МОГИЛА САМОУБИЙЦЫ

На следующий день Дэвид приехал из Клаверинга. Он обрадовался, увидев меня, и я почувствовала к нему глубокую нежность. Я предала его тем, что была так счастлива в день королевской свадьбы. Обаяние Джонатана околдовало меня, и сейчас мне хотелось как-то загладить свою вину.

Мне казалось, что между нами встал еще один барьер: тайна смерти Альберика, о которой я не могла не думать иначе, как об убийстве.

Сохранить секрет было не так сложно, как я думала. Казалось, я стала профессиональной лгуньей. Но, наверное, Дэвид был не столь проницателен, как его брат. Я уверена, что никогда не смогла бы ничего скрыть от Джонатана.

Я рассказала Дэвиду о свадьбе и все, что мне рассказала о церемонии мама. Он подтвердил слухи, что принц напился и провел большую часть брачной ночи, в полном беспамятстве у камина спальни, а невеста довольствовалась созерцанием этой сцены.

— Было еще хуже, — сказала я. — Мы слышали, что он чуть не нарушил церемонию бракосочетания, но был остановлен отцом. Сколько правды в этих историях? — спросила я. — У мамы и твоего отца осталось впечатление, что все так и было.

— А ты расстроилась, не получив королевского приглашения?

— О нет.

Мы с Джонатаном проехались верхом. Мама настояла, чтобы он сопровождал меня. Они не хотели оставлять меня одну в такой день.

— Думаю, что они правы. Везде столько мошенников.

Мы поехали в гостиницу «Собака и свисток» близ Гринвича, и хозяин угостил нас прекрасным ростбифом.

— Значит, тебе там понравилось?

— О, конечно.

— И Джонатан сразу же вернулся в Лондон?

— Да, мама не знает, сколько она пробудет там, и они захотели, чтобы я вернулась сюда раньше тебя.

— Очень заботливо с их стороны. — Он нежно поцеловал меня. — Тебя так долго не было… тебя и Амарилис.

Я любила его, нежного, дорогого, надежного. Нет ничего невозможного в том, говорила я себе, чтобы любить двух мужчин сразу, но по-разному. Общение с Дэвидом было подобно глотку кристально чистой воды, когда тебя мучит жажда, в то же время Джонатан был искристым, бодрящим вином.

Не странно ли это? Если честно признаться, то я хотела их обоих.

Они были братьями… двойняшками. Может, этим все и объяснялось? Их было трудно представить одним целым. Они были настолько разными. И все-таки… я хотела их обоих.

— Итак, у нас скоро будет свадьба, — сказал Дэвид. — Должен сказать, что Петтигрю уже начали готовиться к ней.

Мы заговорили об Амарилис.

Я проводила много времени в детской. Маленькие девочки быстро росли, они менялись с каждым днем. В детской, глядя на Амарилис, я забывала Джонатана и не думала о нем.

Через день после возвращения Дэвида налетел шторм. Завывал свирепый ветер, и дождь хлестал по стеклам. Никто не выходил из дома, так как трудно было удержаться на ногах.

Следующий утром, когда мы встали, вокруг царила тишина. Птицы весело пели, и цветы, которые не прибило дождем и ветром, выглядели свежими и красивыми. Капли падали с деревьев, но быстро высохли под лучами солнца.

Стояло прекрасное утро.

Я сказала Дэвиду, что проедусь с ним по усадьбе. Он обрадовался, что я присоединюсь к нему.

— Столько надо сделать, — сказал он, — после поездки в Клаверинг.

Когда мы только собирались уезжать, приехал посыльный от Жанны с просьбой немедленно приехать к ним.

— О, дорогой, — сказала я Дэвиду, — похоже, утро испорчено. Думаю, что-то случилось. Не съездишь ли со мной? Мы не задержимся там надолго.

Я дрожала, почувствовав, что это могло быть связано с Альбериком, а если предчувствие не обманывало, то мне нужна поддержка Дэвида.

Нас встретила бледная Жанна. Она выбежала навстречу, так как, должно быть, давно высматривала нас.

— О, миссис Френшоу, мистер Френшоу, я так рада, что вы приехали! Случилась ужасная вещь.

— Что? — вскричала я.

— Альберик. Они нашли его.

— Нашли его? — закричал Дэвид. — Где он был все это время?

— Он мертв, мистер Френшоу. Его тело выбросило на берег.

— Утонул?!

Жанна опустила голову и несколько секунд молчала. Я дрожала, думая о том, что будет дальше.

