Глава 1

Присвоенный завтрак

В час мутного сырого рассвета того январского утра Кристофер Кент стоял на Пикадилли, дрожа от пронизывающего холода под беспросветно серым небом, словно замалеванным широкой кистью. Он находился всего в десятке шагов от Пикадилли-Серкус. Часы на «Гиннессе» показывали двадцать минут восьмого. Единственным движущимся предметом на площади было такси — мотор отчетливо тарахтел в тишине. Машина объехала островок безопасности Арес и скрылась на безлюдной Риджент-стрит. Резкими порывами налетал восточный ветер, встряхивая колючий ледяной воздух, как встряхивают ковер. Мимо Кристофера Кента одна за другой промчались гонимые ветром снежинки. Он проводил их равнодушным взглядом.

Стоило свернуть за угол, и он оказался бы возле банка, где мог выписать чек на любую сумму. Но в кармане у него не было ни единого пенни, и еще целые сутки он должен продержаться без денег. Именно должен! А со вчерашнего завтрака у него во рту крошки не было, и желудок буквально сводило от голода.

Казалось, ноги сами привели Кента к гостинице «Королевский багрянец». Всего через один день — точнее, ровно в десять утра первого февраля — он войдет в ее вестибюль и встретится, как договорено, с Дэном Рипером. Тогда и будет закончен их спор. Приятно будет выиграть пари у Дэна. Но сейчас от голода и головокружения радость Кента при мысли о грядущей победе уступила место угрюмому раздражению.

Как обычно, все началось с нелепости, а привело… Но начнем по порядку. Его покойный отец был из тех самых Кентов, что переехали жить в Южную Африку. Там и вырос Кристофер. Повзрослев, он побывал во многих странах, кроме родной Англии, ни разу не посетив страну с тех пор, как его увезли оттуда в двухлетнем возрасте. Этому вечно что-то мешало, да и многочисленная родня требовала внимания. Хотя теперь он стал слишком ленив, чтобы часто видеться с родственниками, и ограничивался встречами с ними лишь на светских мероприятиях. У Криса было мало общего с ними. Воспитанный на здоровых житейских принципах отца, Крис всегда соглашался с его суждениями, исключение составляла приверженность родителя к бизнесу. Кристофер рано увлекся чтением, а в двадцать пять лет он и сам начал писать детективные романы, трудился как негр и добился успеха и признания. Но Дэн Рипер не одобрял этого занятия.

Поеживаясь на ветру и притопывая, чтобы согреться, Кент неожиданно вспомнил куда более приятный денек — три месяца назад в Дурбане. Когда он, уютно развалившись в шезлонге и потягивая прохладительный напиток из запотевшего бокала, с удовольствием прислушивался к шуму океанского прибоя. Как обычно, между ним и Дэном Рипером возник спор. Он словно наяву увидел лицо Дэна с его вечным красно-бурым загаром, его скупую жестикуляцию и неколебимую уверенность в себе. В свои пятьдесят Дэн добился успеха в этой стране молодых и стал одним из тех, кто превратил Йоханнесбург в новый Чикаго. Хотя Дэн был почти на двадцать лет старше Кента, они давно дружили и обожали спорить на любые темы. Дэн был членом Ассамблеи и прилагал огромные усилия, чтобы стать заметным политиком. И, как обычно, он стал излагать свою точку зрения безапелляционным тоном.

— У меня нет времени читать романы, — заявил Дэн. — Биографии известных персоналий, книги по истории — это пожалуйста. Это мне по душе. Я предпочитаю реалистический подход ко всему. Мне нужно чтение для ума. Что касается остальной литературы, я смотрю на нее как старая миссис Паттерсон: «Какой в этом смысл? Все это сплошная ложь и фантазии!» Но если уж человек издает романы, то, по крайней мере, он должен писать их на основании опыта — на основании близкого и полного знания жизни, — например, как моего. Иногда мне думается, что я мог бы…

— Да, — строптиво произнес Кент, — я понимаю. По-моему, это я уже где-то слышал. Чушь! Моя работа — такое же серьезное ремесло, как и любое другое. И оно требует образования. А твой жизненный опыт, о котором мне надоело слышать…

— Но ты же не станешь отрицать, что он необходим?

