Но при этом каким-то образом умудрился найти общий язык с моим партнером Берком и даже инвестировал в наше дело кругленькую сумму. Говорил, что всегда хотел научиться быть издателем. И, черт побери, практически добился своего! Брал на себя всю самую трудную работу, которую никто не хотел делать. Например, какой-нибудь многотомный научный трактат, на создание которого ушло, по меньшей мере, лет семь или больше, причем написанный так, что нормальному человеку читать его было просто невозможно. Приходилось чуть ли не каждый день списываться или созваниваться с автором, испрашивать его разрешения… ну и все такое прочее.

— У него имелись какие-нибудь родственники?

Самоуверенное красноватое лицо полковника Стэндиша почему-то вдруг сникло.

— Родственники? Вообще-то… Да, у него есть дочь. Отличная, черт побери, девушка. Совсем не из тех, прости господи, кто сшибает тебя с дороги на своем шикарном двухместном авто… Нет, нет, она на самом деле просто отличная девушка! Образованная, воспитанная, хотя и живет во Франции. Помнится, старина Деппинг постоянно беспокоился насчет ее. В свое время он отдал ее на воспитание в женский монастырь, где она пробыла до совершеннолетия и почему-то полюбила Францию, Париж… Ну а потом пришла пора выходить замуж. Рано или поздно так всегда бывает. Они с моим сыном… — Он задумчиво покачал головой. — Да, увы, так на самом деле всегда бывает…

Хэдли обвел медленным взором всех присутствующих, остановил его на епископе, который, судя по всему, собирался что-то сказать, и быстро спросил полковника:

— Значит, о каких-либо его врагах вам ничего не известно, так? То есть, я хочу сказать, не из вашего круга. Которого или, возможно, которую вы никогда и нигде раньше не встречали…

— Ну конечно же нет, инспектор! Нет, нет! Да упаси господи!

— Я задаю этот вопрос только в силу обстоятельств, сопутствующих данному убийству, — снисходительно пожав плечами, продолжил Хэдли. — Судя по показаниям вашего инспектора Мерча, который успел допросить и слугу, и личного повара жертвы, случилось приблизительно следующее… — Он неторопливо пошуршал лежащими перед ним бумагами. — Итак, его слуга Реймонд Сторер утверждает, что мистер Деппинг вернулся к себе в гостевой домик около семи часов вечера, то есть практически сразу же после того, как закончилось традиционное вечернее чаепитие.

— Вместе с нами! — пробурчал полковник. — В тот вечер он пил чай вместе с нами. Мы все были очень возбуждены последними известиями… ну, я имею в виду, о его дочери и моем сыне. Буквально за день до этого он получил от нее письмо, и мы проговорили с ним о нем практически весь вечер. Вчера он пришел к нам на чай, чтобы рассказать всем об этом.

— Скажите, он в тот вечер был в хорошем настроении?

— О да! Скорее, сэр, даже в очень хорошем.

Хэдли сузил глаза:

— Ну а не припомните, пока он был там вместе с вами, ничего не произошло, что могло бы его… ну, скажем, несколько расстроить?

Стэндиш вынул из дорогого портсигара толстую сигару, но когда прикуривал ее, казалось, ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль. Он вдруг резко повернул голову и злобно, недоброжелательно — иначе не скажешь — посмотрел на епископа:

— Нет, нет, подождите… А знаете, я на самом деле кое-что вспомнил! — От предвкушения чего-то неожиданного полковник даже заметно выпучил глаза. — Да, перед самым уходом он, черт побери, действительно выглядел несколько подавленным. Причем случилось это именно после того, как вы, ваше преподобие, отвели его в сторонку и поговорили. Разве нет?

Епископ неторопливо сложил руки на ручке своего массивного, впрочем, как и он сам, зонтика. Его не менее тяжелая челюсть, казалось, выражала полнейшее, хотя и тщательно сдерживаемое удовлетворение.

