Пожалуй, она придет, так как захочет поговорить о доме. С другой стороны, она может предпочесть разговор о нем наедине с Жанной. Возможно, утром она изменит свое мнение. Будет ли Эндерби в утреннем свете выглядеть хоть немного менее зловещим? Не всегда одни и те же дома производят на разных людей одинаковое впечатление, как это происходит и с самими людьми. То, что кажется красивым для одних, не обязательно нравится другим; то же самое относится и ко злу: то, что может у одних вызывать желание избежать его, для других неотразимо притягательно.

Пересекая аллею, обсаженную кустарником, я услышала, как чей-то голос произнес: «Клодина!»— и чья-то рука схватила меня и втянула в тень кустов.

— Джонатан!

— Я видел, как ты выходишь из дома, — сказал он.

— Ну, и чего же ты хочешь?

— Чего я хочу? Глупый вопрос, не правда ли? Ты знаешь, чего я хочу и хотел всегда. Почему ты сделала это, Клодина? Почему?

Крепко сжав, он удерживал меня, не давая вырваться и увлекая все глубже и глубже в кустарник.

— Отпусти меня, Джонатан. Мне нужно идти домой.

— Сначала ты поговоришь со мной.

— О чем?

— Обо всем… о том положении, в которое я попал по твоей вине.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Его губы прижались к моим. «Нет, — подумала я. — Я должна уйти. Я боюсь его».

— Ты вышла замуж за моего брата.

— Что в этом удивительного? Этот брак был намечен заранее, и, кроме того, я хотела выйти за него.

— Ты хотела меня.

— Нет. Вспомни, ты просил меня об этом и я отказала.

— Это совсем не звучало отказом.

— Я имею обыкновение говорить то, что думаю.

— Не всегда, — возразил он. — Думаешь, я не знаю? Ты дрожишь.

— Потому что ты ведешь себя нелепо. Мне это не нравится, и я хочу пойти домой.

— Звучит как речь добродетельной матроны.

— Именно так… и я намерена ею оставаться. Ты в самом деле веришь в это?

— Джонатан, я спешу домой.

— Подожди…

Почему ты вышла замуж за моего брата? Почему ты это сделала?

— Потому что люблю его и хотела, чтобы он стал моим мужем.

— Любишь его! Что ты знаешь о любви?

— Думаю, гораздо больше, чем ты.

— У любви есть много сторон, Клодина. Они нужны тебе все. Мой брат больше знает о греческих философах, чем о любви.

— Я думаю, они специально занимались этим вопросом, чтобы получить немалые знания.

Он неожиданно рассмеялся:

— Клодина, ты знаешь, я не сдаюсь.

Я пожала плечами, но он схватил меня за плечи и встряхнул.

— Ты думаешь, я откажусь от тебя из-за какого-то бредового брака?

— Ты выбрал самое неподходящее определение. Ты увлекся и забыл о здравом смысле.

Рассмеявшись, он сказал:

— С тобой мне хорошо, Клодина. Все те отвратительные месяцы я больше всего желал быть с тобой. Ночью, лежа в траве и глядя на звезды над головой, понимая, что следующий день может быть моим последним днем, я представлял тебя рядом, как ты говоришь со мной, заставляешь меня смеяться и… как мы занимаемся любовью, Клодина.

— Вместе с девицей из винной лавки?

— А, ты запомнила… Я видел, как блеснули твои глаза, когда я рассказывал тебе о ней. Я знал, что ты думаешь. Я терпел ее только потому, что мысленно представлял на ее месте тебя. Вот какие чувства я испытывал к тебе. Ты моя, Клодина. И всегда была, с того самого дня, как приехала в Эверсли… во французском платье, с французскими манерами и забавным английским произношением. Именно тогда я полюбил тебя. А теперь ты респектабельная английская леди, и я люблю тебя еще больше. Любовь растет с каждым днем, и ты не можешь ожидать от меня, чтобы я отошел в сторону и сказал: «Все кончено. Теперь она жена моего брата. Adieu, милая Клодина, ты не для меня». Нет, ты создана для меня, Клодина. Ты… и никто не остановит нас.

