— Я всегда на это надеялась! — сказала она. — Ты все время следил за ней, Ли. Я помню тебя еще совсем мальчишкой, но как настоящий мужчина ты чувствовал, что должен защищать девочек, хотя порой Присцилла доставляла тебе много хлопот.
— Все верно, — согласился Ли. — Присцилла была необычной девочкой!
Даже отец выказал энтузиазм: ему нравился Ли, который чем-то был похож на него самого и тем отличался от Эдвина, о котором отец был невысокого мнения. Я с горечью подумала, что, должно быть, он рад, что наконец-то избавляется от дочери.
— Никаких отсрочек! — сказала мать. — Может, тебя скоро снова призовут, Ли!
Ли согласился, что это вполне вероятно, и приготовления к свадьбе закипели полным ходом. Из Грассленд Мэйнора приехала Кристабель поздравить меня. Томаса-младшего она поручила заботам няньки. Она не любила уезжать куда-либо без него, но просто обязана была приехать и пожелать мне счастья.
Она зашла ко мне в комнату. Ли всегда любил меня, сказала она. Она завидовала, потому что он никогда не глядел на нее. Потом она потупилась и спросила:
— Присцилла, а как же Карлотта?
— Он знает: я рассказала ему. Я бы не вышла за него замуж, если бы он ничего не знал!
— И он… понял?
— Да, понял! Он сказал… о, Кристабель, я так счастлива! Он сказал, что мы должны что-то придумать, чтобы забрать ее к нам, так чтобы она могла быть рядом со своей настоящей матерью!
— Он будет тебе хорошим мужем, Присцилла, и нет в жизни ничего прекраснее, чем счастливая свадьба!
— Ты должна это уже знать, — сказала я. — Ты одна из тех счастливиц, которые достигли этого!
— Но я не заслуживаю этого, в этом-то все и дело!
— Чепуха! Спроси лучше об этом Томаса: ты сделала из него очень счастливого человека!
— Да, он счастлив! По крайней мере, ему я принесла радость!
— Хватит тебе винить себя во всем, Кристабель! Ты никак не можешь успокоиться!
— Я была отвратительной! Злоба — это смертный грех, Присцилла!
— Ну, теперь ты от него избавилась и пожелай мне такого же счастья, как твое!
— Я желаю тебе этого, — ответила она, — от всего сердца!
За несколько дней до венчания приехала Харриет, сопровождаемая Грегори, Бенджи и Карлоттой. Радость Харриет была очевидной.
— Вот чего я хотела для тебя и Ли! — сказала она мне. — Я даже описать не могу тебе, как я теперь счастлива! Когда-то я была Эверсли — когда вышла замуж за Тони, и очень гордилась этим! Теперь моя невестка — Эверсли, и могу сказать тебе — все мои мечты сбылись!
— Ты всегда была так добра ко мне, Харриет! Знаешь, я рассказала Ли о Карлотте! Она кивнула.
— Это ничего не изменило: он также хочет жениться на мне!
— Невысокого я была бы о нем мнения, если бы это помешало ему!
— Он говорит, что через какое-то время она должна переехать к нам.
Она взяла меня за руку и пожала ее.
— Он прав! О, какой прекрасный конец получился у нашей драматической истории! Свадебные колокола! Это всегда было таким сказочным концом. «И после того зажили они душа в душу!» Это было моей самой любимой строчкой!
— Конец, как в сказке, — сказала я, — но жизнь отнюдь не сказка!
Она пристально посмотрела на меня, и снова меня охватило желание рассказать ей о Бомонте Гранвиле. Нет, не могу, никто не должен знать об этом! Я пообещала себе, что постараюсь забыть о его существовании и навсегда избавиться от воспоминаний о той ночи.
Ли пришлось съездить в Лондон. В королевский дворец он был не вхож, но был завсегдатаем кофеен, где можно было услышать самые свежие новости, так как там собирались королевские слуги, солдаты и политики, остряки и сплетники и говорили обо всем совершенно открыто.