— Все это время, — прошептала Жанна, — мы не знали, где он.

Утонул? — повторил Дэвид. Убит, — поправила его Жанна. — Сказали, что у него прострелена грудь. Не знаю, что теперь будет.

— Но кто… — начал Дэвид. — Подождите… Это такой удар.

О, кажется, жене плохо. Он снял меня с лошади и обнял.

— Пройдите в дом, — предложила Жанна.

— Конечно.

Тебе не лучше, дорогая? — спросил Дэвид.

Я села в холодном зале, дурнота прошла. Итак, они узнали правду. Что теперь будет? Что подумают о смерти Альберика?

Последнее время только и говорили, что о смерти Альберика. Слухи ходили разные. Кто убил Альберика? Бедный невинный Альберик, который лишь взял лодку, чтобы покататься.

Поговаривали, что его друг Билли Графтер, должно быть, тоже был с ним, поскольку исчез, когда Альберик вернулся из Лондона.

Началось следствие. Не было сомнений, что в Альберика стреляли, из-за чего он и утонул. Вердикт был следующим: убит неизвестным лицом или лицами.

Было трудно хранить тайну. Меня мучили ночные кошмары, и я с плачем просыпалась. Дэвид прижимал меня к себе, утешал и я радовалась, что он со мной. Я была благодарна ему за заботу.

Утром я попыталась успокоить себя. Джонатан был прав. Времена были опасные. Мне следовало помнить, что случилось с мамой и с бабушкой, Сепфорой. Воображение рисовало мне, как они в дивной карете с гербом д'Обинье отправились в маленький город за покупками и оказались в толпе черни. Смерть Альберика была возмездием. На это нельзя было смотреть иначе. Это было логично. Это был закон выживания.

Днем я верила в справедливость возмездия, ночью же приходили ужасные сны.

Джонатан вернулся для дачи показаний в Эверсли.

Я не встречала его, но, как только допрос закончился, он сразу же улучил момент, чтобы повидаться со мной.

— Они будут искать убийцу, Джонатан? — спросила я.

Он тряхнул головой и насмешливо взглянул на меня:

— Они говорят о расследовании.

Они сделают из этого спектакль. Но могу тебя заверить, что ничего не будет раскрыто. Об этом позаботились.

Это сделано для безопасности страны, что прекрасно понимают в некоторых кругах.

— Это так… омерзительно.

Он засмеялся:

— Что ты ожидала? В этом-то и суть дела. Как ты сейчас себя чувствуешь? Ты никому не говорила?

Я тихо тряхнула головой.

— Даже Дэвиду? Он бы, конечно, понял. Он всегда логичен.

Но зачем ему забивать голову ненужными вещами? Мне жаль, что ты видела это.

— Что с Билли Графтером? — спросила я.

— Он исчез. Но это ничего не значит. Мы знаем, как он выглядит. Он может навести на след остальных. Леон Бланшар сейчас в Лондоне, а может, уже и уехал. Я скоро снова должен быть там и, когда вернусь назад, обещаю, Дикон с мамой приедут со мной.

Я приложила руку к голове и устало сказала:

— Надеюсь, что все это скоро кончится.

— Бедная Клодина! Жизнь очень сложна, не так ли?

— Я хочу, чтобы моя была простой, тихой.

— О, ты слишком молода для покоя! — Затем он быстро поцеловал меня. — До свидания, моя любовь!

Я обрадовалась его уходу. Он растревожил мою и так неспокойную душу.

Я поехала повидаться с тетей Софи.

Жанна приветствовала меня:

— Она в постели. Ей было плохо. Это расстроило ее больше, чем я думала.

Она лежала в постели с голубыми занавесками и выглядела измученной.

— О, Клодина! — сказала она.

— Дорогая тетя Софи, тебе было плохо… Жанна рассказала мне.

— Это дом печали, Клодина, — ответила она. Ее пальцы все время теребили пододеяльник. — Почему жизнь всегда так несправедлива ко мне? Почему, стоит мне только полюбить человека, как с ним случается беда?

— Вокруг нас всегда трагедии, тетя Софи.

— Особенно вокруг меня, — сказала она.

— Мне жаль…

— Этот мальчик, этот бедный невинный мальчик…

— О, тетя Софи, не такой уж он и невинный. Удивительно как мало мы знаем о тех, с кем живем рядом.

— Что он сделал?

Он только взял лодку, чтобы развлечься, и какой-то негодяй убил его. Ты можешь это понять? — настаивала она. — Это бессмысленно, — печально добавила она.

