Первый взгляд сквозь очки

Насколько этот человек мог припомнить, все началось в одном из домов Помпеи. Он не мог забыть тот жаркий, безветренный день, тишину Аллеи Гробниц, нарушенную голосами англичан, красные олеандры в саду и девушку в белом, стоявшую в центре группы, в которой все, как один, словно на маскараде, были в черных очках.

Человек, наблюдавший эту сцену, неделю назад приехал в Неаполь по своим делам. Дела эти не имеют никакого отношения к нашему расскажу, но у него они занимали все время, так что только вечер в понедельник, 19 сентября, оказался свободным. Ночью он уезжал в Рим, а оттуда через Париж – в Лондон. Последний день он решил посвятить осмотру местных достопримечательностей – прошлое всегда привлекало его не меньше, чем настоящее. Таким образом он и очутился в этот самый тихий час дня на Аллее Гробниц.

Аллея Гробниц тянется вне стен Помпеи. Начинаясь от Геркуланских ворот, она полого спускается, похожая на узкую, выложенную каменными плитами борозду между двумя тротуарами. Высокие кипарисы, растущие вдоль нее, придают какую-то видимость жизни этой улице мертвых. Древние своды не поддались разрушающему влиянию времени, и кажется, будто это просто покинутое людьми предместье. Резкий, жгучий свет падал на камни, истертые колесами старинных колесниц, на траву, пробивающуюся в расщелины, и на маленьких ящериц, словно тени проносившихся в траве. Вдали возвышался Везувий, темно-синий в горячей дымке и громадный, несмотря на отделявшее его отсюда расстояние.

Человеку было жарко и хотелось спать. Длинные улицы опустошенных домов, мельком осмотренные дворики, утыканные колоннами, начали как-то странно действовать на его воображение. Он провел тут уже больше часа, не встретив живой души, не считая какого-то туриста с гидом, внезапно появившегося и так же внезапно исчезнувшего в конце Аллеи Фортуны.

Аллея Гробниц привела человека к самому концу города. Он задумался над тем, закончить ли на этом прогулку или еще раз вернуться назад, и вдруг увидел среди гробниц дом. Просторный дом – надо полагать, особняк какого-то патриция, поселившегося здесь в поисках спокойствия и тишины во времена расцвета Помпеи. Человек вошел внутрь.

В вестибюле стоял полумрак и пахло сыростью, здание сохранилось хуже, чем те реставрированные дома в центре города, которые он уже видел. Однако чуть подальше раскинулся залитый солнцем сад внутреннего дворика, окруженного колоннами. Вокруг разрушенного фонтана цвели красные олеандры и пинии. Он услышал шорох травы и голоса, говорившие по-английски.

Рядом с фонтаном он увидел одетую в белое девушку, которая смотрела в его сторону. Ее темно-каштановые волосы были зачесаны назад, лицо – овальное с маленькими, пухлыми губами, широко поставленные серые глаза с немного тяжеловатыми веками несмотря на серьезное выражение лица были полны юмора. Спокойными, естественными движениями она расправляла платье. Тем не менее, что-то в изгибе ее бровей говорило о том, что она нервничает.

Перед нею стоял загорелый молодой человек в сером фланелевом костюме, прижав глаз к видоискателю небольшой кинокамеры. Камера зажужжала. Глядя на девушку в объектив, молодой человек заговорил:

– Все хорошо, только делай что-нибудь! Улыбнись, заговори, закури сигарету – все равно что, только что-нибудь делай! Если ты будешь так вот стоять, все будет выглядеть простой фотографией.

– Но, Джордж, что же я должна делать?

– Я же сказал тебе: улыбайся или говори... Девушку, видимо, охватила робость, которую всегда испытывают люди, когда знают, что каждое их движение будет запечатлено. С извиняющейся улыбкой она подняла белую сумочку и начала размахивать ею в воздухе. Потом огляделась вокруг в поисках путей к бегству и кончила тем, что расхохоталась прямо в объектив.