— Чтобы прийти к такому решению, требуются двое.

— Оно неизбежно, когда двое чувствуют одно и то же.

— Если бы они пришли к обоюдному согласию, полагаю, все так бы и происходило. Однако это совершенно не относится к данному случаю. Это низки — делать подобные предложения жене твоего брата. Как ты смеешь предлагать мне заниматься с тобой любовью… если ты называешь это обсуждение любовью.

— Это не то, что называется заниматься любовью. Это только прелюдия к близости. Если мы не можем делать это с разрешения церкви, мы обойдемся без него.

— А если я расскажу матушке о твоих словах?

— Она тут же передаст их моему отцу.

— Он был бы взбешен твоим поступком.

— Напротив, он бы просто расхохотался и сказал: «Позволь им самим решить эту проблему». Мой отец очень мудр и имеет большой опыт в таких делах.

— А Дэвид… что если я расскажу ему?

— А, Дэвид, что сказал бы он? Это связано с тем, был ли подобный прецедент у греков, римлян или древних египтян. Он посоветовался бы со своими оракулами, которые указали бы ему, что следует делать — Джонатан, забудь все это. Женись. Остепенись Ты гораздо чаще находишься в Лондоне, чем здесь — Я буду там, где ты.

— Ты не подумал об этом, когда крайне легкомысленно присоединился к экспедиции во Францию и уехал, даже не сообщив нам.

Он привлек меня к себе и обнял.

— Я должен был уехать, Клодина. Это было совершенно необходимо. И должен был уехать тайно.

— Даже не сообщив отцу! Ты будто вышел.

— Отец знал.

— Однако он был удивлен.

— Не всегда верь тому, что видишь, — ответил он, пожимая плечами.

Я подумала, они вовлечены в тайные события.. Джонатан с отцом. Они занимаются торговлей, а заодно шпионажем в пользу своей страны.

Джонатан участвует в этом вместе с отцом. Я рада, что Дэвид не имеет к этому отношения.

— Завтра я уезжаю в Лондон, — сообщил он.

— Так ты едешь вместе с отцом и матерью? Он кивнул.

— Секретное дело? — спросила я. Он не ответил.

— Я скоро вернусь, — сказал он, и тогда…

— Ничего не изменится.

— Это и не нужно. Все будет, как сейчас.

— Значит…

— Ты также хочешь меня, как и я тебя, и я позабочусь о том, чтобы это как-нибудь уладить.

Несколько секунд он сжимал меня в объятиях, горячо поцеловал в губы и шею. Я позволила себе остаться в его объятиях… всего лишь на несколько секунд. Ведь он был прав.

С Дэвидом я никогда не испытывала такого сильного возбуждения.

Я вырвалась и заспешила домой. Он не последовал за мной, но я услышала сзади его негромкий, торжествующий смех.

На следующее утро, как только рассвело, Дикон, моя мать и Джонатан уехали в Лондон.

Ко мне в комнату зашла Жанна и, сообщив, что она и Софи снова отправляются смотреть дом, поинтересовалась, не хотела бы я присоединиться к ним.

Я согласилась, и меньше чем через полчаса мы уже шли в Эндерби окольным путем, по дороге. Такой путь немного длиннее, но после сильного ливня было слишком сыро, чтобы, как накануне, идти через поля.

В утреннем саду дом выглядел по-другому. Какое странное место! Должна признаться, что, несмотря на, казалось, исходящую от него опасность, он все же привлекал меня и я так же, как и обе мои попутчицы, горела желанием открыть его дверь и войти.

Софи объясняла:

— Что мне в нем нравится, так это то, что он стоит в стороне, особняком. Здесь не возникало бы чувства, что за тобой постоянно наблюдают.

«Да, — подумала я, — если не считать привидений и духов».

Мы стояли в холле, и атмосфера дома, подобно щупальцам, захватила меня.

