Я была полна сомнений, но Джереми вселил в меня надежду.

— Мы должны немедленно начинать! — воскликнула я.

Джереми взял мою руку и пожал ее. Это было первое выражение внимания, какое он мне когда-либо выказывал.

— Мы найдем ее! — заключил он.

Следующие дни были подобны кошмару. В конце дня я была полностью вымотана и каждый раз падала на свою постель и мгновенно проваливалась в глубокий сон, пока меня не будили ночные страхи. В своих сновидениях я постоянно искала Клариссу, бежала по улицам, а потом вдруг оказывалась в подвале, где люди с ужасными, злобными лицами окружали меня, и неизменно среди них присутствовала «Добрая миссис Браун».

Сны мои были такими от того, что я наблюдала днем, а сталкивалась я, поистине, со страшными вещами. Думаю, в каждом большом городе я нашла бы такую жизнь, но раньше я не часто бывала в таких городах. Лишь однажды я попала в лапы «Доброй миссис Браун» из Лондона и никогда не смогу забыть этого. Этот случай навсегда остался в моей памяти, чтобы постоянно всплывать оттуда, а то, что я увидела в Париже, оправдывало мои худшие ожидания. Я представляла себе Клариссу с «Доброй миссис Браун», я воображала, как она выбегает из дома в одной сорочке и как ее тащат назад… навстречу чему?

А вслед за сновидениями шли дни, вгоняющие в отчаяние, изнурительные, а в снах я и Кларисса были одним и тем же человеком. Что мы могли сделать? Даже Джереми не мог предположить. Правда, он отыскал людей, которые знали Хессенфилда, да, родители умерли и семья распалась. Нет, они понятия не имеют, что случилось с девочкой. Слуги? О, они разошлись в разные стороны, как это обычно бывает.

У нас была лишь одна зацепка — Жанна была цветочницей, только это она умела делать, а значит, следует предположить, что она вернется к своему прежнему занятию, и мы должны опросить всех цветочниц Парижа. Ну и задача! Мы бродили по улицам. Уже наступила весна.

— Хорошее время! — заметил Джереми в один из своих приливов оптимизма. — Весной люди покупают цветы. Они рады видеть их, потому что цветы напоминают, что зима закончилась. На улицах будет много продавщиц цветов.

Это была трудная задача. Мы покупали цветы и втягивали цветочниц в разговор. Не знают ли они Жанну, которая когда-то была служанкой в одном из больших домов квартала Марэ? Чаще всего мы встречали ничего не выражающие взгляды, порой цветочницы охотно делились с нами своими догадками, выводя нас на так называемый след. Мы даже нашли одну Жанну, правда, она ничего не слышала ни о какой девочке, и, конечно, была не тем человеком, на которого Карлотта могла бы оставить ребенка.

Но меня пугало не столько то, что мы никак не могли отыскать девочку. Больше всего меня страшило то, что, как я знала, могло случиться с одинокой малюткой в таком городе. Я наблюдала нищих, пьяниц, воров-карманников, замечала детей — худых, с отчаянием, написанным на их маленьких личиках, и в каждом из них я видела Клариссу.

Мы бродили по рынкам, встречая босоногих ребятишек, подкрадывающихся к прилавкам, чтобы стащить какую-нибудь еду. Мы видели, как дети носят огромные корзины, размером чуть ли не с них самих. Мы видели, как их избивают и как измываются над ними, и сердце мое разрывалось. Все здесь напоминало мне о «Доброй миссис Браун». Такое впечатление, что она ходила рядом со мной, хихикая над моей наивностью. Это было жестоким пробуждением от сна длиною в жизнь.

Мне хотелось убежать от всего этого, вернуться в свой родной дом, где меня любили и лелеяли, и закрыться от всего мира.

«Конечно же, ведь это так легко, — говорила я себе, — отгородиться от остального мира, если ты окружена людьми, которые любят тебя. Ты можешь обо всем забыть, притвориться, будто этого не существует. Ты можешь закрыться в свой кокон и никогда не вспоминать о» Доброй миссис Браун «, о мужчине и женщине на огромной постели, но ты не сможешь забыть. Ты должна познать все это, потому что чем больше ты узнаешь, тем лучше ты понимаешь злоключения остальных… и свои собственные. То, что ты закроешь свои глаза на проявления зла, не поможет тебе найти Клариссу!» .Дни шли, а мое беспокойство все возрастало. Меня терзали мысли о том, что может случиться с моей дорогой девочкой в этом страшном городе.

