Патрик Батлер защищает

За немыслимо короткое время сердце и нервы Хью Прентиса обрели благословенный покой.

Но Патрик Батлер, хотя и запыхавшийся, не мог никого надолго оставить в покое.

— Покойтесь в мире, — пропыхтел он.

— Черта с два! — крикнул Хью. — Бежим отсюда!

— Правильно.

Батлер снова напялил шляпу, выскочил на дорогу, схватил короткоствольный револьвер Змеюки и прибежал обратно. Шагнув в витрину, он вложил оружие в руку мужчины в котелке, прижав к рукоятке его пальцы. Потом сунул в руку рыжего бритву, на рукоятке которой уже имелись его отпечатки.

— Бежим! — взмолился Хью, таща его за полу пальто. — Там сирена… полиция…

— Не спешите, мой мальчик, успокойтесь, потише, — уговаривал взбудораженный Батлер. — Сначала убедимся…

Он умолк. Послышалось тяжелое топанье ног, у Хью тревожно перехватило горло, точно так же, как у задохнувшегося Батлера.

Но это оказался всего-навсего Джонсон, возвращавшийся из театрального фойе. Он бросил взгляд на место действия и огорченно поморщился.

— Не успел! — трагически воскликнул он и, совсем потеряв голову, рванулся вперед. — Ух ты! Хозяин снова дрался, а я опять не успел!…

— Джонсон! — окликнул его Батлер, мгновенно обретая прежнее величие.

— Слушаю, сэр.

— Бегите обратно к машине, включайте мотор. Мы должны достойно прибыть в отель.

Натянув пальто, Батлер отыскал левую перчатку, запачканную кровью мужчины в котелке, и сунул вместе с правой в карман. Потом поманил к двери мистера Коттерби, вытащил пачку пятифунтовых банкнотов и сунул ему в руку.

— Вы мне помогли! — оскорбленно дернулся антиквар. — Не надо денег, вы мне помогли!

— Нет, возьмите, пожалуйста. А теперь внимательно слушайте. Вы меня понимаете?

— Да, сэр…

— Когда прибудет полиция…

— Через пару секунд, — вставил Хью. — Ради бога, не читайте лекций!

— …когда прибудет полиция, ни словом не упоминайте о ноже, который вы метнули в возмутительно одетого человека. Рана легчайшая, но ужасно болезненная. Даже если полиция его разыщет, что вряд ли, у вас есть два свидетеля, которые подтвердят, что вы сделали это лишь потому, что он выхватил револьвер.

— Они и меня бы убили, и его превосходительство Джералда Лейка, если б не вы, джентльмены.

— Вы меня поняли? — настойчиво спросил Батлер.

— Да, сэр, понял.

— Если придется сказать, что здесь был мистер Прен… мистер Дарвин и я, постарайтесь назвать другие фамилии и дать иное описание. Ясно?

Глаза мистера Коттерби наполнились слезами.

— Благослови вас Господь, сэр. Можете на меня положиться.

Хью с Батлером побежали к машине, столкнувшись по дороге с Пэм и Элен. Девушки неподвижно замерли на месте, полностью или частично лишившись дара речи, что очень даже неплохо для женщин. Затем обе развернулись и нырнули в лимузин, мотор которого тихо урчал.

Джонсон пренебрег формальностями, не стал придерживать заднюю дверцу, а сразу скользнул за руль.

В возникшей суете Хью мистическим образом очутился на заднем сиденье, причем Пэм сидела у него на коленях. Знакомые руки в норке обвились вокруг шеи, знакомый голос шепнул прямо в ухо:

— Мивый, ты вел себя обалденно. — Присутствующие ничуть ее не смущали. — И чего ты сделал с тем жутким ти-ипом? Просто рукой махнул, а он переверну-улся и влетел в витри-ину…

— Все не так просто. Я сам виноват. Давно не тренировался и промахнулся.

— Промахнулся?

— Слишком далеко бросил. Разбитая витрина могла нас погубить. Собственно…

Шум борьбы, холодный раздраженный голос справа заставили Хью поднять глаза. Элен вертелась, сидя на коленях у Батлера. Хорошо ее зная, он понял, что она вовсе не так сердится, как пытается изобразить.

