ГЛАВА ПЯТАЯ

В «Волшебном пере» перед выбором

Джеффри отодвинул шпингалет окна в передней комнате и распахнул правую створку с выбитым стеклом.

– Не спеши, Табби, – крикнул он. – Здесь нет никаких злоумышленников.

Ослепительно яркий свет двух фонарей освещал Табби Бересфорда и двух гвардейцев в гренадерских шапках. Один фонарь был в руке гвардейца, другой держал сам Табби, алый, со светло-коричневым мундир которого еще более выделялся благодаря черным ботфортам и треуголке. Другой гвардеец, с кремневым мушкетом «Браун Бесс», распахнул входную дверь.

– Черт! – произнес Табби, поднимая голову. – Черт! Я мог бы догадаться.

Ему было явно не по себе. Его опухшие глаза бегали, как будто высматривая что-то в облупившихся закрытых лавчонках на другой стороне моста.

– Слушай, Джефф. Не знаю, что у тебя здесь за дела. Я ведь предупреждал, чтобы ты не задерживался на мосту. Но раз уж ты полез куда не следовало, то дружба дружбой, а придется тебе провести ночь в караулке.

– Надеюсь, не придется, Табби.

– Как это? Я на службе и…

– Я тоже на службе, – перебил его Джеффри, слегка отступая от истины. – Но твой пост в Саутуорке, а ты что-то далеко от него.

– Так-то оно так. Но что поделаешь, если капитан, Майк Кортланд, – Табби ткнул пальцем куда-то на север, в сторону Сити, где, видимо, находился второй пост, – если капитан Майк Кортланд ленится выставлять часовых или, может, щадит чувства своих солдат? Но в чем дело, Джефф? Черт возьми, ты весь в грязи. Что случилось?

– Там внизу, в коридоре, лежит человек. Возможно, он оглушен и без сознания.

– Сэр, – вмешался гвардеец с мушкетом. – Сэр или лучше ты, Макэндрю. Посвети-ка сюда!

Второй гвардеец поднял фонарь, и через минуту из коридора послышалось:

– Здесь никого нет, сэр! Но от лестницы к входной двери идут следы крови.

– Значит, уполз, – сказал Джеффри. – Я не слышал. Но, видимо, рана его оказалась легче унижения.

– Кто уполз? – спросил капитан Бересфорд. – Последний раз спрашиваю, Джефф, что здесь произошло?

– Один человек затеял со мной ссору. Как я ни пытался остановить его, ничего не вышло. Пришлось проткнуть ему руку. У меня не было выхода.

– Значит, поединок! И ты говоришь, никто не нарушал закон. Черт возьми, Джефф, дело пахнет Ньюгейтом. Теперь у меня нет выхода.

– Табби, выслушай меня. Покуда не объявлено военное положение – а оно не было объявлено, – всякое нарушение порядка находится в ведении магистрата на Боу-стрит. В случае надобности военные должны оказывать содействие ему или лицу, им назначенному. Об этом ты осведомлен, не так ли?

– Да, правильно, но…

– И в данном случае, – продолжал Джеффри, снова несколько отступая от истины, – я и есть то самое лицо. Это, не сомневаюсь, тебе тоже известно. Во всяком случае, зная меня, ты мог бы догадаться.

По невольному движению темных бровей капитана Бересфорда можно было догадаться, что он испытал некоторое облегчение.

– Что ж ты, черт тебя побери, раньше не сказал? – спросил он. – Я, конечно же, догадывался. Но как я мог знать наверняка? Стало быть, ты берешь всю ответственность на себя?

– Беру.

– И сам доложишь обо всем старику Филдингу?

– Старику? Судье Филдингу тридцать шесть лет – не более того.

– Разорви мне задницу! Неужели? – изумился Тобайас Бересфорд. – Впрочем, тоже немало. Хотя держится он, будто ему пятьдесят и он, по меньшей мере, камергер при дворе.

– Он – слепой, Табби. У судьи Филдинга тщеславия не меньше, чем у других, и он не пользуется всеобщей любовью. Но человек он порядочный, а доброты в нем больше, чем он позволяет себе выказывать.

– Доброты? Ах, доброты! Ну что ж, пусть будет так. Что до нынешнего нашего дела, то я не стану вмешиваться, если только ты берешь ответственность на себя.

– Беру. И не только за Хэмнита Тониша…

– За… кого?

– Хэмнита Тониша. С которым у меня была стычка. Ты что, знаком с ним, Табби? Наверное, в карты играл? И, подобно многим, неудачно?