— Да, вы совершенно правы, мой друг, — чуть помолчав, согласился он. — И прошу вас, не сомневайтесь, я твердо намерен поведать обо всем этом господину старшему инспектору, как только он закончит излагать все известные ему факты… Итак, сэр, прошу вас, продолжайте.

— Как показал слуга Деппинга, — невозмутимо, будто ничего и не случилось, заговорил дальше Хэдли после небольшой, по-своему даже не очень заметной паузы, — после возвращения к себе в гостевой домик с чаепития его хозяин выглядел заметно озабоченным. Он попросил принести ему ужин наверх, в библиотеку, однако одет был при этом почему-то совсем не так, как у него было обычно принято. Чего он себе, как правило, никогда не позволял… Ужин принесли ему где-то около половины девятого, и к тому времени старый Деппинг, судя по всему, казался еще более обеспокоенным. Сказал слуге, что ему надо срочно закончить кое-какую важную работу, что никого не ждет… Кстати, вчера вечером, как вы все, не сомневаюсь, прекрасно помните, слава богу, нас наконец-то покинула эта, как теперь принято говорить по-научному, «чертова тепловая волна». Ну а затем, уже совсем поздно вечером, разразилась буря и…

— И еще какая, черт побери, буря! — одобрительно пробурчал полковник. — В частности, в нее попал Генри Морган, и ему пришлось на собственных ножках протопать целых три мили, чтобы…

Терпение старшего инспектора Хэдли, похоже, начало подходить к концу.

— Если не возражаете, полковник, — изо всех сил сдерживаясь, сказал он, — вам тоже следует кое-что узнать. Скорее даже необходимо… Так вот, вскоре после того, как началась эта ужасная буря, она, похоже, оборвала у вас там какую-то линию электропередач, ну или что-то вроде того, и в результате на какое-то время полностью отключилось электричество. Слуга, находившийся тогда на нижнем этаже, закрывая все окна, начал в полной темноте шарить вокруг, пока не нашел нужные свечи, и уже хотел было зажечь их и отнести наверх, но тут в дверь вдруг раздался стук…

Когда слуга открыл дверь, ветер, естественно, тут же загасил свечу, а когда он ее снова зажег, то увидел, что перед ним незнакомец, которого он раньше никогда не видел…

— Скажите, а у вас есть более-менее точное описание этого человека, мистер Хэдли? — перебил его епископ.

— Да, есть, но, боюсь, не очень подробное. Он средних размеров. Довольно моложав. Темные волосы и усы. Несколько излишне «кричащая» одежда. Американский акцент. Ну, что еще?…

Выражение мрачного триумфа, казалось, «разлилось» по слегка заколебавшимся мощным складкам шеи епископа. Он довольно кивнул:

— Продолжайте, мистер Хэдли, продолжайте, пожалуйста, прошу вас!

— Слуга хотел было закрыть дверь, сказав, что мистер Деппинг не может его принять, однако ночной гость успел вставить в дверь ногу. И сказал… — Хэдли сверился со своими бумагами. — «Не бойтесь, меня он примет, уверяю вас. Спросите его сами…» В последнем инспектор Мерч, по его собственному признанию, точно не был уверен, но, очевидно, там есть нечто вроде переговорной трубы.

— Совершенно верно, — с готовностью подтвердил полковник. — Есть там такая. В нее сначала надо свистнуть, чтобы предупредить, а потом можно говорить. Деппинг использовал для жилья только две комнаты: кабинет и спальню. Соединенная с ними переговорная труба находится на стене рядом со входной дверью гостевого домика.