— Будьте добры, мистер Батлер, отпустите меня и уберите руки.

— Успокойтесь, моя дорогая, с этой минуты вы можете называть меня Пат.

— Слушайте…

— О господи, — вздохнул в восторге Батлер. — Красивая была драка, и прочее и прочее…

— Возмутительное безобразие!

— И ваш замечательный молодой человек потрясающе отличился…

— Я часто думаю, — объявила Элен, — что Хью по натуре присуща жестокость и даже садизм. Да! Однажды мой кузен совершенно невинно заметил, что в десантниках, в конце концов, нет ничего хорошего, — между прочим, это чистая правда, — так этот садист швырнул кузена Эндрю лицом в коровью лепешку. Иногда мне кажется, что он не совсем нормален.

Хотя Хью понимал, что Элен просто раздражена и расстроена, он попробовал высвободить голову из норки и подать знак протеста.

— Ну-ну, — усмехнулся Батлер. — Садист он или нет, но я пошел бы с ним в бой. Думаю, долго ждать не придется, если отец Билл решит нанести ответный удар.

Пэм по каким-то соображениям еще крепче стиснула Хью. Тем не менее он сумел глухо выдавить:

— Когда-нибудь мне расскажут что-нибудь о загадочном преступнике, которого вы называете отцом Биллом? О том, кому принадлежат перчатки, которые, по вашим словам, стоят целого состояния? Могу поклясться, они семнадцатого — восемнадцатого веков. А больше…

— Тише! — предупредил Батлер. — Вот и отель. Компания подъехала к вращающейся двери Букингемского отеля, пожалуй, не столь достойно, как хотелось барристеру.

Первым выскочил Джонсон. Высокий портье в фуражке и длинной серой с золотом форме отдал честь, когда шофер открыл дверцу машины, и поспешно отвел глаза, увидев, что творится внутри.

Все же, высадив Элен, Батлер принял облик римского императора, сошедшего с прогулочной барки на Капри.

— Добрый вечер, — поздоровался он.

— Добрый вечер, сэр, — отозвался портье, вновь козырнув.

— Для нас… э-э-э… должны быть заказаны номера.

— Совершенно верно, сэр, — радушно подтвердил портье, помогая Джонсону вытащить из багажника три чемодана и призывая на помощь другого носильщика. — Сегодня общее ежегодное собрание членов ОСГ, которые забронировали целых три этажа, не говоря уж, естественно, о банкетном зале. Эй, Бертон, заноси чемоданы!

Войдя следом за Элен и Пэм в вестибюль, Хью испытал очередное потрясение.

Не только потому, что обширное помещение было забито людьми. Не только потому, что все были официально одеты: мужчины во фраках с белыми галстуками, женщины в вечерних платьях.

Этого следовало ожидать. Ошеломлял собственно контингент. В отеле, несомненно, должны были присутствовать и наверняка присутствовали люди моложе шестидесяти. Однако казалось, будто большинству сильно за семьдесят, если не больше. Они двигались медленно, переговаривались слабым шепотом, призрачно улыбаясь, кивая, как бы для демонстрации слабых признаков жизни.

Впрочем, худшее было еще впереди.

Семенивший в голове процессии носильщик с тремя чемоданами вильнул к администраторской стойке. За ним шествовал Батлер, дальше Пэм и Элен, в хвосте Хью.

Последний увидел трех священнослужителей, включая епископа в полном облачении, трех известных адвокатов, прославившихся остроумием, наконец, он мог бы поклясться, что узнал помятую физиономию судьи Стоунмена, злейшего врага Батлера, беседовавшего с чьей-то пятидесятилетней дочерью.

Хью втянул голову в плечи и поспешно отвернулся. Один из священников громко смеялся. (О боже, это хуже всеобщего съезда полиции!) За администраторской стойкой без всякой надобности суетились двое хорошо одетых молодых людей. Клерк в модном костюме — очень тощий юноша с гладко прилизанными волосами — обратил внимание на впечатляющую фигуру Патрика Батлера и подскочил к стойке:

— Слушаю, сэр?

Барристер, величественно позабыв о своей грязноватой физиономии и разбитой губе, высокомерно огляделся вокруг.