– Мы только пленку портим, – воскликнул молодой человек с видом рассерженного кинорежиссера.

У человека, стоявшего у ворот метрах в четырех от них, внезапно возникло странное ощущение. Он чувствовал сейчас, что девушка взвинчена до предела, ее веселье – одна лишь видимость, а непрерывное жужжание камеры превращается в какой-то кошмар.

– Так что же мне все-таки делать?

– Сделай пару шагов. Вот туда направо, я хочу снять тебя на фоне колонн.

Мужчина, стоявший чуть поодаль, засунув руки в карманы, насмешливо хмыкнул. Это был невысокий, подвижный человечек, темные очки которого отчасти скрывали то, что он намного старше, чем можно судить по его легкому летнему костюму. Однако морщины на подбородке и седые волосы, видневшиеся из-под широких полей шляпы-панамы, выдавали его возраст.

– Марионетки! – проговорил он с едким сарказмом. – Марионетки и ничего больше. Он, видите ли, хочет, чтобы за нею виднелись колонны! Ему не нужна фотография Марджори или снимок дома в Помпее. Ему нужна фотография Марджори и дома в Помпее, чтобы можно было показать, что они были здесь. Это выглядит жалко.

– А что тут плохого? – спросил громовой голос. Он принадлежал высокому плотному мужчине с короткой рыжеватой бородкой, стоявшему с другой стороны от молодых людей.

– Марионетки, – повторил мужчина в панаме.

– Я с тобой совершенно не согласен, – сказал рыжебородый. – И вообще не понимаю тебя, Марк. Каждый раз, когда мы попадаем на место, где есть что-то любопытное, ты, если я правильно тебя понимаю, стараешься держаться от него подальше только потому, что оно действительно любопытно. Разреши спросить, какого дьявола – он произнес эти слова громким голосом, прозвучавшим на весь дворик, – ехать куда-то, если не хочешь увидеть то интересное, что там есть? Ты скажешь, что так поступают тысячи людей. А тебе никогда не приходило в голову, что, если тысячи людей в течение тысяч лет приезжают в какое-то определенное место, то не исключено, что там есть все-таки что-то такое, на что стоит взглянуть?

– Спокойнее, – сказал мужчина в панаме. – И не надо так кричать. Ты не понимаешь и никогда не поймешь. Что ты, например, увидел здесь? Где мы сейчас находимся?

– Это несложно установить, – ответил высокий. – Что вы скажете, молодой человек?

Он повернулся к загорелому юноше, неохотно оторвавшемуся от кинокамеры. Девушка засмеялась. Сунув камеру в футляр, висевший у него на плече, молодой человек вытащил из кармана путеводитель и начал сосредоточенно перелистывать страницы.

Наконец он откашлялся и начал с торжественным видом читать:

– Номер тридцать четыре, две звездочки. Вилла Арриуса Диомедеса, прозванного так потому...

– Чепуха, – перебил его высокий мужчина. – Ее мы видели десять минут назад. Это там, где нашли все эти скелеты.

– Какие скелеты? – запротестовал юноша. – Не видели мы там никаких скелетов, доктор Джо.

За темными очками лицо высокого мужчины побагровело от ярости.

– Я не говорю, что мы видели скелеты, – ответил он, энергично поправляя суконную фуражку. – Я сказал, что это место, где все эти скелеты нашли. На этой самой улице – ты что, не помнишь? Раскаленный пепел засыпал там всех рабов; так их и раскопали потом, разбросанных по полу, как кегли. Это был дом с зелеными колоннами.

Подвижный человечек в панаме скрестил руки, на лице его появилось ехидное выражение.

– Если хочешь знать, Джо, они не были...

– Что не были? – перебил его доктор.

– ...не были зелеными, – продолжал человечек. – Лишнее доказательство того, что большая часть людей совершенно неспособна точно рассказать о том, что они видели или слышали. У них отсутствует наблюдательность. Они просто не умеют наблюдать. Что вы на это скажете, профессор?