— Итак, гость был очень настойчив, поэтому Стореру пришлось поговорить через трубу с мистером Деппингом, который, чуть подумав, в конце концов все-таки согласился принять гостя и попросил слугу его впустить. Несмотря даже на то, что гость упорно отказывался сообщить свое имя! Впрочем, Деппинг попросил слугу быть поблизости. Так сказать, на всякий случай… Сторер высказался в том смысле, что ему лучше бы сходить на улицу и попытаться починить электропроводку, однако Деппинг ответил, что в этом нет особой необходимости, поскольку у него в кабинете хороший запас свечей и света будет более чем достаточно…

Сторер, тем не менее, не поленился разбудить повара, человека по имени Ахилл Джордж, и, несмотря на отчаянные протесты последнего, отправить его с карманным фонариком под проливной дождь, чтобы проверить, на самом ли деле ветер сорвал со столбов электропроводку, и если да, то можно ли это достаточно быстро исправить. Сам же он в это время закрывал все окна на втором этаже, поэтому ему удалось слышать часть разговора Деппинга с неизвестным гостем. Совершенно случайно, конечно. Разговор, по его мнению, велся на вполне дружеских тонах. Вскоре вернулся повар и клятвенно заверил Сторера, что все электропровода на своем месте, никто их не срывал… Тогда они вместе заглянули в коробку с предохранителями и увидели, что произошло самое обычное короткое замыкание, вставили пару новых пробок, и все вокруг — ив доме, и на улице — тут же озарилось веселым желтым светом!

Тут доктор Фелл, который все это время молчал, с совершенно отрешенным видом набивая свою трубку, вдруг поднял голову и почему-то искоса посмотрел на старшего инспектора. Причем одновременно сильно сморщил нос, будто собирался вот-вот оглушительно чихнуть, и сказал:

— А знаешь, Хэдли, все это, особенно самое последнее, очень интересно. Продолжай, продолжай, пожалуйста. Я весь внимание…

Хэдли недовольно хмыкнул, глянул на доктора, не скрывая некоторого удивления, пожал плечами и продолжил:

— Время уже подходило к полуночи, и дворецкий собирался уже отправиться спать. Он постучал в дверь кабинета, сообщил хозяину, что с электричеством все в порядке, и попросил разрешения уйти к себе в комнату. На что Деппинг весьма нетерпеливым тоном ответил: «Да, да, конечно же», и Сторер ушел к себе. Буря же по-прежнему продолжала бушевать с прежней силой, что, естественно, мешало ему быстро заснуть… Размышляя обо всем этом уже утром следующего дня и прокручивая в голове события предыдущего вечера, он пришел к выводу, что где-то в четверть первого действительно слышал нечто вроде звука выстрела, однако принял его тогда за раскат грома и не стал ничего выяснять. По словам инспектора Мерча, вызванный на место происшествия полицейский врач констатировал, что смерть наступила именно в районе двенадцати пятнадцати ночи…

На следующее утро, поднявшись наверх, Сторер сразу же обратил внимание на то, что в кабинете по-прежнему горит свет. Он осторожно постучал в дверь, не услышал никакого ответа, снова постучал, только уже громче, но с тем же результатом, затем попробовал открыть дверь, убедился, что она закрыта изнутри, приставил к ней стул, забрался на него и попытался заглянуть в кабинет через верхнюю фрамугу…

Деппинг лежал лицом вниз прямо на своем письменном столе; смертельная рана от пули находилась почти в середине лысины на затылке. Слегка оправившись от страха и шока при виде мертвого хозяина, Сторер все-таки пробрался через фрамугу внутрь кабинета: Деппинг, судя по всему, был мертв уже несколько часов, никакого огнестрельного оружия поблизости видно не было.

В голове молодого Донована постепенно начиналось некоторое просветление. Не только слишком подробное, но и весьма хладнокровное перечисление кошмарных событий вчерашнего дня невольно пробудило его сознание и воображение. Тут уж хочешь, не хочешь, а проснешься! Да на фоне всего этого разговоры о «катании» его преподобия вниз по перилам представлялись если не дикой, то, во всяком случае, детской игрой. Неким продолжением вчерашнего веселья… Впервые за долгое время он почувствовал запах самой настоящей охоты за человеком, ощутил ее вкус и… удовольствие! И тут Донован-младший, будто проснувшись, вдруг увидел на себе самодовольный взгляд отца.