— Моя фамилия Батлер, — объявил он.

— Мистер Батлер? Конечно, сэр! — Клерк продемонстрировал широкую сердечную улыбку без всякого раболепия.

— Мы очень рады вас видеть. Сегодня у нас много ваших друзей.

— Вижу. И признаюсь, удивлен, что вы пускаете к себе невежественных и глупых свиней вроде сэра Хореса Стоунмена.

Батлер сознательно и намеренно произнес эту фразу звучным раскатистым басом.

Клерк, приняв подобное замечание за шутку, нервно усмехнулся:

— Гм… да, сэр. — Он понизил тон. — Сожалею, мистер Батлер, но из-за нынешнего необычайного наплыва гостей мы можем предложить вам и вашему другу мистеру…

— Дарвину, — коротко подсказал Батлер. — Вы, разумеется, помните вашего давнего клиента, мистера Джорджа Дарвина?

— Конечно! — улыбнулся клерк, который давнего клиента не помнил. Однако было ясно, что Хью, старавшийся сойти за надменного гордеца и даже злодея, сильно вырос в его глазах. — Как я уже сказал, мистер Батлер, к сожалению, мы можем предложить только «королевские» апартаменты и номер для новобрачных на верхнем этаже. Что предпочитаете, сэр?

— Пожалуй, «королевские».

— Отлично, сэр. — Клерк замешкался в нерешительности. — Позвольте спросить, сэр, вы член ОСГ?

Адвокат сразу сменил тон.

— Послушайте, — буркнул он, — я нисколько не любопытней всех прочих, но что это за ОСГ?

— Прошу прощения, мистер Батлер, разве вы не знаете?

— Нет!

— А! Я только хотел вас уведомить, что обед начинается через десять минут, поэтому вам следует поскорее переодеться. Естественно, сэр, члены ОСГ собираются в этом квартале. Мы всегда с радостью их принимаем. Приятно видеть, как архиепископ Кроу ли наслаждается «Дочерью палача».

Патрик Батлер вздернул одну бровь.

— Несомненно, — заметил он, — хотя его больше вдохновила бы тетка викария. Ну и что же это за чертовщина?

— Официальное название, сэр, Общество старых грешников.

Пэм радостно заворковала, склонившись к стойке.

— Ой, как миво! — воскликнула она. — Они умеют грешить лучше на-ас?

Покрасневшая Элен грозным взглядом заткнула ей рот. Пэм, источая ангельскую невинность, выглядела удивленной. Батлер, опираясь локтем на стойку, обернулся и оглядел собравшихся. Очень пожилой джентльмен нашептывал своей жене какие-то игривые шуточки, на что та отвечала молчаливой улыбкой. Кругом стоял слабый гул голосов.

— А это и есть грешники? — уточнил Батлер.

— Да, сэр, так говорится. — Клерк улыбнулся. — Разумеется, фигурально. Дело связано со старыми балладами, которые сочинялись и печатались в Севен-Дайалс и пользовались когда-то широкой известностью, например «Поплачь над падшей». Ваш… э-э-э… друг, сэр Хорее Стоунмен, любит петь «Балладу о шалой девчонке».

— Старина Стоуни поет эту балладу?

— Гм… Господин судья Стоунмен ее поет. Распишитесь, пожалуйста, мистер Батлер.

Барристер цветисто написал: «Мистер и миссис Патрик Батлер», добавив весьма впечатляющий адрес — замок такой-то такой-то в Ирландии. Хью хотелось бы, чтобы он несколько ограничил свою художественную фантазию. Правда, вскоре ему стало известно, что замок действительно принадлежит Батлеру, который там родился.

— Благодарю вас, сэр. Не желаете ли теперь вместе с миссис Батлер…

Клерк в замешательстве переводил взгляд с Элен на Пэм.

И вдруг Хью с ужасом и чувством обреченности ощутил, как рука в норке крепко схватила его за левый локоть, сбоку прижалось стройное тело, губы скользнули по уху.

— Ой, не-ет! — проворковала Пэм, поднимая глаза, полные обожания. — Я — миссис Дарвин. Чудно после стольких лет брака занимать номер для новобра-ачных. Добрый знак, Хью, скажешь, не-ет?