В группе было еще двое мужчин, стоявших сейчас в тени, за колоннами перистиля. Человек, наблюдавший за этой сценой, едва различал их. Можно было только догадаться, что один из них средних лет, а другой молод. С помощью лупы они разглядывали кусочек лавы, найденный у балюстрады. На обоих были черные очки.

– А нас не интересует вилла Арриуса Диомедеса, – ответил голос со стороны балюстрады. – Что это за дом?

– Я уже нашел, – вмешался молодой человек с кинокамерой, глядя в путеводитель. – Я просто ошибся страницей. Это номер тридцать девятый, верно? Ну вот "Номер тридцать девять, три звездочки. Дом Аулюса Лепидуса, отравителя".

Наступило молчание.

До этого момента группа выглядела обычно: семья или близкие знакомые, настроение которых немного испорчено жарой и усталостью. Судя по некоторому внешнему сходству и по манере перебивать друг друга, можно было сделать вывод, что доктор Джо и человечек в панаме, которого звали Марком, – братья. Марджори, очевидно, тоже их родственница. Все абсолютно нормально.

Однако перемена после произнесенной фразы была настолько разительной, как будто во дворике внезапно похолодало или потемнело. Один лишь молодой человек с путеводителем, казалось, ничего не заметил. Все остальные замерли, четыре пары солнцезащитных очков повернулись к юноше, оказавшемуся словно бы в центре маскарада. Солнце отражалось в очках, придавая лицам непроницаемый и мрачный характер масок.

Доктор Джо нервно переспросил:

– Как, как?

– Отравителя, – повторил юноша. – "По изображению меча и лишенной коры ивы (lepidus означает лишенный коры, очищенный и тем самым разумный или приятный), выложенному мозаикой на полу вестибюля. Момзен идентифицировал этот дом как принадлежащий...".

– Да, но кого же он отравил?

– ...который, если верить Варрону, убил пятерых своих родственников с помощью соуса из ядовитых грибов, – продолжал читать молодой человек. Потом он с интересом оглянулся, словно ожидая, что трупы отравленных все еще валяются вокруг. – Неплохо, черт возьми! – добавил он. – Похоже, что в те времена людей можно было бы безнаказанно отравлять хоть пачками.

Тут же юноша понял, что совершил какой-то промах, густо покраснел и, захлопнув книгу, негромко спросил:

– Послушайте, я сказал что-то, о чем не следовало говорить?

– Ничего подобного, – с самым естественным видом возоазила Марджори. – Просто хобби дяди Марка – криминалистика. Верно ведь?

– Верно, – кивнул Марк и, обернувшись к юноше, добавил: – Скажите, молодой человек... я все забываю ваше имя...

– Ты отлично знаешь, как его зовут, – воскликнула Марджори.

По преувеличенному уважению, которое юноша проявлял к Марку, было ясно, что-тот не просто дядя Марджори, а, видимо, заменяет ей отца.

– Хардинг, сэр. Джордж Хардинг, – ответил юноша.

– Ах, да! Так вот, мистер Хардинг, скажите мне – слыхали вы о городке Содбери Кросс, недалеко от Бата?

– Нет, сэр. А что?

– Мы приехали оттуда, – сказал Марк. Он подошел энергичным шагом к фонтану и сел на его край с видом человека, готовящегося к длительной речи. Сняв шляпу и очки, он положил их себе на колени. Теперь видно было, что волосы у него седые и жесткие, с вихрами, перед которыми гребешок бессилен и в шестьдесят лет. Блестящие, умные голубые глаза искрились ехидством. Время от времени он поглаживал морщинистую кожу подбородка.

– Хорошо, мистер Хардинг, – заговорил он снова, – давайте посмотрим в лицо действительности. Предположим, что отношения между вами и Марджори не просто флирт, обычный на борту корабля. Предположим, что вы оба принимаете все это всерьез или, по крайней мере, верите, что принимаете...

