не было мужчины ни до вас, ни после! Долли не была женщиной легкого поведения, которую можно использовать и бросить!

— Так уж случилось! Долли все прекрасно понимала. Она знала, что я не останусь с ней.

— Мне это трудно понять!

— Конечно, если бы не ребенок, это и в самом деле осталось мимолетным развлечением!

— Не думаю, что Долли относилась к этому так же… Впрочем, она ведь была представительницей того пола, который создан только для того, чтобы ублажать пол противоположный!

Джейк улыбнулся.

— С каким жаром вы защищаете женщин! Вы именно такая, какой я ожидал вас увидеть! Но никогда не думал, что вернусь и застану вас… замужем!

— Почему бы и нет? Я давно уже не ребенок, скоро мне исполнится двадцать один год.

— Семь лет, восемь лет — это большой отрезок жизни! Расскажите мне о вашем браке. Вы счастливы?

— Счастлива!

— Но не вполне?

— Почему вы так думаете?

— Я чувствую это!

— Я не представляю себе более милого мужа!

— Вы рассказали мне о нем очень мало. С ним произошел несчастный случай: это все, что я знаю.

— До этого несчастного случая я была помолвлена с ним.

— Вы были очень влюблены?

Я заколебалась: стоит ли быть совершенно откровенной?

— Конечно, нет! — заключил Джейк. — Тогда почему вы вышли за него замуж?

— Амарилис объявила о помолвке, и я решила, что мне пора сделать то же самое. Все хотели, чтобы я вышла замуж за Эдварда, и его семья, и моя…

— Он богат, полагаю? Из хорошей семьи? — с иронией спросил он.

— Не слишком богат, но состоятелен и имеет свое дело в Ноттингеме… Это добрые приличные люди, моя семья полюбила их. Кстати, если бы не вы, то мы никогда не познакомились бы с ним!

Он удивленно посмотрел на меня.

— Это случилось, когда мы ехали в Ноттингем… Тогда вы должны были предстать перед судом. Тогда мы с семьей моего мужа и познакомились. Наши семьи подружились, и, когда Долли умерла, Баррингтоны купили Грассленд. Так они стали нашими соседями…

— Значит, вы совершили помолвку, потому что так поступила Амарилис?

— Ну, что-то вроде этого… А потом с Эдвардом произошел этот ужасный случай! Мой муж был таким храбрым, таким чудесным! Он хотел освободить меня от данного ему слова, но я не согласилась!

— Это жизнь не для вас, — промолвил Джейк.

— Это жизнь, которую я выбрала!

— Вы рождены не для того, чтобы быть монахиней: вы эмоциональны и полны жизни!

— А вы были рождены для того, чтобы стать рабом? Что Вы имели в виду, говоря, что я рождена не для этого? Мы все рождены для того, что нам предназначено судьбой!

— Я не мог предотвратить того, что произошло со мной. Неужели я мог стоять в стороне и смотреть, как истязают Ли?

— А я могла нарушить обещание и бросить Эдварда только потому, что он стал инвалидом?

— Вы сделали просто благородный жест! Что за идея — связать себя на всю жизнь с инвалидом?

— А вы? Чуть не погибнуть, отправиться на семь лет на каторгу ради какой-то девчонки?

— Вы хотите сказать, что мы оба?…

— Не знаю. Я могу лишь сказать, что сделала то, что была обязана сделать, и, полагаю, то же самое относится к вам!

Он взял мою руку и пожал ее.

— Какой серьезный настрой у нашей встречи! Я-то думал, что она доставит нам удовольствие, будет весело, когда мы встретимся спустя долгие годы. Следовало бы больше радоваться кашей встрече. — Он наполнил мой стакан бургундским и поднял свой. — Давайте веселиться!

Грустное настроение исчезло, и Джейк сразу же стал похож на того смеющегося цыгана, которого я знала много лет назад.

Он стал рассказывать о своем поместье в Корнуолле и так живо описывал его, что я прекрасно представила картину — особняк из старого серого камня, с крепостными башнями, с длинной галереей, где, естественно, водятся привидения. Ни один дом в Корнуолле не может называться старинным, если в нем нет привидений. «Мы ведь живем неподалеку от мавров, да и море у нас рядом. Надеюсь, вы когда-нибудь навестите меня?»

