ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Боу-стрит принимает вызов

Совершенно очевидно, что мистер Филдинг уже некоторое время находился там. Очевидно также, что атмосфера комнаты, в которой лежал больной, действовала на него ничуть не более, чем все прочие малоприятные аспекты его службы. Не менее очевидно, что он собирался оставаться в комнате столько, сколько потребуется.

При нормальном освещении ширмы, стоящие в ногах кровати у входа в альков, являли богатейшее разнообразие красок. Сейчас они казались такими же темными и мрачными, как одежда главного судьи. Лишь его силуэт можно было разглядеть при свете единственной свечи, горевшей на комоде у стены слева. Итак, Джон Филдинг сидел в кресле, слегка помахивая перед собой хлыстиком. Он был без парика, в шляпе, глубоко надвинутой на лоб; лицо его с незрячими глазами пугало своим спокойствием.

Брогден мгновенно превратился из обычного человека. в послушную сторожевую собаку и поспешил занять место подле своего хозяина. Джеффри последовал за ним, поспешно ступая по обюссонскому ковру. Если Брогден ожидал бури, он не ошибся: штормовые сигналы поступили к нему сразу с двух сторон.

– Добрый вечер, Джеффри, – произнес магистрат.

– Добрый вечер, сэр.

– Вы, похоже, не очень удивлены тем, что я здесь.

– Нет, сэр, я наконец все понял. Вы и есть тот самый призрак. Это вы внесли тревогу в этот дом.

– Ну что ж, будем надеяться, – сказал не без удовлетворения судья Филдинг, – что и в злодеев мое присутствие также вселяет страх. Или вы не согласны?

– В принципе согласен, сэр, если вы говорите о настоящих злодеях, а не о людях, которые намеревались послужить вам, но не встретили никакой помощи с вашей стороны.

– Именно! – подтвердил судья Филдинг, рубанув по воздуху своим хлыстиком.

В коридоре прозвучали легкие шаги. Судья Филдинг прислушался. Шаги замерли, и в комнату вошла Пег.

Какой-то звук послышался из-за ширмы; кто-то пытался высечь огонь. Замерцала еще одна свеча. Сквозь узкую щель между двумя ширмами Джеффри видел только запахнутый полог в ногах кровати. Непонятно было, кто еще мог находиться там, кроме самого сэра Мортимера Ролстона, лежащего в постели. В то же время Джеффри явственно слышал, как кто-то движется между кроватью и стеной, ставит на стол подсвечник.

Пег тоже взглянула туда. Она сбросила плащ и держала его на согнутой руке. Грязь на светлом открытом платье еще более подчеркивалась белизной ее плеч; жемчуга, которыми была расшита оранжевая с голубым накидка, пообрывались. Весь вид девушки свидетельствовал об испуге, и когда мистер Филдинг повернулся в ее сторону, она в страхе отступила, как будто судья взглянул ей прямо в глаза.

– Он – там? – спросила Пег, указывая на альков. – Мой дядя? Могу я взглянуть на него?

– Он – там. Но никто из вас не должен говорить с ним прежде меня; и тогда – я тоже не уверен.

– Я… я хотела как лучше.

Прежде чем ответить, судья немного помедлил.

– Все мы хотели как лучше, – сказал он резко. Потом вновь погрузился в какие-то свои мысли. – Но это не оправдание.

– Для кого? – спросил Джеффри.

– Да уж не для вас, конечно. Я не стану все же торопиться с выводами, чтобы они снова не получились слишком поспешными.

– Вы говорите «снова», сэр?

– Да. Что это за история, которую Брогден якобы услышал от сей молодой дамы? Будто вы встретились с майором Скелли на мосту через канал в саду и застрелили его в перестрелке. Можете вы доказать, что это не было преднамеренное убийство?

– Могу, – ответил Джеффри, стараясь сдерживать себя. – Скажите им, Пег: вы были свидетельницей. Намеревался я убить его?

– Что вы! Все было совсем наоборот! – закричала Пег, обращаясь к судье. – Майор Скелли напал и угрожал Джеффри и обманул его: он сказал, что у него только один пистолет – тот, который он выбросил.