— Зал, действительно, просто великолепен, — отметила я. — Ты предполагаешь устраивать здесь балы, тетя Софи? Представляю себе это: менестрели, играющие на галерее.

— Нет. Я не собираюсь часто устраивать приемы. Но зал мне нравится.

Возникает ощущение величия, и все же в некотором отношении он прост.

Прост? Вероятно, да, по сравнению с дворцом, где она провела детство.

— Подумай обо всех спальных комнатах, — сказала я. — Их двадцать.

И потом есть еще помещения для слуг на верхнем этаже дома.

— Нам понадобятся несколько слуг, — ответила Софи. — Твоя мать поможет нанять их.

Для нас это несколько затруднительно… из-за языка.

— Конечно, она будет очень рада помочь. И если я могу что-нибудь сделать, тетя Софи, я буду просто счастлива.

— Спасибо, Клодина. Ты хорошая девушка. О, будет так много работы.

Я хочу подняться наверх. Пойдем, Жанна. Я не в силах ждать.

Мы проследовали наверх. Я обратила внимание на резную баллюстраду лестниц и изящные украшения потолков. Когда-то это был красивый дом. Станет ли он снова таким, когда здесь поселится Софи? Нет, не она ему нужна. Этот дом предназначен для большой и счастливой семьи, где смеются и резвятся и горячо верят в доброту мира; он взывает в надежде, что его обитатели прогонят прочь всех отвратительных привидений.

Софи не сделает этого.

Было интересно, что думает об этом довольно практичная Жанна.

Мне подвернулся удобный случай спросить ее, пока Софи находилась в одной из спальных комнат, а я оказалась в коридоре наедине с Жанной.

Я обратилась к ней:

— Тетя не может серьезно думать о покупке этого дома.

— Однако это именно так, — ответила Жанна.

— Вы должны отговорить ее. Ведь вы понимаете, насколько он не подходит вам.

— Нет, — сказала она. — Думаю, он вполне подходит. Видите, как она счастлива? Здесь придется много поработать, а это потребует времени. Я всегда искала способы вернуть ее к жизни, пробудить в ней интерес… переживания. Приведение этого дома в порядок займет очень много времени. Нужно будет много потрудиться: встречаться с людьми, выбирать материалы. Я предполагаю постепенно отделывать комнату за комнатой. На это уйдет несколько лет. Как только мы вошли в дом, я увидела, как он взволновал ее, и поняла, что я искала именно это.

Я была удивлена, но сразу поняла, что Жанна, с присущим ей практическим взглядом на вещи, права. Эндерби нужен Софи. Сам его мрачный вид привлек ее. Она не захотела бы поселиться в уютном доме, полном солнечного света. Ей понравилась его унылая атмосфера, соответствующая ее настроению, а перспектива работ, которые нужно осуществить, в глазах Жанны сделала дом вполне подходящим.

— Жанна! — звала Софи.

Жанна улыбнулась мне и немедленно отправилась к хозяйке. Они вошли в главную спальню, Софи остановилась у кровати.

— Ты только взгляни на эту чудесную резную работу.

— Прелестно, — согласилась Жанна. — И мебель включена в стоимость дома.

— Выгодная покупка.

— Это показывает, как сильно владелец стремится избавиться от него, — напомнила я им.

— Какого цвета подойдут сюда занавеси, Жанна? — спросила Софи.

Никогда раньше я не видела ее такой оживленной.

— Мы должны подумать и об остальных комнатах — предусмотрительно заметила Жанна. — Не следует ничего решать второпях.

Давайте подождем и подумаем, что надо еще сделать.

Я оставила их. Я не могла не пойти в ту меньшую комнату, которую я назвала комнатой с привидениями, комнатой голоса.

Я остановилась посредине ее, прислушиваясь.

Кругом царило безмолвие, только легкий ветерок шелестел в ветвях высокого кустарника.

Теперь поступок Джонатана, его отъезд из дома представлялся мне немного понятнее. Дэвид заинтересовался желанием Софи приобрести Эндерби. Я пересказала ему слова Жанны, и он сказал, что она права.