— Да, мистер Хэдли, честно говоря, это все очень, очень даже интересно, — чуть нахмурившись, произнес епископ. — И даже в каком-то смысле поучительно… Мой сын, мистер Хэдли, — он небрежно ткнул рукой в сторону Хью Донована, — впрочем, как и я сам, изучает криминологию. Хм… Теперь-то мне становится ясно, какую пользу он из нее извлекает. — При этом епископ стал деловитым и сосредоточенным. — А знаете, на мой взгляд, здесь есть, по меньшей мере, несколько пунктов, которые позволяют сделать определенные выводы. В частности…

— Но черт побери! — чуть ли не закричал полковник, лихорадочно промокая свой сильно вспотевший лоб носовым платком. — Послушайте, ведь это все…

— …в частности, — хладнокровно и безжалостно продолжил епископ, не обращая ни малейшего внимания на то, что его только что попытались перебить, — вы говорите, что кабинет был закрыт изнутри. Тогда каким же, интересно, образом преступник исчез с места преступления? Испарился? Улетел через окно? Как?!

— Нет, нет, совсем не через окно, сэр. Через другую дверь. Просто через другую дверь, только и всего. Там практически вдоль всего второго этажа идет один длинный балкон со стеклянной дверью. Которая, как утверждает Сторер, обычно полностью закрыта, но на этот раз почему-то оказалась частично открытой. — Хэдли ненадолго задержал на епископе внимательный взгляд. Спокойный и без каких-либо намеков на возможный сарказм. — Итак, сэр, не потрудитесь ли объяснить ваше собственное участие во всей этой, с позволения сказать, запутанной истории?

Епископ удовлетворенно кивнул и чуть ли не дружески улыбнулся полковнику Стэндишу:

— С удовольствием, сэр. С превеликим удовольствием, можете в этом даже не сомневаться. По счастью, мистер Хэдли, теперь я могу сообщить и вам и, само собой разумеется, проводимому официальному следствию имя того самого таинственного человека, который вчера вечером нанес визит мистеру Деппингу. Увы, теперь уже покойному мистеру Деппингу. Более того, могу даже показать вам его фотографическую карточку. — И, совершенно невзирая на почему-то до крайности удивленный взгляд полковника Стэндиша, он достал из внутреннего кармана пиджака пластиковый конверт с двумя фотографиями на нем и с важным видом передал его старшему инспектору Скотленд-Ярда. Теперь, когда внимание окружающих снова было обращено на него, к епископу, похоже, вернулось его знаменитое чувство юмора. — Его зовут Луис Спинелли. На тот случай, если это имя вам ничего не напоминает, мистер Хэдли, там вложен листок с примечаниями.

— Спинелли? — переспросил старший инспектор, и глаза его хищно сощурились. — Спинелли, Спинелли… Ага, вспомнил! Ну конечно же! Известный шантажист. Один из тех членов шайки Мейфри, которые пытались пробраться в Англию. Не далее как в прошлом году…

— Единственный, кому на самом деле удалось это сделать, — вежливо, но решительно поправил его епископ. — Причем учтите, господин старший инспектор, этот человек слишком умен, чтобы решиться проделать это под своим собственным именем. Позвольте мне вам кое-что объяснить.

Как отметил про себя молодой Донован, слышать такие речи от епископа англиканской церкви в общем-то было довольно странно. Хотя «старик», казалось, не замечал этой странности и говорил обо всем этом с такой же легкостью и непринужденностью, с какой вещал бы с амвона. Привыкнуть к такому было нелегко даже для его собственного сына.