Так, тараторя, она пересказала всю историю, иногда путаясь в деталях, но в целом – достаточно точно. Несколько раз Брогден уже готов был вмешаться, но сдерживался.

– Кажется, не врет, – бросил судья Филдинг. – Вообще, все похоже на правду. Тем не менее эту юную леди вряд ли можно назвать лицом незаинтересованным. Неплохо, если бы нашелся какой-нибудь другой свидетель.

– Есть еще один свидетель, – сказал Джеффри.

– Вы сами?

– Нет. Отставной старший сержант Королевского нортумберлендского фузилерского полка Чарлз Пилбим. Вам знакомо это имя. Сегодня утром вы посылали меня к нему. У него отменная репутация. Если вы соблаговолите снять с него показания, он под присягой подтвердит все, что здесь говорилось.

– Ну что ж, это уже более надежно. – Судья Филдинг глубоко вздохнул, хлыстик в его руке задвигался медленнее. – Когда вы отправились в Рэнилег, было ли у вас намерение убить мистера Скелли?

– Нет, ни в коем случае. Но я опасался встретиться с ним там, и тогда мне пришлось бы принять его условия встречи.

– То есть, говоря попросту, могла возникнуть необходимость в смерти майора Скелли?

– В известном смысле да.

– Почему могла возникнуть такая необходимость?

– Поскольку вы считали, что Пег можно будет не сажать в тюрьму лишь в том случае, если нам удастся сцапать майора Скелли. Так ведь, сэр?

– Так.

– Но вы не пожелали принять совершенно явные свидетельства преступного умысла. Сегодня в Галерее миссис Сомон майор Скелли предпринял свою первую попытку убить меня, используя для этого любые доступные ему средства. По словам присутствующего здесь Брогдена, который, судя по всему, говорил от вашего имени, вам недостаточно было бы просто узнать, что майор Скелли проткнул меня сзади, если при этом не было бы никаких свидетелей, кроме меня самого. Какие еще доказательства нужны вам, сэр? Сколько вам нужно свидетелей? Доколе будете вы играть краплеными картами с людьми, которые находятся у вас же на службе? И наконец, достойный магистрат, что-то я не припомню тех времен, когда вы «говорили попросту».

– Прошу вас поверить, – сказал судья Филдинг, медленно поднимаясь на ноги, – что сейчас такое время настало.

Ширмы, закрывающие альков, слегка раздвинулись. Можно было видеть руки, раздвинувшие их, а затем в образовавшемся проеме показался худощавый человек, державшийся столь уверенно и одетый с таким безукоризненным изяществом, что относительно его профессии можно было лишь строить предположения.

На вид незнакомцу было лет сорок. Его пышные манжеты прятались в рукавах черного атласного камзола, отделанного серебряным шитьем; из-под камзола виднелся черный с белым жилет. Руки, раздвинувшие ширмы, поражали своей ослепительной белизной. Приятного тембра голос звучал уверенно и властно.

– Судья Филдинг, – произнес незнакомец.

– Да, доктор Хантер?

– Кризис миновал; во всяком случае, мы так полагаем, – сказал доктор Уильям Хантер, указав кивком на кровать у себя за спиной. – Сэр Мортимер будет жить.

Он раздвинул ширмы пошире. По-прежнему нельзя было разглядеть, что делается за плотно закрытым балдахином из узорчатой парчи, закрывающим кровать больного. Но теперь Джеффри имел возможность заглянуть в альков. У изголовья кровати, рядом со столиком, на котором горела свеча, стоял доктор Джордж Эйбил; его неопрятный вид бросался в глаза не менее, чем строгое изящество его коллеги. Он неподвижно стоял, держась рукой за подбородок, и глядел на своего пациента, который стонал и ворочался на постели.

Пег негромко вскрикнула. Доктор Хантер сделал ей знак замолчать и вновь обратился к судье Филдингу.

– Вы говорили, что вам срочно нужно получить показания или выслушать заявление этого больного.

– Это по-прежнему так, – мрачно подтвердил магистрат. Его непроницаемое лицо повернулось к Джеффри.