Я не хотела, чтобы он ехал: я боялась, что что-нибудь случится с ним. С каждым днем я все больше понимала, как много он для меня значил. Я даже начала понимать, что мои отношения с Джоселином ни в коей мере нельзя было назвать страстью, как я себе это представляла. Джоселии был просто красивым юношей, оказавшимся в опасности. Мы были одни на острове — двое молодых людей, — и мы любили друг друга. Все произошло так быстро! Мы были влюблены и знали, что вскоре нас разлучат, поэтому воспользовались теми минутами. Мы говорили о свадьбе, и на одну ночь мы стали новобрачными. А теперь я начала думать, как бы пошло все дальше, если бы он бежал и мы поженились? Я понимала, что та растущая страсть, которую я испытываю к Ли, сильна и непоколебима, как любовь, которая связывала моих мать и отца. Это была настоящая любовь, любовь стойкая, которую ничто не в силах изменить, а совсем не легкий роман.
Только Ли я любила! Вот почему я боялась за него, когда он уехал в Лондон, вот почему я старалась побольше разузнать о том, что происходит, вот почему я начала бояться очередной гражданской войны или восстания, совсем как моя мать. И это было вовсе не потому, что мы как патриотки боялись за судьбу страны, а потому, что мы были женщинами, которые хотели уберечь своих мужей!
Это было как откровение Господне: я любила Ли, и мы должны были пожениться, он знал о Карлотте, и он все понял! Он собирался помочь мне, он будет ей прекрасным отцом! Давно я не чувствовала себя такой счастливой, но вскоре меня снова начали одолевать воспоминания о Бомонте Гранвиле: он приходил ко мне во сне. Сначала это был Ли, но, когда он подходил ближе, его лицо превращалось в лицо Бомонта Гранвиля. Я начала испытывать смутные опасения.
Приближался день нашей свадьбы. Дом весь кипел от приготовлений. Из кухни доносились запахи жареного мяса и пирогов. Моя мать пребывала в полном блаженстве. Она выбросила из головы все мысли о том, что в стране может разразиться беда. Ее семья была вокруг нее, Эдвин женился на девушке, которую она сама ему подыскала, и, по ее словам, она всегда хотела, чтобы мне достался Ли.
— Ли — настоящий мужчина, как твой отец, и ты будешь счастлива с ним. Он позаботится о тебе, к он уже давно тебя любит. Я так рада, дитя мое, что наконец-то и ты устроила свою жизнь!
Карлотта спала в моей комнате. Ей были очень любопытны все эти приготовления, и она большую часть времени проводила на кухне, наблюдая за поварами, а когда никто не видел, незаметно окунала в горшочки пальчик, чтобы попробовать на вкус. Они баловали ее там, но я знала, Элен без ума от того, что Карлотта рядом с ней, — она даже научила ее, как вынимать косточки из изюма.
Джаспера, естественно, ее очарование не коснулось. По-моему, он считал ее отпрыском самого дьявола — ее яркие одежды и очевидную красоту он совсем не одобрял. Ей тоже не нравился Джаспер, и она этого не скрывала. Она сказала ему, что сомневается, любит ли его сам Бог, что, думаю, было для Джаспера самым большим потрясением за многие годы.
Ночью она забиралась ко мне в кровать и разговаривала. «Когда я выйду замуж, — сказала я ей, — тебе больше нельзя будет спать со мной. Я буду спать в свадебных покоях, как все остальные невесты».
Она с вниманием выслушала мой рассказ.
— А когда я выйду замуж? — поинтересовалась она.
— Ну, до этого еще далеко, — сказала я.
— А у тебя будет ребенок? — спросила она.
— Не знаю.
— Обещай!
— Обещать что?
— Что когда у тебя появится ребенок, ты все равно будешь больше любить меня!
— Я всегда буду любить тебя, Карлотта!
— Нет, больше всех, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты больше всех любила меня!
— Ну, нельзя такого обещать. Тебе придется подождать и убедиться самой.
Она задумалась и вскоре, продолжая размышлять на эту тему, заснула.