— В полицейском музее на Сентр-стрит, который чем-то напоминает ваш закрытый для широкой публики музей здесь, в Скотленд-Ярде, все экспонаты классифицируются, как правило, по признакам того или иного преступления. Так вот, мистер Хэдли, в свое время господин верховный комиссар любезно позволил мне поближе познакомиться с огромным количеством на редкость интересных материалов. Среди которых было нечто и о нашем герое Спинелли. Первоначально он был простым шантажистом, впрочем, весьма искусно работавшим в одиночку и замеченным только благодаря одной любопытной особенности…

Этот молодой американец итальянского происхождения, лет тридцати, из вполне приличной семьи, имеет прекрасное образование. Говорят, у него отменные манеры, в силу чего он в принципе мог бы, как считают в определенных кругах, выдавать себя где угодно и за кого угодно, если бы… если бы не одна невероятная слабость: он просто не в состоянии отказать себе в удовольствии носить самые модные, самые кричащие, самые бросающиеся в глаза одежды. Не говоря уж о множестве дорогих колец, перстней, ну и тому подобных мирских безделушек. Подтверждение всему этому вы легко сможете увидеть на фотографиях. Его впервые поймали и на десять, целых десять лет отправили в самую известную в Америке тюрьму — Синг-Синг, когда ему было всего двадцать три. — Епископ, сделав паузу, внимательно обвел всех взглядом из-под низко нависших век. Затем, как бы нехотя, сообщил: — Но из тюрьмы его выпустили не через десять лет, а всего через три года. Как и почему это произошло, никто толком до сих пор не знает. Как представляется лично мне, до него наконец-то дошло, что в одиночку работать и неудобно, и слишком опасно. Поэтому он и принял решение присоединиться к шайке в то время практически всесильного гангстера Мейфри. В частности и для того, чтобы к нему перестали «приставать»…

Доктор Фелл недовольно хмыкнул.

— Послушайте, ну сколько же можно? Надеюсь, вы не собираетесь читать нам занудливую научную лекцию о рождении, расцвете и падении очередного мафиозного клана? Если да, то тогда избавьте от этого хотя бы меня! Впрочем, прошу меня простить. Просто мне не нравится, когда обычное бытовое убийство столь сложно излагается в виде монотонной, еще раз простите, белиберды. Представляете, не успел я проявить неподдельный интерес к важнейшему вопросу о проблемах с электрическим светом, как…

Епископ снова осуждающе покачал головой:

— А вот этого, сэр, вам, поверьте, совершенно нечего опасаться. Этот Спинелли, уж поверьте моему слову, снова вернулся к своему, с позволения сказать, одиночному плаванию. Снова занимается шантажом и вымогательством в гордом одиночестве. В основном потому, что банда Мейфри уже фактически распалась. Причем никто толком не знает из-за чего. Это невольно поставило всех в тупик. Включая даже самого верховного комиссара. Главари банды, естественно, попытались как можно скорее убраться из страны — кто в Италию, кто в Англию, кто в Германию, но никому не позволили туда въехать. Никому, кроме, как ни странно, одного из них. Догадываетесь? Правильно, никому, кроме Спинелли!

— Ну уж об этом мы как-нибудь сами позаботимся! — рявкнул в ответ старший инспектор Хэдли и что-то коротко сказал в телефонную трубку. Затем бросил мимолетный взгляд на епископа и, почему-то слегка поморщившись, заявил: — Должен заметить вам, сэр, что все это не более чем догадки, домыслы, ну и все такое прочее. Короче говоря, не материальное! Кстати, скажите, а вы сами-то когда-либо видели этого вашего Спинелли в лицо? Наверное, вряд ли… Иначе…