Мне хотелось верить в то, что это когда-нибудь случится. Так действовал на меня Джейк. Он заставлял меня погрузиться в мир, где все возможно. Я вновь становилась юной и беззаботной и могла на время забыть, что обременена долгом и ответственностью. Я видела себя прогуливающейся по этому дому и восхищавшейся длинной галереей, башней со шпилем. Мысленно я видела часовню, большой холл и сад, полный азалий, рододендронов и гортензий — розовых, синих и белых. Джейк был хорошим рассказчиком и описывал все так живо и красочно, что мне захотелось увидеть все это своими глазами.

Я вернулась к реальности, осознав, что прошло довольно много времени. Моя семья начнет беспокоиться, следует собираться домой.

Не спеша мы возвратились к лодке, и на обратном пути я ощущала легкую грусть. Я позволила себе погрузиться в мечты, а расставшись с ними, осознала, как никогда сильно, что мое замужество с Эдвардом было поспешным и необдуманным. Я глядела на Джейка, сидящего за веслами, улыбавшегося мне многозначительной улыбкой. С его лица исчезла та печаль, с которой он рассказывал мне о своих скитаниях… Я была в сильном замешательстве: мне не хотелось расставаться с ним, хотелось постоянно ощущать радость, которую он излучал. Она была тем более удивительной, если принять во внимание страдания, пережитые Джейком за долгие годы каторги. Их особенно тяжело переносить такому человеку, как Джейк.

В минуты, проведенные на реке, я говорила себе: «Должно быть, я влюбляюсь?» Я думала, что этого никогда не произойдет со мной, но это произошло… слишком поздно!

Мы выбрались из лодки и пошли к нашему дому. Сейчас, видимо, было около трех часов дня. Я была несколько раздражена и расстроена, совсем забыв о том, что обо мне могут беспокоиться.

Мы вышли на Пиккадилли. Должно быть, я бессознательно ускорила шаг, так как Джейк спросил:

— Вы, наверное, спешите?

— Я и не думала, что уже так поздно!

— Давайте свернем сюда: так мы сократим путь.

В этот момент я заметила ее и мгновенно узнала. Это была та самая девушка, которая когда-то притворялась слепой. Сейчас она выглядела совсем по-иному! И уж, несомненно, была зрячей! На девушке была дорогая, но весьма крикливая одежда: щеки ярко нарумянены, а остальное лицо набелено; глаза, которые когда-то выглядели столь трогательно незрячими, были густо обведены краской. Она перешла через дорогу и вошла в дом.

— Что это за место? — спросила я Джейка.

— Клуб «Фринтон», — ответил он.

— «Фринтон!» Я слышала о нем: именно здесь Джонатан проиграл когда-то большую сумму. Что это за заведение?

— По-моему, у него весьма дурная репутация!

Все это было очень странно. Что девушка делала в этом клубе? Что-то следовало предпринять, но я не знала, что именно.

— А вы знаете, кто им владеет?

— Говорят, мадам де Ларж.

— Я слышала о ней.

— У нее несколько таких клубов. Говорят, что там творятся какие-то темные делишки. Клуб посещают проститутки и молодые шалопаи — а возможно, и не только молодые. У них больше денег, чем здравого смысла! Таких мест довольно много в Лондоне. Владелицей их считается мадам де Ларж, но я слышал, что это всего лишь подставное лицо, за которым стоит какая-то организация.

— А зачем нужна анонимность?

— Это весьма непристойный бизнес! Меня не удивило, если бы оказалось, что реальными владельцами этих клубов являются какие-нибудь «столпы общества»!

Я была потрясена: после стольких лет вдруг встретить ту самую девушку, которая когда-то преследовала меня в ночных кошмарах. Это просто обескураживало.

Когда я рассказала об этом своим родителям, то отец заметил:

— Это явно беспутная женщина, многие из них посещают эти клубы! Мы ничего не сумеем добиться даже если отыщем ее: все случилось слишком давно!