— Не знаю, — честно признался Кент, щурясь сквозь темные очки на сияющее синее небо и море. — Когда я читаю краткие биографии авторов на обложке книги, меня всегда поражает одна вещь. Удивительно, до чего все эти авторы похожи. В девяти из десятка случаев ты прочтешь там: «За свою жизнь, полную приключений, мистер Блант работал дровосеком, рабочим на ранчо, газетчиком, рудокопом и барменом; путешествовал по Канаде, некоторое время был…» — ну и так далее. Дух захватывает, когда узнаешь, сколько писателей работали на ранчо в Канаде. Если меня когда-нибудь попросят дать сведения для биографической справки, я нарушу эту традицию. Я напишу: «Я не был ни дровосеком, ни ранчеро, ни газетчиком, ни рудокопом и тем более барменом и никогда не зарабатывал на жизнь честным тяжелым трудом, пока не начал писать».

Последнее замечание больно укололо самолюбие Дэна.

— Мне это известно, — мрачно отрезал он. — У тебя всегда было полно денег. Но ты и не смог бы сам зарабатывать на жизнь. Ты бы этого просто не выдержал.

С этой минуты их спор, подогретый парой-двумя стаканами виски, приобрел более острый характер. А Дэн все больше распалялся.

— Готов поставить тысячу фунтов, — кричал Дэн с романтическим воодушевлением, — что ты не выдержал бы испытаний, выпавших мне! Слушай, а это идея! Держу пари, что ты не сможешь и дня прожить в Йоханнесбурге без пенни в кармане. Не заработаешь денег на дорогу на побережье — в Дурбан, Кейптаун или порт Элизабет — куда хочешь. Не сумеешь заработать на переезд по морю до Англии и встретиться там со мной в назначенный день. Скажем, через полтора месяца с сегодняшнего дня. Я имею в виду, что ничего этого ты не сможешь проделать, не прибегая к своим деньгам и не называя своего имени, чтобы получить помощь. Ну, что скажешь?!

Кент не сказал ему, что эта идея не нова, поскольку множество раз использовалась в романах. Но она его заинтриговала.

— Ловлю тебя на слове, — подначил он Дэна.

Дэн подозрительно на него уставился. Он всегда и во всем искал подвоха.

— Ты серьезно? Имей в виду, если ты такое совершишь — или хотя бы попытаешься, — это принесет тебе огромную пользу. Это научит тебя Жизни. И снабдит материалом для настоящей книги вместо всех этих глупых рассказов о ловких шпионах и убийцах. Но ты этого не сделаешь. Наутро обязательно передумаешь.

— Черт побери, я говорю совершенно серьезно!

— Ой, какие мы решительные! — насмешливо проговорил Дэн, фыркнув в стакан. — Хорошо! — Он торжественно воздел толстый палец. — В начале января мне нужно съездить по делам в Англию. Со мной поедут Мелитта, твой кузен Род, Дженни и, вероятно, Франсин и Гарви. — Дэн всегда разъезжал, как император, с целой свитой друзей. — Сначала мне нужно будет заехать в Сассекс, навестить Гэя, но утром первого февраля мы обязательно приедем в Лондон. Значит, ты думаешь, что сможешь проделать весь этот путь и встретиться со мной в моем номере в гостинице «Королевский багрянец» первого февраля в десять часов утра? Подумай как следует, дружище! Тысяча фунтов — это тебе не такие деньги, чтобы ими бросаться…

Сильный порыв ветра пронес мимо еще несколько снежинок. Кент огляделся, мысленно затянув потуже пояс. Что ж, все-таки он проделал этот путь. Он уже добрался до Лондона и выиграл пари. Во всяком случае, до назначенной встречи осталось всего двадцать четыре часа… если только он продержится. И главным результатом их пари оказалось то, что Дэн ошибался почти во всем, что так важно ему предрекал.

