— Да, — согласилась я, — это, действительно, так.
— Вряд ли найдется много таких, как он: на него всегда можно положиться! Как бы мне хотелось видеть, что он уже устроил свою жизнь!
В комнату вошла Клер Карсон.
— Я зашла узнать, не нужно ли подбросить угля в камин?
— Пока все в порядке. Спасибо тебе, дорогая! Я рассказывала Джессике об этих ужасных беспорядках.
— Вам не следует расстраиваться, — произнесла Клер. — Эдвард со всем справится!
— Да, я понимаю, но очень уж неприятно думать об этом! Как бы мне хотелось…
— Это не продлится долго, — сказала я. — Я слышала, что применяют все более суровые меры наказания к тем, кто организует беспорядки.
— Это может лишь взбудоражить народ! — воскликнула миссис Баррингтон. — Клер, не будешь ли так любезна сходить и попросить, чтобы нам принесли чаю?
Клер вышла, оставив нас наедине.
— По-моему, камин слишком разгорелся, — заметила я. — Может быть, установить экран?
В ответ миссис Баррингтон вздохнула. Ей хотелось продолжить разговор о браке, но она поняла, что именно этой темы я хочу избежать.
Вскоре принесли чай. Клер решила составить нам компанию, и началась обычная болтовня — о рождественских праздниках, погоде и о перспективах на этот год.
Возвращаясь домой, я встретила Амарилис с Питером и очень удивилась: я не знала, что он вернулся.
— Я прибыл лишь сегодня утром, — пояснил он. — Потом я заглянул в Эверсли и узнал, что вас нет дома. Мы с Амарилис решили прокатиться верхом.
— Мы как раз возвращаемся, — Амарилис. Домой мы вернулись все вместе.
В течение последующих дней я заметила, что Питер изменился. Казалось, что-то гнетет его, и мы не встречались с ним наедине. Я решила, что, пока он находился в Лондоне, случилось нечто важное: не получил ли он предложение, из-за которого его перестало интересовать имение поблизости от нас.
Через три дня после возвращения из Лондона он пригласил нас пообедать в Эндерби. Воспоминания об этом вечере надолго остались в моей памяти. Мне кажется, еще ни разу в жизни я не была так потрясена.
Почти весь день Амарилис отсутствовала. Она вернулась в Эверсли лишь переодеться для обеда, и мы все вместе выехали в экипаже.
Питер тепло приветствовал нас, заявив, что очень рад, что вернулся. Вскоре мы уже сидели за столом. Он рассказывал о своем посещении Лондона, вновь повторяя, что рад возвращению. Все, в общем-то, шло, как обычно, а потом грянул гром.
Питер сказал:
— Я полагаю, настало время раскрыть вам тайну! Я искренне надеюсь, что вы разделите нашу радость. Мы собираемся пожениться!
Я уставилась на него. Он не делал мне предложения! Я не могла поверить в реальность происходящего, должно быть, это мне снилось.
Питер улыбнулся Амарилис, которая раскраснелась и выглядела еще прелестнее, чем обычно.
— Да, Амарилис согласилась стать моей женой! — Он посмотрел на Дэвида и Клодину. — Я благодарю родителей Амарилис за согласие принять меня в семью в качестве зятя и надеюсь, что мы получим благословение остальных членов семьи.
— Ну и сюрприз, Амарилис! — воскликнула мать. По ее мнению, Питер интересовался мной.
— Как только мы увидели друг друга, мы поняли…— продолжал Питер.
Потом, казалось, заговорили все разом, кто-то произносил какие-то тосты. Я чувствовала, что двигаюсь, как механическая кукла. В горле я ощущала тугой комок, в голове билась одна-единственная мысль — никто ничего не должен заметить!
Я не могла поверить в то, что произошло. Я была не уверена в своих чувствах, в общем-то, я не была влюблена в Питера… Мне нравилось его внимание, и казалось, что он всерьез рассматривает наше совместное будущее… Я была слишком потрясена, ошеломлена, чтобы мыслить ясно!