— Этот дом мог бы все изменить в ее жизни, — сказал он. — Он отвлечет ее от собственных неприятностей, вернет интерес к жизни, она будет гордиться им.

Ему захотелось снова увидеть дом, и мы вместе отправились туда. Он все всегда делал основательно. Находясь в той комнате с Дэвидом, трудно было представить, что я когда-либо слышала — или мне показалось, что слышу, — голоса.

— Можно полностью изменить вид дома, — сказал он. — Я всегда говорил, что если подстричь кусты, и тем самым впустить немного света, и отреставрировать деревянные части, все станет выглядеть совсем по-другому.

— Нужно будет сделать очень много.

— Это как раз то, что Софи необходимо… заинтересованность.

— Сама судьба привела ее в Эндерби.

— Судьба, — согласился он, — в лице Джонатана. Одно упоминание его имени взволновало меня. Я не могла забыть тот разговор в зарослях кустарника и вздрогнула.

— Тебе холодно? — спросил Дэвид.

— Нет… нет.

— Как говорят, просто кто-то шагнул через твою могилу.

— Ненавижу это выражение.

— Я тоже. Не нужно было произносить его. Находясь среди живых, не следует упоминать о смерти. — Он обнял меня одной рукой. — Тебе, вероятно, хотелось бы жить в этом доме.

— Нет, Дэвид, нет!

— Я часто думаю о больших домах, таких, как Эверсли, где живет вся семья.

Сыновья женятся и приводят своих жен… там же растут их дети.

Мне пришло в голову… в последние несколько дней… что, возможно, тебе он не нравится и ты предпочла бы покинуть его.

— Я не думала об этом.

Теперь же эта мысль запала мне в голову. Жить под одной крышей с Джонатаном… Он не стеснялся, когда дело касалось его желаний. В этом он был похож на своего отца. Я слышала истории о бурных годах молодости Дикона. Он стал другим отнюдь не потому, что посчитал это необходимым, — любовь к моей матери изменила его. Именно его чувства, а не осознание долга заставляли его хранить верность. Эверсли стал для меня опасен, ведь здесь мы с Джонатаном находились в непосредственной близости. Но как я могла сказать об этом Дэвиду? Я боялась не столько Джонатана, сколько саму себя.

— В поместье есть и другие дома, — продолжал Дэвид. — Например, дом управляющего…

— Занятый в настоящее время им самим.

— Джек Долланд — отличный парень. Не знаю, что бы мы делали без него. Я высказал только предположение. Думаю, отцу оно не понравилось бы… я просто хотел узнать, устраивает ли тебя жизнь в главном доме.

Разумеется, вместе с твоей матерью.

— Я уверена, она бы очень расстроилась, если бы мы завели разговор о переезде.

— Значит, мы остаемся. В любом случае пока это было бы неосуществимо. Я просто высказал предположение.

— Почему ты завел этот разговор сейчас? А… Эндерби, наверное, виноват. Дэвид, я люблю Эверсли. Люблю с той минуты, как увидела, и не хотела бы покидать его.

— Тогда все в порядке, — сказал он. — Знаешь, этот дом, в самом деле, — выгодное приобретение.

— Многое нужно здесь восстанавливать.

— Даже если и так, в нем есть кое-что из хорошей мебели.

— Что, очевидно, даст Софи приличную экономию. Думаю, в Эверсли также есть мебель, которая хранится где-то на чердаке.

Твоя мать как следует осмотрит ее и решит, что можно отдать.

— Все это хлопотно, правда? Я имею в виду, для всех нас, не только для Софи. Будет приятно, когда это место станет обжитым.

Он согласился, и рука об руку мы прошли по дому. Странно, что с Дэвидом я воспринимала его совсем иначе.

Это были приятные дни, хотя я не могла полностью вернуть настроение медового месяца. Мы вместе ездили верхом по окрестностям поместья; нас с Дэвидом везде очень хорошо принимали.

Софи с Жанной проводили часы в разговорах о доме, а я сообщила им, что Молли Блэккет сможет сшить для них занавеси.