— Это трудно понять, тетя Софи. Почему, ты думаешь, он оказался в лодке? Разве он не должен был вернуться в Лондон? Ты думаешь, что он поехал обратно, потому что забыл что-то. Но почему же тогда он решил покататься на лодке?

— Причуда, — сказала она. — У людей есть причуды. Его любимый конь Принц нашел обратный путь. Альберик, должно быть, добрался до моря на нем.

— Ты знала, что у него есть лодка?

— Нет. Он никогда о ней не говорил. Они с Билли Графтером держали это в тайне. Бедные мальчики, бедные наивные мальчики.

— Кажется странным, что они оба решили покататься.

Но тетю Софи не интересовало, почему они уехали. Она думала лишь о своей печали. Я вообще не хотела говорить, потому что не хотела обманывать ее. Пусть она думает, что этот молодой человек, побывав в Лондоне, так соскучился по свежему воздуху, что решил отправиться в море на лодке.

Тетя Софи сказала:

— Убит! Погибнуть в расцвете сил! Он был прекрасным мальчиком, светлым нежным. Я была счастлива с ним.

— Мне жаль, тетя Софи.

— Дитя мое, что ты знаешь об одиночестве? У тебя есть муж, любимый ребенок. Ты счастлива, а я…

— Но, тетя Софи, мы здесь. Мы — твоя семья. Моя мама…

— Твоей маме всегда везло. Фортуна улыбалась ей. У нее был Шарль де Турвиль и сейчас муж, который так заботится о ней. О, я знаю, она красива и у нее такая натура, что люди любят ее, но это так несправедливо, Клодина, так несправедливо. И только потому, что этот молодой человек был приятен мне, развлекал меня, и мне было приятно видеть его в доме, кто-то убил его.

Я беспомощно смотрела на опустившую плечи Жанну. Думаю, что она взяла на себя большую часть горя тети Софи.

Софи взглянула на меня:

— Я не успокоюсь, пока не узнаю, кто убил его. А когда узнаю, то покончу с ним. Я сделаю это.

— О, тетя Софи…

— Не пытайся утешать меня. Я лежу здесь, Клодина, и единственное, что мне осталось, это ненависть… моя жажда мести. Когда я узнаю, кто убил Альберика, я найду возможность расквитаться с ним.

Я не смогла скрыть дрожи. Она, с фанатичным блеском в глазах, выглядела безумной. Ее капор упал с головы. Я мельком увидела скрываемую с такой болезненность, ее морщинистую обнаженную кожу. Бледность лица особенно подчеркивали шрамы.

Я чувствовала переполняющую меня жалость и в то же время страх, потому что где-то в глубине сознания понимала, что если она узнает правду, то назовет меня убийцей. Не важно, что стреляла не я, но без меня не было бы и того выстрела. Никто, кроме меня, не узнал бы о тайной жизни Альберика; он радовал бы тетю Софи и работал против нас в пользу своей страны.

Я сказала, что должна идти. Я поцеловала тетю Софи. Она сжала мои руки:

— Если что-нибудь узнаешь, — сказала она, — дай мне знать. Я поклялась найти убийцу Альберика.

Жанна спустилась со мной.

— Такая она почти все время, — сказала она. — Иногда мне кажется, что это к лучшему. Когда она думает о мести, то забывает о его смерти.

Я кивнула, и Жанна продолжала:

— Она со временем успокоится. Хочешь-не хочешь, а со смертью придется смириться.

Я не торопясь отправилась в Эверсли.

К концу мая о смерти Альберика стали забывать. Сначала люди ожидали необычных открытий. Ходили слухи, что у него были враги среди соседей, хотя было трудно представить, кто из них хотел убить столь дружелюбного молодого человека. Проходили недели, а ничего не происходило. Люди ждали, когда на берег выбросит тело Билли Графтера, и даже ходила нелепая история, что его тело нашли на пляже, изрешеченное пулями. Эта версия, просуществовав две недели, отмерла. Думаю, люди постепенно смирились с тайной смерти Альберика и исчезновением Билли Графтера.

Матушка пришла в мою комнату в первый же вечер после возвращения из Лондона.

— Не расстраивайся, — сказала она. — Это должно было случиться. Он был шпионом. Мы не могли позволить ему уйти, каким бы приятным он ни был. Верь мне, Клодина, я много страдала из-за шпионов. Я видела Арманда, еле живого после пребывания в Бастилии, куда он попал по их вине. Можно сказать, они убили его.