– Это будет возможно, если мы с доктором Эйбилом станем наблюдать его и дальше, на протяжении всей ночи. Однако заклинаю вас всем, что вам дорого, не превращать комнату больного в зал суда. Если вам угодно метать молнии в этого молодого человека, делайте это где-нибудь в другом месте.

– Будет исполнено. Однако, доктор, вы утверждаете, что этот джентльмен пошел на поправку. Можете вы дать нам какие-то гарантии?

– Дорогой сэр, я – не Всевышний. Но думаю, что он поправится. И поэтому…

Доктор Хантер замолчал.

В открытую дверь, выкликая Джона Филдинга по имени, влетел не кто иной, как Хьюз, мажордом, с подбитым железом жезлом. Он, конечно же, подслушивал за дверью; это было столь же очевидно, как и то, что его вдруг охватили чувства, которые сам он, видимо, принял за угрызения совести.

Хьюз весь согнулся от подобострастия, так что косичка его парика прямо летела вслед за ним по воздуху. Он несся головой вперед, и казалось, будто вот-вот боднет слепого судью. Брогден с возмущенным видом стал на пути мажордома и выставил вперед руку.

– В чем дело? – спросил клерк, явно подражая тону самого судьи Филдинга. – Что такое произошло, милейший, что заставило вас ворваться сюда?

– Прошу вас, сэр, – взмолился Хьюз, прижимая к груди своей жезл. – Не задерживайте меня! Вы не смеете меня задерживать! Я должен сообщить этому джентльмену нечто чрезвычайно важное. Ради справедливости, в интересах истины…

Но коротышка Брогден тем не менее не подпускал Хьюза к судье.

– Ваша честь, – сказал он. – Мне отвратительно видеть, как вас пытаются побеспокоить, но все же я просил бы вас обратить свой взор на этого человека.

– Его личность мне знакома, – сказал Джон Филдинг, который приходил в негодование от какого бы то ни было намека на его слепоту. – Ладно, пусть говорит. Любой должен иметь доступ ко мне; в противном случае я – ничто. – Он принял величественную позу; можно было поклясться, что судья смотрит прямо в глаза Хьюзу. – В чем дело, милейший?

– В интересах истины!..

– Перестаньте, – перебил судья, поворачиваясь к Джеффри и Пег. – Мисс Ролстон! Мистер Уинн! Там под нами, по-моему, находится гостиная. За вестибюлем, слева от входа. Ступайте туда, вы оба. А я вскоре присоединюсь к вам.

– Ступайте! – повторил он, как только Джеффри сделал протестующий жест. – Что-то мы все вдруг стали заботиться об истине и справедливости. Будем надеяться, мистер Уинн, что пример этого человека послужит для вашей пользы.

– И для вашей, сэр, – сказал Джеффри.

Он взял Пег за руку. В тишине, ощущая на себе груз незаданных вопросов, он вывел ее в коридор, откуда они спустились в мраморный вестибюль, в котором ярко горели свечи.

Как и в вестибюле, в гостиной был мраморный пол и высокий сводчатый потолок, поддерживаемый двойными ионическими колоннами в стиле Уильяма Кента[53]. Там тоже горели свечи; их свет падал на арфу и клавесин под двумя рядами портретов на стене. То, что новая мебель в китайском стиле плохо гармонирует с более старыми элементами убранства, видимо, порадовало Джеффри. Отметив это, он начал ходить взад и вперед по комнате.

– Дяде лучше, – обратилась к нему Пег. – Он поправится. Вы ведь слышали, что сказал доктор Хантер?

– Да.

– Тогда в чем же дело? О чем вы думаете?

– Пег, я не смею вам сказать.

– Господи Боже, но отчего? У вас такие плохие новости?

– Нет. Прежде всего потому, что я опасаюсь, что они окажутся хорошими.

– Я вас не понимаю.

– Сейчас, когда я сам ни в чем не уверен, это, возможно, и к лучшему. Но вы же слышали: все стали заботиться об истине и справедливости. К тому же на богоподобном лике мистера Филдинга отразились некоторые колебания. Ему совсем не нравится то, что он услышал здесь или о чем догадался сегодня.

