Глава 7

Никогда раньше они не слышали, чтобы у Джудит был такой голос.

Тоби отпрянул. Его пуританская сдержанность была оскорблена. Марк, которого было куда труднее поразить, почувствовал прилив непонятной жалости.

Через мгновение Джудит Уолкер пришла в себя. Как обычно в разговорах о муже, который был на тридцать лет старше ее, она оттопырила нижнюю губу, как бы удерживая слезы. В левой руке она держала сумочку, а правой безостановочно рылась в кармане платья, словно разыскивая какую-то пропавшую вещь.

Если она слышала голос Сэмюела Кента, то и он должен был услышать ее. И хотя он не повышал тона, не менял интонацию, теперь он говорил твердо и уверенно.

— Боюсь, доктор Хьюит, вы не поняли. Дверь была заперта изнутри. И когда мистер Рутвен и доктор Саундерс попытались открыть окна, выяснилось, что и оба они закрыты изнутри. Полиция, конечно, установит, что тут было самоубийство. — Пауза. — Да, доктор Хьюит. Вы совершенно правы, это, без сомнения, будет удобнее всего.

Джудит, которая опять, вздернув голову, уставилась на окна, быстро отвернулась и застыла на месте.

Марк подошел к ней. Инстинктивно он протянул руку, и Джудит также инстинктивно уцепилась за нее. Было как-то трудно воспринимать эту напряженную рыжую девочку как преподавательницу, которой она и была.

— Марк, — задыхаясь, сказала она. — Я не могу понять, что со мной случилось. Я наговорила каких-то ужасных вещей. Мне так стыдно…

— Тут нечего стыдиться, Джудит. Но тебе не стоит видеть, что делается внутри. Идем со мной.

Его твердый, уверенный голос заставил ее успокоиться. Все еще придерживая ее холодную руку, Марк развернул ее к началу дорожки.

— Она в самом деле мертва, эта… как я назвала ее?

— Да.

— Я ненавидела ее. Я не могла бы причинить ей вред. Но я ненавидела ее.

Марк мягко обнял ее за плечи — они слегка вздрагивали — и повлек за собой. Сначала она словно сопротивлялась: Джудит напряглась, словно желая вывернуться и остаться стоять, глядя на Красный коттедж. Но он мягко и настойчиво тащил ее к старому «плимуту», который доктор Уолкер водил много лет, отказываясь расставаться с ним.

— Это всего лишь нервный срыв, Джудит. Этим утром все мы в таком состоянии, даже хуже, чем у тебя. Отвезти тебя домой?

— Я живу всего в шаге отсюда! — кивнула она на другую сторону лужайки. — Нет смысла куда-то ехать. Уверяю тебя, я полностью пришла в себя. Могу я остаться и минутку поговорить с тобой?

— Конечно.

— Я не могу спать, — сказала Джудит. С излишней торопливостью она высвободила свои пальцы из руки Марка и швырнула сумочку на переднее сиденье машины. — Дан вставал очень рано, порой даже в пять часов; и я постепенно привыкла к такому режиму. А теперь я вообще не могу спать. Когда я сегодня рано утром решила проехаться — еще не рассеялся туман и все такое, — я увидела, что дверь этого коттеджа открыта и внутри горит свет. Я подумала: не случилось ли там чего? Но я так толком ничего и не поняла, пока не наткнулась на вас. Всюду горит свет, и Сэм Кент говорит по телефону. Марк! Ты не возражаешь, если я поговорю о ней?

— Ты уверена, что тебе это надо?

— Да, да, да! — Улыбка изогнула ярко накрашенные губы Джудит. Хотя она продолжала рассеянно водить рукой по поясу, словно что-то потеряла, ее затуманенные голубые глаза были полны настороженности и тревоги. — Порой это самое лучшее, Марк. Лучше выговориться. Если мы не в состоянии сказать правду в таком взвинченном состоянии и в соответствующем настроении, то мы уж никогда не произнесем ее. — Джудит резко махнула рукой и отрывисто бросила: — Ведь я не говорила, почему я ненавидела ее?

— Это не мое дело.

— Как ты добропорядочен, Марк! Добрая старая Новая Англия. А ведь теперь, когда она мертва, это станет всеобщим достоянием. Я хочу сказать тебе кое-что, о чем никогда тебе не говорила.