Те дни напоминали мне смену картин: стоит лишь уйти в сторону одной, как ее место мгновенно занимает другая. Суматоха, веселье, волнение улиц — напомаженные и надушенные леди и изысканные джентльмены в колясках, поедающие взорами друг друга. Я наблюдала, как договаривались о встрече уставший от жизни джентльмен и томная леди, видела нищих, торговок и множество цветочниц с корзинами в руках.

Но больше всего меня поражали дети. Я не могла смотреть на них: на их изголодавшихся лицах уже было выражение злобного коварства, они уже несли на себе печать порочности. Мне хотелось отвернуться, не смотреть, но вдруг где-то среди них бродит Кларисса?

Еще меня потрясло зрелище женщин, которых здесь называли «marcheuses». Они представляли собой самых бедных и несчастных созданий, что я когда-либо видела. Джереми сказал мне, что в юности они были проститутками, и, видит Бог, они были еще совсем не старыми — лет под тридцать, но выглядели на все пятьдесят, а то и шестьдесят. Они переболели всякими болезнями и износились в своей профессии, и их единственная надежда заработать теперь — это служить на побегушках у своих богатых подруг, поэтому так их и звали изношенные, ослабевшие, поддерживающие свое существование, пока не заберет их милосердная смерть.

Я видела также модисток и швей — юных и невинных, выходящих на улицу со смехом на устах, то и дело постреливая глазами в сторону подмастерьев и высматривающих какого-нибудь джентльмена, который угостит их обедом в обмен на некие услуги.

Я понимала, что после такого я уже никогда не буду прежней Дамарис. Это научило меня разбираться в самой себе. Улицы Парижа показали мне, что я пряталась за своей болезнью, потому что боялась того, с чем придется мне встретиться в жизни. Если я собиралась и дальше жить, то должна была выйти и взглянуть жизни в глаза. Мне нужно было узнать, что в этом мире зло все равно существует, как бы я ни закрывала глаза и ни отворачивалась. Вот что поняла я в своих отчаянных метаниях по улицам Парижа.

Но было еще многое другое: необходимость найти Клариссу, любовь моих родителей, доброта Джереми, который покинул свое затворничество ради того, чтобы поддержать меня. Мы были похожи друг на друга — разве он не приехал в Эндерби, чтобы спрятаться от всего мира? А теперь мы снова окунулись в него, мы, наконец, зажили полной жизнью.

Мы вернулись после изнурительной прогулки по городу и разошлись по комнатам.

— Нам надо отдохнуть перед обедом, — сказал Джереми.

Я немного полежала, но заснуть не могла. Картины того, что я видела днем, мелькали у меня в голове. Я видела прилавки на огромном рынке, женщин, торгующих овощами и живыми курицами, продавщиц цветов, которые не знали никакой Жанны, мальчишку, которого поймали и жестоко избили за то, что он украл кошелек у женщины, которая пришла на рынок за покупками. Я слышала голоса, выкрикивающие названия товаров, тихий, но неумолкающий разговор двух женщин, присевших у стены, чтобы немножко отдохнуть от своих корзин.

Заснуть было невозможно. Я встала с кровати и пошла к окну. Через полчаса стемнеет. Как я устала! Джереми был прав, когда сказал, что надо отдохнуть. Я знала, ему требуется отдых: порой его нога очень болела.

Я села у окна и стала наблюдать за прохожими. Улица очаровывала меня, пока еще не сменила своего дневного обличья. Это случится лишь через полчаса, а сейчас богатые горожане без страха могли прогуливаться по городу. Но вскоре спустятся сумерки, и они все исчезнут… Я посмотрела на дом напротив. Сейчас он являл миру свой чопорный вид, но я содрогнулась при мысли о том, что происходит за этими окнами. Я часто высматривала маленькую девочку в сорочке, но больше ее не видела.

И тут я заметила какую-то девушку, спешащую вдоль по улице. У нее были черные волосы, завязанные сзади, и она несла корзинку фиалок. Мной овладело безумное волнение, это был словно приказ свыше. Цветочница! Может, это Жанна и есть? Она шла по другой стороне улицы быстрым шагом, торопясь домой, как догадалась я, и с непроданными цветами.

Нельзя было терять ни секунды! Я должна бежать, если хотела догнать ее, прежде чем она скроется из виду. Я схватила плащ и выбежала из гостиницы.

Я заметила, как цветочница сворачивает за угол. Что было сил я бросилась вслед за ней. Она уже шла по другой улице.

— Мадемуазель! — окликнула я. — Мадемуазель… Она обернулась и посмотрела на меня.

— Violettes ! — воскликнула она, и улыбка озарила ее лицо. Она протянула мне один букетик.