– Что вы имеете в виду?

– Слушайте!

Нелегко разобрать, о чем говорят в доме, стены которого резонируют, словно духовой ящик органа. Хотя сверху до Джеффри и Пег доносились громкие голоса (особенно выделялся голос судьи Филдинга), эхо совершенно заглушало отдельные слова.

Затем наступило молчание. Джеффри постукивал костяшками пальцев по крышке клавесина. Неожиданно на лестнице, ведущей в вестибюль, послышались шаги. Спускались два человека: у одного из них походка была тяжелая и медленная, другой ступал легко, но старался попадать в такт первому.

В проеме сводчатой двери показался судья Филдинг; яркий свет падал на его лицо; шляпа была еще глубже надвинута на лоб. Судья, как всегда, помахивал перед собой хлыстиком, хотя сейчас его вел Брогден, который шел слева от судьи, держась так незаметно, что его присутствие просто не ощущалось.

– Они ждут вас, ваша честь, – шепнул клерк.

– Вы полагаете, я сам этого не знаю? Я что, не слышу, как они дышат? Отойдите!

– Как будет угодно вашей чести.

Брогден отступил назад. Магистрат, постояв мгновение с опущенной головой, поднял ее, и в этом движении ощущалось, что судья весьма гордится собой.

– Джеффри, – обратился он к молодому человеку, – надеетесь ли вы, а также эта девица, избежать наказания за все содеянное вами?

– Сэр, – ответил Джеффри, подавляя в себе искушение избрать несколько иной тон для ответа. – Сэр, мы очень на это надеемся.

– То-то же. Готовы ли вы откровенно признать все свои ошибки? Обещаете не юлить далее и не пытаться оправдать себя?

– Я постараюсь, сэр.

– Ради истины, как сказал бы Хьюз.

– Нет. Ради Пег.

– Ну что ж, уже кое-что. Не много, но кое-что. Когда сегодня утром вы ушли от меня, с тем чтобы днем отправиться на Лондонский мост, в этом было заранее обдуманное намерение ограбить Ребекку Брейсгердл, предпочитавшую имя Грейс Делайт.

Тут судья Филдинг протянул руку в направлении Джеффри.

– Да, – добавил он, предвидя возражения. – Теперь-то я знаю о завещании в пользу наследника или наследииков Тома Уинна. Я знаю об этом, поскольку мистер Джервас Финч, служащий у Хуксона, несколько поспешно предоставивший вам кредит в ожидании подтверждения завещания, явился ко мне сегодня вечером для того, чтобы кое о чем расспросить. Но я узнал обо всем только в восьмом часу, то есть уже после того, как направил к вам Брогдена с ультиматумом. В любом случае это не меняет этической стороны дела. Вы сами знали о завещании до того, как обнаружили его?

– Нет.

– Хотя вы знали – или, по крайней мере, подозревали – о существовании клада?

– Да, я подозревал об этом.

– Я тоже.

И судья Филдинг махнул своим хлыстиком.

– Многие, Джеффри, слышали историю о сумасшедшем Томе Уинне и его легендарной возлюбленной. Но лишь несколько человек – и не последним был среди них главный магистрат, который должен знать такие вещи по долгу службы, – знали, что женщина эта – Грейс Делайт. Сегодня утром, когда я допрашивал присутствующую здесь девицу Ролстон и она, как я вам и рассказывал, сообщила мне больше, чем думала сообщить, и больше, чем сама знала, мне стало ясно, что вы задумали ограбление.

– И вы, – вскричала Пег, – устроили эту ловушку? Из-за того, что я сказала?

– Именно. – Судья Филдинг снова повернулся к Джеффри. – Я дал вам возможность рассказать о драгоценностях мне; вы ею не воспользовались. Я предостерег вас; вы не вняли предостережению. Я даже отправил вас с небольшим поручением в Челси, надеясь, что у вас будет время и вы передумаете. Вам все было нипочем. Подумали вы о том, как все это выглядит?

– Как выглядит?