Они обсудили, какие следует купить ткани, и их цвета. Меня поражало, как изменилась Софи.

Джонатан, мама и Дикон отсутствовали ровно неделю. Погода изменилась в худшую сторону. Сырость и туманы сменил восточный ветер — ветер, который прекрасно знали в этой юго-восточной части Англии. Он мог быть сильным, пронизывающим, и мы, находясь в нескольких милях от берега, хоть и были немного защищены, никогда не были ему рады.

Восточный ветер сменился северным, что могло принести снег. Я беспокоилась, что снег помешает их возвращению домой вовремя. Поэтому, услышав, как экипаж заезжает на подъездную дорожку, я радостно бросилась встречать их.

Я обняла маму, и мы прижались друг к другу.

— Как я рада оказаться дома! — воскликнула она. — Ты только посмотри на небо, какое оно зловещее! Эти тучи принесут снег.

— Слишком рано для снега, — возразил Дикон. — Обычно он выпадает после Рождества. Как ты тут поживала без нас, Клодина?

Он поцеловал меня. Джонатан улыбнулся мне, подхватил и, высоко подняв, смеясь, сжал в объятиях.

— Знаете, — сказал он, — я забываю, что теперь она замужняя женщина. Я вижу маленькую француженку Клодину Мама с Диконом рассмеялись. Они были так рады вернуться домой.

Джонатан опустил меня и крепко поцеловал в губы.

— Так ты довольна, что мы дома?

— Конечно, — ответила я, отворачиваясь и взяв маму под руку. — Тетя Софи, похоже, решилась.

— Не может быть! — удивилась мама.

Присутствие дома Джонатана, конечно же, полностью нарушило мой покой. Казалось, он все время наблюдает за мной, я ощущала это постоянно. Я избегала его. Меня заставляло быть осторожной и открытие, что я не столько боялась его, сколько саму себя. Я постоянно думала о нем.

Матушка, оправившись от изумления и сомнений по поводу желания Софи приобрести Эндерби, с головой ушла в приготовления. Она привела Молли Блэккет, и они обсудили занавеси и другие детали обстановки. Она тщательно осмотрела мебель на чердаках, и основной темой ее разговоров стал Эндерби.

Дикон сообщил, что оформление продажи не займет много времени. Ему не составило труда распорядиться восхитительным кольцом с бриллиантом, стоимости которого было вполне достаточно для приобретения дома.

Софи не могла дождаться момента, когда вступит во владение домом. Тем временем мы получили ключ, и она могла проводить там столько времени, сколько захочет. Вызвали Молли Блэккет сделать необходимые обмеры; Софи и Жанна решили съездить в город за покупками. Матушка предложила им Лондон, где они найдут огромный выбор материалов.

Софи колебалась, но, в конце концов, решила поехать.

Это было недели за три до Рождества. Снег все еще не выпал, так как ветер внезапно переменился и снова наступила теплая сырая погода, обычная для этого времени года в нашей части страны.

Мама объявила, что на несколько дней отправится вместе с Софи и Жанной в Лондон: ей все равно нужно сделать рождественские покупки. Буквально в последний момент — как я и догадывалась, что так случится, — Дикон заявил, что поедет вместе с ними.

За время их отсутствия Молли Блэккет должна была еще раз прикинуть все детали интерьеров и снять несколько старых занавесей, чтобы посмотреть, нельзя ли их как-то отреставрировать, и, кроме того, отметить, какие потребуются примерки и подгонки. Я обещала, что пойду с Молли и все ей объясню.

Вот таким образом я и оказалась в доме в тот декабрьский день.

Я договорилась с Молли на два часа, и у нас останется столько же до того, как стемнеет. Дэвид весь день будет занят делами, связанными с поместьем.

Я приехала верхом и вошла в дом.

Было странно находиться там одной. Дом выглядел совсем по-другому — опять мое воображение, — как будто наблюдал и ждал… ждал момента, чтобы неожиданно сообщить мне о чем-то.