В группе произошла новая перемена, коснувшаяся на этот раз двоих мужчин, стоявших за балюстрадой перистиля. Один из них, как заметил наш наблюдатель, был человеком средних лет, в сдвинутой на затылок лысой головы фетровой шляпе, с круглым, розовым и веселым лицом.

– Прошу прощения, – сказал он, откашлявшись, – но мы, пожалуй, сходим взглянем...

Его спутник, высокий и очень некрасивый молодой человек, отвернулся и начал рассеянно разглядывать дом.

Марк посмотрел на них и сухо проговорил:

– Глупости. Верно, что оба вы не принадлежите к семье, но вам известно ровно столько же, сколько и нам, так что можете оставаться на месте. И забудьте о своей чертовой деликатности.

– Ты уверен, дядя Марк, – негромко сказала девушка, – что это подходящее место для такого разговора?

– Уверен, дорогая моя.

– Ты прав, – поддержал его доктор Джо с суровым и торжественным видом. – Хоть раз в своей жизни, Марк... но ты прав.

В свою очередь и на лице Джорджа Хардинга появилось суровое, торжественное, героическое выражение.

– Единственное, в чем я могу вас уверить, сэр... – начал он.

– Да, да, я знаю, – перебил его Марк. – И, сделайте милость, перестаньте так смущаться. Ничего из ряда вон выходящего тут нет: большинство людей женится и знает при этом, на что идет, как, полагаю, знаете это и вы оба. Так вот, вопрос о вашей женитьбе полностью зависит от моего согласия...

– И от моего, – сурово проговорил доктор Джо.

– Прошу прощения, – устало сказал Марк, – и, естественно, от согласия моего брата. Мы знакомы с вами примерно около месяца. Как только вы начали встречаться с моей племянницей, я отправил телеграмму своему адвокату с просьбой навести о вас справки. Что ж, отзывы о вас превосходные. У вас хорошее, незапятнанное прошлое. Единственное, чего вам недостает, это семьи и денег...

Джордж Хардинг попытался было начать что-то объяснять, но Марк перебил его.

– Да, да. Мне известно все насчет того открытия в химии, которое может принести вам состояние и все такое прочее. Я лично на это гроша не дам, хотя бы от этого зависела судьба вас обоих. Меня ничуть не интересуют "новые химические процессы"; я ненавижу, новые открытия, а химические – в особенности, они восхищают глупцов, а на меня наводят скуку. Впрочем, может быть, вам удастся добиться чего-нибудь. Если же нет и если вы не начнете выкидывать какие-нибудь экстравагантные штучки, вы получите достаточно, чтобы сносно существовать, может быть, ради Марджори и несколько больше. Это вам ясно? Вы согласны?

Джордж вновь собрался было заговорить, но на этот раз его перебила Марджори. Она немного покраснела, однако взгляд ее был спокойным и искренним.

– Ответь только "да", – посоветовала она. – Больше тебе все равно ничего не дадут сказать.

Лысый мужчина в фетровой шляпе, опершись локтями о балюстраду, нахмурясь смотрел на них. Внезапно он поднял руку, слоено стремящийся обратить на себя внимание ученик.

– Одну минутку, Марк, – вмешался он в беседу. – Вы попросили Вилбура и меня присутствовать при этом разговоре, хотя мы и не члены вашей семьи. В таком случае разрешите и мне сказать пару слов. Есть ли необходимость подвергать парня такому допросу, словно он...

Марк поднял на него глаза.

– Мне бы хотелось, – сказал он, – чтобы некоторые выбили из головы странное представление о том, что задавать человеку вопросы в любой форме называется допросом. Почему-то все писатели убеждены в этом. Вы сами, профессор, склоняетесь, кажется, к тому же мнению. Меня подобный взгляд просто раздражает. Я экзаменую мистера Хардинга. Это ясно?

– Да, – сказал Джордж.

– О, ну тогда желаю удачи, – дружелюбно проговорил профессор.

Марк откинулся назад настолько, насколько это было возможно, чтобы не свалиться в пустой бассейн. Выражение его лица смягчилось.