Глава 10

Стоя у окна гостиной в номере для новобрачных на седьмом этаже, глядя вниз, но не видя театр «Оксфорд» — разве что слабо светящуюся зеленую вывеску, — Хью перебирал в уме горькие воспоминания.

Ох, память!

Где-то позади Пэм болтала по телефону, заказывая грандиозный обед.

Он был совершенно уверен, что по гроб жизни не забудет выражения лица Элен после заявления Пэм у администраторской стойки.

Никогда не забудет любезных слов адвоката: «Пойдем, дорогая», с которыми он взял Элен под руку и тихонько увлек к лифту. Она молчала, только тяжело дышала.

Вдобавок Хью слышал краткий разговор Батлера с Джонсоном, который, смахивая на шофера из контрразведки, доложил об обстановке в театральном фойе, после чего дело представилось, если такое возможно, еще более фантастическим и загадочным. Потом лифт пошел вверх.

В конце концов, все они недооценили леди Памелу де Сакс, принимая ее за пустоголовую пчелку, за легковесный одуванчик. Или Батлер действительно знает ей цену, несмотря на свое поведение? Почему он бросает на нее столь странные взгляды? Так или иначе, когда четверо неженатых людей, прикинувшихся супругами, подходят к администраторской стойке в отеле и одна женщина твердо объявляет конкретного мужчину своим мужем, нельзя же ее опровергнуть. Тут уж ты попался. Попался в ловушку столь же неотвратимо, как в сети, которые сам Батлер раскидывает в суде.

— …и для му-ужа, — мурлыкала в трубку Пэм, — то же са-амое. Повторяю: полдюжины уайтстэблских устриц, рыбное филе «Жан Барт», бифштекс «Шатобриан», о-очень хорошо прожаренный…

Хью, наконец, прервал горестное молчание.

— Нет! — вскричал он. — С кровью! Бифштекс никогда не прожаривают. Я не стану есть прожаренный! С кровью! Почти сырой!

— Совсем, совсем прожа-аренный, — ворковала она в телефон, — и с овощами. На десерт? Ой, да! Ему тоже персик мельба.

Хью подавил ярость и снова оглядел гостиную. Весь отель был отделан в довольно дурном вкусе, а в номере для новобрачных дал себе волю какой-то безумец, обставив его мебелью необычных цветов, якобы пробуждающих чувственность, завесив мягкими портьерами и шторами, как в голливудских фильмах.

Хью скрипнул зубами.

— Сыр! — простонал он. — Думаешь, я смогу проглотить тошнотворную сладость вроде мельбы? Сыр! «Стилтон», если имеется. Сыр!

Пэм деликатно передернула плечами.

— Записали ви-ина к каждому блюду? — бормотала она. — Очень хорошо. Кофе, конечно, и арманьяк. Ой! Лучше притащите бутылку. Поня-ятно? Хорошо. Большо-ое спа-си-ибо.

Хрупкая ручка положила трубку. Белокурая головка склонилась, Пэм взглянула на Хью.

— Ми-ивый! — протянула она. — Тебе будет гора-аздо лучше, если ты хоть чуточку расслабишься.

— Не могу я расслабиться! Разве ты не понимаешь? — Он ткнул пальцем в окно, выходившее на Севен-Дайалс. — Как только Джонсон сообщит, что представление подходит к концу, мы с Батлером отправимся в театр «Оксфорд».

— Хью!

— Что?

— Я тебе не нра-авлюсь?

— Э-э-э… конечно, нравишься.

В том-то и дело. Пэм по-своему привлекательна. Привлекательность, как ни странно, усилилась после открытия, что под чрезмерной аффектацией прячется проницательный острый ум, порядочность, строгое кальвинистское воспитание. Все это заставляло Хью путаться в собственных мыслях.

— Наве-ерно, — мурлыкнула Пэм, отводя взгляд, — ты думаешь, будто я со все-еми мужчинами так обращаюсь.

— Да, честно сказать.

— Не-ет! — возразила она, с неожиданным оживлением вскинув голову. — Чего тебе обо мне наболтали?

— Ничего. Я вообще никогда о тебе не слышал, пока клерк Батлера не упомянул сегодня твое имя. А он только сказал, что ты «потомственная аристократка».