Жизненный опыт? Материал для новых книг? Кент не знал, смеяться ему или проклинать Дэна. Ничто в его путешествии не напоминало приключения. Может, для Дэна переезд после войны в Южную Африку на судне, предназначенном для перевозки скота, и имел острый привкус приключения, хотя Кент и в этом сомневался. Ничего веселого и увлекательного Кент не находил в той монотонной и тяжелой работе, от которой трещали все суставы и которая — не будь он таким волевым — сломала бы его за первые же две недели. Преодолевать все трудности в пути ему помогало упорство. Те же познания человеческой натуры и трудностей жизни он смог бы приобрести, прожив какое-то время в пансионе в Йоханнесбурге.

И вот он все-таки здесь. Примерно неделю назад он сошел с «Вольпара» на берег в Тилбери с заработком кочегара в кармане и почти весь заработок спустил в грандиозной попойке с экипажем судна. Возможно, со временем он будет в состоянии рассказать о путешествии в обычном своем шутливом тоне и покажет романтику пережитого приключения в открытом море. Но сейчас он испытывал только дьявольский голод.

Кент подошел к высоким вращающимся дверям «Королевского багрянца», чья белокаменная громада высилась на Пикадилли. Женщины только что закончили мыть мраморный пол вестибюля и расстилали ковры. Тишина еще погруженного в сон отеля нарушалась лишь звуком их шагов.

Эта гостиница была солидной, но не такой уж дорогой. Дэн Рипер предпочитал останавливаться именно в ней, хотя, как правило, снимал полэтажа и в итоге платил почти столько, сколько мог заплатить в «Савое». Но, по словам Дэна, для него было вопросом принципа не дать дорогим отелям содрать с тебя деньги за громкое имя. Кроме того, управляющий отелем тоже был выходцем из Южной Африки и его другом. В год коронации к гостинице пристроили еще один этаж, роскошные номера которого должны были стать новым словом комфорта, что тоже нравилось Дэну.

Кристофер Кент невольно приблизился к зданию еще на несколько шагов. За дверьми из толстого стекла было тепло и уютно, и даже на пустой желудок можно было сносно отдохнуть в удобном кресле. Как бездомный бродяга, с завистью заглядывая в холл, он испытывал неоправданное возмущение Дэном. Дэном, экспансивным «отцом семейства» без какой бы то ни было семьи, Дэном, который при сделке готов был торговаться из-за жалкого фартинга. В эту минуту Дэн еще спит в загородном особняке Гэя в Сассексе, уютно закутавшись в одеяло. Но скоро он прибудет сюда со свитой друзей. Кент припомнил всех: Мелитта, жена Дэна, Франсин Форбс, его племянница, Родни Кент, кузен Кристофера, и жена Родни — Дженни. Родни был политическим секретарем Дэна. Гарви Рейберн, большой друг семьи, наверное, тоже отправился с ними. И через день все они появятся в Лондоне.

Желудок Кента свело от острой боли. Никогда он еще не знал таких мук голода.

Вдруг он заметил пролетающий мимо какой-то белый предмет, гораздо крупнее снежинки. Предмет плавно спускался откуда-то сверху, коснулся плеча Кента, и тот автоматически схватил его рукой. Это оказалась маленькая, сложенная пополам карточка, из тех, что вручают постояльцу отеля. На ней значилось:

«ГОСТИНИЦА „КОРОЛЕВСКИЙ БАГРЯНЕЦ“

Номер 707 (двойной)

Регистрационный номер 21/6

В стоимость входят номер, ванная и завтрак.

Администрация отеля несет ответственность только за ценные вещи, сданные постояльцем в сейф управляющего».

«Номер, ванная и завтрак!» Кент завороженно вчитывался в эти сказочные слова. Сначала этот забавный случай показался ему интересным сюжетом для очередного рассказа. Затем он неожиданно сообразил, что карточкой можно воспользоваться.