– Теперь, когда эта часть вопроса выяснена, – продолжал он чуть изменившимся голосом, – вам следует кое-что узнать и о нас. Марджори что-нибудь рассказывала вам? Полагаю, что нет. Если вы воображаете, что мы принадлежим к богатым бездельникам, привыкшим все лето развлекаться за границей, забудьте об этом. Я действительно богат, но я не бездельник и путешествую исключительно редко. То же относится и к остальным. Я сам забочусь о том, чтобы это было именно так. Я работаю и, хотя считаю себя больше учёным, чем бизнесменом, не становлюсь от этого менее компетентным дельцом. Мой брат Джозеф – практикующий врач в Содбери Кросс, он работает несмотря на его врожденную лень – об этом тоже я забочусь. Врач он неважный, но публике нравится.

Лицо доктора Джо за темными очками густо покраснело.

Будто не заметив этого, Марк спокойно продолжал:

– Ну, далее: Вилбур – Вилбур Эммет, который стоит вон там – управляющий моим предприятием. – Он кивнул головой в сторону высокого и исключительно безобразного молодого человека, стоявшего у балюстрады. Лицо Эммета напоминало вырезанную из дерева неподвижную маску. Он относился к Марку с неменьшим почтением, чем Джордж Хардинг, и казалось, что он в любой момент готов начать записывать новые указания.

– Могу вас уверить, – продолжал Марк, – что с того дня, как я нанял его, он работает на совесть. Профессор Инграм, стоящий рядом с ним, друг нашей семьи. Он не работает, но, если бы это хоть как-то от меня зависело, работал бы и он. Так вот, мистер Хардинг, я хочу, чтобы вы поняли меня, поняли с самого начала. Глава этой семьи я, не стоит обманываться в этом отношении. Я не тиран. Я не скуп и способен внимать голосу рассудка, это все вам скажут. – Он обвел взглядом присутствовавших. – Однако, я – назойливый и упрямый старик, которому хочется добраться до сути вещей. Мне нравится, чтобы все делалось по-моему, и обычно я этого добиваюсь. Это ясно?

– Да, – сказал Джордж.

– Хорошо, – с улыбкой проговорил Марк. – Тогда пойдем дальше. Если все это так, должно быть спрашиваете вы себя, откуда же эти три месяца летних каникул? Я вам отвечу. Только потому, что в Содбери Кросс существует преступник – безумец, который развлекается, отравляя людей.

Снова наступило молчание. Марк снова надел очки и круг темных стекол опять замкнулся.

– Вы что – язык проглотили? – спросил Марк. – Я же не рассказываю вам о том, что в городке есть источник питьевой воды или крест на том месте, где в старину был расположен рынок. Я говорю, что у нас есть преступник – безумец, который развлекается, отравляя людей. Исключительно ради удовольствия: стрихнином были отравлены трое детей и восемнадцатилетняя девушка. Один ребенок умер. Мальчуган, которого. Марджори очень любила...

Джордж Хардинг приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, и снова закрыл его. Взглянув на путеводитель, который все еще был у него в руке, он поспешно сунул его в карман.

– Мне очень жаль... – начал он.

– Не надо; слушайте меня дальше. Марджори заболела, несколько недель у нее было сильное нервное расстройство. Из-за этого и... чтобы переменить обстановку, – Марк поправил очки, – мы решились нa эту поездку.

– У нее всегда было слабое здоровье, – пробормотал доктор.Джо, глядя в землю.

Марк жестом заставил его замолчать.

– В среду, мистер Хардинг, мы возвращаемся на родину на борту "Хакозаки Мару". Поэтому лучше, чтобы вы знали, что произошло в Содбери Кросс 17 июня этого года. У нас на главной улице есть лавочка миссис Терри, в которой продаются сигареты и сладости. Дети были отравлены стрихнином, оказавшимся в конфетах с кремовой начинкой, проданных миссис Терри. Можете себе представить, что, как правило, она не продает отравленных конфет. Полиция считает, что безобидные сладости были каким-то образом подменены отравленными – Марк замялся. – Суть дела в том, что лицо, которое могло иметь свободный доступ к конфетам, лицо, которое могло в определенноце время проделать все это, хорошо известно всем в Содбери Кросс. Я выражаюсь достаточно ясно?