Я приехала рано, и Молли еще не было. Она должна была прийти из коттеджей поместья Эверсли, и я знала, что ее следует ожидать через несколько минут, ведь она гордилась своей пунктуальностью.

Я хотела подождать ее снаружи, но, обвинив себя в трусости, прошла внутрь.

Мои шаги эхом отдавались от каменного пола холла; я взглянула наверх на галерею и с удивлением спросила себя, что же побудило Софи приобрести такой дом.

Мы собирались осмотреть комнаты наверху, и у меня появилось непреодолимое желание пойти туда, где я слышала голос. Мне хотелось убедиться в своей храбрости, что я не настолько глупа, чтобы пугаться пустого дома.

Я оставила дверь открытой, чтобы Молли могла войти, и взбежала вверх по лестнице.

Я вошла в комнату и остановилась. Почти сразу же тишину нарушили стук закрываемой двери и шаги в холле.

— Молли, я здесь, наверху, — позвала я.

Я оглядела комнату. Голубые занавеси уже сняли с постели и кучей бросили на полу. Они были в хорошем состоянии, и, как сказала Жанна, если их выбить и почистить, станут как новые.

Я подошла к двери и, пораженная, широко открыла глаза. Там стояла вовсе не Молли, а Джонатан.

— Что ты здесь делаешь? — От изумления у меня перехватило дыхание.

— Ищу тебя.

— С минуты на минуту здесь появится Молли Блэккет.

Он покачал головой. Медленно подошел и загородил дверь, прислонившись к ней.

— Что ты хочешь сказать?..

— Только то, что тебе придется примириться с моим вместо Молли присутствием здесь.

— О чем ты говоришь? Нам с Молли нужно здесь кое-что сделать.

— Она не придет.

— Чепуха.

Мы договорились.

— А мы все переиграли…

— Переиграли? Что ты имеешь в виду?

— Я велел сообщить Молли Блэккет о том, что сегодня ты не можешь увидеться с ней и переносишь встречу на другой день. Сегодня ты занята другими делами.

— Ты…

— Да, я не спорю! Я пользуюсь методами Макиавелли .

— Какая дерзость! Как ты смеешь вмешиваться в мои дела?! Как ты смеешь действовать от моего имени?!

— Я по натуре дерзок. Мне было необходимо каким-то образом встретиться с тобой наедине. Это нелегко, не правда ли? Похоже, эта возможность послана мне небом.

— Я сейчас же ухожу.

Он покачал головой:

— Нам нужно поговорить. Мы должны найти общий язык, Клодина. Я люблю тебя. Я полюбил тебя с той самой поры, когда ты приехала в Англию. Тогда я решил, что ты предназначена для меня, и никогда не изменю своего решения.

— Постой, Джонатан, я не желаю этого слушать.

— Но это не так. Видела бы ты себя сейчас. Глаза блестят, щеки горят. Интонации твоего голоса выдают тебя — ты, так же как и я, понимаешь, что мы предназначены друг для друга.

Это судьба, моя дорогая Клодина. Против нее не пойдешь. Тебе не следовало очертя голову бросаться в это нелепое замужество… все было бы гораздо проще. К чему это привело? Обман, интрига, тайные встречи, экстаз украдкой.

— О чем, в конце концов, ты говоришь? Я ухожу.

Он стоял у двери и смотрел на меня. Я почувствовала сильный страх и такое волнение, что стало трудно дышать. Если бы я попыталась пройти мимо него, он схватил бы меня и задержал как пленницу. Я не решилась сделать это еще и… что еще?

Я колебалась, и он продолжал:

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Зачем ты притворяешься, Клодина? Ты же постоянно выдаешь себя.

Думаешь, я не знаю, что ты столь же сильно желаешь меня, как и я тебя?

— Ты… развратник.

Он рассмеялся:

— Нет. Просто я влюблен, и я не тот человек, чтобы стоять в стороне, в то время как другие получают то, что по справедливости принадлежит мне.