– Да. Не жалея слов, вы разглагольствовали о необходимости пресечь действия двух негодяев – Хэмнита Тониша и Лавинии Крессвелл, а сами готовы были повести себя не лучше, чем они. Можете ли вы после этого жаловаться, что я вел с вами нечестную игру? Станете ли вы удивляться, что я подвергал сомнению все ваши свидетельства?

– Я…

– Так станете?

– Нет, – ответил Джеффри, помолчав секунду. – Нет, не стану. Гнев часто толкает нас к необдуманным поступкам. И все же я не понимаю…

– Чего вы не понимаете?

– У вас были основания не доверять мне. Тем не менее, если судить по вашему тону (как вы любите судить по моему) может сложиться впечатление, что вы взываете к чему-то во мне, или что-то мне предлагаете, или же делаете вид, что по-прежнему верите в мою порядочность.

– Делаю вид, что верю? – воскликнул судья. – Не знаю почему, но я в нее действительно-таки верю.

– Почему?

– Вы могли бы присягнуть, что все это время знали о существовании завещания, и никто не смог бы вас опровергнуть. Скажите-ка мне теперь: для того чтобы завладеть драгоценностями, могли бы вы убить старуху?

– Не знаю. Не думаю.

– Если бы завещание не открыло вам, что вы и так можете взять эти драгоценности, что они все равно ваши, смогли бы вы привести свой план в исполнение?

– Я…

– Нет, – решительно сказал судья Филдинг. – Нет, даже на это вы не решились бы. И все же кто-то ее убил. То, что это – убийство, и вы, и я знали с самого начала.

– Сэр, только сегодня утром вы говорили, что это – естественная смерть.

– Разве? Ерунда! – бросил магистрат. Он наклонился вперед; от напряжения лицо его пошло морщинами. – Я слеп, но не во всем. Не обращайте внимания на мои слова, когда я хочу что-то из вас вытянуть. Грейс Делайт убили. Вы знаете, кто это сделал?

– Да. – Джеффри облизнул пересохшие губы. – Думаю, что знаю.

– Сможете вы представить доказательства?

– Наверное, смогу, если потребуется.

– Ага! Так я и думал! Тогда вы доставите мне убийцу, Джеффри. Даю вам двадцать четыре часа.

Молчание наступило в гулком мраморном ящике.

Никто не произносил ни слова. Судья Филдинг стоял в дверях, выставив вперед свой хлыстик. Джеффри, облокотись спиной на клавесин, внимательно его разглядывал.

– Понятно, – произнес он наконец. – Вы снова даете мне поручение, желая еще раз испытать мою честность. После этого мы квиты. Так ведь?

– В общем, так.

– А как будет с вашим обещанием относительно того, что Пег придется вернуться в Ньюгейт?

– Ни при каких обстоятельствах ей не придется туда возвращаться. Даю вам слово.

– Сэр, а что, если этого потребует закон? Сможете вы ему противостоять? Я пытался загнать Лавинию Крессвелл в угол. У меня ничего не вышло. Миссис Крессвелл по-прежнему не сломлена и все еще опасна. Что, если она потребует, чтобы Пег вернули в тюрьму? Этого мы боялись больше всего.

– Она не потребует. После того как я поговорил с Хьюзом, все переменилось.

– Переменилось? Каким образом?

– Миссис Крессвелл здесь больше не появится. Миссис Крессвелл собрала вещи и бежала.

Теперь Джеффри вскрикнул от удивления.

– Это и хотел сказать вам Хьюз?

– Да.

– Значит, она не ушла просто на вечер, как вначале уверял вас Хьюз и остальные слуги? Что-то вынудило ее покинуть поле боя? А Хьюз, ее подручный, либо сразу не сообразил, либо не придал этому значения? Но после, когда по вашим вопросам он понял, что ему грозит опасность со стороны закона, а также услышав, что сэр Мортимер будет жить, он поспешил во всем признаться и заявил, что с его стороны не было никакого злого умысла? Я правильно излагаю?

– Несколько сбивчиво. Но – признаю – правильно.