— К вашему сведению, сэр, вы ошибаетесь. Я лично видел того, кто вас, похоже, так интересует. Причем, заметьте, видел его дважды! — спокойно ответил епископ. — Однажды в ходе процедуры опознания потенциального преступника на Сентр-стрит, где полиции ничего так и не удалось доказать, в силу чего мне поневоле пришлось заняться всеми остальными деталями этого довольно известного дела. Ну а во второй раз — уже только вчера вечером. Он как раз выходил из местной таверны. Расположенной, кстати, совсем неподалеку от теперь уже всем известного поместья «Гранже». До этого мне доводилось его видеть только издали, причем при лунном свете и… при довольно странных обстоятельствах… в ночном парке. — Епископ внушительно откашлялся. — А знаете, ваши слова о его излишне кричащей одежде пробудили у меня воспоминания. Ну а уж затем в памяти всплыло и само лицо. Зато вчера вечером мне наконец-то удалось снова увидеть его лицом к лицу… Точно так же, как я вижу сейчас всех вас…

— Господи ты боже мой! — воскликнул полковник, глядя на него уже с совершенно иным выражением лица. — Вот, значит, почему вы вдруг так неожиданно исчезли, так ведь?

— Я просто даже не предполагал, что старший инспектор окажется способным выслушать мою историю с должным вниманием, — ледяным тоном ответил епископ. — И вот что мне удалось обнаружить, господа. Весь вопрос в том…

Хэдли снова перебил его, задумчиво постучав костяшками пальцев по столу. Бросив нетерпеливый взгляд на телефон, который почему-то упрямо отказывался звонить, он сказал:

— Нам придется отнестись к этому происшествию с предельным вниманием, хотя кое-кто, похоже, воспринимает его, боюсь, не совсем правильно. В частности, скажем, эта версия с американскими гангстерами, которые убивают достопочтенного сельского джентльмена в самом сердце Глостершира… Хм… Чушь какая-то! И тем не менее…

— Лично я не считаю, что его застрелил Луис Спинелли, — покачивая головой, возразил епископ. — Причин для такого вывода у меня, поверьте, предостаточно, но сейчас на их объяснения просто нет времени. Гораздо более важным мне представляется спросить мистера Хэдли, что он теперь намерен предпринять.

Хэдли в ответ пожал плечами:

— Все зависит от полковника Стэндиша, который и является старшим констеблем данного графства. Если он сочтет нужным привлечь к расследованию Скотленд-Ярд, мы с удовольствием сделаем все, что в наших силах; если же ему захочется заниматься этим самому, не прибегая к посторонней помощи, это, само собой разумеется, его полное право. Итак, полковник, что скажете?

— Что касается меня, — с готовностью заметил епископ, — то лично я со своей стороны, поверьте, буду просто счастлив оказать полиции любую зависящую от меня помощь в выяснении причин этого запутанного и далеко не самого приятного дела. — При этом он не забыл не только фонетически, но и ритмически предельно четко обозначить каждую, буквально каждую часть произнесенной им фразы, а в глазах у него заблестел хищный огонек по-настоящему охотничьего азарта…

— Понял! — неожиданно для всех вдруг воскликнул Стэндиш. — Господи, ну куда же я раньше-то смотрел?! Вот же наш человек!… Мистер Фелл собственной персоной. Черт побери! Мистер Фелл, вы же сами обещали приехать к нам в «Гранже» и пожить там несколько дней, разве нет? Послушайте, старина, вы ведь не допустите, чтобы какой-то варвар-иностранец испортил нам всем здесь жизнь!… — Он импульсивно повернулся к епископу: — Это же доктор Фелл! Тот самый Фелл, который поймал и Криппса, и Логанрея, и того чертова лжесвященника… как там его имя? Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Послушайте, старина, ну так как, договорились?

Доктор Фелл, которому наконец-то удалось раскурить свою знаменитую трубку, что-то недовольно пробормотал, нахмурился, несколько раз ткнул концом трости в пол.