Мне подарили много подарков. Кристабель сшила несколько прелестных наволочек с изумительной вышивкой — она это хорошо умела делать. Вышитое белье я получила от Эмили Филпотс и Салли Нулленс, которые были вне себя от счастья, предвкушая появление новых детишек. Моя мать подарила мне рулон прекрасного шелка, из которого можно было сделать чудесные платья.
Один подарок привез мне домой какой-то нарочный, который не стал ждать ответа и не сказал, кто послал его. Это был плоский квадратный пакет. Буквально сгорая от любопытства, я отнесла его к себе в комнату и открыла.
Внутри находилась картина, написанная нежными красками и изображающая площадь Святого Марка в Венеции и ту лавку, где я купила себе туфли. Я сразу догадалась, кто послал ее, но даже если бы я сомневалась, то в углу стояли инициалы, при виде которых вновь ожили старые страхи, — Б. Г.
Я чуть не упала в обморок. Что бы это значило? Ясно, что это напоминание. Гранвиль говорил мне, что он все еще вхож в мою жизнь и что я еще не избавилась от него.
Картина лежала на моей кровати. Я отвернулась от нее: я не могла на нее смотреть. С каждой минутой меня все больше охватывали мрачные мысли.
Что еще он может мне сделать? Тогда я подумала, в какую ярость пришел бы Ли, если б узнал об этом. Уверена, он убил бы Бомонта Гранвиля. Один раз он это почти сделал, и за меньшую обиду.
Но Ли никогда не узнает об этом. Я подумала, видел ли кто-нибудь из нашей семьи нарочного? Мать могла бы спросить, что он привез. Можно ли мне показывать картину? «Это от одного человека, с которым мы познакомились в Венеции», — могла бы ответить я. И тогда бы ее увидел Ли, и он заметил бы эти инициалы.
Первым моим желанием было уничтожить картину, но я решила пока этого не делать. Я положила ее в ящик и закрыла сверху одеждой. Через несколько дней я избавлюсь от нее, и, если до тех пор никто не поинтересуется посыльным, значит, никто ничего не заметил.
Я постаралась успокоиться, прежде чем спуститься вниз. Мне удалось совладать с собой, но ужасная тень нависла над моим будущим.
Нарочного никто не заметил, и о том, что он привез, никаких вопросов не возникло. Несколько дней спустя я разорвала картину и сожгла ее в очаге. Как только я сделала это, то сразу почувствовала себя лучше.
"Это было сделано просто, чтобы позлить меня», — уверяла я себя, но ощущала беспокойство, оттого что Гранвиль знает о моей приближающейся свадьбе. Ли ездил в Лондон, и не было никаких причин держать свадьбу в секрете. Его знали многие, и, естественно, все интересовались, на ком он женится. Я была внучкой генерала Толуорти, хорошо известного воина, который облек себя славой на службе делу короля. Моим отцом был Карлтон Эверсли, близкий друг бывшего короля. Мы очень надеялись, что его имя не будет упоминаться в связи с восстанием Монмута, но, как я поняла, большая часть народа совершенно разочаровалась в нынешнем короле, поэтому мало кто питал к моему отцу враждебные чувства.
Как бы то ни было, на душе у меня полегчало, когда я уничтожила картину, и я попыталась выкинуть ее из головы.
Венчались мы в часовне Эверсли, но, даже когда мы вышли оттуда — моя рука в руке Ли, — я ощущала, что тайна эта, подобно камню, лежит между нами, и мне очень захотелось рассказать Ли о той страшной ночи. Но я знала, что, если я сделаю это, он не успокоится, пока не отомстит Бомонту Гранвилю, а это означает смерть кого-либо из них двоих.
Мысли о Бомонте Гранвиле постоянно терзали меня. Я любила Ли, я сгорала от страсти к нему, но все время рядом незримо присутствовал Бомонт Гранвиль. Ли чувствовал, что что-то происходит. Он никак не мог понять, в чем дело, и поэтому терзался. Вероятно, он считал, что я все еще горюю по Джоселину, но я не могла объяснить, что я люблю его, что я хочу его одного. Мне постоянно мешало, что я никак не могла забыть о той ночи в Дорчестере.