В поисках Тоби Джудит быстро глянула в сторону бунгало. Но доктор Кент, который опять теребил телефон, позвал его в маленькую гостиную, чтобы посоветоваться. Фигуры обоих были видны в окне.

Наступило ясное безоблачное утро, и уже усиливалась жара; трава отливала изумрудно-зеленым блеском, а под кронами темнели густые тени. От грунтовой дорожки, что тянулась до шоссе, шел запах земли. Марк и Джудит уединились в тени деревьев, рядом с фонарем.

— Когда Дан скончался, — сказала Джудит, — я была очень одинока. Затем она, — Джудит кивнула на старые стены дома, выкрашенные кокетливой розовой краской, — она обосновалась тут. При желании она могла быть очень приятной и на удивление много читала. Я многое почерпнула от нее, пока не поняла, что она собой представляет.

— То есть?…

— Я обозвала ее шлюхой. Это ужасно плохое слово. Но я хотела сказать, что она была неразборчива в своих связях. Это чистая правда. — Джудит смущенно поджала губы. — Я никогда не осуждала ее за это, хотя должна была делать такой вид, когда разговаривала с женами других преподавателей на факультете. Нет! Я этого не осуждала! — И снова Джудит вскинула потемневшие голубые глаза, в которых Марк прочел желание быть понятой. — Она была умной, хитрой и до ужаса жестокой. Если она могла унизить человека, то это ей доставляло несказанное наслаждение. И я совершенно убеждена, что в физическом смысле она была холодна, как рыба.

— Холодна? — недоверчиво взглянул на нее Марк.

— Да. Именно.

— Не слишком ли ты усложняешь ее личность?

— Нет, наоборот! Есть много женщин, похожих на нее. Просто это льстит их самолюбию, когда их считают великими любовницами, вот и все. — Джудит сжала губы. — Роз любила позу: она упивалась вниманием. А затем, заполучив очередного любовника, она делала вид, что испытывает невероятный экстаз, хотя для нее это было утомительной рутиной.

Марк отбросил ее умозаключения:

— Что касается ее последнего завоевания: ты знаешь, кто это был?

— О, я-то знаю. Но теперь это совершенно не имеет значения.

— Не имеет значения?

— В том смысле, о котором, как мне кажется, ты думаешь. Потому что этот человек никоим образом не связан с колледжем.

Наступившая пауза громом звенела в ушах Марка.

— Джудит, ты в этом уверена?

— Иначе и быть не может. Я часто видела, как он ночью заходит в бунгало. Я даже видела, как они прокрадывались в изолятор колледжа и она ключом открывала дверь. — Джудит подобралась, подобно школьной учительнице, которой она когда-то и была, но ее колотило. — Я ужасно боюсь, — с легким румянцем на щеках добавила она, — что выгляжу как шпионка. А это вовсе не так! Что бы люди ни думали, я не распространяю сплетен. Просто дело в том, что мне не спится: я сижу у окна или иду бродить по колледжу. Вот так я их и увидела. У нее заметная фигура — я не могла спутать ее ни с кем.

— Так кто же этот человек? Как его зовут?

— Марк! Ты, кажется…

— Да! Меня очень интересует, кто это. Почему ты не хочешь его назвать?

— Ну, имени его я не знаю. Но, скорее всего, многие его видели. Он молод, и его автомобиль бросается в глаза. Это тебе о чем-то говорит?

— Пока нет. Молодой человек в броской машине — явление тут довольно привычное. Послушай, мы должны найти его.

— Марк, пожалуйста, не надо на меня давить! Когда я позволила себе эту глупую вспышку, это был всего лишь нервный срыв. Я действительно ненавидела Роз, и я это признаю. Но я не собиралась обвинять его. Я действительно не считаю, что он мог ее убить.

Образно говоря, Марк понял, что нужно ударить по тормозам.

— Ее никто не убивал, Джудит. Ты, конечно, слышала, как доктор Кент говорил о самоубийстве?

— Да, слышала. Но, честно говоря, не могу в это поверить. А ты?

— Почему бы и нет?