— Хотел бы прежде всего отметить, господа, что я уже давным-давно не проявляю ни малейшего интереса к так называемым банальным делам, — пожав плечами, презрительным тоном отозвался он. — Во всяком случае, к тем, которые я считаю таковыми, А в данном деле, похоже, нет ни загадки, ни интриги. Нет, наконец, даже самой примитивной драмы…

Старший инспектор Скотленд-Ярда глянул на него с выражением горького сожаления:

— Да, да, понятно. Вы, как всегда, желаете чего-нибудь оригинального. Вам подавай случаи, когда кто-то обстреливает из арбалета Тауэр или в тюрьме заводятся призраки, вытворяющие бог знает что! То есть нечто такое, что происходит не чаще одного раза в двести лет. Меньшее вас просто не интересует. Естественно, это же ниже вашего достоинства… Ладно, бог с вами, в конечном итоге это ваше законное право. Но вот что делать с самыми обычными, совершенно бесцветными делами, с которыми нам приходится сталкиваться, по меньшей мере, раза два-три в неделю и которые, как правило, крайне трудно раскрыть именно из-за их будничности? Может, попробуете для разнообразия заняться одним из них? А уж потом будете высмеивать полицию. Сколько угодно! Простите, господа, это у нас чисто личное… — Он немного поколебался, недовольно поморщился, затем сказал: — Должен вам сообщить кое-что еще. В разговоре со мной инспектор Мерч упомянул одну вещь, которую при всем желании трудно назвать обычной, а тем более «банальной», хотя она может вообще ничего не означать и быть просто мелкой принадлежностью покойного Деппинга, но обычной ее не назовешь, это уж точно.

— Вообще-то, мой друг, на свете существует множество вещей, которые, как вы только что сами заметили, «при всем желании не назовешь обычными или даже банальными». Ну и что именно вы хотели сказать? Мы ждем, мой друг, не стесняйтесь, — вставил доктор Фелл.

Старший инспектор Хэдли задумчиво потер подбородок.

— Ладно, бог с вами… Дело в том, что рядом с правой рукой Деппинга лежала блестящая карточка. — Он еще раз сверился со своими записями. — Да, да, совершенно верно, именно блестящая карточка, по форме и размерам напоминающая самую обычную игральную карту, но с великолепно выполненным акварельной краской рисунком. На ней изображены восемь крошечных рыцарских мечей, расположенных в форме звезды, в центре которой бежит узенький ручеек. Вот, смотрите сами! — И он небрежным жестом бросил листок с записями на свой письменный стол.

Рука доктора Фелла с дымящейся трубкой застыла на полпути ко рту. Он глубоко вздохнул, взгляд его стал по-настоящему задумчивым и неподвижно остановился где-то на потолке…

— Восемь крошечных мечей, — повторил доктор. — Восемь: два на уровне воды, три над нею, и три под… О господи! О любезный мой кумир Вакх! О моя самая любимая старая шляпа! Послушайте, Хэдли, так дело не пойдет! Ради всего святого, ради нашей старой дружбы увольте меня от всего этого! Христом Богом прошу…

— Ну будет вам будет, — раздраженно произнес Хэдли. — Снова за свое. Что теперь? Полагаю, какое-нибудь суперсекретное общество? «Черная рука» или что-то вроде того? А может, знак кровной мести?

— Нет, нет, ничего подобного, — медленно протянул доктор Фелл. — Тут, боюсь, все далеко не так просто. Слишком уж силен запах Средневековья… Вот теперь я уж точно туда поеду, в этот ваш чертов Глостершир, можете не сомневаться. Наверняка, мягко говоря, престранное местечко. Во всяком случае, я очень на это рассчитываю. И поверьте, не пожалею ни времени, ни сил, чтобы в конце концов лично встретиться с убийцей, который точно знает, что именно могут означать эти «восемь крошечных мечей»! — С последними словами он торжественно встал со стула, закинул трость, как винтовку, через плечо и подчеркнуто неторопливо отошел к открытому окну, откуда была видна набережная, постепенно наполняющаяся движением.