Он представил себе, как это происходит. Вы входите в ресторан гостиницы и называете номер вашей комнаты официанту или служащему, сидящему у входа с регистрационной книгой. Затем вам подают завтрак. Если он смело войдет туда и предъявит карточку, то сможет как следует позавтракать, а затем пройти в туалетную комнату. А почему бы и нет? Откуда они узнают, что он не постоялец? Сейчас только половина восьмого. Вряд ли настоящий хозяин номера спустится так рано. В любом случае ради плотного завтрака стоило и рискнуть.

Эта мысль полностью его захватила. Хотя он заложил почти все свои вещи и явно нуждался в стрижке, костюм на нем выглядел еще вполне прилично, а брился он только вчера вечером… Кент прошел через вращающиеся двери, на ходу снимая пальто и шляпу.

Кент шел на вполне безобидное жульничество, но внезапно ощутил сильнейшее чувство вины. Пустой желудок лишил его обычного спокойствия и уверенности, и он со страхом думал, что все смотрят на него подозрительно и читают его мысли. Он с трудом заставил себя не торопясь пройти через вестибюль. Кажется, на него смотрел только портье в эффектной темно-синей униформе — так принято одевать служащих отелей вроде «Королевского багрянца». Беззаботным шагом Кент миновал вестибюль, пересек гостиную, уставленную пальмами в кадках, и очутился в просторном ресторане, который только начинал просыпаться.

Он с облегчением увидел, что за столиками уже сидят завтракающие. Окажись Кент один, он наверняка не выдержал и удрал бы. Он и так едва не сбежал, завидев такое количество официантов. Но попытался шагать со спокойной уверенностью, как человек, собирающийся за завтраком просмотреть утреннюю газету. Ему поклонился старший официант, и теперь уже отступать было поздно.

Потом он признавался, что сердце у него подскочило к самому горлу, когда один из официантов услужливо отодвинул для него стул за отдельным столиком.

— Слушаю вас, сэр.

— Яйца и бекон, кофе и тосты. Побольше яиц и бекона.

— Да, сэр. — Официант живо выхватил из кармана блокнот. — Будьте любезны, номер вашей комнаты.

— Семь ноль семь.

Официант нисколько не удивился, записал номер, вырвал из блокнота листок и поспешил на кухню за заказом. Кент медленно уселся за стол. Было восхитительно тепло и уютно, от сильного аромата кофе слегка кружилась голова. Но он старался взять себя в руки. Кент с трепетом осознавал, что самообладание в любую минуту может его покинуть, но тут перед ним поставили тарелку с превосходными крупными яйцами и невероятно сочным беконом. Подставка для тостов и кофейный сервиз из полированного сплава олова со свинцом добавили блеска и без того празднично выглядевшему столу. Яйца и бекон ярко выделялись желтыми и красновато-коричневыми пятнами на ослепительной белизне фарфора и скатерти, представляя собой редкий по красоте сюжет для натюрморта.

«Стяги, — думал он, с восхищением глядя на тарелку, — стяги желтые, сияющие золотом славы, плещутся в воздухе, переливаясь…»

— Простите, сэр? — озадаченно произнес официант.

— «Мы боремся до победы, мы пьем до дна! — лихо продекламировал Кент. — И осмеливаемся быть Дэниелами против бекона и яиц». Благодарю вас, это все.

Он принялся за еду. Поначалу было трудно. Желудок судорожно сжимался от страха, но вскоре Кентом овладело успокоительное ощущение благополучия. Сытый и сонливый, он лениво откинулся на спинку стула, чувствуя полное умиротворение и испытывая только одно желание — закурить. Но этого делать не стоило. Он наелся, и теперь нужно уходить отсюда прежде, чем…

Он обратил внимание на двух официантов. Один только что вошел в ресторан. Они поглядывали на него и о чем-то совещались.

«Попался», — подумал Кент, но вместо страха его охватило какое-то отчаянное веселье.

Встав из-за стола и по возможности сохраняя достоинство, он неторопливо направился к выходу. За официантами появился какой-то служащий отеля в темно-синей форме. Кент догадался, что это значит, еще до того, как служащий шагнул вперед и обратился к нему.

— Сэр, могу я попросить вас пройти сюда? — вежливо спросил он, но от Кента не ускользнули зловещие интонации приглашения.