— Тебе! Ты забыл, что я замужем за твоим братом?

— Это не имеет никакого значения. Мы подходим друг другу. Дэвид — хороший парень… отличный парень. Ему нужна милая, спокойная маленькая жена. Не моя пылкая Клодина. Она не подходит ему в жены. Ты молода и ничего не знаешь о любви и страсти, о всех тех наслаждениях, которые я надеюсь дать тебе. Дэвид никогда не научит тебя этому. Он достойный… о да… вполне благородный человек. Он ни на шаг не отступит от принятых приличий.

Но я не такой. Я пренебрегаю условностями, что сделаешь и ты.

Они созданы для таких людей, как Дэвид, отнюдь не для нас.

— Я хочу, чтобы ты прекратил говорить о Дэвиде. Он мой муж, и я нежно люблю его. Я вполне довольна своей жизнью.

— Когда ты говоришь с такой горячностью, я уверен, ты стараешься убедить прежде всего саму себя. Ты не удовлетворена и знаешь, что это так. Теперь посмотри на себя. Твое сердце трепещет, глаза горят желанием. Зачем мы теряем время в пустых разговорах?

Он подошел ко мне и, когда я попыталась ускользнуть, поймал и крепко схватил. Он приподнял меня от пола и удерживал в таком положении, словно ребенка.

— Видишь, Клодина, я гораздо сильнее тебя.

— Что ты позволяешь себе?

— Показываю тебе, что нужно делать.

— Джонатан, отпусти меня. Я хочу серьезно поговорить с тобой.

Он опустил меня и, обнимая одной рукой, увлек к постели. Он сел рядом со мной; его рука крепко обнимала меня, ладонь легла мне на сердце.

— Как бьется! — воскликнул он. — Оно бьется для меня.

— Я хочу уйти домой, — сказала я.

— Я думал, ты хочешь поговорить серьезно.

— Да, хочу. Хочу сказать, что ты должен прекратить это, Джонатан. Разве ты не понимаешь, насколько невыносимой станет жизнь? Ты… жить в одном доме. Или нам, или тебе придется уехать. Тебе это будет сделать легче. Ты мог бы жить в Лондоне. Там у тебя много банковских и других тайных дел. Поезжай и оставайся там. Так будет лучше для всех нас. Он рассмеялся:

— Не пойму тебя. Ты обрекаешь меня на прозябание?

— Пожалуйста, не говори так.

— Тогда о чем же мне следует говорить? О погоде? О покупке Софи этого дома? Выпадет ли снег до Рождества? Представьте себе, она приобрела Эндерби! Нет, моя маленькая Клодина, у меня в голове мысли поважнее. О тебе, любимая. Ты завладела мной. Клодина… моя Клодина… не похожая на других… ребенок, и уже женщина… которой так многому надо научиться, и чему я должен буду учить ее.

Только учиться она будет отлично. Я чувствую эту готовность. В действительности, моя милая, это одно из качеств, которые я нахожу весьма привлекательными.

— Я хотела бы слышать разумную речь. Мне пора возвращаться. Думаю, ты поступил не правильно, абсолютно необдуманно, послав сообщение Молли Блэккет. Я помню и другой случай, когда она шила мне платье…

— А, да, глупое создание вернулось слишком быстро. История повторяется, грядущие события дают себя чувствовать заранее. Но теперь она не придет, не так ли?

— Я должна идти.

Я встала, он тотчас оказался рядом.

— Я не могу отпустить тебя, Клодина.

— Я ухожу.

— Как, если я тебя не пущу?

— Ты хочешь сказать, что удержишь меня здесь… против моей воли?

— Я бы предпочел, чтобы ты осталась сама.

— Сама… Зачем? Я сейчас же ухожу.

Он обнял меня.

— Клодина, послушай…

— И слушать нечего. Никаких объяснений. Это чудовищно. Я расскажу Дэвиду… Я расскажу маме и твоему отцу.

— Что за маленькая выдумщица! Знаешь ведь, что не будешь ябедничать.

— Кажется, ты уже решил, что я буду делать и чего не буду.