Амарилис счастливо улыбалась. Сейчас она была настоящей красавицей. Вместе с остальными я подняла свой бокал. Я заметила, что Клодина избегает смотреть на меня: она меня просто жалела… Нет, это было невыносимо!
Выдала ли я свои чувства? Мне нужно было что-то произнести, я была обязана вести себя нормально. Знал ли Питер? Предполагал ли он? Амарилис не знала: если бы знала, она не была бы сейчас так счастлива.
Я услышала, как произношу:
— Как жаль, что вы поторопились: мы с Эдвардом тоже собирались объявить о нашей помолвке после того, как он вернется в Грассленд!
Молчание, потом восторженные восклицания. Именно этого и хотели мои родители! Они всегда хотели, чтобы я вышла замуж за Эдварда Баррингтона.
— Это радостная новость! — восторженно воскликнула мать, а отец сказал:
— Значит, будут сразу две свадьбы? Я был уверен, что наша Джессика не позволит Амарилис перехватить инициативу!
Последовали новые тосты, а я сидела и тупо размышляла о том, что наделала.
Как это было похоже на меня — действовать, поддавшись сиюминутному чувству! Мне следовало вести себя хладнокровно, но, с другой стороны, — это был единственный способ скрыть свои чувства. Я не могла позволить, чтобы меня жалели. Питер все время был влюблен в Амарилис? Я не могла поверить в это даже сейчас!
Рядом со мной оказалась Амарилис. Она обняла меня и расцеловала.
— Я так довольна, Джессика! Эдвард — прекрасный человек! Как это чудесно!.. Мы обе — в один и тот же день!..
Я подтвердила, что это чудесно, и присоединилась к тостам, но все время мечтала убежать к себе в комнату. Мне хотелось побыть одной и поразмышлять о том, что же я наделала.
Когда мы вернулись домой, ко мне в комнату зашла мать. Она настолько хорошо знала меня, что я предположила — она все поняла.
Мать положила руки мне на плечи и притянула к себе. Несколько секунд она держала меня в объятиях.
— Моя дорогая, ты счастлива? Это правда?
— Да, конечно, — солгала я.
— Эдвард — хороший человек! И твой отец, и я всегда любили его и надеялись…
— Ну что ж, теперь можете быть довольны! Но мне не следовало выкладывать это: нужно было подождать Эдварда!
— Я понимаю, — согласилась она. — Поскольку Амарилис…
— Я думаю, мне тоже захотелось почувствовать, вот поэтому…
— Ну, собственно, неважно, как и когда объявляют о помолвке. Важно лишь то, что ты и Эдвард…
— Я предпочла бы, чтобы об этом не упоминали… до тех пор, пока Эдвард не вернется домой. Барринггонам может быть не по себе: ведь об этом следовало объявить в их присутствии. Пусть это останется в семье… до возвращения Эдварда!
— Конечно…— произнесла она и внимательно посмотрела на меня. Всю жизнь мы были очень близки друг другу, и я всегда очень ценила это. Но сейчас я предпочла бы, чтобы мать не поняла меня.
Она нежно поцеловала меня, пожелала спокойной ночи и оставила наедине с моими мыслями.
Я была слишком ошеломлена, чтобы уснуть. Я была оскорблена, рассержена, я чувствовала себя обманутой, но не могла понять, кто именно обманул меня. Может, я сама? Я была слишком тщеславна. У меня не было ангельской внешности Амарилис, но я считала себя более привлекательной, а теперь получила урок.
С самого начала я была уверена, что являюсь избранницей Питера. Что заставило его передумать? И что я чувствовала сама? Ощущала ли я, что меня бросили с разбитым сердцем… или что-нибудь вроде этого? Да, моя гордость была уязвлена. Нельзя сказать, что я была влюблена в Питера: я почти не знала его. Но у меня были романтические чувства, поскольку познакомились мы при романтических обстоятельствах. Что же касается Амарилис, она была с ним знакома еще меньше, но успела в него влюбиться.