Кент глубоко вздохнул. Значит, конец. Интересно, сажают ли в тюрьму за такие проделки? Он представлял, как Дэн Рипер да и вся его компания будут покатываться со смеху, если завтра найдут Кента в каталажке за присвоение чужого завтрака или за мытьем посуды — назначенным за подобное преступление наказанием. Эта мысль привела его в ярость, однако у Кента не было иного выхода, кроме как бежать, а этого он делать не намеревался. С невозмутимым видом Кент прошествовал за служащим через гостиную в помещение портье. Этот дородный джентльмен, с манерами сановника и с усами старшины, выглядел вовсе не зловещим, а лишь слегка взволнованным. Оглядевшись вокруг, как будто ожидал увидеть вражеских шпионов, он обратился к Кенту с доверительной вежливостью:

— Простите, что беспокою вас, сэр, но хотел бы спросить, не поможете ли вы нам выйти из затруднительного положения. Вы — джентльмен из номера 707?

— Да, правильно.

— Ага! Видите ли, сэр, в чем дело. Номер, в который вы въехали, — 707, — до вчерашнего дня занимала, — старшина снова настороженно оглянулся, — одна американская леди, которая сегодня уже плывет домой на «Директории». Она звонила нам вчера, поздно вечером, но мы, конечно, не стали вас беспокоить, ждали, когда вы спуститесь в ресторан. Дело в том, сэр, что, уезжая из отеля, она забыла в номере очень ценный браслет. Кажется, она спрятала его в ящик бюро, под бумагу, и забыла о нем. Она говорит, что браслет ей очень дорог и что она не хочет возвращаться без него домой. К сожалению, горничная не заметила его, когда убирала номер после ее отъезда. Но вы знаете, как это бывает. Я понимаю, сэр, что мы вас затрудняем, но если мы сейчас найдем этот браслет, то успеем доставить его в Саутгемптон, чтобы застать там ее теплоход. Не могли бы вы подняться со мной наверх и проверить тот ящик?

Кента слегка замутило при мысли о новом преступлении — проникновении в чужой номер.

— Боюсь, мне нужно спешить, — медленно произнес он, — но я не вижу причины, почему бы вам самому не подняться туда. Это может сделать и горничная — да кто угодно. Даю на это полное согласие. А попасть туда вы сможете и без меня. У вас ведь есть специальные отмычки, не так ли?

На лице у швейцара появилось еще более расстроенное выражение.

— Ах, сэр, в этом-то и проблема. В данных обстоятельствах…

— В каких таких обстоятельствах?

— На двери табличка «Не беспокоить», — сообщил швейцар с доверительной откровенностью. — Там спит ваша уважаемая леди, и мы не хотели бы…

— Моя уважаемая леди?

— Да, сэр, ваша жена. Мы никогда не беспокоим постояльцев, если они потрудились повесить на дверь эту табличку. Так что я подумал, если вы возьмете на себя труд подняться и объяснить своей жене…

И хотя Кент мысленно твердил себе: «Влип!» — какая-то неведомая сила уже несла его к лифту.

Глава 2

Убийство

Как впоследствии Кент понял, он мог вывернуться из сложившегося положения лишь одним способом — решительно и быстро удалившись из отеля. Но разыгравшееся воображение сразу дало ему понять, что этот шаг будет оценен служащими гостиницы, как признание вины и вызовет немедленное преследование. К тому же теперь, когда желудок его был полон всякой вкусной еды, он начал испытывать благодушный интерес к странной ситуации. А она так напоминала сюжеты его собственных книг, что неожиданно разбудила в нем озорную лихость. Очевидно, ему все-таки придется проникнуть в номер, где добропорядочные супруги спят невинным сном. А потом уже каким-то образом смыться. Приключения, назидательно сказал бы он после Дэну Риперу, люди находят в помещениях, а не на открытом пространстве.

Поднимаясь с ним в лифте, портье пытался выразить свою уважительность.

— Хорошо провели ночь, сэр? Спали хорошо?

— Вполне.

