ШАНТАЖ

Не знаю, как долго я стояла у постели мужа. Я совершенно оцепенела. Мною овладела щемящая печаль. Жан-Луи был так добр ко мне. И чем же я отплатила ему?

Я опустилась на колени и зарылась лицом в простыню. В моем мозгу одна другую сменяли картины из прошлого. Я увидела его мальчишкой, который согласился играть со мной; я увидела его юношей. Мы любили друг друга, поженились, и, казалось, все было хорошо. Но, встретив Жерара, я поняла, что еще не знала страстной и чувственной любви, которой невозможно противиться.

Когда я наконец поднялась с коленей, совсем закоченевшая, то ощутила по свету из окна, что уже около четырех часов утра.

Я тронула руку Жан-Луи. Она закоченела. Блаженная улыбка застыла на его лице.

Мне следовало послать кого-нибудь за Чарльзом, хоть он и не мог уже ничего сделать для Жан-Луи.

Однако я не могла заставить себя пошевелиться. Мне хотелось побыть с Жан-Луи в последний раз. Ах, если бы у меня была какая-нибудь возможность поведать ему о том, какую признательность я испытывала к нему за его доброту. Мне хотелось надеяться, что он никогда не подозревал меня в неверности, но у меня возникло ужасное предположение, что он все-таки о ней догадывался. Я сама знала, что заметно изменилась, когда вернулась после той поездки в Эверсли, беременная ребенком, которого он не мог зачать. А Чарльз? Подозревал ли Жан-Луи, что Чарльз и я не просто друзья?

Ах, Жан-Луи! В одном я уверена: «Если ты и догадывался о чем-то, то у тебя хватало благородства простить меня»

Я сидела у его постели до утра. Затем позвонила в колокольчик. Его звук означал, что мне нужна помощь.

Первой на сигнал тревоги явилась Мадлен Картер. С волосами, заплетенными в две косички и завязанными розовыми бантиками, она выглядела бледнее, чем обычно.

— Мой муж ночью скончался, — сказала я. Мадлен взглянула на Жан-Луи и побледнела еще больше. Закрыв глаза, она шевелила губами, будто молилась.

— Пойду и постараюсь найти кого-нибудь, чтобы вам помогли, — сказала она.

— Наверное, стоит прежде всего позвать доктора, — ответила я.

Мадлен поспешно удалилась, и мой взгляд остановился на бутылке с опием, которую Жан-Луи оставил на столе. Я взяла ее, унесла в гардеробную и спрятала в буфет.

Мне стало намного легче, когда я увидела Чарльза.

Он вбежал в комнату и, задержавшись на миг у двери, подошел к постели. Постоял мгновение, глядя на Жан-Луи. Затем взял его руку, подержал немного в своей и закрыл ему веки.

— Он мертв уже несколько часов, — сказал он.

— Да, — ответила я.

Чарльз близко наклонился к его лицу и потянул носом воздух.

— Чарльз, — сказала я, — он сделал это сам. Он достал бутылку из шкафа.

— Я так и подумал…

— Я держала ключ в секретном ящичке, но он знал об этом. Это нетрудно было вычислить. Ночью он пришел в комнату, нашел ключ и достал бутылку… Накануне он разговаривал со мной и сказал, что это самый лучший выход. Я просила его не говорить так, но, видимо, идея засела в его мозгу.

— А где бутылка?

— Я убрала ее в шкаф.

— Принеси-ка мне ее.

Я принесла ему бутылку, и он посмотрел, сколько в ней лекарства.

— Когда ты получила ее от меня? Два дня назад? О, Боже, такой дозы хватило бы на то, чтобы убить трех человек…

— Чарльз, он этого хотел. Он больше не мог терпеть боли.

— Сепфора, — Чарльз казался очень спокойным, — запомни, об этом никто не должен знать. Нам нельзя допустить разговоров о том, что он принял слишком большую дозу опия…

— Которую дала ему я… Чарльз, ты не думаешь, что это я убила его?

— Конечно, нет. Мне понятно, как это случилось.

— И все же можно сказать, что это сделала я. Он хотел покончить с собой, а я не помешала ему. Разве это не убийство? Мало того, что я неверная жена, я еще и убийца.