Я действительно не могла понять себя. И почему я была столь безрассудно глупа, что объявила о помолвке с Эдвардом? Просто я бесстыдно использовала его, чтобы вывернуться из неприятной ситуации. Почему я не остановилась, не поразмыслила немножко? Достойней было бы спокойно сидеть, не показывая, как это ранило меня. Вывернуться из одной щекотливой ситуации, попав тут же в другую. Как это похоже на меня!
Я провела очень беспокойную ночь, а на следующий день отправилась в Грассленд. Миссис Баррингтон уже оправилась от простуды и выглядела, как обычно, бодрой. Я спросила ее об Эдварде и узнала, что он возвращается на следующий день. Я решила встретиться с ним как можно раньше.
Амарилис была в восторге. Не только у нее все складывалась удачно, но — и это было так похоже на Амарилис! — она могла радоваться и чужому счастью.
Я пыталась утешить себя тем, что, если бы я не сделала этого заявления, счастье Амарилис было бы омрачено: она, подобно моей матери, считала, что именно я являюсь объектом страсти Питера Лэнсдона. Ее очень порадовало то, что я была влюблена совсем в другого человека. Это позволяло ей наслаждаться своим счастьем без малейших угрызений совести.
— Конечно, я всегда знала, как Эдвард относится к тебе, — говорила она, — но думала, что ты еще не приняла решения. Ты долго думала!
— Мне хотелось быть уверенной, — ответила я. Она счастливо захихикала:
— Как странно, что именно в этом случае ты оказалась рассудительной! Мы с Питером влюбились друг в друга с первого взгляда! Бывают же в жизни чудеса, правда? Я думаю, что Питер очень храбрый, если он решился зайти в тот дом!
Она обняла меня:
— Все так чудесно! Я так счастлива, Джессика! Как будет прекрасно выйти замуж в один и тот же день! Надо подумать об июне. Но как долго ждать…
— Я думаю, что это вполне подходящее время, — сказала я.
— Питер тоже считает, что слишком долго ждать!
Удивительно было видеть Амарилис в таком состоянии. Я чуть было не напомнила ей, что она почти не знала мужчину, за которого собиралась замуж: несколько недель назад она даже не слышала его имени. Но к чему было делать это? Она была влюблена и собиралась выйти замуж за человека, которого выбрала сама. Я тоже должна была выйти замуж, но уже не по своему выбору.
Эдвард вернулся на следующий день. Я отправилась в Грассленд после полудня. Он был рад встрече со мной. Я сказала:
— Мне нужно поговорить с вами наедине… и поскорей!
— Сейчас?
— Да, но не в доме. Может быть, проедемся верхом? Это было бы лучше всего.
Мне показалось, что Эдвард несколько скован, но, услышав мое предложение, он обрадовался, и я испытала теплое чувство к нему. Он был очень добрым, и я была уверена — он сделает все возможное, чтобы помочь мне сейчас… и всегда. Мне очень повезло, что в меня был влюблен такой человек. Все-таки нехорошо было с моей стороны не испытывать к нему ответных чувств и гораздо больше волноваться в обществе мужчины, которого я, можно сказать, почти не знала. Собственно говоря, именно сейчас я начала задумываться: почему я решила, будто Питер Лэнсдон заинтересовался именно мной?
Вскоре мы уже ехали верхом бок о бок.
— Эдвард, мне следует признаться кое в чем!
— Признаться? — он был озадачен и внимательно взглянул на меня.
Я продолжала:
— Вы уже не раз просили моей руки! Вы продолжаете настаивать на этом?
— Я всегда мечтал о вас, Джессика!
Я почувствовала огромное облегчение и произнесла:
— Я хочу признаться, что сообщила всем, что мы собираемся пожениться!
— Джессика!
— Да, это было не совсем прилично с моей стороны: Амарилис и Питер Лэнсдон объявили о своей помолвке…
— Амарилис? Но я думал…
— Нет, нет. В Лондоне Питер действительно спас меня, но приехав сюда, влюбился в Амарилис, а она в него! Они объявили о своей помолвке за праздничным столом, и я подумала, ну… почему бы мне не сообщить о том, что Эдвард и я… Мне стало казаться, мы слишком долго решаемся…
— Мы?