— Надеюсь, вас не потревожили механики в коридоре. Они заканчивают наладку второго лифта. Верхний этаж, где вы остановились, вы, конечно, знаете, надстроен недавно. Мы им очень гордимся, только там еще не все работы закончены. Осталось включить второй лифт. Люди работают в две смены, чтобы сдать этаж ко дню коронации. Ну, вот мы и приехали.

Седьмой этаж гостиницы «Королевский багрянец» сооружали с таким расчетом, чтобы разместить там всего несколько очень просторных номеров. Этаж имел четыре крыла. Крыло А, расположенное справа от работающего лифта, было тем самым, к которому Кент не имел отношения. Напротив расположенных рядом двух лифтов, у одного из которых рабочие в спецовках что-то паяли под ярким освещением, за небольшим фойе виднелась ведущая вниз широкая лестница.

Крыло А оказалось просторным и весьма роскошным, хотя, на взгляд. Кента, слишком перегруженным отделкой в модном стиле сверкающим хромом, стеклом и настенными росписями. Справа от лифтов начинался широкий коридор, который вскоре под прямым углом сворачивал направо. На полу лежала толстая ковровая дорожка серого цвета, а роспись стен напоминала курительный салон или гостиную на лайнере. Во всю длину одной стены коридора была изображена сцена боя на боксерском ринге. По второй стене в полном беспорядке были разбросаны разноцветные буквы алфавита. При матовом свете ламп казалось, что это куколки бабочек. Все было совершенно новеньким и блестящим, даже запах краски еще не выветрился.

Кент испытывал все большее замешательство, приближаясь к номеру 707, который занимал угловое помещение на повороте коридора. Дверь в него находилась за поворотом и от лифтов не была видна. Кент, шедший чуть впереди швейцара, первым ее увидел. Около двери стояла пара женских туфель. На круглой дверной ручке висела табличка с надписью: «Просьба не беспокоить». Но не это предостережение заставило Кента внезапно застыть на месте и инстинктивно загородить табличку своим телом. Поперек этой надписи красными чернилами было нацарапано — наполовину печатными буквами, наполовину письменными: «Мертвая женщина».

Мозг Кента запечатлел эти два слова с роковой четкостью. В конце изгиба коридора находилось окно, за ним — пожарный выход. Казалось, его глаза одновременно фиксировали множество деталей окружающей обстановки. Еще в конце коридора он заметил бельевую комнату. Яркий свет из нее освещал горничную в синем с белым форменном платье.

Но если горничная проходила мимо этой двери, разве она не должна была обратить внимание на страшные слова? Собственный голос показался Кенту странным, когда он произнес:

— Кажется, у меня нет ключа.

«Признаться в своей проделке сейчас или сбежать?»

— Ничего, сэр, все в порядке, — успокоил его швейцар. — Мы возьмем у горничной.

Он торопливо пошел по коридору. Кристофер Кент остался на месте. Он ничего не предпринимал только потому, что просто не представлял себе, что делать. Он только перевернул табличку так, чтобы убийственные слова не были видны.

— Вот ключи, сэр, — сказал вернувшийся портье.

Он щелкнул в замке ключом, и дверь слегка отворилась. И хотя он тактично отступил в сторону, Кент все равно мгновенно опередил его.

— Вы не подождете здесь минутку? — вежливо спросил Кент.

— Конечно, сэр, не торопитесь.

Стиснув зубы от волнения, Кент проскользнул внутрь. Дверь тут же захлопнулась за ним. Эти двери автоматически запирались при закрывании.

В номере стояла почти полная темнота. Сквозь плотные опущенные шторы едва пробивался утренний свет. Вероятно, на ночь окна не открывали — воздух в помещении был спертым. Слева от себя у стены Кент различил силуэты стоящих вплотную друг к другу двух кроватей. Он тут же представил, как один из лежащих в ней садится и спрашивает, какого черта ему здесь надо. Но ни одно из одеял не шелохнулось, и он увидел, что обе кровати пусты. Все в комнате было тихо и неподвижно, если не считать волос, вставших дыбом у него на голове, потому что он начал сознавать, что надпись на табличке, кажется, не была шуткой.