— Существует некая женщина, якобы являющаяся владелицей этого клуба, — мадам де Ларж.

— Думаю, это подставное лицо!

— Я была потрясена, увидев эту девушку! Я бы узнала ее где угодно, хотя сейчас она разодета, да и лицо у нее стало иным!

— Будем надеяться, что она вернулась к своей основной профессии, — буркнул отец, — и больше не делает попыток способствовать похищению невинных девушек!

— А я считаю, что мы должны что-то предпринять! — настаивала мать.

Отец обратился ко мне:

— Только не пытайся выслеживать ее, если вы вновь встретитесь!

Мою мать больше интересовал Джейк Кадорсон.

— Я беспокоилась, не зная, где ты! — сказала она с легким упреком.

— Я заходила к тебе, чтобы сообщить, что ухожу с Джейком, но не застала. Он хочет приехать к нам повидать Тамариск, а я не знаю, как поведет себя девочка, когда ей неожиданно представят отца.

— Она — непредсказуемый ребенок! — согласилась мать.

— Думаю, — произнесла я, — нужно подготовить ее, а потом, когда она освоится с мыслью, что у нее есть отец, я приглашу Джейка.

— Мы примем его в Эверсли.

— А почему? Тамариск живет в Грассленде. Мать несколько растерялась:

— Я думала…

Проницательная во всем, что касалось меня, мать заметила, что мои чувства к этому человеку несколько глубже, чем хотелось бы ей.

— В свое время я приглашу его, — спокойно ответила я.

Джейк пришел на следующий день, и отец предложил ему пообедать с нами. Гость охотно принял приглашение. Было очевидно, что он нравится моим родителям. Джейк испытывал особую благодарность к моему отцу, и за обедом они обсуждали тот суд и положение, в котором оказалась страна после разорительной и длительной войны, которая еще не завершилась.

— Почти двадцать лет тянулась война! — заметил отец. — Сейчас у народа, конечно, веселое настроение, все поют, прославляют великого герцога, но посмотрим, что будет, когда увеличат налоги? Это уже совсем другое дело!

— Вы ожидаете волнений? — спросил Джонатан.

— Думаю, что роптать, по крайней мере, будут, — отец повернулся к Джейку. — А как обстоят дела в Корнуолле?

— Ничуть не лучше, чем в остальной стране, — ответил Джейк. — Ко всему прочему, и народ там живет значительно бедней!

— Мы прекрасно знаем, на что способна толпа, — заметила мать. — Муж Джессики стал ее жертвой!

— Пожалуй, нам лучше разъезжаться по своим поместьям, — заявил отец. — Там мы сумеем утихомирить местные бури. А вот городские жители всегда страдают больше всех!

— Помимо бедности, которую усугубила война, народ имеет и другие претензии, — заявил Джейк. — Он требует своего представительства в парламенте и всеобщего избирательного права!

— Но для этого еще не подошло время, — отец. — Неужели мы хотим, чтобы всякий Том, Дик или Гарри, который едва умеет читать и писать, занимался законотворчеством?

— Они вовсе не желают заниматься законотворчеством, — вставила я, — Они всего лишь хотят иметь в парламенте людей, которые представляли бы их интересы.

— Вздор! — воскликнул отец. — Народу нужно просвещение! Он сначала должен понять, что к чему, научиться идти в ногу со временем!

— Именно это народ и пытается делать! — настаивала я.

— Моя дочь страшно любит спорить, — бросил отец Джейку. — Попробуйте заговорить на любую тему, И тут же она начинает доказывать обратное!

— Так интересней жить! — ответил Джейк.

Я была рада, что он понравился родителям, и так легко вошел в наше общество. После того как Джейк попрощался с нами, отец заметил:

— Интересный человек! Любопытно принимать за своим столом бывшего каторжника, Лотти?

— А мне показалось, что он гораздо более интересный собеседник, чем многие наши знакомые!

— Такой жизненный опыт, безусловно, накладывает свой отпечаток. Я рад, что, в конце концов, все уладилось: если бы такого человека повесили, было бы трагедией. Тогда он оказался в этом положении только из-за того, что спас молодую девушку от пьяной скотины. Глупый юный идиот!