— Я, конечно, я. Но… думаю, все-таки не следовало объявлять об этом именно в той обстановке… С другой стороны, почему именно они говорят о своей помолвке. Мы с Эдвардом знаем друг друга гораздо дольше, и у нас больше причин сделать это.
Эдвард взял мою руку и поцеловал.
— Обсуждать такие дела, сидя верхом на лошади!
Мы оба рассмеялись. Его лицо преобразилось: морщинки, вызванные постоянной тревогой за дела в Ноттингеме, исчезли. Он казался очень молодым… и очень счастливым.
— Ну что ж, Эдвард: рано или поздно это должно было случиться, не так ли? Мои родители очень рады, они питают к вам большое уважение.
— Мои родители тоже будут рады!
— Значит, все будут просто счастливы!
— Ах, Джессика, это чудесно! Давайте поедем домой и сообщим эту новость!
В общем, все оказалось очень просто.
Я сидела в гостиной Грассленда. Мистер Баррингтон настоял на том, чтобы из погреба достали лучшие вина. Миссис Баррингтон крутилась вокруг нас и была страшно возбуждена. — Ну вот, Джессика, теперь ты наша дочь! Просто не могу передать, как ты нас порадовала! Правда ведь, папочка?
Мистер Баррингтон ответил:
— Именно этого мы и хотели! Меня удивляет только, что вы так долго тянули!
— Они поступили совершенно правильно! — заявила миссис Баррингтон, хотя, по моему мнению, ее это «подвешенное» состояние волновало гораздо больше, чем мужа. — В таких вопросах всегда нужно быть полностью уверенным в себе, не так ли. Джессика? Самым чудесным днем нашей жизни оказался тот, когда вы встретили на дороге нашего папочку и доставили его домой. Кстати, интересно, как сложилась судьба того цыгана? Должно быть, он отсидел свой срок?
— Он получил семь лет, — ответила я, — и уже отбыл шесть из них.
— Как летит время! Ты была тогда такой милой крошкой, Джессика! Ты так волновалась из-за этого бедняги, и мы все полюбили тебя за это!
Отец и сын Баррингтоиы согласились с этим.
У меня даже поднялось настроение. Я подумала: до чего же все-таки приятная семья — наверное, более простая, по сравнению с семьей моих родителей, но такая чудесная. Моя будущая семья…
Эдвард сказал:
— Я хочу, чтобы Джессика съездила в Ноттингем и осмотрела мой дом! Должно быть, ей захочется что-то там изменить.
— Ну да, невесты всегда любят делать все по-своему. Мы тоже обставляли свой дом, верно ведь, папочка. Сколько же это лет назад? Столько, что уже и не упомнишь! Теперь, конечно, он немножко старомоден, но ничего не поделаешь!
— Он будет вашим вторым домом, — сказал мистер Баррингтон. — Вы будете приезжать в Грассленд, ставший для нас семейным гнездом, хотя мы живем здесь недолго.
— Мы полюбили Грассленд с первой минуты! — воскликнула миссис Баррингтон. — Я ни разу не пожалела о том, что мы приехали сюда! И, вы знаете, это благодаря соседям, семейству Эверсли! А теперь еще это… Я так давно об этом мечтала! Кстати, где Клер?
— Ей следовало быть здесь, — заметил мистер Баррингтон.
— Я вспомнила: она собиралась в город сделать кое-какие покупки. Скоро должна вернуться. А на какое время намечена свадьба?
— Моя мать подумывает об июне, — сообщила я.
— Июнь — чудесный месяц для свадеб!
— Только слишком долго ждать! — вздохнул Эдвард.
— Поглядите на нетерпеливого жениха, — рассмеялась мать. — Нам понадобится время, чтобы хорошенько подготовиться, правда, Джессика?
— Амарилис тоже выходит замуж, — сказала я.
— За этого молодого человека? — неодобрительно спросила миссис Баррингтон. — Быстро же они договорились! Она ведь почти не знает его?