Чуть дальше в большой комнате он разглядел огромный дорожный сундук для одежды, из тех, что ставятся на торец и чьи дверцы распахиваются, как обложки книги. Полуоткрытыми дверцами сундук был обращен к Кенту, из створок высовывался наружу какой-то продолговатый темный предмет. Приглядевшись, Кент увидел ногу в шелковом чулке, затем руку. Это была женщина. Она лежала на боку, голова находилась между дверцами сундука, на плече что-то белело.

Тех, кого интересуют подобные истории, могут хладнокровно рассуждать, что делать обыкновенному человеку, который оказался в скверной ситуации, обнаружив труп неизвестной женщины. Кент нервно обсудил этот вопрос с самим собой. И ничего не предпринял. Впоследствии он прикинул, что провел в этом номере минуты три, не больше.

Прежде всего, ему нужно заставить себя подойти ближе и посмотреть на тело. Он неуверенно пошарил рукой в темноте. Справа от двери его пальцы обнаружили непонятный на ощупь предмет. Кент резко отдернул руку. Там стоял маленький столик, на нем высилась стопка аккуратно сложенных махровых банных полотенец.

Он не хотел включать свет или поднимать шторы. В кармане у него был спичечный коробок, где еще осталось две-три спички. Ступая как можно тише, он приблизился к женщине, наклонился и торопливо чиркнул спичкой. С первого взгляда Кент убедился, что это убийство. Быстро осмотрев тело, он так же поспешно задул спичку, глубоко дыша, чтобы остановить тошноту, внезапно подкатившую к горлу.

Похоже, раньше он эту женщину не видел. Она казалась молодой. Короткие каштановые волосы — вот все, что он успел разглядеть. Женщина была полностью одетой, в темно-сером костюме и в белой шелковой блузке, только на ногах вместо туфель были мягкие черные тапочки, отделанные мехом. Очевидно, ее задушили. Убийца обернул руки, чтобы не оставить отпечатков пальцев, в обычное полотенце, которое осталось лежать у нее на плече. Но он не только задушил. Лицо жертвы было жестоко избито или истоптано — наверняка уже после смерти, потому что крови было совсем немного, несмотря на совершенные чудовищные зверства. Ее тело давно остыло.

Кент на цыпочках пробрался через комнату. Недалеко от окна он наткнулся на стул и осторожно присел на краешек, машинально стараясь ничего не трогать. Он произнес спокойно и едва ли не вслух: «Ну, парень, и попал ты в заваруху!»

Он сам сказал портье, что провел ночь в этом номере с женщиной, которую в жизни не видел. По логике, только один факт мог его оправдать и спасти от ареста и казни. Женщина умерла много часов назад. Он же всю ночь провел в кофейне на Эмбанкмент, и это могли подтвердить множество его сотоварищей по службе на корабле. К счастью, у него надежное алиби.

Но это подтвердится не сегодня. Если он не хочет провести следующий день в тюрьме — не говоря уже о необходимости назвать свое настоящее имя, проиграв Дэну пари в тысячу фунтов и сделав из себя посмешище, — ему нужно каким-то образом выбраться из этого дерьма. Его самолюбие восставало против этой грязной истории. Скрыться? А почему бы нет? Если только возможно. Но из уважения к приличиям он не мог оставить лежать здесь эту женщину…

В дверь скромно постучали. Кент быстро встал и стал искать бюро. В памяти вдруг всплыли имя и адрес, словно напечатанные на визитной карточке. Это было имя человека, с которым он никогда не виделся, но имел удовольствие переписываться. Доктор Гидеон Фелл, дом 1, Адельфи-Террас. Он должен позвонить доктору Феллу. А тем временем, если найдет этот проклятый браслет, который кто-то оставил здесь, он избавится от портье.