— Почему глупый? — спросила я. — То же самое сделал бы и ты в молодости!

— Моя милая дочь, ты удивляешь меня. Я никогда не делал ничего, что не шло бы мне на пользу!

— Ну почему ты всегда стараешься изобразить себя хуже, чем есть на самом деле? Ты и так не без недостатков!

Мы улыбнулись друг другу. Я была очень довольна, что всем понравился Джейк Кадорсон.

Я не думала, что это произойдет так скоро!

Мы должны были выехать из Лондона в конце недели. Договорились, что Джейк приедет в Грассленд через неделю после нашего возвращения туда: нужно было время подготовить Тамариск к новости о том, что у нее есть отец. Джейк говорил, что ему хочется узнать как можно больше о Тамариск, и признался, что очень волнуется перед встречей с ней.

Это произошло во второй половине дня во вторник. Я собиралась пройтись по лавкам и сделать некоторые покупки. Выходя из дома, я столкнулась с Джейком. Наверное, он поджидал меня.

— Мне кажется, мы так давно не виделись! — Я изумленно взглянула на него:

— Это было лишь вчера!

— Я сказал, мне так кажется…— продолжал:

— Я хочу поговорить с вами, мне нужно так много вам сказать!

— У вас есть еще, что сказать? Мне казалось, мы обо всем переговорили!

— Нет! Давайте найдем где-нибудь тихий уголок. Кстати, вы еще не видели мой городской дом! Это довольно близко отсюда.

— Я отправлялась за покупками…

— А они не могут подождать?

— Да, пожалуй, могут, собственно говоря, речь идет о мелочах.

— Мне хотелось бы показать вам свой дом! Конечно, по сравнению с вашим он покажется маленьким. Мой брат использовал его как холостяцкую квартиру, а уж он был самым убежденным холостяком из всех, кого я знаю!

Джейк взял меня за руку, и мне захотелось танцевать прямо здесь, на улице.

Дом был расположен в тихом переулке, где стоял целый ряд таких же домов с небольшими садиками.

— Он очарователен! — похвалила я.

— Да, у моего брата был хороший вкус, и он любил жить с комфортом.

— А кто присматривает за домом? У вас есть слуги?

— Здесь есть нечто вроде подвальчика, где живут мистер и миссис Эверс. Они, как сами говорят, «отрабатывают жилье», и это устраивает обе стороны. Муж за всем присматривает, а миссис Эверс прекрасно готовит. Главное достоинство этой семейной пары — они ни во что не вмешиваются: этому их научил мой брат. Они появляются только по моему зову. Во всех остальных случаях прячутся в своих подвальных апартаментах.

— Как вам повезло! Я часто думаю, что слуги нас просто угнетают: они замечают все, что мы делаем, сплетничают об этом, часто добавляя выдуманные пикантные подробности.

— Я свободен от подобной слежки. Это действительно очень удобно!

Он отпер дверь ключом, и мы вошли в холл. Там были высокие напольные часы и дубовый буфет, на котором стоял большой блестящий бронзовый сосуд. Тишина нарушалась только тиканьем часов. Мне подумлось: «Я не должна была приходить сюда!»

Джейк повернулся ко мне:

— Для меня это волшебные минуты! Видеть вас здесь, в этом доме!

— Мне не терпится осмотреть его.

— Здесь — столовая и кухня, на втором этаже — гостиная и кабинет, а дальше — две спальни. Вот видите, дом невелик, но вполне удовлетворяет мои нужды.

— А кроме него у вас есть еще поместье в Корнуолле? Насколько я понимаю, большую часть времени вы проводите там?

Он провел меня в гостиную с большими окнами от пола до потолка. Светло-зеленые шторы были вышиты золотом, а обивка мебели выдержана в темно-зеленых тонах. Вся обстановка была очень элегантной.

— Позвольте, я помогу вам снять плащ, — предложил Джейк и, сделав это, бросил его на спинку кресла. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза, и вдруг неожиданно он обнял меня и поцеловал.