— Я познакомилась с ним при очень драматичных обстоятельствах, — напомнила я.
— Знаю… и таким образом он оказался в Эндерби! Да, довольно забавно. И все-таки я думаю лучше, когда люди уже достаточно хорошо знают друг друга. О человеке нужно многое знать, если ты собираешься прожить с ним всю жизнь! Мы были обручены… сколько, папочка?
— Два года! — гордо сказал он.
— А кроме того, мы были знакомы с детства!
— Это, конечно, пошло вам на пользу?
— Ну разумеется, мы точно знали, что ожидать, к чему готовиться!
Миссис Баррингтон искренне расхохоталась, и в это время в комнату вошла Клер.
— Ага, вот и Клер! — воскликнула миссис Баррингтон. — А у нас новости! Подай-ка Клер бокал, папочка! Наконец мы дождались: Эдвард и Джессика помолвлены!
Клер стояла очень спокойно, Но я заметила, что ее опущенная рука сжалась в кулак.
— А я думала…— начала она.
— Мы все думали, что они слишком долго тянут, — перебила ее миссис Баррингтон, — но, наконец, решились!
Клер повернулась ко мне:
— Поздравляю… и вас, Эдвард!
— Мы пьем за их здоровье и счастье, — сказал мистер Баррингтон. — Присоединяйся, Клер!
Она подняла свой бокал, посмотрела на меня, и в ее глазах был какой-то странный блеск.
Знал ли Эдвард, что она влюблена в него? А родители Эдварда? Я решила, что не знали. Клер жила в этом доме с раннего детства: никому не нужная сирота, которую привезли дальние родственники… К ней относились как к члену семьи, но все-таки, должно быть, она чувствовала себя не вполне уверенно. Хотя я убеждена: Баррингтоны делали все возможное, чтобы она не чувствовала себя чужой. И она любила Эдварда, действительно, любила его! Вот в случае с ней речь шла как раз не об уязвленной гордыне!
Она сумела принять свой удар более достойно, чем я. Я восхитилась Клер Карсон, и меня охватило неприятное чувство: я поняла, что, избрав такую судьбу, заняла ее место.
БУНТ
Эверсли жизнь била ключом. Хотя до свадеб оставалось еще три месяца, моя мать и Клодина занялись подготовкой с таким самозабвением, какого мне никогда не доводилось у них видеть. Эта свадьба должна была стать двойной. В прошлом мы всегда праздновали двойные дни рождения, но разве их можно было сравнить с двойной свадьбой! Все решили, что это очень удачно — я и Амарилис, выросшие бок о бок, выходим замуж в один и тот же день.
Однако за веселым возбуждением матери я ощущала некоторое беспокойство. Я думала, что она еще не может забыть о том, как неожиданно я объявила о своей помолвке. Полагаю, она понимала, что дело было не только в желании не отставать от Амарилис, и не упускала ни одной возможности подчеркнуть достоинства Эдварда.
— Он такой милый молодой человек! Сегодня утром отец снова говорил, как: он доволен тем, что ты выбрала именно Эдварда! В конце концов, его семью мы знаем уже достаточно. Это очень достойные люди, как и мы, в то время как…— и, нахмурившись, добавила:
— Ну, неважно…— но я понимала, что она хотела сказать, как мало мы знаем Питера Лэнсдона.
В другой раз она заметила:
— Дэвид настолько доверчив: он не похож на твоего отца! Он склонен думать, что все столь же простодушны, как он сам!
— Дэвид мудр, — обронила я.
— Он просто начитан и далек от реальности: знает классиков и может найти цитату к любому случаю! Он идеалист и плохо разбираетря в человеческой натуре. И Клодина с каждым годом становится все более похожа на него.
— Дэвид — очень добрый человек.
— Да, и я рада, что Клодина вышла замуж за него, а не за его брата. В свое время я думала… но это было давным-давно… Да, так о чем я говорила? Твое платье: нужно все-таки решать с рукавами…
Я задумалась над сказанным. Мать сравнивала Эдварда с Питером Лэнсдоном и радовалась тому, что я избрала Эдварда?