На мгновение показалось, что пламя фонарей дрогнуло, – но только на мгновение, поскольку фонари продолжали гореть ровным спокойным светом. Но вот капитан Бересфорд резко поднял свой фонарь, намереваясь осветить лицо Джеффри, и на секунду осветил свое собственное лицо. В голове Джеффри прочно запечатлелись вывески на другой стороне моста: «Две библии» на давно заброшенной книжной лавке – мало кого на Лондонском мосту интересовали книги; «Милая суета» на магазине зеркал, также оставленного хозяином; и вывеску на одной из швейных мастерских под названием «Вязальная спица», в которой еще работали днем, хотя сейчас окна ее были закрыты ставнями. Все эти вывески, проржавевшие, с облупившейся краской, составляли мрачный фон, на котором ярким пятном выделялся мундир Табби Бересфорда.

– Мои дела – это мои дела, Джефф, – отрезал последний.

– Это не ответ.

– И тем не менее. Если ты проткнул руку Хэмниту Тонишу, а не кому другому… Так вот, я говорю, если это был Хэмнит Тониш…

– Хэмнит Тониш – забияка и хвастун, Табби. Фехтовальщик он никакой. Его нечего бояться.

– Возможно, возможно. Были такие подозрения. Но у него есть приятель, майор Скелли, улыбчивый такой. Так вот он – действительно фехтовальщик. И при первой же встрече выпустит из тебя кишки. Поберегись, Джефф.

– Мне есть чего беречься, Табби. Есть вещи и похуже.

– Как так? Что там еще?

– Не там, а здесь. Мертвая старуха. И мне нужно мнение врача. Если она умерла не от ран, значит, от ужаса, от того, что явилось ей. Или же от того, что можно назвать явлением Господним.

Табби Бересфорд длинно и замысловато выругался. Гвардеец с мушкетом отпрянул от двери. Джеффри вдруг перестал следить за реакцией Тобайса и повернул голову; он прислушивался к звуку шагов, которые на сей раз приближались со стороны Лондона. Последние слова Джеффри произносил, возвысив голос, но осекся в тот момент, когда в свете фонаря появился доктор Эйбил.

Хотя в руках доктора была трость с медным набалдашником, а также деревянный ящик с инструментами и склянками – атрибуты его профессии, капитан Бересфорд, по той или иной причине, был слишком вне себя, чтобы обратить на это внимание.

– Веселенькая, клянусь, история! – пробасил он. – Похоже, все в этот час решили погулять по Лондонскому мосту. Кто вы, приятель? Что вам здесь нужно?

– Сэр, – ответил пришелец, – я живу здесь. Мой дом примерно в сотне ярдов отсюда. Как вы можете заметить, я доктор медицины.

– Ах так!

– Вам совсем необязательно напоминать мне, капитан, – с горечью произнес доктор Эйбил, верно интерпретируя взгляд, брошенный на него, – про то, что занятие мое невысоко ценится. Я прошу вас избавить меня от насмешек по поводу моей профессии. Сегодня, поверьте, я уже достаточно выслушал их от одного духовного лица, пожелавшего составить мне компанию. Каким бы низким ни было мое ремесло, я отдаю ему все силы.

– Ну что вы, право, – пробурчал капитан Бересфорд, вспоминая о хороших манерах, обычно ему присущих, – я не хотел вас обидеть. Ремесло совсем не такое уж низкое, как, скажем, у хирурга. К тому же и Джефф Уинн говорит, что ему нужна помощь врача, – так что, с Богом! – поступайте в его распоряжение! С вами, вы говорите, священник?

– Уже нет. – При этом доктор Эйбил поднял голову и увидел в окне Джеффри. – В этом, мой молодой господин, причина того, что я задержался.

– Доктор, доктор, не нужно извиняться!

– Боюсь, что нужно. Сначала достопочтенный мистер Стерн настоял, чтобы мы взяли еще бутылку. Это, как он сказал, придаст нам смелости, чтобы идти сюда. За бутылкой он вспомнил – или сделал вид, что вспомнил, – что ему предстоит еще визит к веселенькой чипсайдской вдовушке, и, качаясь, отправился искать носилки. Вот почему, хотя я и обещал клятвенно, что тотчас последую за вами и молодой дамой…

– Молодой дамой? – поинтересовался капитан Бересфорд. – Какой такой дамой?

– Прошу прощения, сэр, – вмешался гвардеец с «Браун Бесс» в руках, – но не лучше ли нам вернуться на пост?

– Прошу прощения, сэр, – сказал гвардеец с фонарем, – по-моему, он говорит дело.