В первый момент я даже не сопротивлялась, забыв обо всем. Я испытывала такое ощущение, какого мне не доводилось чувствовать никогда. Затем я высвободилась, стараясь вести себя так, будто ничего не произошло, но это было всего лишь притворство.

— Нет смысла делать вид, что между нами ничего не существует, не так ли? — спросил Джейк.

— Разве? — резко спросила я.

— Разве этого не было с самого начала? Вы были еще ребенком, но я сразу почувствовал влечение к вам! Конечно, тогда это казалось забавным: маленькая девочка и мужчина, бросивший все, чтобы странствовать с цыганами! Вы помните?

— Смутно! Вы сидели под деревом, на вас была оранжевая рубашка, а в руках — гитара… Вы и сейчас играете на ней?

— Время от времени… Тогда я играл роль — роль цыгана!

— У вас в ушах были золотые кольца…

— Да, пришлось и об этом подумать! Увидев вас, я сразу понял, что никогда не встречал ничего похожего. И тогда я подумал: «Мне не следовало знакомиться с ней таким образом! Это должно бы произойти на балу, и она должна еще вырасти. Ей должно быть лет семнадцать, это был бы ее первый бал, и свой первый танец она танцевала бы со мной!» И тогда я понял, что наделал, отвергнув прежний образ жизни, отказавшись от своего происхождения, от всего… ради каприза!

— Я не верю в это!

— Клянусь, это чистая правда!

— Но тогда вы не вернулись к себе домой!

— Но вы же знаете эту юношескую гордость! Человек предпринимает какой-то шаг и потом отказывается признать, что сделал это просто по глупости! Я продолжал вести тот же образ жизни, но не мог забыть вас… А потом… Вы знаете, что случилось. А вы явились, чтобы спасти меня! Разве это не доказывает, что мы созданы друг для друга?

— Я не слишком разбираюсь в таких вещах. Но думаю, что мы сами делаем свою собственную судьбу!

Джейк медленно произнес:

— Теперь, когда я нашел вас, не хочу больше упускать!

— Уверена, что вы будете бывать у нас. Ведь вы — отец Тамариск. Вы хотите видеть ее, да и она, вероятно, привяжется к вам.

— Я думал вовсе не об этом… Я люблю вас! И всегда любил! Постоянно думал о вас, находясь на этом ужасном корабле и позже, в своей хижине. Я привык по ночам выходить наружу и глядеть на звезды, воображая, что вы тоже глядите на них. Хотя их рисунок отличается от того, который видел я: мы находились на противоположных концах света. А нам следовало всегда быть вместе!

— Думаю, мне пора идти! Давайте быстро осмотрим дом, и я пойду!

Джейк встал, взял меня за руки и прижал к себе. Секунду мы стояли так. Я почувствовала, что меня охватывает слабость. Я не знала, что это может означать, но восприняла как своего рода предупреждение: мне следовало как можно быстрее покинуть этот дом!

Мы поднялись по лестнице, Джейк шел впереди.

— Дом небольшой, как я уже говорил, но очень удобный!

Мы добрались до лестничной площадки, и он открыл какую-то дверь. Это была спальня с кроватью под пологом. Полог был сделан из зеленого бархата, который хорошо сочетался со шторами, да и ковер тоже был выдержан в зеленых тонах.

— Судя по всему, ваш брат любил зеленый цвет?

— Да, похоже. А вам нравится?

— Очаровательно! Так свежо… Покажите мне следующую комнату, а то мне пора идти!

Но Джейк обнял меня и посадил на кровать.

— Что же вы делаете со своей жизнью? — Я принужденно засмеялась.

— Полагаю, — ответила я, — то же самое, что большинство: просто живу!

— Вы живете неполноценной жизнью, Джессика, вы отгородились от реальности!

— Моя жизнь достаточно реальна!

— Но вы лишь существуете! Зачем вы сделали это? — Я повернулась к нему и довольно сердито бросила:

— Я была вынуждена сделать это! Зачем вы покинули свой дом и стали цыганом? Почему вы убили человека ради спасения девушки, чуть не потеряв при этом свою жизнь?