Сейчас все темные очки были устремлены на собеседника Марка.

– Полагаю, что да, сэр.

– Что касается лично меня, – продолжал Марк, – я хочу вернуться к себе домой...

– Ясное дело! – с облегчением воскликнул доктор Джо. – Хорошие сигареты, настоящий чай, хорошие...

Уродливый молодой человек, стоявший в полумраке перистиля, заговорил в первый раз. Его суровый голос и несколько таинственные слова звучали как у оракула. Говорил он, не вынимая рук из карманов пиджака.

– Нам не следовало, – сказал Вилбур Эммет, – уезжать на июль и август, сэр. Что касается Эрли Силвер, я не доверяю Маккракену.

– Пожалуйста, поймите меня правильно, мистер Хардинг, – живо проговорил Марк. – Мы не какие-то парии. Мы делаем то, что нам нравится. Уезжаем, когда нам это придет в голову, и возвращаемся домой, когда захотим этого – во всяком случае, я поступаю именно так. Сейчас я стремлюсь поскорее вернуться, потому что верю в то, что смогу решить проблему, мучающую всех нас. Часть ответа я уже знаю. Есть, однако, некоторые, – он вновь замялся, поднял руку, сделал ею неопределенный жест и опять опустил ее на колени. – Попав в Содбери Кросс, вы услышите различные инсинуации, до вас будут доходить всяческие слухи, атмосфера вокруг будет не самой приятной. Вы готовы к этому?

– Да, – ответил Джордж.

В памяти человека, наблюдавшего из дверей вестибюля, навсегда запечатлелась эта группа, окаймленная старинными колоннами и представлявшая какой-то странный символ того, что должно было в дальнейшем произойти. Однако в тот момент мысли его были далеки от этого. Вместо того, чтобы войти в дом Аулюса Лепидуса, отравителя, он повернулся и вышел на Аллею Гробниц, а потом прошел немного дальше в сторону Геркуланских ворот. Облачко белого дыма вилось вокруг вершины Везувия. Инспектор британской уголовной полиции Эндрю Эллиот присел на остатки древней стены, закурил и принялся задумчиво разглядывать ящериц, мелькавших, словно темные молнии, между камнями.

В ночь, когда произошло убийство на вилле Марка Чесни "Бельгард", инспектор Эллиот выехал из Лондона в своем автомобиле, которым он чрезвычайно гордился, и прибыл в Содбери Кросс около половины двенадцатого. Ночь была чудесная и довольно теплая для 3 октября, хотя казалась очень темной после солнечного дня.

"Во всем этом замешан какой-то рок", – мрачновато думал инспектор. Когда старший инспектор Хедли поручил ему дело, Эллиот не стал делиться с ним своими мыслями, но в его памяти всплыли воспоминания о сцене в Помпее и о странной истории, свидетелем которой он был однажды в аптеке.

– Как обычно, – с горечью проговорил Хедли, – к нам обратились, когда следы расплылись уже, словно мед в горячей воде. Почти через четыре месяца. В прошлом деле вы проявили себя очень неплохо, так что, может быть, вам удастся чего-то добиться, но особого оптимизма на этот счет я не испытываю. Вы знакомы с этой историей?

– Я... читал кое-что в газетах в то время, когда все это случилось.

– Так вот, все это надо будет разворошить снова. Похоже, что городок страшно возбужден, особенно после того, как семья Чесни вернулась из-за границы. Анонимные письма, надписи на стенах и все такое прочее. Грязное это дело, сынок, когда отравляют детей.

Эллиот мгновенье молчал в нерешительности, потом его охватил глухой гнев.