Я покачала головой.

— Жанна… — прошептала я. — Вас зовут Жанна?

— Jeanne… moi ! — воскликнула она.

— Маленькая девочка… — вымолвила я.

— Маленькая девочка… — повторила она.

— Кларисса…

Она улыбнулась.

— Кларисса, — повторила я.

Я попыталась найти нужные слова. Мое сердце так сильно забилось, что я не могла перевести дыхание. Причиной была моя пробежка и то, что она улыбалась и кивала, хотя это могло означать все что угодно.

Цветочница снова пошла, маня меня рукой, я последовала за ней. Она оглянулась и ускорила шаг.

— Я ищу маленькую девочку… — снова сказала я.

— Да, да — ответила она, а потом медленно и старательно повторила по-английски:

— Маленькая девочка.

— Я должна найти ее, непременно должна…

Она продолжала улыбаться, и я пошла вслед за ней.

Мы свернули в узенькую улочку. Скоро стемнеет, и вдруг страх охватил меня. Что я делаю? Откуда я знаю, кто эта женщина? Точно так же меня заманила к себе «Добрая миссис Браун».

В моей голове смешались всякие мысли: «Тогда тебе повезло, а что может ждать тебя сейчас, если ты снова так глупо ведешь себя?»Я подумала о доме напротив, о маленькой девочке в сорочке, о накрашенной женщине и отвратительных старухах, что охраняли девушек.

Мне надо было подождать Джереми, но тогда бы эта девушка ушла. Что-то толкнуло меня пойти за ней: фиалки, которые она несла, показались мне символичными. Я ведь вышла купить букетик фиалок, когда встретила «Добрую миссис Браун».

«Возвращайся сейчас же! Ты сможешь найти дорогу. Скажи этой девушке, чтобы она пришла в гостиницу. Она придет, если честная. Но предположим, она не придет, и предположим, что она — Жанна. Вдруг она не совсем поняла меня? А вдруг она ведет меня к Клариссе?»

Размышляя так, я продолжала идти вслед за ней. Теперь мы очутились в путанице небольших проулков, но я еще могла убежать. Внутри меня происходила битва: «У меня есть еще время. Я могу найти дорогу назад и добраться до гостиницы до наступления темноты». Но я продолжала идти, потому что предо мной стояла фигурка Клариссы, одетой, как та маленькая девочка, в одной сорочке. «Я должна найти ее, должна, должна! Я не могу упустить эту возможность! У нас было столько неудач! Будет ли конец нашего пути?» Девушка улыбнулась, сказав, что ее зовут Жанна. Она кивнула, когда я упомянула имя Клариссы. Она даже повторила его. «Уходи, уходи, пока есть время! Поговори с Джереми. Расскажи ему. Возьми его с собой». Но я продолжала идти.

Девушка остановилась. Мы очутились перед одним из небольших домишек, жавшихся друг к другу, а крышами почти соединяющихся со зданиями на другой стороне улицы. Она открыла дверь и поманила меня за собой.

Я заколебалась. Я могла бы вернуться сюда завтра, с Джереми, а теперь мне надо уходить — опасно заходить в дом.

Но я должна была войти. «Кларисса там», — подсказало мне что-то внутри. У девушки фиалки, и тогда были фиалки, в этом что-то есть.

Я проследовала вслед за цветочницей вниз по ступенькам. Память вернула меня в тот день, когда я была еще совсем маленькой девочкой, попала в Лондон… и пошла вслед за «Доброй миссис Браун».

Дверь была распахнула настежь. Повсюду царил ужасный запах. Казалось, я очутилась в прошлом. «С меня опять снимут всю одежду, — подумала я, — и выкинут на улицу обнаженной».

Внутри была какая-то старуха.

— Это ты, Жанна? — спросила она.

— Девочка! — крикнула она. — Девочка! Где девочка?

Что-то шевельнулось у моих ног, какая-то грязная куча лохмотьев, и тут я услышала, как пронзительный голосок воскликнул:

— Тетя Дамарис!

И куча тряпья прыгнула мне в объятия. Я опустилась на пол вместе с ней.

Я нашла Клариссу. И более того… я нашла себя.

Жанна отвела нас обратно в гостиницу. Я была вне себя от счастья. Я крикнула Джереми. Он выбежал из комнаты, посмотрел на нас, и его глаза засияли. Взгляд его скользнул по девочке и остановился на мне. Это был прекрасный миг!

Жанна быстро что-то рассказывала Джереми: ее выгнали из дома, работы не было, и она вернулась к цветам. Жизнь была бедной. Она взяла с собой девочку, потому что леди Хессенфилд сказала: «Моя сестра обязательно за ней приедет!»