— Папуля стал пэром два года назад, — объяснила Пэм. — Купил титул, чтоб угодить мамуле, и это ему стоило жу-уткую кучу денег. Знаешь, какая я? Такая же гру-убая, вульга-ар-ная и проста-ая, как сам папуля. Но такая же упорная и решительная, когда мне чего-нибудь на-адо. — Она вдруг презрительно расхохоталась. — А та самая твоя же-ешщша…

— Женщина! — потрясенно охнул Хью. — Минуточку…

— Ты куда?

— Недалеко, через секунду вернусь.

Он выскочил в массивную дверь из красного дерева, выходившую в коридор, и закрыл ее за собой. Номер для новобрачных и «королевские» апартаменты располагались друг против друга по сторонам широкого, застеленного коврами коридора, занимавшего переднюю часть первого этажа, освещенного мягким, приглушенным светом.

В подобных делах наверняка действует телепатия. В тот же самый миг Элен открыла противоположную дверь и затворила, представ перед ним. У Хью был виноватый вид, она сохраняла внешнее спокойствие.

Возможно, обманчивое впечатление. Когда Горацио описывает своему потрясенному другу Гамлету призрак отца последнего, Гамлет спрашивает, красен он был или бледен. Горацио отвечает, очень бледен, и оба считают вопрос решенным.

Но все-таки, благодаря какой-то необъяснимой алхимии организма, лицо хорошенькой разгневанной девушки бывает одновременно и сильно раскрасневшимся, и очень бледным.

— Ну?! — воскликнула Элен. — Чем вы сейчас с блондинкой занимаетесь?

— Ничем. Она только заказала обед.

— Да? Почему бы нам всем вместе не пообедать — в вашем номере или в нашем?

— Я предлагал, но она завопила во все горло. Нам нельзя привлекать к себе внимание.

Элен подняла голову, посмотрела ему прямо в глаза:

— Хью! Не смей.

— Что значит — не сметь?

— Тебе известно, что я имею в виду.

— Господи боже, Элен, неужели ты ни о чем больше не можешь думать?

— Нет. И она тоже, если на то пошло. Я не оставила бы с этой вертихвосткой святого Иоанна Крестителя, не говоря о тебе. Если уж Пат…

— Ах, значит, он уже «Пат»? Ты что, влюбилась в него?

— Нет, — слишком быстро отозвалась Элей, — причем тебе об этом отлично известно. Признаю… я прежде в нем ошибалась. Он вовсе не высокомерный. Страшно озабочен, взволнован… Все время расхаживает туда-сюда…

— Я же говорил, что ты в нем ошибаешься, правда? А Пэм…

Краски полностью схлынули с лица Элен, она совсем побелела.

— Да. Вы с Пэм… — голос стал набирать резкость, — заранее договорились поменять номера, чтоб остаться вдвоем? Ох, не отрицай! Взгляните на себя в зеркало, мистер Хью Прентис, прежде чем осмелитесь сказать мне еще слово!

Элен принялась лихорадочно выкручивать безымянный палец своей левой руки — с определенным трудом, ибо поверх подаренного Хью кольца было надето позаимствованное у кого-то обручальное.

— Хорошо! — кричала она. — Если тебе угодно что-то видеть в первой попавшейся костлявой, немытой, размалеванной блондинке, которая пялит на тебя викторианские глазки, если ты воспылал к ней страстью единственно потому, что у нее есть деньги, а у меня нет, то меня это вполне устраивает. Только лучше забери обратно свое кольцо, пока не найдешь настоящую женщину, хотя я сомневаюсь, чтобы такому, как ты, это удалось даже через сто лет!

Хью, терпеливый мужчина, внимательно смотрел на нее, склонив голову набок. Но теперь она зашла слишком далеко.

Он схватил ее за плечи и встряхнул так яростно, что глаза у нее затуманились, а зубы застучали.