– Полагаете, что это кто-то из семьи Чесни, сэр?

– Не знаю. У майора Кроу, начальника местной полиции, есть какие-то соображения на этот счет. Кроу более эмоционален, чем можно было бы сказать по его виду. Если уж он вцепится в какую-то идею, то потом его от нее клещами не оторвешь. Во всяком случае, всю необходимую информацию он вам даст. Вообще, человек он хороший и вы с ним наверняка сработаетесь. Да, если понадобится помощь, там совсем неподалеку будет Фелл. Он лечится в Бате. В случае чего можете позвонить ему и попросить немного поработать для разнообразия.

Эндрю Эллиот, человек молодой, серьезный и истинный шотландец по характеру, почувствовал глубокое облегчение, узнав, что сможет рассчитывать на помощь доктора Фелла. У него мелькнула мысль, что Феллу он, пожалуй, может рассказать все, что у него на уме, потому что доктор принадлежал к людям, которым можно довериться во всем.

В результате в половине двенадцатого ночи инспектор Эллиот прибыл в Содбери Косе и остановил машину перед полицейским участком. Содбери Кросс – нечто среднее между деревней и городом, но там бывает ежегодная ярмарка и расположен он рядом с лондонской автострадой, так что приезжих там всегда хватает. В этот час ночи городок был погружен в сон. Свет фар скользил по рядам темных окон.

Майор Кроу и инспектор Боствик ожидали его в полицейском участке.

– Прошу извинить за то, что прибыл так поздно, – сказал Эллиот. – Дело в том, что мне пришлось менять колесо...

– Ничего страшного! – ответил майор. – Мы и сами полуночники. Где вы собираетесь устроиться?

– Мне рекомендовали "Синего Льва".

– Лучше вы тут и впрямь ничего не найдете. Хотите сразу отправиться туда и немного отдохнуть или сначала послушаете, что нам известно об этом деле?

– Предпочел бы познакомиться с делом, сэр, если только вы не находите, что сейчас слишком поздно.

На мгновенье в кабинете наступило молчание, нарушавшееся только громким тиканьем часов; свет газового рожка нервно вздрагивал. Майор Кроу открыл ящик стола и угостил всех сигаретами. Это был высокий мужчина с седыми усами, безупречными манерами и мягким голосом – один из тех отставных военных, успехам, которых удивляются, рее, кому приходилось сталкиваться с ними на работе. Майор закурил и на минуту задумался, опустив глаза.

– Это мне следовало бы извиниться перед вами, инспектор, – сказал он наконец. – Мы должны были либо давно обратиться за помощью в Скотленд Ярд, либо не просить об этой помощи вообще. Только, понимаете, в последние дни, после того, как вернулся Чесни с семьей, у нас весь город бурлит. Люди уверены, что дело сильно продвинется, – в улыбке майора не было ничего обидного, – уже только потому, что за него возьмется Скотленд Ярд. Короче говоря, многие требуют, чтобы мы арестовали одну девушку по фамилии Вилс, Марджори Вилс. А у нас нет достаточных оснований.

Несмотря на сильное искушение, Эллиот воздержался от каких-либо комментариев.

– Вы поймете, в чем трудность, – продолжал майор, – если представите себе лавочку миссис Терри. Вы таких видели сотни. Маленькое, узкое, но довольно глубокое помещение. С левой стороны стойка с сигаретами и табаком, с правой – другая, с конфетами. Между ними узенький проход, ведущий вглубь лавки, где стоят полки с книжками, которые выдаются напрокат. Представляете себе все это?

Эллиот кивнул.

– В Содбери Кросс всего три заведения такого типа, и то, которое принадлежит миссис Терри, самое посещаемое или, точнее говоря, было таким. Все ходили туда. Женщина она жизнерадостная и очень толковая. Муж у нее умер, оставив ее с пятью детьми, так что ей пришлось самой зарабатывать на жизнь.

Эллиот снова кивнул.