— Ох, Марк… Как ты думаешь, почему я рассказала все, что ты сейчас слышал? И к тому же — тебе. То есть, — торопливо поправилась Джудит, заливаясь краской под рыжей копной волос, — с глазу на глаз. Потому что этой истории недолго оставаться тайной; потому что начнется расследование и потому что эта женщина никогда, никогда, никогда! — не покончила бы с собой. Она слишком жадно любила жизнь.

У него снова закружилась голова от дьявольских наваждений.

— Послушай, Джудит…

— Ты веришь, что она это сделала?

— Позволь мне объяснить. Мы нашли ее в спальне, с ножом в сердце. И дверь, и окна, как ты слышала, были закрыты изнутри. Проникнуть в комнату или выйти из нее можно было только через окно ванной. И что бы ни говорили другие, я готов свидетельствовать, что и оно было заперто изнутри.

Снова наступило молчание. Джудит Уолкер вздохнула:

— Да. Признаю. Должно быть, ты прав.

Она смотрела себе под ноги. Носком черной замшевой туфельки, над которой виднелась полоска белого нейлонового чулка, она задумчиво шевелила гальку. И когда, казалось, все было выяснено, и ее вздох был знаком согласия, Джудит внезапно вскинула рыжеволосую голову. Марк испытал желание отвести глаза.

— Ты говоришь, дверь была заперта изнутри? На ключ? Не было никаких засовов и задвижек, ничего подобного?

— Нет! С чего бы им быть?

— Потому что в старые времена — впрочем, не так уж давно, — усмехнулась Джудит, — и ты, и Сэм Кент, и даже бедный Дан умели решать такие проблемы! Господи, да я сама слышала, как ты объяснял четыре приема, с помощью которых можно снаружи провернуть ключ в замке. И это еще не все! Дан мне все рассказал — это правда?

— О чем?

— О новых данных, — выдохнула Джудит, — по биографии Уилки Коллинза!

Казалось, что жара стала нестерпимой. Но этого не было. Марк не представлял, что может оказаться в таком ужасном положении.

— Кажется, это было в 1868 году, — снова заговорила Джудит. — Уилки Коллинз написал «Лунный камень», первый настоящий детективный роман, который весь был построен на намеках и загадках. Коллинз понимал, что ему удалось совершить прорыв: своему американскому издателю он заявил, что пустил в ход кое-какие приемы, которые никогда раньше не употреблялись в литературе. Он был настолько полон энтузиазма, что задумал следующий роман — о смерти в закрытой комнате. Она должна была выглядеть как самоубийство, но на самом деле жертва была убита. Это правда?

— Я…

— Он запланировал новый роман на 69-й год, — сказала Джудит. — И рассказал о замысле в нескольких письмах к Диккенсу; точно так же, как рассказывал о «Лунном камне». И ты получил эти письма к Диккенсу вместе с набросками Коллинза, из которых можно понять, что он имел в виду. Это правда?

— Да. В основном — правда.

— И он так и не написал этого романа?

— Нет, не написал.

— Марк, я сказала что-то ужасное? Что с тобой?

— Джудит, мы с женой — единственные два человека, которые знакомы с замыслом этого ненаписанного романа. И ты намекаешь, что один из нас виновен в убийстве Роз Лестрейндж? Думаешь, дверь была заперта при помощи фокуса, придуманного покойным писателем?

Солнце поднималось все выше, и тень кроны букового дерева, под которым они стояли, густела и укорачивалась. По контрасту с черным платьем и рыжими волосами бледность, покрывавшая лицо Джудит, становилась все заметнее. Застыв на месте, она почти не дышала. Ее темно-голубые глаза стали черными. Помолчав, она сказала, что это нелепое выражение: трюк, придуманный покойным.

Она с трудом сглотнула комок в горле:

— Марк, боюсь, я спорола очередную глупость. Но я как-то не задумывалась. Я не могла представить себе! Тут было невозможно воспользоваться этим приемом, что бы он собой ни представлял. Ты сам говорил, что ключ надо всего лишь повернуть в замке. И есть самое малое четыре способа, как снаружи провернуть его! А что, если ключ не поддается? Как и оконные задвижки?

— Но это невозможно.

— Почему же?

Засунув в карманы сжатые кулаки, Марк задумался.