Даже несмотря на то, что у меня уже был ребенок, Ли все равно продолжал считать меня не вполне взрослой. Он был не уверен во мне и, как я догадывалась, был расстроен. Я понимала, что он места себе находить не будет, когда нам придется расстаться. Он много говорил о будущем: что очень плохо, когда муж и жена часто живут в разлуке, что неизбежно, когда муж военный, и, когда ситуация станет более стабильной, он, наверное, подаст в отставку. Мы не могли прожить всю жизнь в Эверсли-корте, так как он принадлежал Эдвину, его жене и детям, которые у них еще родятся, моим родителям и брату Карлу. Но был еще старенький Довер-хаус. Он очень был похож на Эверсли-корт, правда, чуть меньше, но с той же планировкой и построенный в те же елизаветинские времена. Ли мог выкупить его у Эверсли, и мы могли бы поселиться там. Он уже начал строить планы, как нам достроить его и как возделать землю: в его распоряжении находился хороший кусок плодородных земель.
— Я никуда не буду от тебя уезжать! — сказал он.
Я почувствовала его недоверие, и вновь мне захотелось признаться и рассказать ему о той ужасной ночи, которая навсегда изранила мою душу. Я хотела, чтобы он понял, что дело вовсе не в том, что я не люблю его, что все случившееся со мной доказало мне, что никогда и никого не смогу я полюбить так, как его. Но когда я опять подумала о возможных последствиях, я решила промолчать.
Харриет еще гостила у нас вместе с Карлоттой, Бенджи и Грегори. Она сказала, что хочет как можно больше побыть со своим сыном, а я этому была только рада: не только потому, что рядом будет Харриет, которая всегда была хорошей советчицей, но потому, что и Карлотта останется со мной еще немного.
Карлу к тому времени исполнилось шестнадцать, Бенджи был годом старше, так что они действительно уже совсем выросли и осенью уезжали в университет.
Ли без перерыва говорил о Довер-хаусе: за последние дни это стало его любимой темой разговора, но мой отец указал ему на то, что значительная часть тамошней земли потребует обработки и заботы, прежде чем начнет давать хорошие урожаи. Но тут Карл внезапно сказал:
— А почему бы вам не поселиться в Эндерби-холле, Ли? Хороший дом… был, во всяком случае…
— Эндерби-холл… — задумчиво проговорил Ли. — А разве его еще никто не занял?
— Нет, — ответила мать, — и вроде не собирается. Говорят, будто там водятся привидения!
— Чушь какая! — воскликнул Ли. — Когда там жил Эндерби, все было в порядке!
— О, это была большая трагедия для всех нас! — сказала мать.
— Он вместе с Хилтоном из Грассленд Мэйнора участвовал в заговоре «Ржаного дома», — добавил отец, — и их поместья конфисковали.
— Сначала, конечно, — вставила мать, — забрали оттуда семьи. У несчастной Грэйс Эндерби сердце разрывалось от горя. Она даже попыталась повеситься. Это произошло в главном зале, но веревка оказалась слишком длинной, и, вместо того чтобы повеситься, как она рассчитывала, она ударилась об пол. Она умерла не сразу… Слуги говорят, что перед смертью она прокляла это место, и ее крики слышны до сих пор, когда вы проезжаете мимо дома ночью!
— Значит, вот откуда пошли слухи, что в этом месте водятся привидения? — спросил Ли.
— Никто никаких воплей не слышал, — сказал мой отец. — Как всегда, это только слухи! Я думаю, их часто выдумывают — эти дома с привидениями!
— Но мы, например, всегда считали это место странным и загадочным, — заметила моя мать. — Это была семья убежденных католиков, и поговаривали, что там есть даже тайник, где они прятали своих священников.
— Какая грустная история, — сказала Джейн, — но все равно не хотелось бы мне оказаться там после наступления темноты.
— Ерунда, не может же вас испугать подобная чушь? — проворчал отец.