– Вы, конечно, хорошо знаете и то, как торгуют конфетами в подобных лавчонках. Часть их лежит под витриной, но больше половины прямо на стойке: в вазах или раскрытых коробках. Так вот, таких коробок, слегка наклоненных, чтобы можно было видеть содержимое, на витрине было пять. В трех были конфеты с кремовой начинкой, в одной – шоколадки и еще в одной – карамель. Предположим, что кому-то вздумалось добавить в одну из коробок отравленных конфет. Нет ничего проще! Вам достаточно купить аналогичные конфеты в другой лавочке – их можно найти где угодно. Затем вы берете шприц, наполняете его спиртовым раствором стрихнина и впрыскиваете по несколько миллиграммов, скажем, в полдюжины конфет. Крохотный след от укола никто не заметит. После этого вы идете в лавочку миссис Терри – или в какую-нибудь другую, если хотите, – спрятав конфеты в руке. Вы просите дать сигареты, и миссис Терри идет за ними к другой стойке. Предположим, вы просите пару блоков "Плейерсов", тогда ей придется не только отвернуться, но еще и вскарабкаться на лесенку, чтобы достать ящик с верхней полки. В это время вы просто протягиваете руку и бросаете приготовленные конфеты в открытый ящик. За день в лавочке побывает сотня людей – как вы узнаете, кто из них преступник и как сможете что-либо доказать?

Майор встал, лицо его было багровым от волнения.

– Так это и было в действительности? – спросил Эллиот.

– Погодите! Вы видите теперь, с какой дьявольской легкостью человек, стремящийся убить безразлично кого, просто ради удовольствия убивать, может остаться безнаказанным. Вы понимаете теперь наши затруднения. А сейчас лучше всего будет, если я предварительно сообщу вам кое-какие сведения о самом Марке Чесни, его семье и друзьях. Чесни живет в большом доме примерно в четверти мили отсюда; возможно, вы обратили на него внимание, проезжая мимо. Дом красивый, в стиле "модерн", и вообще все там самого лучшего сорта. Название "Бельгард" он получил, пожалуй, из-за персиков.

– Из-за чего?

– Из-за персиков, – повторил майор. – Слыхали когда-нибудь о знаменитых оранжереях Чесни? Нет? Они занимают примерно с полгектара. И отец его и дед выращивали там замечательные персики, которые считаются лучшими в мире. Марк продолжает дело. Это те самые громадные персики, которые по фантастическим ценам подают в отелях Вест Энда. Он выращивает их в любое время года, утверждая, что солнце и климат тут ни при чем, а все дело в разработанном им методе, который он держит в тайне и который, по его словам, стоит десятков тысяч. Сорта, которые он выращивает, – "Бельгард", "Эрли Силвер" и выведенный им самим "Ройал Райянер". Дело явно оправдывает себя: меня уверяли, что годовой доход исчисляется шестизначной цифрой.

В этом месте майор на мгновенье запнулся и бросил быстрый взгляд на своего гостя.

– Откровенно говоря, – продолжал майор, – Чесни в наших местах не очень популярен. Он хитер, а в делах неуступчив, как камень. Многие ненавидят его от всей души, другие относятся к нему с недоброжелательным уважением. Знаете, у нас часто можно услышать в баре: "Старика Чесни на мякине не проведешь, это уж точно!", смешок и стук кружки о стойку. Кроме того, все считают, что в его семье есть что-то странное, хотя никто не может толком сказать, что именно. Марджори Вилс – племянница Чесни, дочь его покойной сестры. Насколько я могу судить, хорошая девушка, но с очень трудным характером. Мне говорили, что, несмотря на свой ангельский вид, вспылив, она начинает выражаться так, что впору покраснеть армейскому старшине. Затем Джо Чесни, врач. Он в этой семье исключение – его все любят. По внешности он напоминает разъяренного быка, и я лично не слишком верю в его профессиональные познания, тем не менее очень многие верят в него и ходят к нему лечиться. Живет он отдельно от Марка – немного подальше на той же самой улице.