— Надо признать, что Уилки Коллинз никогда не был крупной литературной фигурой. Но он обладал гибким изобретательным мышлением и так мастерски придумывал сюжеты, что ему завидовал сам Диккенс. Не стоит думать о нем как о чинном викторианце в очках и с бакенбардами, каким он кажется Тоби Саундерсу. Он был раскованным богемным человеком, который ненавидел чопорность и открыто содержал любовницу у себя в доме. И если я прав относительно «Стука мертвого человека»…

— «Стук мертвого человека»? Так должна была называться книга, которую он задумал?

— Да. Как он обдумывал идею, как и почему бросил ее — все это может быть едва ли не самой увлекательной историей викторианской литературы. В детективный роман он решил попытаться ввести новый прием «запертой комнаты», чего никто не делал ни до него, ни после.

— И ты… ты знаешь, в чем был его замысел?

— В этом-то и беда! Если бы я знал его от и до или же, наоборот, ничего о нем не знал, я мог бы защищаться. Но я знаю об этом достаточно много, скажем три четверти, и тем самым могу обеспечить себе серьезные неприятности, если об этом разнюхает полиция. Твой муж, Джудит, был моим шефом на факультете английской литературы. Под большим секретом я рассказал ему об этой истории, но ничего не знаю о том, что он поведал о ней кому-то еще. — Марк стиснул зубы. — Но в любом случае на тебя я не могу налагать никаких обязательств. Тем более в этой запутанной ситуации. Ты имеешь право рассказать полиции все, что знаешь, если считаешь, что это пойдет на пользу.

Джудит невольно схватила его за руку:

— Выдать тебя? Ты считаешь, я способна выдать тебя?

— Марк, — неожиданно раздался знакомый голос, — где Бренда?

Ему показалось, что сердце подскочило до самого горла.

Он не слышал, как по песчаной дорожке, тянувшейся от Красного коттеджа, подошел Тоби. Теперь он стоял под солнцем, на границе тени, падающей от дерева, держа руку козырьком у глаз. Можно было только догадываться, что именно он слышал.

За его спиной Марк увидел выходившего из дома доктора Сэмюела Кента с трубкой во рту. Вот тогда он в первый раз почувствовал, как вокруг него смыкается кольцо врагов, которые были близкими друзьями, стремящимися всего лишь помочь ему.

— Где Бренда? — переспросил Марк. — А почему ты спрашиваешь?

— Кончай увиливать! — нахмурился Тоби. — Если тебе нечего сказать ни мне, ни начальству, — он ткнул большим пальцем в сторону доктора Кента, который как раз приостановился на дорожке, — звони к себе домой. Сейчас десять минут девятого: если Бренда дома, она ответит. Где она?

— Что вам за охота действовать мне на нервы, Тоби? Зачем мне звонить домой?

— Ну, если ты против… Не звони. Послушай, Марк…

— Бренда решила провести свободные дни у своей старой подруги в городе. Забыл, что я тебе рассказывал?

— Нет! Нет, ты мне ничего не говорил! Бренда никуда не собиралась, когда прошлым вечером мы с Кэролайн были у вас!

— Да ведь и вы не собирались оставаться на ночь в доме у Кентов. Но остались. Объясни-ка мне свое странное поведение!

— Марк, чего ты злишься?

— Отвяжись!

— Ладно, — уступил ему Тоби и тут же снова завелся: — Не собиралась ли Бренда по пути в Вашингтон останавливаться у этого бунгало?

— Нет. Конечно же нет.

— Тогда почему ты предполагал утром найти ее здесь? Это всего лишь вопрос, и не лезь попусту в бутылку. Не…

Тоби замолчал. Его взгляд скользнул мимо Марка и остановился на Джудит Уолкер с таким странным выражением, что Марк обернулся. Пальцы Джудит снова раз за разом прикасались к талии, словно она мучительно пыталась понять, что же она потеряла, но наконец она удивленно уронила руки.

— Тоби Саундерс, что ты так смотришь? Ничего серьезного. Я всего лишь потеряла пояс.

— Пояс? — повторил Тоби. Он схватился за свой ремень.

— Тоби, Тоби! Я говорю не о кожаном ремне с металлической пряжкой, как у тебя! А о матерчатом пояске от этого платья. — Джудит смущенно затараторила своим хрипловатым голосом: — Когда становится жарко, я снимаю его. Или когда сижу за рулем, он начинает давить, поэтому я его развязываю. Порой он может незаметно сползти.