Кент нашел бюро в простенке между окнами. Теперь ему волей-неволей приходилось дотрагиваться до вещей. Через края штор проникал слабый свет. Но браслета он не нашел. Его там не было. В голове пронеслась мысль: происходит что-то очень непонятное. Не то чтобы он подозревал портье с нафабренными усами, который терпеливо дожидался его в коридоре. Но помимо самого убийства здесь что-то не так. Но что? А, вот оно — в ящиках бюро, выстеленных чистой бумагой, вообще ничего не было.

Осторожно приподняв край шторы, Кент выглянул наружу. Окна комнаты выходили на высокую башню вентиляционной шахты, облицованную белой кафельной плиткой. Опять что-то не так. Ведь недавно из какого-то окна, расположенного довольно высоко, вылетела маленькая карточка с номером 707 — карточка, которая и привела его сюда. Но ведь в тот момент он стоял перед фасадом гостиницы. Следовательно, она вылетела не из этой комнаты. А из какой-то?

Вежливый стук в дверь повторился. Ему даже показалось, что портье вежливо кашлянул. Кент отвернулся от окна и оглядел комнату. Справа от окна он увидел еще одну дверь. Но эта стена была боковой, она образовывала угол двух коридоров. Кент быстро представил себе расположение коридора. Если за дверью не стенной шкаф, то она открывается в тот коридор, что не виден стоящему у входа в номер портье. Так оно и оказалось. Кент отодвинул задвижку и выглянул за дверь, оказавшись в зоне видимости рабочих у лифта. «Принимай то, что дает Бог. Иными словами, вперед!» Выскользнув в коридор, он прикрыл за собой дверь и двинулся к лестнице. Через пятнадцать минут Кент уже стоял на заснеженном крыльце дома номер 1 на Адельфи-Террас и звонил в дверь.

— Ага! — сказал доктор Фелл.

Он сам открыл дверь и теперь стоял в проеме, заполняя его своими объемистыми телесами, выступающими вперед, как носовое украшение корабля, и сиял улыбкой. Его красное лицо блестело, будто на него попали отблески каминного огня, падающие через окна библиотеки. Маленькие глазки помаргивали за очками с прикрепленной к ним широкой черной ленточкой. Тяжело, с присвистом дыша, он заглядывал на мир и посетителя через огромный живот с благодушной улыбкой, свойственной толстякам. Кент с трудом подавил неуместный приступ смеха. Как будто увидел старого короля Коля в дверях. Еще до того, как гость назвался и сообщил, по какому прибыл делу, доктор Фелл дружелюбно наклонил голову и ожидал объяснений.

Гость принял решение.

— Меня зовут Кристофер Кент, — сказал он, нарушив тем самым условия пари и проиграв его. — И похоже, я преодолел шесть тысяч миль только для того, чтобы сказать вам, что я попал в беду.

Доктор Фелл часто заморгал. И хотя добродушие не покидало его, он стал более серьезным. Казалось, он парил — если для его веса был возможен такой маневр в дверях, — как огромный воздушный шар, держа в руке трость с набалдашником из слоновой кости. Затем он оглянулся на окна своей библиотеки. Невольно проследив за его взглядом, Кент увидел в простенке между окнами стол, накрытый, для завтрака, и высокого мужчину средних лет, нетерпеливо расхаживающего по комнате.

— Послушайте, — доктор стал серьезен, — кажется, я догадываюсь, в чем ваша беда, но должен предупредить — вы видите того человека? Это начальник криминальной полиции. Я вам писал о нем. И вы все-таки решитесь зайти в дом и выкурить сигару?

— С удовольствием.

— Ага! — расцвел доктор довольной улыбкой.

Он неуклюже повернулся и, тяжело ступая, направился в просторную комнату, стены которой до самого верха были уставлены книжными полками. Недоверчивый, осторожный и взрывной Хэдли, знакомый Кенту по отзывам доктора Фелла, недоверчиво уставился на гостя, когда хозяин назвал его имя. Затем невозмутимо уселся и снова замкнулся в себе. Кент оказался в уютном кресле с чашкой кофе в руке и рассказал все без утайки. Теперь, когда он решился проиграть пари и позволить Дэну сполна насладиться триумфом, было невероятно приятно снова почувствовать себя человеком.