Затем была моя мать. Я никогда не забуду это и что бы они сделали со мной, если бы не Дикон. Пройти через это — что-то да значит. Это позволяет понимать, что врагов государства следует уничтожать.

И чем быстрее, тем лучше, как в случае с Альбериком.

Жаль только, что все это случилось у тебя на глазах.

— Это моя вина. Джонатан велел мне уехать, но я осталась.

— Увидев это, ты пришла в ужас. Надеюсь, ты не винила Джонатана. Он делал то, что должен был сделать.

— Я все видела, — ответила я. — Но надеялась, что этого не произойдет.

— Моя дорогая девочка, мы все на это надеемся. Мы должны обо всем забыть. Дэвид сказал, что тебя мучают ночные кошмары. Это так?

Я кивнула.

— Мне жаль тебя.

Но ты должна избавиться от этого.

Со мной было то же самое после ночи возле мэрии, когда толпа требовала моей смерти. Эти воспоминания живы еще и сейчас. Нельзя пройти через подобные испытания так, чтобы они не оставили следа в душе. Можно сделать лишь одну вещь — забыть их, принять как неизбежность нашего мира.

— Конечно, ты права. Дорогая мама, я постараюсь. Я буду думать о том, что они пытались сделать с тобой. Я буду думать о бабушке и тогда пойму, что нужно делать.

Она улыбнулась.

— А сейчас у нас готовится свадьба.

Я должна напомнить тебе об этом. Прежде всего, я думаю, что мы не должны брать детей.

— Конечно. Я думала об этом.

— Грейс Сопер в состоянии позаботиться о них.

— Ей это предстоит делать в любом случае.

— Она обожает детей, и они отвечают ей тем же. Я не представляю путешествия с ними.

Да и жить придется в незнакомом месте, и, кроме того, мы будем отсутствовать несколько дней.

Я согласилась с ней.

Потом мы заговорили о нарядах, но мои мысли постоянно возвращались к Джонатану и Миллисент, связывающих себя клятвой, которой он вряд ли будет верен.

Свадьба должна была состояться первого июня. Несколькими днями раньше наша компания выехала в Петтигрю, который находился между Лондоном и Эверсли.

Мама и я поехали в экипаже с Мэри Ли, маминой служанкой, которая помогала нам обоим. Мы везли сундуки с одеждой и всем необходимым. Дэвид и Дикон ехали верхом, и мы потратили на дорогу день, выехав рано, и приехали в шесть часов в Петтигрю-холл.

Нас тепло встретили лорд и леди Петтигрю. Джонатан был уже здесь.

Петтигрю-холл выглядел более современным, чем Эверсли, но был возведен на сто лет позже. Это было квадратное каменное сооружение, внутри которого был двор. Кухня, кладовые и чуланы находились внизу. Величественная лестница извивалась пролет за пролетом до самого верха, откуда можно было видеть расположенный внизу зал.

Гостиная находилась на первом этаже, стеклянные двери которой выходили в необычайно красивый парк. Из обеденной комнаты, которая располагалась на этом же этаже, открывался не менее великолепный вид. Здесь было очень много спален. Комнаты для прислуги находились в мансарде. Дом был богато обставлен: стены были украшены гобеленами, которые стали производить во Франции около ста лет назад.

Вкус леди Петтигрю казался мне несколько тяготеющим к чрезмерной пышности. Весь дом был уставлен богато инкрустированной мебелью. Обивка кроватей и занавеси отличались яркостью тонов, а некоторые потолки украшали аллегорические сцены. Казалось, она хотела доказать свою значимость всему миру, что особенно подчеркивал ее дом.

Комната, которую отвели для нас с Дэвидом, располагалась рядом с комнатой мамы и Дикона. Они были больше и светлее, чем наши, построенные в елизаветинском стиле, и, благодаря своим высоким окнам и мраморным каминам, показались мне очаровательными.

На время свадьбы здесь остановилось несколько гостей, и, конечно же, среди них были лучшие друзья Петтигрю Фаррингдоны. Леди Петтигрю сказала, что поднимется с нами, чтобы показать наши комнаты, а затем познакомит нас с семейством Браунингов. Они были необычайно милыми людьми, и она считала, что нам понравится компания сэра Джорджа, его жены Кристины и их необычайно милой дочери Фионы. Когда мы остались одни, Дэвид сказал:

— Она, конечно же, властная женщина, и, кажется, дочь пошла в нее.