— Клодина, я люблю тебя. Мы созданы друг для друга. Несколько произнесенных в церкви слов не могут изменить это. То, что существует между нами, — навсегда. Как мой отец и твоя мать. Ты видела их вместе. Это же происходит и с нами. Предопределено свыше… Судьба… Называй это, как хочешь. Не часто двое встречаются и понимают, что они и есть те единственные, созданные друг для друга. Это о нас, Клодина, и бесполезно притворяться.

— Полагаю, у тебя заранее обдуман подход ко всем замужним женщинам, которых ты добиваешься.

— Я никогда раньше не говорил таких слов. Существует только один человек, которому я сказал бы это. Клодина, не стоит противиться тому, что должно произойти. Посмотри правде в глаза, Прими ее. И попробуй сделать вывод.

— Похоже, ты считаешь, что я так же испорчена, как и ты.

Он запрокинул мне голову и поцеловал в шею. Вопреки моему желанию, меня охватило сильное возбуждение. Мне следовало повернуться и бежать. Я знала, что должна это сделать, но он не отпустил бы меня: и, если быть до конца честной, должна признаться, что мне не хотелось уходить.

— Джонатан, — спокойно сказала я. — Ну, пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня.

— Нет, — твердо ответил он. — Ты — моя.

Ты совершила глупость. Ты наверняка всегда понимала, что не стоит выходить замуж за Дэвида.

— Не надо! — закричала я. — Я люблю Дэвида. Он хороший и добрый. Он — все, что мне нужно.

— Ты говоришь так, потому что не знаешь, что тебе нужно.

— А ты, конечно, знаешь.

— Конечно.

Он потянул с плеч лиф моего платья, как это было тогда в примерочной.

— Нет! — кричала я. — Нет!

Он опрокинул меня на постель.

— Ты не хочешь уходить, Клодина, — сказал он.

Он вытащил шпильки из моих волос, и они рассыпались по плечам. Я, должна признаться, слабо протестовала, шепча, вероятно, весьма неубедительно:

— Пусти.

Я слышала, как он смеялся, и чувствовала на своем теле его руки. Я будто погружалась в туман наслаждения; никогда раньше я не переживала ничего подобного и чувствовала, что не смогла бы сейчас уйти… даже если бы он отошел и позволил мне это сделать.

Я забыла, где нахожусь… в этой населенной призраками комнате со странными голосами. Я забыла обо всем, остались лишь желание быть с Джонатаном и чувство восторга, незнакомого мне. Я хотела, чтобы это продолжалось вечно. Возможно, где-то в глубине сознания я понимала, что должна покончить с этим безумием и трезво взглянуть на безнравственный поступок, совершаемый мною; но в тот момент я не могла. Желание и ошеломляющие чувства целиком поглотили меня.

Не знаю, как долго я пребывала в этом царстве чувств и ощущений, когда ничто окружающее, казалось, не имеет значения. Но отрезвление наступило… и скоро.

Я высвободилась. Попыталась привести в порядок сбившуюся одежду, растрепанные волосы. Я огляделась вокруг. Эта комната… эта дьявольская комната! Были ли те голоса предупреждением? Какая сверхъестественная сила сообщила мне, что эта комната может стать местом моего позора?

Я закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Джонатан обнял меня.

— Не надо, Клодина, — сказал он. — Смотри веселее. Было замечательно, правда? Ты не думала, что так будет? Ты и я. Это было потрясающе. Некоторые люди созданы друг для друга. И это мы.

— Что я натворила?

Он взял мои руки и поцеловал.

— Сделай меня счастливым, — сказал он. — Сделай счастливой себя.

— Дэвид…

Как же Дэвид?

— Он не узнает.

Я в ужасе уставилась на него.

— Я должна рассказать ему. Должна признаться. Должна сделать это… немедленно.

— Любимая моя, милая, это неразумно.

— Я поступила так безнравственно!

— Нет, нет! Ты вела себя естественно. Ты не должна испытывать чувство вины.