— Ну-ка, послушай меня! — прогремел Хью вроде капитана броненосца из американского фильма. — Не думай, я благодарен тебе за поддержку в тяжелый момент. Но кое-чего, моя кошечка, я не могу и не стану терпеть. — И продолжал трясти ее, пока волосы Элен не растрепались. — Отныне ты не будешь прикидываться рассерженной, когда вовсе не сердишься, для того только, чтобы я на коленях молил о прощении. Не будешь покатываться со смеху над моим пристрастием к детективным романам, как нынче у меня в кабинете. Если я тебя чем-нибудь оскорбил, объясни, чтобы я мог извиниться или оправдаться, а не убегай из конторы, как сегодня днем, без единого слова. Можешь оставить себе кольцо, можешь вернуть, мне плевать, черт возьми! Только не называй себя настоящей женщиной, пока не научишься соответственно себя вести. — И тут он отшвырнул ее так, что девушка ударилась в стену.

— Ox! — прошептала она, как только сумела вдохнуть, и повторила: — Ох!

Сама того не зная, не будучи свидетельницей события, Элен охала точно так же, как Памела де Сакс, шлепнутая по попке в Музее столичной полиции. Обе они не играли, переживая ярость и унижение.

Элен сорвала обручальное кольцо, швырнула в одну сторону. Сорвала кольцо, подаренное в честь помолвки, и швырнула в другую. Рванулась к Хью, чтобы влепить пощечину. Он ее оттолкнул, кипя гневом, но, будучи джентльменом, сохранил абсолютно беспечный вид, спокойно подобрал оба кольца и небрежно подбросил — пусть летят куда хотят.

Тут в дверях появился Патрик Батлер в полном вечернем наряде.

— Ну и ну! — проворчал он, подняв брови. — Как вы себя ведете?

Элен взмахнула рукой, ткнула в сторону Хью дрожащим указательным пальцем.

— Он… вот этот человек… — задохнулась она, как будто собралась предъявить обвинение в государственной измене.

— Ах да, слышал. И надо сказать, вы заслужили каждое сказанное им слово. — Батлер взглянул на Хью: — Слушайте, да ведь вы не одеты!

— Зачем мне одеваться?

Адвокат призадумался, озабоченно склонив голову набок.

— Честно сказать, не знаю. Просто всегда считаю такую привычку достойной и правильной. Все равно что надеть перед битвой доспехи. Заходите оба.

Чисто инстинктивно Элен хотела отказаться, если бы придумала, куда еще можно пойти. Безгранично терпеливый Хью всегда сохранял спокойствие. Иногда она даже с легким презрением думала, что он чересчур уж терпелив. А теперь…

Поэтому она, повизгивая лишь в душе, влетела в гостиную «королевских» апартаментов и оглушительно захлопнула за собой дверь спальни.

Батлер не обратил на это внимания, а Хью в данный момент слишком злился, чтобы волноваться по такому поводу.

Кроме того, его беспокоило поведение Патрика Батлера. Свихнувшийся оформитель заполонил гостиную золочеными, белыми и стеклянными канделябрами, слишком роскошными даже для Букингемского дворца, среди которых едва можно было протиснуться.

Батлер уселся в гигантском позолоченном кресле, как на троне. Почему-то казалось, что там ему самое место.

— Джонсон, — предупредил он, сверяясь с плоскими часами в кармашке белого жилета, — очень скоро придет с сообщением об окончании представления. Слышали, что он рассказал мне у лифта перед тем, как мы поднялись?

— Что?

— Наша мадам Фаюм имеет бешеный успех. По словам Джонсона, «есть на что посмотреть, настоящая французская пышечка».

— Он ее видел?

— Нет. Но фойе сплошь увешано ее фотографиями. Видно, Омар Испахан говорил очень мало, а мадам Фаюм без умолку тараторит с французским акцентом, и, очевидно, публика считает это неотразимым. Когда фокус не получается, она просто громко хохочет, а зрители все равно аплодируют. Прентис, мне это не нравится.

— Почему?

— К концу представления непременно нагрянет полиция, мы к этому готовы. Но молва об успехе разнесется очень быстро, и сразу налетят репортеры с фотоаппаратами.

Хью ничего не ответил.

— Я так понимаю, — склонился вперед адвокат, барабаня кончиками пальцев по подлокотникам, — вы слышали новость, которая касается вас лично?

Он слышал, но никак не мог объяснить.