— Прошу тебя, замолчи. — Чарльз быстро осмотрелся по сторонам. — Ради Бога, будь осторожна. Может случиться так… Нет, лучше не думай об этом. Жан-Луи мертв. Жизнь превратилась для него в сплошную муку. Он страдал от ужасной боли, и это ослабило его сердце. Он умер от сердечной недостаточности. Этого следовало ожидать.

Мне хотелось, чтобы Чарльз обнял и успокоил меня.

Он печально посмотрел на меня:

— Нам нужно быть осторожными на некоторое время…

Жан-Луи похоронили в Эверсли, в каменном склепе. На похороны пришло много народу. Его любили.

— Бедняга, — говорили селяне, — он так страдал! Но Бог дал ему легкую смерть.

Легкая смерть. Можно было думать и так.

Теперь я почти не видела Чарльза. У меня теперь не было необходимости ездить к нему за снадобьем. Иногда я встречала его в Эндерби, и мы разговаривали урывками. Об интимных свиданиях не могло быть и речи. Казалось, мы утратили вкус к любви.

И все же мы договорились о встрече в лесу.

— Мы обязательно поженимся, — сказал мне Чарльз. — Я всегда хотел этого, но придется ждать не меньше года. И никто не должен знать о том, что было между нами.

Сейчас меня беспокоила Лотти. Она ужасно тосковала по Жан-Луи. Я еще никогда не видела ее такой унылой. Хэтти призналась мне, что она перестала навещать се детей. Я поговорила с Изабеллой, и та сказала:

— Ты знаешь, Лотти нужно чем-то заинтересовать. Почему бы не позволить ей потрудиться в больнице? Чарльз говорит, что у них не хватает работников. Дело-то несложное: застилать постели, разносить еду, ну и все такое. Если хочешь, я поговорю с Чарльзом.

— Пожалуй, это хорошая мысль, — согласилась я.

Вскоре Лотти и мисс Картер начали через день посещать больницу.

Мне показалось, что это пошло Лотти на пользу. Ей понравилась работа в больнице, и она без конца рассказывала мне о молодых мамочках и об их крошках.

Приходили письма из Клаверинга. Моя мать и Сабрина грозились приехать в Эверсли, как только улучшится погода, и приглашали меня побывать у них.

И каждый раз было отдельное письмо для Лотти. Она хватала его и убегала в свою комнату, а когда выходила из нее, глаза ее странно блестели. Она выглядела старше своих лет, но все равно ей было еще рано получать какие бы то ни было письма.

Медленно тянулись дни. Я существовала в каком-то полузабытье. Я заполняла жизнь мелкими заботами, твердя себе, что время все лечит.

«Через год мы с Чарльзом поженимся», — уговаривала я себя. Он правильно сказал, что нам следует попытаться забыть прошлое и начать новую жизнь.

В один дождливый мартовский день я сидела в холле, и неожиданно появилась Лотти вместе с Мадлен Картер. Они вернулись из больницы, сильно промокнув по дороге.

— Ну-ка снимайте с себя мокрую одежду, — сказала я.

— Погоди, мама, успеется, — возразила Лотти.

— Что значит — успеется? — удивилась я.

Мы поднялись вместе в ее комнату, и, пока она стаскивала с себя куртку для верховой езды и юбку, я открыла ящик комода, чтобы найти ей сухое белье.

Она стояла передо мной обнаженная, с золотой цепочкой на шее. Я хорошо знала эту цепочку, это был мой подарок. К цепочке было прикреплено кольцо. Это меня поразило. Кольцо, да еще какое: с большим сапфиром в форме квадрата в обрамлении маленьких бриллиантов.

Я взяла кольцо в руку, чтобы рассмотреть получше.

Лотти слегка покраснела.

— Я помолвлена, мама. Это мое обручальное кольцо, — сказала она.

— Помолвлена? Девочка ты моя, вспомни, сколько тебе лет.

— Мама, я взрослею с каждым днем, и, как только мне исполнится шестнадцать, я выйду замуж.

— Лотти, что ты такое говоришь? Кто подарил тебе это кольцо?