Действительно, по поводу моего брака столько было радости и у моих родителей, и у родителей Эдварда, что мне начало казаться, что, в конце концов, все складывается удачно. Был лишь один человек, у которого я заметила неприязненное отношение к происходящему, да и то едва уловимое: это Клер.. Для меня было очевидно, что она влюблена в Эдварда. Я представляла, как она появилась в доме и как Эдвард-кузен был добр к ней. Но есть люди, которые чувствуют себя в такой ситуации неполноценными и обижаются на судьбу, так обошедшуюся с ними. Такой была тетушка Софи, похоже, такой была и Клер.
Но, признаться, я не слишком думала о ней, тем более к моим попыткам наладить дружеские отношения, Клер отнеслась холодно, и я стала избегать ее.
Было решено, что в марте я съезжу в Ноттингем. Нас с Эдвардом должна была сопровождать моя мать, ведь мы не могли ехать вдвоем, кроме того, она заявила, что если я собираюсь изменить что-нибудь в ноттингемском доме, то лучше заранее обсудить их с ней.
По пути мы с матерью провели два дня в Лондоне, сделав кое-какие покупки, а оттуда уже отправились в дальнее путешествие на север, в Ноттингем. Мы ехали в экипаже и останавливались на самых удобных постоялых дворах, где Эдварда, часто ездившего этим маршрутом, прекрасно знали.
С удовольствием я въезжала в город, очень красивый, расположившийся на берегу реки Трент. Высоко на утесе нависли над рекой стены Ноттингемского замка, полуразрушенного людьми Кромвеля во время гражданской войны. Эдвард очень гордился Ноттингемом и рассказывал об исторических местах, которые мы проезжали. Здесь разыгрывалась первая битва короля Карла I с парламентом. Кроме того, Эдвард был хорошо знаком и с давней историей города, с теми временами, когда он был захвачен датчанами.
Дом был, и в самом деле, очень привлекательным. Он был расположен недалеко от города, в весьма живописном месте. Он был выстроен в стиле, ставшем популярным в начале предыдущего столетия, в годы правления королевы Анны. В этом доме было, как, впрочем, почти во всех домах, выстроенных в тот период, какое-то сдержанное достоинство. Его нельзя было назвать дворцом или роскошным особняком: это был просто дом достойных людей, достаточно состоятельных и обладающих хорошим вкусом. Выстроен он был из камня, который добывали в этих же местах.
Мать назвала дом очаровательным. Она сказала, что такие усадьбы, как Эверсли и Эндерби, выглядят по сравнению с ним излишне кричащими. К радости Эдварда, я согласилась с ней, и было ясно, что он гордится своим домом и с удовольствием его показывает. Ну а больше всего он хотел, чтобы я побывала на фабрике. Из-за сложившейся ситуации он решил, что лучше будет посетить ее по окончании рабочего дня, а поскольку мы приехали в субботу, он предложил сходить туда на следующий день.
Это оказалось действительно интересно. Мать заинтересовалась не меньше, чем я, а Эдвард с большим знанием дела и энтузиазмом рассказывал о кружевах, истории их производства, о том, какие бывают виды кружев и как они менялись с течением веков.
Он показал нам особо ценные образцы: венецианская, итальянская и английская работа иглой и фламандская, русская и немецкая работа крючком. Мы увидели старинные коклюшки, которыми когда-то работали, а затем прошли в помещение, где устанавливались новые машины.
Там находился дежурный, вместе с которым был мальчик. Когда мы вошли, дежурный приветствовал нас.
— Все в порядке, Феллоуз? — спросил Эдвард.
— Да, сэр, — ответил мужчина.
Эдвард представил нам их: Феллоуз и его сын Том, только что начавший работать. Эдвард объяснил, что необходимо охранять машины днем и ночью: если сюда ворвутся луддиты, Феллоуз сможет поднять тревогу.