— Конечно, днем хорошо храбриться, — сказала мать. — А сейчас дом превратился в старое и мрачное здание, сад зарос, однако он продается. Хотя кто захочет покупать дом, где случилось что-либо подобное?
— Думаю, он перешел в руки какого-нибудь дальнего родственника Эндерби, а тот хочет побыстрее от него избавиться. Но ничего у него не получится, пока он не приведет в порядок сад — тогда, кстати, и весь этот мрачный вид исчезнет — и пока не позаботится о том, чтобы положить конец всем этим слухам.
— А я бы хотел пойти туда и посмотреть, — сказал Бенджи.
— Струсишь! — подстрекающе сказал Карл.
— Не правда, — возразил Бенджи, — вот увидишь, схожу туда!
— Но, — сказала я, — он долгое время пустовал. Если бы кто-нибудь взялся за него да вычистил, был бы совершенно нормальный дом!
После этого разговор обратился на события внутри страны, которые всегда для нас были первостепенными, и дом с привидениями, и семейство Эндерби мигом были забыты.
На следующий день, ближе к вечеру, в сад, где мы наслаждались теплыми солнечными лучами, вбежала Салли Нулленс и сообщила ужасную новость — Карлотты нигде не было.
Меня охватил страх. Я повернулась к Салли и крикнула:
— Но где она может быть?
— Она лежала в своей кроватке и дремала — так, по крайней мере, я думала! Потом я пошла будить ее, а ее там нет!
После того как я вышла замуж, Карлотта вернулась в детскую. Она обиделась на это и во всем склонна была винить Ли, который, как она считала, отнял меня у нее.
— Наверное, она где-нибудь в саду, — предположила мать.
— Пойду посмотрю, — сказала я.
— И я с тобой, — поднялся Ли.
Мы обыскали сад, но нигде не было и следа Карлотты. Тогда мы пошли в дом и осмотрели все комнаты до единой. Теперь я по-настоящему встревожилась.
— Но куда она могла запропаститься?! — вне себя от тревоги воскликнула я.
— Вот чертенок! — пробормотала Салли Нулленс. — Она не хотела ложиться в кровать, мне пришлось долго уговаривать ее. Она очень злилась, сказала, что хочет пойти с Карлом и Бенджи, но такие мальчики, как они, не любят, когда за ними увязываются дети.
— Где Карл и Бенджи? — спросила я.
— Не знаю, — ответила Салли. — Часа в два они куда-то вместе ушли, с тех пор я их не видела! Я облегченно вздохнула:
— Она, наверное, с ними.
— Она приставала к ним, но они сказали, что не возьмут ее, а потом подошла я и велела ей идти в кровать.
— Я думаю, она пошла с ними, Салли, — с легким беспокойством сказала я. — Может, они смягчились и взяли ее?
— Не знаю, но попомните мои слова: у меня будет к ней одно дельце, когда она вернется!
Я видела, что Салли вне себя от беспокойства. Мы вернулись в сад.
— Ну что, нашли это вредное создание? — спросила Харриет.
— Нет, — ответила я, — Салли думает, что она увязалась за Карлом и Бенджи.
— А, ну да, она всегда за ними по пятам бродит!
— Она совсем, как ты, Присцилла, — сказала мать. — Ты всегда хотела быть только вместе с Эдвином и Ли!
— Салли не знает, что и думать: она должна была быть в постели!
— У Карлотты тяга к приключениям, — вставила Харриет. — Вокруг нее постоянно будут какие-то события!
— Она — испорченный ребенок! — сказал отец, но в голосе его промелькнули мягкие нотки.
Мы немного поговорили о других делах: о том, что происходит при дворе и на континенте. Естественно, как это часто случалось в те дни, было упомянуто и имя Вильгельма Оранского.
Через час вернулись Карл и Бенджи. Я кинулась им навстречу.
— Где Карлотта? — закричала я.
Они с недоумением воззрились на меня.
— Разве ее не было с вами? Они покачали головами. Вот тогда я действительно испугалась.
— Надо приниматься за поиски! — сказал Ли.
— Она не могла уйти далеко, — в раздумье заметила Харриет.