— До сих пор не верю! Чтобы мой дядя Чарлз…

— Тем не менее мистер Чарлз Грандисон Прентис сидит в вестибюле, курит свою любимую вызывающе длинную сигару и с обычной для него величественной неодобрительной манерой созерцает присутствующих на развлекательном мероприятии.

— Мистер Батлер, это невозможно! Дядя Чарлз лежит дома в гриппе! Джонсон наверняка обознался…

— Джонсон редко ошибается. Он знает, по крайней мере в лицо, ровно столько людей, сколько и я. Впрочем, проблема для нас не в полиции и не в прессе. — Батлер презрительно щелкнул пальцами. — И отнюдь не в вашем дяде. — Он снова щелкнул пальцами, выражая личную неприязнь и презрение к нему. — У нас другие заботы. Понимаете…

Хью украдкой взглянул на дверь спальни, воображая спокойно и высокомерно сидевшую за ней Элен.

На самом деле она лежала на кровати лицом вниз, горько плача, в безнадежном отчаянии колотя кулаком по подушке. Хью о том не догадывался, иначе мгновенно ринулся бы в ту самую дверь.

Вдобавок выражение лица Батлера удерживало его на месте и заставляло молчать.

— Да? — тут же отозвался Хью.

— Понимаете ли, — сказал Батлер, — возможно, я ошибся.

Наступила мертвая тишина, не считая бормочущих голосов этажом ниже.

Адвокат постарался сказать это как можно легкомысленнее. Закованный в доспехи вечернего костюма с длинным рядом наградных колодок на левой груди, он поднял глаза, изобразив беспечную усмешку.

Он всегда выглядел лет на десять, как минимум, моложе своих лет. Хью никогда раньше не замечал набухших синих вен у него на висках.

— Ошиблись? — переспросил Хью.

— Я считал загадку запертой комнаты сравнительно простой. — Батлер сжал пальцы в тяжелые кулаки. — Теперь вот что мне скажите. Недавно в антикварной лавке Коттерби вы видели, как старик метнул в восковую куклу три ножа. Так?

— Так. И что?

— Вы заметили, как летят брошенные ножи?

— Нет. Он их слишком быстро бросал. Взмахнет рукой — и нож вонзается в стену.

— Теперь снова вспомните сцену убийства Омара Испахана так, как вы ее мне описали. Вы находитесь слева от двери своего кабинета. Ваш друг Джим Воган стоит от вас слева, лицом к своим дверям. Если бы кто-то метнул нож у вас за спиной из широкого темного коридора, один из вас мог бы это заметить?

Картина вновь ожила в памяти. Хью увидел Джима в жилетке, расстегнутой на растущем животике, дверь, которую он приоткрыл еще шире, спинку дивана перед камином…

— Возможно, — подтвердил он. — Однако все равно не выходит.

— Почему?

— Жертву ударили спереди, сверху вниз. Можете себе представить, чтобы кто-нибудь сумел бросить нож так, чтобы он закрутился в воздухе, как бумеранг, и убил человека, сидевшего спиной к убийце?

— О, снова повторю — святая простота!

— Почему это?

Батлер опять забарабанил по ручкам кресла.

— Спрашиваю еще раз, — почти взмолился он, — неужели вы не помните и даже не догадываетесь о смысле разыгравшейся на ваших глазах уличной сцены? Она полностью опровергает ваше только что высказанное возражение. Если ответите отрицательно, я вас сочту ненормальным. Если, в конце концов, за всем этим стоит кто-нибудь из ребят отца Билла… — Он уставился в ковер. — Как все ирландцы, я иногда бываю… напыщенным болваном. Пару раз заявлял (не знаю, заметили вы или нет, мой юный друг), будто никогда не ошибаюсь.

— Н-ну, — пробормотал Хью, тоже глядя в ковер, — есть один никому не известный солиситор, согласный с таким заявлением.

— Благодарю вас.

— Не за что. Я только…

— Нет, богом клянусь! — взревел Батлер, вскочив на ноги. — Я не отдам им себя на посмешище! Говорят, будто мне никогда в жизни не раскрыть убийства без помощи Гидеона Фелла… Говорят?

По правде сказать, именно так утверждал Джим. Хью пробормотал нечто невразумительное.