– По-моему, тоже, Табби, – сказал Джеффри, у которого опять стали сдавать нервы. – Здесь действительно была одна молодая дама, но она давно ушла. Потом – это несущественно. Я же сказал, что все беру на себя.

Капитан Бересфорд хлопнул себя по бедру, на котором висела шпага, и подозрительно оглядел присутствующих.

– Да? Так-таки и берешь? Слушай, Джефф, если ты думаешь, что я удовольствуюсь побасенками о том, что здесь произошло, то скажу тебе прямо: нет. Я, конечно, уйду. Но не на пост. А пойду я к капитану Кортланду. И спрошу, знает ли он хоть что-нибудь из того, что «должно» быть известно мне. Джонсон, Макэндрю, за мной!

– Как пожелаешь, Табби. Только прошу тебя нижайше, прежде чем отправишься, оставь один фонарь доктору Эйбилу.

– Один фонарь? Нет! Это еще зачем?

– Это тоже как пожелаешь. Мне, правда, казалось, что ты не настолько боишься привидений, чтобы пройти по мосту всего с одним фонарем.

– Боюсь? Я? Макэндрю! Отдай свой фонарь доктору!

– Сэр…

– Ты слышал?

И Табби Бересфорд выхватил у гвардейца фонарь, причем столь поспешно, что горячий металл обжег ему пальцы. Он перебросил фонарь доктору Эйбилу, который, бросив безучастный взгляд на верхнее окно, принял его, взяв в руку, в которой была трость.

Понаблюдав эту бешеную пляску двух огней внизу, Джеффри отступил в глубь комнаты. Сквозняк, образовавшийся между двумя окнами: одним – с раскрытой створкой, другим – с выбитым стеклом, – затушил свечу. Пятясь задом, Джеффри прошел через темноту, миновал освещенное луной пространство и добрался до комнаты, где в напряжении ожидала его Пег. Она уже готова была разрыдаться в голос, но Джеффри предупредил это:

– Подождите, – произнес он шепотом. – Сейчас они уйдут. Когда шаги затихнут, идите за мной по лестнице и ступайте к выходу.

– Боже милостивый! – прошептала Пег. – Разве я совершила какое-то преступление? Разве все еще нужно прятать меня?

– Вполне возможно, что нужно. Я не уверен, что наши дела с Хэмнитом Тонишем закончены.

– Но вы победили его. Он бежал.

– И все проблемы решены. Как в дамских историях со счастливым концом. Поверьте, все не так просто. Ну, Пег…

Внизу, в коридоре, спиной к выходу стоял доктор Джордж Эйбил с фонарем в руках. Заметив пятна крови на полу, он весь напрягся и поднял фонарь повыше.

– Сэр, – начал доктор, кашлянув, – вы ведь говорили, что старуха, которая жила здесь, мертва.

– Мертва.

– И умерла от ужаса?

– Думаю, да. Хотя наверняка не знаю.

– Но откуда кровь на полу?

– Это не ее кровь. Доктор, позвольте я представлю вас мисс Ролстон. По ее словам, вы беседовали с ней в «Винограднике». И проявили к ней участие, когда она в этом весьма нуждалась.

– Молодой человек, проявлять участие – моя профессия. Один Господь знает, сколь часто это – единственное, что я могу дать людям. Но вы, сударыня, поверьте, что я готов покорнейше служить вам.

– В это, доктор, поверю я, – сказал Джеффри. – Итак…

Пройдя мимо доктора, он подошел к входной двери и закрыл ее. Затем поднял с пола деревянный брус и вставил его в гнезда. «Если бы дверь была заперта, – размышлял он с горечью, – все течение сегодняшних событий могло бы не привести к столь трагической развязке».

– Там, в «Винограднике», – продолжал он, – я кое-что рассказал вам. Если тогда я поведал вам лишь малую часть и сейчас собираюсь немногое добавить к сказанному, то объясняется это – отчасти, по крайней мере, – недостатком времени.

– Время имеет значение, сэр?

– Да. Выслушайте меня, пожалуйста. Мы с мисс Ролстон вместе вошли в этот дом, когда услышали крик Грейс Делайт. Или, во всяком случае…

На мгновение он замолчал, бросив взгляд на пятна крови у лестницы, но потом, как бы отмахнувшись от навязчивой мысли, которая начала преследовать его, продолжал:

– Мы нашли ее мертвой или умирающей – это вам предстоит определить; выражение лица ее было ужасно. Но никаких видимых следов насилия не наблюдалось. Потом в дело вмешался один джентльмен, некий Хэмнит Тониш; он вращается в самом высшем обществе – принят при Сент-Джеймсском дворе[24], бывает в Кенсингтонском дворце[25]. Как он туда проник – никто не знает; видимо, об этом позаботилась его сестрица. Тониш – грубиян и карточный шулер, но человек очень скользкий, так что поймать его до сих пор не удалось.