Я подумала о том, что, возможно, она пошла в лес и заблудилась. Я с ужасом подумала о том, что с ней там может случиться. Как раз в то время в лесу остановился табор цыган. Я неоднократно слышала о том, что они похищают детей. При мысли об этом я чуть не упала в обморок.
— Мы вскоре найдем ее, — сказал отец. — Разделимся на две группы и обыщем все по соседству: она не могла уйти далеко.
Я, Ли, Карл и Бенджи пошли в одну сторону, мой отец возглавил другую группу.
— Бьюсь об заклад, — сказал Ли, — она забралась куда-нибудь и заснула.
— Либо она потерялась, — хмуро сказала я. Если на нее наткнутся цыгане, они снимут с нее все, что можно. Золотая цепочка, подаренная ей Грегори, которую она всегда носила на шее, дорого стоила, а ее красота могла привлечь их внимание. Я представила, как они толпятся вокруг моей милой девочки. Что они могут сделать с ней? Я подумала о том, как она, грязная и неухоженная, будет продавать вещи и предсказывать будущее. С этим ее властная натура не смирится никогда, она будет бунтовать! И все-таки что они могут с ней сделать?
Ли успокаивал меня:
— Мы скоро ее найдем. Она где-то тут, рядом, не могла же она уйти далеко?
Мы обыскали все вокруг дома. Я предположила, что, может быть, она убежала к морю: она говорила об этом вчера.
— Она хотела пойти с нами, — сказал Карл, — но она была здесь, когда мы уходили. Я сказал, что мы идем в дом с привидениями. Она продолжала настаивать на своем, поэтому мы повернулись и ушли без нее.
— А как ты думаешь… — начала было я.
— До дома почти миля, — сказал Ли.
— Она знает дорогу, — ответил Карл. — Несколько дней назад мы проезжали мимо, и она сказала, что хочет увидеть настоящего призрака.
— Наслушалась всяких сплетен! — сказала я. — Вот туда-то она и пошла, я уверена в этом! Все, идем в Эндерби!
Ли сказал, что туда можно доехать на лошадях, что значительно сэкономит нам время, поэтому мы побежали к конюшне и спустя несколько минут уже скакали по направлению к Эндерби.
У дома мы спрыгнули на землю и стреножили лошадей. Дорожка так заросла травой, что нам пришлось ехать очень осторожно, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Должна признаться, что, когда мы проезжали сквозь ворота, я содрогнулась. Было что-то сверхъестественное в этом месте. Пред нами вырос дом — красный кирпич, центральный зал с западным и восточным крыльями, стены покрыты ползучими растениями, некоторые из которых полностью затянули окна. Нетрудно было себе представить, почему здесь появляются призраки.
Даже несмотря на то, что я была полна решимости обыскать дом, я почувствовала отвращение при мысли, что должна войти в него.
— Мрачный вид! — сказал Бенджи.
— Ты спокойно можешь войти туда, — сказал Карл. — Просто отодвинуть засов у двери, и все… А никаких привидений мы не видели, — добавил он.
— Точно, — добавил Бенджи, — но чувствуется, что они там есть и наблюдают за тобой.
— Мы должны войти, — настаивала я, — надо обыскать комнаты!
И вдруг я похолодела: в одном из окон мелькнул огонек, тут же исчезнувший.
— Там кто-то есть! — задохнулась я от волнения.
— Я пошел, — сказал Ли.
Мы открыли дверь и ступили в холл. С громким стуком дверь за нами захлопнулась. Пыльный свет проникал внутрь сквозь грязные окна. Я перевела глаза на высокий сводчатый потолок, потом на стены — камень был влажный. Неподалеку начиналась большая лестница, когда-то, должно быть, очень красивая, на которой пыталась повеситься хозяйка этого дома.
Да, тут наверняка водились привидения. Дом вызывал у меня отвращение. В нем было что-то враждебное, что-то предупреждало держаться подальше.
И тут мы услышали шум над нами: открылась и закрылась дверь. Кто-то там был!