— Красивое, не правда ли? — спросила она. — Мы ездили в Лондон и выбрали его вместе.

— Вместе с кем? — спросила я. — Да кто же он? Она вызывающе посмотрела на меня:

— Ты удивишься.

— Ну, говори же, — сказала я. — Это Дикон.

— Дикон?!

У меня голова пошла кругом.

— Я знала, что ты удивишься. Он велел мне никому не говорить. Поэтому я и ношу это кольцо на цепочке, а не на пальце.

— Дикон? — повторила я. — Бред какой-то…

— Это почему же? — резко спросила Лотти.

— Так он ведь взрослый человек…

— Но еще не старик. Терпеть не могу глупых мальчишек. Дикон всегда будет молодым. Он всего на десять лет старше меня. Это пустяк.

— Ты должна вернуть это кольцо обратно, — потребовала я.

— Ну уж нет.

— Прекрати эти глупости.

— Ну как же, мамочка? Если двое любят друг друга, разве можно считать это глупостью?

— Как ты не понимаешь?

— Я все понимаю, мамочка. Ты считаешь меня ребенком. Тебе хотелось бы, чтобы я так и оставалась маленькой девочкой. Это позволяет тебе чувствовать себя молодой. Матери все такие.

— Нет, Лотти, нет, — сказала я. — Кто угодно, только не Дикон.

— Но почему? Почему ты не любишь его? Все Другие любят. Бабушка и тетя Сабрина считают, что это будет так здорово, если мы поженимся. Они сказали, что я счастливая девочка. Мы даже устроили по этому поводу небольшой праздник. Мамочка, ну что ты так расстраиваешься? Рано или поздно это должно было случиться. Люди женятся. Это не изменит наших отношений. Они будут такими же, как и были.

Я онемела, меня охватил ужас.

Лотти переоделась в сухое белье, сняла кольцо с цепочки и надела его на палец.

— Теперь нет смысла прятать его, — объяснила она. Мне нечего было сказать ей. Я обняла ее и прижала к себе. Она восприняла это так, будто я даю согласие на их брак.

Вернувшись в свою комнату, я написала Дикону письмо:

«Это нужно прекратить. Я никогда не дам согласия на брак между тобой и Лотти. Я знаю, что ты сделаешь ее несчастной. Я понимаю, что тобой движет. Ты хочешь завладеть Эверсли и решил добиться этого вот таким способом. Я никогда не дам согласия на вашу женитьбу. А если Лотти все-таки пойдет за тебя замуж без моего согласия, она лишится всяких наследственных прав на Эверсли. Я требую, чтобы ты немедленно прекратил все эти глупости.

Сепфора».

Я тут же отправила письмо с посыльным и стала думать, как мне решать эту новую проблему.

Не прошло и недели, как Дикон приехал в Эверсли. Обстоятельства сложились так, что мне первой удалось встретить его. Я сидела в холле, когда он вошел в дом.

— Кажется, вы удивлены моим появлением, — сказал Дикон с нахальной улыбкой. — В вашей записке были весьма категоричные заявления.

— Ты приехал, чтобы увидеться со мной?

— С вами, и, конечно же, с моей обожаемой Лотти. Но сначала я хотел бы поговорить с вами. У меня есть, что вам сказать. Думаю, ни вы, ни я не заинтересованы в том, чтобы откладывать решение этих дел на потом. Мы не могли бы где-нибудь уединиться?

— Можем пройти в мою гостиную, — предложила я, — только постарайся без шума. Я не хочу, чтобы кто-нибудь заметил тебя.

— Вы имеете в виду Лотти?

— Я имею в виду всех, кто здесь живет. У меня, как всегда, возникло такое ощущение, что он заполнил собой всю комнату. Он плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу, сбил пальцем пылинку со своих бриджей и уставился на меня насмешливым взглядом.

Я сказала, что была потрясена, когда узнала о его помолвке с Лотти.

— Сепфора, никогда не поверю, что такую женщину, как вы, можно чем-то шокировать, — нахально заявил Дикон.

Я почувствовала, что в его словах содержится скрытый намек.

— Ладно, — сказала я. — Давай поговорим о деле. Ни о какой помолвке между тобой и Лотти не может быть и речи.