— Что ж, посмотрим, даже если я и ошибся. У меня осталось почти двадцать два часа, чтобы вернуть вам честное имя и доказать свою правоту. Фактически, дорогой друг…

В дверь быстро коротко постучали, и в гостиную, не дожидаясь ответа, скользнул Джонсон. Вид у него был далеко не спокойный.

— Лучше поторопитесь, сэр! — прошипел он. — Представление через шесть минут кончится. — Тут шофер нерешительно замолчал. — Только не знаю, как вы выйдете. В отеле полным-полно полиции.

Глава 11

Это решило дело.

Патрик Батлер мигом преобразился в совершенно иного человека.

Встал, выпрямил спину, держась небрежно, приятно улыбаясь. Под люстрой блестели светлые волосы.

— Прекрасно, прекрасно. — Он потер руки. — Служители Зла, да? Мы с ними справимся. Столичные или из Сити?

— Столичные, сэр. Хотя их возглавляет инспектор Дафф из уголовного розыска Сити, шотландец, переодетый в штатское.

— Ах! Теперь они уже и меня ищут?

— Нет, сэр. Просто вы уже числитесь в списке зарегистрированных. По-моему, они быстро сообразят, кто находится тут вместе с вами.

— Даже если предположить, что они опросили весь район, каким образом нас отыскали так быстро? — удивился Хью.

— Видите ли, сэр, вы, находясь в таком же смятении, как и юная белокурая леди, написали в регистрационной книге «Чарлз Дарвин» вместо «Джордж Дарвин» и указали адрес вашего дяди в Хампстеде. Кроме того, если бы мистер Батлер расписался менее крупными буквами, чем на рекламе пива «Гиннесс»…

— Ах-ах! — просиял Патрик Батлер, ничуть не расстроившись и кивнув на дверь спальни. — Я говорил вашей милой невесте, что будет, если я назову свое настоящее имя. Она еще увидит!

— Хозяин, ради бога, поторопитесь!

— Успокойтесь, Джонсон, — сказал его хозяин. Он сорвал с ближайшего кресла огромный черный чехол и набросил на плечи, застегнув его спереди серебряной булавкой, нахлобучил набекрень, на манер д'Артаньяна, мягкую черную шляпу. — Э-э-э… Джонсон! Надеюсь, вы оставили за кулисами мою карточку? Не настоящую, а из тех, которые мы на такой случай приберегаем? И послали цветы по моим указаниям?

— Давным-давно, сэр! Мадам — как ее там — давно их получила. Но…

— Прекрасно. Пойдемте, дорогой мой Прентис.

— Да я же без пальто и без шляпы…

— Тихо! — шикнул Батлер, любовно похлопав Хью по спине. — Зачем вам пальто и шляпа? Нам надо лишь перейти через улицу. Быстро!

Все трое выбежали в едва освещенный, застеленный толстым ковром коридор. Пробегая мимо перпендикулярно идущего коридора, адвокат быстро глянул направо, налево.

— Никогда не доверяйте лифтам, дорогой друг, — тихо посоветовал он Хью.

— Каждый полицейский питает детское пристрастие к лифтам, обожает кататься вверх-вниз. Кажется, я где-то видел лестницу. Правильно. Вон она.

Лестница с длинным окном, наглухо, от самого верха, затянутым шторами, спускалась вниз вдоль стены широкими ступенями, которые под прямым углом поворачивали на площадках к нижним этажам.

Батлер легко пробежал первый пролет, а потом даже он испытал потрясение — остановился и прижал спиной к стене своих подопечных.

Суровый хриплый голос явственно пререкался с другим, столь же суровым, на нижнем этаже у подножия лестницы.

— Я уже предъявлял вам удостоверение, — громко говорил кто-то, — и больше не собираюсь показывать. Моя фамилия Дафф. Инспектор Дафф. И я вас спрашиваю… О господи! Это еще что такое?

Инспектор имел полное право на подобный вопрос.

Ясное дело: никто не может учредить клуб или общество с таким рвением и с такой идиотски бессмысленной целью, кроме собравшейся в отеле компании весьма культурных людей благородного происхождения в возрасте от среднего до очень старого. Пока жив этот старый и добрый обычай, будет жить старая добрая Англия.