– Судья Филдинг, когда вы с сэром Мортимером Ролстоном планировали поместить Пег в тюрьму, сказал вам сэр Мортимер об угрозе, которая исходит от миссис Крессвелл? Сказал он, что это за угроза? Видимо, нет. Я думаю, сэр Мортимер одурачил вас, как дурачил всех остальных. Вы ведь только сейчас начали догадываться, в чем дело? Судья Филдинг, а вы сами – вполне ли обдуманно действовали вы в этом вопросе?

– Может быть… М-да! Что ж, возможно, я был введен в заблуждение. Ну и что? Сейчас это для нас не важно.

– А для кого же это важно? – воскликнула Пег. – Негодяй вы!

– Барышня!..

– Негодяй и есть! Вы все свалили на Джеффри! Прикидывались этаким духом всеведущим! А сами увязли по уши в этом деле и выбраться не могли, только не хотите этого признать. Так бы и остались в дураках, если бы не мой Джеффри!

– Ваша честь! – в ужасе вскричал Брогден, устремляясь к судье. – Этого нельзя терпеть!

– Брогден, – произнес судья, обращаясь к клерку, – попридержите язык.

Он повернулся к Пег:

– Я совсем не всеведущий, барышня, хотя, занимая должность магистрата, совсем не грех таковым иногда казаться. Тем не менее я такой же человек, как и вы, и, бывает, совершаю поступки, о которых сам сожалею потом.

– Да, – сказал Джеффри. – Все мы – бесноватые, все бываем одержимы дьяволом.

– И все же, мисс Ролстон, я способен прощать то, за что другой на моем месте сурово наказал бы. Но я и не потерплю в женщине дерзость, а в мужчине – непослушание. Джеффри, вы должны доставить мне убийцу. И не пытайтесь обмануть или переиграть меня – у вас ничего не выйдет. Главное же, не пытайтесь выяснить, что происходит в моем мозгу.

Брогден сник. Пег – вся в слезах – дрожала от ярости; Джеффри положил ей руку на плечо, успокаивая.

– Такие заявления, сэр, звучат красиво. Но толку в них немного. Как я должен искать убийцу, если вы не позволяете ни о чем вас спрашивать?

– У вас много вопросов?

– Нет, совсем мало.

– Тогда спрашивайте.

– Сэр, миссис Крессвелл убедили или вынудили бежать. Когда она покинула дом?

– Хьюз говорит, что несколько часов назад.

– Куда она отправилась?

– Этого Хьюз не знает, во всяком случае, клянется, что не знает. Ее необходимо найти.

– Что побудило ее к бегству?

– Перестаньте! Откуда мне знать? Но если эта женщина, Крессвелл, увидела, что игра проиграна, что цель ее…

– Прошу прощения, сэр, все это так, но лишь отчасти. Планы ее изменились, но она не отказалась от них вовсе. Получила она какое-нибудь письмо или записку извне? Говорила с кем-нибудь здесь, в доме, достаточно долго?

– Нет, ни письма, ни записки она не получала. Так говорит Хьюз, и, я думаю, он слишком напуган и не станет лгать. По словам врачей, она беседовала с каждым из них по приходе, но очень недолго. Больше ей не с кем было говорить.

Джеффри стукнул кулаком по крышке клавесина.

– Сэр, вы уверены, что больше не с кем? – – спросил он. – Кто-то ведь был у нее в спальне сегодня вечером и говорил с ней. Кто это был?

– На этот вопрос, молодой человек, отвечать придется вам, не мне. Еще вопросы у вас есть?

– Только один. – Взгляд Джеффри блуждал по гостиной. – Сегодня утром, судья Филдинг, вы напомнили мне, что, когда я был в доме Грейс Делайт над лавкой гравюр, я пожелал остаться один у ее тела. Кто рассказал вам об этом моем желании?

– Никто. Я получил анонимное письмо.

Джеффри в недоумении взглянул на судью.

– Повторяю, молодой человек, – сказал магистрат. – Я получил анонимное письмо, написанное печатными буквами. Брогден вам его покажет. Но что это вам даст?

– Очень много, сэр. Теперь я уверен, что знаю, кто убийца.