— Карлотта! — громко крикнул Ли. — Где ты? Иди сюда! Мы пришли за тобой!
Его голос эхом пронесся по пустым залам дома.
— Карлотта! Карлотта! — чуть не плача, закричала я.
Неужели она действительно осмелилась прийти сюда одна? Мною овладело ужасное предчувствие, что сейчас мы столкнемся с чем-то страшным.
— Тихо! — сказал Ли.
Мы прислушались: над нами кто-то ходил, и шаги принадлежали отнюдь не ребенку.
— Кто там? — окликнул Ли.
На балконе кто-то шевельнулся, и мы увидели мужчину, перегнувшегося через перила, через те самые перила, сквозь которые когда-то была пропущена роковая веревка.
— Вы тоже зашли посмотреть дом? — спросил он и начал спускаться по лестнице. Ничего от призрака в нем не было. Мужчина был уже немолод и одет в скромный, отделанный сутажем камзол и серые бархатные панталоны. Его платье было выдержано в спокойных тонах, прекрасно скроено и хорошего качества.
— У нас ребенок потерялся, — сказал Ли. — Мы подумали, что девочка может быть здесь.
— Девочка? — повторил он. — Нет, я никого не видел!
Меня охватило горькое разочарование.
— Мы знаем, что она могла прийти сюда, — сказал Ли.
— Да, — продолжил за него Карл. Он повернулся к Бенджи:
— Помнишь, я сказал тебе, что мне что-то послышалось? Ты еще сказал, что это, должно быть, привидение.
Бенджи медленно кивнул.
— Мы должны поискать ее, — настаивала я. — Хватит терять время, она же испугается.
— Я ходил по дому, — сказал мужчина. — В некоторых комнатах совсем темно, но у меня есть лампа, я оставил ее там, наверху. — Он махнул рукой в сторону лестницы. — Я не видел никакого ребенка, хотя, конечно, здесь столько комнат… Сомневаюсь, что я успел осмотреть все.
— Мы обыщем каждый уголок, — сказал Ли.
— Я пойду с вами, — поддержал его мужчина.
— Давайте держаться все вместе, — предложил Ли, — и осмотрим здесь все — от крыши до подвала. Она, может быть, заперта где-нибудь, нельзя терять ни секунды!
Мы обыскали залы и кухни, потом прошли во флигель, и там, в прачечной, я и нашла на полу пуговицу от платьица Карлотты!
Я, как ворон, налетела на нее. Это был знак, что она может быть здесь. Теперь я была уверена, что Карлотта где-то в доме, и, пока я не найду ее, я не уеду.
— Это ее пуговица! Она была здесь! — воскликнула я. — Она, наверное, и сейчас здесь!
Мы поднялись по лестнице. Она печально поскрипывала, как будто протестуя, у нас под ногами. Наверху оказался балкон, на котором когда-то играли менестрели. В те дни здесь царили счастье и радость, беда даже и не снилась.
По обе стороны от балкона висели тяжелые занавеси, а в глубине находился небольшой альков, где раньше хранились музыкальные инструменты. Туда вела маленькая дверца. Я открыла ее и увидела крепко спящую Карлотту.
Я кинулась к ней и обняла. Она открыла глаза.
— Привет, Цилла! — сказала она. Я взяла ее на руки и вышла на балкон. При виде нас все радостно вздохнули. Карлотта с удивлением оглядела собравшихся.
— Вы все пришли посмотреть на дом с привидениями? — спросила она. Потом перевела взгляд на незнакомца.
— А это кто? — поинтересовалась она.
— Карлотта, мы искали тебя! — сказала я. — Ты очень плохо поступила: ты же должна была спать дома!
Она рассмеялась. Она была так прелестна, когда улыбалась, а меня настолько переполняла радость, что с ней ничего плохого не случилось, что я не смогла удержаться и рассмеялась вместе с ней.
— Я хотела посмотреть на дом с привидениями, — объяснила она. — Они вот пошли, — она показала на Карла и Бенджи, — а меня с собой не взяли.