— Ну что вы, Сепфора. — Голос Дикона стал нежным. — Мы ведь уже помолвлены. Мы поклялись в верности друг другу. Ничто не может помешать нам пожениться.

— Этому помешаю я.

— Не думаю, что вы так поступите. Сепфора, вы очень разумная женщина. Я всегда восхищался вами. Сначала вы казались мне немного занудной, но потом я изменил свое мнение. Вы женщина, которая не боится рисковать. Да, Сепфора, я всегда восхищался вами.

— Побереги комплименты для другого случая. Я не смогу ответить взаимностью.

— А вы неблагодарны. Разве вы забыли, что я спас вам жизнь?

— Зато ты об этом не забываешь. Я уверена, что ты преследовал какой-то интерес, спасая меня.

— Вы не ошиблись. Я думал об Эверсли. Вы должны были его унаследовать. Кто знает, кому этот придурковатый дядя Карл смог бы завещать его, если бы вас не стало?

— Какой же ты негодяй!

— Я стараюсь быть искренним. Бывают же у человека моменты откровения.

— Дикон, — сказала я, — довольно шуток. Я хочу, чтобы ты сказал Лотти, что все это несерьезно. Она ведь еще ребенок. Только постарайся сделать это осторожно, иначе это может травмировать ее. Объясни ей, что это была всего лишь игра.

— Это не игра, — возразил Дикон. — Да, она еще малышка. Мне придется подождать еще лет пять-шесть. Что поделать? Взять хотя бы вас с Жан-Луи. Разве вы поженились не потому, что так было задумано? Вот так и я надумал жениться на Лотти. Я не перестану ухаживать за пей, и, когда ей исполнится шестнадцать, она поймет, что не может существовать без меня.

— Ты вознамерился завладеть Эверсли. А ты уверен, что именно она унаследует его?

— Конечно.

— Ошибаешься. Если вы поженитесь, она лишится всяких прав на наследство.

— Почему это? Не лишится. Если только вы решили выйти замуж за доктора и родить от него ребенка. Вы ведь еще достаточно молоды. Я верно угадал?

— Нет, — ответила я, — это не так.

— В таком случае, Сепфора, вам придется дать согласие на наш брак. У вас пет выбора. Во-первых, вы должны подумать о своей репутации, а, во-вторых, и это, наверное, важнее — не забывать о репутации доктора.

— Ну хватит болтать глупости, говори по делу.

— Давно бы так. Здравый смысл заставляет меня напомнить вам кое-какие факты. Прежде всего: я знаю о вашей связи с тем французом. А что скажет Лотти, когда узнает, что ее отец не Жан-Луи, а неизвестный джентльмен? Да, он такой обаятельный. Не буду против этого возражать. Но наша милая Лотти была зачата во грехе и обязана своим появлением на свет прелюбодеянию своей матери. Разве не так?

— Замолчи!

— Хорошо, понимаю, — сказал Дикон. — Вам неприятно это слышать. Вы все удачно устроили. Я восхищаюсь вами, Сепфора. Но я-то обо всем знаю. Я всегда был наблюдательным. Больше того, у меня были шпионы.

Я сразу подумала об Эвелине. Ну конечно же! Наверняка она подсмотрела, как Жерар влезал тогда через окно в мою спальню.

— Но это не все, дорогая Сепфора, — продолжал Дикон. — Вы такая же грешница, как я. Поэтому я вам сочувствую. Вы не та женщина, которая может покориться судьбе. Вы сами делаете свою жизнь, и это меня восхищает. Но мы должны расплачиваться за наши милые приключения, не так ли? Я знаю, например, о ваших отношениях с доктором. Я не поленился навести справки об этом докторе и о его ненормальной жене. Он удачно отделался от неприятностей. Но он такой же, как и мы с вами. Такой уважаемый человек, содержит прибежище для падших женщин. Филантроп! Взял и влюбился в вас. Бедный Жан-Луи был ему помехой. Но Жан-Луи тяжело болел и нуждался в постоянном присмотре. Спасти его не удалось, он умер. Ах, бедный Жан-Луи! Умер от сердечной недостаточности! — констатировал доктор. У меня сильное подозрение, что он умер от слишком большой дозы опия.