Я вздрогнула. Теперь я прекрасно понимала озабоченность Эдварда: почему он вынужден устанавливать эти машины и почему они вызывают такое недовольство рабочих. Эдвард объяснил:
— Это кружевная машина Ливерса. Количество нитей, из которых плетется кружево, зависит от образца, в соответствии с которым оно делается. Вот смотрите: здесь нити двух видов — или основа, и уток.
— Очень уж все сложно!
— Нет, работать совсем просто! С машиной управляется один человек, а она одновременно изготавливает шестьдесят отрезков кружева!
— Значит, машина может делать то, для чего понадобились бы шестьдесят человек?
— Вот именно!
— Нет ничего удивительного в том, что люди боятся потерять работу!
— Это называется «прогресс»!
Хотя было интересно, но это заполненное машинами помещение хотелось поскорее покинуть.
Мы оставили Феллоуза и его сына, охраняющих машины, и вернулись обратно, чтобы посмотреть другие образцы искусно плетенных кружев. В комнате с образцами на стенах висели картины, изображавшие развитие кружевного производства на протяжении нескольких веков.
Когда мы возвращались домой, я была подавлена. Эдвард взял меня под руку:
— Ты опечалена чем-то, не так ли? Не стоит, мы справимся со всеми неприятностями!
Мать проговорила:
— По-моему, проблема неразрешима! Я полагаю, эти машины вам необходимы?
— Ну конечно, иначе мы будем вынуждены закрыться: без машин не выдержим конкуренции!
— Но эти несчастные люди…
— Это как раз та ситуация, которая неизбежно возникает в процессе производства. Мы обязаны идти в ногу со временем!
— И обязательно кто-то должен пострадать?
— Такова цена прогресса! — уверенно ответил Эдвард. Было приятно, наконец, войти в его красивый дом.
Всем нам хотелось побыстрее забыть о проблемах, связанных с этими машинами.
Следующие дни были приятными: я с радостью окунулась в проблемы, связанные с внутренним убранством дома, и постоянно спорила об этом с матерью.
— В общем-то, — говорила я, — мне хочется изменить здесь совсем немногое.
— Конечно, он обставлен с большим вкусом, — согласилась мать. — Больше всего я люблю простоту, за которой скрывается элегантный комфорт!
— Дом просто очаровательный! — подтвердила я.
— Только не слишком влюбляйся в него: мы хотим, чтобы ты почаще приезжала в Грассленд!
По прошествии недели мать, как всегда, начала тосковать по дому. Она очень не любила покидать Эверсли надолго и решила возвращаться домой в середине следующей недели.
Эдвард отсутствовал большую часть времени. Я прогуливалась по городским садам, постоянно внушая себе, что я сама выбрала этот путь и должна полюбить этого человека.
А почему, собственно, и нет? Мне все больше и больше нравился Эдвард. Он был добрым, благородным и обещал стать превосходным мужем. Юные девушки по своей глупости ищут каких-то потрясающих приключений, мечтают о рыцарях, которые на самом деле существуют только в воображении самих девиц. Я была уже слишком взрослой для таких сказок, и нужно было смотреть в лицо фактам. Дело было не в том, что я действительно влюбилась в Питера Лэнсдона: просто я была взволнована тем, что он сразу же приметил меня, следил за мной и решился рискнуть, чтобы спасти меня. Все это выглядело романтичным приключением, в то время как мои взаимоотношения с Эдвардом были обыденными, крепкими и очень надежными.
Питер к тому же был непостоянен: слишком уж быстро он переключился с меня на Амарилис. Что я могла чувствовать в связи с этим? Досаду? Ревность? Но разве я не чувствовала всегда некоторую ревность к Амари-.лис — ее красоте, обаянию, мягкому характеру, к тому, что в ней отсутствовал эгоизм? У нее, и в самом деле, характер был лучше, и мужчина, у которого была возможность выбора, сделал бы глупость, предпочтя меня! Значит, Эдвард был глуповат, поскольку он всегда любил меня? Как там говорила одна из служанок: «Мужчины становятся дураками, когда дело доходит до женщин?..» И разговор тогда шел про меня и Амарилис. Я была как раз из тех женщин, на которых оборачиваются… все, кроме Питера Лэнсдона!