Но не думаю, чтобы она могла подчинить себе Джонатана, как леди Петтигрю своего мужа.

— Я уверена, что Джонатан знает, как себя держать, — ответила я.

— О да.

В этом ты можешь быть уверенной. Свадьба обещала быть пышной. Лорд Петтигрю имел большое влияние в банковских кругах и, подозреваю, в политических тоже. А это означало, что свадьба его дочери — незаурядное событие. Желающих попасть на свадьбу было много.

Церемония должна была состояться в деревенской церкви утром, после чего планировался прием в Петтигрю-холле. Ожидалось много гостей как из Лондона, так и из соседних поместий. Мы, Фаррингдоны и Браунинги оказались единственными, кто остановился в доме, хотя некоторые тоже могли бы остаться на ночь, поскольку леди Петтигрю не хотела отпускать их рано.

Когда вечером мы вышли к обеду, нас встречали Фаррингдоны — Гвен, Джон и Гарри, а также Джордж и Кристина Браунинги с дочерью Фионой, которой было около восемнадцати лет.

— Все собрались? — спросила леди Петтигрю, обводя нас взглядом. — Пройдемте в столовую. Полагаю, все проголодались. Путешествие так утомляет. Я рада, что вы не торопитесь, как многие из гостей, и останетесь на ночь. Да и как же иначе может быть? Очень многие хотят увидеть свадьбу моей дочери.

Джордж Фаррингдон подтвердил, что это, конечно же, весьма счастливое событие.

— И в немалой степени потому, что мы так долго этого ждали, — добавила Гвен.

— О, обстоятельства… обстоятельства! — воскликнула леди Петтигрю, подняв руку, будто желая отмахнуться от этих обстоятельств. Она, конечно же, имела в виду смерть Сабрины, из-за которой была отложена свадьба. — Теперь пойдемте. Джордж, ты сядешь с Гвен, а Джон — с Кристиной. Теперь, Джонатан, я хочу все перемешать. Ты сядешь отдельно от Миллисент, ее проводит к столу Дэвид, а ты помоги Клодине.

Я почувствовала себя неловко, когда взяла его под руку. Он одарил меня улыбкой, и я вновь почувствовала, что мы связаны тайной.

— Мне жаль, что все так перемешалось, — прошептала я.

Он положил свою руку на мою и осторожно пожал ее.

— Даже мимолетное прикосновение, подобное этому, доставляет мне райское наслаждение.

Я тихо рассмеялась.

— Нелепо, как всегда… даже накануне твоей свадьбы.

Я сидела рядом с ним. Миллисент напротив, рядом с Дэвидом. Леди Петтигрю, расположившись во главе стола, глядела на нас, как генерал на своих офицеров, и одновременно приглядывала за слугами, приходившими из кухни. Я увидела на другом конце стола лорда Петтигрю, следившего за ней со смешанными чувствами восхищения и нежности. Я подумала, что он очень отличается от Джонатана. И если окажется, что с годами Миллисент будет все больше походить на мать, то супружеская жизнь для Джонатана станет нелегким делом.

Сидевшие рядом начали переговариваться, и за столом поднялся шум. Но леди Петтигрю не терпела, чтобы ее влияние хоть ненадолго ослабевало. Она любила быть в курсе всего, что обсуждалось за столом, и в этом проявлялась ее властная натура, так что разговор вскоре стал общим.

Через некоторое время затронули проблему войны в Европе и, в частности, успехи Наполеона Бонапарта.

Я заметила, что Гарри Фаррингдон, сидящий рядом с Фионой Браунинг, оказывает ей слишком большое внимание, и почувствовала себя неловко, вспомнив Эви Мэйфер.

Я уже давно не видела Эви, хотя она и приезжала к тете Софи несколько раз с сестрой. Миссис Трент так беспокоилась по поводу их отношений с Гарри Фаррингдоном! Она, как и леди Петтигрю, тоже хотела сделать все по-своему, но, судя по тому, как Гарри Фаррингдон ухаживал за Фионой Браунинг, можно было понять, что Эви не на что рассчитывать. Преподобный Поллик утверждал, что все пойдет как по маслу, — вещала леди Петтигрю со своего председательского места. — Он человек, который очень серьезно выполняет свои обязанности и за это мы благодарны ему, не так ли, Гарри? — Лорд Петтигрю утвердительно кивнул. — Он настаивает на репетиции. Она состоится завтра. Всем присутствовать не обязательно, только виновники торжества. Но если кто-нибудь захочет прийти в церковь, думаю, не пожалеет.