Должно быть, я побледнела.

— Это нелепая выдумка, — пролепетала я.

— Осмелюсь высказать предположение, что это можно проверить, не так ли? Врачам несложно это установить…

— Не хочешь ли ты сказать…

— Я очень решительный человек, Сепфора. Я хочу жениться на Лотти и завладеть Эверсли. Вы можете мне препятствовать, но у вас ничего не получится. Это шантаж, — сказала я.

— Я хочу получить то, что задумал.

Я отвернулась и сидела молча, не решаясь что-либо сказать.

Жан-Луи покончил с собой. Я не помешала ему, он так хотел. Быть может, я должна была предотвратить самоубийство? Но разве не попытался бы он снова сделать это?

Да, я не пыталась предотвратить смерть мужа, ибо у него было право распорядиться собой. Впереди его ждали месяцы, быть может, годы, заполненные болью, и он решил оборвать свою жизнь.

Без всяких сомнений, я не могла заглушить в себе чувство вины перед ним. В душе я называла себя убийцей и изменницей.

Дикон не скрывал своих намерений. Он открыл карты, и они все оказались козырными. «В этой игре он погубит и меня, и Чарльза», — подумала я.

Нельзя было допустить, чтобы Чарльза вовлекли в скандал, иначе его карьере придет конец.

Ну а я? Как я могу доказать, что Жан-Луи сам принял смертельную дозу?

Дикон встал и положил руку мне на запястье. — Подумайте об этом, Сепфора, — сказал он. — Я буду вам хорошим зятем. Вы даже удивитесь, каким я буду хорошим. Я всегда вас уважал. Вам не следует нам мешать. А сейчас я пойду и обрадую Лотти своим приездом.

Я не знала, как мне поступить. Рассказать о случившемся Чарльзу? Я не знала, как он себя поведет. Он ведь мог сказать: «Да пусть делает, что хочет. Расскажем обо всем Лотти, и пусть она подумает, кого избрала себе в мужья».

Лотти еще ребенок. Вряд ли она может испытывать глубокие чувства. И все же что делать?

У меня возникла идея. А что если увезти ее отсюда и показать ей совершенно другой мир? Быть может, это отвлечет ее от Дикона?

У меня в комоде была шкатулка из черного дерева. Я достала ее, открыла замок и вынула из нее небольшой листок бумаги, на которой было написано: Жерар д'Обинье, Шато д'Обинье, Юрэ, Франция.

Я повертела бумажку в руках. Интересно, помнит ли он обо мне? Я надеялась, что помнит Жерар обещал, что никогда не забудет меня.

Сев за стол, я взяла перо и начала писать:

«У тебя есть дочь — прелестное существо. Ей грозит опасность. Может, ты пригласишь ее на время к себе? Я уверена, что она будет рада увидеть своего отца».

Запечатав письмо, я послала за внуком Джефро.

Это был хороший парень, которому я могла доверять. Я хотела, чтобы он отправился во Францию и передал письмо Жерару д'Обинье. В случае, если он не найдет его или узнает, что Жерар уехал из Франции или скончался, ему следует немедленно вернуться обратно вместе с письмом. Я сказала ему, что это секретное поручение и он никому не должен говорить, куда едет.

Предвкушая приключение, глаза парня засверкали от восторга.

Дикон продолжал жить в моем доме. Наши судьбы были в его руках. Быть может, я отважилась бы побороться с ним, но мне нельзя было забывать о Чарльзе. А что если действительно будет установлено, что Жан-Луи скончался от приема слишком большой дозы наркотика? Ведь Чарльз констатировал, что он скончался от сердечной недостаточности. Что же будет с Чарльзом? Всплывет его собственный скандал, связанный со смертью его жены и ребенка.

Мне было необходимо увидеться с Чарльзом.

Я поехала в город и обрадовалась, когда застала его дома.

Он молчал и слушал меня с растерянным видом.

— Значит, этому негодяю все известно.