— Да, мы совершаем иногда такие поступки. Но разве, сделав это, мы должны потом вечно страдать?

— Вы не должны, вам удалось пережить все ваши несчастья! Никогда не забуду, как вы выглядели на балу у Инскипов! Кто бы мог подумать!

— Никто не обязан вечно расплачиваться за свою ошибку! Вы не имеете права отрезать себя от мира! Вы не должны бесполезно увядать!

— Я вовсе не увядаю, а живу весьма полноценной жизнью!

— Теперь, когда я нашел вас, неужели вы думаете, что отпущу?

Я была потрясена: мне хотелось слушать его! Мне следовало уйти, но я не могла, более того, мне хотелось остаться! Я ответила:

— Я сама, как говорится, «стелила постель», и теперь сама должна спать в ней!

Джейк покачал головой:

— Вы и я должны найти счастье вместе!

— Но как это может быть?

Он привлек меня к себе и стал целовать.

«Нет», — говорила мне совесть, но какой-то голос шептал: «Оставайся! Почему бы и нет? Кому это повредит?» Повредит! Ведь я была замужем за Эдвардом! «Эдвард ни о чем не узнает».

Это было сигналом опасности. На самом деле, я внушала себе, что Эдвард не должен ничего узнать. Я сознавала, что делаю плохо, но ничего не могла с собой поделать. В этот момент я сознавала, что готова поддаться искушению.

Джейк продолжал целовать меня.

— Это должно произойти! — шептал он. Я не пыталась освободиться.

— Пожалуйста, Джессика, я мечтал об этом столько лет! Это поддерживало меня, помогало выжить! Однажды я найду ее — повторял я себе, и больше никогда не отпущу!

Я любила Джейка! Как это отличалось от тех чувств, которые я когда-то питала к Питеру Лэнсдону! Меня ошеломляло безудержное желание быть с этим человеком, и я понимала, что никогда не буду счастлива без него.

— Я знаю, ты любишь меня!

— Не могу, не имею права!

— Нельзя говорить, что не можешь, если ты любишь!

— Джейк! — взмолилась я. — Джейк, я обязана помнить о своем долге! До сих пор я не понимала, какую ужасную ошибку совершила, но она сделана, и это моя ошибка! Я обязана жить с ней!

Пока я произносила эти слова, он начал спускать платье с моих плеч. Я чувствовала, что не в силах сопротивляться.

Итак, это произошло! Я была ошеломлена и взбудоражена случившимся. Мне казалось, что это сон, но Джейк был здесь, рядом со мной. Я понимала, что люблю его, любила всегда и буду любить.

Джейк нежно поцеловал меня;

— Не грусти. Это должно было произойти: ты не могла продолжать жить так, если я рядом с тобой. Ты не должна бояться!

Я могла лишь ответить:

— Я совершила… по отношению к Эдварду…

— Эдвард понял бы! Я покачала головой:

— Он не должен узнать об этом!

— И не узнает.

— Я предпочла бы умереть! Ведь он такой хороший! Этот несчастный случай… и с таким человеком! Я обязана заботиться о нем всю оставшуюся жизнь!

— Не всегда дела будут обстоять так. Нам надо подумать, что делать.

— Мы больше не должны встречаться!

— Об этом не может быть и речи!

— Я знаю, что жены бывают неверны своим мужьям, а мужья — женам, но это не имеет никакого отношения ко мне! Речь идет не о каком-то муже и о какой-то жене: это Эдвард и я!

— Моя милая Джессика, ты живешь не в монастыре! Жизнь дается для того, чтобы наслаждаться ею! И это наше свидание не станет последним. Зная, что на самом деле представляет собой твой брак, никто не посмеет осудить тебя за это!

— Я сама себя осуждаю!

— Я сумею переубедить тебя.

Он вновь обнял меня, и мы опять стали заниматься любовью… на этот раз неторопливо, нежно. Я и не пыталась сопротивляться.

Я понимала, что с этого момента наступил перелом в моей жизни. Знала я и то, что я не смогу сопротивляться этому. Я собиралась обречь себя на двойную жизнь.