– Джеффри! – воскликнула Пег. – Мне отвратителен этот мерзкий тип. Но уверены ли вы в том, что говорите? Я никогда не слышала ничего подобного.

– Возможно. Но вы должны были видеть его руки: это руки шулера, а не фехтовальщика. Вы должны были видеть также широкие рукава и манжеты его камзола.

– У всех так: кружева, потом – широкие манжеты. У вас такие же.

– Но у меня, Пег, рукава – без проволочных распорок изнутри. Я не прячу туда карты. А знаю я все это, доктор Эйбил, потому что я сыщик с Боу-стрит.

– Стражник? Перестаньте! Не «чарли» же вы какой-нибудь.

– Нет, хотя я наделен теми же полномочиями – я могу арестовать человека и препроводить его в тюрьму. Я, доктор, из тех презренных людей, что делают это за иудины деньги.

– И вы этим похваляетесь?

– Иногда. Но слушайте дальше. Итак, в дело вмешался Хэмнит Тониш. Между нами произошла стычка, и я его ранил. Он утверждал, что пошел за мной, желая отомстить за оскорбление, которое я нанес его сестре. Но это неправда. Он пошел, так как знал, что я выведу его на девушку. И если кому и угрожает тюрьма, так это самой Пег Ролстон.

– Тюрьма! – выдохнула Пег. Она отступила на шаг; бледность разлилась по ее лицу, и блеск огромных черных глаз стал еще заметнее. – Фи! Вы сошли с ума!

– Нет. Вас не было там, наверху, в «Золотом Кресте», и вы не слышали, что приготовила вам милейшая госпожа Крессвелл. И я вовсе не сошел с ума, хотя не исключаю – и очень надеюсь на это, – что ошибаюсь.

– Если так, то стоило ли понапрасну пугать эту юную леди? – вмешался доктор Эйбил. – Разве она совершила преступление? Разве можно в чем-то обвинить ее?

– Никто не обвинит ее в уголовном преступлении и не отправит в Ньюгейтскую тюрьму. Но возможно обвинение менее серьезное и к тому же ложное. И если кто-то решится выступить с ним перед магистратом, ей грозит Брайдвелл[26].

– Невероятно, сэр!

– Вы действительно так считаете, доктор?

– Да. Даже в таком ужасном мире, как наш. Юные леди благородного происхождения и воспитания не сидят в Брайдвелле, не треплют коноплю и не щиплют паклю, как какие-нибудь… какие-нибудь… – Доктор Эйбил осекся. – А ее родители? Ее друзья? Ведь есть же кто-то, кто отвечает за нее?

– Никого, – твердо произнесла Пег. – Раньше я думала, что есть, я молилась, чтобы так и было, но теперь я знаю наверняка: у меня нет никого.

– Пег, умоляю вас!..

– Брайдвелл! – воскликнула девушка так, будто почувствовала, что паук забрался ей под платье. – Брайдвелл. А чем еще они там занимаются, вы знаете?

– Знаю. Но сейчас я возлагаю все надежды на вашего дядюшку. Уж он-то вас любит, и он один может распоряжаться вашей судьбой. Я только предполагаю самое худшее.

– Будем исходить из самого худшего, – сказал доктор Эйбил, – но давайте все же решим, что нам делать. Скажите, молодой человек, почему вы все это мне рассказываете? И какую помощь я могу оказать вам?

– Для начала вы можете сказать, – если знаете, – как умерла Грейс Делайт. Во всяком случае, есть ли на ее теле раны. Затем, если вы соблаговолите, вы можете отвести мисс Ролстон к себе домой и побыть с ней минут пять – десять или, может быть, пятнадцать – двадцать, пока я осмотрю комнаты наверху.

Глаза доктора на его широком лице под поношенным, париком утратили вдруг всякое выражение. Словно слепой, он стоял перед ними, сжимая в руках фонарь, трость и ящик с инструментами.

– Доктор, – произнес Джеффри в отчаянии, – я понимаю, сколь значительна моя просьба. Но, клянусь, нет другого способа уберечь Пег от двух гнусных негодяев или – если суждено случиться самому худшему – от месяца в Брайдвелле, где она окажется на положении обычной шлюхи.