— Да, он даже признался, что у него есть шпионы. Кто-то видел нас вместе и доложил ему об этом. Это наверняка Эвелина. Помнишь тот день в лесу? Я также подозреваю Хэтти. Похоже, он и ее околдовал. Он наделен злой силой. Он погубит Лотти, если она выйдет за него замуж. Ему нужно Эверсли во что бы то ни стало. Чарльз, он погубит ее. Скажи мне, что можно сделать?

— Мы должны открыто выступить против него и принять на себя удар.

— Нас обвинят в том, что мы убили Жан-Луи. Мы не сможем доказать, что это не так. Твоя карьера на этом закончится. Тебе не разрешат больше быть практикующим врачом.

— Да, это будет конец для нас обоих, — сказал он. — Они обвинят нас в убийстве.

— Это я виновата во всем, — сказала я, — Я не должна была позволить ему сделать это.

— Ты же знаешь, как он страдал.

— Но я не помешала ему покончить с собой.

— Потому что ты знала: он этого хотел.

— Чарльз, что нам делать?

— Не знаю. Надо подумать. Нельзя действовать опрометчиво.

— Ты знаешь, Чарльз, я уже кое о чем позаботилась. Я послала письмо отцу Лотти. Попросила его пригласить дочь к себе. Теперь я жду от него ответа. Я отправлю к нему девочку на какое-то время…

— Да, наверное, это лучшее, что можно сделать. Чарльз поцеловал меня.

— Быть может, все образуется, как ты думаешь?

— Думаю, что сейчас нам нужно о многом забыть.

— Это не так просто, — ответил он. — Я никогда не найду покоя. Доринда так хотела жить. А Жан-Луи, наоборот, хотел умереть.

Чарльз обнял меня, и я прижалась к нему. Нам было страшно думать о будущем.

Я вернулась домой. В доме никого не было. Какое-то странное затишье царило в нем. Я пошла к себе в комнату и увидела в окне страшное зарево.

Где-то далеко полыхал пожар.

Я спустилась в холл. Там находилась одна из служанок.

— Похоже, где-то пожар? — спросила я ее.

— Да, — ответила она. — Это горит больница. Все сейчас там.

Я побежала в конюшню.

Уже через пару минут я неслась на лошади в направлении зарева.

РЕШЕНИЕ

Трудно было поверить, что такое может случиться. Чарльз спас столько жизней матерям и детям, а сам погиб. Форстеры увезли меня в Эндерби. Мы вместе оплакивали смерть Чарльза. Они, по всей вероятности, догадывались, какие отношения связывали меня с Чарльзом, и были признательны за то, что я привнесла в его жизнь толику счастья.

Спасенных женщин и малышей перевезли в другую больницу, потому что больница Чарльза сгорела дотла.

Жизнь иронична. Дикон проявил себя героем. Он организовал пожарную команду, и сам бросался в огонь, спасая детей и женщин. О его героизме ходило много разговоров.

Несколько дней подряд я думала только об утрате любимого мужчины. Видно, не суждено было состояться той жизни, о который мы с ним мечтали. Хотя она вряд ли была бы безмятежной, ибо мы оба были обременены тяжкими воспоминаниями.

Я возвращалась в Эверсли и думала, что же мне теперь делать?

Я потеряла любимого и осталась одна. Чарльзу теперь ничто не грозило, но Дикон по-прежнему имел возможность шантажировать меня обвинением в убийстве. У меня ослабла воля, и мне стало безразлично, как он себя поведет. Мне хотелось только оберечь Лотти. Но как я могла это сделать? Если меня обвинят в убийстве, не отвернется ли она от меня?

Случилось еще одно несчастье. Наутро после пожара мы обнаружили, что Мадлен Картер нет в доме. Ее видели в больнице во время пожара, а потом она как в воду канула. Вероятно, она оказалась в числе жертв. Лотти была в подавленном состоянии. Она любила мисс Картер, хоть и подшучивала иногда над ней.

Надо было думать о том, как жить дальше. Дикон должен встретиться с Джеймсом Фентоном. Что за этим последует? Наверно, Джеймс захочет уехать из Эверсли. Ну что ж… Сейчас это не самое важное.

Как быть с Лотти? Как уберечь ее от Дикона? Он попросил меня о встрече и, как всегда, держался развязно.