— Она была так уверена, монсир, — говорила Жанна, — что я поверила ей. Как я счастлива! Это была страшная жизнь для девочки.

— Мы должны что-нибудь сделать для них! Они очень бедны, ей надо заплатить! — воскликнула я.

И Джереми сказал Жанне, что мы позаботимся о ней и ее матери. Мы найдем средства, как это сделать.

У меня с собой было несколько драгоценных перстней и сережек, которые я ей и отдала. Я добавила, что она может поехать с нами, в Англию и стать воспитательницей Клариссы.

— Моя мать больна, — ответила она, — и я не могу бросить ее здесь одну, но, может быть, когда-нибудь…

Одно я обязательно должна была сделать — вытащить Жанну из этой убогой комнатушки.

Надо было вымыть Клариссу и купить ей новую одежду, что я с радостью сделала. Как счастлива она была рядом со мной! Жанна была добра к ней и никогда не позволяла ей продавать цветы в одиночку, так что они выходили на работу вместе. Кларисса постоянно говорила о своей красавице-матери и чудесном отце так, будто они были богами, а так как они были явно не с этой земли, она совсем не удивилась, когда они отправились на небеса.

О, какими радостными были те дни с Клариссой! Любовь, которую мы испытали друг к другу при первой же нашей встрече, теперь росла и крепла с каждым днем. Мы были необходимы друг другу — как она мне, так и я ей.

Надо было уезжать обратно в Англию. В день нашего отъезда Джереми сказал, что нашел местечко для Жанны у одного из своих друзей и она может взять с собой мать.

— Это замечательно! — воскликнула я. — Жизнь прекрасна, не правда ли?

— Я рад, что вы нашли Клариссу, — пробормотал он.

Я дотронулась до его руки.

— Я никогда не забуду, в каком долгу нахожусь перед вами! — промолвила я. Он отвернулся.

Кларисса радовалась всему происходящему, хотя и печалилась, что ей придется расстаться с Жанной, но я сказала ей, что в один прекрасный день Жанна приедет в Англию и навсегда останется с нами, и это удовлетворило ее.

Как всегда она была полна вопросов, но то, что ей пришлось пережить, немного отрезвило ее, и теперь она уже не была той наивной девочкой, как раньше. Все также часто она задавала нам «почему» да «как», но теперь она спрашивала, задумываясь над своими вопросами, и внимательно выслушивала ответы.

Каким отличным было наше возвращение! Радуясь, я часто напевала разные песенки. Кларисса присоединялась ко мне, когда знала песню, и так прошел весь наш путь. Иногда она ехала рядом со мной, иногда с Джереми. Путешествие доставляло ей истинное наслаждение.

Мы достигли побережья, и снова нам повезло — Господь подарил нам спокойное море.

Многое довелось мне пережить с тех пор, как я отправилась в это путешествие, — как будто за несколько недель я прожила целые годы. Больше мне не хотелось скрываться от жизни: я встречусь с ней лицом к лицу, что бы она мне ни несла. Тот момент в Париже, когда я колебалась у дома в узеньком проулке, научил меня этому. Если я хотела стать счастливой, я должна держаться за свое счастье обеими руками и не бояться. Больше я не буду лежать на постели, прячась за болезнью. Я излечилась, я стала женщиной, которая перенесла опасное путешествие и достигла невозможного.

Какое волнение все мы испытали, когда ступили на английскую землю! Кларисса громко хохотала, пока Джереми переносил ее через полосу прибоя. Я стояла рядом с ними, вдыхая свежий морской воздух… и смотря вдаль, туда, где находился мой дом.

— А теперь ты будешь моей мамой? — спросила Кларисса.

Мой голос дрожал от волнения, когда я произнесла:

— Да, Кларисса, я буду твоей мамой! Тогда она посмотрела на Джереми.

— А ты будешь моим папой? — Она взяла его за руку и прижалась к ней щекой.

Он не ответил, и тогда она посмотрела на него:

— Будешь?

Опять воцарилось молчание, и лишь чайки скользили над морем, издавая насмешливые крики.

— Будешь? — нетерпеливо повторила Кларисса.

— Это зависит от того, что скажет Дамарис, — медленно вымолвил он.

— Тогда, — победно вскричала Кларисса, — все в порядке, я уверена в этом!

Вдруг Джереми протянул к нам руки и крепко обнял нас. Так некоторое время мы и стояли. Молчание нарушила Кларисса:

— Как хорошо вернуться домой!