Нет, конечно, я не любила его! Вначале я была взволнована, его общество было занимательным, немножко загадочным. В Эдварде, конечно, ничего подобного не было.
Мне нужно было научиться любить Эдварда! Я приняла его предложение под горячую руку, а он поддержал меня. Иногда я задумывалась — знал ли он, что я заявила о помолвке просто от досады? Догадывалась ли об этом моя мать? Она постоянно перечисляла достоинства Эдварда, словно желая убедить меня в том, что я сделала правильный выбор.
Да, я обязана полюбить Эдварда! Я обязана подготовить себя к тому, чтобы смириться с судьбой, ожидавшей меня. Я сама выбрала ее, а Эдвард пошел мне навстречу… и всегда будет делать так. Я должна помнить о том, что мне повезло!
Помню, именно я сказала, что мне хотелось бы посетить фабрику тогда, когда там работают люди. Мне очень хотелось посмотреть, как действует машина, плетущая кружева. Эдвард, похоже, заколебался, но я настояла: «Мне было бы гак интересно…» Его обрадовал мой интерес — и он сдался не без колебаний. Так или иначе, мы договорились о том, что он приведет меня на фабрику.
Мы пришли туда в первой половине дня. Входя в дверь огромного помещения, заполненного людьми, я ощутила волнение.
Я чувствовала, что за нами наблюдают, когда Эдвард вел меня по цеху, время от времени останавливаясь, чтобы пояснить какие-то технические подробности. Я решилась заговорить с некоторыми из рабочих. Они отвечали мне очень сдержанно, и я задумалась — не задумывают ли они что-то? Возможно, уже тогда у меня появились дурные предчувствия… или же я придумала это потом? Теперь, вспоминая обо всем, я уже не могу быть ни в чем уверена. Я вдруг осознала, как нелепо выгляжу на фабрике в своей синей шерстяной накидке с воротником, отороченным соболиным мехом, в маленькой шляпке с алым пером и в алом платье. Слишком уж разительным, должно быть, был контраст между моей одеждой и платьем этих рабочих!
Я с облегчением вздохнула, когда мы вышли из цеха и направились в небольшую комнату, где какая-то женщина занималась сортировкой кружев, прикрепляя к ним этикетки.
— Это миссис Феллоуз, — объяснил Эдвард. — Она может невооруженным глазом обнаружить изъян там, где его вряд ли увидит кто-то другой!
Миссис Феллоуз, которой на вид было лет сорок, с удовольствием приняла эту похвалу. Я спросила:
— Это с вашим мужем мы здесь познакомились? — Да, он дежурил при машинах.
— У нас здесь работают несколько Феллоузов! — пояснил Эдвард.
— Мой сын Том здесь обучается ремеслу, — пояснила миссис Феллоуз. — И другой сын тоже работает здесь!
— Мы любим, когда работают семьями, — сказал Эдвард.
В этот момент в комнату вошел человек и что-то тихо сказал Эдварду. Он повернулся ко мне и сказал:
— Я оставлю вас на минутку! Побудьте с миссис Феллоуз, она покажет вам лучшие образцы наших кружев.
Я улыбнулась миссис Феллоуз.
— Полагаю, в этом городе делают кружева с незапамятных времен?
— Пожалуй, так, — согласилась она.
— Должно быть, приятно делать такие красивые вещи?
— Нас, мэм, беспокоит, надолго ли все это?
Я удивилась:
— А почему… почему нет? — Она угрюмо глянула на меня:
— Эти проклятые машины… Они отберут хлеб наш насущный!
— Но я слышала, что для процветания города будет лучше, если…
Женщина бросила на меня презрительный взгляд. Я заметила заплату на ее поношенном платье и опять увидела себя со стороны — отделанную мехом накидку и башмаки из самой лучшей кожи. Мне стало стыдно за то, что я столь поверхностно говорила о вещах, жизненно важных для нее. Мне хотелось сказать, что я сочувствую и понимаю ее, но я не могла подобрать нужных слов.