— Ну, теперь быстро домой! — сказал Ли. — Ты понимаешь, как там волнуются? Тебе предстоит долгая беседа с Салли, могу тебя уверить.
Карлотта моментально примолкла.
— Счастливый конец ваших поисков! — сказал незнакомец.
— Простите, что помешали вам, — ответила я. — И спасибо за помощь!
— Это было очень интересное знакомство: я навсегда запомню очаровательную юную леди, которая спала в шкафу. Если я куплю этот дом, я назову этот шкаф «Шкафом Карлотты»!
— Так вы хотите купить дом?! — воскликнула Карлотта. — Я хочу, чтобы здесь был мой шкаф! Ведь вы же купите его, да?
— Конечно, джентльмен сделает это ради того, чтобы доставить тебе удовольствие — ответил Ли.
— Меня зовут Фринтон, — произнес мужчина. — Роберт Фринтон.
Мои мысли смешались. Фринтон! Джоселин тоже был Фринтоном. Это было не такое уж редкое имя, но, с другой стороны, и не такое уж распространенное.
— Я Ли Мэйн, это моя жена, ее брат и мой брат. Вообще-то, в нашей семье родственные связи очень запутанны. Пойдемте с нами, мы угостим вас обедом, если у вас есть время, конечно. Мы должны спешить, потому что все с ума сходят от беспокойства, куда могла запропаститься эта девчонка.
— А что такое «запропаститься»? — спросила Карлотта.
— Это как раз то, что ты сделала, — нежно ответила я.
Роберт Фринтон ответил, что с огромной радостью принимает наше приглашение. Он уже почти решился на покупку дома, раз у него будут такие приятные соседи. Его конь пасся за домом, поэтому мы его не увидели, когда подъезжали, и через несколько минут мы скакали обратно в Эверсли.
Все обрадовались нашему благополучному возвращению. Салли Нулленс и Эмили Филпотс ждали нас во дворе, и, лишь завидев Карлотту, Салли накинулась на нее и принялась отчитывать. Как это она, такая плохая, испорченная девчонка, могла так поступить, напугав нас до смерти?
— И посмотри на свое платьице! — присоединилась к ней Эмили. — Грязное, и вышивка вся в зацепках, с ней уже ничего не сделать!
Харриет мягко улыбнулась девочке, моя мать вся лучилась от счастья, и даже мой отец, который отчаянно пытался сохранить неприступный вид, в конце концов, сдался. Карлотта улыбнулась нам и сказала:
— А он назовет шкаф «Шкафом Карлотты» в честь меня, потому что я забралась туда поспать!
— Дети, которые так убегают и причиняют окружающим уйму волнений, не заслуживают того, чтобы их именами называли шкафы! — объявила Салли.
Я не выдержала и громко рассмеялась, но к моему смеху примешивались нервные нотки, поэтому Ли успокаивающее обнял меня и сказал:
— Мы забыли представиться.
И он представил всех Роберту Фринтону, в ответ на что мать сказала, что она будет очень рада, если он останется пообедать с нами, и с удовольствием выслушает, что он думает о том доме.
Карлотта, получив нагоняй от Салли и Эмили, снова была уложена в постель. После того как я подготовилась к обеду, я зашла проведать ее. К тому времени она почти заснула. Я думаю, прогулка в Эндерби утомила ее, поэтому она там и заснула, как, впрочем, поступают все дети, когда очень устают. Интересно, что она думала, когда в одиночку бродила по дому? Вероятно, просто искала Карла и Бенджи, а так как о привидениях она знала очень мало, ничто ее не пугало.
Это приключение окончилось хорошо для нее, но я поняла, что она растет не по дням, а по часам и нам внимательнее надо приглядывать за ней. Она будет очень своенравной девочкой, я это всегда знала.
Я поцеловала ее, а она в полусне радостно улыбнулась мне. Я так любила ее, а что я буду чувствовать, когда у меня родится ребенок от Ли? Я не могла поверить, что смогу полюбить другое дитя так, как ее.
За обедом мы узнали, что Роберт Фринтон действительно приходится родственником Джоселину.